Текст книги "Проект «дельта»: вторжение деструктов (СИ)"

Автор книги: Станислав Графов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

   Свободная страна – свободные нравы, пронеслось в голове Кэна. Он ясно слышал, как с обеих сторон зазвенели затворы помповых «ремингтонов». Ну, смотри, дружок, не подведи, мысленно попросил он «смит-вессон». Внезапно ему пришло в голову – уж не хочет ли Яростный Бык свести счёты с жизнью? Уж не провоцирует ли их…

–   Вашу мать! Ты, грёбаный коп, что ты медлишь?!? – Яростный Бык слегка дёрнул левым плечом, где мог прятаться «ствол». – Зачем ты снова даёшь мне отсрочку? Я тебе давал такое право? Отвечай, вонючка! Ты ведь детектив Кэн? Мне о тебе говорил один человек. Черномазый наверняка его знает. Пусть он стреляет первый – отель «Калифорния»! Эх-ха!

   В висках Кэна образовались ледышки. Его знали, от него ждали выстрела. Палмертон…

–   Ты же умный парень, Джордж!  – тщетно продолжал гнуть «родителя» Джонсон, топорща рыжевато-седые усы. Он расслаблено держал на вытянутых массивный хромированный «люгер». – Зачем тебе умирать? У тебя есть жена и сын, – то, что жена была наркоманка со стажем, а сын мог пойти её стопами, напоминать было ни к чему: – Тюряга лучше, чем смерть. Сдашь кое-кого из той шушеры, что тебя подсиживает. Тебе скостят срок. Выйдешь на волю, обнимешь сына. Здорово!

–   Чтобы он стал таким же ублюдком, как я? Как бы не так! Отсосите…

   Кэн едва не задохнулся от подступившего смеха.

–   Всё в порядке, сынок… – продолжал верную линию Джонсон. – Бросай оружие, как положено. Я одену наручники…

–   А, был Яростный Бык да весь вышел! Эх-ха-ха…

   Джордж Бэкон всё же сделал роковое движение. Тут же он упал от двух мощных толчков. Пули «люгера» 45-го калибра продырявили ему грудь. С кровавыми клочьями, разорвав лёгкие, они вышли наружу. Отброшенное тело в кроваво-красных лохмотьях пёстрой гавайки рухнуло спиной на асфальт. Через час его, упакованное в чёрный прорезиненный мешок на молнии, уже втаскивали на складной тележке в карету скорой помощи. Сияя огнями «клиффорд», она тут же уехала в окружной госпиталь. «…Я тебе морду набъю, узкоглазый!– схватил его за грудки Палмертон, едва отошед от ступора. – Если старший, так можно бить напарника?!?» Кэн нанёс ему два удара в пол силы – в область сонной артерии. Их тут же растащили Джонсон с помощью четырёх сотрудников полиции. Зажглись бликами съёмки чей-то фотоаппарат и пара-другая сотовых телефонов. Из машины почти на ходу выпрыгнул лейтенант: «Прекратите! Хотите в дисциплинарную комиссию! Кто зачинщик!?! – и, уставившись в растрёпанную грудь Кэна, ткнул в неё большим пальцем: – Потензен! Как старший – немедленно рапорт! Ты виноват! Ты будешь отвечать! Заткнись и слушай! Если твой значок и револьвер…»

   Джексон, ободряюще подмигнув, отстранил шефа. Он стал между ними, показывая глазами: уходи. Кэн так и поступил. Оправив костюм (в Бэлтиморе снова установилась летняя погода), он отправился куда глаза глядят. В след ему злобно смотрели тёмно-карие зрачки Палмертона. Голоса Джонсона и одного из полицейских оправдывались: «…Сэр, мы точно не знаем, кто первый начал! Это общий срыв! Этот мудак чуть нас всех не завалил. Патрульные подтвердят?» – «Да, сэр! Именно так! Если бы не этот детектив, он бы точно начал стрелять. Ваш парень молодец, это факт! Именно факт – не фак…»

***

…Приветик, – сказал силуэт знакомого, что высился тускло-бежевым пятном на футбольном поле перед домом. Аккурат там, где рухнувшим на ограждение деревом помяло сетчатую ограду и чуть не пришибло «вечных» старух, коих по счастью не было. – Узнаёшь?

–   Память моя… Что-то с памятью моей стало! – в такт известной песни проговорил парень. Он ещё не отослал «собственникам тревожный сигнал. – Напомни, может и узнаю.

–   На фига?  Память есть инструмент сокровенный. Орудие убийства, если надо. Ещё не вспомнил?

–   Слушай, приятель. Ты загадками заговорил, а я разгадками. Ты наверное того… заплутал в околоземном пространстве? Или потерялся с другим знакомым? Владимиром Ильичом… так его, кажется, кличут? Поди, в кустах где-то прячется?

   Для вящей убедительности Миша окинул взглядом тёмное пространство детской площадки, на котором дрожали золотистые, оранжевые и красноватые блики освещённых окон.

–   Уходишь от темы, попутчик? Нехорошо… Между прочим, я по твоей милости кое-где отсидел не за так. За всё надо платить. Не находишь?

–   А… – до Мишиного ума наконец дошло. – Меня интересует оперативная информация… Ты что ли, чудак?

–   Ты не ты, я ни я, – тяжёло задышав, бросил субъект. Было видно, что он едва сдерживается, чтобы не броситься: – Отвечать ты должон. Чуешь? За долгами я пришёл, а долги надобно плотить. Собираешься по чести или принудить? Я это могу – не сумнювайся.

–   Не сумнювайся… – Мишу разбирал непонятный смех. – По совести, по человечеству… Я старуху-процентщицу не убювал и попа в глаза не видывал! Понял? Так и скажи квартальному. А теперь, слушай мою команду, нечисть ежеквартальная. Стоять! Смирно! Руки по швам! Стой, раз-два. Кругом – шаго-о-ом а-а-арш!

   Он вовремя не определил что произошло, потому что  тёмно-бежевый силуэт превратился сначала в летящее пятно, а затем вовсе исчез. Словно растворился в воздухе, как… В прочем сравнения с Ангелом Божьим были не уместны. Были, есть и будут в таких случаях. Нет, всё-таки как нечисть потрудилась над русским языком! Всё духовно-важное – с акцентом «было»! Запихивается из настоящего и будущего в прошлое. Или с приставкой «не». «…Не могли бы вы?.. Вы не откажетесь, если?.. Вам не трудно?..» И самый венец: «Будьте так любезные, не…»

   Он снова осмотрелся. Никого. В том числе и Платона Ильича. Вот тебе и здрасьте… Послать ему СМСку соответствующего содержания? В которой послать на все четыре и далее? Нет, не культурно.

–   Миш, а Миша… – раздался гнусавый голос из-за кустов: – Всё-таки здорово я пошутил, так?

–   Платон Ильич, милый вы наш, ненаглядный… – Миша был сама любезность. – Зачем же прятаться в кустах? Выходите наружу. Поговорим…

–   Успеется. Ты мне вот что скажи. Вашей конторой мне зачтётся, если я кое-чего начну рассказывать?

–   Мы это…Платон Ильич! – Миша на этот раз превратился в сугубо официальное лицо. Даже свёл невидимые в темноте брови. – Я не уполномочен говорить с вами. Я могу лишь обсудить с начальством ваши предложения. Всё остальное – в руце Божьей.

–   Ладно, не упёртый. Понимаю. Я выхожу. Бить не будете? – вроде бы за шведской стенкой из металлических прутьев, что высилась впереди кустов дикого орешника, что-то заколыхалось.

–   Почему во множественном числе? Вы разве кого-то ещё видите?

–   Нет, я так. В общем, я выхожу.

   Из-за кустов орешника действительно вышел Платон Ильич собственной персоной. На его помятом от невоздержанности лице были тёмные очки. Волосы на ярко-шафранной лысине скатались. Да и сама лысина выглядела бледной и дряблой. Вдобавок ко всему сбоку бежевой куртки виднелось тёмное пятно. То ли в грязь упал, то ли в бензин. Непонятно…

–   Мишань! Всё, я вышел. Меня хорошо видать? – он воздел кверху свои руки. Помахал им как пловец, который утопал:  – Будем говорить?

–   Смотря о чём. Хочу спросить для начала: бежевый это – ваш цвет?

–   Ну как тебе… По цвету и масть, как говорится. Чё-то мне не нравится твой тон, шеф. Ты никак издеваться надо мной решил? Так?

–   Так да не так, – Миша спиной ощущал недоброе, но и не думал поворачиваться. Лишь выставил невидимый глазу заградительный экран: – Я вас очень прошу, давайте по существу. Итак!

–   Ты так ничего и не понял, Мишка, – неловко усмехнулся ответсекретарь, что, по достоверным Мишиным данным, претендовал на место Бевзер. К тому же по молодости был в неё влюблён: – Я не шутить с тобой пришёл. Либо я с вами, либо… Может кое-чего произойти. То, что меня замучило, может прийти к тебе. И переключиться на тебя. Понял? Миша!

–   Ой, вот только не надобно меня стращать. Ладно? Чужих собак вешать – надолго ли? Повисят, если так… вернутся скоро к законному обладателю. Стоит ли так осложнять свою судьбу? Свою карму, наконец?

–   Вот-вот! И я о чём? Ты свою, Мишаня, уж точно загрузил. По самое некуда, – Платон Ильич нервно шмыгнул носом. – На черта ты полез в эту кашу? Не тобой и не мной заваренную? Не нами всеми? На фига святым инквизитором стал? Совсем обалдел? Теперь спрос с тебя знаешь, какой будет? С родных твоих, близких… с любимой девушки, наконец…

   Мишино сознание на мгновение замутило. Этого было вполне достаточно, чтобы защитный экран прогнулся и лопнул. Что-то враждебное пролезло сквозь образовавшиеся прорехи. Прежде чем парень успел установить что именно и принять меры, чьи-то руки обхватили его за плечи. Стали давить и прижимать к земле. Он принял меры. Позади раздался глухой рык – огонь, пущенный им по контуру ауры, видимо обжёг невидимого монстра. Ему самому становилось нестерпимо жарко от слепящего пламени. Изо всех сил напрягая внутренний «кристалл», Миша вызывал видение: огненный меч в руке Архистратига Архангела Михаила, что помогал всем войнам и защитникам. Что-то подобное вскоре закрутилось перед ним по воздуху. Рассыпая искры красновато-оранжево-золотой вытянутый сгусток света, вращаясь крестообразно, устремился к ответсекретарю, что стоял и делал пассы. Ясное дело – колдовал, скотина нечистая.

   Нечто продолжало действовать. Невидимые лапищи вскоре обозначились в чёрную блестящую ткань. Они сползли на грудь. Из них показались тёмно-зеленые отростки вроде пластилиновой массы. Теряя силы, Миша рванулся – как вдруг…

   На момент он узрел себя посреди ослепительно-белого, казалось футбольного поля.  С боков его обступал молочно-желтоватый, будто цыплячий пух, туман.  За ним – то ли горы, то ли сидения амфитеатра. Рядом прохаживался уже знакомый силуэт. То ли юноша, то ли девушка в длинной рубахе с просторными рукавами, с распущенными волосами, в которых сияла золотая диадема с крупным камнем. За плечами у существа расходилось сияние вроде сложенных крыльев. Будто два ореола сходились в один. Святая Троица…

   «…Ты действительно Ангел Божий? Ты был тогда, в Ростове-на-Дону? Хотел что-то передать мне? А я по неразумию своему…»

   «Ничего страшного. Ничего не произошло. Ты на самом деле всё понимаешь верно. Не торопись. Всё последует так, как нужно. Ты успеешь, если не будешь торопиться. Ты понимаешь меня?»

   «Ты говоришь как-то странно. Будто давно отрепетировал свои ответы. Ты заранее знаешь, что я буду спрашивать? Оба-на…»

   «Это не значит, что мы всё знаем. Я не знал, что произойдёт с тобой. Всё, что случилось, твой момент. Ты его выбрал. Говорю я так, потому что вы не готовы услышать нашу истинную речь. Она подобна пению или игры на ваших инструментах. Как симфонический оркестр».

   «Я что умер? Или продолжаю жить?»

  «Ты здесь для восстановки сил. Ещё немного и ты пойдёшь обратно. Вернёшься домой. Тебя поддержит один человек. Скоро. Почти сейчас…»

  «Можно ещё спросить? Ты мужчина или женщина?»

   «Ты не это хотел спросить. Думай…»

   «Хорошо. Как Ира? Она меня любит? Ей нужна помощь? Она…»

–  Ну вот, приехали. Я-то думал, что вы, молодой человек, того… на мягкую посадку  пошли. Но приземлились тяжело. То ли шасси не выпустили, то ли закрылки убрали. Недорассчитали ваш посадочный режим, – оглушил его чей-то мягкий, но вместе с тем звонкий старческий голос.

   Он раскрыл неживые, обмякшие веки. Сладко ломило в затылке. Будто сотни специальных игл кололи источник боли и печали. Спина ощущала жёсткую поверхность. Над собой он видел тёмное звёздное (ужасть!.. страсть!..) небо, с которого уходила пепельно-жёлтая туча. Так быстро, будто его кто-то подцепил и тянул за собой. Голова того, кто был над ним, склонилась. При свете звёзд она полыхнула сединой. Кроме всего от человека тянула острым запахом чеснока, перца или каких-то приправ. Седые закрученные усы были явно с прочернью.

–   Ну что, окончательно приземлился? С мягкой посадкой! Относительно, конечно… Но бываете и хуже. Вот так-то, молодой человек. Давай вставать, – крепкая старческая рука нащупала его пальцы. Умело сделала захват.

   Одним рывком – и Миша встал на своих двоих посредине футбольного поля детской площадки. Тело постепенно наливалась живительной силой, имя которой душа. Члены, что ранее были как неживые, оживали.  Прорезалось обоняние. В голову ударил запах гари – вокруг них, хорошо различимое в свете окон, темнел ободок чего-то тёмного, с тлеющими угольками. Будто и впрямь посадочный костёр разводили.

– А где этот… ну, секретарь… ответсекретарь?

– А, этот что ли? – старик оживлённо мотнул своей сединой в сторону  бежевого тела, что уткнувшись головой в основание шведской стенки, храпело на траве. – Расслабляется, наверное. Откачало самоё у себя свои силы. Немеренно…  Теперь перезагружается. Пойдём, молодой человек. Ты уж меня прости, что не представился. Зовут меня легко и просто: Василий Иванович.  Фамилию свою не называю, потому что боюсь.

– Почему вы боитесь? – Миша уже окончательно пришёл в себя.

– Потому что Цвигун моя фамилия. Люди поколения родителей обычно пасуют. Думают неправильно. Начинают глупости делать. Только зря. Да и не нужно. Совпадение это.

–   А Цвигун! – Мишу чуть не разобрал смех. – Вот вы о чём. Да, я понял. Этот бывший зам Андропова по КГБ, что покончил с собой. А прежде был консультантом фильма «Семнадцать мгновений весны». Там, в титрах: полковник Кохв или Колхв…

–   Всё, понятно! Теперь успокойся. Пойдём до дому. Ты ведь здесь живёшь, Миша?

–   А имя моё…

–   Знаю, потому что… Давай хоть в подъезд войдём – там всё расскажу.

   Они вошли под бетонный козырёк. Лампочка, как водится, была разбита вместе с круглым плафоном. (Не научились у нас ещё не бить лампочки.) Но света от окон первых этажей было предостаточно. И запахов тоже.

   Миша решительно вынул сотовый. Экран с подсолнухами покрывал молочно-серый прямоугольник. Его покрывало n-е количество «шестёрок», что на третьем ряду переходили в знак вопроса. Надо было отправить сообщение (запоздалое, чего уж там) куда следует, но он медлил. Стоящий рядом старик улыбался сквозь усы. До сознания из подсознания, наконец, дошло. «…Тебя поддержит один человек. Скоро. Почти сейчас…» Ангел Божий! Так это он и есть – этот человек? По фамилии Лиознова… тьфу ты, Цвигун!

   Тем не менее, он скопировал рисунок на экране и отправил как сообщение «собственникам». В следующий момент пришёл ответ: поле было «засеяно» цифрой «7». Павел Фёдорович явно в курсе. Или Цвигун – их человек? Видимо, использовали для своего контроля за своими же кадрами. Кто их знает? Может, Платон Ильич…

–    Мне поручено вам кое-что передать, Михаил, – голос Цвигуна стал по-настоящему тёплый. Морозный пар, исходивший от него, казалось, напоминал ангельское сияние. – Это кое-что у меня в руке. Посмотри и возьми. Дьякуешь, пане?

   Мишиному взору представилась фотокарточка размером шесть на четыре. Милое девичье лицо. Распущенные по плечам волосы. Смеющиеся глаза, ямочки на щеках, чуть вздёрнутый носик. Ирина… Он осторожно, как драгоценность, принял фотокарточку из крепкой руки этого человека, которая также пропахла чем-то пряно-острым, но приятным. Бесов что ль чесночным запахом отгоняет?

–   Дьякую, – Миша осторожно повернул фотокарточку тыльной стороной. Там ничего не было кроме молитвы «Живые помощи». Вопросы, которые в таких случаях градом сыплются и давят без разбору, даже не пришли ему на ум.  – Понял… Вы, как я понял её дедушка? Верштейн?

–   Так есть, – отшутился Василий Иванович, хлопнув его по плечу. – Всё понимаешь.

–    Так это… пройдёмте в квартиру, что же мы…

   После того, как кодовая дверь была открыта, а затем закрыта, они поднялись на второй этаж. Цвигун, мягко отстранив его, проворно взбежал на лестничную клетку. Замер. Затем, сделав движение рукой, предложил двигаться дальше. Хотя все этажи были освещены (кроме первого, где две квартиры арендовала нотариальная контора: там кто-то выбил лампочку), Мише показалось, что либо лампочки запылились, либо  находились на последнем издыхании. Когда они подошли к Мишиной двери, сверху донеслись голоса:

–   …Костик, вот ты зря коврик не помыл! Я об него сейчас ноги буду вытирать. Хорошо это, а?

–   Ну, не помыл, так не помыл. Охота меня доставать?

–   Костя, не нервируй меня? Лишний кросс охота пробежать? Упал-отжался?

–   Ой, не надо, шеф! У меня ус отклеился…

–   То-то!

    С третьего этажа вместе с жеребячьим гоготом сбежали двое парней. Короткие стрижки, кожаные куртки. Оба в джинсах. На первом были полусапожки с металлической клёпкой. Он держал перед собой светящийся сотовый телефон. Судя по всему, набирал либо слишком длинный номер, либо слишком длинный текст.

–   Здорово, бойцы! Как жизнь невидимая?

  Это говорил с ними Цвигун. Он стоял посреди площадки. Руки расслабленно лежали вдоль тела. Усы двигались, а глаза смеялись. Среди седой густой шевелюры едва обозначилась лысина. Её, казалось, подпирал капюшон нейлоновой куртки с подбоем.

–   Костя, ну что… – рассеяно сказал тот, что нажимал на кнопки телефона, – я же сказал, что коврик надо было мыть?

–  Пошли уже. Не смущай людей.

   Парни с виноватыми лицами проворно сбежали вниз. Хлопнула железная дверь.

–   Немного припоздало, но, да ладно. Всё равно бы ничего не вышло. Человек есть смертное существо. К тому же… Да ты и сам знаешь, – Цвигун весело толкнул его к двери. – Открывай уже.

   Квартира была также полна своими неожиданностями. Папа с мамой, как оказалось, битых пол часа драили таинственное чёрно-лиловое пятно, что неведомо как образовалось подле иконы Спасителя. В Мишиной комнате, аккурат у изголовья его кровати. Оно не оттиралось. Тряпка, которой его пытались отмыть, окрасилась в угольно-чёрный цвет. Её выжали и положили в пластиковое ведро с моющим средством. Мама вовремя надела резиновые перчатки –  запачкались лишь кончики пальцев. Папа обалдело наблюдал за её усилиями, от коих пятно лишь слегка уменьшилось и поблёкло.

–   Миша, что ты за гадость разлил? – встретила его мама, вытянув руки в оранжево-чёрных перчатках в направлении Цвигуна: – Здравствуйте!  Вы Мишин коллега?

–   В самом прямом роде, – заметил Василий Иванович. – Даже больше вам скажу. Разрешите представиться – перед вами дедушка Ирины. Зовут которого Василий Иванович. А вас как?

   Мишины родители ни разу Ирину не видели. Лишь пару раз говорили с ней по телефону. (И то, когда она звонила из Москвы, а у Миши не было сотового.) У Миши было несколько фотографий, где они снялись с Ирой в Москве. Но все три куда-то запропастились. Дедушка таинственной девушки, таким образом, пришелся как нельзя кстати для его родителей.

–  Ой, как здорово! – воскликнула мама. – Ну, наконец-то! Хоть теперь мы узнаем…

–   Проходите-проходите,  – радушным жестом папа указал Василию Ивановичу на кухню.

Апрель 2008-май 2010 гг.