Текст книги "Мажор и Отличница (СИ)"

Автор книги: Стеффи Ли

Соавторы: Стеффи Ли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

34.1

Наши субботние занятия приобрели вполне определенное расписание.

Первые два или три часа мы действительно занимаемся и довольно плодотворно работаем над проектом Киринова.

Ветров обладает идеальной выдержкой, которой я тайно завидую, потому что нестерпимо сильно хочется наброситься на него с поцелуями именно в те минуты, когда он, серьезный и собранный, сосредоточенно объясняет мне непонятную задачу.

В такие мгновения он чертовски сексуален, и мне стоит больших усилий не капать слюной на раскрытую тетрадь. Но я вроде до сих пор удачно скрывалась и ни разу не была уличена в похотливых взглядах.

А вот после нескольких часов занятий мы перебираемся в формат обычной парочки. Болтаем, смотрим кино на диване, заказываем еду или вместе готовим. Обсуждаем героев аниме и провальные сценарии, а еще целуемся.

И не только целуемся…

Но все же до того самого у нас еще не дошло.

Дима знает, что у меня никого не было, и сказал, что готов ждать столько, сколько потребуется.

Но проблема в том, что я не понимаю, сколько требуется.

Я вычитала на одном форуме, что следует отказывать парню, как минимум месяца три, дабы не прослыть легкодоступной. Но иногда так хочется наплевать на все запреты и просто нырнуть вместе с ним в этот омут. А иной раз, несмотря на дикое желание, сжигающее меня изнутри, становится вдруг страшно, и я резко все останавливаю.

Он никогда не давит. Всегда относится с пониманием. Правда, я порой вижу, что ему тоже не легко.

В зал кинотеатра мы заваливаемся одними из последних. Под недовольные взгляды более пунктуальных зрителей, усаживаемся на свои места.

Нет, это не последний ряд, который я нахожу до ужаса пошлым, а нормальный такой – пятый. С него открывается прекрасный вид на экран. К тому же звук долби диджитал не долбит по ушам.

Это не первый наш совместный поход, к слову сказать – третий. И мы, к счастью, оба предпочитаем во время просмотра по-настоящему смотреть фильм, а не мешать другим, беззастенчиво демонстрируя другим зрителям свою необузданную страсть.

Но все же совместные просмотры однозначно лучше одиночных, так как моя ладонь всегда лежит в руке Ветрова и это ощущается, как нечто совершенно особенное.

А когда после просмотра Дима отвозит меня домой, то по дороге ему приходится выслушивать мою бурную тираду про то, как режиссер совершенно оплошал с кастом и что Майк Нордс¹ смотрелся бы намного гармоничнее в роли мужчины-мечты для нежной героини Рози.

Мой – все еще не привыкну – парень усиленно кивает в ответ на каждую реплику и обиженно качает головой, когда я подозреваю его в том, о чем догадывалась с самого начала – фильм ему не понравился.

– Это была божественная мелодрама, – пряча улыбку, ужасно неискренне выдает Ветров, – Я еле сдерживался, чтобы не зарыдать в конце, как те две подружки, сидевшие перед нами. Если бы ты не держала меня за руку, не знаю, как бы я смог вынести это давление.

– Тебе совсем-совсем не понравилось, да? – прыская, говорю я.

Конечно, я понимала, что на премьеру экранизации одной из моих любимых книг, мы идем исключительно ради меня, но, все же надеялась, что и Диме фильм понравится.

– А, кстати, а почему моя девушка не проронила ни одну слезинку? Особенно в конце? – машина заезжает в наш двор. – Я так усердно готовился кинуться тебя успокаивать.

– Я сильная штучка. – отмахиваюсь я. – А в будущем великая начальница крупного предприятия. Не зря же папа с детства называет меня кнопкой. – говорю и запоздало осознаю сказанное. Лучше бы прикусила себе язык.

– Кнопкой, значит, – ухмыляется Дима.

Паркует машину и глушит двигатель.

– Даже не смей! – сразу угадываю ход его мыслей, когда он берет в руки сотовый.

– Это еще почему? По-моему, вполне невинный ответ от Лошади Возмездия?

Да, он узнал. И сдал меня не Аверин. А я сама, не успевшая вовремя сменить запись, открывшую наставнику все темные грани фантазии его первогодки.

И да, он был не очень рад находке. Не смог как-то поддаться очарованию своей тайной клички. Весь его вид в тот миг безупречно соответствовал образу демонического скакуна – но говорить об этом я, конечно, не стала. Мне показалось, что он бы не смог оценить мой искренний комплимент.

Попыталась, как Янка, принять вид невинного ангелочка. Не помогло. Тогда я применила другое средство.

Мы в тот вечер очень долго целовались. И под конец он оттаял.

– Перестань. Я уже давно тебя переименовала и ни разу так не называла. – под его пристальным взглядом не могу не засмеяться и не добавить, – В лицо же не называла, чего ты снова обижаешься?

– Ну все, ты заслужила наказание, – скалится мой наставник, – И оно не может ждать до субботы.

Он тянет ко мне руку, когда телефон в его ладони начинает звонить. Стоит ему бросить взгляд на свой андроид, как его лицо вмиг меняется. Еще недавно такое расслабленное и игровое, оно покрывается льдом. Непробиваемым. Злым. Беспросветным.

– Извини, Мил. Мне надо ответить. – Дима отстегивает ремень и выходит из машины, хлопнув за собой дверью.

Это второй раз, когда он специально уходит, чтобы ответить на телефонный звонок.

Впервые такое изменение его настроения я наблюдала на нашем субботнем занятии две недели назад.

И теперь мне известно, что за абонент так на него действует.

Это его отец, и Дима не любит о нем говорить. Совсем не любит. А я ничего не спрашиваю, потому что у меня тоже имеется родитель, о котором я предпочитаю не вспоминать. Хоть эта женщина уже второй месяц активно забирает к себе на выходные сестру, а папа так и не предпринимает попыток прекратить все это безобразие.

Когда Дима возвращается, я замечаю, как сильно он подавлен, несмотря на то, что он старается выглядеть так, словно все хорошо.

– Кнопка, – тянет ко мне свою руку и опускает на колено, – Меня завтра не будет в университете и, к сожалению, нам придется отменить нашу субботнюю встречу. Ты сможешь это пережить?

– Фух, – деланно выдыхаю я, – Отмена занятий с моим тираном-наставником, наконец-то смогу хоть немного отдохнуть от узурпаторства.

– Засранка, – Ветров смеется, а затем придвигается ближе и целует, – Но, надеюсь, ты осознаешь, что некоторые особо важные моменты нашего обучения нам придется пройти сейчас, раз в ближайшие дни не представится подобная возможность. – и с этими словами его губы вновь находят мои.

_______

1 Майк Нордс – один из героев моей книги "Любовь и Боль"

Глава 35

– Хватить конючить, – отмахиваюсь от назойливой сестры и переворачиваюсь с книгой в руках на живот.

– Но ведь твои завтрашние занятия отменились, – недовольно хмурится Янка. – Ты сама сказала. Ну, пожалуйста, Мил, давай сходим. Там будет очень интересно.

– Современное искусство меня не привлекает.

Как и наша мать – добавляю про себя, ожидая, что мелкая и так все прекрасно понимает.

С того раза, как мы поругались из-за ее нелепой просьбы, сестра предпринимала еще одну попытку. Намеревалась устроить новую встречу с этой чудесной, породившей нас на свет женщиной (надеюсь, блеск моего сарказма более чем ощутим) и в очередной раз терпела поражение.

И вот сейчас я наблюдаю третий ее подход к взятию Эвереста.

– Интересно, а папу привлечет информация о том, что ты со своим наставником не только уроками занимаешься? – тихо произносит маленькая манипуляторша, преждевременно отойдя от меня на безопасное расстояние.

Все таинство раскрытой передо мной книги внезапно меркнет, когда я поднимаю глаза на сестру и с ужасом осознаю, что мелочь и правда что-то знает.

Определенно.

Знает.

Но вот откуда?

– Я вас видела. – как опытный следователь кидает она сразу же, не давая мне времени очухаться. Хорошо еще, лампой в глаза не светит. – Вы целовались в его машине, когда он тебя подвозил.

Ах вот почему ба вчера так загадочно мне улыбалась и безостановочно рассказывала про своих кавалеров юности …

– Мы с бабой Ритой возвращались домой из парка, но вы нас даже не заметили, – чуть обиженно информирует дальше мелочь, – Хотя я махала тебе рукой, а потом бабулечка быстро меня увела, как только вы начали… – сестра краснеет и делает такой знак головой, который переводится как: «ну ты и сама поняла».

И я, кажется, краснею вместе с ней.

Меня застукала собственная сестра вместе с бабушкой!

И это меня – ненавидящую прилюдное всякое-такое!

– Баба Рита строго мне велела не рассказывать об этом папе. И вот я думаю, а почему? Разве не захочется папулечке узнать про такие интересные вещи. Мил, вот ты как счита…

Договорить не успевает. Мы с ней действуем синхронно. Я, вскакиваю, как пантера перед прыжком, а сестра уже уносит ноги быстрее косули, изрядно взбесившей своего преследователя.

Оказываюсь около ее двери ровно в тот момент, как слышу щелчок замка с внутренней стороны и облегченный выдох Янки.

И вот зачем нам на дверях эти замочки?

Абсолютно согласна с бабой Ритой – бесполезная приблуда.

Папа между тем выходит из гостиной и подозрительно смотрит на злую меня, грозно стучащую в дверь сестры с вполне определенными намерениями – слегка придушить и изрядно припугнуть тем, что уроки при излишней болтливости она будет до конца одиннадцатого класса делать сама.

– Что случилось? – спрашивает слегка встревоженный родитель.

– Ничего пап, у нас все отлично. – натягивая на лицо свою дежурную семейную улыбку, сообщаю я. – Мы просто играем.

– Пап, мы с Милой хотели тебе кое-что рассказать, – слышится из-за двери голос сестры. – Это кое-что очень важное, правда Кнопусечка-Милюшечка? Ты сама скажешь или я?

Сначала я думаю о том, что если как следует разбежаться, то у меня вполне может получиться выбить дверь. Но синяки ведь никто не отменял. Нет, дурацкая затея.

Вот же юная шантажистка! Воспитала помощницу на свою голову. Мечтала, как мы будем друг другу помогать и прикрывать в случае чего, а тут…

– Рассказывай, что хочешь. – решительно говорю я и собираюсь уже идти к себе, как внутренний замок двери мелкой снова щелкает.

Сестра выбегает из комнаты, с ходу врезается в меня и крепко обнимает.

– Не сердись, пожалуйста. Я же пошутила. Чего ты сразу дуешься?

Смотрит на меня своими огромными глазками, и я сразу же успокаиваюсь. Наклоняюсь и обнимаю ее в ответ.

– Я ни за что тебя не выдам. – спешно шепчет в ухо Янка.

– Так что случилось? – обеспокоенно спрашивает отец.

– Мы завтра идем на какую-то выставку современного искусства. – обреченно говорю я и вижу, как в глазах мелкой вспыхивает ослепительный радостный блеск.

– Папа, пойдем тоже? – тут же вцепляется в новую жертву сестра.

И жертва немедленно тушуется.

– Нет, девчонки, я лучше дома побуду, отдохну. Неделя была не из легких. А вы сходите. – и с этими словами он спешно покидает прихожую.

– Надо выбрать, в чем мы пойдем. – уверенно заявляет Янка. – Мама говорила, это показ работ только для почетных гостей, а официальное открытие состоится только на следующей неделе.

– А нас точно туда пустят?

– Конечно! У маминого мужа есть сколько угодно билетов. – сестра деловито хватает меня за руку и тащит к своему гардеробу.

Обреченно вздыхаю и иду вслед за мелкой.

35.1

Современное искусство мне бывает сложно понять.

Да к тому же сама художница непростая. По одному ее псевдониму видно, что особа она специфически настроенная. Не просто Марьей Акварельной Красой просит себя называть, а чудаковатой Азалеолдией.

Меня даже больше не картины ее привлекают, а вопрос, в каком безумном порыве она придумывала себе псевдоним, напоминающий кличку стареющего растения.

К тому же наблюдаемые художества не наполняют душу возвышенными эмоциями, как например, работы любимого Куинджи¹, а склоняют к прогрессирующей меланхолии.

Пока мы неспешно двигаемся от одной нестандартной работы к другой, Янка заливается перед мамой соловьем, прямо-таки восхищающимся фантазией художницы. А когда наша матерь-с-отягчающим отходит с кем-то поздороваться, сестра, удостоверившись, что нас никто не может услышать, критично выдает, что такую нелепую мазню она и сама без проблем воссоздаст. И, если картины реально стоят те суммы, которые под ними указаны, то, возможно, рисование в действительности является зовом ее души, который я по неведомой причине не поощряю.

– Я лично встречаю тебя каждый раз после твоих занятий в художественной школе. – отвечаю я, останавливая симпатичную официантку и забирая у неё с подноса два стакана сока: один для себя, а второй для сестры. – Какие ещё подтверждения моего поощрения тебе нужны?

Янка снисходительно принимает из моих рук добытый для неё напиток и морщит свой носик.

– Да, но ты против того, чтобы я после школы полностью посвятила себя искусству. – она многозначительно останавливается около очередной выдающейся картины.

Я по достоинству оцениваю ее долгий взгляд, направленный никак не на саму работу, а на ценник под ней.

– А, видишь, зря, – качает головой мелочь. – Ты же хорошо считаешь, вот скажи, сколько денег заработает эта художница на всём… – мамы рядом нет, но рисковать она все же не решается и высказывается на ее взгляд тактично, говоря просто. – Этом?

– Пей свой сок. – улыбаюсь я сестре. Кажется, у нас в семье растет предприниматель. – И пойдём к тому столику с закусками.

Но отойти мы, к нашему общему голодному сожалению, не успеваем. Через пару минут мамин голос приветливо произносит за нашими спинами:

– Девочки мои, только посмотрите с кем я вас хочу познакомить.

Мы с сестрой натягиваем на лица маски вежливого интереса и поворачиваемся в сторону родительницы. Рядом с ней стоит молодая девушка. Должно быть, старше меня всего на пару лет. Но, в отличие от меня, она излучает ту же ауру ослепительной ухоженности и достатка, как и моя мать.

У незнакомки от природы удивительно красивая внешность. Из тех, которыми можно любоваться часами, и притом занятие тебе нисколько не надоест.

Маленькие черты лица, большие небесно-голубые глаза, пухлые губы, идеальная кожа, блестящие густые волосы. Словно самая красивая кукла в магазине однажды ожила и стала настоящей женщиной.

Одета она, как аристократка из знатного английского рода – скорее всего, королевского.

На нас с сестрой смотрит само совершенство, которое неведомым образом оказалось в стенах этой странной галереи.

Мне становится немного не по себе. Нет, я не завидую ее внешности или дорогим сережкам в ушах. Просто иногда рядом с такими обеспеченными девушками, которые одного со мной возраста, но при этом могут позволить себе купить практически все, я чувствую себя немного неуверенно.

А вдруг это наша внебрачная сестра?

Или дочь той гориллы, с которой проживет моя кукушка-мать?

– Это наша удивительная художница. – произносит мама, отвечая на вопрос. – Азалеолдия.

– Ого! – сестра не сдерживает своего удивления.

Я тоже несколько озадачена. Неожиданно, что все те тёмные мазки и странные россыпи золотой фольги дело рук похожего на ангела создания. Мне в ее работах привиделось много мрачности и напряжения. Думала, автор будет с зелеными волосами и покрывающими все тело татуировками. Но, говорю же, современное искусство мне не дано понять.

– Это моя старшая дочь – Милана, а это младшая – Яна. – между тем говорит мама, обращаясь к художнице. – Девочки в восторге от твоих работ, дорогая. Как и я. Ты удивительно талантлива и так тонко передаешь на холсте свой внутренний мир. Великолепно. Бесподобно. Мы навеки твои преданные поклонницы. Правда, мои хорошие? – она уверенно поворачивается на нас, не сомневаясь, что мы будем послушно кивать в ответ.

Но вся эта ее небольшая речь попахивает приторно-сладкой желеобразной массой, политой, ко всему прочему, засахаренным сиропом. Чересчур химическая смесь, без единой унции натур-продукта.

Чистые голубые глаза художницы вдруг кажутся мне не бездонными озерами, а холодными бездушными стеклами. Все это разом смешивается в неприятный шейк и возникает острое желание поскорее уйти.

К счастью, младшая сестра умнее, сдержаннее и коварнее старшей сестры.

– Да, мы просто в восторге! – даже я бы поверила, если бы именно так она не выражала радость при своей классной руководительнице.

– Приятно, когда твои работы нравятся дочерям твоей подруги. Очень рада познакомиться, девушки. И зовите меня, пожалуйста, просто Валя. – она поворачивается к маме и, так же сияя своей ослепительной белозубой улыбкой, уточняет, – А Денис не сможет приехать?

Подруги?

У моей матери подруги практически одного со мной возраста?

Может, это какая-то программа по омоложению?

И, говоря Денис, не имеет ли она в виду Дениса Александровича Борского, маминого нефте-хахаля, который постарше моего папы лет так на прилично?

– К сожалению, нет, Валечка. Он очень хотел, но у него сегодня важная встреча по работе.

– Жаль. Передай ему, пожалуйста, от меня спасибо за роскошный букет. Витя хотел с ним сегодня увидеться. Но видишь, сам мой муж тоже опаздывает, – она недовольно поджимает губки, а затем улыбается.

Со мной снова происходит нечто странное. На секунду мне мерещится в этой улыбке страшный оскал. Зловещий. Незаметно трясу головой и внутренне отчитываю себя за идиотские реакции.

Да что со мной?

– Но зато он придёт вместе с сыном. Его бывшая отказалась. И дочку не пустила. Представляешь? Так неприятно, – художница огорчённо вздыхает. – Искренне хочется наладить контакт, чтобы общались семьями, но никак не выходит. Вот думала поделиться с ними своим творчеством, даже хотела подарить им картину. Как думаешь, стоит ли мне отправить Вере одну из своих работ, с пожеланиями…, например, найти свою любовь?

Она говорит, как обиженный ребёнок, который хочет щедро поделиться своими конфетами и вроде как желает всем добра и любви. Но где-то за всей этой ширмой скрывается нечто отталкивающее.

Ведь если я верно все поняла, она вроде как на полном серьезе предлагает послать бывшей жене своего мужа картину с прямой насмешкой? Но рассуждает об этом так, словно самой несчастной и непонятой жертвой в этой истории является она. А главное сам ее вид и личико настолько располагают к себе, что хочется ей безоговорочно верить и кинуться утешать.

Мама улыбается и отчего-то медлит с ответом. А вот Янка решает не играть в молчуна. Она сражает своим ответом нас троих.

– Мне кажется, не стоит дарить картину, в которую вы вложили частичку себя, тому, кто ее не оценит. – очень душевно произносит мелкая. – Если и дарить такую красоту, то только тому, кто сможет по-настоящему ей восхититься. Я бы вот сочла за честь. – и тут же по-детски (тоже очень хорошая игра) краснеет.

Счёт 1:1.

Им бы обеим в сериалах сниматься.

– Буду рада подарить тебе одну из своих работ. Какая тебе понравилась больше всего? Выбирай любую из представленных здесь.

– Валя, не стоит. – взволнованно произносит мама.

– Это доставит мне истинное удовольствие. – лукаво отмахивается художница, а затем улыбается Янке. – Надеюсь, после этого мы станем близкими подружками.

– Азалеолдия, ты лучшая! – взволнованно вскрикивает моя сестра, которой мне хочется вручить Оскар. – Если можно, то мне очень понравилась та, которая называется «Танец воды и ночи».

Мама скорее всего не понимает всю продуманную натуру своей дочери, и художница, должно быть, тоже, но уголки ее губ чуть дёргаются.

Моя сестра только что попросила себе в подарок не самую дорогую картину, нет, лишь ту, что идет второй в списке местного галерейного Форбс.

– Она мне тоже очень нравится. У тебя прекрасный вкус, Яна. Надя, я пришлю тебе картину сразу после окончания выставки.

– Валечка, правда не стоит.

– Да, не стоит отправлять на мамин адрес, лучше на наш. Мы с ней живем отдельно. – деловито подсказывает мелочь.

И тут даже художница не выдерживает и начинает смеяться.

– Договорились, подружка. – отвечает она сестре, а потом поворачивается к двери и радостно восклицает. – Наконец-то они приехали! Пойду встречу мужа, девушки, ещё поболтаем.

Я смотрю в сторону входа, желая увидеть, как выглядит супруг той, что рисует эти безнадежно странные картины, и удивлённо застываю.

_______

1 Архи́п Ива́нович Куи́нджи – русский живописец приазовско-греческого происхождения, мастер пейзажной живописи, представитель русской школы люминизма

Глава 36

Ветер

Валю я знал с детства, и, кажется, влюбился в нее с самого первого дня, как увидел.

Наши матери дружили, и их семья была когда-то частым гостем в нашем доме, а наша – в их. Собственно, мы познакомились почти что в пеленках. А так как жили в соседних домах, то вместе пошли в один и тот же сад. Я уже тогда был ее лучшим другом. Этаким глупым мальчишкой на побегушках, готовым выполнить любой ее каприз.

Но свою настоящую роль возле нее я осознал далеко не сразу. Для того, чтобы до меня дошла вся правда нашего общения, понадобились долгие годы. Возможно, я страдал своего рода слепотой, но видеть очевидную действительность не хотел. Знал только, что мне повезло дружить с самой красивой девочкой на свете, самой доброй, самой отзывчивой и самой нежной.

И она всегда умело поддерживала во мне эту сказку. Вела себя так, будто именно я тот самый особенный парень в ее жизни. Единственный. А я, окрыленный сладкой ложью, парил в облаках, решая всегда за нас двоих оба варианта контрольных работ. Сначала ее, а потом свой, ведь я не имел права подвести ее доверие.

Мой отец разбогател не сразу. В школе я был обычным парнем из самой обычной семьи.

А в пятом классе к нам перевели двоих новеньких, братьев Авериных. Тогда у наших девочек и учениц параллельного класса возникла нездоровая одержимость парнем, с которым мы сдружились почти сразу же.

Ник очень легко заводил новые знакомства и, не прилагая усилий, оставлял после себя груды разбитых девчачьих сердец. Я даже завидовал ему немного. Его умению шутить и без труда оказываться душой любой компании. Но больше всего меня волновало другое.

Я казался жалким сам себе, когда в душу прокрались мысли: «Вдруг Ник увлечется моей Валей? Вдруг она ответит ему? Что тогда делать мне?»

Но страх оказался беспочвенным.

А в девятом классе, когда мы вышли на улицу после школьной дискотеки, Ник неожиданно попросил:

– Ты не мог бы перестать приводить с собой Ивлину, когда мы идем гулять с пацанами?

– Не брать с собой Валю? – удивленно переспросил у Аверина. – Почему?

Я был уверен, что парни всегда были рады, когда она появлялась со мной. Многие из них не раз пытались позвать ее на свидание.

– Она вроде как твоя подруга детства, и вы типо дружите. Я понял. Но мне она не нравится, Ветер. А ты никак не хочешь это осознать. – без всяких сантиментов огорошил тогда меня лучший друг. – И общаться с ней вне школы я больше не намерен.

– Тебе не нравится Валя? – ошеломленно произнес я.

Сказать, что я испытал шок, это не сказать ничего. Для меня она была ангелом, и по определению не могла не нравится. Это было невозможно.

Ник всегда держался с ней вежливо и несколько отстраненно, но я никогда не замечал его неприязни. Радовался отсутствию интереса, но, чтобы она не нравилась, не представлял.

– Нет. – угрюмо качнул головой Аверин.

– Но почему?

– Ты уверен, что хочешь услышать правду?

– Конечно! Может, вы поругались? – подозрения, терзавшие нутро, стали пробираться наружу. – Может, ты звал ее на свиданку, а она отказала?

Ник ухмыльнулся и покачал головой.

– Холодно.

– Но тогда почему? Я хочу знать. Ты мой лучший друг, а он лучшая подруга.

– Тебе не понравится мой ответ, Дим. – он посмотрел на меня, как на обреченного вечно сидеть на таблетках, не способных помочь. – Но раз ты настаиваешь, я скажу. Я уверен, что твоя Валя лживая и неискренняя сука, каких еще поискать. И терплю ее рядом с нами все это время только ради…

Тогда я первый раз в жизни кому-то врезал. И этим кем-то оказался мой лучший друг. Я, не раздумывая, дал ему в нос. В его идеальный нос, по которому сохли и сохнут девушки. Но вместо сдачи, Ник просто вытер выступившую кровь тыльной стороной ладони и усмехнулся:

– Чего-то подобного ожидал. Говорят, красивых и одновременно умных не бывает, но тогда я бы не существовал. – он шутил как ни в чем не бывало, тогда как я был ошарашен его откровением о Вале и собственным поступком. Мы стояли молча пару минут, пока он серьезно не сказал:

– Забирать свои слова обратно я не стану. Настоящая мужская дружба не рушится из-за херни. И рвать ее из-за девчонки, тем более такой, я бы не стал. Но ты сам для себя решай, Дим. – и ушел.

Позднее в тот же вечер Валя написала мне письмо, в котором просила зайти. Конечно, я сразу же помчался к ней домой. Она была чем-то сильно расстроена. Вначале отмахивалась и не хотела говорить, но потом сказала, что девочка из параллельного класса, Острикова, полная дура, испортила ее платье, вылив на него сок.

– А ты где был? – обиженно дула губы Валя.

Мы сидели на коричневом диване в ее комнате, и она ласково придвигалась ближе ко мне.

– Я только собиралась позвать тебя на танец, но ты ушел куда-то с Ником.

Она пять раз подряд танцевала со Стасом Зубаревым, одним самоуверенным качком, который занимался борьбой. Если бы я знал, что следующий танец мой, не пошел бы с Ником – именно настолько наивно размышлял тогда.

– Нам наскучила музыка и мы решили выйти на воздух. – соврал я.

– А-а-а, и что? Что делали? О чем говорили? Он что-то тебе говорил?

– О чем? – удивлённо поинтересовался я.

А Валя вдруг наклонилась ко мне и тихо попросила:

– Поцелуй меня, Дима.

У меня тут же все вылетело из головы. Мир сузился до ее губ. Ничего кроме них не имело значения. Ни разговор с Ником, ни дебильный Стас, ни мои переживания. Существовал только манящий Валин рот.

Мы долго целовались в тот вечер. Пока не вернулась с работы ее мать, и я совершенно счастливый пошел, наконец, к себе домой.

Думал, это означает новый этап наших отношений.

Мечтал и самозабвенно дрочил в душе.

Но как же сильно я ошибался.

Валя очень умело смогла до меня донести, что это был всего лишь импульс, и хоть мы и связаны теперь навечно, но афишировать наши отношения, конечно же, никому не стоит. Чтобы не завидовали.

А разве смел я сомневаться в ее словах?

С Ником мы не разговаривали неделю. Потом как-то слово за слово, и снова стали общаться. Я подумал, что он имеет право недолюбливать кого бы то ни было, и винить его за это по меньшей мере глупо.

Валю на наши мужские прогулки я больше не звал. Она делала вид, будто не злилась, но долгое время не приходила к нам в гости. Меня к себе тоже не звала. Даже отсела от меня в школе.

Время ее игнора было для меня мучительным. Я был зависим, и эта зависимость сводила с ума. Перестал нормально спать, есть. Готов был умолять ее вернуться.

Я писал ей сообщения, пытался поговорить, старался привлечь внимание – под молчаливое неодобрение Ника, но мне было плевать.

– Она сама к тебе прискочет. – как-то саркастично сказал он мне. – За пару дней до контрольной по физике снова станет шелковым шарфом и обмотается вокруг твоей шеи. Жаль, ты не чувствуешь удушения.

И оказался прав. Через некоторое время она пришла ко мне ласковой кошечкой. Я тут же растаял, как убогий идиот.

Только кое-что все же изменилось. Она стала часто огрызаться на Ника. Нередко пыталась сделать из него посмешище. А он будто не замечал ее выпадов. Молча игнорировал либо отвечал в вежливой манере шутливого пофигиста.

Кроме одного случая.

Это произошло в десятом классе. Она высмеяла в тот день не его, а Тоху.

Валя могла быть по-настоящему жестокой, когда хотела, но я не желал этого замечать.

Тоха, в отличие от своего старшего брата, никогда не владел высшим искусством словесного убийства. Он лишь озадаченно и растерянно застыл. Младший Аверин и сам подкатывал пару раз к Вале и не знал, как себя вести.

Я видел, как он дернулся. Помню, как дружным хором заржал весь класс.

Но прозвучавший следом суровый голос Ника несколько остудил окружающее веселье.

– Ты можешь смеяться надо мной, – спокойно произнес мой друг, – Но смеяться над моим братом я никому не позволю. Советую извиниться перед Антоном.

Валя рассмеялась и послала его.

А вот он ее никуда не посылал. Ник не произнес ни одного матерного слова. Он поступил хуже. Старший Аверин невозмутимо и холодно высмеял ту, которая считалась негласной королевой школы.

На долгую минуту воцарилась гробовая тишина. Никто и никогда не смел так говорить о Вале. Одноклассники нервно переглядывались, а потом кто-то несдержанно хрюкнул.

Девушка, которую я любил всем сердцем, побледнела. Затем она гневно еще раз послала моего лучшего друга на три буквы и выбежала из кабинета, а я бросился за ней.

Никогда раньше я не видел Валю настолько подавленной и злой. Пытался как мог успокоить, обнимал, переводил все в шутку. Но ничего не помогало.

Не помню, как мы оказались у нее дома, но в тот день мы снова целовались. Она сама села ко мне на колени, сама сняла свою кофточку, и сама положила мою руку на свою грудь.

От вида ее полуобнаженного тела у меня плавилось сознание. Все меркло рядом с ней, становилось ничтожным, неважным, для меня существовала лишь она. Лишь моя Валя, ради которой я был готов на все.

И я ощущал себя властелином целого мира, когда Ивлина дрожала от моих прикосновений и содрогалась, дойдя до пика наслаждения. Я был настолько слеп, что даже не задумывался, почему она ни разу не пыталась дотронуться в ответ до меня. Ни разу не пожелала доставить удовольствие и мне.

После этого дня произошло сразу несколько существенных изменений.

В школе некоторые за глаза начали называть Валю «Павлинией». Именно такую кличку ей подарил Ник в своем выпаде.

Это ужасно раздражало девушку, но больше она ничего не говорила ни в сторону Аверина старшего, ни в сторону Тохи.

Мы с ней еще несколько раз повторяли то, что случилось в ее комнате. Не описать как сильно я был тогда счастлив. Меня каждый раз охватывало мучительное желание положить ее руку себе на пах, но я боялся. Боялся показаться наглым и вызвать недовольство. Главное, она разрешала дотрагиваться до ее совершенного тела руками и губами.

А потом бизнес отца резко пошел в гору, и нам с семьей пришлось спешно уехать жить в Лондон.

Я просил и почти умолял оставить меня хотя бы закончить десятый класс. Но родители были непреклонны.

– А дело твоего отца со временем достанется тебе? – спрашивала меня Валя, сидя в моей комнате на диване и наблюдая за тем, как я собираю чемодан.

– Я не уверен, что захочу продолжить его бизнес. Да и рано об этом говорить. Мой отец еще не старик, чтобы забирать его дела.

– Ну да, ты прав, Дим. Конечно. Я просто спросила.

Через полтора года я приехал другим. Финансово намного более обеспеченным и несколько заматеревшим.

До отъезда Валя нежно уточнила, понимаю ли я, что мы просто друзья и не обязаны хранить друг другу верность. И я уверенно кивнул, хотя считал, что после некоторых вещей мы уже далеко не друзья…