Текст книги "Макс Шрёдингер (СИ)"
Автор книги: Станислав Конопляник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
И тут её не стало. Вместо неё оказался пустой угол.
«Сегодня вечером в парке», – всплыло в памяти и стало как-то одновременно и приятно, и противно.
– Забудьте, – буркнул я, укрывая лицо руками.
– Что забыть?
– Мне мерещится девушка, похожая на эту, – я ткнул пальцем в узкоглазую.
– Вы мне показывали только что эту.
– Я перепутал, они рядом лежат.
– Нет, не рядом.
– У меня в голове – рядом!
– О боже, – вздохнул следователь, потирая лоб двумя пальцами. – Давайте тогда ещё раз: где по вашему в вашей голове вы были во вторник вечером?
Вопросы шли по кругу. Мне принесли воды, при этом еды никто не дал. Я не мог позвонить, меня под конвоем отвели в туалет, где я ожидал снова в самый неожиданный момент встретить странную рыжую. Нет, ничего этого не было. Просто слова, слова и ещё раз слова. Времени было уже шесть вечера. Я чувствовал себя изнасилованным в уши, благо меня никто не бил. Сердце уже устало колотиться и сейчас всё, чего мне хотелось, это упасть и потерять сознание, как тогда на выходе из туалета. Ещё чуть-чуть, и уже вечером я не смогу никуда попасть.
В шесть часов пять минут вдруг зашёл другой человек: ссохшийся старик, в форме увешенной, орденами. У нас 60 лет никаких войн не было, а у него орденов на два килограмма. В общем мне уже на тот момент было плевать, кто меня будет пытать: черноволосый холодный мужик с непрошибаемой психикой или витрина с орденами.
– Молодой человек, чего грустите? – довольно бодро выдал дед.
– Я домой хочу! Вы дверь закрыли? Вы же дверь закрыли? А то кот убежит!
Я подскочил на месте.
– Заботиться о животных – похвально. Иван, будьте добры, вы дверь закрывали?
– Не на замок. Тот, к сожалению, сломан, – отозвался уставший Иван. – По какому поводу, Николай Виссарионович?
– Я хочу переговорить с Вами, Иван, с глазу на глаз, – улыбнулся дед, а я улыбнулся за ним следом, положив лицо на стол и глядя в стену.
Иван встал и вытащил деда под руку за дверь. Я предполагаю, что за дверью они выясняли отношения, хотя кто его знает. Да и кто я такой, чтоб предполагать? После Иван заглянул:
– На выход.
Я медленно побрёл на выход, совершенно не понимая, что происходит. На вахте мне вернули мой телефон. 187 пропущенных от Паши, два от Сергея, даже целых два от мамы! И куча сообщений с работы. В два клика, немного матерясь на медленный интернет, я зарегистрировал на сегодня больничный. Отписался в чате, выслушав, что должен предупреждать о таком заранее.
Затем я пошёл на остановку и улёгся там, распрямляя ноющую спину.
На мгновение я прикрыл глаза, а когда открыл, я увидел перед собой серую дымчатую массу с алыми буркалами и острыми чёрными зубами. Я поморгал, но ничего не поменялось. Я попытался крикнуть, но не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тьма с когтями прошлась по моему лицу и, клянусь богом, я верещал бы как последняя девчонка, если бы смог сделать хоть что-то.
Мой самый большой кошмар, что на приёме у зубного мне вколют парализующее средство вместо обезбола и я не смогу ничего сказать, кажется сейчас воплощался в жизнь. Рядом, совсем рядом от меня прошла женщина:
– Ишь ты, король. Разлёгся на всю лавку.
– Помогите мне! – хотел крикнуть я, но не мог больше даже моргнуть.
Острые когти со щеки соскочили к подбородку, приоткрыли мне рот. Тёмное облако приблизилось, окутало мой взор. Тело сковала судорога, его тряхнуло, в сознании стрельнуло и странное нечто вновь появилось у меня перед взором. Во второй раз всё затянуло пеленой, но вновь очередной прострел, как стреляет больная шея после долгого сидения в одной неудобной позе, и вновь острые зубы перед моим лицом.
Я чувствовал его дыхание, я чувствовал могильный холод, что исходит от него. Я слышал рык, что он издал мне в самое ухо. Но уйдя из поля моего зрения, тварь больше не появлялась, а я снова смог дышать.
– К чёрту всё, я еду домой…
Глава 3. Намерение
Автобуса долго не было. Вначале уверенность, питаемая пустым желудком, сквозила из всех дыр. Это всё мой желудок Шрёдингера, находящийся в вечной суперпозиции, виноват, что даже сейчас, обнаружив в кармане конфету, меня от неё воротило и хотелось макарон с тушёнкой. И сейчас, с опущенным до уровня плинтуса сахаром в крови, я скорее всего начал галлюцинировать.
Я сел, потирая глаза. Голова, кстати, не болела.
Приехать домой, нажраться макарон с тушёнкой, улечься спать, проснуться, помыться, сходить на работу, починить дверь, опять поспать, опять на работу, опять… И опять… И опять, и опять, и опять. А между тем её раскрасневшееся лицо, такое милое и смущённое, мне даже на голодный желудок продолжало мерещиться, стоило только прикрыть глаза.
Сегодня вечером на том же месте?
А если я не приду? Что будет, если я не приду? Этот кошмар закончится? Это она виновата, что я оказался не в том месте, не в то время? Да вообще при чём здесь она? Может она вообще плод моего больного воображения.
Приехал мой автобус, который должен был отвезти меня домой. Открыл двери. Я постоял, с кислым привкусом на душе проводил взглядом уезжающий автобус и упёрся затылком в заднюю панель остановки. Шесть часов пятьдесят минут. Даже если я приеду, застану ли я её там? И всё же я решил ехать.
Автобус пришёл совсем не сразу, благо ехать можно было без пересадок.
Я взял в руки телефон и принялся обзванивать:
– Пашка, это я.
– Всё в порядке? Ты звонил, а потом шум был какой-то. К тебе ехать?
– Давай не сегодня.
– Ты какой-то уделанный. Что случилось-то хоть?
– Ты ж у меня умный, Пашка. Давай ты сам придумаешь, что со мной случилось. Всё уже в порядке.
– Э-э, парень, только без глупостей, ладно? Мне точно не ехать?
– Я с вами пивным алкашом стану. Серёге передай, а то мне даже разговаривать сил нет.
Одному отзвонились.
– Ало, мамуль?
– Ты чего трубку не берёшь? Пашка звонил твой, сказал, что у тебя что-то стряслось. Я тебе целых два раза звонила!
– Сильно нервничала?
– Ну… так, нервничала. Валентина Викторовна мне как нарассказывала…
– Ко мне полиция приходила. А помнишь я говорил, что звонок не работает, так они мне дверь высадили.
Я услышал, как на той стороне выдохнули.
– И что, ты даже не потребовал адвоката, я права? Можешь не отвечать. Весь в отца. Того тоже били, а он говорил «спасибо».
– Ну что ты так, мам.
– Я тебя люблю, все вы у меня разные.
– Все двое, не густо с выборкой.
– У меня вас двадцать восемь, Максимка, – сообщила мама.
– Где ж ты остальных двадцать шесть все эти годы прятала? – подначил её я.
Мама посмеялась, потом голос стал серьёзным:
– Сходи обязательно в опорку и получи справку, что это они тебе дверь вынесли, чтоб страховая возместила. И не смей мне отнекиваться!
– Спасибо, мам.
– У тебя там точно всё хорошо?
– Да, – я вспомнил шестичасовой допрос с бесконечной чередой одинаковых вопросов и одинаковых ответов. – Всё совершенно в порядке, – вспомнились мне чёрные зубы на сером облаке пыли и мой паралич.
– Целую тебя, пока.
Я положил трубку, упираясь лбом в стекло.
Вонючий, с нечищенными зубами, голодный. Кому я нужен? И вообще, что-то эта девчонка сильно дерзкая, всё время инициатива у неё. Да я в принципе не больно-то инициативный, она даже заговорила со мной первым. Ну кому такой нужен? Стоит обязательно расставить все точки над ё.
Дверь автобуса открылась, я только слетел со ступенек как меня потянули в сторону. Я не успел удивиться, как мне в грудь вжалась миленькая мордашка, обхватывая меня руками. Её жёсткие медные волосы лезли мне в нос и в глаза. Я смутился таким нежностям.
– Один человек говорил мне, что для того, чтобы понять, твой это человек или нет, его нужно обнять, – подняла она голову и заглянула мне в глаза.
Точки над ё расставлять резко перехотелось.
– Точно! – напомнила она сама себе, улыбаясь. – Обычным людям нужно кушать. Идём!
Я хотел взять её за руку, но руку она одёрнула, прижав к груди динозавриком, как в тот раз, и лишь бросила на меня косой взгляд.
– Почему? Я ничего не понимаю.
Я переставлял ноги, от голода рассудок мутился. Сердце в который раз зашлось и я ощутил безумную слабость.
– Ты появилась у меня во сне, потом позвала гулять по парку, потом поцеловала и исчезла, а потом всё это. За что?
– Никто не посмеет тебе навредить, – уверенно заявила она.
Из её пухлых губок эта фраза звучала очень по-детски.
Я остановился.
– А что значит навредить? Вот меня целый день не кормили сегодня!
– Ну ты и нежный, – ухмыльнулась она. – И вообще, отношения – это так странно. Разве ты не должен выражать передо мной мужество?
– Было б там чего выражать, – буркнул я, а она рассмеялась.
– Навредить, это когда с повреждением внутренних органов, или там глаз выколоть, руку отрезать, колени перебить, забить гвоздь в голову, иголки под ногти, наверное, тоже… Ты чего такой бледный?
Она вдруг побагровела и принялась смешно двигать руками, потом побагровела ещё сильнее, стала передо мной и расставила руки, бросаясь в объятия.
– Только не убегай, – шепнула она.
– После последних двух раз это должна быть моя фраза. И почему вдруг?
– Я делаю очень и очень большую грязь, – заулыбалась она, прижимаясь ко мне и глядя снизу вверх.
Делать грязь – играть не по правилам. Я не видел грязи. Я видел девушку, странную во всём, не имея понятия, реальна ли она вообще. Я рукой провёл по её спине, пощупал за задницу. Она взвизгнула и закономерно отпихнула меня:
– Эй, ты что делаешь?!
Она отвернулась, поворачиваясь ко мне спиной.
– Ты реальна или нет? Я тебя потрогал, значит ты реальна, хотя это и ничего не объясняет. Я же могу во сне вытворять… ну, всякое.
– Пошли быстрее есть, ты еле на ногах стоишь, – буркнула она мне и потащила внутрь за рукав.
Всё тот же колорит Коптильни накрыл нас с порога. Пробираясь через толпы народу, я схватил поднос и стал в очередь.
– Закажи мне тоже, что и себе. Хорошо?
Она миленько улыбалась, виновато заведя руки за спину.
Я похлопал по плечу стоящего спереди парня. Сердце у меня ёкнуло, я уже почти передумал, что собирался сделать, но всё же собрался.
– Э-э. Ты видишь её?
– Кого, чёрненькую? – спросил парень рэперской внешности в широких штанах и с кепкой набекрень. – А я тебя ваще знаю?
– Спасибо, извините, ошибся.
Ножки тряслись от таких спонтанных социальных взаимодействий.
– Они тебя не видят! Почему? – шепнул я Ане, что стояла поодаль. – Это же не может так быть!
– Так надо, – опять засмущалась она. – Для твоей же безопасности.
Я расплатился и мы сели за памятный столик, он как раз был свободным. Я принялся уплетать макароны с тушёнкой за обе щеки, желудок мой говорил мне спасибо. Эту скотину ещё ублажать нужно было, выготавливать ему. Именно поэтому у меня дома всегда было всего по чуть-чуть и не дай бог чтобы что-то из ингредиентов закончилось. Дошло до того, что я Том Кха с кокосовым молоком готовить умею! Всё ради того, чтоб не сдохнуть с голоду.
Подняв взгляд, я обнаружил, что Аня ничего не ест, просто смотрит на меня большими чёрными глазами, слегка улыбаясь. Я поперхнулся, но не сильно, лишь немного кашлянув.
– Я снова взглядом заставляю тебя выбирать между жизнью и смертью? – хохотнула она.
Я тоже прекратил есть, глядя на неё, улыбающуюся, с медными волосами, с блеклыми бровями, но большими чёрными выразительными глазами. И миленькой мордашкой, от которой хотелось умиляться. А вдруг это просто малолетка, которая меня сталкерит? В опорке? А мало ли! Может она действительно реальна, но только вчера и только в Коптильне, а всё остальное время – плод моего воображения. И меня сейчас точно будет за что загрести!
– Сколько тебе лет?
– Это не важно.
– Очень даже важно! Я сегодня был в одном очень увлекательном месте, с которого обычно распределяют в другое более увлекательное место.
– За отношения в этом мире сажают в тюрьму? – искренне удивилась Аня.
Ещё и формулировка такая.
– Ты мне врёшь, – нахмурилась она. – Я врунов люблю за одну единственную вещь – если их садить на кол, они до земли сползают, потому что мозгов нет и кол насквозь проходит.
Она с ужасом посмотрела мне в глаза, а я рассмеялся. И она, пусть и из замешательства, хихикнула в ответ.
– Какая-то ты быстрая. Так сколько тебе лет?
– А сколько нужно? Двадцать три, – тут же выдала она.
– Это неправда, – ухмыльнулся я в ответ. – Ты так сказала, потому что мне двадцать три.
– Ну да… Так, ну, это, я не хочу говорить, сколько мне лет.
Я нахмурился.
– Давай так, только по чесноку, больше восемнадцати?
– О! Это легко!
Она снова смутилась и закрыла лицо ладонями.
– Что, сильно больше?
– Угу.
– И что, даже больше, чем мне?
Она подсмотрела между пальцев на меня одним глазом.
– Угу.
Я задумался, нахмурившись.
– А что, мужчина должен быть обязательно старше? – проронила Аня убирая от лица руки.
– Ты с какой планеты вообще?
– Я-а…
Она шлёпнулась головой в стол.
– Кушать будешь? – спросил вдруг я окончательно осмелев.
С ней я как-то чувствовал себя даже уверенно. Казалось бы, существует ли кто-то, менее уверенный в своих действиях, чем я? Оказывается, что очень даже существует.
– Я не хочу, – надулась она.
Я взял её тарелку, намотал макарон с тушёнкой на вилку, не донёс до своего рта.
– Ты ж голодная будешь. На хоть попробуй.
Я протянул ей вилку, вспоминая игру, в которую я любил играть с Викой.
– Открой рот.
Она с изумлением повертела головой, уставилась на меня большими глазами, потом открыла рот. Я кусочек мяса не донёс, часть макарон разбросалась, но она заулыбалась, распробовав вкус.
– Вкусно. Папа, правда, говорил…
– Что папа говорил?
– Что кушать жирное нельзя.
– Почему?
– Потому что! – строго заявила она мне. – Хочу ещё!
Она открыла рот, словно птичка в гнезде. Я накрутил ещё макарон.
– Глянь, ахуеть, пацан за соседним столиком воздух кормит! – раздался глубокий мужской бас слева.
Аня мгновенно повернула туда голову, совершила пару действий руками.
– Что? – спросил второй мужик.
– Что? – переспросил первый. – Я молчал.
– Мне показалось, ты что-то сказал.
– Ты стёрла им память?
– Тссс, – зашипела на меня Аня. – Дай сюда, вкусно. Доедим и пойдём погуляем. Тебе точно нужно всё знать?
– Нет, – помотал я головой. – Да, – передумал я. – Но лучше нет. А какой ответ правильный?
– Я тебя поцеловала и со мной ничего не случилось, – сообщила она вдруг мне. – Я не думаю, что существуют правильные ответы на такие вопросы.
Она ела молча, а я не скрываясь любовался ей. Получается, что она дурачит всех вокруг! Никто её не видит, никто её не слышит. Только я. Почему я? Нет, я тоже не всегда. Она ведь исчезла! Так много вопросов, так мало ответов.
Я же почувствовал насыщение и меня стало клонить в сон. А ещё опять захотелось Аню пожмякать. Как так, ей больше, чем мне лет? А выглядит лет на семнадцать, может даже меньше. Но третий размер груди выдаёт, что она уже не маленькая. Да и холодный взгляд, когда она нанизывает кусочки мяса на тарелку с точностью копейщика на поле боя. Один укол – один кусочек. А что, если…
– Ты богиня? Как в книжках, богиня, которая снизошла ко мне для того, чтобы… Зачем я тебе?
Она мгновенно покраснела, замерев с набитым ртом.
– Прожуй вначале, ты мне живой нужна.
Она вздрогнула, взгляд её на мгновение стал холодным, но лишь на мгновение.
Аня доела, отставив тарелку в сторону.
– Идём, – позвала она и неохотно протянула руку, глядя на меня, прямо мне в глаза.
Я осторожно дал ей свою руку. Она вначале одёрнула свою, но потом ухватилась за неё, улыбаясь, и потащила меня к выходу.
С парнями несговорчивая, на прикосновения табу, при этом сама меня поцеловала, хоть я и первый её обнял. И сегодня обнимала в ответ. Я, конечно, не очень умный, но может…
– Тебя бьют в семье?
– Как ты за такой короткий срок смог спуститься от богини до девушки, которую бьют в семье? – рассмеялась она.
– Это потому, что я ничего про тебя не знаю.
– Ты знаешь, что меня зовут Аня, и что я тебя старше. Но давай про второе не упоминать слишком часто, хорошо?
– Хорошо.
– Это и называется «договариваться»? – заулыбалась она.
– Ты о чём?
– Ну, чтобы выстроить отношения, нужно договариваться. Искать компромиссы, понимаешь?
– Понимаю, я был женат. Ты тоже там была, всё слышала! – буркнул я.
– Оно и понятно, чего ты был женат, – её голос наполнился льдом.
– Что ты сейчас чувствуешь?
– Придушила бы. Вот взяла бы палочку, воткнула бы её ей в живот, и крутила бы, пока не намотала бы на неё все кишки, и слушала бы, как она кричит и просит о помощи.
Она посмотрела на меня опять безумным и смущённым взглядом. Я улыбнулся и Аня расслабилась.
– Это называется ревностью, – на всякий случай пояснил я.
А значит я ей нравлюсь. Тут уж я залился краской до самых ушей.
А она мне нравится? Пока определённо да.
Уже темнело, солнце садилось, а мы направлялись в парк – не самое безопасное место для хрупкой девушки в вечернее время, пусть она трижды умеет стирать память. Кстати, об этом.
– Ты стирала мне память?
Она остановилась, посмотрела на меня внимательно.
– Это не то, что ты думаешь, – строго заявила она. – Это для твоего же блага! К тому же на тебя не работает и ты запоминаешь всю чушь, что я тебе говорю.
– А что ты ещё умеешь? – пропустив все оправдания мимо ушей спросил вдруг я.
Она залилась краской, как будто я говорил о чём-то очень интимном.
– Не хочешь – не рассказывай! – замахал руками я.
– Ты всем рассказал про меня, и потом пытался.
– Ну ты ж не запрещала, – парировал я.
– Я не хочу быть на виду, – буркнула она и снова сгребла меня в охапку, пряча руки у меня под байкой.
Я её прекрасно понимал. Я не знал человека, который хотел бы быть меньше на виду, чем я сам.
Она в очередной раз заглянула мне в глаза:
– А давай так стоять долго-долго, и никуда больше не пойдём.
– Мне завтра на работу, так что долго-долго не получится.
Она надулась, прижимаясь к моей груди щекой. Было так хорошо, что я сам пожалел, что это сказал. Взял бы и на завтра больничный, и стояли бы здесь до самого утра. Странный я и странная девушка Аня, то ли богиня, то ли нищенка из семьи с пьющим отцом и гулящей матерью, с кучей дармоедов братьев и сестёр, которых нужно кормить вместо родителей, без каких либо шансов на личную жизнь.
Мне вдруг стало так жаль её.
– Поехали ко мне, что тебе здесь мёрзнуть.
– И что мы там будем делать? – очень осторожно, подбирая каждое слово произнесла она. Переживает за свою безопасность.
– А что можно делать дома? – Она вдруг залилась краской и поёрзала с ноги на ногу. – Приготовим есть, будем смотреть сериалы и болтать до утра. Расскажешь мне что-нибудь интересное.
– А! Это. Я уж надумала себе. А это нормально, когда парень девушку зовёт к себе домой в третью встречу?
Почему третью?
– Бывает и такое, – проронил я. – Прежде, чем мы уедем, ты мне скажи, я был в торговом центре, в Нексусе? Кстати, он сегодня был уже открыт, а я не купил «майонез», – расстроился я.
– Я тебе завтра куплю, когда ты на работе будешь, – улыбнулась Аня вместо ответа. Пытается подкупить? Но нет, она всё же ответила: – Ты был. Я стёрла тебе память. Там всё пошло по пизде.
– О, ты ругаться умеешь!
– Папе не говори только, – закрутила она головой.
Автобусы ходили редко, и мы вызвали такси, усевшись на заднее сидение. Она кидала на меня странные взгляды, не выпуская больше моей руки. Я всё пытался угадать, о чём она думает.
– Почему ты мне не рассказываешь о себе? – вдруг спросил я.
– А вдруг это тебе навредит? А вдруг ты что-то обо мне подумаешь? Я же вот она, вот такая я сейчас. Какой я была – кому какая разница, правда?
– Ну правда. За мной мафия не придёт? Ты не дочь наркобарона?
Всё логично, папу уважает, боится даже.
– Теперь где-то посередине между богиней и простушкой, – улыбнулась она и, притянув меня к себе, снова прикоснулась к моим губам своими.
Отстранившись, она выдохнула, тупенько улыбаясь.
– Я всё равно не могу тебя понять. Зачем я тебе? – не унимался я.
– Чтобы заботиться, защищать и… любить.
Она смутилась, закрыла снова лицо руками, подсматривая через растопыренные пальцы.
– Я сказала это, я это сказала! Великая Адельгейда, как это глупо, но я это сделала!
Она щёлкнула пальцами и между них проскочила искорка.
– Фух, всё в порядке. У-у, уроды, погодите у меня!
– Ты призналась мне в любви?
– Нет-нет-нет. И нет. И ещё раз нет! Это было бы через чур.
Она обняла меня, кладя свою голову мне на плечо.
– Я призналась тебе в моём намерении тебя полюбить.
Глава 4. Новый Бурс
Мы ехали молча. Она двумя руками трогала мою руку, перебирала каждый палец, будто моя рука сейчас была самым ценным предметом во вселенной. Ощущать свою значимость было приятно.
– Я тебя положу у себя на кровати, а сам постелю на ковре в рабочей комнате, – сообщил я ей.
– Если хочешь, я могу не спать. Тебе нужно завтра на работу, нужно выспаться хорошенько, так ведь?
Чем ближе мы подъезжали, тем более нервной она казалась. Вцепилась мне в руку, посматривала по сторонам.
– Макс, попроси остановить здесь. Пожалуйста-пожалуйста!
– Ты не поедешь ко мне?
– Не сегодня, не получится.
Она заглянула мне в глаза, пытаясь найти там ответы. У самой чуть слёзы в глазах не стояли.
– Я бы очень хотела. Прости меня.
У меня кошки на душе заскребли. Видимо не доверяет. Ну я бы тоже себе не доверил.
– Попроси, прямо сейчас.
– Остановите здесь! – без раздумий крикнул я. – Плачу пятёрку сверху, мне подышать нужно срочно.
Я изобразил, что задыхаюсь.
Усатый лысый дядька косо на меня взглянул с нескрываемой тревогой, но машину остановил.
Я открыл дверь. Аня перелезала через меня, уселась на меня, взяла моё лицо в ладошки и поцеловала, будто бы в последний раз:
– Не ищи меня, даже не пытайся. Я сама тебя найду, когда придёт время.
В её глазах действительно стояли слёзы.
– Дождись меня и не делай глупостей, я реальна, вот она я, – она положила мои руки себе на талию. Я пощекотал её и она едва не треснула меня по голове. – Щекотно же!
Она выскочила из машины, я выскочил следом, но не успел и глазом моргнуть, как она исчезла. Растворилась во мраке, в пустоте. Не так, как в прошлый раз. Просто шагнула в пустоту и её стало плохо видно, а со вторым шагом она слилась с тьмой. Я подышал, водитель покурил, мы сели и отправились дальше по маршруту.
Поганое чувство, её слёзы на глазах. Она была расстроена. Чем? Что случилось?
Она прячется! – дошло до меня. Я считал себя не очень умным и подумал, что мог бы догадаться намного раньше. Её нашли? Надеюсь, что нет. Упустить её – потерять… Что? Что я терял? Что в ней такого, чего нет в других?
Но потеря колола сердце. Даже не потеря, а возможность потерять.
Я попросил водителя остановить меня немного не доезжая до дома, просто на остановке, и шагал по тёмным дворам к своему дому, размышляя. Нина покушалась на мои деньги, хоть я и лопух, понять этого не мог. Да и всё равно мне хорошо было с ней, просто её запросы росли в ущерб моим с маман отношениям. Катя не искала компромиссов от слова вообще, всё должно было быть так, как она сказала, и это походило не на любовь, а на контракт, причём односторонний. С Викой вначале всё было хорошо – гуляли, радовались жизни, встречались, никогда не ругались, пока дело не дошло до быта. В быту ей нужно было всё, а деньги были её и общие. Мои увлечения не увлечения, и вообще я маленький ребёнок: комп продадим, купим яйцерезку и хлебопечку – вот уж где самые важные вещи в доме.
Ане, видимо, нужен был всё же именно я. По крайней мере мне, лопуху, хотелось в это верить. И я верил, и от этой веры, в которой не было места сомнениям, становилось так тепло и хорошо, хотелось этим поделиться.
– Алло, Пашка?
– Ну? Ты снова звонишь, вместо того, чтоб в чате написать? – голос был нахмуренный, слышались клики мыши и напряжённая возня. – Ехать спасать?
– Не. Мне поболтать. Можешь приехать, если хочешь, а можем в чате.
– Давай приеду, мне не в падлу. Тем более что ты у нас теперь персонаж с собственным сюжетом! Серёге писать? У него сегодня третья смена, может заскочит.
– Тоже мне скажешь, с сюжетом. Серёгу можешь пнуть, он в политоту шарит.
– А я будто не шарю!
– А ты у нас однобокий, зомбированный.
– Сам ты зомбированный! Через полчаса буду. Пиво брать?
– Бери, и пиццу бери. – Я прислушался к своему желудку. – Возьми такую, чтоб на завтра из жопы огонь шёл.
– Ни слова больше!
Сегодня был безумный день, но на душе было спокойно. «Я призналась тебе в моём намерении тебя полюбить», – более искренней фразы я за всю свою жизнь не слышал. И всё же, кто эта девчонка? Может она хитрый эксперимент правительства по созданию психотропного супероружия? Армия псайкеров? Нахрена государству армия псайкеров?
Но всё логично. Её никто не должен видеть – объект засекречен. Она вхожая в силовые структуры – участвовала в моём задержании, участвовала в расследовании, но её там тоже никто не должен видеть. Не даёт к себе прикоснуться… Я вспомнил её нежные, но сильные руки у себя на лице, касание мягких губ. Значит не давалась, уже даётся – результат жёсткого обращения в лаборатории. Вот же бедняга, даже не знает вкуса макарон с тушёнкой.
Мне снова её стало очень жаль.
Вскоре передо мной появилась дверь: помятая, вогнутая во внутрь, с разбитым замком и почти выбитой ручкой. Она не была прикрыта плотно, но язычок в отведённое для него отверстие попадал и сама дверь не открывалась. Как она теперь убережёт меня от внешнего мира – загадка. Да и не удержалась она, предала меня моя дверь, но я всё равно её любил. А вот идти за справками и что-то выяснять очень не хотелось.
Я открыл дверь, встретил меня кот, долго тёрся, мурлыкал, облизывал руки. Я его покормил, пошёл помыл посуду за вчера, залез в душ помыться. Всё в тишине, в пустоте, но с непокидающим теплом внутри.
А если бы ей грозила опасность? Я бы сорвался, не раздумывая. С Викой такое было, когда гопота пристала. В итоге по морде мне съездили, но отстали. Здесь я понимал, что мозг мой уже поплыл и моя жизнь принялась сплетаться с её жизнью в болезненный единый симбиоз, когда один уже не может существовать без другого. «Дождись меня и не делай глупостей». Наверное, она имела ввиду, чтобы…
Я всё же был не очень умным, и не мог представить, какие глупости я могу наделать, если не люблю даже из квартиры выходить.
Друзья завалились ожидаемо.
– Ни хуя себе! – присвистнул Сергей, оценивая мою искорёженную дверь.
– У тебя тут бомбы рвались? – нахмурился Пашка, вручая мне суперострую чили пиццу и бутылку пива.
На этот раз мы уселись за стол. Я подпёр руками голову и почему-то подумал, как бы клёво было, если бы Аня тут была. Познакомил бы её с друзьями, поболтали бы, пошутили. Она странная, им зашла бы.
– Серёг, смотри, кажется нашему Максу совсем плохо. Глянь как лыбится, – расхохотался Паша.
– Воображаемая подружка перешла от поцелуев к делу? – подколол Сергей, а мне почему-то стало противно от такого опошления. – Ой, извини, если задел. Мы тебе верим если что, – прочитал он что-то на моём лице, сам интерпретировал и извинился.
Они никогда не были злыми: Пашка с Серёгой. Всегда безобидные и чтящие границы других превыше своих, потому-то интеграция в общество, где буйствует агрессия, им удаётся крайне с трудом.
– Давай, колись, что у тебя снова было, а то мне на работу через полтора часа, – посмотрел Сергей на наручные часы.
– А, это? Тут всё просто. Мне, оказывается, повестку хотели оставить, приходил следователь лично. Но постоял у моей двери с двойной звукоизоляцией и неработающим звонком, постучал, покричал и ушёл, а в список внёс. Ну и сегодня с утра меня штурмовала группа захвата. Чуть не обосрался от страха.
Пашка вместо ответа полез в телефон.
– Тут новость вышла про стрельбу в Нексусе. Выложили фотки подозреваемых, потенциально причастных к Новому Бурсу. На, смотри.
Фото: девушка с узкими глазами, которую я видел при штурме, которая удержала на месте Аню; парень в очках без оправы – фото я видел у следователя; женщина в шляпе, мужчина с широкой мордой и короткой щетиной – всё как у следователя, видимо обнародовали в СМИ; следующая фотка – вытянутое худощавое лицо, орлиный нос с небольшой горбинкой, острый подбородок, короткие волосы, слегка отросшие после стрижки налысо и тоненькие усики с реденькой рыжей бородкой – я собственной персоны. Последней фотографией была девушка с большими тёмными глазами и жёсткими медными волосами, падающими локонами на плечи – Аня.
– Вот она – моя девушка, – похвастался я, показывая фотку.
Паша прикрыл глаза ладонью:
– Нашёл чем радоваться. Она ж в Новом Бурсе! И ты в там?
– Нету меня нигде. Дома я сижу и не вылажу. За «майонезом», блять, один раз съездил, – я посмотрел на пальцы. – Два раза, получается, – показал я на пальцах.
– Ты был в центре, когда стреляли?
– Да, но не запомнил, – покачал я головой.
Паша положил мне руку на плечо и уверенно произнёс:
– Это всё пэтээсэр. Знаешь что такое пэтээсэр?
– Нет у меня пэтээсэр!
– У-у, отрицание проблемы это более страшный диагноз.
Почему-то говорить о том, что Аня умеет память стирать, им не хотелось. Если она супероружие, выращенное в лаборатории, то не стоило об этом сильно распространяться.
– Ребят, я вас позвал сюда, чтоб вы меня чуть-чуть просветили. Вы ж в теме этой всей политоты. Что понадобилось Новому Бурсу в Нексусе?
– Вот это ты загнул, чувак, – протянул Серёга. – Никто ж тебе правду не скажет. Кто-то говорит, что там теракт предотвратили, а кто-то, что кого-то застрелили. Вроде начальника склада, может там контрабанда была. Но они не террористы, они – борцы за свободу.
– Ага, как же, борцы. Когда в прошлом году Олега Миньщика прибили прямо посреди конференции, такая свобода? – парировал Паша.
Дискуссия разгоралась. Мне оставалось только развесить уши и слушать.
– Это тот, который хотел всю медицинскую отрасль рекетом под себя подмять? – усмехнулся Серёга.
– А доказательства? У него трёхлетняя дочь и семилетний сын остались без отца!
– Хочешь доказательства? Вначале ВнутриТела в лаборатории проверка, потом штраф, потом роспуск сотрудников, потом вдруг ВнутриТела меняет руководство. У руля кто? Правильно – кореш Олега. Дальше СиньЗдоровья клиника, по той же схеме, только там руководство упёрлось, да и клиника была большая, в итоге они объявили своё банкротство, на её костях вырос ЗдоровыйДимон, а Димон этот между прочим ещё один кореш. И что? Белый и пушистый?
– Может и так. Но там рвануло что-то, от всей сцены ошмётки только. Пятнадцать убитых, сотня раненых. Так делают дела?
– А я слышал, что это уже второй взрыв был, чтоб подставить Новый Бурс.
– Ты хоть сам в это веришь?
Серёга честно покачал головой.
– Да, жертвы, да, страшно, но они неплохие ребята. Они полулегально сместили министра образования, хоть учебники старого образца вернули. Плохо, скажешь?
– А слабо тоже самое, только в рамках правового поля? – нахмурился Паша.
