Текст книги "Искатель, 2002 №11"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Annotation

«ИСКАТЕЛЬ» – советский и российский литературный альманах. Издаётся с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах – литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года – независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах – ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

ИСКАТЕЛЬ 2002

Содержание:

Станислав РОДИОНОВ

Влад РУСАНОВ

INFO

ИСКАТЕЛЬ 2002

№ 11

*

© «Книги «ИСКАТЕЛЯ», 2002

Содержание:

Станислав РОДИОНОВ

ЗАПАДНЯ ДЛЯ ЛЮБИМОЙ

Повесть

Влад РУСАНОВ

ЯЙЦО ГРИФОНА

Рассказ

Станислав РОДИОНОВ

ЗАПАДНЯ ДЛЯ ЛЮБИМОЙ

В кабинет начальника отдела кадров фирмы «Химмаш» вошел человек той походкой, которая исключала мелкие вопросы типа «Что вам угодно?» или «Кто вас пустил?». Он сел в кресло и мелкие вопросы отмел не только настырной походкой, но и словесно:

– Я ваш коллега, начальник отдела кадров предприятия «Ипсилон».

Он предъявил удостоверение: фотография, печать, в центре которой чернел загадочный знак, видимо, этот самый ипсилон. Гость был молод и худ, но темный костюм, круто повязанный галстук и кейс с серебряной цепочкой строжили его. Хозяин кабинета сказал учтиво:

– Слушаю, коллега…

– Безработных много, а найти удачный кадр – проблема. Я занимаюсь кастингом.

– Для конкурсов красоты?

– Почему?

– Кастинг – отбор моделей…

– Это слово мною употреблено в широком смысле. Ищу деловых людей…

– У нас на «Химмаше»? – удивился начальник отдела кадров.

– Меня интересует только один человек: Аркадий Петрович Мазин.

Кадровик не ответил, разглядывая посетителя с вдруг возникшим интересом. Длинный острый нос придавал молодому лицу серьезность; глубоко запавшие глаза не казались спрятанными, потому что зыркали коротким блеском; он не улыбался, но казалось, хохочет где-то внутри, отчего тонкие губы подрагивали, не давая этому хохоту вырваться наружу.

– Молодой человек, Мазин у нас уже не работает.

– Я знаю.

– Тогда в чем ваш интерес?

– Мы берем Мазина на серьезную должность: инженер по знаниям. Соединение информации разнородных специалистов в единое целое. Речь идет об экспертных системах.

– Так что вы хотите узнать у меня?

– Какой Мазин специалист?

– Очень хороший инженер.

– Почему же вы его уволили?

Начальник отдела кадров «Химмаша» замешкался. Он не привык давать устные характеристики. Его работа требовала форм: запрос, ответ, подпись, печать. Помолчав, он предложил:

– Если пришлете официальный запрос, то ответим подробно.

– О, извините…

Посетитель щелкнул замком кейса, звякнул цепочкой, достал бумагу и положил ее перед кадровиком. Штамп, адрес, факс… Печать с тем же загадочным символом… Подпись директора фирмы «Ипсилон». И просьба выдать подробную характеристику на бывшего инженера Аркадия Петровича Мазина.

– А ведь мы его не увольняли, он сам ушел.

– Почему?

– Загадка.

– У вас наверняка есть предположения…

– В официальной характеристике мы сообщим главное: талантливый инженер. А все остальное к делу не относится.

Казалось бы, разговор окончен. Но по какому-то мигающему блеску глаз молодого человека было видно, что это не так.

Кадровик обратил внимание на узкий подбородок, выступавший клином; похоже, что они – нос с подбородком – нацелены на него, как тупые клинки.

– Через два дня характеристику перешлем, до свидания.

– Дорогой коллега, запрос мы могли бы послать электронной почтой. Я же приехал лично, чтобы получить ту информацию, которую не упоминают в официальных документах.

– Какую же?

– Почему Мазин ушел из вашей фирмы.

– Да к чему вам знать всякие дрязги?

– К чему? – Молодой человек пустил-таки улыбку на лицо. – Вы же знаете, что официальные характеристики теперь не требуются, и они пусты, как выпитые бутылки.

Молодой человек был прав: иногда неделовые качества работника имеют большее значение, чем деловые. Но не мог же он, начальник отдела кадров солидного объединения, лицо официальное, распространять слухи, ходившие по предприятию? Допустим, не слухи, а факты, не имевшие отношения к работе. Молодой коллега борьбу сомнений видел и ждал результата. Чтобы помочь, он заговорил:

– Наверное, слышали об известном таиландском «Бангкок-бэнк»? Как туда подбирают кадры… Кроме высокого профессионализма, кандидат должен происходить из порядочной семьи, иметь интеллектуальное хобби, быть общительным, не эгоистом…

– Мазин закрутил скандальный роман.

– С кем?

– С Тамарой Ивановной Самоходчиковой, медсестрой, у нас в то время был медпункт.

– А почему скандальный?

– Там вроде была любовь на троих. Все, коллега, прощайте. Характеристику пришлем.

Когда молодой человек ушел, начальник не сразу смог взяться за работу. Мешал какой-то осадок. Неужели из-за посетителя? Что в нем… Микроскопические несоответствия. Слова умные, но кажутся чужими, хочет выглядеть интеллигентным, а выходит позерство; во взгляде есть зоркость, да не та, не познающая, а шныряющая; костюм дорогой и модный, но как бы с чужого плеча…

– Вера! – позвал он сотрудницу. – Проверь-ка эту бумагу.

– Как проверить?

– Что за «Ипсилон», какого профиля, кто директор?..

За компьютером Вера посидела минут двадцать и вернулась к начальнику слегка обескураженной.

– Организации «Ипсилон» не существует.

– Глянь по адресу…

– Адрес: Исаакиевская площадь, дом один.

– Позвони.

– Это же, Исаакиевский собор.

Озеро звалось Длинным и огибало несколько домов новостроек. У песчано-мусорного пляжа вода кипела от живых тел. Дети да подростки. Люди повзрослей уплывали на чистую воду, к противоположному берегу, где торчал металлический скелет какого-то сооружения – с него мальчишки ныряли.

Тамара повернулась к воде и закрыла глаза. Рядом хрустнул песок. Запахло куревом, одеколоном и чуточку пивом. Тамара села. Парень в плавках и с сумкой на плече спросил:

– Не помешаю?

– Пляж общий.

Она раза два уже видела его лежащим на плоском камне с бутылкой «Пепси». Парень расстелил какую-то махровую подстилку и ушел купаться. Бел, худощав и немускулист; под стать этому убогому пляжу – мускулистые и загорелые парни отдыхают на взморье. Вернулся он скоро, обтерся цветастым полотенцем и простодушно опросил:

– Будем лежать рядом и не перекинемся словечком?

– Перекидывайтесь, – без интереса отозвалась Тамара.

– Как звать?

– Вам ни к чему.

– Меня Александр, можно Сашок.

– Мне и это ни к чему.

– Как же перекидываться словами без имени?

– О чем перекидываться-то?

– Есть пословица: по одежке встречают… А на пляже, где нет одежки?

– Ну, Тамара.

Она хотела повернуться к женщине, поедавшей куриную ножку, но привлекла наколка на плече ее нового знакомого. Тамара знала, что наколки вошли в моду у всех – от шпаны до народных артистов. Эта наколка устрашала: кинжал, обвитый змеей.

Александр достал из сумки тугой пластиковый пакет, набитый виноградом, персиками и грушами.

– Угощайтесь.

– Спасибо, не хочу.

– Лежите не солнце, большая потеря жидкости, воду не пьете…

– Всех девушек угощаете?

– Только спонтанных и немного застенчивых. Пробую скрасить им одиночество.

– С чего вы взяли, что я одинока?

– Женщина одна на пляже, что одинокая чайка в море.

– Я не замужем, – вырвалось у нее.

– Да вы ешьте…

Угощаться у постороннего мужчины неприлично, но и жеманиться нехорошо. Она, женщина, пришла на пляж пустой. Видимо, этот Саша мужик хозяйственный. Щекастая груша, словно накачанная медом, оказалась у нее в руке, а ее сок на губах.

– И замужем не была?

– Мимо.

– А чего?

Она пожала плечами: слишком тонкая тема для разговора с незнакомым человеком. Да он ответа и не стал ждать: поднялся, взял ее за руку и повел к воде. Сплавали до того берега и обратно. Потом просто брызгались, и он, как бы невзначай, трижды, нет, четырежды поддержал ее за грудь. На берегу принялись за персики. И Тамара все-таки ответила ему на «А чего?»:

– Работала медсестрой в «Химмаше». Там девицы без высшего образования не котируются. А я проста, как с моста.

– Теперь по объявлениям можно подобрать супруга.

– Ага, подобрала. Только познакомились, в кино сходили два раза – и умер.

– Убили?

– У каких-то приятелей хватил стакан древесного спирта. Потом через журнал списалась с одним солдатом. Сообщал, что при встрече задушит меня в объятиях. Мол, жди. Приехал. В кирзовых сапогах, небрит, с мешком за плечами… И точно, задушит. Зек! Восемь лет отсидел.

– А по адресу-то было не видно?

– Адреса воинских частей и колоний похожи.

Он слушал с интересом. Если сперва его лицо показалось ей как бы заточенным – узкое, острый подбородок, длинноватый долотистый нос, – то теперь оно виделось целеустремленным. Похоже, что глубоко посаженные светло-серые глаза эту цель видели…

Тамара чуть не вскрикнула предостерегающе: ей показалось, что по правой его кисти ползет розовая песчаная змейка… Шрам сантиметров в пять, глубокий, с неокрепшей кожицей. Но следующий предмет лишил ее силы даже для крика: Александр перетряхивал сумку, и на песок тяжело плюхнулась кобура с пистолетом…

Тамара боялась поднять глаза. Видимо, он усмехнулся. Это ее ободрило.

– Саша, ты не бандит?

– Вот женщины! Почему сразу бандит, а не генерал?

– Молод для генерала.

– Мент я, элементарный опер.

– И что делаешь?

– Сериалы смотришь? То и делаю.

– Ловишь преступников?

– Как кроликов.

– И такие же случаи, как в кино?

– Еще покруче. Вчера ночью брали наркодельца. В приборы видим, что сидит в большой комнате, лампа горит. А рядом в маленькой комнате темно. Дверь он не откроет, у него автомат. Ну, по чужому балкону прокрался я до окна темной комнаты, выдавил стекло, влез и ворвался в большую комнату. Наркодельца уложил на пол, вбежали ребята…

– Господи, страх-то какой.

– Слушай дальше. Зажгли свет в меленькой комнате – труп на кровати.

– Наркоделец убил?

– Я.

– Не понимаю…

– Больная старушка увидела, как я лезу в окно – инфаркт.

Он еще рассказал две истории. Тамара слушала почти растерянно – они были интереснее и страшнее телесериалов. Странные люди, незнакомые слова, дикие ситуации…

Темное облако заслонило солнце. И мгновенно, словно сидел в засаде, засквозил холодный ветерок. Тамара поежилась и показала на девятиэтажку, стоявшую за их спинами:

– Мой дом.

– Совсем рядом.

– Не выпить ли горячего кофейку?

– Ас кем ты живешь?

– Одна.

Перед замначальника уголовного розыска сидел капитан Оладько, но Леденцов смотрел на обложку журнала. На ней бурлила, кипела и взрывалась Вселенная. Ученые говорят, что она сжимается-расширяется. Вечно, по кругу, без цели и смысла. Майору это напоминало оперативную работу. Ловишь, сажаешь, морду бьешь, а преступность не убывает. Как Вселенная: то сожмется, то расширится.

– Виктор, ты в каких сферах вращался?

– Я, товарищ майор, не VIP-персона, до сфер не взлетаю.

– Среди людей же…

– Главным образом, среди бандитов и проституток. Правда, одного дворянина знаю, бомжа Чушку.

– Что… подлинный дворянин?

– Предки во дворце жили. И он мне этот дворец показывал.

– Какой же?

– Зимний, на Дворцовой площади.

Крупное костистое лицо капитана ничего не выражало. Леденцов думал, чем и как питается капитан. Ничем, потому что на лице признаков живой плоти не наблюдалось: уж казалось бы, нос, предмет хрящевато-рыхлый, – выглядел пластмассовым.

– Оладько, я имею в виду сферы физические: воду, воздух…

– В воздухе, в самолете брал угонщика. Из воды вылавливал… Из болота тащил… С высоковольтки снимал… Ну, а всех остальных задерживал на поверхности матушки-земли.

– А под землей?

– В метро, что ли?

– В подземельях.

– У нас нет подземелий.

– Капитан, город стоит на пустотах, коллекторах, дореволюционных галереях, провалах… И там бродят диггеры.

– Собачники?

– Почему собачники?

– Дог, собака.

– Не доггеры, а диггеры.

Капитан понимал, что разговор к чему-то ведет. Уж хотя бы потому, что перед начальником лежала официальная бумага из Главка. Леденцов пошевелил ее, словно хотел вытрясти из текста побольше информации. И вытряс.

– Диггеры – это любители бродить под землей. Говорят, там много интересного. Один мужик собрал коллекцию диковинных старинных бутылок.

– Небось, пустых?

– Но от диггеров много вреда, – не поддержал майор шутки. – Портят коммуникации. Трубы ломают, проводку рвут, грунты смещают…

– Руками?

– Зачем… Они ходят с фонарями, саперными лопатками, в гидрокостюмах. В Третьем переулке земля бьет током… Они чего-то там копнули, и четыре подвала залило водой. На улице Кирпичной из люка хлещет кипяток…

– Трубы надо менять, – буркнул капитан.

– Оно конечно, но и диггеров надо урезонить. В этом году уже двое погибло – задохнулись.

Оладько уселся поудобнее – эти диггеры оперативной работы не касались. Колени длинных капитанских ног были почти вровень со столешницей, но он их надстроил, положив сверху костистые, вернее, костяные кулаки, белесые от сухости. Капитан никогда и никуда не спешил. Он не просто сидел, а сидел неторопливо. И Леденцов вспомнил мысль следователя прокуратуры Рябинина: тот, кто торопит время, упускает жизнь. Все-таки жизнь Оладько поторопил:

– Что требуется от меня, товарищ майор?

– Пугнуть этих диггеров…

– Гранатой?

– Обяжи жилконторы, дворников, другие службы…

– Борис Тимофеевич, это же поперек орбиты. Обязанность участковых.

– Поперек, – согласился майор, – но участковых не хватает, и дворников тоже.

Они помолчали. Каждый понимал другого: капитан завален оперативкой – не продохнуть, майор получил приказ – не откажешься. Леденцов поерошил рыже-белесые короткие волосы, отыскивая компромиссное решение. Оно прорезалось:

– Раскидаю на всех. Виктор, тебе конкретное задание… В доме номер пять по Среднеазиатской улице проживает на первом этаже академик. Жалуется во все инстанции. Стуки под полом, ночной грохот, не то бурение, не то сверление… Какие-то запахи…

– А участковый?

– Вакансия. Дворники вниз не лезут, боятся.

– Чего?

– Говорят, что там бомжи рубят мясо.

– Какое мясо?

– Кошек.

– Я же говорил, что граната пригодится…

– Наоборот: не взрывать, в замуровать все ходы и лазы.

На второе свидание Тамара не надеялась: пляжная встреча. Как на проспекте столкнулись. Отпуск кончается, лето кончается… Все кончается, кроме надежды. На что? На остатки лета.

Тамара вышла из книжного магазина, где купила брошюрку «Что делает женщину красивой?». И ойкнула: острое лицо почти ткнулось ей в грудь. Почти… Щупающий взгляд был острее. Он вместе с лицом пронзил бы ее, но Саша улыбнулся:

– Не узнаешь?

– Я испугалась…

– Нервишки-некудушки. Зайдем?

Он показал на вывеску. Кафе «Якорь». Не зал, и даже не залик, а просторная каюта. Четыре столика.

– Тамара, я перед тобой хвост выгибать не стану. Говорю без рихтовки: буду возле тебя кожу тереть.

– Не поняла…

– Общаюсь с блатником, говорить разучился. Хочу спросить прямо: гожусь ли в твои бойфренды?

Она замешкалась не только от неожиданности предложения, но и от неясности термина. Ей казалось, что бойфренд – это негр-лифтер.

Саша спросил подозрительно:

– Или ты ищешь жениха, у которого в квартире сделан евроремонт?

– Никого я не ищу…

Подошла официантка в синей пилотке и тельняшке. Саша приказал:

– Двести и двести два раза.

– Водки у нас нет.

– А кто просит водки? По двести мороженого и по двести шампанского.

В углу чернел громадный натуральный якорь. Посреди, упершись в пол и обмотавшись парусом, стояла толстая мачта, и поскольку потолок был зеркальным, казалось, что она бесконечно пропадает в небе.

– Томик, если наши с тобой жизни сплелись, как вон тот канат в углу, то мы должны знать друг о друге всю подноготную.

– Мне скрывать нечего.

– Ты запомни: я ревнив, как чеченец.

– Господи, Саша, второй раз встречаемся, а ты уже о ревности…

– Чтобы потом без приколов.

Принесли заказ. Говорят, кто как ест, тот так и работает. По еде вообще можно судить о человеке. Тамара много поддевала мороженого и лишь пригубливала шампанское; Саша бестолково макал ложечку в вазу, но шампанское выпил двумя глотками.

– Саш, я проста, как с моста. Про замужество рассказала…

– И больше мужиков не было?

– Был в «Химмаше», Максим Борисович, крупная птица, но через год расстались.

– Почему?

– Стыдился меня. На вечера, в буфет ходил не со мной, а с секретаршей. Однажды на презентации зашла речь об образовании. Я призналась, что окончила медицинский лицей. Ну, все заулыбались. А я возьми да похвастай: «Выпускники нашего лицея не только могут работать в Интернете, но и умеют читать». Все. Максима Борисовича как отрезало.

Саша заказал себе еще бокал шампанского. Невысок, немускулист и неярок. А выглядел в этом кафе хозяином. Неустрашимый взгляд, бледно-загорелая кожа, рубашка-поло, часы «Картье» на матовом браслете… И от него, перебивая духи и ваниль, пахло шашлыками.

– Дальше, Томик.

– Что?

– И все твои секспартнеры?

– Был еще один, – замялась она. – Там же, в «Химмаше». Но его можно не считать.

– Почему?

– Инженер, Мазин, пару месяцев общались.

– Давай цветную картинку.

– Влюбился, ходил как пес на веревке. А меня к нему не льнет. Хотя весь «Химмаш» о нас базарил.

Саша остро вгляделся в ее лицо. Тамара покраснела, догадавшись, что он ей не верит. О ее догадке догадался и он:

– Да, Томик, нестыковочка: с начальником крутила – «Химмаш» молчал, с инженером не крутила – «Химмаш» базарил. А?

– Да этот Мазин с телевышки свалился. Мужик с тараканами. Боялся всего. Никуда не ходил. Запрется дома и сидит, как медведь в берлоге. Из-за него я ушла с «Химмаша». Теперь работаю в больнице.

– С кем он живет?

– Один, сестра приходит его обихаживать.

Тамара не понимала интереса к Мазину. Чудаками пруд пруди. Хотя бы в том же «Химмаше». Один технолог коллекционировал рекламу, кандидат химических наук взялся писать сексуальные триллеры, да еще с матом, главный механик все лето варил варенье, спектроскопист рисует пейзажи… И она решилась на вопрос:

– Что тебе дался этот Мазин?

– Я должен знать все твои прежние связи.

Саша искал взглядом официантку, чтобы расплатиться. Тамара забеспокоилась, не зная почему. Нельзя им уходить. Конечно нельзя, потому что разговор не окончен.

– Саша, я рассказала, а ты?

– У меня как в кино: втюрился в красавицу.

– А она?

– В натуре, полюбила меня до расстройства желудка.

– Ну, а дальше?

– Сперва ее объявили «Мисс Города», а потом – во всесоюзный розыск.

Саша рассчитался с официанткой. Он явно спешил. Уже на улице Тамара спросила:

– На работу?

– Да нет, – досадливо отозвался он. – Знакомые поручили опекать старичка, которому под восемьдесят. Надо проведать. Сходишь со мной?

– Конечно-конечно…

Дом старичка оказался в двух кварталах. Саша шел молча и строго: к одному боку тесно прижимал Тамару, к другому тяжело прижималась его увесистая сумка. Квартира оказалась на последнем, пятом, этаже. Саша достал ключи – штук десять на колечке – и начал подбирать.

– Сколько хожу, а ключ не запомнил.

– А если позвонить?

– Он не ходячий.

Ключ подобрался. Они вошли в переднюю. Саша щелкнул выключателем и прошагал дальше, увлекая за собой Тамару. В десятиметровой комнате горел ночник, распыляя светлую мглу. На диване покоился старик, накрытый двумя пледами. Он приподнял голову и тихо опросил?

– Вы от Киры?

– Никак не может меня признать, – буркнул Саша и повысил голос до врачебно-начальственного: – Дед, как самочувствие?

– Сердце едва ворочается, боль…

– Сейчас вколем лекарство.

– А вы от Киры? – тревожно переспросил старик.

Не ответив, Саша открыл сумку и достал коробочку со шприцем.

Тамара удивилась:

– Саш, сам сделаешь укол?

– При моей работе надо уметь вправлять кости, приводить в чувство, перевязывать, принимать роды и даже извлекать из тела пули.

Старик привстал. Белесые редкие волосы, серая кожа и бесцветные глаза. То ли он ждал укола, то ли хотел что-то сказать. Саша протянул шприц Тамаре.

– Я плохо попадаю в вену. Уколи, ты же медсестра.

– А это что?

– Анальгин, снимет боль.

– Не много ли?

– Я уже колол…

И Саша прошел в другую, большую, комнату. Тамара взяла руку старика, слабую и едва теплую. Пульс нитевидный, явная недостаточность кровообращения. Тут нужен не только анальгин, тут нужен врач. Тамара нашла вену и сделала осторожный укол. Старик откинулся на подушку:

– А вы Киру знаете?

– Она кто?

– Моя дочь…

Старик закрыл глаза и глубоко вздохнул, словно его сморил мгновенный сон. Тамара сидела у изголовья. Ей вспомнились такие же тяжелые и долгие дни, проведенные у постели матери. Старик спал. На всякий случай она пощупала пульс – все такой же, нитевидный.

В соседней комнате не то двигали стулья, не то подметали. Саша вышел оттуда с недовольным лицом и грязными руками, черными, в земле. Отмыв их в ванной, он сердито бросил:

– Некому прибраться.

– А дочь Кира?

– Живет за городом. Ну, как старикан?

– Спит. Саша, нужно вызвать врача.

Он молча достал мобильник, набрал номер, обрисовал состояние больного, назвал адрес… И голосом тревожно-суровым сообщил:

– Через двадцать минут приедут. Пошли.

В автобусе Тамара вдруг ощутила непонятный дискомфорт, не связанный с транспортом. И не физический. Идущий от какой-то неудобной мысли. Как… Как врачи попадут в квартиру, если старик не встает?

Да, мне пятьдесят, более двадцати лет стажа. Советник юстиции, старший следователь, но это не повод все дела по убийствам сваливать на мою седеющую голову. В районной прокуратуре еще восемь следаков. И однообразны эти преступления, как нецензурная брань: или из-за денег, или по пьянке. Из-за автомобилей, квартир и наркотиков, но, в сущности, все из-за тех же денег.

Правда, все чаще случаются убийства бессмысленные, когда преступник от вида агонии и крови испытывает эйфорию, как от бутылки вина. Странно, потому что эту самую эйфорию он мог бы иметь от чего-то иного, от той же водки. Психически больные. Но вот последний случай меня подавил своей беспредельностью: неделю я добивался от подростков, за что они убили незнакомого им парня? Не знают. Нет, знают – по приколу. Убили человека по приколу! Прикалывались, значит…

Звонил телефон, наверняка ничего приятного мне не суливший. Назидательный голос судмедэксперта это подтвердил:

– Сергей Георгиевич, у меня до вас дело.

– Какое же, Марк Григорьевич? – бестревожно спросил я, поскольку трупов за мной в прозекторской не числилось.

– Точнее, у вас до меня будет дело.

– Не хотелось бы.

– Старичка привезли семидесяти семи лет, фамилия Чубахин. Скончался в постели у себя в квартире. «Скорая помощь» не успела. Врачи обратили мое внимание на след от укола.

– А он с кем жил?

– Один. Дочка в пригороде.

– Может, она укол и сделала?

– Только сейчас узнала о смерти и приехала в морг.

Не о том мы вели речь. Меня интересуют не следы уколов и даже не раны – прежде всего меня интересует причина смерти.

От нее, как от печки, пляшет следователь, который занимается раскрытием убийства.

– Марк Григорьевич, ну а причина смерти?

– Сердечная недостаточность.

– Естественная смерть, и при чем тут прокуратура?

– Токсиколог делает анализ. Теперь, чтобы разобраться, нужен компьютер, банк данных, плюс знания с интуицией.

– В чем разобраться, Марк Григорьевич?

– В ядах. Старику вкололи большую дозу дигитоксина либо дигалена-нео. Кардиотоническое средство, понижает ритм сердца. А оно у него и так едва работало.

– А этот дигален-нео из каких будет?

– Наперстянка ржавая, гликозиды.

Судмедэксперт сказал все, поэтому молчал. Молчал и я, уклоняясь от вывода, как от пущенного в меня камня. Долго уклоняться стало неприлично.

– Марк Григорьевич, может быть, неосторожная передозировка?

– При хронической недостаточности кровообращения надо десять-пятнадцать капель. А тут вкатили не капли, а полфлакона.

– Выходит, убийство?

– Похоже.

А почему он звонит мне? Старик Чубахин из нашего района, раскрытием сложных убийств занимаюсь, главным образом, я. Осознав это, мой мозг разослал команды по организму: напряглись ноги, засуетились руки, забегали глаза. Надо мчаться в морг. Но почему в морг – оттуда я получу акт вскрытия. Туда надо, где сделали укол, где убили – на место происшествия.

Я записал адрес Чубахина и попросил судмедэксперта направить туда же дочь умершего. Уже из машины позвонил Леденцову: убийство без уголовного розыска, что пистолет без обоймы.

Удивительно – до сих пор удивляюсь, – как при моих нервах я столько лет проработал следователем? Выезжая на происшествие, коллеги хватают портфель – ив машину. По дороге еще и жуют. Мое же воображение это место происшествия уже представляет, я уже напряжен, уже нервничаю… А почему? Может быть, укол сделала нанятая медсестра, или соседка, или дочка, и вообще нет никакого убийства. Чего же я напряжен до дрожи, как летящий вертолет? Очень надо родиться большим глупцом, чтобы не поумнеть к старости…

Майор Леденцов был уже там: вместе с понятыми он стоял на лестничной площадке и разглядывал дверь в квартиру гражданина Чубахина. Белесая щепка, порванная обшивка, выломанный замок…

– Кто же ее так?

– Врачи «Скорой помощи», старик же не вставал.

Мы прошли в маленькую сумрачную комнату. У опустевшей постели, видимо, умершего, сидела женщина, в которой ничто не поддавалось определению: ни возраст, ни внешность, ни одежда… Казалось, она вот-вот склонится окончательно и зароет голову в одеяло.

– Кира Ивановна Чубахина, дочь, – вполголоса сообщил Леденцов.

– Следователь Рябинин, – представился я.

– Зачем… следователь? – Она подняла голову.

– На всякий случай. Кира Ивановна, мне нужно с вами поговорить. О друзьях отца, знакомых…

– Он не вставал с постели. Какие друзья?

– О родственниках…

– Нет у нас родственников. Я виновата во всем…

– Почему?

– Ходила к нему ежедневно, а вчера не пришла.

Подробный допрос придется отложить. Вменяем ли человек, узнавший о смерти близкого? Я связался по телефону с «неотложкой» и нашел врачей: да, выезжали, дверь сломали, труп обнаружили…

– А кто вас вызвал?

– Звонил мужчина, узнайте у диспетчера…

Необычное место преступления, где нет ни трупа, ни крови. Но квартиру-то осмотреть надо и хотя бы поискать отпечатки пальцев. Того, кто звонил в неотложку. Криминалист фотографировал разбитую дверь. Майор толкнул меня в бок и взглядом показал на вторую комнату, большую. Я прошел.

Много мне пришлось видеть комнат, залитых кровью. Но засыпанных землей, от которой пол почернел…

Два светлых окна без занавесок, почти нет мебели, опрокинутые цветочные горшки и растения, безжалостно выдернутые, валялись – как сказать иначе? – со свернутыми набок головами. Еще свежие, еще не начали вянуть.

Я позвал дочку. Она вошла походкой тяжелой и неохотной, но тут же вздрогнула, как от пощечины.

– Боже!

– Кира Ивановна, а раньше тут был порядок?

– Я же их поливала…

– И кто это сделал?

– Варвар…

– Отец не мог?

– Он их вырастил.

Все имеет смысл. Поскольку большинство преступлений корыстны, моя мысль пошла в эту сторону.

– Кира Ивановна, тут были ценные растения?

– Вряд ли. Фикусы, алоэ, лимонное дерево, обезьянье дерево…

Я призвал криминалиста.

– Сфотографируй общий вид погрома, возьми земельки на анализ и попробуй найти отпечатки пальцев.

– Горшки слишком шершавы.

Такому крупному и развесистому дереву, как обезьянье, стоять бы в кадке или в ведре. Все же цветы росли в красных, по-моему, плохо обожженных горшках. Я не сомневался, что смертельный укол был связан с этим цветочным разбоем.

– Кира Ивановна, ночевать будете здесь?

– Да.

– Комнату с цветами мы опечатаем и завтра придем. Постарайтесь успокоиться и что-нибудь вспомнить.

– О чем?

– Обо всем, что касается жизни отца.

Мне тоже требовалось время подумать. Я составил протокол осмотра места происшествия, а майор опечатал комнату своей милицейской печаткой. На лестнице он спросил:

– Сергей, есть мысли?

– Боря, я знаю, кто разворотил цветы.

– Кто?

– Тот, кто сделал смертельный укол.

– А кто его сделал?

– Тот, кто звонил в «неотложку».

– А фамилия, господин следователь?

Пульс у Тамары учащался, ход ее жизни убыстрялся. С Александром она бывала через день – он работал, как правило, по ночам.

Они шли парком. Ей нравилась его походка: неспешная, вразвалочку. Взглядом ощупывал каждого встречного, видимо, профессиональная привычка.

Сели они на скамейку, которую пьяные ребята ночью отволокли с аллеи в кусты. Саша так ловко отсадил пивную пробку, что она спросила:

– Любишь… выпить?

– Пиво разве выпивка?

– Любишь пиво? – поправилась она.

– Устаю сильно.

Слова Александра грели ее. Побывав замужем, она усвоила мысль, что мужчина – не тот, кто силен и красив, кто красноречив и умен, мужчина – тот, кто работает. Если он много работает…

– Саш, любишь деньги?

– Ни хрена себе петелька!

– Как?

– С чего ты взяла, что люблю бабки?

– Если много работаешь…

Он усмехнулся: ряды зубов обнажились и выступили вперед заметным оскалом, еще сильнее заострив лицо. Он выдернул из кармана куртки зажигалку и высек огонь. Тамара отпрянула – не от огонька, похожего на прозрачную трепетную бабочку, а от непонимания смысла. Второй рукой Саша выдернул какую-то бумажку и поднес к огню – она загорелась неохотно. И половина сгорела, пока Тамара не сообразила, что сжигается сотенная купюра.

– С ума сошел! – Она вырвала уже никуда не годную сотню.

– Усекла?

– Нельзя так с деньгами…

– Не для них работаю.

– Тогда для чего?

Он не ответил, тоже разволновавшись. Выпил, не отрываясь, бутылку пива, помолчал и выдавил с явной неохотой:

– Для души.

– Для души дело трудным не кажется.

– Потому что я один!

– Саша, мне твоя работа до сих пор не известна…

Он задумался. Видимо, решал, открывать ли следующую бутылку. Тряхнув головой – мол, была не была, – Саша вжал свое плечо в ее грудь и спросил угрожающе:

– Молчать умеешь?

– О чем?

– О том, что я скажу.

– Закрою рот на замок…

– Учти, ради этой информации могут язык вырвать.

– Тогда, может, не говорить? – испугалась она.

– Томик, разве мы не на одной шконке?

– На одной…

Саша отлип от ее груди, опять широко взмахнул рукой и бросил ее во внутренний карман джинсовой куртки. Тамара непроизвольно отстранилась, боясь чего-нибудь вроде пыхнувшей зажигалки. Но в Сашиных пальцах оказалась крохотная затянутая в пластик книжечка. Какое-то удостоверение. Она раскрыла его неуверенно, словно опасаясь все того же огонька, способного выскочить и отсюда, «…внутренних дел»…» «капитан…» «…милиция…» Его фотография, гербовая печать…

– Саша, работать в милиции… Это разве секрет?

Он усмехнулся и спрятал удостоверение.

– Ты пропустила слова «уголовный розыск».

– Опасно?

– Я старший группы. Подобрались не сотрудники, а чурки. Труп в квартире. Смотрю, а где же голова? Нету, говорят. Отсечена и унесена. Мать их в затвор! В холодильник лень глянуть… Голова там, на блюде для студня.

Тамару передернуло от представленной картины. И от правды: по городу ходили слухи, что маньяк-людоед уже год убивает граждан и якобы даже съел одного участкового.