Текст книги "Джойленд (ЛП)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Рука была левая. И татуировки на ней не было.

Эрин сказала:

– Ну, видишь?

– Там нечего видеть.

– В том-то и дело, Дев. В том-то и дело.

– Ты хочешь сказать, что это два разных человека? Тот, что с крестом на руке, убил Клодин Шарп, а другой парень с птицей на руке – Линду Грей? Это как-то маловероятно.

– Полностью согласна.

– Так к чему же тогда ты ведешь?

– Мне показалось, что я кое-что увидела на одном снимке, но я не была уверена, так что отнесла отпечаток и негатив одному аспиранту, Филу Хендрону. Он фотолабораторный гений, практически живет на отделении фотографии. Помнишь наши здоровенные «спид-графики»?

– А как же.

– В основном они были просто для пущего эффекта – хорошенькие девушки со старомодными камерами, но Фил говорит, что они вообще-то довольно приличные. Из негативов много что можно вытащить. Например…

Она вручила мне увеличенное фото с «Чашек-вертушек». Голливудская Девушка снимала молодую пару с малышом, но на этом отпечатке их почти не было видно.

Теперь в центре фотографии оказались Линда Грей и ее спутник-убийца.

– Посмотри на руку, Дев. Взгляни на татуировку!

Прищурившись, я последовал ее совету.

– Трудно разглядеть, – пожаловался я. – Рука смазана сильнее всего остального.

– Я так не думаю.

На этот раз я поднес снимок поближе к глазам.

– Это… Господи, Эрин! Это что, чернила? Они подтекают? Самую чуточку?

Она торжествующе улыбнулась.

– Июль 1969-го. Жара страшная. Наверно, пот со всех лился градом. Если не веришь – взгляни на другие фотографии, и увидишь пятна пота под мышками. И кроме того, у него ведь была и другая причина покрываться испариной. Он задумал убийство. Причем дерзкое убийство.

– Черт! Пират Пит! – воскликнул я.

Она наставила на меня указательный палец.

– Бинго!

«У Пирата Пита» – так называлась сувенирная лавка рядом с «Брызгами и визгами», над которой гордо реял «Веселый Роджер». Внутри продавался обычный ассортимент: футболки, кофейные кружки, пляжные полотенца и даже плавки, если вдруг ваше чадо забыло свои. На всём, ясное дело, красовалась эмблема Джойленда. Еще там был прилавок, у которого вы могли сделать переводную татуировку на любой вкус.

Если же самим сделать ее у вас не получалось, то Пират Пит (или один из его салаг-помощников) за небольшую мзду вам помогали.

Эрин согласно кивала.

– Вряд ли убийца сделал татуировку именно там: он мужик с мозгами и не стал бы так глупо поступать. Но я уверена, что птица у него на руке – всего лишь картинка, как и коптский крест, который та девушка видела в кинотеатре в Рокки-Маунте. – Тут Эрин наклонилась вперед и схватила меня за руку. – Знаешь, что я думаю? Думаю, он их делает потому, что они привлекают внимание. Татуировки притягивают взгляд, а всё остальное просто… – Она постучала пальцем по нечетким фигурам, которые раньше были главными объектами фотографии, пока в Барде ее не увеличили.

– Во всем остальном убийца сливается с окружением.

– Точно. А сделав свое дело, он просто их смывает.

– Копы знают об этом?

– Понятия не имею. Можешь сам им сказать – мне ведь нужно возвращаться на учебу. Правда, я не уверена, что после стольких лет это их заинтересует.

Я еще раз просмотрел фотографии. Эрин, без сомнения, обнаружила кое-что важное, хоть я и сомневался, что само по себе ее открытие приведет к поимке убийцы из «Дома страха».

Но на фотографиях было что-то еще. Что-то еще.

Знаете, как иногда какое-нибудь слово вертится на кончике языка, но слетать с него отказывается? Вот так я себя тогда и почувствовал.

– А происходили ли убийства, похожие на эти пять – или четыре, если вынести за скобки Еву Лонгбаттом – уже после убийства Линды Грей? Ты не выяснила?

– Пыталась. Если вкратце, то вряд ли, но точно сказать не могу. Я перелопатила по меньшей мере пятьдесят убийств девушек и женщин и больше не нашла ни одного, которое бы подпадало под наши критерии. – Она начала их перечислять:

– Лето. Свидание со старшим по возрасту незнакомцем. Перерезанное горло. Какая-то связь с ярм…

– Привет, ребятки.

Мы испуганно вздрогнули. К нам подошел Фред Дин. Сегодня он надел рубашку для гольфа, ярко-красные шорты и кепку с длинным козырьком и вышитой золотой нитью надписью «ХЭВЕНС-БЭЙСКИЙ СПОРТКЛУБ». Я-то привык его видеть в костюме, где вся его непринужденность ограничивалась снятием галстука и расстегиванием верхней пуговицы сорочки. В этих же шмотках он выглядел молодым до неприличия, если не считать седины на висках.

– Здравствуйте, мистер Дин, – вставая, поздоровалась Эрин. В одной руке она все еще сжимала свои записи и несколько фотографий. В другой – папку. – Не знаю, помните ли вы меня…

– Конечно, – ответил тот. – Голливудских Девчонок я не забываю, только имена иногда путаю. Ты Эшли или Джерри?

Эрин улыбнулась, положила бумаги в папку и протянула мне. Я туда добавил фотографии, которые все еще держал в руках.

– Я Эрин.

– Точно. Эрин Кук. – Тут он мне подмигнул, что было еще необычнее, чем видеть его в этих старомодных шортах для гольфа.

– А у тебя губа не дура, Джонси.

– Не дура. – Я не стал вдаваться в объяснения о том, что на самом деле Эрин – девушка Тома Кеннеди. Да Фред, наверное, Тома и не помнит: тот ведь не щеголял по парку в коротком зеленом платьице и на высоких каблуках.

– Решил заскочить за бухгалтерскими книгами: на носу квартальная выплата налогов. Та еще колючка в пятой точке. Наслаждаешься визитом к местам боевой славы, а, Эрин?

– Да, сэр, еще как.

– В следующем году вернешься?

Она немного смутилась, но решила не лукавить:

– Вряд ли.

– Что ж, все по-честному. Но если вдруг передумаешь, Бренда Рафферти будет рада тебя пристроить. – Фред переключился на меня. – Этот паренек, которого ты хочешь привести в парк… Вы с мамой уже назначили день?

– Да, вторник. Среда или четверг, если во вторник будет дождь. Мальчишке нельзя мокнуть.

Эрин с любопытством на меня посмотрела.

– Советую придерживаться вторника, – сказал Фред. – На побережье надвигается шторм. Слава богу, не ураган, а тропические атмосферные завихрения. Обещают ливень и сильный ветер. До нас они доберутся в среду утром.

– Ладно, – ответил я. – Спасибо за совет.

– Рад был тебя увидеть, Эрин. – Отсалютовал ей Фред и направился к стоянке.

Подождав, пока он скроется из виду, Эрин захихикала.

– Ну и как тебе эти шортики?

– Да уж, – сказал я. – Просто шикарные. – Но смеяться над ними я и не думал. Как и над самим Фредом: именно его усилиями Джойленд все еще существовал – пусть и на соплях, честном слове и бухгалтерских фокусах. Пусть носит любые шорты, какие захочет. Эти хоть были не в клеточку.

– Какого это паренька ты собрался привести в парк?

– Долгая история. Расскажу по дороге обратно.

Так я и сделал, пересказав ей версию скромника-бойскаута и опустив перепалку в больнице. Эрин терпеливо дослушала до конца, и когда мы подошли к ведущим на пляж ступенькам, задала всего один вопрос:

– Дев, только честно: мамочка хорошенькая?

Сговорились они все, что ли?

Тот вечер Том и Эрин провели в буги-баре «Серфер Джо» – летом они частенько там зависали. Том звал и меня, но я отказался: третий лишний, сами понимаете. Кроме того, я сомневался, что в баре будет та же шумная и веселая атмосфера, что и летом: в городках вроде Хэвенс-Бэй есть огромная разница между июлем и октябрем. Об этом я им и сказал, продолжая играть роль старшего брата.

– Ты не понимаешь, Дев, – ответил Том. – Мы с Эрин не ищем там веселья – мы его туда приносим. Минувшее лето нас этому научило.

Тем не менее, вернулись они довольно рано – я слышал, как они поднимались по лестнице, и голоса их звучали почти трезво. Они шептались и приглушенно хихикали, отчего я ощутил легкое чувство одиночества.

Не из-за Венди, нет – просто потому, что был один. Оглядываясь назад, я понимаю, что даже это было шагом в правильном направлении.

Когда они пошли в бар, я начал просматривать записи Эрин, но не обнаружил ничего нового. Через пятнадцать минут я отложил их в сторону и вернулся к фотографиям, сделанных «ВАШЕЙ ГОЛЛИВУДСКОЙ ДЕВУШКОЙ». Сначала я просто просматривал их, потом сел на пол, разложил рядами и принялся менять фотографии местами, будто решая какую-то головоломку, чем, по сути, и занимался.

Эрин беспокоила связь убийств с ярмарками и татуировки, которые, похоже, были ненастоящими. Меня это тоже волновало, но было и еще кое-что. Что-то, чего я пока понять не мог. Это раздражало, поскольку я чувствовал, что разгадка прямо под носом. В результате я убрал все фотографии назад в папку, оставив лишь две. Самые важные. Я держал их в руках и переводил взгляд с одной на другую.

Линда Грей и ее убийца в очереди на «Чашки-вертушки».

Линда Грей и ее убийца в тире.

Не обращай внимания на татуировку, сказал я себе. Дело не в этом.

Дело в другом.

Но в чем еще, черт возьми? Его глаза прятались за темными очками. Бородка скрывала нижнюю часть лица, а надвинутая на глаза кепка мешала рассмотреть лоб и брови. Рисунок на кепке изображал сома, который выглядывал из большой красной буквы К – эмблема «Мадкэтс», южнокаролинской команды младшей бейсбольной лиги. В разгар сезона парк прямо-таки пестрел такими кепками. Их было так много, что мы назвали их рыболками, а не песболками. Ублюдок с трудом мог найти более распространенный головной убор, в чем, конечно же, и состояла идея.

Я смотрел на фотографии по очереди – «Чашки-вертушки», тир, снова «Чашки». В конце концов я сунул снимки в папку и бросил ее на стол.

Я читал до тех пор, пока Том и Эрин не вернулись из бара, а потом пошел спать.

Может, ответ придет ко мне во сне, подумал я. Проснусь и закричу: вот черт, конечно же!

Звук прибоя меня усыпил. Мне снилось, что я на пляже с Энни и Майком. Мы Энни, обнявшись, стояли у самой воды и смотрели, как Майк запускает змея. Он отматывал бечеву и бежал за ней – бежал, потому что с его ногами все было в порядке. Майк был здоров. Мне лишь приснилось, что у него мышечная дистрофия Дюшена.

Проснулся я рано, потому что накануне позабыл задернуть занавески.

Я взял папку, вытащил те две фотографии и снова всмотрелся в них под лучами рассветного солнца. Я был уверен, что найду разгадку.

Но не нашел.

Гармония расписаний позволила Тому и Эрин приехать из Нью-Джерси в Северную Каролину вместе, да только в расписаниях гармония – скорее исключение, чем правило. Поэтому в воскресенье у них получилось доехать вместе лишь до Вилмингтона (я их отвез на своем «форде»). Поезд Эрин отправлялся в штат Нью-Йорк и Аннандейл-на-Хадсоне за два часа до томова «Берегового экспресса», который умчит его обратно в Нью-Джерси.

В карман куртки Эрин я положил чек.

– За межбиблиотечный обмен и межгород.

Она его вынула, а посмотрев на сумму, попыталась вернуть.

– Восемьдесят долларов – слишком много, Дев.

– Этого еще мало, учитывая, сколько всего ты накопала. Бери, лейтенант Коломбо.

Она засмеялась, положила чек обратно в карман и поцеловала меня на прощание – еще один сестринский поцелуй, совсем не похожий на тот, которым она меня наградила тем последним летним вечером. В объятиях Тома она провела гораздо больше времени. Они договорились провести День благодарения у томовых родителей в западной Пенсильвании. Отпускать Эрин ему явно не хотелось, но пришлось, когда по громкоговорителю объявили посадку на Ричмонд, Балтимор, Уилкс-Барре и далее на север.

Она укатила, а мы с Томом пошли пообедать в довольно сносном ресторанчике на другой стороне улицы. Я уже изучал раздел десертов, как вдруг Том прокашлялся и сказал:

– Послушай, Дев.

Что-то в его голосе заставило меня тут же поднять глаза. Щеки его разрумянились сильнее обычного. Я положил меню на стол.

– Это ваше расследование, на которое ты подбил Эрин… думаю, вам надо его прекратить. Оно ее беспокоит, и, мне кажется, даже влияет на учебу. – Тут он рассмеялся и посмотрел в окно на вокзальную суету. – Наверное, я сейчас больше напоминаю ее папашу, чем парня, так ведь?

– Ты обеспокоен, вот и всё. Волнуешься за нее.

– Волнуюсь? Дружище, да я по уши в нее влюблен. Важнее Эрин у меня теперь в жизни ничего нет. Не думай, что это я из ревности. Дело вот в чем: чтобы перейти ко мне в универ и сохранить стипендию, ей нужно поддерживать приличные оценки. Ты же это понимаешь, правда?

Да, я понимал. Но, в отличие от Тома, я понимал и кое-что еще: он хотел, чтобы Эрин держалась подальше от Джойленда не только телесно, но и мысленно. Там с ним произошло нечто такое, чего он никак не мог осознать. Да он и не пытался, что в моих глазах делало его глупцом. Меня снова охватила зависть, заставившая желудок сжаться вокруг еды, которую тот пытался переварить.

Я улыбнулся. С огромным, надо сказать, усилием:

– Вас понял. Объявляю наше маленькое исследование законченным. – Так что расслабься, Томас. Можешь больше не думать о том, что тогда случилось в «Доме страха». Что ты тогда увидел.

– Отлично. Но мы же по-прежнему друзья, так ведь?

– Друзья навеки.

И мы скрепили это дело рукопожатием.

Сцену «Деревни „Туда-Сюда“» украшали три декоративных задника: замок Прекрасного Принца, волшебный бобовый стебель Джека и ночное звездное небо с неоновым силуэтом «Каролинского колеса». Все три порядком выцвели за прошедшие летние месяцы. В понедельник утром я обновлял их, стоя в крохотном закулисье (и надеясь, что не испорчу задники окончательно – в конце концов, я не Ван Гог), когда один из временных газунов передал мне сообщение от Фреда Дина. Он ждал меня в своем кабинете.

Я шел с некоторой опаской, предполагая, что он хочет задать мне взбучку за наш с Эрин субботний визит в парк – и крайне удивился, когда увидел Фреда. Он был одет не в один из своих костюмов, и не в смешную форму для гольфа, а в вылинявшие джинсы и вылинявшую футболку с логотипом Джойленда – ее рукава были закатаны, демонстрируя по-настоящему крепкие бицепсы. Лоб перетягивала повязка. Он не был похож на бухгалтера или офисного работника – он был похож на настоящего карусельщика.

Заметив мое удивление, он улыбнулся.

– Нравится прикид? Должен признаться, мне самому нравится. Я так одевался в пятидесятых, когда выступал с «Шоу братьев Блитц» на Среднем Западе. Мать не возражала, а вот отец был в ужасе. А ведь он сам был ярмарочником.

– Знаю, – сказал я.

Он приподнял брови.

– Правда? Слухами земля полнится, верно? Так или иначе, впереди много дел.

– Дайте список. Я уже почти закончил раскрашивать деко…

– А вот и нет, Джонси. Сегодня ты уйдешь отсюда в полдень, и я не хотел бы видеть тебя здесь до завтрашнего утра. До девяти, когда ты приведешь сюда своих гостей. И не переживай о зарплате – я прослежу, чтобы тебе проставили эти часы.

– Что происходит, Фред?

Он улыбнулся, и эту улыбку прочитать я не смог.

– Пусть это будет сюрпризом.

Понедельник выдался теплым и солнечным. Когда я возвращался в Хэвенс-Бэй, Энни и Майк обедали на своем привычном месте. Майло меня увидел и бросился мне навстречу.

– Дев! – закричал Майк. – Подходи, угощайся сэндвичем! У нас их тут куча!

– Пожалуй, не стоит…

– Мы настаиваем, – сказала Энни. Затем ее бровь приподнялась. – Если только вы не больны или типа того. Я не хочу, чтобы Майк подцепил заразу.

– Со мной все в порядке, просто отправили домой пораньше. Мистер Дин, мой босс, не объяснил, почему. Сказал, что это сюрприз. Думаю, что-то насчет завтрашнего дня, – я посмотрел на нее с некоторым сомнением. – У нас же все в силе, верно?

– Да, – сказала она. – Когда я сдаюсь – я сдаюсь. Просто… нам не стоит выматывать его. Ведь этого не случится, Дев?

– Мам, – сказал Майк.

Она не обратила на него внимания.

– Не случится?

– Нет, мэм.

Хотя вид Фреда Дина, похожего на ярмарочную разновидность дальнобойщика со всеми его выпирающими мышцами, меня слегка беспокоил. Достаточно ли ясно я ему объяснил, насколько хрупок мальчик? Наверное, но…

– Тогда подойдите и возьмите сэндвич, – сказала она. – Надеюсь, вам нравится яичный салат.

Я плохо спал той ночью, почти уверенный в том, что тропический шторм, о котором говорил Фред, придет на день раньше и испортит экскурсию Майка, но во вторник на рассвете небо было безоблачным. Я спустился в гостиную и включил телевизор – как раз вовремя, чтобы попасть на прогноз погоды, выходящий без пятнадцати семь. Шторм по-прежнему ожидался, но во вторник его могли ощутить на себе лишь жители побережья Флориды и Джорджии. Мне оставалось лишь надеяться, что мистер Истербрук захватил с собой галоши.

– Рановато ты сегодня, – сказала миссис Шоплоу, высунув голову из кухни. – А я вот делаю болтунью с беконом. Угощайся.

– Что-то мне есть не хочется.

– Чушь. Твой организм все еще растет, Девин, и тебе нужно есть. Эрин рассказала мне о твоих сегодняшних планах, и, думаю, это отличная идея. Все пройдет гладко.

– Надеюсь, вы правы, – сказал я, но Фред в рабочей одежде не выходил у меня из головы. Фред, отпустивший меня пораньше. Фред, который готовил сюрприз.

Мы обо всем договорились за обедом накануне, и когда я подъехал на своей старой машине к большому зеленому особняку в половине девятого утра во вторник, Энни и Майк уже были готовы. И Майло тоже.

– Ты уверен, что никто не будет ругаться, если мы его возьмем? – спросил Майк в понедельник. – Я не хочу, чтобы у нас были неприятности.

– В Джойленд пускают служебных собак, – заверил я, – а Майло у нас будет служебной собакой. Да, Майло?

Майло склонил голову набок. Понятие «служебная собака» ему было явно незнакомо.

Сегодня на Майке были его огромные, неуклюжие скобы. Я дернулся было помочь ему сесть в фургон, но он отмахнулся и уселся сам.

Это потребовало больших усилий, и я уже думал, что он раскашляется, но все обошлось. Он чуть ли не подпрыгивал от возбуждения. Энни, невероятно длинноногая в джинсах «Ли Райдерс», вручила мне ключи от фургона.

– Поведете вы.

И, понизив голос, чтобы Майк не услышал:

– Я слишком волнуюсь.

Я тоже волновался. Я нахрапом втянул ее в это мероприятие. Майк мне помог, но взрослым-то был я. Если что-то пойдет не так, я и буду виноват. Молиться я никогда не умел, но, загружая в фургон костыли и коляску Майка, попросил небеса, чтобы все прошло нормально. Потом выехал со двора, повернул на Бич-Драйв и проехал мимо плаката «ПОДАРИТЕ СВОИМ ДЕТЯМ НЕЗАБЫВАЕМУЮ ПОЕЗДКУ В ДЖОЙЛЕНД!»

Энни сидела в пассажирском кресле, и я подумал, что никогда еще она не была так красива, как в это октябрьское утро, в своих линялых джинсах и тонком свитерке, с волосами, подвязанными пасмой голубой шерсти.

– Спасибо вам, Дев, – сказала она. – Надеюсь только, что мы поступаем правильно.

– Конечно, – сказал я с уверенностью в голосе, которой на самом деле не чувствовал.

Потому что теперь, когда дело было сделано, у меня появились сомнения.

Вывеска Джойленда светилась – это было первое, что я заметил.

А второе – что из динамиков лилась развеселая летняя музычка: парад хитов конца шестидесятых – начала семидесятых. Я собирался припарковаться на одном из мест, отведенных для инвалидов – они были всего футах в пятидесяти от входа – но не успел я к ним свернуть, как Фред Дин вышел из открытых ворот парка и поманил нас внутрь. Сегодня он был не просто в костюме, а в тройке, которую приберегал для редких визитов знаменитостей, достойных ВИП-тура. Костюм я видел и раньше, а вот черный шелковый цилиндр, какие бывают на дипломатах в старых кинохрониках, узрел впервые.

– Это что, нормально? – спросила Энни.

– А то, – сказал я слегка обалдело. Ничего нормального в этом не было.

Я въехал через ворота на Джойленд-авеню и остановился у скамейки перед «Деревней „Туда-Сюда“», где когда-то сидел с мистером Истербруком после своего первого выступления в роли Гови.

Майк хотел выйти из фургона так же, как в него сел – самостоятельно. Я стоял наготове, чтобы поймать его, если он потеряет равновесие, пока Энни вытаскивала сзади коляску. Навостривший уши Майло сидел у моих ног, постукивая хвостом и посверкивая глазками.

Пока Энни подвозила к нам кресло, подошел Фред, окутанный облаком одеколонного аромата. Он был… ослепителен. Другого слова не подберешь. Он снял цилиндр, поклонился Энни и протянул руку.

– Вы, должно быть, мама Майка.

Не забывайте, что в то время обращение «миз»[23]23
  нейтральное обращение к женщине, не указывающее на ее замужнее или незамужнее положение.


[Закрыть] еще не было в ходу, и как я ни нервничал, но не мог не восхититься тем, как он ловко обошел проблему «мисс/миссис».

– Да, – ответила она.

Не знаю, что ее смутило – то ли его любезность, то ли контраст в том, как они были одеты (она – для обычного визита в парк развлечений, он – для официального визита), но она, безусловно, была смущена. Однако руку ему пожала.

– А этот юноша…

– … сам Майкл.

Он протянул руку мальчику, который с широко распахнутыми глазами стоял на своих стальных подпорках.

– Спасибо, что посетили нас.

– Не за что… То есть, это вам спасибо. Спасибо, что разрешили нам прийти, – он пожал руку Фреда. – Парк такой огромный!

Никакой он, конечно, был не огромный. Диснейленд – вот огромный парк. Но для десятилетки, ни разу не бывшего в парке развлечений, он наверняка выглядел именно таким. На мгновение я увидел Джойленд его глазами, увидел как будто впервые, и все мои сомнения насчет того, стоило ли его сюда везти, растаяли.

Фред наклонился, чтобы осмотреть третьего члена семьи Росс, уперев руки в колени.

– А ты – Майло!

Майло гавкнул.

– Да, – сказал Фред, – мне тоже очень приятно. Он протянул руку и подождал, пока Майло подаст ему лапу, а затем пожал ее.

– Откуда вы знаете, как зовут нашу собаку? – спросила Энни. – Дев сказал?

Он выпрямился с улыбкой.

– Нет, не Дев. Знаю потому, что это место – волшебное, дорогая моя. Например… – Он показал пустые ладони и спрятал их за спину. – В какой руке?

– В левой, – подыграла ему Энни.

Фред вытянул вперед левую руку – пустую.

Она, улыбаясь, закатила глаза.

– Ну, в правой.

На сей раз в руке оказалась дюжина роз. Настоящих. Энни и Майк охнули от изумления. Я тоже. Даже теперь, столько лет спустя, я все еще понятия не имею, как он это сделал.

– Джойленд – для детей, дорогая моя, и поскольку сегодня Майк здесь единственный ребенок, парк принадлежит ему. Но эти цветы – для вас.

Она взяла их, как во сне, зарылась лицом в бутоны, втянула в себя аромат их сладкой красной пыльцы.

– Я отнесу их в фургон, – предложил я.

Она удержала их еще на мгновенье, потом отдала мне.

– Майк, – сказал Фред, – ты знаешь, чем мы здесь торгуем?

Майк неуверенно взглянул на него.

– Аттракционами? И играми?

– Мы продаем веселье. Ну что, пошли веселиться?

Я помню день, который Майк провел в парке – и Энни, конечно, тоже, – как будто это было вчера. Но нужен гораздо более талантливый рассказчик, чем я, чтобы объяснить, как этот день разорвал последние путы, которыми Венди Кигэн еще связывала мое сердце и чувства. Могу лишь сказать то, что вы и так знаете: бывают дни драгоценные. Их немного, но в жизни каждого наберется несколько штук. Вот это был один из них. Когда мне грустно, когда жизнь наваливается на меня и все вокруг кажется дешевой мишурой, как Джойленд-авеню в дождь, – я возвращаюсь к тому дню, чтобы напомнить себе, что жизнь – не всегда лохотрон. Иногда призы настоящие. Иногда они драгоценны.

Конечно, работали не все аттракционы, и это было к лучшему, потому что многие из них не годились для Майка. Но больше половины парка в то утро действовало: свет, музыка, даже некоторые ларьки, где с полдесятка газунов продавали поп-корн, картошку-фри, колу, сахарную вату и «Лайское наслаждение». Не представляю, как Фред и Лэйн устроили все это за один день, но им это удалось.

Мы начали с «Деревни», где Лэйн уже ждал нас возле Поезда Туда-Сюда. На нем была полотняная фуражка машиниста вместо обычной шляпы, но она заломил ее под все тем же лихим углом. Кто бы сомневался.

– Все на борт! Этот паровозик детишек возит, так что садись, да поторопись! Мамы бесплатно, собаки бесплатно, дети – на паровозе туда и обратно.

Он указал на Майка, затем на пассажирское сиденье паровоза.

Майк вылез из кресла, оперся на костыли и заковылял к нему.

Энни было дернулась, но он ее остановил:

– Нет, мам, не надо. Я сам.

Он обрел равновесие и захромал к Лэйну – живой мальчик с ногами робота. Майк позволил Лэйну усадить себя на пассажирское сиденье.

– А эта веревка – от свистка? Можно дернуть?

– Для того она и существует, – сказал Лэйн, – но следи за поросятами на рельсах! Тут неподалеку бродит волк, и они его до смерти боятся.

Мы с Энни уселись в один из вагончиков. Ее глаза сияли. На щеках расцвели розы не хуже фредовых. Губы, хотя и плотно сжатые, дрожали.

– Вы в порядке? – спросил я.

– Да, – она переплела свои пальцы с моими и сжала их почти до боли. – Да. Да. Да.

– На панели огоньки зеленые! – крикнул Лэйн. – Подтверди, Майкл.

– Подтверждаю!

– Кого надо опасаться на рельсах?

– Свиней!

– Я балдею, малыш, когда ты говоришь! Дерни как следует веревку-свистульку, и поехали!

Майк дернул за канат. Свисток загудел. Майло гавкнул. Запыхтели пневматические тормоза, и поезд тронулся.

Поезд Туда-Сюда был типичной «малышовкой». Все аттракционы в «Деревне» были малышовками – для детишек от трех до семи лет. Но надо помнить, как редко Майк Росс где-то бывал, особенно после того, как переболел пневмонией год назад, и сколько дней он просидел с матерью в конце той дорожки, слушая грохот аттракционов и счастливые визги из парка и зная, что все это не для него. А для него – ловить ртом воздух, когда начнут отказывать легкие, кашлять, постепенно терять возможность ходить даже с костылями и скобами, и, наконец, кровать, на которой он умрет в подгузнике под пижамой и с кислородной маской на лице.

«Деревня „Туда-Сюда“» выглядела покинутой без салаг, исполняющих свои сказочные роли, но Фред и Лэйн запустили все механические штуковины: волшебный бобовый стебель, который вырастал из земли в облаке пара, ведьму, хихикающую перед Леденцовым домиком, Сумасшедшее чаепитие, волка в ночном колпаке, который сидел в засаде под откосом и внезапно выскакивал к проходящему поезду. За последним поворотом нас ждали три хорошо известные всем детям домика: один из соломы, другой из веток, третий – из кирпича.

– Следи за поросятами! – крикнул Лэйн, и тут они как раз выскочили на рельсы, издавая усиленное динамиками хрюканье. Майк закатился смехом и дернул свисток. Как всегда, поросята спаслись… в последнюю секунду.

Когда мы подъехали к станции, Энни отпустила мою руку и поспешила к паровозу.

– Все в порядке, малыш? Дать ингалятор?

– Нет, все нормально. – Майк повернулся к Лэйну. – Спасибо, мистер машинист!

– Не за что, Майк. – Он протянул руку ладонью вверх. – Хлопни рукой, коль еще живой!

Майк так и сделал, и со смаком. Вряд ли он когда-нибудь чувствовал себя более живым.

– А теперь мне пора, – сказал Лэйн. – У меня сегодня дел хоть отбавляй, – и он мне подмигнул.

Энни наложила вето на «Чашки-вертушки», но – с некоторой опаской – одобрила «Креслоплан». Когда кресло Майка взмыло в небо на тридцать футов и принялось там раскачиваться, она сжала мою руку… ослабив хватку лишь тогда, когда услышала, как Майк смеется.

– Боже мой, – сказала она. – Ты только посмотри на его волосы! Как они развеваются!

Энни улыбалась. А еще она плакала, хотя, казалось, этого не замечала. Как и мою руку, обнявшую ее талию.

Аттракционом управлял Фред – и ему хватило смекалки разогнать его лишь наполовину. Если бы он врубил максимальную скорость, Майк повис бы параллельно земле, удерживаемый лишь центробежной силой. Когда кресло опустилось, Майк не мог идти – так его качало. Мы с Энни взяли его под руки и отвели к инвалидному креслу. Фред принес костыли.

– Нифига себе! – казалось, это единственное, что он способен сейчас сказать. – Нифига себе. Нифига себе.

Следующим пунктом были «Крутые моторки» – сухопутный, вопреки названию, аттракцион. Майк и Майло с видимым удовольствием рассекали рисованные волны на одной лодке, а мы с Энни – на другой.

Хотя к тому времени я работал в Джойленде уже четыре месяца, я никогда не катался на «Моторках» – и завопил, когда мы едва не врезались в судно Майка… успев увернуться лишь в последнюю секунду.

– Трусишка! – крикнула Энни мне прямо в ухо.

Выбравшись из лодки, Майк дышал тяжело, но не кашлял. Мы покатили его по Песьей тропе, где купили по содовой. Газун за прилавком отказался взять протянутую Энни пятерку: «Сегодня все за счет заведения, мэм».

– Можно мне сосиску, мам? И сахарной ваты?

Она сначала нахмурилась, потом вздохнула и пожала плечами.

– Ладно. Но ты должен помнить, что тебе по-прежнему нельзя все эти штуки. Сегодняшний день – исключение, ясно? И больше никаких быстрых аттракционов.

Он поехал к будке с «Лайским наслаждением», сопровождаемый лаем Майло, который бежал следом. Энни повернулась ко мне.

– Это не из-за диеты, если ты так подумал. Просто если у него заболит живот, его может стошнить, а приступы тошноты очень опасны для детей в его состоянии. Они…

Я поцеловал ее – просто мягко коснулся своими губами ее губ. Все равно что попробовал на вкус каплю чего-то невероятно сладкого.

– Успокойся, – сказал я. – Неужели он выглядит больным?

Ее глаза округлились. На мгновение я подумал, что она просто влепит мне пощечину и уйдет – день будет безнадежно испорчен, причем исключительно по моей собственной дурости. А потом она улыбнулась, бросив на меня изучающий взгляд – отчего в животе у меня потеплело.

– Думаю, ты способен на большее… представься тебе такая возможность.

И, прежде чем я смог что-то ответить, она поспешила вслед за сыном.

Да если бы она и осталась, ответить мне было нечего: она совершенно сбила меня с толку.

Энни, Майк и Майло забрались в одну из «Летучих гондол», которые пересекали парк сверху по диагонали. Мы с Фредом Дином ехали под ними на электрокаре. Кресло Майка мы заснули в багажное отделение.

– Отличный парень, – заметил Фред.

– Так и есть, но я не ожидал, что вы устроите… такое.

– Это не только для мальчика, но и для тебя. Ты принес парку пользы гораздо больше, чем думаешь, Дев. Так что я просто спросил у мистера Истербрука разрешения на большое шоу, а он дал зеленый свет.

– Вы ему звонили?

– Так точно.

– Этот фокус с розами… как вы его провернули?

Фред одернул манжеты и скромно ответил:

– Фокусник никогда не разбалтывает свои секреты. Сам, что ли, не знаешь?

– Вы, наверное, поднаторели в этом деле, когда работали на братьев Блиц?

– Нет, сэр, вовсе нет. У братьев я работал карусельщиком и зазывалой на центральной аллее. И, хотя у меня не было действующих водительских прав, иногда перевозил разный хлам на грузовике, когда приходилось перебираться по ночам с одного места на другое.

– И где же вы научились фокусам?

Фред потянулся к моему уху, достал из-за него серебряный доллар и бросил мне его на колени.