Текст книги "Во мраке Готэма (ЛП)"

Автор книги: Стефани Пинтофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– У меня последний вопрос, – вставил я. – Как вы считаете, почему убийца накрыл лицо Сары куском её платья?

У Алистера загорелись глаза, словно он только и ждал, когда кто-нибудь задаст этот вопрос.

– Если в двух словах, то ваш вопрос как раз затрагивает тему, почему я так надеялся на реабилитационный потенциал Майкла Фромли. Во всех своих фантазиях он всегда поступал подобным образом, и я видел в этом акт раскаяния о содеянном. В самом конце он чувствовал вспышку стыда, поэтому накрывал жертву и оставлял ей хоть какое-то подобие чувства достоинства. Другими словами, в конце долгого процесса обесчеловечивания жертвы он снова очеловечивал её.

– А нам известно что-либо о том, почему он выбрал именно эту девушку? – уточнил Том. – Если Фромли действительно убийца, что же заставило его выбрать в качестве цели непосредственно мисс Уингейт?

– Не могу сказать точно, – начал Фред Эббингс, – но её физический профиль схож внешне с женщиной из постоянных фантазий Фромли. Я пересмотрю свои записи.

Мои мысли завертелись, пытаясь сразу осмыслить столько идей. Я не мог понять, как Алистер и его коллеги могли с уверенностью утверждать всё, что сейчас мы обсуждали. Но каждый из них имел авторитет в своей области, и сейчас они предложили очень связное и логическое объяснение.

– Из всего сказанного я могу заключить, что Майкл Фромли определённо является подозреваемым в этом деле, и должно быть проведено тщательное расследование. Я ценю ту помощь, что вы мне оказываете, – произнёс я. – Алистер, можете ли вы договориться о встрече с кем-либо из семьи или друзей Фромли, кто мог бы нам помочь определить его местонахождение? А я тем временем поговорю со знакомыми Сары Уингейт и постараюсь узнать как можно больше о ней самой. Будем вести расследование как традиционными, так и не традиционными методами.

– Я просил Горация сегодня утром поговорить с Ричардом Бонэмом – профессором математики в этом университете – и получить от него основную информацию о Саре. Он знал её не только в качестве студентки его предмета, но и как самую близкую подругу его дочери, – заметил Алистер. – И ещё мы установили, что Сара фактически жила вместе с семьёй Бонэм в их доме на пересечении 113-ой и Риверсайд-драйв.

– Ага, да, – сказал Гораций. – Я первым делом сегодня утром разговаривал с Ричардом Бонэмом. Вообще-то, я встретился с ним всего через полчаса после того, как к нему пришёл полицейский с новостями об убийстве, – Гораций сиял от удовольствия и явно был очень доволен собой.

– Профессор Бонэм кое-что рассказал. Он видел в девушке огромный научный потенциал. Но в общественной жизни она была скорее бунтаркой, одной из тех зачинщиц-феминисток, что отчаянно сражаются за право голоса и постоянно участвуют то в одной демонстрации, то в другой, – продолжил Гораций. – А в прошлом месяце она с группой единомышленников устроила на крыльце президентского дома пикет, требуя для женщин программ обучения в магистратуре.

Мой взгляд упал на Изабеллу. Когда она посмотрела на Горация, снова сидевшего справа от неё, в её глазах читалось неодобрение. Но это случилось так быстро, что я даже решил, что мне привиделось. И я снова не заметил, как Гораций пересел.

– Гораций, а разве ваша невеста не является членом одной из подобных феминистских групп? – спросила Изабелла. – Вам придётся изменить своё мнение после того, как вы женитесь следующим летом!

– Она не входит в такие феминистские группы, – огрызнулся Гораций, вспыхнув от смущения.

– Хватит об этом, – перебил его Том. – В конце концов, Сару Уингейт убили не из-за этого.

– Вообще-то, мы не можем этого утверждать наверняка, – возразил я. – Мы не знаем, каковой была её связь с Майклом Фромли, и она ли привела к убийству Сары. И пока мы не раскроем это дело, ничего из жизни мисс Уингейт не может быть несущественным.

– Зиль прав, – с непроницаемым выражением лица произнёс Алистер. – Гораций, прошу тебя, продолжай.

– Ага, да, – замялся Гораций. – Сара собиралась получить докторскую степень по математике и как раз этой осенью перешла на четвёртый курс. По словам профессора Бонэма, у неё были превосходная успеваемость, и девушка подавала большие надежды. И ещё он упомянул, что она на полставки работала в деканате. Обычная бумажная работа.

– Спасибо, Гораций, – сказал Алистер. – Возможно, кто-то из друзей Сары сможет рассказать об этом побольше.

– У меня есть список её друзей, – произнёс Гораций, вытаскивая из кармана мятую, заляпанную бумажку. – Хотите, чтобы я с ними поговорил?

– Этим займусь я, – вставил я, и Гораций без возражений отдал мне бумажку. Хоть я и принимал дополнительную помощь от этих людей, но успех или провал всего дела лежал полностью на мне. А я не любил полагаться на субъективное мнение других. Особенно это касалось опросов свидетелей, где я всегда оценивал полученную информацию и её возможную достоверность по манере разговора человека.

Скорей всего, Алистер это понял, потому что сразу же начал давать указания остальным – но только с второстепенными для расследования задачами. Том и Фред, как старшие преподаватели, отправятся в приёмную, возьмут там список посещаемых Сарой предметов и поговорят со студентами о её работе.

Также они посетят деканат и узнают, как долго мисс Уингейт там работала, и каковы были её обязанности. Гораций сходит в отдел студенческой газеты «Обозреватель» и просмотрит там содержание статей, в которых упоминается Сара Уингейт. А Алистер тем временем постарается дозвониться до семьи Фромли – Уоллингфордов и договориться о немедленной встрече.

А я же за это время опрошу семейство Бонэм и Калеба Мюллера – научного руководителя девушки. Алистер обещал встретиться со мной на пересечении 113-ой и Бродвея в час дня, уверенный, что к тому моменту уже сможет договориться с Уоллингфордами о встрече.

После дачи указаний коллегам Алистер отвёл меня в сторону.

– Вы, вероятно, захотите взять с собой к Бонэмам Изабеллу. В её присутствии мисс Бонэм будет чувствовать себя комфортнее, и тогда ваш опрос пройдёт более гладко.

– Понял. Но сперва я бы хотел связаться со своим офисом. Можно воспользоваться вашим телефоном? – попросил я.

Алистер отвёл меня в свой личный кабинет за соседней дверью, где я закрыл дверь и набрал Джо. Пришлось немного подождать, прежде чем Чарли, наш секретарь, позовёт к того телефону. Я поведал напарнику о нашем разговоре, не упуская ни одной детали.

– Ты веришь всему, что говорит профессор? – спросил Джо. После моего рассказа я слышал скептицизм в его голосе.

– Ни на секунду, – ответил я. – Но лучше всё проверить, не так ли?

Джо громко хмыкнул.

Он рассказал мне, что Питер Войт совершил прорыв в деле. Он обзвонил самых успешных – а значит, самых дорогих – фотографов в городе и добился результата.

Найдя по телефону нужного фотографа, Питер поехал прямиком к нему, чтобы просмотреть фотографии. Крошечные снимки в медальоне Сары действительно были частью более крупных портретов, снятых в декабре 1899 года. Оплатил их некто А. МакДональд.

Фотограф, конечно же, плохо помнил ту пару, ведь прошло уже почти шесть лет. Но он смог подтвердить подозрение Питера, что фотографии в медальоне были частью огромной серии снимков, типичной для помолвленных пар.

– Подобные фотографии очень редко уменьшают до размеров медальона, – пояснил Джо.

Но Сара хотела держать эти снимки в секрете, а с большими фотографиями это было бы невозможно. Все остальные снимки, без сомнений, забрал мистер МакДональд.

И теперь, когда у нас появилось имя, Джо собирался выяснить, сколько МакДональдов может проживать в Нью-Йорке и его окрестностях.

– И что ты собираешься делать, когда его найдёшь? – спросил я.

– Выясню, как он связан с Сарой Уингейт и её убийством. Порасспрашиваю.

«Ну конечно. А он взял – и так просто раскололся!»

Я повесил трубку прежде, чем успел сказать что-нибудь, о чём потом буду серьёзно жалеть.

Глава 6

Четверг, 9 ноября 1905 года

Дом из коричневого камня на углу 113-ой и Риверсайд-драйв, где проживали Бонэмы, был новым, с изящной железной решёткой на жёлтой, красной и коричневой кирпичной кладке. Такие же здания вырастали по всему Верхнему Вест-Сайду с космической скоростью. Каждый дом был спланирован лучше, чем предыдущий, и этому строительству не было видно ни конца, ни края.

Город расширялся на север, а его растущая экономика позволяла всё большему количеству людей поселяться в так быстро строящихся домах.

Нас пригласили внутрь дома Бонэмов и провели по коридору позади лестницы в просторную, уютную библиотеку, где нам предстояло ожидать подругу Сары. Почти всё пространство комнаты занимали книжные полки от пола до потолка. Книги были засунуты кое-как под странными углами, и не было никаких сомнений, что затхлый запах в комнате идёт именно от книг.

Мэри Бонэм не заставила себя долго ждать.

Это была низенькая, пухленькая девушка с каштановыми волосами, круглым личиком и красными, опухшими глазами за толстыми линзами очков. Я заметил, что она заметно расслабилась, увидев Изабеллу, и мысленно поблагодарил Алистера за его предусмотрительность, когда он предложил взять её с собой.

– Наши соболезнования, – мягко произнёс я после подобающих представлений. – Мы ценим, что вы согласились с нами сегодня поговорить, и понимаем, как для вас это тяжело.

Девушка неосознанно кивнула, но, вспомнив о правилах приличия, предложила нам кофе и сэндвичи. Я отказался, хоть и был жутко голоден; мне всегда неприятно есть или пить в таких ситуациях, будто это обычный светский визит. Это не так, и я не собирался притворяться.

Я начал с нескольких простых вопросов о семье Мэри и её дружбе с Сарой. Но даже на такие лёгкие вопросы девушка отвечала нехотя, поэтому я подал знак Изабелле, чтобы попробовала она.

Возможно, у неё лучше получится найти общий язык с этой стеснительной девушкой. Конечно, я рисковал, потому что Изабелла могла неточно сформулировать вопрос, но вскоре оценил природный инстинкт моей помощницы. Сначала она спросила, когда Сара стала жить с Бонэмами.

– Чуть больше года назад, – ответила Мэри, плотнее запахивая плотную зелёную шаль. – Она приехала к нам сразу после того ограбления прошлой осенью.

– Можете рассказать о ...?

Я перебил Изабеллу, задав свой вопрос:

– Какого ограбления?

Но я был слишком резок, и Мэри отшатнулась от такого грубого тона.

– Простите, – произнёс я, пытаясь перефразировать свою просьбу. – Я не знаю об этом инциденте, а это может быть важно.

И стал ждать её ответа, переживая, что переборщил.

– Ну, – протянула девушка, – это произошло год назад, в сентябре, сразу после Дня труда²². Именно поэтому Сара и переехала к нам, из-за того, что Уингейты были категорически против, чтобы она жила одна после того случая. Ну, то есть, Сара никогда и не жила одна, – быстро поправилась Мэри, – ведь миссис Гарднер содержит пансион для молодых леди, посещающих колледж. Но это совсем не то, что жить с семьёй.

– Мы понимаем, – согласно кивнула Изабелла и постаралась вернуть Мэри к нужному рассказу. – Так что за ограбление?

– Ах да, – спохватилась девушка и затаила дыхание. – Однажды вечером Сара вернулась к себе в комнату и застала там роющегося в её личных вещах незнакомца. Она закричала, и мужчина убежал, прихватив с собой деньги и кое-какие украшения.

– Этого мужчину поймали? Узнали, кто он? – спросил я.

– Да, в конечном итоге, поймали, – ответила Мэри, – и Саре вернули её драгоценности. Но не деньги. Прошло слишком много времени, пока полиция его арестовала.

– Помните ещё что-нибудь об этом случае? Может, имя мужчины или его род занятий?

– Кажется, это был немец, – попыталась вспомнить Мэри и нахмурилась. – Вроде, это был бездомный, воспользовавшийся открытым окном. Сара говорила, что у него были длинные, растрёпанные волосы и грязная одежда.

– Это происшествие каким-либо образом изменило Сару? – уточнил я.

– Кроме того, что она поменяла место жительства? Не думаю, что Сара часто об этом вспоминала.

Сентябрь 1904 года. Я пометил эту дату в своей записной книжке. Надо будет задействовать свои связи в департаменте, поднять все записи о преступлениях в квартале Морнингсайд-Хайтс и попытаться определить этого вора.

Мэри опустила глаза и начала перебирать пальцами угол шали.

– Мы знаем, что вы видели Сару в последний раз в пятницу, когда она уезжала в Добсон к своей тёте. Не могли бы вы описать нам её настроение? – тон Изабеллы был дружелюбным, словно она общалась с подругой, которую знала долгие годы. Когда Мэри не ответила сразу, Изабелла попыталась её подтолкнуть. – Она радовалась, волновалась, что поедет на выходные к тёте?

Такой подход был правильным; так Мэри сможет расслабиться и разговаривать спокойнее.

Девушка пожала плечами:

– Я бы сказала, что она была не в духе. Она плохо спала. Большую часть ночей Сара ворочалась от ужасной бессонницы. Думаю, поэтому она и решила отправиться к своей тётушке.

Мэри глянула на нас из-под чёлки.

– Вообще-то, мы из-за этого поссорились. У нас были билеты на открытие нового мюзикла с Мод Адамс²³, «Питера Пэна», и мы собирались пойти туда с моими родителями. Не верю, что Сара могла легко поменять такие планы, – голос звучал приглушено, когда она пыталась справиться с душившими её слезами. – Не понимаю, почему она решила уехать в Добсон и пропустить представление?

– А когда она изменила своё решение? – уточнил я.

– В четверг вечером, – икнула Мэри.

– Она ведь должна была объяснить вам, почему так поступает, – попыталась навести её на мысль Изабелла.

Но Мэри лишь покачала головой:

– Сара сказала, что у неё много работы, и она не может здесь сосредоточиться. Но очередную главу её диссертации нужно было сдать только в следующем месяце, а две недели назад она сказала, что глава почти закончена. В оправданиях не было смысла.

Я пытался переварить информацию, задаваясь вопросом, что она мне даёт. Что-то взволновало Сару, вызвало её бессонницу и заставило внезапно сорваться в Добсон. Всё это вместе составляло совсем не ту картину, которую рисовала мне Эбигейл Уингейт, описывая причину приезда двоюродной сестры.

– Вы не знаете, что могло её так встревожить? – спросила Изабелла. – У неё были какие-то трудности с учёбой?

– Конечно, нет, – ответила Мэри. – Учёба всегда давалась Саре легко.

– Однокурсники её любили?

Мэри поморщилась:

– Думаю, она всем нравилась в той или иной степени. Хотя, конечно, без зависти не обходилось.

– Можете привести пример?

– Ну, на ум приходит только один случай, – начала рассказывать Мэри. – На втором курсе Сара вдруг на недолгое время решила сменить род занятий на медицину. Она записалась на курс органической химии, и когда получила по итогам работы самый высокий балл в группе, её однокурсники – а большинство из них изучали медицинские науки уже не первый год – разозлились. Профессор всегда рисовал кривую распределения оценок в классе, и в сравнении с отличной оценкой Сары профессор был недоволен посредственными результатами остальных. Один из студентов написал официальную жалобу, утверждая, что Сара не могла сама так написать работу. Ей пришлось встретиться с комиссией из трёх профессоров и пройти через устный экзамен, чтобы доказать, что она знает материал.

Девушка вздохнула и снова начала накручивать кончик шали на палец.

– Но, если целью её однокурсника было принизить способности Сары, то она полностью провалилась: Сара ответила даже лучше, чем до этого на письменной работе. Она вообще не любила, когда сомневаются в её возможностях.

– И что потом? – спросил я. – Она сталкивалась ещё с такими подозрениями? Может, на факультете математики?

– Не знаю, – ответила девушка. – Я о таком никогда не слышала.

– А что насчёт её подруг из Барнарда²⁴?

Мэри на минуту задумалась, что ответить, и эта заминка говорила сама за себя. Наконец, она произнесла:

– Сара умела ладить с людьми, но она была сильной личностью и могла постоять за себя в споре. Эта черта со временем становилась у неё всё ярче, потому что с каждым успехом, которого она достигала, ей приходилось сражаться с теми, кто заявлял, что это не её заслуги.

– Какова была область её исследований? – поинтересовалась Изабелла.

– Я знаю, что её диссертация была посвящена гипотезе Римана – Сара была ей просто одержима. Но вряд ли я смогу рассказать вам об этом что-то ещё, потому что математика для меня – тёмный лес.

– А с кем мы можем поговорить о её работе кроме научного руководителя? – чуть надавила Изабелла.

– Эммм, – вслух задумалась Мэри. – Попробуйте поговорить с Арти Шоу. Он на том же курсе, что и Сара, и они вместе проводили многие исследования, да и вообще довольно близко дружили.

– Близко дружили? – переспросила Изабелла, требуя пояснений, хотя тон её был по-прежнему располагающим.

– Как однокурсники, ничего более, – пояснила Мэри и смущённо добавила, – хотя, если честно, я думаю, что у Сары был кавалер, но это не Арти.

– Почему вы так думаете? – спросил я. А вот двоюродная сестра Сары Эбигейл была свято уверена, что у её двоюродной сестры нет ни времени, ни желания заводить романтические отношения.

– Потому что Сара втихомолку посещала Принстон²⁵, – ответила девушка, – но всегда притворялась, что едет куда-нибудь в другое место.

Теперь Мэри Бонэм полностью завладела нашим вниманием, и мы стали ждать, какую ещё информацию она сможет сама нам предоставить. Иногда проще позволить людям говорить самим – в привычном им ритме и привычным способом – и тогда они сами расскажут самое полезное.

– Впервые я это заметила, когда увидела в её комнате на чемодане бирку «Принстон Джанкшен»²⁶ после тех выходных, когда она, по её словам, навещала свою тётю. Я собиралась спросить её об этом, но, в конце концов, передумала. А в следующий раз, когда она предположительно вернулась из Добсона, я обыскала её комнату и нашла билет до Принстона.

– Может, она ездила в Принстон по поводу своих исследований? – спросил я. – Например, чтобы посетить их библиотеку?

– Тогда почему она солгала, что ездила куда-то ещё? – возразила Мэри. – Какова бы ни была её цель, у Сары была причина это скрывать. Не поймите меня неправильно: я не пытаюсь сказать, что Сара была замешана в какой-то интрижке. Она была слишком рассудительной и слишком преданной своим научным изысканием, чтобы рисковать ими из-за чего-то подобного. Я уверена, что любые связывающие её отношения были абсолютно подобающими, но, тем не менее, она желала сохранить их в тайне.

Я достал из кармана медальон.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы Сара это носила? – спросил я, протягивая ей украшение. Девушка оглядела его, пробормотала: «Нет» и медленно раскрыла. И зачарованно уставилась на две фотографии, находящиеся внутри.

– Вы знаете этого мужчину?

– Нет, – ответила она с широко распахнутыми глазами. – Я никогда его не видела. Ни его, ни этот снимок Сары.

– А фотографию бóльшего размера? – я хотел быть полностью уверен.

Мэри покачала головой.

– А что насчёт этого мужчины? – я вытащил маленькую фотографию Майкла Фромли, которую для подобных случаев дал мне с собой Алистер. Я неловко раскрутил бумагу, в которую аж в два слоя завернул снимок.

Девушка на секунду замерла, словно хотела что-то сказать, но затем качнула головой:

– Я никогда его не видела. Но он приблизительно одного возраста с Сарой, возможно, это и есть её кавалер из Принстона?

– Сомневаюсь, – ответил я и засунул фотографию Фромли обратно в карман.

Я бросил взгляд на часы и отметил, что мы просидели у Мэри Бонэм уже более получаса, поэтому я перешёл к заключительной части своего опроса.

– Нам сообщили, что Сара была участницей движения за равноправие женщин. Можете рассказать нам что-нибудь по поводу её активности в этой группе?

Я постарался, чтобы мой вопрос был максимально нейтральным – посмотрим, что нам сможет рассказать Мэри. Этот момент был очень щепетильным, а я понятия не имел, какое у Мэри отношение к подобным обществам.

Но, тем не менее, ответ Мэри был быстрым и по существу.

– Сара стала членом местной группы за равноправие женщин в последний год нашего обучения в Барнарде, но она не принимала активного участия, пока не записалась на курс органической химии, о котором я вам рассказывала.

Мэри вздохнула.

– Это и стало переломным моментом. Тогда Сара …, – девушка на мгновение запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, – … ожесточилась. Её разочаровывал тот факт, что её достижения и научные исследования недооценивают просто из-за того, что она женщина. Ей посочувствовала одна сокурсница и пригласила на митинг, и после этого Сара стала принимать активное участие в жизни общества.

– А вы когда-нибудь посещали с ней подобные митинги? – спросила Изабелла, и в её тоне сквозило любопытство.

– Нет, – Мэри застенчиво покачала головой. – Возможно, я и согласна с политическими целями Сары. Но участие в подобных митингах и маршах протеста – не то, что меня интересует.

Я прекрасно понимал, что собрания и толпы на улице могли не привлекать такую неуклюжую и стеснительную девушку, как Мэри.

Мы с Изабеллой закончили разговор, получив немного информации, которая может оказаться полезной. Прежде, чем уйти, мы осмотрели комнату Сары. Она была обустроена в спартанском стиле – возможно, даже более спартанском, чем гостевая спальня в доме её тёти.

Мы не нашли почти никаких вещей, рассказавших бы нам о личности Сары, за исключением коллекции книг по математике и листов бумаги на простой деревянной полке у кровати.

Я думал, что Алистер уже будет ждать нас на углу 113-ой и Бродвея – он обещал быть там к часу дня. Я снова глянул на часы: пятнадцать минут второго.

«Где он? Почему так задерживается? До сих пор договаривается о встрече с семьёй Фромли?»

Мне не нравилась идея оставлять это на Алистера, но я прекрасно осознавал, что это благодаря его хорошему отношению с родственниками Фромли – а не моему полицейскому значку – мы сможем договориться с ними быстрее.

– Что дальше? – спросила Изабелла.

– Будем ждать, – ответил я.

Я посмотрел вверх и вниз по улице Бродвей. Алистера видно не было.

Изабелла выдвинула предложение:

– Можем пока сходить на факультет математики. Это рядом. А Алистеру оставим записку в его офисе.

Я согласно кивнул, и мы быстрым шагом прошли три квартала к 116-ой улице.

– Что вы обо всём этом думаете? – спросил я Изабеллу. – Считаете, Алистер прав?

Девушка улыбнулась:

– Думаю, мой свёкор достоин восхищение. А ещё думаю, что у вас никогда прежде в самом начале расследования не было таких серьёзных подозрений и улик.

Я рассмеялся и ответил:

– Возможно, вы и правы.

Алистер указал мне на моего главного подозреваемого, используя лишь размышления и простую логику. Но я начинал сомневаться, что он с такой же лёгкостью сможет привести ко мне самого Фромли.