Текст книги "Искатель, 2002 №11"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Будем ужинать или тянуть Митю за титю?

Сейчас, пока веселый, или никогда.

– Саша, меня допрашивали в прокуратуре.

– О чем?

– О Мазине.

– Мною интересовались?

– Они о тебе не знают.

– Ну и хрен с ними!

Саша откупорил бутылку, налил ей стакан и остальное выпил прямо из горла. Тамара тоже поспешила проглотить пиво, чтобы стать смелее, и, не отерев с губ пену, выпалила:

– Саша, а ведь ты в милиции не работаешь.

– Прикольчик, маму твою поперек!

– Ведь правда?

– Кто тебе оказал?

– Никто, женская интуиция.

То ли от пива, то ли от выпавшего момента у Тамары екнуло желание расспросить о его родственниках, о месте жительства, о тяжелых чемоданах, привезенных Гюнтеру, о кукле в кейсе… Но Саша наступил на нее телом, почти прижав к столу. Узкое лицо, острый подбородок и долотистый нос как бы слились в единоострое и направленное ей в глаза.

– Да, блин, я не мент и никогда им не буду!

– Кто же ты, Саша? – тихо спросила Тамара.

Он взмахнул рукой с такой силой, что слабый ветерок шевельнул ее прядку на лбу. Тамара отстранилась, испугавшись удара нечаянного… Но Саша всего лишь что-то доставал из внутреннего кармана. Красная книжечка, которую он раскрыл и сунул ей под нос…

Удостоверение… Фотография Саши, смотрящего прямо и сурово… Печать; не то краб, не то рак – нет, расплывчатый двуглавый орел… Крупный текст «Частный детектив»… «Лицензия №…» А как же удостоверение капитана милиции? Запасное?

– Саша, так ты частный детектив?

– В натуре. – Он спрятал документ.

– А разве частные детективы засекречены?

– Частные детективы не засекречены, но я берусь за такие крутые дела, от которых не только МВД, но и ФСБ отказываются.

В голове Тамары сразу прояснилось, и все стало на свои места. Почему же он так долго скрывал свою работу и тянул ее душу? Теперь запреты на все вопросы отпали.

– Саша, а где твой офис?

– Мой офис у тети в попис.

– Как?

– В чем вшивость моего положения? Я частный детектив. Част-ный! Работаю в одиночку. Помочь некому. Ситуёвина?

– Я помогу, – вырвалось у нее.

– Сказанула без рихтовки, – довольно решил он.

– В каком смысле?

– Обратной дороги нет: позади иконка – впереди шконка.

Она не все слова поняла, но схватила главное: с этого момента они срослись. То, что было непонятно, то и скрепило. А женщине не обязательно разбираться в мужских делах. Жизнь сплетена из двух веревочек: из работы и любви. Он пусть вяжет свои деловые узелки, а за их любовь она в ответе.

Саша покопался в сумке, достал конверт и протянул ей. Она взяла.

– Что это?

– Тысяча баксов.

– Доллары?

– Томчик, хреновый я был бы друган, если бы заставил тебя вкалывать без бабок. Ты уже ходила со мной на ночное задание.

– Так много…

– И рот заклей скотчем, ясно?

Пока не заклеила, Тамара спросила:

– Саша, а что такое шконка?

До РУВД я пошел своим ходом, поскольку не знаю лучшего отдыха, чем ходьба. В милиции имелся зальчик, да и сотрудников у них значительно больше, поэтому совместные мероприятия проводились у них. Более двадцати лет я бываю на этих мероприятиях, одинаковых, как подобные треугольники. «Сбить волну преступности». В сущности, глупость, есть ли волна преступности, нет ли ее, надо выполнять закон. И если бы правовая практика была стабильной, никаких волн не прокатывалось бы.

После речей начальника РУВД и прокурора района, после шумной перепалки между сотрудниками, мы уединились в кабинетике: я, Леденцов и капитан Оладько, которого включили в нашу оперативно-следственную бригаду.

– А где Чадович? – вспомнил я еще об одном члене бригады.

– Он теперь студент факультета журналистики, – дал справку Леденцов.

– Якобы, – вставил капитан.

– К нему, Сергей Георгиевич, не подступиться. Расписные джинсы, замшевая куртка голубого оттенка…

– И значок в форме зверя, – добавил Оладько.

– Медузы Горгоны, – не согласился майор.

Собрались мы, чтобы наметить план – убийца гулял на свободе. Преступник, я сказал бы, нового типа: жестокий, отчаянный и ловкий. Новенькое заключалось в его безмерной наглости, потому что он чувствовал общественную поддержку: адвокаты, амнистии, помилования, сокращения сроков, права человека и постоянные нападки печати на правоохранительные органы.

– Шампура взять, – предложил Оладько.

– Вам бы только взять… А доказательства? – возразил я.

– Появятся.

– А если не появятся?

– Тамару расколем.

– Да, Сергей Георгиевич, может быть, и верно его арестовать? – заговорил Леденцов.

– Ребята, мы его адреса не знаем, и обыска нам не сделать. Да мы даже не знаем, под какой фамилией он живет.

– Тамару прижать, – гнул свое Оладько.

– Капитан, а если она сама в неведенье?

– Найти его приятелей…

– Похоже, что Шампур работает без напарников.

– Нос напарницей, – уточнил Леденцов.

– Ребята, мы не выяснили его зарубежный канал, а ведь немец опять приедет. Не проследили его путей по городу. Не получили ответа с аукциона, где продавался мишка. Не знаем планов Шампура: из допроса Самоходчиковой видно, что он что-то готовит.

Я ждал возражения: когда подготовится и совершит, то будет уже поздно. Как переспелый или недоспелый плод. Сорвешь рано – не докажешь преступления, сорвешь поздно – взыщут за то, что проморгал.

– Нераскрытое убийство влияет на рост преступности, – вздохнул Леденцов, имея в виду статотчетность.

– Боря, похоже, что преступность росла всегда. В 1755 году Сенат приказал вырубить леса вдоль дороги за Фонтанкой-речкой, ибо там многих людей грабят и бьют.

– Звезды влияют, – сказал капитан.

– Да ну? – Леденцов глянул на подчиненного, как взглядом прищемил.

– Если они определяют судьбу людей, то уж рост преступности тем более, товарищ майор.

– Да, – подтвердил я, – психологи говорят, что в дни солнечной активности криминал оживляется.

– Тогда в дни солнечной активности и оперативник должен оживляться, – заметил Леденцов.

Капитан встал и несколькими шагами размял ноги. Для сыщика у него был невыгодный рост – под метр девяносто. Казалось, у него нет мускулатуры: жилистая шея, мосластые кулаки, плоско-затвердевшая спина… Я как-то видел, как Оладько четверых накачанных охранников положил на пол ребром своей деревянной ладони. Конечно, ему хочется бежать и ловить. Но он задумался вслух:

– Может, Шампур на кого-то работает?

– На немца, – подсказал Леденцов.

– Немец лишь канал сбыта, – не согласился я.

– А если он киллер? – опять предположил капитан.

– Истинные киллеры не убивают в том городе, где живут, – усмехнулся Леденцов.

– Да где он живет-то? – бросил капитан.

– Братцы, – поставил я точку в разговоре. – Арестовать его можно: он же в розыске, бежал из зала суда. Но нам нужны доказательства убийств Мазина и Чубахина. Не забывайте, что он опасный и хитрый рецидивист. Узнал про хищение платины, вычислил виновника, познакомился с Самоходчиковой и вышел на Мазина. А как он узнал про раритеты Чубахина? А про мягкую игрушку и аукцион?

– Через Гюнтера, – сказал майор.

– Братцы, спешить с арестом мы не должны. Подождем Чадовича…

– Как его фамилия?

– Веткин, Саша Веткин.

– Где он живет?

– Не знаю.

– Почему? Он скрывает?

– Я не спрашивала.

– Откуда он родом?

– Тоже не знаю.

– Какое у него образование?

– Кончил школу крупье.

– Где работает?

– Он частный детектив.

– Есть офис?

– Нет. Дорого арендовать помещение.

– Тогда откуда знаешь, что он частный детектив?

– Лицензию показывал.

– А если фальшивая?

– Нет, с печатью.

– Друзья у него есть?

– Не видела.

– Гражданка Самоходчикова, ездила вместе с ним на квартиру Мазина?

– Нет, Саша меня только расспрашивал о Мазине.

– А почему?

– Инженера убили, а Саша частный детектив…

– Говоришь, у него нет друзей… А к кому же ты с ним ездила в гостиницу?

– Просто его знакомый из Германии, Гюнтер.

– И что ты Гюнтеру возила в аэропорт?

– Сверток.

– А что в нем?

– Не знаю.

– Разве ты не глянула?

– Глянула…

– Там был металл?

– Нет, кукла.

– Что за кукла?

– Медвежонок плюшевый.

– Зачем же он Гюнтеру?

– Видимо, сувенир.

– А где твой Саша его взял?

– Не знаю.

– А чего ты дернулась?

– Я? Кашлянула.

– Этот Веткин богатый?

– Нормальный.

– Тебе доллары давал?

– Я сама работаю.

– Гражданка Самоходчикова, он своими планами делился?

– Насчет чего?

– Насчет частной детективной практики?

– Да чего я в ней понимаю…

– Когда встречаетесь?

– Не знаю.

– Как так не знаешь?

– Мы дат не назначаем: захочет – придет.

– Гражданка Самоходчикова, к примеру, Веткин тебе потребуется до глюков в темечке?

– Это как?

– Потребуется до дрожи в коленках, как бомжу утренняя опохмелка. Где станешь его искать?

– Нигде, сам позвонит.

– А он о своей работе рассказывает?

– Да, иногда делится.

– Например?

– Один фирмач взял кредит и пропал с концами. Милиция искала, другие частные сыщики… И не нашли. Ущерб в пять миллионов. А Саша нашел.

– Где же?

– Фирмач надел парик, дамскую одежду и поселился в женском общежитии. Жил с девчонками в одной комнате, и те даже не подозревали, что он мужик.

– Гражданка Самоходчикова, а ты его не подозреваешь?

– В чем подозреваю?

– Газета про какую-то платину болтала, свистнутую на «Хим-маше»…

– Мне-то что?

– Этот Саша колотится по ночам, имеет много бабок, скрывает место жительства, какой-то Гюнтер… А?

– Я его не подозреваю.

– Правду стелешь или фуфло?

– Я проста, как с моста…

– А мы сейчас проверим.

– Как?

– Сигаретой прижгу твою сиську…

– Саша, ты свихнулся!

Тамара вскочила, отбросив его руку. Все-таки на кофте успело остаться жженое пятнышко величиной с кнопку. Саша расхохотался: острый подбородок дергался в незримом такте со смехом, и похоже, что этот такт задавался дрожащим носом. Бледно-загорелые щеки покраснели, как от натуги. Тамара этот смех прервала:

– Зря я согласилась на этот допрос.

– Нет, не зря. В натуре начнут прессовать на полную железку.

– Но почему и кто?

– Не будь лохом, Томчик. Например, перехвачу я выгодный контракт у другого детективного агентства – вот и клинч.

– А милицейские допросы при чем?

– Теперь менты срослись со всеми структурами: могут схватить и поколоть. Да не бери в голову – держалась правильно.

Кошачье семейство поселилось под домом: осторожная худая мать и четверо котят – их остроухие мордочки рядком торчали в подвальном окошке. Чадович ухватил рыженького, цвета прически майора Леденцова. Котенок мяукнул. Лейтенант ему сказал:

– Ты нужен в оперативных целях.

Котенок не понял и мяукнул еще жалостливее. Чадовичу пришлось объяснять:

– Мне одному жить тоскливо, а потом возьму тебя домой…

Котенок поселился в кресле. Сидел рыжим пятнышком, и вроде бы в комнате нет предмета меньше его. Для кошки мал, на мышку не похож. Шипит, фырчит, но не мяукает. Котенок, который не мяукал. Но кусался: зубки крошечные, как беленькие иголочки. Животных положено кормить… Не консервами же?

Чадович пошел в магазин. Под стеклом чего только не было: от севрюги до карасей. Он отбросил мысль купить котенку крабовых палочек, потому что увидел мелкую рыбешку:

– Скажите, как она называется?

– Рыбья мелочь.

– Что мелочь видно, но что за рыба?

– Рыба «рыбья мелочь».

– Ага, взвесьте четыре килограмма.

Котенок рыбу понюхал, дрогнул усами и есть не стал. Чадович его похвалил:

– Правильно с оперативной точки зрения.

Надев бледно-голубую замшевую куртку, он поместил котенка в рукав, спустился этажом ниже и позвонил в квартиру – дома ли она?

– Кто?

– Тамара, это Олег, верхний сосед…

Дверь открылась. Девушка смотрела на него с легким недоумением. Лейтенант спросил:

– У вас молочка не найдется?

– Какого молочка?

– Элементарного, из-под коровы.

Недоумение оборачивалось подозрением: высокий плечистый парень с локонами и в замшевой куртке просит молочка… Из чистой вежливости она выдавила:

– Кефир есть.

– Он не будет.

– Кто?

И лейтенант поддернул рукав. Котенок мяукнул и выполз на ладонь, Тамара всплеснула руками:

– Какая прелесть! Входите. Сейчас угощу малютку…

Она усадила лейтенанта в комнате и убежала на кухню. Чадович решал, сколько у него времени: откроет холодильник, возьмет бутылку, достанет блюдечко, нальет, осторожными шагами вернется в комнату… Риск был, но кто не рискует, тот не служит в уголовном розыске. Над тахтой, у двери, на уровне роста человека, обои слегка вспучились и отошли. Под ними лейтенант начал укреплять «жучка». Хозяйка застала его в позе, не успевшего отдернуть руку, но он выпустил на тахту котенка – якобы ловил.

– Царапается…

– Сейчас попьет молочка.

Прямо на тахте, на подстеленной газетке. Пить молочко он не умел: макал мордочку и облизывал.

– Как его звать?

– Не знаю.

– Надо дать имя.

– Тамара, я не знаю, котенок «она» или «он».

– Кофе хотите?

Жаждал. Пока хозяйка возилась на кухне, Чадович поправил «жучок» и теперь осматривал комнату. Ни книг, ни газет, ни журналов… На стенах какие-то коврики и фотографии, видимо, родственников. Несколько постеров зарубежных киноартистов из латиноамериканских телесериалов. Взгляд оперативника не увидел того, что искал, – мужской одежды либо какого-нибудь мужского следа. Дамская комната.

Хозяйка принесла кофе, порошковое, без аромата.

– Тамара, вы, я вижу, одиноки, как и я?

– Где видите?

– Не пахнет ни сигаретами, ни бензином, ни спиртным…

– А вы-то почему одиноки?

– Не инициативный.

– Мужчине легче, – зевнула она. – Извините, я с дежурства.

Мелкое невыразительное личико, которое не сразу и запомнишь. Припухлые веки, провисшие щеки, приоткрытый рот… Не спала ночь. Но ее голова сидела красиво на стройной шее, которая, казалось, минуя плечи, сразу переходила в тяжелую и мягкую грудь.

– Тамара, почему мужчине легче?

– Вас не выбирают, а нас выбирают.

– Ну и что?

– Представьте, проходит год, второй, третий… А девушку никто не берет. Слабая женская психика может и не выдержать. Почему не берут: некрасивая, глупая, плохая?.. Мужчина таких испытаний не проходит.

– Я как-то об этом не думал.

– Почему много разводов? Он-то ее выбрал, а она? Какой достался.

Тамара удивлялась его глазам; большие, голубые, должны быть беззаботными, веселыми, а они не по-юношески внимательны. Он же младше ее… Может быть, стесняется женщин? Он вскочил.

– Извините, вы устали, не до разговорчиков…

– Ничего, я проста, как с моста.

Пока они пили кофе, котенок научился лакать молоко. Чадович сгреб его и пошел, отметив, что Тамара на вопрос о ее одиночестве не ответила. Она проста, как с моста, ну, и он прост, как на мост.

Не смешно ли в пятьдесят лет задумываться о правильности своей жизни? Я заметил, что задумываюсь о ней, когда одолевает изжога.

Многие люди живут от удачи до успеха, а между ними идет холостой ход времени, потому что они ждут удачи или успеха. И большая часть жизни проходит впустую. У меня и того хуже: я жил от одного расследованного дела до другого. Какой может быть покой, пока убийца Шампур на свободе? Вот милиция его поймает, я расследую и отправлю в суд. И тогда… А тогда вместо Шампура появится какой-нибудь Каюр или Абажур, и опять розыск с расследованием.

Но изжога донимала…

Я поднялся в буфет к жаробушующей кофеварке и к теплоизлучающей Маше. К молоку, которое она мне тут же нагрела. Подозреваю, что Маше я нравлюсь как покладистый слушатель. Кто вытерпит пересказ бразильских телесериалов? Или историй с ее мужьями?

– Не кончился еще? – спросил я про бразильский.

– Ну его. Теперь смотрю детективы.

– Какие же? – заинтересовался я, поскольку телевизор показывал одни американские боевики.

– На той неделе видела «Побег из крематория».

– Кто же сбежал – кремированный?

– Да, сильно обгоревший.

– И чей фильм?

– Американский. А вчера шло прикольное кино… Президент США познакомился в баре с девицей свободного поведения, привел ее в Белый дом, в Овальный кабинет. Ну, все как положено, выпили-закусили. И барменша его обокрала. А что, по-вашему, взяла?

– Доллары.

– Нет.

– Драгоценности президентши? – предположил я, не уверенный, что они хранятся в Овальном кабинете.

– Не угадали. Она украла «ядерный чемоданчик».

– Маша, не смотри ты больше американские детективы.

– А в наших все одно и то же: менты бегают, бандиты матюгаются и все пьют водку.

– Ну, других стран…

– Да? Смотрела японский фильм про любовь: он и она полтора часа ели лапшу…

Выпив второй стакан молока, я спустился в прокуратуру И вовремя: из милиции принесли толстенький пакет от майора Леденцова. Удивила плотная упаковка и сургучные печати. Вскрыв, я понял в чем дело: здесь была информация не только уголовного розыска, но и ФСБ и даже Интерпола:

«Гюнтер Шмидт, немец, германский подданный, 51 год, место жительства неопределенное, не женат. По оперативным данным спецслужб и Автоматической системы символико-графической информации АНТИК-В, Г. Шмидт является крупной криминальной личностью: скупка и сбыт произведений искусства, торговля раритетами, контрабанда, изготовление фальшивых денег и тому подобное.

Пытался организовать кражу картин, принадлежащих кисти князя Феликса Юсупова (убийца Распутина) из галереи Арк-ан-Сен во Франции.

Предложил Акционерному обществу «Кристи, Мэнсон энд Вудс Интернэшнл» (Женевскому отделению) семь краденых картин, где были полотна Кандинского, Фалька и Левитана.

Был задержан на таможне с партией икон, среди которых «Воскрешение Христово с сошествием во ад», «Святой Николай Чудотворец Зарайский», «Образ Тихвинской Пресвятой Богородицы», «Господь Вседержитель», «Тронный Спас». Иконы XVI–XVII веков. Общая стоимость более трех миллионов долларов.

Вступив в сговор с водителем МАЗ-205, курсирующим по международным линиям, пытался вывезти за рубеж радиоактивные материалы, спрятав четыре контейнера под сиденье водителя и в инструментальный ящик.

Был задержан в столичном аэропорту Монголии Буянт-Ухаа с тремя яйцами динозавра, которые пытался вывезти; цена одного яйца на аукционе в Германии 500 – 1000 долларов.

Продавал два куска веревки, на которой якобы повесился Есенин. Веревка попала в США вместе с дневником Галины Бени-славской, покончившей жизнь самоубийством на могиле поэта.

В настоящее время Гюнтер Шмидт арестован. Купив на Кипре пентхауз за 110 тысяч долларов (сведения фирмы «Юнифьючер»), расплатился фальшивыми купюрами».

Я задумался. Справка краткая и, видимо, по прошлым годам, поэтому сведений о платине и кукле мишке нет. Впрочем, Гюнтера с ними могли и не засечь. Где там, если согласно «Каталогу украденных произведений искусства» в розыске находится более ста тысяч картин и раритетов.

Гюнтер Шмидт в Россию больше не приедет. Отлично, Шампур лишился зарубежного канала сбыта. Начнет искать новый?

Саша не появлялся и не звонил двое суток. Сегодня к ужину наверняка придет. Тамара ходила по продуктовым магазинам, терзаясь, чем бы его угостить. Не магазинными же пельменями?

Кое-что она припасла. Медбрат с хирургии ездил на Дальний Восток и подарил ей килограмм колбасы из оленины, черного цвета, твердого копчения, но во рту тает. И банку крабов подарил. Саша любит рыбку. Мяса надо купить, фруктов… Где-то Тамара слышала выражение: «Человек – это то, что он ест». Вряд ли это верно. Вот свинья жрет все подряд, а мясо вкусное и нежное. Например, бекон.

Догрузив сумку яблоками и виноградом, Тамара пошла домой. Метров за сто от парадного ее ноги словно опутало: не двигались, хотя ничто не мешало. Нет, мешал нарастающий запах пива. Где-то рядом, за ухом…

– Отгадай: может ли вегетарианец полюбить женщину? Да, если она ни рыба ни мясо.

– Ой, Саша, испугал…

Его остро-отточенное лицо от улыбки не затупилось, что ли: нос и подбородок были слишком тонки. Да и щеки остались натянутыми, как кожа на барабане.

– Томик, мы на одной шконке?

– Конечно.

– Тогда слушай…

– Пойдем ко мне, – перебила она.

– Некогда.

– Сказал бы по телефону…

– Томик, я не уверен, что он не прослушивается.

– Кем?

– Конкурирующими фирмами.

Он хохотнул. Она улыбнулась, пробуя задержать подступающую тревогу.

– Томик, пивнушку «Щупальца кальмара» знаешь?

– Да.

– Подходи к двенадцати часам…

Саша ушел скорыми и резкими шагами. Не только расспросить, а даже удивиться не успела. К двенадцати часам дня или ночи? Какого же «дня», если уже пятый час? Почему к пивнушке, почему так поздно?.. Сидеть на одной шконке оказалось не мед – что забраться на необъезженного скакуна.

Тамара поела в одиночестве и поспала. Но сон был прерывистый с невразумительными видениями: она куда-то ехала на эскалаторе метро, который часто останавливался. И тогда Тамара открывала глаза и думала…

Саша не похож на других. Каких других? На парней, бродящих по улицам с бутылками пива? На попивающих бездельных мужиков? На развалившихся в автомобилях бизнесменов? У Саши свой бизнес, тонкий, редкий и денежный…

Медсестра с терапии, Валька Печенова, сказала, что все дело в сексе: хоть мужик кривой, да свой. Валька не была замужем и девка без понятия. Не все дело в сексе… Женщина не может быть одна, ей нужен не только мужчина, но и личность.

Медсестра с урологии, Сонька Мессершвили, спрашивала, объяснялся ли Саша в любви… Ага, страстное объяснение в любви… Что это такое? Он доказывает, как любит, а она не верит? Спорит? Выходит, ругань? Как можно*доказывать недоказуемое? Любовь – чувство бессловесное.

Да теперь нужно ли это слово? Маринка из процедурного кабинета пожила в африканских эмиратах и пробовала объяснить мужу, что такое любовь. А он и не спорил: клялся, что любит всех жен. Возможно ли любить четверых?..

До пивной «Щупальца кальмара» она доехала на автобусе. Саша уже ждал. В кожаной куртке и с такой громадной сумкой на плече, что Тамара спросила:

– Что в ней?

– Документация агентства.

Они двинулись по проспекту. Холодный для июля ветер бежал по уже ночной улице. Тамара поежилась.

– Так куда идем?

– Томчик, ты не сможешь допереть умом, какую работу поручают частному детективу…

– Какую?

– С которой в милицию не пойдешь.

– Не соглашаться.

– А бабки?

С проспекта они свернули на тихую улицу с толстыми уставшими деревьями и домами дореволюционной постройки. Панель была выметена. Прохожие встречались редкие и спешившие. Летняя ночь все выбелила.

– Саш, что за дело?

– Одного насосанного лося…

– Кого?

– Коммерсанта дважды обносили…

– Что делали?

– Квартиру обкрадывали. Второй раз взяли с сигнализацией. Милиция приехала поздно. Сегодня он ночует на даче. А меня просил ковырнуть дверь и засечь, когда менты придут.

– Они же тебя задержат…

– А ты на что?

У массивной двери парадного он стал, вытянул из кармана мобильник и передал ей:

– Иди за угол. Как только появится машина с легавыми, набери вот такой номер. Запомнила?

– И что сказать?

– Ничего, у меня в кармане такой же. Услышу писк и уйду.

– А если не успеешь?

– Да я выскочу раньше ментов…

Он вошел в парадное. Тамара спряталась за угол дома так, чтобы видеть улицу. В памяти всплыла ночь за городом, дача, «мишка» в кейсе… Что он ей сумку не оставил?..

Тревога опоясала грудь. Боже, так она и будет жить – от тревоги к страху? Да. Мама говорила, что спокойной любви не бывает.

Тамара глянула на часы – прошло шесть минут. И дверь тут же распахнулась, выпустив Сашу бодрого и пружинисто шагавшего. Он стал рядом с ней, за угол.

– А менты дрыхнут.

Менты словно услышали, подъехав к парадной с ярко-прожекторными огнями. Саша посмотрел время:

– Прибыли через восемь минут, Томчик, пошли дворами.

Патрульная машина хлопнула дверцами, и Тамара даже здесь, на улице, слышала, как милиционеры неслись по лестнице. Саша поторопил:

– Стучи копытами веселей.

Они оказались на параллельной улице. Тамара надеялась, что он возьмет такси, но Саша пошел провожать ее на автобус. Она опросила:

– Разве ты не ко мне?

– Завтра.

– Саша, давай поймаем частника. У тебя же сумка…

– Томчик, главное, чтобы не наследить.

– Где наследить?

– В жизни.

Прокуратура, старший следователь по особо важным делам, советник юстиции… Ого! Как разочаровываются люди, как только меня видят. Невысокий, пожилой, в очках, мешковатый костюм, полу придушенный голос…

Ко мне в кабинет дважды заглянул породистый гражданин. Мой жизненный опыт подсказывал, что этот бизнесмен ищет фигуру тоже породистую; но его жизненный опыт подсказывал, что моя фигура на породистую не тянет.

На третий раз он вошел.

– Примете меня для приватной беседы?

– Лучше вам обратиться к помощнику прокурора.

– Отослал к следователю, к Рябинину.

– Почему к Рябинину?

– Самый опытный.

– Все верно, – согласился я, надеясь на краткий отдых.

Он сел, расстегнул черный длинный, до пят, плащ из плотной материи, отливающей антрацитом. Бесконечный шарф, как белый поток, пролился на колени и, по-моему, коснулся пола.

Запах иной жизни – дорогого одеколона, кожи автомобильных салонов, бильярдной – заполнил мой убогий кабинетик.

– Моя фамилия Дощатый, генеральный директор АО «Резонанс». Вот мой паспорт.

– Не нужен. – Его же не повесткой вызывали, и это не допрос.

– Гражданин следователь…

Я видел, как он колеблется между «господином» и «товарищем». Больше пяти минут не уделю, поскольку жду ревизора из КРУ: вернее, его ждали двадцать шесть томов бухгалтерских документов, изъятых мною в одном из этих самых АО и ООО.

– Видимо, мне нужен совет…

– Обратились бы к юристу.

– Совет человека, знающего оперативную работу; Дело в том, что на выходные я поехал на дачу. Вообще-то, я не отдыхаю… Городская квартира на сигнализации. И вдруг ночью, что-то в половине первого, звонок из милиции. Просят срочно приехать – проникновение в мою квартиру…

– Гражданин Дощатый, вам следует обратиться в милицию.

– Почему? – удивился он.

– Квартирные кражи расследует милиция.

– Послушайте до конца…

Я кивнул, потому что у него осталось две с половиной минуты. Не только; потому что в его «послушайте до конца» забрезжила тайна.

– Ну, я сел в машину и приехал. Замки не сломаны, но в квартире побывали: вторую дверь вообще забыли прихлопнуть.

– Вы один квартиру осматривали?

– С криминалистом. Говорит, что в обоих замках ковырялись. И металлический ящик взломан…

– Значит, все-таки кража?

– Послушайте до конца…

В его ровно-загорелом лице все было правильно: нос, губы, щеки… А мне казалось, что оно скособочено вправо. Неужели его кривило то, что надо дослушать до конца?

– Гражданин следователь, в металлическом ящике с навесным старинным замком лежали деньги: сто тысяч.

– Сколько?

– Сто тысяч, пятисотенными купюрами.

– Почему же не в банке?

– Нельзя все яйца класть в одну корзину.

– Гражданин Дощатый, как-то не стыкуется: большие деньги, в квартире, ящик, навесной замок…

– Так ведь квартира под сигнализацией.

– Милиция уголовное дело возбудила?

– Нет.

– Ну, хотя бы ищут?

– Что ищут?

– Сто тысяч…

– Видите ли, все деньги целы.

Вот оно то, что надо было выслушать до конца. Я выслушал, но ничего не понял. Не алкаш, не психически больной – их я узнаю с первых слов.

– А что пропало?

– Ничего.

– Хотите оказать, что вор проник в квартиру, ничего не взял и ушел?

– Получается.

Квартирные кражи пестрят невероятными эпизодами. От того времени, когда их расследование относилось к компетенции прокуратуры, в памяти остались яркие эпизоды… Вор-домушник лазал по квартирам и сравнивал, кто как живет: продавщица, ученый, алкоголик, директор завода, многодетная мать, студент… А он-то как живет? Задумался и пришел ко мне с повинной. Или еще: лето, многие в отпусках, дом недавно заселен… Суматошный сосед ходит по квартирам, чего-то просит, заводит разговоры и знакомства. Утром пригнал грузовик и обчистил квартиру, в которой при помощи подбора ключей поселился на три дня…

Но историй, подобных рассказанной бизнесменом, в моей практике не было.

– Гражданин Дощатый, у вас есть родственники?

– Жена и дочь, но они отдыхают за границей.

– А враги?

– Есть, как у каждого предпринимателя.

– Думаю, что-нибудь одно: или вора спугнули…

– Или?

– Или недруги вам ставили «жучка».

– Что же делать?

– Обратитесь в милицию или в частное агентство, они проверят квартиру.

Леденцов плел свои оперативные сети: разослал ориентировки, задействовал негласных агентов, проверил явки и квартиры, поработал с бывшими приятелями и любовницами… Изучил дела по убийствам за последние годы, гонял в компьютере отпечатки пальцев, но в наше информированное время надеяться на них – что ждать явку с повинной. Шампур нигде не наследил: даже прослушка в квартире Самоходчиковой ничего не давала. Шампур бывал у нее редко, а если и бывал, то болтал о пустяках. Оставался лейтенант. Леденцов позвонил в квартиру, снятую у отставника.

– Дежурю, товарищ майор, – отозвался Чадович.

– Ну?

– Вчера Самоходчикова вышла из квартиры в двадцать три часа тридцать минут и вернулась в час ночи. Думаю, ее вызвали по телефону.

– Нет, звонок не зафиксирован. Не проследил?

– Товарищ майор, я без колес, прохожих мало, она меня знает… Засекла бы.

– Еще у тебя что?

– Все, товарищ майор.

– Лейтенант, ты бы проявил творческий подход…

– Я же проявил, – обиженным тоном возразил Чадович.

– Какой?

– Познакомился, в квартире побывал, буду к ней ходить за молочком…

– За каким молочком?

– Коровьим. Налью в блюдечко, лакать удобно…

– Кто лакает: ты, что ли?

– Котенок. Взял в квартиру с оперативной целью.

– Ну, ты и фантик…

– Котенок забавный, цвета вашей прически, товарищ майор.

– Чадович, когда вернешься в РУВД, Оладько тебя подержит, а я отстригу твои локоны, понял?

Шампур… Если бы только один Шампур: глухие убийства возникали в районе чуть ли не ежемесячно. Майор потер щеку и обнаружил, что не брился. Когда? Если половину ночи вылавливали труп из канала? До сих пор не опознанный. Так ведь и труп из люка тоже не опознали; раскрывать убийства неопознанных – что целиться в темноте.

Бритву не брал, не ел, кофе не пил… А умывался ли? И впереди новые сутки беготни, разговоров, криков и даже драк – короче, стрессов. Чего же удивляться, что сотрудники милиции, как и полиции всех стран, чаще чем в нормальных странах спиваются, расторгают браки и кончают самоубийством?

Леденцов тяжело вылез из-за стола и хотел шагнуть к сейфу за электробритвой, но внутренняя связь оживилась с какой-то нервозностью. Голос обычно спокойного дежурного ворвался:

– Сбербанк ограблен, товарищ майор!

Леденцов мчался по проспекту, подвывая сиреной. Что-то новенькое – давненько банки не брали. Оперативники, видимо, уже там. Майор огладил подбородок: рыжеватая щетина незаметнее, чем темная…

У входа его встретил капитан Оладько и провел к заведующей отделением банка. Дама средних лет, в деловом костюме, пахнувшая духами и кофе, недоумевала артистично, распахивая глаза и теребя янтарный кулон:

– В моей практике впервые!

– Да? – на всякий случай спросил Леденцов.

– Вошел, сумка на плече, никаких намеков…

– В маске?

– Нет.

– С оружием?

– Я же говорю, без намеков. На кино не похоже. Два года назад был приблизительный случай, но мельче…

Она вспомнила еще пару эпизодов. Леденцов к этим финансистам питал тайную неприязнь. Коммерческие банки возникли в августе восемьдесят восьмого, а статья о незаконной банковской деятельности в Уголовном кодексе появилась лишь в девяносто седьмом – за десять лет правового вакуума дельцы поживились досыта. Заведующая продолжала выдавать эмоциональный речитатив: