Текст книги "Джойленд (ЛП)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Я передал ему коробку.

– Как там колесо?

– Все отлично, крутится-вертится. Хочешь помочь мне с мотором, когда чуток еду переваришь?

– Само собой.

Он снял котелок и покрутил его на пальце. Волосы его были стянуты в тугой хвостик, и я заметил несколько белых нитей в их черной массе. В начале лета их не было – в этом я был уверен.

– Слушай, Джонси, Эдди Паркс – потомственный ярмарочник, но при этом он все равно злобный сукин сын. В его глазах у тебя два недостатка: ты молодой, и у тебя образование больше восьми классов. Когда надоест терпеть его закидоны, скажи мне, и я его приструню.

– Спасибо, пока терплю.

– Я знаю. Я видел, как ты себя ведешь, и мне это нравится. Но Эдди – это тебе не средний случай.

– Он любит наезжать на людей, – сказал я.

– Да, но вот что хорошо: поскреби любителя позадирать людей, и обнаружишь труса. Обычно даже не очень далеко от поверхности. Тут есть люди, которых он боится, и вышло так, что один из них – я. Я ему уже разбивал нос и, не задумываясь, разобью еще раз. Я только хочу сказать, что если настанет день, и тебе захочется вздохнуть свободно, я тебе в этом помогу.

– Можно я кое-что спрошу насчет него?

– Валяй.

– Почему он всегда в перчатках?

Лэйн засмеялся, нахлобучил котелок и сдвинул набекрень, как всегда.

– Псориаз. У него все руки как в чешуе, во всяком случае, он так говорит; сам я и не помню, когда в последний раз их видел. Говорит, без перчаток он их расчесывает до крови.

– Может, он от этого такой злой.

– Скорей наоборот: плохая кожа от плохого характера.

Он постучал по виску.

– Голова управляет телом, вот как я считаю. Ладно, Джонси, давай за работу.

Подготовив «Колесо» к зимней спячке, мы перешли к системе орошения. К тому времени, как мы прочистили трубы сжатым воздухом и напоили водостоки несколькими галлонами антифриза, солнце уже заходило за деревья к западу от парка, а тени удлинились.

– На сегодня достаточно, – сказал Лэйн. – Более чем. Давай я подпишу твою карточку.

Я стукнул пальцем по часам, которые показывали всего лишь пятнадцать минут шестого.

Лэйн улыбнулся и покачал головой. – Я с чистой совестью напишу тебе шесть – ты сегодня переделал работы часов на двенадцать, пацан. По меньшей мере.

– Ладно. Но не называйте меня пацаном. Это он так меня называет. – Я махнул головой в сторону «Дома страха».

– Я запомню. А теперь давай карточку и уматывай.

К вечеру ветер немного поутих, но все равно был довольно свежим, когда я направился по пляжу домой. Во время таких вечерних прогулок мне нравилось наблюдать за своей длинной тенью на волнах, но в тот вечер я в основном смотрел себе под ноги. Я жутко устал. Мне лишь хотелось купить сэндвич с ветчиной и сыром в «Булочной Бетти» да пару банок пива в «7-11» по соседству. Поднимусь с ними в свою комнату, сяду на стул у окна и буду за едой читать Толкиена. Меня ждали «Две башни».

Поднять глаза меня заставил крик мальчика. Ветер дул в мою сторону, и голос я услышал отчетливо.

– Быстрее, мам! У тебя почти пол… – Тут он зашелся кашлем.

А потом:

– У тебя почти получилось!

Мама сегодня была на пляже, а не у себя под зонтиком. Она бежала в мою сторону, но меня не видела, потому что смотрела на воздушного змея, которого держала у себя над головой. Бечева от него тянулась к мальчику, сидевшем в своем кресле-коляске на краю пандуса.

Не туда, мамаша, подумал я.

Она отпустила змея. Тот поднялся на пару футов, шаловливо повилял из стороны в сторону, а потом рухнул на песок и заскользил по пляжу. Маме пришлось его догонять.

– Давай еще раз! – крикнул Майк. – У тебя поч… – кхе-кхе-кхе, резкий и сухой кашель. – У тебя почти получилось!

– Ничего подобного! – голос у нее был злым и усталым. – Чертова штуковина меня ненавидит. Давай лучше вернемся в дом и поуж…

У кресла-коляски сидел Майло и наблюдал блестящими глазками за вечерними упражнениями хозяйки. Завидев меня, он залаял и пулей ринулся с места. Я вспомнил пророчество мадам Фортуны в день нашей первой встречи: в твоем будущем есть маленькие девочка и мальчик. У мальчика собака.

– Майло, назад! – крикнула мамаша. Наверное, когда-то волосы у нее были заколоты, но теперь, после нескольких летных экспериментов, они прядями свисали на лицо, и ей то и дело приходилось их смахивать.

Майло не обратил внимания. Затормозив в облаке песка прямо передо мной, он сел на задние лапы. Я засмеялся и похлопал его по голове.

– И всё, дружок – круассанов сегодня не будет.

Майло тявкнул и засеменил обратно к мамаше, которая стояла по щиколотку в песке, тяжело дыша и недоверчиво на меня посматривая. Пойманный змей болтался у ее ног.

– Вот видите? – сказала она. – Поэтому я вас и просила его не кормить. Он у нас жуткий попрошайка и считает другом любого, кто даст ему хоть что-нибудь.

– Да я и сам довольно дружелюбный.

– Рада за вас, – ответила она. – Но нашу собаку больше не кормите.

На ней были бриджи и старая синяя футболка с выцветшей надписью. Судя по пятнам пота, заставить змея летать она пыталась уже довольно долго. И почему нет? Если бы мой ребенок был прикован к креслу-коляске, я бы тоже захотел подарить ему что-нибудь воздушное.

– Просто вы идете не в ту сторону, – сказал я. – И в любом случае бежать никуда не нужно. Не знаю, почему все думают, что надо бежать.

– Уверена, вы в этом разбираетесь, – сказал она, – но уже поздно и мне надо накормить Майка ужином.

– Мам, пусть попробует. Ну пожалуйста.

Немного постояв с опущенной головой и прилипшими к шее потными волосами, она вздохнула и протянула мне змея. Теперь я смог прочитать надпись на футболке: КЕМП ПЕРРИ ТУРНИР 1959 (В ПОЛОЖЕНИИ ЛЕЖА). На змее же изобразили лицо Иисуса, и я не смог сдержать смех.

– Шутка такая. Посторонний не поймет, – сказала она. – Не спрашивайте.

– Ладно.

– У вас одна попытка, мистер Джойленд, а потом я увожу сына на ужин. Ему нельзя мерзнуть. В прошлом году он сильно заболел и до сих пор не выздоровел, пусть он со мной и не согласится.

На пляже все еще было градусов семьдесят пять,[18]18
  24 градуса по Цельсию.


[Закрыть] но я смолчал: у мамы явно не было сил на дальнейшие препирательства. Вместо этого я ей напомнил, что зовут меня Девин Джонс. Она подняла руки и тут же их опустила, мол, как скажешь, приятель.

Я посмотрел на мальчика.

– Майк?

– Что?

– Начинай наматывать бечевку. Я тебе скажу, когда остановиться.

Так он и сделал. Я пошел за змеем, а когда поравнялся с креслом-коляской, посмотрел на Иисуса.

– Ну, теперь-то ты у нас взлетишь, мистер Христос?

Майк засмеялся. Мама – нет, но я увидел, что губы ее слегка дернулись.

– Он говорит, что взлетит, – пообещал я Майку.

– Отлично, потому что… – Кхе. Кхе-кхе-кхе. Мама права, он все еще не выздоровел. Чем бы он там ни болел. – Потому что до сих пор он только песок кушал.

Подняв змея над головой, я повернул его к Хэвенс-Бэй и тут же почувствовал, как в него вцепился ветер. Змей заколыхался.

– Теперь, Майк, я его отпущу. А как отпущу – начинай снова наматывать бечевку.

– Но он же…

– Не боись. Но действовать надо быстро и четко. – Я старался сделать инструкции сложнее, чтобы мальчик почувствовал себя крутым и умелым, когда змей взлетит. И он взлетит, если только ветер не стихнет. Я очень надеялся, что этого не произойдет, потому что насчет одной попытки мама явно не шутила. – Змей поднимется. Как только поднимется, начинай отматывать бечевку. Но она должна все время оставаться натянутой, ясно? То есть если она провиснет, ты…

– Намотаю ее обратно. Понял – не маленький.

– Хорошо. Готов?

– Ага!

Сидя между мной и мамой, Майло наблюдал за змеем.

– Итак: три… два… один… поехали!

Мальчишка сгорбился в своем кресле, а на его ноги под шортами больно было смотреть, но руки у него были в порядке и он умел следовать приказам. Майк намотал бечевку – змей сразу взмыл вверх. Тут же он начал вытравливать – поначалу переборщил и змей нырнул вниз, но быстро исправился, и тот снова взлетел. Мальчик засмеялся.

– Я его чувствую! Чувствую, как он вырывается!

– Это ветер, сказал я. – Продолжай в том же духе, Майк. Когда змей поднимется чуть выше, ветер им завладеет полностью, а там уже просто следи, чтобы он не вырвался.

Он отпустил бечеву, и воздушный змей взмыл ввысь, сначала над пляжем, а затем и над океаном, поднимаясь все выше и выше в голубое сентябрьское небо. Я последил за ним какое-то время, потом рискнул взглянуть на женщину. Она не ощетинилась в ответ, потому что смотрела она только на сына. Не думаю, что я когда-либо видел столько любви и счастья на чьем-нибудь лице – потому что мальчик был счастлив. Его глаза сияли, а кашель прекратился.

– Мам, он как будто живой! – Так и есть, подумал я, вспоминая, как отец учил меня запускать змеев в городском парке. Тогда мне было столько же лет, сколько Майку, только ноги у меня были в порядке. Пока змей парит в вышине – там, где он создан парить – он действительно живой. – Сама потрогай!

По небольшому склону она подошла к деревянному настилу и остановилась около мальчика. Глаза ее не отрывались от змея, а рука поглаживала темно-каштановые волосы сына.

– Ты уверен, солнышко? Ведь это твой змей.

– Да, мой, но ты должна попробовать! Это так здорово!

Она взяла катушку, бечевы на которой оставалось все меньше по мере того, как змей поднимался вверх (теперь это был лишь черный ромб, лица Иисуса видно уже не было) и вытянула ее перед собой. Показалось, что на какое-то мгновение ей стало страшно. А потом она улыбнулась. Когда порыв ветра подхватил змея и заставил его накрениться сначала на левый, а потом на правый борт, она вся расплылась в улыбке.

Она управляла им какое-то время, а потом Майк сказал:

– Пусть теперь он.

– Не стоит, все нормально, – запротестовал я.

Но она уже протягивала мне катушку.

– Мы настаиваем, мистер Джонс. Вы же, в конце концов, мастер пилотажа.

Я взял бечеву и вновь испытал знакомые острые ощущения. Бечева дрожала в руке точно леска удочки, на крючок которой попалась здоровенная форель, но несомненный плюс запуска воздушных змеев в том, что они никого не убивают.

– И высоко он поднимется? – спросил Майк.

– Не знаю, но, думаю, сегодня поднимать выше его не стоит. Наверху сильный ветер – змей может оторваться. К тому же вам, наверное, уже пора ужинать.

– Мам, можно мистеру Джонсу поужинать с нами?

Она задумалась над этим предложением – было видно, что ей оно не по душе. Однако она была готова согласиться – ведь я запустил змея.

– Не стоит, – сказал я. – Благодарю за приглашение, но сегодня в парке был тяжелый день. Мы задраивали люки на зиму, так что мне бы хотелось поскорее добраться до душа.

– Вы можете принять его у нас, – сказал Майк. – У нас около семидесяти ванных комнат.

– Майкл Росс, у нас нет семидесяти ванных комнат!

– Или даже семьдесят пять, и в каждой по джакузи, – он засмеялся. Это был милый, заразительный смех – по крайней мере, до тех пор, пока он не перешел в кашель. Кашель становился все сильнее, но, не успела мать Майка всерьез забеспокоиться, он смог его унять.

– В другой раз, – сказал я и протянул ему катушку с бечевой. – Мне нравится твой змей. Пес тоже ничего.

Я наклонился и потрепал Майло по макушке.

– Эх, ну ладно. В другой раз. Но только не задерживайтесь, потому что…

Мать резко оборвала его.

– Мистер Джонс, вы могли бы завтра пойти на работу чуть раньше?

– Думаю, да.

– Если погода будет хорошей, мы могли бы выпить по фруктовому коктейлю. Я делаю неплохие фруктовые коктейли.

Готов был поспорить, что так и есть. Кроме того, это позволит ей не запускать незнакомца в дом.

– Вы придете? – спросил Майк. – Будет здорово.

– С удовольствием. Еще и захвачу с собой пакет выпечки из булочной.

– О, вовсе не обязатель… – начала она.

– Меня это не затруднит, мэм.

– О, – она словно вспомнила что-то. – Я же не представилась, да? Меня зовут Энн Росс.

Она протянула руку.

– Я бы ее пожал, миссис Росс, но я и вправду не очень чистый, – я показал ей свои ладони. – Боюсь, змея я тоже запачкал.

– Вам… тебе надо было пририсовать Иисусу усы! – крикнул Майк и вновь зашелся в смехе, который перешел в приступ кашля.

– Ты слишком ослабил бечеву, Майк, – сказал я. – Подкрути чуть-чуть.

И, когда он принялся наматывать бечеву на катушку, я в последний раз потрепал Майло и пошел вниз по пляжу.

– Мистер Джонс, – окликнула меня Энн Росс.

Я обернулся. Она стояла прямо, задрав подбородок.

Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, и я убедился в том, что у нее отличная грудь.

– И я, вообще-то, мисс. Но поскольку мы уже должным образом представились друг другу, можете звать меня Энни.

– Хорошо, – я указал на ее футболку. – Что за «турнир»? И почему «в положении лежа»?

– Это стрелковая позиция, – сказал Майк.

– Сто лет уже этим не занималась, – ответила она тоном, не предполагающим развитие разговора.

Я не возражал. Мы с Майком обменялись прощальными взмахами. Он улыбнулся. Улыбка у него была классная.

Через сорок или пятьдесят ярдов я оглянулся. Змей опускался, но ветер все еще играл с ним. Они смотрели на него – мальчик и его мать, положившая ему руку на плечо.

Мисс, подумал я. Мисс, а не миссис. Жил ли в большом викторианском особняке с семьюдесятью спальнями какой-нибудь мистер? Я его ни разу не видел, но это ничего не значит. Хотя не было, наверное, никакого мистера. Они жили вдвоем.

Сами по себе.

От Энни Росс я следующим утром не получил никаких разъяснений, зато многое узнал от Майка. А еще я получил отличный фруктовый коктейль. Она сказала, что сделала йогурт сама, и он был прослоен свежей клубникой – Бог знает, откуда взявшейся. Я принес круассаны и кексы с черникой из «Булочной Бетти». Майк не стал есть выпечку, зато выпил свой коктейль и попросил второй. Судя по тому, как отвисла челюсть у его мамы, это было выдающееся событие. Но, как мне показалось, в хорошем смысле.

– А ты точно осилишь еще один?

– Ну, может, половинку, – ответил он. – А что такое, мам? Сама же говоришь, что свежий йогурт помогает работе кишечника.

– Не думаю, что стоит обсуждать твой кишечник в семь утра, Майк.

Она встала, затем бросила на меня неуверенный взгляд.

– Не волнуйся, – бодро сказал Майк. – Если он начнет меня лапать, я науськаю на него Майло.

На ее щеках проступила краска.

– Майкл Эверетт Росс!

– Извини, – сказал он. Непохоже было, что ему стыдно. Глаза его сияли.

– Не передо мной извиняйся, а перед мистером Джонсом.

– Прощаю, прощаю.

– Вы присмотрите за ним, мистер Джонс? Я ненадолго.

– Да, если будете называть меня Девин.

– Договорились.

Она торопливо пошла по дорожке, остановившись разок, чтобы оглянуться на нас. Думаю, она почти решила вернуться, но в конце концов перспектива впихнуть побольше здоровой еды в своего болезненно худого мальчика перевесила, и она пошла дальше.

Следя за тем, как она поднимается на задний двор, Майк вздохнул:

– Теперь придется его съесть.

– Ну да. Ты же вроде сам попросил?

– Только чтобы спокойно с тобой поговорить. Я, конечно, ее люблю, но она вечно вмешивается. Как будто моя болезнь – какой-то позорный секрет, который мы должны скрывать.

Он пожал плечами.

– У меня мышечная дистрофия, только и всего. Поэтому я в инвалидном кресле. Я могу ходить, но эти костыли и скобы – такая морока.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Паршиво это, Майк.

– Наверное. Но я болею, сколько себя помню, так что какая нафиг разница. Только это особый вид – мышечная дистрофия Дюшенна. Большинство ребят, у кого она есть, откидывают коньки до двадцати лет или чуть за двадцать.

Ну и скажите на милость: что ответить десятилетнему мальчику, который только что сказал тебе, что его смертный приговор уже подписан?

– Но! – он важно поднял палец. – Помнишь, она говорила, как я болел в прошлом году?

– Майк, ты можешь мне все это не рассказывать, если не хочешь.

– Могу, но я-то хочу, – он смотрел на меня пристально, даже настойчиво. – Потому что ты хочешь это знать. Может быть, тебе даже нужно это знать.

Я снова думал о Фортуне. Два ребенка, сказала она мне, девочка в красной кепке и мальчик с собакой. Она сказала, что один из них ясновидящий, но она не знает, который. Похоже, теперь я это знал.

– Мама сказала, что я думаю, будто я выздоровел. Похоже, что я выздоровел?

– Кашляешь ты сильно, – отважился заметить я, – но в остальном…

Я не знал, как закончить. Но в остальном – у тебя ноги как палочки? В остальном ты выглядишь так, как будто взлетишь, как воздушный змей, если мы с твоей мамой привяжем шпагат к твоей футболке? В остальном, если бы мне пришлось держать пари, кто дольше проживет – ты или Майло, я бы поставил на собаку?

– Я слег с пневмонией после Дня благодарения. Когда после пары недель в больнице мне не стало лучше, врач сказал маме, что я, наверно, умру, и ей надо – в общем, готовиться к этому.

Он не мог сказать этого при тебе, подумал я. Они бы никогда не стали вести такой разговор там, где ты мог его услышать.

– Но я не умер, – сказал он с ноткой гордости. – Дедушка позвонил маме – я думаю, это был их первый разговор за долгое время. Не знаю, кто сказал ему, что происходит, но у него везде свои люди.

«Везде свои люди» – это смахивало на паранойю, но я придержал язык. Позже я узнал, что паранойей там и не пахло.

У дедушки Майка действительно везде были свои люди, и все они поклонялись Иисусу, флагу и Национальной стрелковой ассоциации – не обязательно в этом порядке.

– Дедушка сказал, что я победил пневмонию по Божьей воле. Мама сказала, что он городит чушь, как в тот раз, когда он сказал, что моя дистрофия – это кара Божья. Она сказала, что я просто крепкий маленький сукин сын, а Бог тут ни при чем. И повесила трубку.

Майк мог слышать ее реплики, но не дедушкины, и я чертовски сомневался, что мать ему их пересказала. Но я не считал, что он все выдумал. Я даже захотел, чтобы Энни немного задержалась. Слова Майка не походили на речи Мадам Фортуны. Она, как я думал тогда и продолжаю думать сейчас, столько лет спустя, обладала небольшими, но настоящими сверхъестественными способностями, подкрепленными тонким знанием людской природы и завернутыми в блескучую ярмарочную оболочку. У Майка все было яснее и проще. Чище. На призрак Линды Грэй это не было похоже, но что-то общее тут было. Соприкосновение с иным миром.

– Мама сказала, что никогда сюда не вернется, но, как видишь, мы здесь. Потому что я хотел поехать к морю, и потому что я хотел запустить воздушного змея, и потому что мне никогда не исполнится двенадцать, не говоря уже про двадцать. Из-за пневмонии, понимаешь? Мне дают стероиды, и они помогают, но пневмония вместе с блядской дистрофией Дюшенна искалечили мне легкие и сердце навсегда.

Он взглянул на меня с детским вызовом, ожидая реакции на то, что теперь скромно называют «бомба на букву „Б“».

Я, конечно, не отреагировал. Слишком занят был перевариванием его слов, чтобы думать об их пристойности.

– Ясно, – сказал я. – Ты хочешь сказать, что лишний коктейль тут не поможет.

Он засмеялся, запрокинув голову. Смех перешел в такой приступ кашля, какого я у него еще не видел. В тревоге я подошел к нему и похлопал по спине… но осторожно. На ощупь под рубашкой не было ничего, кроме цыплячьих косточек. Майло гавкнул разок и положил лапу на худющую ногу Майка.

На столе было два кувшина – с водой и со свежевыжатым апельсиновым соком. Майк указал на воду, и я налил ему полстаканчика. Когда я попытался поднести стакан к его губам, он взглянул на меня с раздражением, несмотря на непрекращающийся кашель, и взял его сам. Часть воды он пролил на рубашку, но большая часть попала в горло, и приступ стал утихать.

– Сильный приступ, – сказал он, поглаживая себя по груди. – Сердце стучит, как сволочь. Не говори маме.

– Господи, малыш! А то она не знает.

– Она слишком много знает, вот что я думаю, – сказал Майк. – Она знает, что мне осталось, может быть, три хороших месяца, а потом четыре-пять очень плохих. Типа, все время лежать в постели и ничего не делать, только сосать кислород и смотреть «МЭШ – военно-полевой госпиталь» и «Толстого Альберта» (Популярные комедийный сериал и детская передача 1970-х, прим. пер.). Вопрос только в том, разрешит ли она бабуле и дедуле Росс прийти на похороны.

От кашля у него заслезились глаза, но я понимал, что он не плачет. Ему было тоскливо, но он держал себя в руках. Вчера, когда змей взмыл верх, и Майк почувствовал, как натянулась веревка, он казался младше своих лет. А теперь я видел, что он изо всех сил старается быть старше. И больше всего пугало то, что ему это удавалось.

Он взглянул на меня в упор.

– Она знает. Только не знает, что я знаю.

Хлопнула задняя дверь. Мы взглянули на дом и увидели, что Энни уже направляется по двору к дорожке.

– Почему мне надо это знать, Майк?

Он покачал головой.

– Понятия не имею. Только маме не говори, ладно? Она расстроится. У нее ничего нет, кроме меня.

Последнюю фразу он произнес не с гордостью, а с неким мрачным реализмом.

– Ладно.

– А, и еще, чуть не забыл. – Он бросил на нее взгляд, убедился, что она только на полпути, и снова повернулся ко мне. – Они не белые.

– Кто не белые?

Майк Росс явно был озадачен.

– Без понятия. Когда я утром проснулся, то вспомнил, что ты придешь на коктейль, и это пришло мне в голову. Я думал, ты поймешь.

Подошла Энни. Она налила мини-смузи в стакан для сока. Наверху была единственная клубничка.

– М-м-м-м! – сказал Майк. – Спасибо, мам.

– Да на здоровье, мой дорогой.

Она поглядывала на его мокрую рубашку, но комментировать не стала. Когда она спросила, хочу ли я еще сока, Майк мне подмигнул. Я сказал, что это было бы здорово. Пока она наливала сок, Майк скормил Майло две ложки с горкой своего смузи.

Она снова обернулась к нему и взглянула на его стакан, теперь полупустой.

– Ого. Ты и правда был голодный.

– Я же говорил.

– О чем вы говорили с мистером Джонсом… с Девином?

– Так, ни о чем, – ответил Майк. – Ему было грустно, но теперь стало лучше.

Я ничего не сказал, но почувствовал, как к щекам приливает жар. Когда я решился взглянуть на Энни, она улыбалась.

– Добро пожаловать в мир Майка, Девин, – сказала она, и, наверно, у меня стал такой вид, будто я проглотил золотую рыбку, потому что она расхохоталась. Этот звук мне понравился.

Тем вечером, когда я возвращался из Джойленда, Энни ждала меня у края настила. Я впервые увидел ее в блузке и юбке. И она была одна. Тоже впервые.

– Девин? Можно вас на минутку?

– Конечно, – ответил я и направился к ней по песчаному склону. – Где Майк?

– Три раза в неделю у него физиотерапия. Обычно Джанис – физиотерапевт – приходит по утрам, но сегодня я устроила так, чтобы она пришла вечером, потому что хотела поговорить с вами наедине.

– А Майк знает?

Энни печально улыбнулась.

– Наверное. Майк знает намного больше, чем ему положено. Не буду спрашивать, о чем вы говорили после того, как утром он от меня избавился, но подозреваю, что его… озарения… вас не удивляют.

– Он мне рассказал, почему прикован к креслу, вот и всё. А еще упомянул, что на прошлый День благодарения подхватил воспаление легких.

– Я хотела вас поблагодарить за змея, Дев. Мой сын спит очень беспокойно. Не от боли, нет, но во время сна у него нарушается дыхание. Что-то вроде коротких асфиксий. Ему приходится спать полусидя, что тоже не очень удобно. Иногда он вообще перестает дышать, и тогда его будит особый сигнал. Но за эту ночь – после запуска змея – он не проснулся ни разу. Я даже встала в два часа и прошла в его комнату, чтобы проверить, не испортился ли монитор. Но Майк просто спал как младенец. Ни тебе беспокойных метаний по постели, ни кошмаров – а они ему часто снятся – и никаких стонов. И всё благодаря змею. Змей порадовал его как ничто другое. Может быть, только поход в этот ваш клятый парк развлечений обрадовал бы его больше, но ни о чем таком и речи быть не может. – Тут она замолчала. Потом улыбнулась. – Черт. Кажется, меня прорвало.

– Всё нормально, – сказал я.

– Просто мне и поговорить-то почти не с кем. У меня есть домработница – очень хорошая женщина из Хэвенс-Бэй – и, конечно, Джанис, но это другое. – Она глубоко вздохнула. – И вот еще что. Я несколько раз повела себя с вами грубо без всякой причины. Простите меня.

– Миссис… Мисс… – Блин. – Энни, вам не за что извиняться.

– Есть за что. Вы просто могли наплевать на мои мучения со змеем и пройти мимо, и тогда Майк бы не получил полноценный ночной отдых. Могу лишь сказать, что с доверием к людям у меня большие трудности.

Вот тут она и пригласит меня на ужин, подумал я. Но она не пригласила. Может, из-за моих следующих слов.

– Знаете, а ведь Майк может посетить парк. Устроить это довольно просто. Парк уже закрыт на зиму, поэтому ему никто не помешает.

Ее лицо напряглось, будто сжатая в кулак рука.

– Нет. Ни в коем случае. Если вы так считаете, то вы знаете о его состоянии гораздо меньше, чем думаете. Даже не упоминайте при нем ничего такого. Я настаиваю.

– Ладно, – ответил я. – Но если вдруг передумаете…

Я запнулся. Не передумает она. Энни посмотрела на часы, и ее лицо осветила улыбка, в сиянии которой трудно было заметить, что глаз она не коснулась.

– Ой, уже совсем поздно. Майк же проголодается после упражнений, а я еще ничего не приготовила на ужин. Отпустите меня?

– Конечно.

Я стоял и смотрел, как она спешит по настилу к своему зеленому особняку, в который я, наверное, так и не попаду, благодаря своему болтливому рту. Но ведь идея взять Майка в Джойленд казалось такой правильной. За лето у нас в парке побывала уйма детишек с самыми разными недугами: дети-калеки, слепые дети, больные раком, дети с проблемами в развитии (которых в 70-е попросту называли умственно отсталыми). Ведь я же не собирался посадить Майка на «Мозготряс» и запустить на полной скорости. «Мозготряс», правда, уже закрыли на зиму, но, в любом случае, я же не полный идиот!

Карусель, например, все еще работала, и на ней Майк вполне мог бы прокатиться. Как и на поезде в «Деревне Туда-Сюда». Я был уверен, что Фред Дин разрешит мне показать мальчишке «Зеркальный дворец Мистерио». Но не бывать этому. Не бывать.

Он же ее нежный оранжерейный цветочек, и менять она ничего не собиралась. Змей был лишь минутным отклонением, а извинения – горькой пилюлей, которую ей пришлось проглотить.

И все равно я не мог не восхищаться гибкостью и быстротой ее движений, о которых ее сын мог только мечтать. Я смотрел на ее голые ноги под подолом юбки, и Венди Кигэн напрочь вылетела у меня из головы.

У меня были свободные выходные – и вы уже должны догадаться, что произошло. Сама мысль о том, что по выходным всегда идет дождь, кажется глупой, но это не так: спросите любого работягу, который хоть раз в жизни планировал на выходных сгонять на рыбалку или выбраться с палаткой на природу.

Что ж, на такой случай под рукой всегда был Толкиен. Вот и в тот субботний день, когда миссис Шоплоу постучала в дверь и спросила, не желаю ли я спуститься в гостиную и составить им с Тиной Акерли компанию в «Скраббл», я сидел в кресле у окна и вместе с Фродо и Сэмом пробирался вглубь Мордора.

Я, будучи много раз бит в «Скраббл» своими тетушками Тэнси и Наоми, не слишком-то любил эту игру. У обеих был просто гигантский словарный запас – я называл его «скраблятиной»: он включал такие удивительные экземпляры, как бьеф, фря и бхут (индейский дух, представьте себе). Тем не менее, я согласился. Миссис Шоплоу, в конце концов, была моей хозяйкой, а у дипломатии много форм.

Когда мы спускались по лестнице, она доверительно сообщила мне:

– Помогаем Тине размяться. Она у нас акула «Скраббла». В следующие выходные участвует в каком-то турнире в Атлантик-сити. Даже вроде как с денежными призами.

Очень быстро – примерно за четыре хода – выяснилось, что в «Скраббле» наша соседка даст фору обеим моим тетушкам, причем огромную. К тому времени, как мисс Акерли сложила слово «венценосец» (с извиняющейся улыбкой, характерной, похоже, для всех мастеров «Скраббла» – они, наверное, тренируют ее перед зеркалом), Эммалина Шоплоу отставала от нее на восемьдесят очков. Что же касается меня… не будем о грустном.

– Вы, наверное, ничего не знаете об Энни и Майке Россах? – спросил я в ожидании своего хода (моим соперницам всякий раз требовалась доооолгая пауза на раздумья). – Они живут в большом зеленом особняке на Бич-роу.

Мисс Акерли замерла – с рукой, запущенной в маленький коричневый мешочек с буквами. Ее глаза и так были большими, а толстые линзы очков делали их и вовсе огромными.

– Ты встречался с ними?

– Угу. Они пытались запустить воздушного змея… в смысле, она пыталась… а я немного помог. Они очень милые. Мне просто стало интересно… Вдвоем, в таком гигантском доме, причем мальчик серьезно болен…

Они обменялись недоверчивыми взглядами, и я уже начал сожалеть, что вообще затронул эту тему.

– Она говорила с тобой? – спросила миссис Шоплоу. – Снежная королева и в самом деле говорила с тобой?

Не просто говорила – угощала меня смузи. Благодарила меня. Даже извинялась передо мной. Но ни о чем таком я рассказывать не стал: не только потому, что Энни вновь вся заледенела, когда я ляпнул лишнего, а потому, что это мне казалось чем-то вроде предательства.

– Немного. Я просто помог им со змеем, вот и все. – Я повернул доску. Она принадлежала Тине – профессиональная, со встроенным шпинделем. – Ну же, миссис Шоплоу. Ваш ход. Может, выберете что-нибудь из моего слабого словарного запаса?

– Если разместить буквы с умом, то слово «слабый» может принести семьдесят очков, – заметила Тина Акерли. – Даже больше, если потом добавить к нему что-нибудь с буквой «ы».

Миссис Шоплоу проигнорировала и совет, и расположение букв на доске.

– Ты, конечно же, знаешь, кто ее отец.

– Не уверен.

Хотя я уже знал, что у нее с ним натянутые отношения, причем давно.

– Бадди Росс? «Час силы с Бадди Россом». Неужели не знаешь?

Что-то такое я припоминал. Вроде бы в костюмерной я слышал выступавшего по радио священника с фамилией Росс. Как-то раз, когда я второпях переодевался в меха, Дотти Лассен спросила – ни с того ни с сего – нашел ли я Иисуса. Сначала я даже хотел ответить ей, что не знал о его пропаже, но сдержался.

– Какой-то проповедник, так?

– Что-то вроде Орала Робертса и Джимми Сваггерта, такой же известный, – сказала миссис Шоплоу. – Вещает из своей огромной церкви в Атланте. Он называет ее «Божий оплот». Его радиопередачи транслируются на всю страну, а сейчас он очень активно пытается прорваться на телевидение. Не знаю, дают ли ему эфир бесплатно или он его покупает. Уверена, что он может себе это позволить – особенно в ночные часы, когда боль и бессонница не дают старикам уснуть. Его шоу состоят наполовину из чудесных исцелений, наполовину – из сбора пожертвований.

– Внука ему почему-то исцелить не удается, – заметил я.