Текст книги "Джойленд (ЛП)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Я уж было задремал, но тут в дверь легонько постучала моя хозяйка:

– Тебе звонят, Дев. Какой-то мальчишка.

Я быстренько спустился в гостиную, ведь звонить мне мог только один мальчишка.

– Майк?

– Мама спит. Сказала, что устала, – послышался в трубке его полушепот.

– Ну еще бы, – ответил я, вспомнив, как сегодня мы вдвоем на нее ополчились.

– Да, я знаю, – сказал Майк, словно бы я высказал эту мысль вслух. – Но так было нужно.

– Майк… ты умеешь читать мысли? Ты сейчас читаешь мои?

– Я точно не знаю. Иногда я кое-что вижу или слышу, вот и всё. А иногда мне в голову лезут разные идеи. Например, это я придумал переехать в дедушкин дом. Мама сказала, что он ни за что не разрешит, но я знал, что он согласится. В общем, эта моя штука… думаю, она мне досталась от дедушки. Он ведь лечит людей. То есть иногда он только притворяется, но иногда лечит по-настоящему.

– Зачем ты позвонил, Майк?

Он оживился.

– Поговорить о Джойленде! Мы правда прокатимся на карусели и на чертовом колесе?

– Правда.

– И постреляем в тире?

– Может быть. Если мама разрешит. Всё будет обуславливаться одобрением твоей мамы. То есть…

– Я знаю, что это значит. – В голосе мелькнуло раздражение, но его тут же сменил детский восторг. – Это так круто!

– Никаких быстрых аттракционов, – сказал я. – Договорились? К тому же, они все равно уже закрыты на зиму. – «Каролинское колесо», вообще-то, тоже, но мы с Лэйном сможем привести его в рабочее состояние минут за сорок.

– Знаю. Надо беречь сердце. Мне хватит и чертова колеса. Когда мы по утрам выходим на край настила, нам его отлично видно. Наверное, на самой верхушке – это как смотреть на мир с моего змея.

Я улыбнулся.

– Типа того, да. Но помни, что все зависит от твоей мамы. Она у нас за главную.

– Наш поход – и для нее тоже. Она потом сама поймет. – От его уверенности мне стало жутковато. – И для тебя, Дев. Но в основном мы идем туда ради девушки. Она пробыла в парке слишком долго и хочет уйти.

У меня отвисла челюсть. Слюна, правда, не потекла: во рту у меня совершенно пересохло.

– Откуда ты… – дальше получился один лишь хрип. Я сглотнул. – Откуда ты о ней знаешь?

– Трудно сказать, но, думаю, сюда мы приехали из-за нее. И я тебе уже говорил, что они не белые?

– Говорил, но тогда ты не знал, что это значит. Теперь знаешь?

– Не-а. – Тут он закашлялся. Я переждал приступ, и Майк сказал:

– Мне пора. Мама просыпается. Теперь она полночи будет читать.

– Да?

– Да. Как же я надеюсь, что она даст мне прокатиться на чертовом колесе!

– Вообще-то оно «Каролинское», но работники парка просто называют его лифтушкой. – А некоторые – Эдди, к примеру – прозвали его хренолифтом, но этого я Майку решил не говорить.

– В Джойленде есть свой секретный язык, и это один из примеров.

– Лифтушка. Я запомню. Пока, Дев.

В трубке щелкнуло.

На этот раз с сердечным приступом свалился Фред Дин.

Он лежал на ведущем к «Каролинскому колесу» пандусе, а его лицо посинело и перекосилось. Встав на колени, я начал делать ему непрямой массаж сердца.

Массаж результата не принес, и тогда я наклонился, зажал ему ноздри и заткнул его рот своим. Тут что-то щекотнуло меня по зубам и языку. Отпрянув, я увидел, как у него изо рта изливается черная волна паучат.

Я проснулся, чуть ли не упав с кровати.

Выпроставшаяся из-под матраса простыня обмотала меня, словно саван. В груди гулко бухало сердце, а руками я залез себе в рот. Лишь несколько секунд спустя я понял, что там ничего нет. И всё же я встал с постели, прошел в ванную и выпил два стакана воды. Может, когда-то мне и снились кошмары пострашнее, но в три часа ночи того октябрьского вторника я их вспомнить не мог. Заправив кровать, я улегся в убеждении, что заснуть мне уже не удастся. И все же я почти задремал, как вдруг понял, что разыгранная нами в больнице сценка может так ни к чему и не привести.

Да, Джойленд предлагал особые программы для увечных, хромых и слепых (сегодня их называют «детьми с особыми потребностями»). Но то во время сезона, а ведь сезон-то уже закончился.

Джойленд тратил немалые деньги на страховку, но будет ли она действовать в октябре, если с Майком Россом что-нибудь случится? Я прямо-таки видел, как в ответ на мою просьбу Фред Дин качает головой и говорит, что ему очень жаль, но…

Утро выдалось холодным: с моря дул сильный ветер, поэтому в Джойленд я приехал на машине и припарковал ее рядом с лэйновым пикапом. В такой ранний час на стоянке «А» (которая вмещала до пятисот автомобилей) других машин не было. По асфальту шуршали опавшие листья, и этот звук тут же мне напомнил о пауках из сна. Около шалмана мадам Фортуны (скоро его разберут на зиму) на раскладном стульчике сидел Лэйн и ел щедро намазанный сыром бублик.

Котелок все так же лихо сидел у него на голове, да и сигарета за ухом никуда не делась. Но сегодня он надел джинсовую куртку – еще один признак того, что лето закончилось.

– Джонси, Джонси, парень одинокий. Хочешь бублик? У меня еще есть.

– Ага, – ответил я. – А пока буду есть, можно мне кое о чем с вами поговорить?

– В грехах пришел покаяться, а? Присаживайся, сын мой.

Он указал на стенку шалмана, к которой прислонилось еще несколько сложенных стульев.

– Да нет, не в грехах, – сказал я, раскладывая стул. Присел и взял протянутый мне коричневый пакет. – Просто я дал обещание, а теперь вот не знаю, смогу ли его выполнить.

Я рассказал ему о Майке, и о том, как убедил его маму пустить его в наш парк, что было очень непросто, учитывая ее хрупкое душевное состояние. Закончил я рассказом о том, как проснулся посреди ночи в полной уверенности, что Фред Дин этого ни за что не разрешит. О сне, правда, я и словом не обмолвился.

– Так что, – спросил Лэйн, когда я закончил, – красотка она, эта твоя мамочка?

– Ну… в общем, да. Но дело не в этом…

Лэйн похлопал меня по плечу и одарил снисходительной улыбкой, без которой я вполне мог обойтись.

– Всё понятно, Джонси, всё понятно.

– Лэйн, она ж на десять лет меня старше!

– И что? Если бы мне давали по доллару за каждую деваху, которая была на десять лет меня младше, то я бы уже смог заказать себе бифштекс в самом козырном ресторане. Возраст – всего лишь число, сынок.

– Супер. Спасибо за урок арифметики. Лучше скажите, вляпался ли я по уши, пообещав мальчишке, что он сможет прокатиться на карусели и «Колесе».

– Вляпался, – ответил он, и сердце у меня упало. Тут он поднял палец. – Но.

– Но?..

– Насчет даты вы уже договорились?

– Нет еще. Вообще-то, я рассчитывал на четверг. – Иначе говоря, до приезда Эрин с Томом.

– Не, четверг – плохо. Пятница – тоже. Сможет ли мальчишка со своей красоткой-мамашей потерпеть до следующей недели?

– Наверное, но…

– Тогда планируйте на понедельник или вторник.

– А чего ждать?

– Газеты, – сказал Лэйн, посмотрев на меня, как на махрового идиота.

– Газеты?..

– Местного горчичника. Выходит по четвергам. Когда твой последний подвиг попадет на первую страницу, ты будешь ходить у Фреда Дина в любимчиках. – Отправив остатки бублика в ближайшую урну двухочковым броском, Лэйн поднял руки над головой и взял в воображаемую рамку будущий газетный заголовок:

– Спешите в Джойленд! Здесь не только торгуют радостью, но и спасают жизни! – Он улыбнулся и передвинул котелок на другую сторону. – Бесценная реклама. Фред тебе по гроб жизни будет обязан. Как пить дать.

– А как они там вообще узнают? Вряд ли Эдди Паркс им расскажет. – А если и расскажет, то удостоверится, что в первом же абзаце читателям поведают о том, как я чуть было не переломал ему все ребра.

– Я все время забываю, какой ты еще салага в наших краях. Да в этой подстилке для кошачьей корзинки народ только и читает что «Криминальную хронику» и «Звонки в „скорую“». Правда, в «Звонках» дают лишь голые факты. Но тебе, Джонси, я сделаю особое одолжение: в обеденный перерыв я подъеду в редакцию и раструблю тамошним лохам о твоем героизме. Они мигом пришлют кого-нибудь взять у тебя интервью.

– Но я не хочу…

– Бог ты мой, да ты у нас бойскаут с орденом за скромность. Оставь. Ты же хочешь привести мальчишку в парк, так ведь?

– Хочу.

– Вот и не дергайся. И не забывай мило улыбаться в камеру.

Что (забегая вперед) я, собственно, и сделал.

– А знаешь, наш Фредди Дин способен просто забить на страховку и согласиться. Может, сразу и не поймешь, но он ведь и сам потомственный ярмарочник. Его отец был барахольщиком на кукурузном маршруте. Как-то Фредди мне рассказал, что одно время его папаша таскал с собой нехилый мичиганский клад, такой огромный, что им можно было придушить лошадь.

Я знал, что такое барахольщик и кукурузный маршрут, а вот про мичиганский клад слышал впервые. Мой вопрос Лэйна рассмешил.

– Две двадцатки по краям, а внутри – либо однодолларовые банкноты, либо просто зеленые бумажки. Неплохой трюк для привлечения толпы. Но Фредди всё это касается слабо. – Лэйн снова подвинул котелок.

– Тогда что же?

– Ярмарочники питают особую слабость к цыпочкам в тесных юбочках и несчастным детишкам. А еще у них острая аллергия на лоховские законы. Особенно на мелочную бюрократию.

– Так, может, мне не придется…

Взмахом руки он меня остановил.

– Давай не будем испытывать судьбу. Поговори с репортером.

Фотограф снял меня на фоне «Шаровой молнии». Снимок привел меня в содрогание: на нем я жмурился и вообще походил на деревенского дурачка, но дело свое он сделал. Когда в пятницу утром я зашел к Фреду, газета лежала у него на столе. Сначала он что-то бубнил, но, в конце концов, одобрил мою просьбу – при условии, что Лэйн не отпустит нас от себя ни на шаг, пока мальчик с матерью будут в парке.

Лэйн согласился безо всякого бубнежа. Он сказал, что давно хочет взглянуть на мою подружку, а когда я вскипятился, зашелся смехом.

Чуть позже я сообщил Энни Росс, что запланировал экскурсию по парку на следующий вторник, если повезет с погодой – а если не повезет, то на среду или четверг… сказал, а сам затаил дыхание.

Она долго молчала, потом тяжело вздохнула.

И согласилась.

Пятница выдалась напряженной. Я ушел из парка пораньше, поехал на вокзал Вилмингтона и сидел там, пока Том и Эрин не сошли на перрон.

Эрин подбежала ко мне, бросилась в объятья и поцеловала – в обе щеки и кончик носа.

Мы крепко обнялись, но принять дружеские поцелуи за что-то еще невозможно. Я отпустил ее и обменялся с Томом короткими мужскими объятиями. Выглядело все так, словно мы расстались не пять недель, а пять лет назад. Я был теперь работягой – и даже в своих лучших «чиносах»[20]20
  Брюки из плотного хлопка армейского кроя, часто носятся подвернутыми.


[Закрыть] и футболке я выглядел работягой. Пусть мои грязные джинсы и выцветшая песболка валялись сейчас в шкафу, назвать меня кем-то кроме работяги было трудно.

– Как здорово снова тебя видеть! – сказала Эрин. – Боже, какой загар!

Я пожал плечами.

– Что могу сказать? Тружусь в самой северной части реднек-ривьеры.

– Ты сделал верный выбор, – сказал Том. – Когда ты сказал, что не собираешься возвращаться на учебу, я ушам не поверил, но ты сделал верный выбор. Может, мне тоже следовало остаться в «Джойленде».

Он улыбнулся – своей фирменной улыбкой, говорящей «Я не просто поцеловал Камень красноречия,[21]21
  Камень красноречия – камень, вмонтированный в стену иралндского замка Бларни, дающий поцеловавшему её дар красноречия.


[Закрыть] я поцеловал его по-французски». От этой улыбки пташки сыпались с деревьев, но на лице Тома по-прежнему лежала тень. Он бы никогда не остался в Джойленде. После той поездки – никогда.

Они остановились на выходные в нашем пансионе (миссис Шоплоу была счастлива сдать им комнату, а Тина Акерли была счастлива снова с ними увидеться), и мы впятером устроили на пляже отличную полупьяную вечеринку, а чтобы не замерзнуть, развели настоящий костер. В субботу, когда Эрин решила, наконец, поделиться со мной тревожащей ее информацией, Том объявил, что намерен разделать Тину и миссис Шоплоу в пух и прах в «Скраббл» и быстренько нас спровадил. Я подумал, что если мы встретим по пути Энни и Майка, я познакомлю их с Эрин, но день выдался зябким, океанский ветер пробирал до костей, и обеденный столик в конце деревянного настила пустовал. Даже зонт от солнца исчез – должно быть, его уже убрали на зиму.

Если не считать небольшой флотилии служебных грузовиков, все четыре джойлендских стоянки пустовали. Эрин – в шерстяных брюках и водолазке, с тонким и выглядящим очень по-деловому портфелем, на котором красовались ее инициалы – удивленно приподняла бровь, когда я вытащил связку ключей и самым большим из них открыл ворота парка.

– Так ты теперь один из них, – сказала она.

Это меня смутило. Все мы смущаемся (сами не зная, почему), когда нам говорят, что мы – «одни из них».

– Не совсем. У меня есть ключ от ворот на случай, если я приду раньше остальных… или уйду позже всех. Но только у Лэйна и Фреда есть Ключи от Всех Дверей.

Она засмеялась, словно я сказал какую-то глупость.

– Ключ от ворот и есть Ключ от Всех Дверей, разве нет?

Она отдышалась и смерила меня долгим взглядом.

– Ты выглядишь старше, Девин. Я подумала так еще до того, как сойти с поезда – когда увидела тебя на перроне из окна поезда. Теперь я знаю, почему. Ты работал, а мы отправились назад, в страну Нетландию – играть с заблудившимися там мальчиками и девочками.[22]22
  Аллюзия на сказку «Питер Пэн» шотландского писателя и драматурга Джеймса Барри.


[Закрыть] Только эти мальчики и девочки через какое-то время получат дипломы магистров и наденут костюмы от братьев Брукс.

Я указал на портфель.

– Он будет здорово смотреться с костюмом от братьев Брукс… если только они шьют женские костюмы.

Она вздохнула.

– Родительский подарок. Отец хочет, чтобы я стала адвокатом, как он. Пока что у меня не хватает духу признаться ему в том, что я хочу стать фотографом по найму. Он с ума сойдет.

Мы шли по Джойленд-авеню в тишине, если не считать шуршания листьев под ногами. Она глядела на укрытые аттракционы, на осушенный фонтан, на замерших лошадей на карусели, на пустую сцену деревни «Туда-сюда».

– Грустно видеть их такими. Начинаешь думать о смерти, – она оценивающе посмотрела на меня. – Мы видели газету. Миссис Шоплоу, должно быть, специально оставила ее в нашей комнате. Ты снова отличился.

– Ты об Эдди? Я просто мимо проходил, – мы добрались до шалмана мадам Фортуны. Складные стулья все еще стояли рядом. Я разложил пару и предложил Эрин сесть. Устроился рядом и достал из кармана пиджака пинтовую бутылку «Олд лог кабин».

– Дешевый виски, но согревает что надо.

Она с удивлением посмотрела на меня и сделала небольшой глоток. Я тоже глотнул, после чего закрыл бутылку и убрал обратно в карман. В пятидесяти ярдах ниже по Джойленд-авеню, нашей главной аллее, я мог разглядеть высокий деревянный фасад «Дома страха» и прочитать надпись, выполненную зелеными капающими буквами: ЗАХОДИ, КОЛЬ ОСМЕЛИШЬСЯ.

Ее маленькая ладонь сжала мне плечо с неожиданной силой.

Ты спас старого ублюдка. Спас, понимаешь? Признай, наконец, свои заслуги.

Я улыбнулся, вспомнив слова Лэйна о том, что я достоин ордена за скромность. Может быть, и так. В те дни признание собственных заслуг не было моей сильной стороной.

– Он выживет?

– Скорее всего. Фредди Дин разговаривал с докторами. Они сказали, что пациент должен бросить курить, бла-бла-бла, пациент должен перестать есть картошку фри, бла-бла-бла, пациенту предписаны постоянные упражнения.

– Уже вижу, как Эдди Паркс бегает трусцой, – заметила Эрин.

– Ага, с сигаретой во рту и пакетиком шкварок в руке.

Она хихикнула. Ветер поднял и растрепал ее волосы по лицу. В своей тяжелой водолазке и темных деловых брюках она уже не была похожа на ту жизнерадостную красавицу в зеленом платье, что бегала по Джойленду, мило улыбалась и упрашивала посетителей сфотографировать их своим старомодным фотоаппаратом.

– Что у тебя есть? Удалось что-нибудь выяснить?

Она раскрыла портфель и достала оттуда папку.

– Уверен, что хочешь в это влезать? Потому что я не думаю, что ты выслушаешь меня, скажешь «Элементарно, Эрин» и назовешь имя убийцы, как Шерлок Холмс.

Если мне и нужны были доказательства того, что я вовсе не Шерлок Холмс, то одной безумной идеи, будто бы Эдди Паркс и есть убийца из «Дома страха», было достаточно. Я хотел сказать ей, что меня больше заботит упокоение жертвы, чем поимка преступника, но это прозвучало бы дико, даже учитывая случай с Томом.

– Я тоже так не думаю.

– И, между прочим, ты должен мне сорок долларов за межбиблиотечный обмен.

– Я заплачу.

Она ткнула меня под ребра.

– Я надеюсь. Не ради же удовольствия мне приходится подрабатывать.

Она поставила портфель между лодыжек и открыла папку. Я увидел какие-то копии, два или три отпечатанных на машинке листа и несколько глянцевых фотографий вроде тех, что получали кролики, соглашавшиеся на предложение Голливудской Девушки.

– Ну что ж, тогда начнем. Я начала с «Чарльстон Ньюс» и заметки в «Курьер», о которой ты мне сказал, – она протянула мне копии. – Это воскресный выпуск. Пять тысяч слов домыслов и около восьми сотен – непосредственно информации. Прочитаешь позже, если захочешь – вкратце я расскажу тебе, о чем речь.

– Четыре девушки. Пять, если считать ее – она указала на «Дом страха». – Первую звали Дилайт Маубрей, для друзей – Ди-Ди. Родом из Уэйкросс, что в Джорджии. Белая, двадцать один год. За два или три дня до смерти она рассказала подруге по имени Жасмин Уизерс, что встретила нового парня: красавчика, на несколько лет старше нее. 31 августа 1961-го, через девять дней после того, как она пропала, ее тело нашли у тропинки на окраине Окифинокских болот. Если бы он затащил ее в сами болота, поиски продлились бы гораздо дольше.

– Если бы вообще завершились, – сказал я. – В этих болотах крокодилы разорвали бы ее через двадцать минут.

– Грубо, но верно – Она дала мне следующую копию. – Вот статья из «Уйэкросс джорнал геральд».

В ней было фото, на котором мрачный полицейский демонстрировал гипсовый слепок следов, оставленных каким-то автомобилем.

– Согласно рабочей версии, он бросил ее там, где перерезал ей глотку. В статье говорится, что следы оставлены грузовиком.

– Выбросил, словно мусор, – сказал я.

– И снова грубо, но верно, – она протянула мне еще одну копию газетной вырезки. – А это номер два, Клодин Шарп из Роки Маунт. Отсюда, из Северной Каролины. Белая, двадцать три года. Обнаружена убитой в местном кинотеатре второго августа 1963-го. Показывали «Лоуресна Аравийского» – длинный и шумный фильм. Автор заметки уверяет, что «анонимный источник в полиции» сообщил, будто бы убийца перерезал горло жертве во время одной из батальных сцен. Голые домыслы, конечно же. Убийца оставил окровавленную рубашку и перчатки на месте преступления, после чего, должно быть, вышел в чистой рубашке, которую носил под первой.

– Прямо как парень, убивший Линду Грей, – сказал я. – Не находишь?

– Выглядит именно так. Копы опросили всех ее друзей, но Клодин никому не рассказывала о новом парне.

– Не сказала, с кем идет вечером в кино? Даже родителям?

Эрин терпеливо посмотрела на меня.

– Ей было двадцать три, Дев, а не четырнадцать. Ее родители жили на другом конце города. Она работала в аптеке и жила в маленькой квартирке на втором этаже там же.

– Все это было написано в газете?

– Конечно же, нет. Мне пришлось сделать несколько звонков. Да что там несколько – я почти что стерла пальцы до костей, если хочешь знать. Так что за межгород ты мне тоже должен. Мы еще поговорим о Клодин Шарп, а пока идем дальше. Жертва номер три, если верить «Ньюс» и «Курьер» – девушка из города Санти, что в Южной Каролине. Переносимся в шестьдесят пятый: Ева Лонгбаттом, восемнадцать лет. Черная. Пропала четвертого июля. Парочка рыбаков нашла ее тело на северном берегу Санти-ривер через девять дней. Изнасилована, убита ударом ножа в сердце. Больше никто из жертв не подвергался сексуальному насилию, причем все остальные были белыми – так что можешь, конечно, отнести ее на счет убийцы из «Комнаты страха», но я бы не стала. Последней – до Линды Грей – была вот эта девушка.

Эрин дала мне фотографию из школьного альбома, с которой смотрела прелестная девушка с золотыми волосами. Из тех, что становятся ведущими чирлидершами и королевами бала, из тех, что встречаются с футболистами… и при этом все равно умудряются быть всеми любимыми.

– Дарлин Штамнахер. Думаю, стань она кинозвездой, фамилию бы изменила – а она мечтала о кино. Белая, девятнадцать лет. Из Макстона, Северная Каролина. Пропала 29 июня 1967 года. Обнаружена два дня спустя после обширных поисков в каком-то сарае на отшибе к югу от Элрода. С перерезанным горлом.

– Господи, да она же красавица. Неужели у нее не было постоянного парня?

– У такой-то прелестницы? Спрашиваешь! О нем-то полицейские сразу и подумали, только он с тремя приятелями все это время был в походе в Блу-Ридж. Все трое ручались за него. Это не он, если только ему не удалось улететь обратно на крыльях.

– А потом была Линда Грей, – сказал я. – Номер пять, если их всех убил один и тот же человек.

Эрин назидательно подняла палец.

– Если только все жертвы были обнаружены. 62-ой, 64-ый, 66-ой… в общем, сам понимаешь.

А между спицами «Колеса» всё выл и стонал ветер.

– Теперь перейдем к тому, что меня беспокоит, – сказала Эрин, словно бы пятерых убитых девушек для беспокойства было недостаточно. Она достала еще одну копию из своей папки. Это был флаер – на Языке их называли «крикунами» – рекламирующий некое «Шоу тысячи чудес Мэнли Уэлмана». На флаере два клоуна держали в руках пергамент. На пергаменте перечислялись некоторые из чудес – такие как КРУПНЕЙШАЯ В АМЕРИКЕ ВЫСТАВКА УРОДЦЕВ! И ДИКОВИН! Были там и аттракционы, и игры, и детские забавы, и САМЫЙ ЖУТКИЙ В МИРЕ ДОМ СТРАХА!

Заходи, коль осмелишься, подумал я.

– Ты добыла это с помощью межбиблиотечного обмена? – спросил я.

– Да. При желании так можно получить все, что угодно. Это объявление было опубликовано в «Уэйкросс джорнал геральд» и печаталось всю первую неделю августа 1961-го.

– Ярмарка Уэлмана проходила в Уэйкроссе в то же самое время, когда пропала первая девушка?

– Ее звали Ди-Ди Маубрей. Нет. К тому времени ярмарка уже съехала. Но она еще шла, когда Ди-Ди рассказала подруге о новом парне. А теперь взгляни сюда. Это из «Роки Маунт телеграм». Публиковалось в газете целую неделю в июле шестьдесят третьего – обычная реклама с продлением, думаю, не нужно даже объяснять.

Еще одно объявление на целую страницу, приглашающее на «Шоу тысячи чудес Мэнли Уэлмана». Те же клоуны, тот же пергамент – только вот с той остановки в Уэйкроссе прошло два года, а место выставки уродцев заняла лотерея с выигрышем в десять тысяч долларов.

– Когда в кинотеатре убили Клодин Шарп, ярмарка была в городе?

– Съехала днем раньше, – она указала на нижнюю часть объявления. – Тут внизу есть даты, Дев.

Я еще не был так хорошо знаком с датами, как она, но спорить не стал.

– Что насчет третьей девушки, Лонгбаттом?

– Я не нашла никаких сведений о ярмарке в районе Санти. А сведений насчет шоу Уэлмана и не нашла бы: оно разорилось осенью 1964-го. Я прочитала об этом в «Аутдор трэйд энд индастри». Как смогли выяснить я и мои многочисленные помощники-библиотекари, это единственное издание, рассказывающее о ярмарочном бизнесе и парках развлечений.

– Господи, Эрин, бросай фотографию и ищи себе богатого писателя или кинопродюсера. Будешь у него помощником по изысканиям.

– Я уж лучше поснимаю. Изыскания слишком похожи на работу. Но не отвлекайся, Девин. В районе Санти ярмарки не было, но убийство Евы Лонгбаттом в любом случае непохоже на остальные четыре. По крайней мере, так мне кажется. Тех девушек никто не насиловал, если помнишь.

– Насколько мы знаем. Газеты в таких случаях бывают стеснительны.

– Да, они пишут «обесчещена» или «стала жертвой полового преступления» вместо «изнасилована», но информацию так или иначе доносят, поверь.

– А что с Дарлин Шумейкер? Она была…

– Штамнахер. Этих девушек убили, Дев. Уж постарайся хотя бы запомнить их имена.

– Запомню, дай только время.

Она накрыла мою руку своей.

– Извини. Я на тебя слишком много вывалила, да? У меня-то было несколько недель, чтобы погоревать над всем этим…

– А ты горевала?

– В общем-то, да. Все это довольно-таки жутко.

Она была права. Когда читаешь или смотришь детектив, ты можешь, весело насвистывая, пройти мимо кучи трупов, интересуясь только тем, кто их укокошил – дворецкий или злая мачеха. Но тут речь шла о реальных девушках. Их плоть, наверное, терзало вороньё; черви забирались в их глаза и ноздри и вгрызались в серое вещество их мозга.

– А возле Макстона была ярмарка, когда убили эту Штамнахер?

– Нет, но в Ламбертоне вот-вот должна была начаться окружная ярмарка. Это ближайший сколько-нибудь приличный городишко. Вот.

Она вручила мне еще одну копию, рекламу Робисонской окружной летней ярмарки. Эрин снова постучала пальцем по листку. На сей раз она указывала на строчку «50 безопасных аттракционов от „Саутерн Стар Эмьюзмент“».

– Я нашла эту «Саутерн Стар» в каталоге «Ярмарочная торговля и индустрия» Компания основана сразу после Второй мировой. Базируется в Бирмингеме, путешествует по всему Югу с аттракционами. Не такими грандиозными, как «Шаровая молния» или «Мозготряс», но у них хватает раскладушек и карусельщиков, которые ими управляют.

Я не смог сдержать ухмылки. Похоже, Эрин не забыла Язык. Раскладушками назывались аттракционы, которые легко собрать и разобрать. Если вы когда-нибудь катались на «Чашках-вертушках» или «Дикой Мыши» – это и были раскладушки.

– Я позвонила боссу «Саутерн Стар». Сказала, что летом работала в Джойленде и пишу курсовую об индустрии развлечений. Может, я и правда ее напишу. По сравнению с этим моим исследованием курсовая – просто детский лепет. Так вот, он сказал мне то, о чем я и сама догадалась: что у них большая текучка кадров. Он не мог так сразу вспомнить, брали ли они кого-то из шоу Уэлмана, но думает, что скорее всего да: пару «парней на все руки», пару карусельщиков. Так что убийца Ди-Ди и Клодин мог быть на той ярмарке, и Дарлин Штамнахер могла с ним познакомиться. Официального открытия еще не было, но местные жители любят поглазеть на то, как карусельщики и газуны ставят аттракционы.

Она взглянула на меня без выражения.

– Думаю, так все и было.

– Эрин, а про связь с ярмаркой упоминается в статье, которую напечатала «Ньюз энд Курьер» после смерти Линды Грей? Или следует сказать – связь с парком развлечений?

– Не-а. Можно еще глотнуть из твоей бутылочки? Я замерзла.

– Можем зайти внутрь…

– Нет, меня от этих убийств морозом пробирает. Каждый раз, как я о них думаю.

Я дал ей бутылку и тоже приложился к ней, когда Эрин сделала свой глоток.

– Может, ты и есть Шерлок Холмс, – сказал я. – А копы? Думаешь, они это упустили?

– Не уверена, но думаю… да, упустили. Если бы это был детективный сериал, какой-нибудь мудрый старый коп типа лейтенанта Коломбо взглянул бы на картину в целом и сложил два и два, но, наверно, в реальной жизни таких людей немного. И потом, большую картину трудно увидеть, потому что ее части разбросаны по трем штатам и восьми годам. В одном можно быть уверенным: если он когда-нибудь и работал в Джойленде, его там и след простыл. Наверняка в парке развлечений текучка поменьше, чем в разъездной компании типа «Саутерн Стар», но все равно куча людей приходит и уходит.

Я и сам это знал. Карусельщики и киоскеры – не самый оседлый народ, да и газуны приходят и уходят, как прилив и отлив.

– Меня еще кое-что беспокоит, – сказала она, передавая мне свою пачечку фотографий восемь на десять дюймов. На каждой из них на белых полях были надписи «Фото сделано вашей Голливудской Девушкой».

Я просмотрел их и почувствовал, что мне нужен еще глоточек, как только понял, что держу в руках: фотографии Линды Грей и парня, который ее убил.

– Господи Иисусе, Эрин, это не газетные снимки. Где ты их взяла?

– У Бренды Рафферти. Пришлось ее слегка умаслить, сказать, какой она была хорошей мамочкой для нас, Голливудских девушек, но в конце концов она поддалась. Это свежие отпечатки с негативов, которые были в ее личных папках и которые она мне одолжила. Вот тут есть кое-что интересное, Дев. Видишь ленту на Линде Грей?

– Да.

«Лента». – так сказала миссис Шоплоу. Голубая лента.

– Бренда говорит, что его заретушировали на фотографиях, которые дали газетам. Надеялись, что это поможет поймать убийцу, да только оно не помогло.

– Так что тебя беспокоит?

Видит Бог, меня беспокоили все снимки, даже те, где Грей и мужчина просто проходили мимо на заднем плане, и узнать их можно было только по ее блузке без рукавов и ободку, а его – по бейсболке и темным очкам. Только на двух фотографиях Линду Грей и ее убийцу было четко видно. На первой они катались на «Чашках-вертушках» – его рука непринужденно лежала на выпуклости ее зада. На втором, самом ясном снимке они были в Тире Энни Оукли. Но ни на одном нельзя было разглядеть лицо мужчины. Я бы мог пройти мимо него и не узнать.

Эрин взяла фото с «Чашек».

– Взгляни на его руку.

– Да, татуировка. Я ее вижу, и миссис Шоплоу тоже о ней говорила. Как ты думаешь, что это? Ястреб или орел?

– Наверное, орел, но это неважно.

– Да ну?

– Ага. Помнишь, я сказала, что еще вернусь к Клодин Шарп? Молодая женщина, которой перерезали глотку в кинотеатре на «Лоуренсе Аравийском». Для такого городка, как Роки-Маунт, это была большая новость. «Телеграм» писала о ней почти месяц. Копы обнаружили только одну наводку, Дев. Девушка, с которой Клодин училась в школе, увидела ее в буфете и поздоровалась, и Клодин ей ответила. Девушка сказала, что рядом с ней был мужчина в темных очках и бейсболке, но она не подумала, что они вместе, потому что он был намного старше. Она вообще заметила его только потому, что он был в темных очках в кинотеатре… и потому, что у него на руке была татуировка.

– Птица.

– Нет, Дев. Коптский крест. Вот такой. – Она вытащила еще один ксерокс и показала мне. – Она сказала копам, что сперва приняла его за какой-то нацистский символ.

Я взглянул на крест. Элегантный, но на птицу не походил совершенно.

– Две татушки, по одной на каждой руке, – сказал я наконец. – На одной птица, на другой – крест.

Она покачала головой и снова протянула мне фото с «Чашек-вертушек».

– На какой руке у него птица?

Он стоял слева от Линды Грей, обнимая ее за талию.

Рука, лежавшая на ее ягодице…

– На правой.

– Да. Но девушка, видевшая его в кино, сказала, что крест был на правой руке.

Я подумал.

– Она ошиблась, вот и все. Свидетели часто путаются.

– Конечно. Мой отец мог бы говорить об этом весь день. Но взгляни, Дев.

Эрин вручила мне фото из тира, лучшее из всех, потому что на нем они не просто проходили на заднем плане. Пробегавшая мимо Голливудская девушка увидела их, отметила симпатичную пару и щелкнула аппаратом, надеясь, что снимок купят. Да только парень дал ей от ворот поворот. Причем грубо, по словам миссис Шоплоу. Я вспомнил, как она описывала фото: они стоят бок о бок, и он учит ее правильно держать винтовку, как это любят делать парни. Шоплоу, вероятно, видела мутный и зернистый газетный снимок. А это был оригинал, настолько четкий и ясный, что казалось, можно шагнуть прямо в него и предостеречь Линду Грей. Он стоял вплотную к ней, накрыв ладонью ее руку на стволе духового ружья 22 калибра.