Текст книги "Жизнь в авиации"

Автор книги: Степан Красовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глубинка России

В начале июня 1942 года противник стал сосредоточивать главную группировку своих войск в районе Курска. Чтобы дезориентировать советское командование, немцы организовали оперативную маскировку, давая понять, что они перебрасывают крупные силы в район Орла. По дорогам между Курском и Орлом продвигались большие механизированные колонны противника. Ночью – к Курску, днем – к Орлу. Враг очень искусно маскировался, и на первых порах ему удалось ввести нас в заблуждение. Разведывательное управление Брянского фронта упорно придерживалось мнения, что главные силы противник сосредоточивает на правом крыле фронта, в районе Мценск, Орел. Лишь в результате интенсивных полетов воздушных разведчиков 18 – 20 июня штаб 2-й воздушной армии получил достоверные сведения о том, что наиболее крупные группировки немецко-фашистских войск в действительности находятся значительно южнее, в районе Курск, Щигры.

Вместе с офицерами разведотдела штаба армии я прибыл к командующему фронтом и доложил о результатах разведки.

– А не ошибаются летчики? Разведчики фронта настаивают, что главные силы противника по-прежнему остаются в районе Орла, Мценска. Где гарантия, что завтра же враг не поведет отсюда наступления на Москву? – спросил командующий.

Такой гарантии, конечно, дать было нельзя, поэтому командующий в переговорах со Ставкой 21 июня довольно осторожно оценивал обстановку: “Я отнюдь не считаю снятой вероятность активных действий противника в лице 2-й танковой армии и 2-й армии из районов Орел, Мценск и Волхов, Малоархангельск, Дросково…”

У него, видимо, были основания именно так оценивать намерения противника: он располагал не только сведениями воздушной разведки, но и другими источниками информации. И лишь когда на рассвете 28 июня началось немецкое наступление на Воронеж, нам окончательно стала ясна обстановка. Невольно возникла мысль: “А не следовало ли во время доклада командующему фронтом настойчивее отстаивать свое мнение?”

С чувством горечи вспоминаешь сейчас и другие промахи, которых можно было избежать. Досаднее всего, что противник немедленно использовал наши оплошности.

Однажды командующий фронтом спросил меня:

– Вы разговаривали вчера с командирами дивизий по радио?

– Нет, – уверенно ответил я.

– Тогда слушайте перехваченную нами разведсводку немцев: “Радиоразведкой вскрыта дислокация штаба 2-й воздушной армии…”

И далее приводились точные координаты нашего штаба.

– Разберитесь, почему вопреки запрещению ведется радиообмен! – приказал комфронта.

Прибыв в штаб, я установил, что наши радисты всего лишь провели проверку связи, и этого оказалось вполне достаточно для противника. Конечно, немедленно было приказано не производить никакого радиообмена до начала активных боевых действий. Это правило соблюдалось в дальнейшем неукоснительно.

А вот еще один случай. Во второй половине мая наши летчики сбили немецкий самолет-разведчик и обнаружили фотопленку со многими советскими аэродромами в полосе Брянского фронта. Такие сведения дали бы в руки противнику большие козыри: он мог безошибочно наносить точные удары по нашим площадкам.

Пришлось немедленно перебазировать части, которые оказались в непосредственной близости к линии фронта, на глубинные аэродромы. Начальнику аэродромного отдела штаба тыла Б. Д. Круглову и его помощнику по маскировочной службе В. И. Лукьянову было приказано форсировать оборудование ложных взлетно-посадочных площадок. И не зря.

В первые же дни наступления враг совершил двадцать массированных налетов на ложные, и только три – на действующие аэродромы. Так, на бутафорскую площадку в районе Кшени было совершено только за день двести двадцать семь самолето-вылетов. Команда одного из ложных аэродромов, привлекавшая на себя удары немецких самолетов, геройски погибла под бомбежкой.

Немцы сосредоточили довольно мощный авиационный кулак. По сведениям, имевшимся у нас, к конце июня на Брянском фронте действовали эскадры 8-го авиационного корпуса 4-го воздушного флота противника. Наши разведчики обнаружили на его аэродромах 310 бомбардировщиков, около сотни истребителей и до полусотни разведчиков, корректировщиков и других самолетов. Перед началом наступления фашисты перебазировали к линии фронта еще ряд авиасоединений, и состав их авиационной группировки увеличился до 800 – 1000 самолетов.

А чем располагала 2-я воздушная армия? К началу активных боевых действий мы имели три истребительные, три штурмовые, две бомбардировочные и одну ночную бомбардировочную дивизии. Однако во всех соединениях был большой некомплект самолетов и летного состава. Армия располагала 106 истребителями, 91 штурмовиком, 106 дневными и 71 ночным бомбардировщиками – всего 374 самолетами, из которых одну треть составляли машины устаревших конструкций. Таким образом, немцы превосходили нас по общей численности самолетов в 2,5 – 3 раза, а по количеству бомбардировщиков – в 4 – 5 раз.

Почти до конца июня авиация противника не проявляла высокой активности, ограничивая свою деятельность разведывательными полетами. Только иногда мелкие группы фашистских бомбардировщиков наносили беспокоящие удары по войскам переднего края.

У фашистов уже стало правилом: крупные операции начинать на рассвете. Так было и здесь, под Воронежем.

В 3 часа утра 28 июня гул авиационной бомбардировки слился с раскатами артиллерийской канонады. Над позициями 40-й и 21-й армий появились плотные колонны “юнкерсов” под прикрытием “мессершмиттов”. Часть бомбардировщиков, пересекая линию фронта, устремилась к Воронежу, Ельцу, Старому Осколу, к аэродромам и железнодорожным узлам.

Упорные, кровопролитные бои завязались на земле. Первый удар по нашим войскам нанесли семь дивизий армейской группы “Вейхс”. Они наступали на стыке 21-й и 40-й армий в ста – ста двадцати километрах восточнее Курска. К концу дня немецким войскам удалось прорвать главную полосу нашей обороны и продвинуться в глубину на восемь – пятнадцать километров.

Когда определилось направление главного удара противника, Ставка Верховного Главного Командования приняла меры, чтобы усилить наш фронт тремя танковыми корпусами, а также резервной авиационной группой генерала Е. М. Белецкого. Группа перебазировалась в район Ельца и сразу же приступила к боевым действиям.

Обнаружив авиационные резервы, противник снова усилил удары по нашим аэродромам. Для координации действий авиации в Елец прибыли представители Ставки генерал Г. А. Ворожейкин и армейский комиссар 2 ранга П. С. Степанов.

В первые же дни наступления авиачасти понесли в воздушных боях тяжелые потери. Особенно большое напряжение пришлось выдержать летчикам-истребителям дивизии полковника А. П. Осадчего. Они сражались на левом крыле фронта, на участке, где враг наносил главный удар. Противник непрерывно бомбил наши передовые позиции. По двадцать – тридцать “юнкерсов” почти с таким же количеством истребителей прикрытия буквально висели над передним краем. Массированный налет длился в течение трех часов. Потом немцы продолжали бомбежку уже отдельных участков, способствуя продвижению своих войск и нанося удары по нашим подходящим танковым резервам. 28 июня, по неполным сведениям, фашистская авиация совершила до семисот самолето-вылетов.

Летчики дивизии Осадчего в этот день сбили немало “юнкерсов” и “мессершмиттов”, однако и сами понесли крупные потери. Мы были вынуждены отвести дивизию в район Усмань, Инжавино, чтобы дать ей время на ремонт оставшихся в строю самолетов. Одновременно с правого крыла фронта в район Воронежа спешно перебазировали другие соединения.

Когда оборона наших войск на переднем крае оказалась прорванной, враг стал наносить сосредоточенные удары с воздуха по узлам коммуникаций и танковым соединениям, устремившимся на ликвидацию бреши. Ожесточенной бомбардировке подвергся Воронеж. Налеты на город продолжались непрерывно, днем и ночью. Основные силы 2-й воздушной прикрывали и поддерживали войска 13-й и 40-й армий.

Только в течение первого дня операции наши летчики в районе Кшени провели двадцать шесть воздушных боев и сбили двадцать семь немецких самолетов. Ожесточенные схватки продолжались 29 и 30 июня, но силы были далеко не равные, 2-я воздушная армия понесла тяжелые потери. Случалось, что на всем фронте мы могли поднять в воздух каких-нибудь два-три десятка истребителей.

Не трудно понять, сколько мужества и стойкости проявляли в те дни летчики-бомбардировщики и штурмовики. Ведь им приходилось наносить удары по наступающему врагу без истребительного прикрытия. Однако это не мешало летчикам оказывать эффективную поддержку наземным войскам. Из штаба 1-го танкового корпуса передали телеграмму:

“В течение 5 июля авиация наносила мощные удары. Наблюдали лично в 11.35 при атаке высоты 220,3 до двадцати горевших танков и автомашин. Атака противника отбита. Майор Адреенко”.

Летчикам 205-й истребительной авиадивизии полковника Е. Я. Савицкого более недели пришлось действовать совместно с танкистами генерала М. Е. Катукова, впоследствии маршала бронетанковых войск. Михаил Ефимович Катуков остался доволен действиями истребителей. Они не только обеспечили танкистов разведданны-ми, надежно прикрыли с воздуха, но и уничтожили немало целей на переднем крае и в ближнем тылу противника.

В интересах танковой группы действовали и другие соединения, в частности 225-я и 227-я штурмовые авиадивизии, уничтожавшие войска и боевую технику противника на поле боя.

Следует отметить, что не все у нас шло так, как намечалось. Танковые соединения, выделенные Ставкой из резерва, вступали в бой не одновременно, не закончив сосредоточения. Поредевшие авиадивизии нашей армии не могли оказать им действенной поддержки с воздуха. Прорвав оборону, немецко-фашистские войска продвинулись на восток и подошли к Воронежу. 7 июля 1942 года Ставка разделила Брянский фронт на два фронта – Брянский и Воронежский; 2-ю воздушную армию передали Воронежскому фронту, которым командовал генерал Ф. И. Голиков. Предполагалось, что разукрупнение позволит улучшить управление, даст возможность более конкретно руководить боевыми действиями войск.

Для непосредственного руководства войсками на левом крыле фронта генерал-лейтенант Ф. И. Голиков с группой работников штаба выехал из Ельца в Воронеж. Мне тоже было приказано прибыть туда, чтобы более оперативно решать вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками, координировать совместные усилия на тех участках, где в конечном итоге решается исход сражения.

Оставив оперативную группу штаба армии на аэродроме Усмань, к вечеру я направился на КП командующего войсками. Некоторое время ехали по лесной дороге, потом машина вышла на открытый тракт. Вдали показался Воронеж. Солнце только что зашло, и над городом застыл багровый веер вечернего заката. В небо поднимались языки пламени. Из придорожных кустов, из балок выходили люди и с невыразимой горечью смотрели в сторону родного города. В одиночку и семьями шли они по полям и обочинам дороги с домашним скарбом. Нелегко было смотреть им в глаза. К нам подошла скромно, но аккуратно одетая женщина с ребятишками.

– Плохо вы воюете. До глубинки России отступили, – с горечью произнесла она.

Оказалось, муж ее – офицер, командир соединения. Образ этой женщины, плач ее малолетних детей вызывали угрызение совести. Я приказал шоферу отвезти ее в город Эртиль.

В Воронеже командующий фронтом сообщил мне, что на базе группы генерала Белецкого формируется 15-я воздушная армия, которая войдет в состав Брянского фронта. В кабинет вошел генерал-лейтенант. Был он коренаст, невысокого роста, держался спокойно. Филипп Иванович Голиков представил меня ему. Генерал в ответ коротко сказал:

– Ватутин.

“Так вот каков он, Ватутин, представитель Ставки”,– подумал я, разглядывая Николая Федоровича. У нас состоялась не очень дружелюбная беседа.

– Плохо работает авиация! – заявил Ватутин.

– Воевать без войск не умею.

– А вот другие умеют! – Ватутин повернулся к окну и стал смотреть на тянувшиеся по дорогам толпы жителей. Помолчав немного, он тяжело вздохнул и негромко добавил: – До глубинки России допустили немца, до исконно русских городов – Орла, Курска, Воронежа… Нет, так воевать дальше нельзя.

Второй раз услышал я слова “глубинка России”. Да, именно здесь глубинка русского языка: орловско-курское наречие стало господствующим на огромной территории России – от Москвы до национальных окраин; именно отсюда вышли Тургенев, Лесков, Фет, Кольцов, Никитин, десятки других всемирно известных творцов слова, изумительных произведений самобытной русской культуры. Беженка, которую я встретил по дороге в Воронеж, и генерал Ватутин совершенно правы: плохо мы воюем, коль допустили врага в самую глубинку России…

На следующий день я прибыл на КП с очередным докладом и узнал, что командующим Воронежским фронтом назначен генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Он приказал мне подготовить справку о состоянии воздушной армии.

Затем потребовал установить деловую связь с командующими 60-й армией И. Д. Черняховским и 40-й – М. М. Поповым.

Оба командарма – энергичные, деловитые – выглядели молодо. Черняховский казался строгим, немногословным. Попов, наоборот, держался непринужденно, шутил. Впоследствии мне представилась возможность убедиться в их замечательных полководческих способностях.

Стойкость советских войск под Воронежем спутала карты немцам. Они потеряли здесь много времени, не добившись поставленной цели. Когда поздней осенью 1942 года 6-я армия врага была окружена нашими войсками, Гитлер на совещании в своей ставке, происходившем 12 декабря, вынужден был признать, что дело пошло бы быстрее, если бы они, немцы, не задержались так долго у Воронежа.

В организации отпора вражеским войскам важную роль сыграла авиация. В боях за Воронеж отличились сотни летчиков, и прежде всего экипажи наших бомбардировщиков, наносивших удары по живой силе противника, его тылам и коммуникациям.

Мне особенно запомнился в те трудные дни генерал Л. А. Горбацевич, возглавлявший 3-ю ударную авиагруппу. Еще до войны выдвинувшись в число ведущих командиров, Леонид Антонович очень многое сделал для становления советской авиации дальнего действия. Боевой генерал сам был мастером дальних полетов, во всем показывал личный пример. Здесь, под Воронежем, в полной мере проявлялись его незаурядные организаторские способности, умение ориентироваться в быстро меняющейся обстановке. Бомбардировщики Горбацевича наносили сокрушительные удары по прифронтовым объектам врага и переднему краю. Погиб Л. А. Горбацевич во время налета немецкой авиации на КП 60-й армии, откуда он управлял действиями своих экипажей над полем боя.

Отлично действовали штурмовики 267-й дивизии под руководством Л. В. Коломейцева. Что же касается истребителей, то спустя несколько дней после начала наступления фашистов они взяли инициативу в свои руки и непрерывно наращивали удары по воздушному противнику.

Когда наступление вражеских войск приостановилось и немцы вынуждены были перейти к обороне, командующий фронтом Н. Ф. Ватутин организовал несколько мощных контрударов. Именно поэтому фашистское командование не решалось снимать из-под Воронежа части и соединения для использования их на других направлениях. Многие наши генералы и офицеры стали называть Ватутина “генералом от наступления”. Он заставлял командиров всех степеней напряженно думать, искать уязвимые места в обороне противника и наносить контрудары.

Однажды я прибыл в штаб 40-й армии. Командарм М. М. Попов сидел, склонившись над большой картой, и сердито ворчал.

– Что случилось, Мартьян Михайлович?

Он бросил на карту карандаш и проговорил:

– Николай Федорович приказал провести наступление. А как я буду наступать, если на фронте нашей армии солдат от солдата стоит на расстоянии ста метров?

Попов, конечно, шутил, однако по всему было видно, что он серьезно продумывает вариант нового контрудара.

– Степан Акимович, окажите мне помощь вот на этом участке, – Попов снова склонился над картой. – Для начала нанесите удар по каменному трехэтажному зданию в Чижовке. Там у противника наблюдательный пункт и штаб.

– Любопытная деталь, – заметил я. – С помощью немецкого КП в Чижовке мы недавно провели одну удачную операцию.

– Как это “с помощью”? – бросил он недоверчивый взгляд в мою сторону.

Я рассказал эту историю.

С берега реки Воронеж, где находился авиационный КП, я не раз наблюдал за пригородом, который расположен на возвышенности, господствующей над окружающей местностью. На окраине Чижовки виднелось трехэтажное каменное здание школы. Лучшего места для КП и искать не надо: обзор на все триста шестьдесят градусов, и фашисты, конечно, не преминули воспользоваться школой.

Истребители из 207-й авиадивизии полковника М. Г. Мачина подтвердили мое предположение. Сопровождая наших бомбардировщиков и штурмовиков, они установили такую закономерность: стоило им появиться в пределах видимости Чижовки, как через пятнадцать – семнадцать минут небо уже кишело “мессершмиттами”. Мы несли потери… Враг очень быстро наращивал силы, создавая численное превосходство.

Михаил Григорьевич Мачин понял, что где-то поблизости у немцев есть аэродромы подскока, а в Чижовке, видимо, авиационный пункт наведения. Но как найти аэродромы? Свои соображения командир дивизии доложил мне. Мы начали рассуждать:

– Немцы вызывают своих истребителей только в тот момент, когда увидят в воздухе наши самолеты. Для передачи команды на аэродромы нужно какое-то время, пусть одна-две минуты. Теперь прикинем: сколько минут уходит у немцев на взлет и полет по маршруту?

– Минимум минут десять – двенадцать! – подумав, сказал Мачин.

– Так вот, в радиусе десяти – двенадцати минут полета “мессершмиттов” и ищите немецкие аэродромы Когда найдете, организуем удары по аэродромам.

Мачину сравнительно быстро удалось установить, где находятся немецкие аэродромы, о которых мы не знали ранее. И вот однажды вечером нанесли по этим площадкам бомбово-штурмовой удар и тем самым на некоторое время ослабили активность немецкой авиации.

– Ну, а теперь надо уничтожить командный пункт в Чижовке! – выслушав меня, сказал командарм Попов. – Кто поведет группу?

– Обязательно Мачин! У него эта Чижовка в печенке сидит…

Для выполнения задачи выделили несколько эскадрилий бомбардировщиков Пе-2 и штурмовиков. Лидерами шли истребители Мачина. Они же обеспечили и надежное прикрытие. Самолеты появились над Чижовкой в в сумерках и нанесли исключительно точный удар. Немецкий КП прекратил существование. Однако фашисты, видимо, все же успели передать команду на аэродромы. Прошло четырнадцать минут, и в воздухе появилось полтора десятка “мессершмиттов”. Но было уже поздно: наступившие сумерки вынудили противника повернуть обратно…

Несмотря на то что фронт перед Воронежем стабилизировался, боевые схватки в воздухе не прекращались ни на один день. Наша воздушная армия не располагала крупными силами: самолетный парк за время напряженных боев очень поредел; были дни, когда мы имели всего две сотни самолетов, при этом истребителей – не более трех десятков. И надо было видеть, сколько изобретательности и находчивости проявляли командиры, летчики, инженеры, техники, младшие специалисты, чтобы по мере возможности наносить урон врагу и в сжатые сроки отремонтировать самолеты.

Неугасаемая творческая жилка была не только у полковника М. Г. Мачина, возглавившего вскоре 5-й истребительный авиакорпус нашей армии (ныне он Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации), но и у многих других наших командиров. Чаще всего они учили своих подчиненных личным примером. В связи с этим мне припоминается боевая деятельность дважды Героя Советского Союза, ныне маршала авиации, Евгения Яковлевича Савицкого. Тогда он командовал 205-й истребительной дивизией.

Однажды командующий фронтом поставил перед авиацией задачу разрушить железнодорожный мост через Дон у города Семилуки. В дневное время налет на мост делать было нецелесообразно: объект прикрывался многослойным огнем зенитной артиллерии, в воздухе патрулировали “мессершмитты”. Поэтому выполнение боевого задания было возложено на 208-ю ночную бомбардировочную авиадивизию полковника Ф. П. Котляра.

– Этим ударом мы поможем защитникам Сталинграда, – сказал я командиру дивизии. – Подумайте, как лучше, с наименьшими потерями выполнить задание командующего фронтом. На подготовку вам отводится двенадцать часов. Свое решение доложите в восемнадцать ноль-ноль.

Для разрушения моста необходимы бомбы весом в 250, 500 и более килограммов. Ни Р-5, ни тем более По-2 не могут брать такой груз. Следовательно, нужны самолеты СБ, но их в дивизии осталось очень мало. Интересно, какой выход предложит комдив?

В назначенный срок полковник Котляр прибыл в штаб.

– Нужда – мать изобретательности! – начал он. – Исходя из возможностей дивизии, решил выполнять задачу комбинированным способом. Первый эшелон самолетов Р-5 с высоты тысяча триста – тысяча восемьсот метров будет уничтожать зенитную артиллерию и пулеметы, прикрывающие мост, в радиусе трех-четырех километров. Второй эшелон, состоящий из самолетов По-2, ударит по прожекторам и зенитной артиллерии уже в одном-двух километрах от цели. А главный эшелон – экипажи четырех СБ, имеющих по две ФАБ-250, и пяти самолетов Р-5 с ФАБ-100 нанесут удар последовательно одиночными самолетами с интервалом в сорок секунд.

В ту же ночь группа приступила к выполнению задания. Все шло по плану. Экипажи СБ, приблизившись со стороны Касторной, нанесли удар непосредственно по мосту, за ними шли Р-5, сбрасывая бомбы на железнодорожное полотно. И хотя летчикам не удалось полностью разрушить мост, две 250-килограммовые бомбы разорвались непосредственно у его опоры. Восточный конец фермы сдвинулся, полотно сместилось, движение по мосту стало невозможным. Кроме того, разрушенными оказались полотно железной дороги и насыпь. Экипажи вернулись на свои аэродромы без потерь. В течение пяти дней воздушные разведчики доносили, что движения по мосту не наблюдается.

Отлично работали и другие экипажи ночников. Так, командир 331-й эскадрильи майор П. М. Ехвалов доносил в армейский штаб:

“В ночь с 21 на 22 сентября экипаж в составе летчика лейтенанта Гладилина, стрелка-бомбардира лейтенанта Пучина, стрелка-радиста сержанта Мусиенко при бомбометании станции Курбатово взорвал вагон со снарядами, от которого загорелся весь эшелон. Результат их удара видели лично я и помощник старшего штурмана дивизии капитан Кошелев. Горело до пятидесяти вагонов”.

В двадцатых числах октября меня вызвали в штаб ВВС. Возложив командование армией на своего заместителя генерала В. И. Изотова, я вылетел в столицу.

Уже несколько месяцев под Воронежем шли упорные бои, и, занятый повседневными фронтовыми делами, я просто не имел времени для каких-либо посторонних размышлений. Только на борту самолета, летящего в Москву, появилась возможность отвлечься от мыслей, связанных с боевой работой авиации. В первую очередь, конечно, волновал вопрос: зачем вызывает командующий ВВС? Я терялся в догадках, не находил подходящего ответа.

Под крылом проплыли знакомые очертания подмосковных городов и поселков. Штурман вышел из кабины экипажа и доложил:

– Нас принимает Центральный аэродром.

Через несколько минут машина зарулила на стоянку, и я направился в штаб ВВС. Генерал Г. А. Ворожейкин принял меня немедленно. Он расспросил о делах на фронте, затем сказал, чтобы я позвонил в Генеральный штаб, Александру Михайловичу Василевскому.

– Все узнаете у него, – закончил короткую беседу Ворожейкин.

Когда я набрал нужный номер, мне ответил не Василевский, а Николай Федорович Ватутин:

– Приезжайте в Генштаб, Степан Акимович.

С Ватутиным мы работали вместе уже несколько месяцев. Энергичный и вдумчивый командующий Воронежским фронтом глубоко вникал в авиационные дела. Подчас приходилось слышать от него и не совсем лестную оценку действий наших летчиков. Но такие случаи бывали не часто. Николай Федорович отличался умением владеть собой, обладал редкой выдержкой; если бывал чем-нибудь недоволен, замечание делал очень тактично. Он не был особенно щедр на похвалы, зато уж, если отзывался о ком-либо одобрительно, можно было быть уверенным, что этот человек действительно заслужил похвалы. В общем, под руководством такого командующего фронтом, имевшего солидную оперативную подготовку, опыт службы в больших штабах, работать было легко и интересно.

Поздоровавшись, Николай Федорович немедленно перешел к делу:

– Севернее Сталинграда создается Юго-Западный фронт. Меня назначили его командующим. Я обратился с просьбой к товарищу Сталину, чтобы командующим военно-воздушными силами фронта назначили вас. Иосиф Виссарионович дал свое согласие. Как вы на это смотрите?

– Благодарю, – ответил я.

– Ну вот и хорошо. Значит, снова будем вместе. А работа предстоит большая, и приступить к ней надо немедленно.

Ватутин познакомил меня с обстановкой на Среднем Дону и приказал возвратиться к начальнику штаба ВВС.

– Там получите подробные указания о формировании авиации фронта. Желаю успеха! – закончил он разговор.

Летом и осенью 1942 года под Сталинградом разгорелись ожесточенные бои не только на земле, но и в воздухе. Эскадры 4-го воздушного флота противника вели активные боевые действия. Враг рассчитывал массированными ударами сотен самолетов полностью уничтожить нашу авиацию на сталинградском направлении, подавить волю к сопротивлению защитников города-героя.

Намного уступая противнику в количестве самолетов, советская авиация вступила в неравную борьбу. Оборонявшиеся под Сталинградом войска поддерживали соединения нашей 8-й воздушной армии под командованием генерала Т. Т. Хрюкина. Летчикам этой воздушной армии пришлось действовать с невероятным напряжением. Они храбро вступали в бой в невыгодных для себя условиях и наносили фашистской авиации чувствительные потери.

Советское командование делало все, чтобы усилить группировку нашей авиации. Благодаря героическим усилиям тружеников тыла авиационная промышленность наращивала выпуск боевых самолетов. Новые авиационные части, подготовленные в запасных полках, немедленно направлялись на фронт. В сентябре 1942 года соотношение сил в сталинградском небе начало меняться в нашу пользу. В сражение включилась 16-я воздушная армия под командованием генерала С. И. Руденко.

В октябре Верховное Главнокомандование приняло решение о формировании Юго-Западного фронта, в состав которого вошли авиачасти, послужившие впоследствии основой для создания 17-й воздушной армии. Начальником штаба фронта назначили генерала Г. Д Стельмаха, оперативное управление возглавил генерал С. П. Иванов – бывший начальник штаба 1-й гвардейской армии.

Ворожейкин уточнил сроки прибытия частей, рассказал о том, какую помощь может оказать мне командование ВВС. Он не преуменьшал трудностей, с которыми придется встретиться на новом месте.

– Начинать придется все сначала, – подытожил наш разговор генерал.

Я попросил выделить мне в помощь нескольких офицеров из штаба 2-й воздушной, а также разрешить использовать в интересах Юго-Западного фронта уже известные мне части и соединения из той же воздушной армии. Г. А. Ворожейкин нашел мою просьбу обоснованной и пообещал немедленно дать соответствующие указания.