Текст книги "Макс Шрёдингер (СИ)"

Автор книги: Станислав Конопляник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Отпусти! – крикнула она Роджеру, но тот держал крепко, подняв тело за шею в воздух.

Винтер напирал. Аня отбивала атаки, пыталась его достать, но левая рука её уже безжизненно висела, по ней стекали струйки крови из разрезанного бицепса.

– Макс, беги, – прошипела она, отошла на шаг ко мне. – Пожалуйста, живи ради меня!

Я не был героем, не был атлетом, не был бесстрашным. Единственной моей способностью с детства было видеть агрессию и противостоять ей. И я кое-что понял, по крайней мере мне так показалось. Ведь понимать нужно было не головой, потому-то Аня и не могла догадаться. Понимать нужно было сердцем.

– Сэр Роджер, отпустите леди Кассандру, – попросил я.

Роджер дёрнулся, но ослабил хватку.

Кассандра стала на ноги, вскинула пистолет и направила его на Аню.

Винтер Криг кивнул.

Выстрел, но с другой руки. Совершенно не туда, куда смотрела Кассандра.

Кровь окропила стену. Я посмотрел на Аню, она тоже посмотрела на себя – она была цела. На колени упало тело отца Ани, хватаясь за развороченную грудь. Я и не знал, что пуля способна такое сотворить.

– Почему? – глядя на свои окровавленные руки произнёс он.

Кассандра, откидывая два пистолета в сторону, села на ступеньки.

– Я тоже когда-то любила, – грустно заявила девушка.

Аня сделала шаг, размахнулась и голова её отца отделилась от тела. Она сделала шаг в сторону Кассандры, которая сидела и смотрела в пустоту, но в последний момент бросила быстрый взгляд на меня.

– Если ты захочешь это сделать, то я попытаюсь тебя понять и простить, но не стоит, – проронил я.

И глефа в руке Ани растворилась.

Перед ней склонило голову странное существо, коим был сэр Роджер.

– Моя леди, я последовал за Вами и прошёл через ад, чтобы увидеть, как вы разукрасили полотно своей жизни. Но вы пошли дальше и стали кистью, рисуя на чужом холсте, и это прекрасно, – сообщил он и шагнул в пустоту, исчезая.

Аня склонила голову, выдыхая. Кровь всё ещё струилась по руке, но она, казалось, не замечала этого.

– Госпожа Аннабель Криг, я предала вашего отца. Кто предал однажды, предаст и во второй раз, – проронила Кассандра. – Мне нет прощения.

– Аннабель Криг тебя и не пощадит, – холодно заявила девушка. – А вот Ане Шрёдингер почему-то резко стало плевать, кто кого предал, – она зевнула.

Я подошёл, стал рядом, подставил плечо. Она опёрлась на него.

– Мы ещё не ели, – напомнил я. – Идёмте внутрь, а то кот выбежит.

Кот выглядывал из дверного проёма.

– Погоди, – скривилась Аня и подошла к обезглавленному отцу.

Она сделала жест и тело его распалось прахом, а она села рядом. Я её такой уже видел у станции в лесу.

– Госпожа Аннабель, Аня, – подбежала к ней Кассандра, хватая на руки. У неё силёнок побольше было, чем у меня.

– Скорую вызывать? – разволновался я.

– Нет, не нужно, – отозвалась Аня.

Кассандра внесла тело Ани в дом, положила на кровать, остановила какими-то чарами кровотечение.

– Макс, как ты понял? – простонала Аня, пытаясь оставаться в сознании.

– Леди Аннабель, – дрожащим голосом заговорила Кассандра. – Вы напомнили мне меня, заставили ощутить всю ту несправедливость бессмертной жизни, весь тот груз несбывшейся мечты о нормальной жизни, и моя рука дрогнула. Он не понял, а почувствовал, как может почувствовать лишь человек с любящим сердцем.

Глава 18. Со вторника на Сентябрь

Колёса электрички стучали, тёплый ветер задувал в открытые окна, лето уже пару недель как закончилось, но его тепло на десять дней накрыло старый и непонятно, добрый ли, злой ли Бурс. Просто Бурс.

Я тихо смотрел в окно, понимая, что переместился с того памятного вторника прямо в Сентябрь. Нет, я помню всё, что было. Кашу мы разгребали ещё долго. Кассандра оформила дело, положила его под грифом секретно в архив, прошлась по контактам и связям для нового паспорта. Аня решила, что будет на год меня старше, чтобы меньше врать, теперь по паспорту ей двадцать четыре. И по документам мы уже месяц как женаты.

Мы вдвоём просто пожали плечами на это предложение. Кассандра забрала мой паспорт, потом отдала нам наши, чтоб меньше светиться, пока все документы по этому делу окончательно не упадут в архив. После помогла официально со справкой для работы, что эти дни я был под следствием по делу о причастности к Новому Бурсу, так что с работы меня всё же не уволили.

Я отдал Кассандре телефон Игоря, она была признательна. Буквально за месяц все протесты заглохли, а власти принялись закручивать гайки – подняли налоги, ужесточили законы о несанкционированных митингах. Мне, в принципе, было плевать, я всегда был далёк от политоты.

Было много всего, чего и не вспомнишь: переезд, первые конфликты интересов, знакомства с моими друзьями, походы и встречи. «Майонез» редкостным дизбалансным говном оказался, где достаточно было на везение вытянуть пару карточек – ни мне, ни Ане не понравилось. Отношения наши развивались: были и неловкости, и недопонимания. Со всем мы вроде как справились. Ну как справились, как обычно люди справляются: где-то договорились, где-то побухтели, где-то умолчали и я знал, что мы ещё к этому вернёмся, когда переосмыслим проблему.

– А почему Аня с тобой не поехала? – спросил сидящий напротив Пашка.

Серёга задумчиво смотрел в окно, иногда поглядывал на молчаливо сидящую рядом со мной Кассандру, развесив уши.

– Она поехала вчера. Ей с мамой нужно было поговорить, и она сказала, что если она будет знать, что я где-то тут рядом тусуюсь, то она не сможет думать, – рассмеялся я.

– Серьёзно всё, – присвистнул Серёга, – не то, что у некоторых.

– Да нет, не серьёзно. Мама мне до этого позвонила, просила Ане не рассказывать, но спросила просто, как нам живётся. Ну я и выложил как есть.

– А как есть? – опять встрял Пашка.

– А по разному.

– Ну оно и понятно, вы ж такие разные. Она вон с шилом в жопе, а ты тюлень безэмоциональный, – со знанием дела заявил Паша. – Как вы только не убили друг-друга.

Я улыбнулся:

– Много разговаривали и до сих пор много разговариваем.

– Разве можно это разговорами поправить? – влез Серёга.

Я пожал плечами, вспоминая, как она хмурилась, когда я сделал ей замечание о запахе изо рта, смутилась прям. Потом вытянула меня в магаз, мы выбрали крутую зубную щётку, а после она смотрела видосики, как правильно чистить зубы. А потом много хвасталась и требовала, чтобы её хвалили, и я хвалил её изо всех сил, а она просто сияла.

Помню как взбучку мне устроила за то, что я за неё заступился тогда перед её отцом. Вначале кричала даже на меня, второй раз за всё время, потом рыдала, сидя у меня на руках. Сказала, чтоб больше никогда в жизни я так не делал.

А две недели назад я свалился с ангиной на три дня и она места себе не находила. Требовала, чтоб меня дед Коля навестил. Сказала, что у них в Олдвинде таких болезней нет. Я её убеждал, что всё будет хорошо, и она мне поверила, но нервничала.

– Паша, – подняла взгляд от телефона сидящая рядом Кассандра.

Она так редко что-то говорила, что я забывал о её существовании. Темноволосая, темноглазая, по телосложению и лицом напоминающая саму Аню, но с перманентно холодным взглядом.

– Они не убили друг-друга потому, что Аня этого не хочет, – серьёзно заявила она.

– Я думаю Паша имел ввиду не физическую расправу, – дополнил я.

Кассандра улыбнулась.

– Я не глупая. Она тебя любит. Та леди Аннабель, которую я помню, никогда не шла на переговоры. Всё было только так, как она скажет.

– Леди? Аннабель? – переглянулись Паша с Серёгой. – А ты тоже леди? Мы виделись один раз, я к Максу заглядывал, здоровался. Я думал, вы с Аней сёстры.

– Я её двоюродная тётя, – поправила Кассандра. – Я тоже леди.

– Паша, не тупи, это значит она из королевского рода. А какого? Людовики, Шваухбахи?

– Я Криг, – проигнорировала их невежество Кассандра.

Парни смутились.

– Так это получается, – задумался я, – что моя Аня – принцесса?

Кассандра рассмеялась:

– Аня явно тебя не за интеллект ценит. Великая Адельгейда, ты с ней уже скоро как два месяца, прошёл через целое испытание, и не догадался?

– Я не очень умный… – буркнул я, хотя на деле у меня было высшее образование и работа в сфере информационных технологий, а ещё несколько законченных курсов по дизайну. Ну да, разгадывать загадки – немного не моё.

– Аня больше не принцесса, она ушла, а я ушла за ней следом.

– Так ты действовала всё же сама? Я никогда не интересовался, мне казалось это неважным.

– Ты веришь тому, что наплёл Винтер? Про Аню, про то, что ты её мимолётное увлечение?

– Только головой, – сообщил я на полном серьёзе.

– А чем ещё можно верить? – удивился Пашка.

Леди Кассандра улыбнулась:

– А ещё верить можно сердцем. Так вот, Макс. Было это давно, на заре укрепления могущества Винтера. Против него под знаменем свободы от тирании выступила Дарина Криг, когда-то Альвийская – мать Аннабель. Это было сложное время, и Винтер выставил во главе своего войска свою дочь.

Паша и Серёга слушали с большими глазами и открытым ртом, ничего не понимая.

– Нужно понимать, как воспитывали Аню, ведь когда мать привели к Винтеру связанной, он велел её казнить через повешение.

– Свою жену? – нашёлся Паша.

– Это дворцовые интриги, – подчеркнула Кассандра, оставшись холодна. Она сидела закинув ногу за ногу в свободных штанах и рубашке с погонами подполковника. – Аня заступилась за мать, я была там, я всё видела. Она сказала «отпусти её, она остаётся верна тебе». Это уже было необычно для нашей Ани, не знающей жалости. Что ответил Винтер? Он сказал одно слово: «умоляй».

Я вспомнил, как она плюхнулась на колени, вся в слезах, и молила Кассандру пощадить меня, выстрелить в неё вместо меня.

Я сглотнул. Кассандра продолжила:

– Мать казнили, Аня не приклонилась. Макс, – она посмотрела на меня холодно. – Господа, – обвела она их взглядом, – закройте уши, это не для вас.

– Мы пойдём воздухом подышим, – сообщил Пашка, хотя Сергей и был против.

Как только они ушли, а мы остались с Кассандрой наедине.

– Если ты обидишь нашу леди, я пристрелю тебя, – просто и холодно заявила она.

– Обидишь? Она вроде уже обижалась пару раз, – я пожал плечами.

– Ты понял, о чём я говорю, – нахмурилась она.

И я знал, о чём она. Не об обиде речь, а скорее о предательстве. Если я вонжу ей нож в спину.

– Наша станция, – сообщил я. – Кассандра, не знаю как дальше, но сейчас у меня язык не повернётся сказать что-то, руки не поднимутся сделать что-то, что бы ей навредило. Спасибо, что помогаешь нам.

Она кивнула.

Мы пошли на выход, вылезли из электрички, и стоило только ступить на перрон, как рядом со мной запрыгало медноволосое чудо, горланя во весь голос:

– Меня приняли! Я сделала это! Госпожа Ольга приняла меня и теперь я… – она захлебнулась от восторга, повисла у меня на шее, раздавая парням кулачки, а Кассандре помахав рукой.

– Госпожа? – смутился Сергей. – Это она тётю Олю так назвала?

– Потому что к главе семьи нужно относиться уважительно, – заявила Аня.

– Мама не против, – подтвердил я.

Аня взяла меня под руку и мы пошли к домику. Идти было прилично. Кассандра с парнями ушли немного вперёд. Я слышал, что они называли её теперь не иначе как леди, она же холодно кивала и принимала благоуханные слова в свой адрес чисто из вежливости.

– Она мне рассказала, что ты всё знал и тебе запретили мне рассказывать, – надулась Аня. – Госпожа Ольга жестокая.

– Да, – вздохнул я и хотел её пожмякать, но остановился.

– Почему стесняешься?

– До тебя только дотронься, и я знаю, чем всё закончится, – хохотнул я.

Она ловила меня всюду по квартире, стоило только к ней прикоснуться. Я, был, конечно, не против, но иногда хотелось ей подарить какой-нибудь резиновый заменитель себя, чтоб она от меня отъебалась на денёк в самом лучшем смысле этого слова.

– Ничего ты не знаешь, всё будет хорошо.

Она была в свободной майке и в своей отстиранной юбке в пол, скрывающей её шрамы на ногах. Я потрогал её за задницу, она залилась краской:

– Хотя знаешь что, если случайно отстать и пару заклинаний, то нас не будет видно, – шепнула она горячо мне на ухо. – Только Кассандре, но она сделает вид, что ничего не видела.

– Всё я про тебя уже знаю, – расхохотался я, она лишь хитро улыбнулась, но руку я положил обратно на талию, чтоб не провоцировать.

– Если госпожа Ольга всё знала, зачем тогда позвала? Ещё и тебя, ещё и зачем-то друзей твоих.

– Будут праздновать, – пожал я плечами.

– Праздновать «что»?

Стол был накрыт длинный. За ним разместилось двадцать пять человек. Далеко не все смогли приехать, некоторых я уже и не помнил. В самом конце стола посадили Аню и меня. Здесь были дядьки и тётки, которые жили по правилам нашей семьи – отдавали половину своего заработка маме, которая после перераспределяла, откладывала, вкладывала и выдавала эти сбережения. Люди, доверившиеся ей. Не все доверялись, но они видели результат, потому старались. Здесь были люди совершенно разные, и Любка со Славиком, сидевшим за двойное убийство на почве ревности (по слухам), и дядя Никита с тётей Дашей – совершенно приличная пара предпринимателей, законопослушная. Был и Кузя с Танюхой, рассказывал своей жене что-то про Аню и то, как она краснела. Среди гостей оказался и дед Коля. Сергей с Пашкой с двух сторон облепили Кассандру, затирая одну историю покруче другой.

Были тут и дети, что стайкой бегали по улице и гоняли мяч и местных кур. Какой-то пацан разбил коленку, забежал к нам в сени и ему тётя Наташа ссадину обрабатывала перекисью. Это был не ребёнок тёти Наташи.

В общем съехались только ближайшие, кому не было лень и кого мама посчитала нужным позвать.

Танюха – слегка полноватая после того, как родила троих, с красивым лицом и вечно расцарапанными руками, подошла к нам.

– Вы меня в прошлый раз так перепугали, я голос сорвала, пока визжала. Колупаюсь я, значит, в клубнике, прополоть нужно было, а тут вижу краем глаза – человеческая рука. Я смотрю, а лежит Макс, бледный весь, прям посреди рядочка. А рядом, свернувшись калачиком, девушка. В крови. Вся!

– Что это у вас было за безумие такое? – удивился Пашка.

– Было, – отмахнулся рукой я, улыбаясь. – Самое неожиданное путешествие среди всех, что мне выпадали на мою память.

– И одно из самых жутких, что выпадали на мою память, – передёрнуло Аню.

– Потому что, Аня, ты хорошая, – подвернулась под руку мама. – А не была б такой, так бы не переживала. Можешь больше не переживать.

Она обняла Аню и поцеловала в лоб, а меня потрепала по голове.

– И что, ты её тянула? – спросил я, вспоминая, что очнулся уже в комнате.

– Я? Не. Я что тебе, тяжелоатлет? У меня после Иерувима спину заклинивает, если что тяжелее полведра воды подниму. Аню Кузя на руках отнёс.

Кивнули, распрощались. Аня повернула ко мне безумный взгляд:

– Меня лапал другой мужик, какой позор… – она мгновенно покраснела.

– Ну я уверен, что он отвернулся, когда тебя переодевали.

Аня поперхнулась, до этого видимо не задумываясь, как на ней поменялась одежда. И, зная Кузьму, он явно всё увидел ещё раньше меня. Может от жены оплеуху отхватил, но увидел «типа случайно».

– На столе нет бухла, – расстроился Серёга. – Вода, квас и компот. Но компот ништяк.

– Мама зареклась отмечать с алкоголем ещё десять лет назад, когда Валика посадили за пьяную поножовщину, а Колька Мурзиков лишился селезёнки, – пояснил я.

Все успели перекусить, когда постучали по железной кружке. Мама встала, указывая на нас. Я поднялся, одними глазами попросил Аню. Она ничего не понимая тоже поднялась и тут же покраснела.

– Я знаю, что это. Мне не нравится, – сообщила она мне. – Это хуже пытки, столько людей, все видят нас.

И гости вдруг стали озираться по сторонам.

– Мам, а куда тётя Аня пропала? – пропищала девочка тёти Люды, то ли поздняя дочка, то ли внучка.

– Ань, для тебя это сюрприз, конечно, но покажись, виновница нашего торжества, – попросила мама.

Аня посмотрела на меня с надеждой, но после её взгляд сделался таким, как тогда, когда она впервые шла с матерью разговаривать.

– Да, госпожа Ольга.

Гости ахнули.

– Вот это фокусы! – протянул Кузя.

Пашка с Серёгой поглядывали друг на друга, на Аню и на Кассандру (почему-то), выискивая объяснения. Паша что-то понял и заулыбался. Наверное сообразил, почему я рассказывал про то, что в первый день она исчезла.

– Сегодня мы собрались по торжественному поводу. Аня, если ты не знаешь, то все эти бумажки, законы, записи в старых книгах и системах учёта, даже штамп в паспорте – это всё очень второстепенно. А первостепенно – принятие в семье, какой бы семьёй она не была. Так вот, сегодня мы принимаем Анну Шрёдингер к нам в семью.

– Я знаю про свадьбы, – шепнула мне Аня на ухо, уже стоя совершенно красной и одёргивая себя, чтобы не спрятать лицо. – Я не буду целоваться на людях, я просто сгорю со стыда! – нашипела она на меня.

– Во-первых поздравляем вас, что вы нашли друг-дружку. Держитесь вместе и у вас всё получится, – сообщила мать и подняла вверх кружку.

Её поддержал дружный рёв голосов и мы уселись.

– И всё? – спросила меня Аня.

– Нет, не всё, но ты расслабься. Тебя бить не будут.

– Есть вещи хуже физической боли, – холодно заявила она мне с колокольни своего опыта.

– Боль ментальная, да! – подхватил подслушавший Пашка.

Я улыбнулся, рассматривая её.

– А вы сёстры? – Любка с причёской «я летела с сеновала – тормозила чем попала» пристала к Кассандре.

– Нет. Она моя двоюродная племянница.

– Такая молодая, а уже тётя, – восхитилась Люба.

– Ну ты чё, – влез Славик, – она ж двоюродная. Да и родные могут быть погодками.

У Любки в голове не укладывалось.

– А кто из вас старше? – не унималась Любка.

– Я старше, – заявила Кассандра.

– А на сколько? На две недели?

– На двести шестьдесят три, нет, четыре года, – совершенно спокойно отозвалась девушка.

Любка хихикнула, не совсем понимая, шутит Кассандра или нет. А я вдруг сообразил, сколько приблизительно могло быть отцу Ани.

Опять звон о кружку:

– Во вторых, – поднялась мама, мы поднялись следом, – я хочу спросить. Я знаю, что Аня честно рассказала обо всём, я знаю кто она такая, достаточно хорошо представляю.

Она почему-то скосила взгляд на деда Колю. Может быть какие-то истории, которые он рассказывал, помогли маме лучше понять рассказ Ани? Как обычно, мать подготовилась к ситуации лучше, нежели я мог даже предполагать. В кого я тогда такой лопух?

– Аня.

– Да, госпожа Ольга?

– Вы с Максимом самая… – она подбирала слово. – Взрывоопасная пара среди всех, кого я за свою жизнь приглашала в нашу семью. Глядя на вас, крадущихся рано утром через коридор к выходу, я могла только надеяться, что всё получится. Материнское сердце жгло от предчувствия неминуемой беды. Но вы справились. Аня, расскажи, почему?

Аня стояла и молчала. Молчала долго, и на этот раз она не краснела, а наоборот, становилась каменно спокойной.

– Никто здесь не может похвастаться тем, что было у меня, – холодно заявила она. – Власть, богатства, слуги, могущество… – Кто-то хохотнул подумав, что это какая-то шутка и тут же получил от кого-то затрещину. Тишина стояла такая, что слышно было одиноких мух, летавших мимо, слышен был стрёкот поздних кузнечиков, слышен был скрип стула, когда Кассандра на нём поёрзала, глядя на Аню большими круглыми глазами, ожидая откровения. – Всё это неважно, – заявила она и никто её не понял, а я, кажется, начинал понимать. – Ты можешь быть бесконечно любим, ценим, авторитетен, но это тоже не имеет никакой ценности. Ты словно камень, лежащий на дне морском – большой, сильный, могучий и… бессмысленный.

Её взгляд ушёл в себя. Я был уверен, что она прокручивала те моменты, что творились с ней тогда, когда мы не знали, останемся ли мы в живых.

– Я была Аннабель Криг. Враги звали меня Алой Розой, друзья прозвали Лютой. Я прожила несколько жизней в интригах, тайнах, жестокости и деспотизме, создавая мир без вражды и со строгим законом. И создала его. Целый мир… Я вижу, что вы не верите мне, но это и не важно. Потому что ничего не важно в конечном итоге, кроме одного. Целый мир был у моих ног, огромный, бескрайний, с его богатствами и красотами. Я могла взглядом брать бастионы, я была удостоена чести говорить с самой богиней – великой Адельгейдой. И знаете что? Это всё неважно.

Она замолчала, окидывая всех взглядом и начиная подрумяниваться, словно перевоплощаясь.

– Теперь я Аня Шрёдингер и кое-что поняла. Важно дарить любовь, быть человеком с большим сердцем. А ведь нельзя дарить того, чего нет в тебе. И я всю свою власть, всё своё могущество обменяла, вначале даже не зная на что. На шанс, крохотный, словно песчинка, что, может быть, где-то там внутри меня тоже есть любовь. На шанс стать Аней Шрёдингер, стесняющейся всех вас и жалеющей, что не могу вот прямо сейчас…

– Аня, не надо, – буркнул я.

– Что не могу стереть вам всем память, и вы будете помнить весь тот бред, что я вам наговорила, – послышались неловкие смешки, Кассандра хохотнула сквозь слёзы. – Но я не буду, потому что и это тоже не важно. Мне триста сорок один год, а живу я только пятьдесят два дня.

Зрители пораззевали рты от услышанного. Мама улыбалась. Кассандра плакала.

– Потому что имея все блага на свете, но не имея любви, такую жизнь нельзя назвать жизнью.

Целоваться нас никто не заставил. Вернее Кузя пытался, но сжатый кулак, выставленный ему прямо в лицо от матери расставил всё по своим местам. Дети забрали Аню и та показывала им фокусы – пускала светлячков, исчезала и появлялась в разных местах, говоря «бу». Дети визжали и разбегались. Взрослые, за этим наблюдающие, морщили лоб, пытаясь разгадать, как она это делает.

Кассандра на целый час ушла в себя, вежливо попросив её не трогать. Пашка и Сергей, уважающие чужие границы, выполнили просьбу мгновенно, свалив из-за стола. Потом Кассандра не только отвечала на странные вопросы, при этом достаточно честно, просто никто не мог понять, шутит она или правду говорит, но и сама стала подначивать, подкалывать Серёгу, который терялся от такого внимания.

Гуляя вечером по деревне вдвоём, накинув старые куртки, что были в чулане, потому как вечером было уже прохладно, мы тихо разговаривали обо всём подряд.

– Я там чуть не умерла, – сообщила она мне, остановившись и обнимая меня.

– Ты у меня сильная.

– А… – она смутилась, уткнулась в меня носом. – А за что ты меня любишь? – раздалось из куртки.

– Так просто, – я пожал плечами. – Любить за что-то это как-то корыстно.

– Значит я корыстная, – она заглянула мне в глаза. – Ты миленький. Я… – она снова смутилась.

Я погладил её по волосам.

– Ты у меня очень смущаешься много, – расхохотался я.

– Это, наверное, не лечится. Смотри, – она взяла мою руку и положила себе на верх груди. Сердце колотилось, словно она кросс пробежала. – Всё так страшно. Как ты отреагируешь? Что мне ответишь? А улыбнёшься ты или посмотришь с осуждением? Я зубы сегодня не чистила… Я щётку зубную забыла! Не ругайся на меня!

– Я вообще-то молчу.

– Твоё лицо говорит, – она замерла, глядя на меня, а после расхохоталась и закрыла лицо руками, только один выразительный тёмный глаз подсматривал между пальцев. – Я это скажу, я смогу! – она выдохнула, вдохнула, посмотрела мне в глаза: – Я тебя люблю, Макс Шрёдингер, сильно-сильно!

Она замерла, посмотрела на меня, а после запрыгала на месте, выкрикивая «Я сделала это, я это сказала!».

– А я тебя, – обнял я её, глядя на то, как она мило улыбается, пряча руки мне под куртку.

Позади нас были десятки историй, достойных того, чтобы ими поделиться когда-нибудь в будущем. Впереди, я знал, историй будет в тысячу раз больше.

…Конец…

Посвящается моей жене Наське.

Без тебя я бы плыл через мрак наощупь. Ты маяк.

Без тебя я был бы окружён холодом и стал бы холодом. Ты искра.

Без тебя я бы шагал по бесконечному тросу над пропастью, сносимый ветром одичалых мыслей.

С тобой во мне есть любовь, а всё остальное неважно.