Текст книги "В объятиях демона (СИ)"

Автор книги: Стася Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Простите. – негромко говорит светловолосый, и спокойно выходит из квартиры, в окружении целой толпы полицейских-омоновцев и следователя.

Родители остались в полнейшем непонимании. Алекс – их единственный сын. Единственный, горячо любимый, спортсмен и просто умница. Вот кто ничего не понимал, так это действительно были они. Оставшись в полной растерянности, Антонина Петровна берет все в свои руки. Ей срочно понадобилось найти мужу сердечные капли.

– Юра, тише, тише… Это должно быть какая-то ошибка, это же наш мальчик. Ты же понимаешь это… Мы сейчас позвоним Лерочке и все решится. Мы все узнаем.

Женщина дрожащими руками набирает номер телефона девушки, и ее даже удивляет то, насколько быстро та подходит к телефону. Практически сразу же схватив трубку и услышав первый всхлип женщины, у Валерки рухнуло вниз все, что только могло рухнуть. Казалось, у нее самой схватило сердце. Она только-только успела войти в свою квартиру, набрала Алекса, но он не брал трубку уже несколько раз, и девушка волновалась – она и не разулась даже. Просто наворачивала круги по коридору и изредка звонила Лагранжу на мобильный. Вот в один из таких перерывов ей и позвонила мама Александра. Значит, сам он этого сделать не мог. Сердце билось, словно в тисках, его сжимал страх. Казалось, что еще пара ударов, и оно остановится прямо сейчас.

– Что случилось? – несколько дрожащим голосом говорит девушка, крепко сжимая руками трубку. Уже догадываясь, что произошло. Но она не хотела этого слышать. Не хотела. В голове билась только единственная мысль – «пожалуйста». Она даже дополнить ее никак не могла.

– Алекса арестовали! Лера, мы не знаем, что случилось, может быть, ты знаешь… Мы с Юрой в растерянности, господи, нужно же что-то делать!

– Ждите меня. Я буду через десять минут.

Одиннадцатая глава

«Я за тебя молиться стану,

Чтоб не забыл пути земного,

Я за тебя молиться стану,

Чтоб ты вернулся невредим»

Нужно было брать себя в руки. Необходимо было собраться и пытаться действовать логично, собранно и, желательно, быстро, потому что любое промедление могло стать в дальнейшем проблемой. Валерия успела к тому моменту доехать домой, но она только переступила порог, пытаясь дозвониться до парня, как сразу же раздался звонок от матери Лекса, и девочка не успела даже собрать все свои мысли в кучу. Она не может позволить себе быть слабой, не может сейчас сдаться. Она должна воевать по крайней мере за них, за их счастье и благополучие, хотя сейчас казалось, что ничего этого уже никогда не будет. Глубоко в душе Валерка знала, что она была не далека от истины, и от этого становилось только страшнее. У нее не было ни секунды метаний – стоит или не нужно. Однозначно стоит. У Лерки даже дилеммы не было. Девушка просто слышала голос женщины и понимала, как внутри все переворачивается, какая тяжелая борьба впереди им только предстоит. Она не имеет права сейчас расклеиться – она нужна им. Нужна Алексу, нужна Антонине Петровне и Юрию Александровичу. И кудрявая никогда в жизни не сможет их оставить – она в любом случае будет рядом, как бы там что ни вышло. Все только начиналось и было просто страшно от дальнейших перспектив.

Лерочка быстро собирает сумку – туда летят вещи первой необходимости, зубная щетка, какие-то вещи, которые могут ей понадобится в ближайшее время. Несколько джинсов, пара толстовок, юбка и платье, пара домашних вещей и белье. Почему-то ей казалось, что домой она попадет еще не скоро, она ведь не может оставить родителей Лекса одних. Она просто представляла, насколько сейчас тяжело им, так что ее собственные переживания отходили на второй план. Они никак не соизмеримы с тем, что чувствуют сейчас его родители, хотя и самой девочке казалось, что в какой-то момент она просто осиротела. Буквально десять минут назад. Ее просто разрывало от всех этих чувств, но девушка не знала, кому ей можно позвонить, рассказать, кому она может довериться. Перебирая в голове всевозможные варианты, все больше она понимала, что никому. Кудрявая быстро застегивает свою небольшую спортивную сумку, а после тяжело выдыхает и на мгновение смотрится в зеркало. Оттуда на нее смотрит молодая девчонка, которой в июне двадцать, но выглядит она не больше, чем на семнадцать лет. Милые кудряшки, достающие до плеч, спадали небрежной копной вокруг личика, а темные глаза сейчас были полны слезы, но Лера не могла позволить себе сейчас заплакать.

«Я буду сильной»

Именно это она обещает себе, когда еще раз мимолетно оглядывает свое отражение. Она обещает не только себе, обещает Алексу, обещает его родителям, обещает своему будущему ребенку. У нее нет права сдаться сейчас – на ее плечах очень большой груз ответственности, и упал он туда, по большому счету, вообще случайно, так изначально не должно было быть. У них все должно было быть хорошо. Валерия изо всех сил цеплялась за воспоминания, а этого делать не стоило. Она понимала, что сегодня с утра Лекс уже знал, что это случится, может быть, чувствовал, а может догадался, Царева точно не знала. Она даже понять ничего с утра не успела – он просто собрал ее, фактически сам одел и выпроводил. Только теперь кудрявая понимала – он не хотел, чтобы это все было на ее глазах, Лекс просто хотел оградить ее от всего этого. Разве так поступают с человеком, которого не любят? Не поступают.

Валерия ни на секунду не сомневалась в том, что Лекс ее любил. Просто невозможно так притворяться, да и она чувствовала, чувствовала это каждую секунду – по тому, как он прикасался к ней, как обнимал, как шептал на ухо нежные слова. Пытаясь отогнать воспоминания, она трясущейся рукой закрывает дверь своей квартиры, пишет отцу сообщение о том, что она возьмет его машину. Сам отец Валерии сейчас находился в командировке уже больше месяца и вообще о происходящем не знал – кудрявая ему еще даже о беременности не сообщила.

У нее были права, Лекс с шестнадцати лет учил ее водить машину, а в восемнадцать она их благополучно получила, так что у ей не составила труда сесть за руль. В стрессовых ситуациях так или иначе начинаешь вспоминать все, что умеешь, что не умеешь. Казалось, она бы поехала на камазе, если бы не было другого выбора. Она садится в папин гелендваген, заводит машину, выдыхая и на мгновение закрывая глаза ладонями. Вдох-выдох, еще один, и еще, Лера усиленно пытается собраться с мыслями и понять, как вообще управлять данным транспортным средством. Если она разобьет папину машину, ей конец, но сейчас не было времени думать об этом. Педаль газа в пол, и девушка медленно выезжает с парковочного места, осторожно выруливая из двора.

Это было самое быстрое и самое страшное путешествие на машине за всю ее жизнь. Сложно было сразу настроиться и понять, что вообще к чему, почувствовать габариты машины, все это делать трясущимися руками и с наполненными слезами глазками, а еще доехать и постараться не разбиться. Практически все парковочные места у дома заняты, поэтому она бросает машину достаточно далеко, припарковав ее у ближайшего к дому светловолосого супермаркета. Валерка хватает сумку с заднего сидения, закрывает машину, кидает ключи в карман куртки. Она уже просто бежит, понимая, что добраться нужно как можно скорее. Ей давно не было так страшно. Валерия, кажется, вообще забывает о том, что она беременна. Она несется, словно горная лань, по ступенькам и вовсе взлетает очень быстро, а после звонит в дверь квартиры.

В квартиру ее запускает Антонина Петровна, на которой просто лица нет. Она была бледная, Лере показалось, что женщина мгновенно постарела, стала выглядеть гораздо старше своих лет. Мама Лагранжа сейчас и правда была крайне осунувшейся, а девушку встречала с крайне тоскливым, испуганным и отчасти не понимающим выражением лица.

– Как вы? Как Юрий Александрович? – тихо спрашивает кудрявая, кладя сумку на ближайшую тумбочку, разуваясь и проходя внутрь. Она все еще в тех самых носках, которые с утра Лекс вытащил ей из шкафа. Было такое ощущение, что это произошло в прошлой жизни, а не буквально час назад.

– Плохо. – тихо говорит женщина, и Валерия проходит внутрь квартиры, понимая, что здесь все уже не так. На кухне все еще витал аромат свежеиспеченных блинчиков, девушка прошла дальше и осторожно присела на диван, где уже лежал отец Алекса, напоенный сердечными таблетками. Девушка крепко сжимает руку мужчины, тяжело выдохнув. Каких же колоссальных усилий ей стоило не заплакать. Просто взять и сдержать эти слезы и громкие рыдания, которые так и рвались из ее груди. Ей хотелось бить кулаками в стену, громко кричать, топать ногами, перебить всю посуду у себя дома, кусаться и царапаться, но она не могла себе этого позволить. Раньше их опорой был Лекс. Теперь стала она.

– Все будет хорошо. – пытается пообещать Валерия и, желательно, сделать это не дрожащим, а уверенным и твердым голосом. – Вы, главное, не нервничайте сейчас сильно, вам нельзя, у вас сердце. Я попробую все решить. Для начала, нужно собрать вещи. Антонина Петровна, вы сможете это сделать, какие-то, первой необходимости, самое основное? Я правда не знаю, что нужно, положите на свое усмотрение.

На самом деле, Лера была уверена в том, что если она сейчас зайдет в ту комнату, и сама начнет копаться в вещах молодого человека, ее сердце просто не выдержит. Низ живота уже неприятно тянуло, но она старалась не обращать на это внимания, потому что ей нужно быть собранной, сильной, и держать все под контролем.

– Он не умер, он здоров, это не конец света.

Валерия не может понять, кого она больше убеждает, себя или родителей парня. Потому что сейчас ей казалось, что это самый настоящий конец. Она уже догадывалась, что ему будут вменять, она вообще догадывалась обо всем, но как сказать обо всем этим двум несчастным старикам, Царева не представляла. Лекс был у них очень поздним ребенком, единственным счастьем и светом, а сама девушка об этом прекрасно знала. Кроме самого Алекса у них вообще никого не было, они оставались одинокими. На отца парня ей по-настоящему было страшно смотреть, поэтому она отводила глаза – смотрела в пол, в стену, куда угодно, но только не на Юрия Александровича.

– Лерочка, что он натворил? – тихо спрашивает женщина, а Валерия чувствует, как к горлу подступает ком. Ей же придется все объяснять. Объяснять то, о чем она сама толком не знает.

– Вы только не нервничайте сейчас. – не менее тихо отзывается Царева, поднимаясь и отходя к окну, присаживаясь на подоконник и внимательно оглядывая родителей парня. – Я не знаю, за что он там. Я могу только догадываться обо всем. Несколько дней назад, я ночевала у вас, я проснулась, а рядом его не было. Я испугалась, пошла его искать. Выяснилось, что он просто на кухне был, пил воду, но я сразу же заподозрила неладное, потому что он правда не выглядел заспанным. Как будто бы он и не ложился. А на следующее утро, в общем…

Голос девушки надламывается, и она прикусывает нижнюю губу, пытаясь успокоиться и продолжить свой рассказ. Просто нужно было сейчас собраться с мыслями, сказать все честно и откровенно. Им же самим потом будет больнее, если сейчас Валерия смолчит.

– А на следующее утро, у нас в институте умерла девочка. Не первая из института, а из города точно не вторая и не третья даже, ну может быть вы слышали о серии убийств… И к нам подошла ее подруга, которая, в общем-то, представила едва ли не опровержимые доказательства, что кто-то из мальчиков может быть причастен. Я тогда не обратила на это внимания, потому что даже не думала, что это как-то может нас коснуться.

Ее голос срывается, и она не знает, как ей продолжить дальше. Исход из этого всего был ясен – Лагранж кого-то убил, и именно в тот момент у Валерии закрались какие-то подозрения на его счет, но она просто гнала от себя плохие мысли, стараясь об этом не думать. Зря, видимо, не думала.

– Но я ощутила, что Алекс занервничал. После он весь вечер был недоступен, я не могла дозвониться, а потом напали на еще одну нашу подругу. Я… Я смогла связать это только сейчас. – тихо сказала Лера. – И… В общем, я думаю, что это может быть связано. Это очень страшно, я не знаю, что делать. Я не хочу вас пугать, просто сразу готовлю к тому, что будет тяжело. Будет очень тяжело, Антонина Петровна. Мы постараемся справится.

– Они, когда его забирали, как раз говорили про какие-то убийства, серию убийств, но я ничего толком не поняла… Господи… Ты не обязана, Лерочка. – тихо говорит женщина. Она ведь тоже видела, как девушке было тяжело. И она понимала, насколько серьезные и отвратительные вещи творил ее сын. У нее бежали мурашки по коже, когда она просто представляла то, что это может быть он, что это он убивал, делал стольких людей несчастными. Но он ведь ее сын.

– Я его люблю. Мы с ним ждем ребенка. Я знаю, что он сделал, я догадываюсь, но… Я не откажусь от него. Никогда. Я всегда была с ним счастлива. – тихо шепчет Лера, таким дрожащим голосом, словно она сама сейчас задрожит, как травинка на ветру. – Я не могу это объяснить, понимаете? Я просто его люблю. И все. Больше ничего не могу сказать.

– Что ты сказала? – шепчет женщина, недоуменно посмотрев на девушку и подходя к ней ближе, осторожно погладив кудрявую по плечу. – Вы ждете ребенка?

– Да. – на грани слышимости произнесла Валерия, – У нас будет ребенок. Дочка. Я думаю.

Сейчас это было так неважно, но почему-то она ляпнула это. Наверное, ей тоже хотелось поддержать их хоть как-то, что у них будет внук, у них всегда будет сама Лера и они никогда не останутся одни. Ни Лера, ни внук не смогут заменить им сына, но, может, это сможет хоть немножко приглушить их боль?

– Бедная моя девочка. – прошептала Антонина Петровна, прижимая к себе девчушку. Она же понимала сейчас то, что Алекс и по Царевой проехался буквально катком. Что в голове у ее сына, женщина сказать не может, но сейчас она просто поражается силе воли и духа, храбрости и самоотверженности этой девочки. – Он тебя не достоин.

– Перестаньте. – тихо говорит она, обнимая женщину в ответ и прижимаясь к ней, так доверчиво, как к матери. Таковой у Валерки не было, поэтому в свое время ее ей заменила именно мама Лекса. – Нам сейчас в первую очередь нужно подумать, что делать дальше. У меня крестный, он адвокат. Первоклассный адвокат. Я ему сейчас позвоню и попрошу помощи. Он мне не откажет.

Лера отстраняется от женщины и отходит от подоконника, устало присаживаясь на стул. Юрий Александрович, видимо, накачанный таблетками, немного задремал, мужчине нужно было это, чтобы его сердце не сдало окончательно. Антонина Петровна и вовсе замерла, смотрела в одну точку, словно время стоит на месте и никуда не двигается. А Царевой все еще казалось, что она просто в каком-то страшном сне. Этого не может происходить с ней и с Алексом. Просто не может.

До Германа Яновича Ронеса, своего крестного, она дозванивается очень быстро. Он достаточно известный адвокат, который редко проигрывает дела, у которого прекрасная статистика. Это мужчина лет сорока пяти, точно знающий, что и как сделать, поэтому кудрявая ему безоговорочно доверяла. Лерка звонит ему не часто, а если и звонит, то это значит только то, что она куда-то вляпалась, поэтому мужчина очень быстро взял трубку. Оно было и на руку, вот только Царева не объяснила ничего. Короткое «приезжай» и адрес убитым голосом. Это не телефонный разговор и все объяснять она будет ему уже здесь.

Ронес кидает все свои дела – откладывает встречи, документы, потому что он точно знает, что когда отец Лерки в командировке, он отвечает за нее головой. А тут, видимо, произошло что-то совсем из ряда вон выходящее, ибо такой он никогда не слышал свою крестницу. Ему требуется сорок минут, чтобы добраться, мужчина был на другом конце города, тут без пробок – не меньше четверти часа, а с пробками и вовсе как вышло.

– Что случилось?! – он сразу же обнимает свою крестницу, как только Лерка открывает ему дверь, и она виснет на шее у Германа, а после все-таки плачет.

Наконец, кудрявую просто пробивает на рыдания. Вот знаете, как будто бы очень-очень долго надувают шар, а потом он внезапно лопается, разлетаясь в разные стороны. Выдержка Валерии была сейчас, примерно, как этот самый шар. Она прижимается к мужчине, а он даже боится представить, что такого могло произойти, что вызвало подобный фонтан эмоций у жизнерадостной и никогда не унывающей Лерки.

Она тянет его за руку в квартиру, по дороге назад вытирая слезы и делая несколько глубоких вдохов. Она же обещала быть сильной. Значит, Царева обязательно будет таковой. Ронес же видел, как атмосфера сейчас накалена до предела в кухне.

– Что произошло? – требовательно спрашивает мужчина, расположив свой кейс с документами на кухонном столе и внимательно уставившись на Цареву.

– В общем, ты слышал о том, что в городе волна убийств прошла? Я не помню, сколько было жертв, семь или восемь… В общем… – она не в состоянии продолжить, потому что дыхание внезапно в горле просто спирает, а крестный смотрит на нее крайне рассерженно.

– Вот только не вздумай мне сейчас сказать о том, что…

– Да, я его люблю. Это мой Алекс, да, черт возьми, да, это он! – кричит она, тоже смотря на него, нахмурившись. – Это мой Алекс, его сегодня арестовали, и я понятия не имею, что мне делать и к кому обратиться, Гер, ты не понимаешь?

– Успокойся. – тихо говорит мужчина, погладив крестницу по руке и в то же мгновения понимая, что он немного переборщил с осуждением и непониманием. – Выдохни, ладно, сядь, Лер. Папа, как я понимаю, не в курсе?

Он отрицательно качает головой. У Царевой еще не было времени об этом сказать, да и она не знала, стоит ли вообще говорить. Он ведь разволнуется, прилетит, бросит работу. Волновать отца не хотелось.

– Я ему позвоню. – тихо обещает кудрявая, взглянув на крестного. – Просто… Я не знаю, как ему сказать. И про беременность тоже.

Герман Янович от подобных новостей был готов, на самом деле, просто сползти под стол. Он подозревал, что у него крестница особо одаренная на приключения, но чтобы настолько, он даже и не предполагал.

– Твою мать. – это единственное, на что хватает мужчину, и он приобнимает девушку, желая хоть как-то поддержать ее, но понимая, что этого чертовски мало. – Я возьмусь за это дело, Лер. И я тебе обещаю, что мы сделаем по максимуму все возможное для того, чтобы как-то смягчить или придумать хоть что-то, ладно? Сейчас давай, соберись, Лерочка. И расскажи мне все, что знаешь, что можешь предположить. Это сейчас очень важно. А потом я поеду к нему в изолятор, и мы будем решать уже там.

Валерии кажется, что к концу дня у нее на языке будет мозоль. Она старается пересказать все слово в слово, что сказала Антонине Петровне некоторое время назад, вспомнить еще какие-то подробности, а Ронес сидел и просто понимал то, что дело плохо. Очень и очень плохо. Наверняка в деле будут показания выжившей потерпевшей, свидетелей, возможно найдут какие-то вещественные доказательства, если хорошо поищут. А Лера читала по глазам мужчины, который явно не выражал особой радости, что гиблое дело, на самом деле. Но они ведь постараются, правда.

– Он болен. – внезапно выдает девушка, распрямившись на стуле и внимательно посмотрев на мужчину. – Гер, его надо лечить. Он болен, ему надо в клинику.

– Ты думаешь, можно попробовать признать его невменяемым? – мужчина хмурится, взглянув на крестницу. Если такие шансы есть, то они обязательно ими воспользуются. Просто обязательно. – Мы попробуем сделать хоть что-то. А я поехал тогда к нему. Александр Юрьевич Лагранж, я правильно помню? Надеюсь, он там не успел еще ничего натворить…

– Правильно, правильно. – отзывается Царева, нервно постукивая ноготками по столу, – Попробуй выбить мне свидание. Пожалуйста. Я знаю, у тебя получится.

– Я постараюсь, малышка. Береги себя. – тихо говорит мужчина, а потом смотрит на его мать, которая сейчас явно ничего не понимает. Ронес невольно проникается жалостью к ней – тяжело представить, какой камень у нее сейчас на душе. С таким точно не каждый сможет справиться, но женщина сейчас просто олицетворяла собой стойкость, силу и мужество.

– А как же деньги? У нас нет столько денег. – тихо говорит женщина, словно опомнившись. Откуда? Они просто академики. Обычные научные работники. Им, конечно, не плохо платят за исследования и преподавательскую деятельность, но на такого адвоката явно нет. И где их взять – на данный момент женщина даже не представляла.

– Не нужны деньги. Я делаю это для крестницы и, очевидно, ее ребенка. Вы не волнуйтесь и, главное, держитесь. – негромко говорит Герман Янович, а после двигается к выходу, обуваясь и внимательно смотря на Лерку таким взглядом, от которого даже ей стало не по себе. Она и сама прекрасно знала, что вляпалась. Вляпалась, по самое не балуй. Но что сама Лера сейчас может изменить? Ничего. Ей остается только бороться.

– Спасибо тебе. – кудрявая крепко обнимает мужчину и прижимается всем телом, на мгновение прикрыв глаза. – Ты очень много сделаешь для меня и для семьи Алекса… И для него тоже.

– Я позвоню, малышка. Не нервничай главное. А со свиданием я попробую решить.

***

Очень сложно было взять себя в руки на следующий день и пойти в университет, тем более, девушке не спалось практически всю ночь. Она слышала, как в соседней комнате плачет Антонина Петровна, как Юрию Александровичу ночью вызывали скорую. Лера сейчас слишком остро ощущала отсутствие молодого человека рядом – в этой комнате все казалось чужим. Вроде бы, она все время ошивалась здесь класса с девятого, но сейчас ей хотелось убежать. Вот только куда ей бежать, девушка не имела ни малейшего представления. Сейчас ей хотелось быть страусом, но она не могла позволить себе запихнуть голову в песок и убежать от своих проблем. В первую очередь играли роль проблемы Алекса и его семьи. Как же сильно ей его не хватало – она не ощущала рядом его тепло, не слышала сонного дыхания, и не могла протянуть ручку и растрепать его светлые локоны с утра. Первая ночь была самой тяжелой. А прикоснуться к нему девушка еще явно сможет не скоро, а после вставал один из наиболее логичных вопросов – а сможет ли еще когда-нибудь вообще? Ответа не было. И вряд ли он появится до момента суда.

Огромные надежды Царева возлагала на крестного. Она верила, что мужчина обязательно сможет что-нибудь придумать и хоть как-то выкрутить ситуацию хотя затея сама по себе была очень сомнительной. Внутри все настолько упало, что Лера уже и не верила в благоприятный исход этого процесса. Она специально вечером открыла специальную литературу, желая изучить возможные и дальнейшие перспективы Лагранжа, и только расстроилась после.

Нет, Валерия более чем осознавала, что он виноват. Но ведь она не может спрятать и растоптать свои чувства, притвориться, будто бы их нет или просто переболеть. Она вспоминает их детство – да, официально они начали встречаться еще в конце восьмого класса, пусть и по-детски сначала, но дружили они давно. И еще как-то во втором классе, когда она была смешной девочкой с двумя кудрявыми хвостиками, с веснушками и без переднего молочного зуба, маленькая Лера уверенно заявила ему, что она будет с ним всю жизнь, где бы он ни был. Крохотная второклассница выросла, вот только ничего не изменилось. Она по-прежнему готова была стоять за своего Лагранжа.

Завтракать сил не было, желания тоже, поэтому выпив кофе, взяв ключи и постаравшись никого не разбудить, она скрывается в утренней темноте. Путешествие до университета занимает не так много времени – Лекс к зданию жил ближе, да и тем более, она ведь была на папиной машине. Валерия уже точно знала, зачем идет в университет – за документами. Потому что учиться у нее там дальше явно не получится, и она сама это прекрасно осознавала.

В университете была отвратительная, напряженная атмосфера. На нее смотрели все – показывали пальцами, нехорошо усмехались, несколько раз ее даже толкнули в спину, говоря о том, что выход в другой стороне и ей стоит пойти отсюда вон. Кудрявая лишь пожимала плечами и двигалась в том направлении, в котором ей было нужно. Прямо к деканату.

Там также царила вообще не лучшая атмосфера – все были напряжены, разозлены, декана и вовсе не было, а секретарь лишь окинула ее уставшим взглядом.

– Здравствуйте. Я бы хотела написать заявление на отчисление из университета и забрать документами. Я могу это сделать? – негромко спрашивает девушка, поправив на плече немного передавливающую сумку, а после устало вздыхая. Голова была квадратной – все-таки девушка не спала всю ночь.

– Конечно, а… В чем проблема? – недоуменно спрашивает секретарь, но ее тут же приманивает к себе пальцем женщина, сидевшая за соседним столом. Они быстро о чем-то переговариваются, а Лера даже догадывается, о чем. Естественно, о них с Алексом. Все-таки родители Лекса работали здесь же, на кафедре, да и их факультет – маленький. Все всё обо всех знают.

– Садись и пиши. – бросает ей женщина, кинув едва ли не в лицо листок этой бумаги с бланком на заявление, и Лера осторожно берет его, присаживаясь на стул и доставая из своей сумки ручку, быстро черкая что-то.

– Быстрее давай! Расселась. – снова прикрикивает женщина на нее, девушка дергается и едва ли не ошибается в собственной дате рождения, понимая, что мысли ее уже совсем в другой стороне. Лерка молчит. А что ей нужно сказать? Поругаться? Она не будет. Даже не подумает хоть как-то среагировать на это. Она, можно сказать, даже понимала их, поэтому и не осуждала за подобные всплески агрессии с их стороны. Черт возьми, она практически как жена декабриста. Только девушка убийцы.

Лера оглядывается в поисках декана, которого здесь и вовсе нет, а потом переводит взгляд на женщину.

– А Германа Игоревича где можно найти? Мне его подпись нужна.

– В двести шестой аудитории можешь посмотреть. Или тут сиди жди.

Валерия благодарно кивает им, едва заметно кисло улыбнувшись, а после сама же направляется к выходу. Конечно, ей проще найти декана, чтобы закончить с этим как можно скорее, тем более, если он там сейчас ведет пару, то ему будет не сложно, и, что самое главное, не будет никаких лишних вопросов – как, зачем, и почему. Так надо. Просто надо.

Поднимаясь по такой уже знакомой лестнице, девушка просто чувствует, как волнами давит негатив от окружающих. Хотелось спрятаться еще больше, чем сегодня утром. Лера шла и просто старалась абстрагироваться, не думать ни о чем, просто избавиться от всех возможных мыслей в своей голове. Ей действительно это было бы сейчас просто крайне актуально, но, к сожалению, у нее получается очень плохо. Она сжимает в холодных руках заявление и, наконец, заходит в нужную аудиторию…

Какого же ее удивление, когда она видит своих одногруппников там. Царева ведь совсем забыла, что у нее пара сегодня с деканом с утра, а аудиторию, видимо, изменили. Но отступать уже некуда – она открывает дверь и осторожно делает шаг вперед, пристально смотря на своих ребят. Многих нет, но те, кто есть, уже настроены очень агрессивно. В частности, к ней подходит Даша.

– И тебе еще совести хватило прийти? – раздраженно спрашивает она, внимательно посмотрев прямо ей в глаза.

Царева нахмурилась, сделав от нее шаг назад и, все-таки, отводя взгляд, уставившись куда-то в пол. Конечно же было стыдно, Лера правда не понимала, за что, но было. По идее, она не должна нести ответственность за поступки Лагранжа, но вот по их мнению, вроде как придется.

– Я ненадолго. – тихо и крайне скромно отвечает Валерия, видя, как все остальные тоже начали подниматься из-за парт – и Максим, который успешно ходил на занятия, и Витя, который восстановился в институте и ему позволили продолжить обучение, и еще несколько девочек, с которыми они всегда неплохо же они общались.

– А что ты глаза прячешь? – злится Новиков, не менее внимательно посмотрев на нее. – Ты, значит, покрывала его все это время, а мы теперь должны просто смолчать? А ты знаешь, что Яна в больнице? Как ты вообще могла смотреть в глаза всем тем, кого он морально покалечил? Вите? Даше?

– Я не… – теряется девушка, отступая еще на несколько шагов от разъяренной толпы ребят. – Я не покрывала его! Я узнала это все вместе с вами, я клянусь, я не знала.

– Невозможно практически жить рядом с человеком и не знать о нем такого! – кричит Дарья, яростно топнув ногой. – Ну и сука же ты, Лерка!

Она толкает ее изо всех сил, так, что девочка от ее напора просто не удерживается, и, пытаясь зацепиться хоть за что-то, все-таки падает. Но у нее не получается, на самом деле совсем. Лера перед ними абсолютно беззащитна – она ничего не может противопоставить им и хоть как-то сопротивляться, их правда гораздо больше. И она чувствовала, как они просто вымещают на ней свою боль, свои страдания, которые причинил им ее молодой человек. Первый удар прилетает куда-то в живот, а потом она инстинктивно попыталась закрыть его руками, тем самым открывая для ударов лицо. Она вообще свернулась в позу эмбриона, пытаясь избежать ударов, которые сыпались от ребят со всех сторон, практически все били ногами, и Валерка ощутила то, насколько же тяжелые у них ботинки. По спине удары были такими болезненными, что на глаза невольно накатывались слезы, нос заложило, и девушка очень хотела просто вдохнуть. Ей не хватало категорически воздуха, она тихо вскрикнула, когда чей-то удар случайно прилетел ей прямо в лицо, разбивая ей скулу сразу же в кровь.

А ребята и вовсе как будто бы озверели. Они не чувствовали того, что перед ними просто маленькая и достаточно беззащитная девочка сейчас – Валерка сработала на них, как красная тряпка на быка, ребята просто нашли того, на ком можно выместить свою злость, боль и обиду. На ком-то, кто был связан с Лагранжем, на ком-то, кто ему хоть мало-мальски дорог. И вот сегодня им так удачно подвернулась Лерка. Особенно ожесточенно бил Витя – девушка чувствовала, как он стоял за ее спиной, она видела, как он подходил. А потом ей прилетали такие сильные удары, что после них точно останутся гематомы.

– Разойдитесь! – кричит мужчина, забежавший в кабинет и крайне удивившийся всему происходящему, тут же кинувшийся в толпу, буквально отбивая девчонку из рук озверевших студентов их группы. – Вы что же делаете?!

Лера лежит на полу, и в какой-то момент ей кажется, что это вообще все происходит не с ней. Что она просто спит в своей теплой кровати, рядом с Лагранжем, что сейчас девочка откроет глаза и все будет по-старому. Все будет, как раньше и у нее все будет хорошо. Она снова будет счастлива.

Девушка открывает глаза, но все, что видит перед собой, это чьи-то пыльные ботинки, которые мгновенно исчезают из ее поля зрения, видит не самый чистый пол, и плинтус. В голове так сильно гудело, она чувствовала, как у нее гудит все тело, как боль отдается практически в каждой клеточке тела. Она все еще машинально и очень крепко держалась за живот, не состоянии даже разжать руки сейчас.