355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Графов » Проект «дельта»: вторжение деструктов (СИ) » Текст книги (страница 8)
Проект «дельта»: вторжение деструктов (СИ)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 02:34

Текст книги "Проект «дельта»: вторжение деструктов (СИ)"


Автор книги: Станислав Графов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

–   Бумба! Как обстоят дела в твоём районе? Как поживает крупная и мелкая рыбёшка? Имею в виду тех твоих неспокойных собратьев, что норовят пуститься во все тяжкие. Убийства, крупные партии наркоты, разборки со строптивыми гейшами. Надеюсь, что ты понимаешь, что от тебя требуется?


–   Да, сэр, отвечал Генрих Томумба, выпуская синевато-сизый дым из плоских, широких ноздрей. Его припухшие, в шоколадно-коричневых мешочках глаза изобразили уверенность. –  Но в моём районе ничего такого не намечается. Было кое-что. Одному торговцу наркотой морду помяли, когда он, дерьмо сопливое, обсчитал моих чёрных собратьев и сунул им героин, разбавленный мукой. Одна шлюха лишилась места в пуэрториканском гадюшнике, после того, как эту тварь поймали с пользованными презервативами. За такое на кошачьи консервы пускать нужно, сэр… офицер…


–   Ладно-ладно, Бумба… молодец, что всё знаешь о своих подопечных, – успокоил его Кэн. Он похлопал своего «слушака» по затянутой в кожанку мощной спине. Вспомнил при этом, что в недалёком прошлом Генрих Томумба – сержант, служивший пять лет в «морских котиках» (то есть в спецназе ВМФ США). – А что твои чёрные братья, из культа Вуду, думают о тех наглых чужаках, что нарисовались днём на пятой Авеню? Похители какого-то нездешнего парня? Это беспредел, Бумба. За это надо наказывать. Превращать морду в кетчуп, а почки – в бараньи отбивные…


–   Вы правы, сэр, – кивнул головой в вязаной шапочке афроамериканец. – Мы этих ублюдков скоро вычислим. Да помогут нам наши боги и духи-хранители! Эти твари нарушили наш покой. Отпугнули клиентов. У моих ребят каждый день  на вес золота. Товар пришёл, сэр, масса товара. И никто за нас не решит наших проблем, если только вы, сержант, не поможете нам. Вы понимаете, масса Кэн?


   Кэн едва не рассмеялся, но вовремя прикусил губу. Американец в пятом поколении, он, тем не менее, с детства испытал на своей шкуре, что значит быть «жёлтокожим ублюдком» или «узкоглазым уродом». И вот теперь африканский парень с того ни с сего назвал его господином. Боссом… Всё потому, что его «акватория» понесла значительные убытки от происшедшего на днях инцидента.  И он, Кэн Потензен, сержант полиции и детектив отдела тяжких преступлений, поможет этому цветному сутенёру. Зная, каким бизнесом занимается ныне этот бравый морпех, что по сей день наверняка числится в особых файлах Пентагона. Поможет… Ибо полицейским нахрапом тут ничего ни взять! Двадцатилетний срок службы в окружной полиции многому научил этого маленького, молчаливого, желтолицего человека. США были для него страной с неограниченными возможностями и неограниченными пороками, что во многом покрывали эти возможности. Тот русский, что привлёк его к сотрудничеству, совершенно правильно воспринимал эту ситуацию. Всеми средствами пытался оказать помощь таким думающим и сомневающимся американцам, как Кэн Потензен. Мир не без добрых людей, думал он с тех пор. Маленький таец с американскими ухватками жизни. Если разведчик из этой далёкой и снежной страны с великой историей (что почти не отражена в американских учебниках начальной школы, профессиональных колледжей и тем более университетских пособиях и компьютерных программах, показывающих в основном ужасы ГУЛАга да бородатых, накаченных мафиози,  исполняющих на гармошках и балалайках гимн СССР), принимает близко к сердцу американские проблемы он достоин сочувствия и уважения. Настоящий герой! «…Не стоит, Кэн, проявлять по поводу моих чувств к Америке хоть сколько-нибудь сочувствия, – как-то понимающе сострил русский. – Это портит деловые отношения и тем более дружбу. Мне бы хотелось, чтобы это второе оказалось на первом плане. Я прав?» «Да, вы правы, – признался таец. – В Америке вообще не принято жалеть. Тем более в бизнесе. Это признак неудачника. Однако в разговорах с вами я чувствую сожаление. Извините, Арнольд, это, конечно, не настоящее ваше имя… но жалость очевидно присуща всем русским. И понемногу передаётся мне». «В этом есть плюсы и минусы, – услышал он  ответ, сдобренный улыбкой. – Минусы состоят в том, что вы наберётесь русской жалости и будете этим выделяться на общем фоне. Вас быстро возьмут под колпак и… Мне бы не хотелось продолжать, а вам бы не хотелось доводить до печальной развязки. А плюсы… Мне приятно, что вы так прониклись чувством моей далёкой и любимой Родины. Один наш бард даже назвал её в своей песне „родина-уродина“. Впрочем, не со зла – так, полушутя… „ „Мне кажется, что вам русским, и вашей стране не хватает американской самоуверенности, – неожиданно для себя выпалил Кэн, смяв не по-американски пластиковый стаканчик из-под кофе (встреча проходила на окраине, в машине). – Вы много жалеете друг друга, вместо того, чтобы действовать. Действие, вот чего вам ещё не хватает! Любого американца и даже европейца отличает от вас именно действие! Они не придаются тягостным и интересным рассуждениям о смысле жизни, как Толстой или Достоевский. Они занимаются бизнесом, как говорят у нас в Америке. Для них семья и дом на первом месте. А для вас на первом месте ваша страна и идея, которой вы отдаётесь без остатка. Вам не хватает энергии на своих близких и на самих себя. Кто-то пожирает эту энергию, внушая вам, что вы – спасители мира. Но это…“ „Продолжайте, – вновь улыбнулся русский, осторожно выбрасывая свой пластиковый стаканчик в высокую металлическую урну. – Вы хотели сказать, что это – безумие. Отчасти согласен с вами. Недаром у Достоевского, которого вы, судя по всему, с интересом читали, все главные герои немного сумасшедшие. Правда, если внимательно к ним приглядеться, то многие из них это несостоявшиеся писатели или… разведчики. Если внимательно перечитать главы о войне в Европе 1805-06 годов в романе Толстого „Война и мир“, то там описывается момент несостоявшейся вербовки в разведчики князя Андрея его другом дипломатом Билибиным. Этот фрагмент выпадает из наших и ваших школьных программ, не говоря уже об университетских. У каждого смысла есть свой подтекст, Кэн. Надобно его увидеть, чтобы докопаться до истины“. «Да, истина где-то рядом, – пошутил тогда Кэн словами известного сериала. – Под нашими стопами“.


   Чтобы подготовить легенду для отдела внутренних расследований, если у его сотрудников, что сообщались с агентами ФБР из управления профессиональной защиты, появились бы вопросы, Кэн заготовил рапорт для лейтенанта, что возглавлял его отдел. В этом рапорте (документ переписывался из дня в день, в нём проставлялись новые числа, добавлялись подробности) указывалось, что некий Тап Стижанский, выходец из Польши, американец во втором поколении  после знакомства в интернет-кафе, узнав, что общается с сержантом отдела тяжких преступлений, вызвался предоставлять информацию о преступном мире Бэлтимора.  (Родители  каким-то чудом, подростками были вывезены из варшавского гетто перед известным восстанием миссией Красного креста, попали в США, где и познакомились и поженились.) Для вящей убедительности и своего же спокойствия Кэн добавлял к рапорту данные, получаемые от других секретных агентов. Так как Стрижанский, по его мнению, был «инициативником», то его не стоило так скоро привлекать к официальному сотрудничеству. Напротив, как можно больше – проверять и перепроверять…


    Взяв с Бумбы слово разобраться с залётными гангстерами и чуя, что «залетные» вовсе не ганкстеры, Кэн тем же днём, но ближе к сумеркам осторожно напряг  своего секретного агента. Это был шестидесятилетний таец, что возглавлял одну из триад и контролировал  бизнес в тайском квартале. Он был далеко не безгрешен перед правосудием. Он дал письменное согласие на сотрудничество под давлением. Как-то раз его же бойцы из триад совершили непростительную пакость. Они убили наркокурьера из Гонконга. Будто бы тот парень пожелал расплатиться фальшивыми долларами за интимные услуги в тайском квартале. Уличённый в подвохе – затеял драку, в ходе которой у одного из тайцев были сломаны два ребра, девочка лёгкого поведения потеряла два зуба (её били о барную стойку). Благо, что помещение ресторана было в тот день закрыто для посетителей, так как в нём происходил «расклад» предстоящей сделки. После того, как вся охрана (двадцать человек) тайского ресторана «Жёлтый дракон» устремилась на него, сохраняя дистанцию, парень вынул «хеклер-кох» и открыл стрельбу. Причём, длинными очередями. (Как при этом, парню из Гонконга удалось пронести штурмовой автомат через детекторы на металл, скромно умалчивалось.) Убитых, правда, не сыскали. Легко раненым оказался один. Но гонконгца тут же изрешетили из тридцати стволов (начальник СБ вызвал помощь). Прибыл директор казино, что был родственником  главы триад и сам занимал там неплохое положение. Не найдя ничего лучшего, он приказал  труп расчленить тут же, на кухне. Части запаковали в полиэтилен, стянули их скотчем и вместе с пищевыми отходами вывезли в специальном фургоне на свалку. В Гонконг же была отправлено известие о внезапной гибели. К известию прилагались фото с отрубленными головами каких-то бродяг, что были выставлены виновниками происшедшего, а также солидный банковский перевод тамошнему отцу триад, который тот, надо полагать, разделил меж собой и семьёй погибшего.


   Однако вскоре триада Гонконга потребовала объяснений по следующим пунктам. А именно: почему не сохранили тело или сразу не кремировали, а пепел не выслали? (Ибо высылать через две таможни в «морозильнике» нашпигованного пулями гонца было как-то не очень.) Изысканное враньё подействовало неубедительно. И глава клана триад  Бэлтимора, заподозрив в своём родственнике стукача полиции или ФБР, его подставляющих под удар гонконговским собратьям (до китайских спецслужб он как-то не додумался), вывез последнего в район свалки, где утилизировались пищевые отходы. Под угрозой стволов своих телохранителей он заставил того отрезать указательный палец (знак клятвы уличённого в неверности в триадах). На крови было сказано, что в переводе на русский звучало так: «Сукой, падлой буду, батя, но своих не закладывал!»


    Когда же из Гонконга пришла весть, что выезжают «сыновья большого дракона» (боевики) пришлось подумать о дилемме: либо отдавать на расправу им своего провинившегося, но повинившегося родственника, либо идти на заклание самому. Но тайский «крёстный отец» выбрал третье. Он обратился за помощью к Кэну, которого  знал до этого. (Пару раз дэтектив что курировал от окружной полиции тайский квартал, встречался с ним лично, получая консультации о поведении вновь прибывших, получивших «зелёную карту», на которых имелся компромат у полиции Тайланда или миграционного управления.) Начальство Кэна, используя шанс завербовать такого агента, напрягло свои секретные источники в Гонконге. Очень скоро местные главы триад отказались от прежней идеи. Боевики распаковали свои сумки, напичканные  оружием (они собирались въехать нелегально через мексиканскую границу). А шестидесятилетний таец с тех пор стал прилежно сотрудничать с Кэном и отделом тяжких преступлений.


–    Можете быть уверены, Кэн-сан, что ваша святая просьба будет исполнена, – едва шевелил морщинистыми губами этот старый мафиози. Его узкие щели-глаза напоминали складки кожи среди изрытого морщинами, широкого желтовато-коричневого лица. – Эти недостойные человеческие особи будут немедленно отысканы и наказаны, Кэн-сан , – он был готов сложить ладонями в позицию лотос свои большие, натренированные ладони, и покачать головой взад-вперед, как тайский болванчик. – Мы придумаем для них такую изощрённую… о, ошибка! Я хотел сказать иначе. Нет, не изощрённую, но – умудрённую казнь. Даже не умудрённую, нет – поучительную или назидательную…


–    Поучительная и назидательная это синонимы, – загадочно округлил свои узкие щёлки-глаза дэтектив. Он собирал палочками, сложенными меж пальцев, крупинки золотисто-белого, отборного риса в круглой фарфоровой тарелке, покрытой акварелью. – Не надо никаких казней, о, уважаемый и достойный. Я очень прошу вас об этом одолжении. Вы меня, я надеюсь, понимаете? Вижу, что да.


   Таец и впрямь сложил руки и кивнул как болванчик. Два раза в направлении Кэна.


–    Прошу вас только установить их. Только это. Больше ничего не надо сделать, – сказал Кэн ровным голосом.


   Он аккуратно достал сложенными палочками ближайшие крупинки риса. Проводил взглядом тайскую девушку из обслуги в золотистом кимоно, что унесла поднос с использованной посудой. На столе, где в серебряной подставке в виде двух, сплетших хвосты драконов, тлели малиновыми огоньками ароматические палочки (встреча происходила в уединённой кабинке тайского ресторана), он заметил лежавшую стеклом вниз фотографию в сосновой рамочке. Он не стесняясь (права гостя давали ему многое) развернул её в довершении к себе. С матовой бумаги смотрела реконструкция со старого фото. Корытообразный десантный корабль-транспорт с белой Н-110, из распахнутого носа которого на песчаный берег выползал огромный «шерман» с белой пятиконечной звездой. На изрытой воронками отмели виднелись тюки со снаряжением. А у самого берега, подставив волне прибоя ноги, обутые в ботинки и гетры, стояли шестеро парней-азиатов. Все – в форме, какую носили солдаты США в ходе высадки в Нормандии. Куртки на «молнии» расстёгнуты. Автоматические винтовки «Гарант» (М.I) у большинства лежали на плече ложем или стволом – к небу.


    Точно такая же фотография была дома. Её показывал покойный отец Кэна, что участвовал в этой высадке. Прошёл с боями всю Европу. Отступал под Арденнами, где лютой зимой 1945-го отморозил кончик носа. Встретился с русскими войсками на Эльбе. Даже взял адрес какого-то небольшого, чернявого и видного собой парня. Фотография его с отцом в обнимку тоже была, но затем отец её перестал показывать.  Объяснил, что потерялась. Но парня Кэн запомнил. С двумя круглыми медалями над верхним карманчиком военной рубашки, что застёгивалась до живота и имела странный стоячий воротник. С выбивающимися из-под пилотки с тёмной звёздочкой копной волос, с лычками на широких погонах и смеющимися глазами. Парня звали по-русски Иван. А фамилия была странная  – Цвигун.


   …А лицо отца, смеющееся и молодое, с чёрно-белого глянца другой фотографии так и прыгало перед глазами Кэна. Тем более что в парне, что виднелся по соседству, он начинал признавать сидящего перед ним своего секретного агента. Кто меня так поставил и зачем? Или ресторан – под колпаком у другой «фирмы»? ФБР, а может… Говорят, Большой Вигвам (так звали ЦРУ) также распустил свои агентурные щупальца по национальным кварталам и ресторанчикам. Лэнгли  ох как нуждается в национальных кадрах. Стало быть, он, Кэн, всё это время мог находиться под «колпаком» у цээрушников. А его тайный агента, о, достойный и уважаемый…


–   Достойный и уважаемый, Кэн-сан, тоже звучит похоже, – обнажил в подобии улыбки отец триад свои желтоватые, неровные зубы. – Я хочу сказать… нас многое связывает. Больше, чем может вам показаться, Кэн-сан.


–   Я думаю об этом, – дежурно поморщил лоб дэтэктив, изобразив на лице улыбку профи. – Думаю также о другом. Как много в этом мире похожего. Похожих людей, похожих мыслей…


   ***


…Михаил, скажите лучше, вы серьёзно относитесь к тому, что говорили мне? – проникновенно спросил человек в тёмно-бардовом свитере с белым витиеватым узором, как на ковре бухарского эмира. Чёрные, блестящие как маслины глаза светились неясным огнём. Они были погружены прямо в сердце. – Ваши убеждения видятся мне искренними. Но… Не хотелось бы вас обижать, молодой человек, – он обнажил в улыбке неровно загнутые, белые зубы, – но они мне кажутся наивными. Немного… Полагаю, что ваше оперативное и духовное руководство специально свело нас под крышей этого бетонированного учреждения, чтобы обработать меня Святым Духом. Тут так и шибает ладаном да святой водой. Ужас… Да, я часть силы той, что творит добро, всему желая зла. Так, помнится, сказано у Гёте в «Фаусте». Более точно не выразить смысл нашего существования во Вселенной. Нашего с вашим…


–   Ближе к теме, – нахмурился Михаил. Всякие аналогии зла с добром ему не нравились.


–  Пусть так.  Хорошо… Мы все когда-то были милейшими светоносными созданиями. Сам Люцифер, известный с тех пор под оперативными псевдонимами «сатана», «вельзевул», «диавол» и «князь тьмы», был в своё время возлюбленным сыном господним. Сидел по левую сторону от Его престола, по правую – сам Иисус, что восседает там, охраняя этот мир, по настоящий момент. Понимаю, понимаю… – предупредительно кивнул он, читая в глазах Миши соответствующий посыл. –  Опять я отклонился по вашему о, Михаил, от темы. Всё это, по-вашему, метафора, архаика, в которую лишь облекается реальная сущность происходящего.  А также грядущего и минувшего, что есть три составные, единые сути Бытия. Три периода времени, слитые воедино, представляют неразрывно связанный процесс Жизни. Три параллельно связанных между собой пространства и времени. Вечно изменяющихся под нашим намеренным и ненамеренным воздействием. Кто-то воздействует намеренно и продуманно. Не наносит урон своими изменениями в настоящем будущему и прошлому. Или напротив, залезая в эти два элемента времени, не вредит своему настоящему. Своему и не только своему. Я не слишком витиевато говорю, молодой человек?


–   Немного есть, – с сомнением признался Миша, сложив перед собой руки, чтобы затем расцепить их.


–   Не напрягайтесь.  Делайте что хотите, – указал на них смеющимся взглядом «чёрный», что понемногу переставал быть зловещим.


–  Вы что-то хотите открыть для меня, – осторожно вставил свою догадку Михаил в контекст разговора. – Слушаю…


–  Вы на самом деле готовы, чтобы услышать это?


–  Если бы не был, не просил. Логично?


–  Ещё как. Так вот, молодой человек. Да будет вам известно – вы ступили на порог Ангельского Света. Это мир, где живут Ангелы Господни, что контролируют жизнь каждой земной души, человеческой, животной, растительной.  Кроме того – стихии природы. Они направляют сгустки человеческих энергий, так называемых добрых и так называемых злых, по назначению. Откуда пришли – туда и суждено им вернуться. Отсюда на Земле столько катастроф, землетрясений и наводнений. Извержений древних и спящих вулканов, что готовы засыпать пеплом города, вроде Помпей. Как видите, мир стар. Мир плохо учится даже на своих ошибках. А так называемое зло, против которого вы боретесь, лишь учит этот мир.


–   Поясните свою мысль. Учит, как именно?


–   Ну… Вообразите, что сегодня Бог упраздняет зло. Зла нет! Есть лишь добро. Одна любовь. Всепрощающая и всепобеждающая. Однако остаются человеческие и не только человеческие ошибки. Вам не кажется, что согласно идее всеобщей любви и добра люди попробуют их исправление сталкивать, ну… заранее простите, на самого Бога? На его Ангелов?


–    Знаете, не кажется,– Миша провёл ладонью по левому виску. – Не кажется как-то. Зачем людям, живущим в мире, где нет насилия человека над природой и природы над человеком, создавать себе и другим проблемы? Проблемы и есть насилие. Начальная стадия, если хотите…


–    Не хочу, не хочу… – выставил ладони «чёрный». – Ну-с, молодой человек, тогда вы – Ангел Света, которому пока ещё не ведомы искушения порога истины. Грядущий Ангел Света.


–   Благодарю вас, – совершенно искренне поблагодарил его парень. Он выложил на полировку стола свои руки. Вытянул ладони к верху. – Правда… хочу вас спросить, именующий себя наставником. Почему вы так убеждённо верите в доброе назначение, если творите всё же зло? Причём не скрываете этого. Взять хотя бы случай с Вороновым. Так-таки следовало его «останавливать» через убийство?  Иначе что – нельзя было? Ломать, как говориться, не строить.


–  Продолжайте, – устало кивнул «чёрный». Его глаза заметно поблекли.


–  Что продолжайте? Я уже кончил… Зло ничего не способно сотворить. Разве убийство способно породить жизнь? Разве матери, чтобы родить дитя, обязательно нужно умирать или испытывать боли при родах? В Тайланде, кстати, и в Азии существует специальный массаж точек стопы. Им владеют и взрослые и дети. Способный снимать эту боль.  Каково? Там, получается, не существует «греха Евы». Фигурально, конечно, выражаясь, – он вспомнил глаза православного диакона а также суровый лик Христа-Спасителя с бабушкиной иконы в золотом окладе.


–   Всё дело в том, какую меру страданий брать за отсчёт. Страдания тоже опыт. Без страданий нет роста. Лёгкое чувство дискомфорта необходимо, чтобы гений вроде Пушкина, Моцарта или, скажем, Велихова… ну, скажем,  встряхнулся. Создал бы новую поэму, новую кантату, новую гипотезу.


–   Моцарт кантат не писал, – сострил Миша.


–   Ой, не придирайтесь! Будущий вы Ангел Света. Придирки… знаете ли…


–   Не знаю, но догадываюсь. Однако не будем отклоняться. По-вашему, этот некогда прекрасный мир – всего лишь жестокая, изощрённая забава для вашей страшной силы? А вы, бывшие ангелы света,  двигатели прогресса? Без вас он как-то ни того, прости Господи. Тут даже выбора не существует. Если Люцифер, ставший к моему глубокому сожалению князем тьмы, богом века сего и сатаной, что есть обман или «лохотрон», пытается создать свой мир или свою вселенную, основанную на насилии, то – каждому своё. Как сказано Спасителем: не пожелай другим того, что не пожелал бы самому себе. Ограбленным, убитым и искалеченным мало кто желает быть. Обманутым кстати тоже желают остаться единицы. Хотя и остались обманутыми сотни вкладчиком «МММ»… Но – ближе к теме. Вы как будто стремитесь запутать меня в мыслях? Ну, слава Творцу, если нет. Так вот, ваш хозяин вряд ли плохо понимает, что пытается создать призрачный мир, где будет работать закон неизбежной отдачи за зло. Закон разрушающий фундамент этого строящегося мира. Мира, в котором не будет никакого спокойствия. Где все будут друг-друга обманывать, оскорблять, грабить и убивать. В конечном итоге, так поступят с ним. Причём, все… Подумайте об этом. Ведь притча о блудном сыне рассказана Спасителем не просто – сатане и прочим ангелам-отступникам, простите… вроде вас, представлен шанс на искупление.


–   Ну да. Красиво говорите, будущий Ангел Света, – «чёрный» в который раз обворожительно улыбнулся. Хотя порядком устал. – Однако я повторюсь.  Вы столь горячи, что это вызывает у меня, старого духа греха, вселившегося в это бренное тело, некоторые сомнения. Вы мне нарвитесь, Михаил, – сказал он на этот раз без улыбки, очень серьёзно, сомкнув губы. – Не удивляйтесь, это именно те мысли, которые я собираюсь претворить с вашей помощью. И с помощью вашего руководства, я надеюсь. Ведь я отступник, Михаил, – немного с печалью произнёс он. – Я отошёл не так давно от армии тьмы. Я более не верю в былое величие идеи доброго зла. Движущего прогресс… Происходящее с 11 сентября 2000 года в этом мире, пока что подконтрольном сатане – следствие моего отхода. Судите сами: ангелы-отступники попытались миллиарды лет назад сокрушить основу всех основ – Божественную Любовь. Я был тогда вместе со всеми,– он искренне смотрел в глаза Миши, что выкатывались всё дальше и дальше. – Мы решили, что это явление устарело. Сказал же Спаситель впоследствии: молодое вино в старые меха не заливают? Помните? Нагорная проповедь и десять заповедей лишь отголосок происшедшего. Всё уже было спланировано – зерно упало на подготовленную почву. Кое-что, правда, попало на тернии и на камни. В пространстве и времени образовались так называемые непредвиденные обстоятельства, созданные волею человечества, но… Одним словом, это был опасный по своей силе, но увлекательный эксперимент. Помните его… да, вы помните, Тэолл, Александр Тэолл, Войн Великой Смерти!


–  Почему вы так называете меня, именующий себя наставником? – в удивлении своём молвил Михаил. Он от внезапности откинулся на спинку стула.


–   Да, я хочу сказать, что мы встречались в нашем далёком прошлом. В других мирах, в иных жизнях.


  В течение какого-то времени они молча смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Первое время взорам вместо лиц представлялись размытые бурые пятна. Мир для обоих сузился до пределов этого железобетонного пространства в четыре стены, с лампами в плоских стеклянных плафонах, забранных металлической сеткой, где были вмонтированы камеры наблюдения. Время, ставшее на какое-то время общим, летело со страшной силой ускорения. Его был в состоянии вместить лишь сам Господь Бог, что создавал пространство и время, которые являлись основой Вселенной. Всё-таки, как прекрасен этот мир, созданный из таких-вот затянувшихся мгновений. Каждое, из которых, кажется жизнью.


–   Мы действительно знаем, друг друга? – голосом молитвы молвил Миша. Он почувствовал незримыми центрами души, как в том другом помещении с ореховыми панелями, за экранами мониторов напряглись двое других, истинных наставников. – Повторите сказанное. Нам всем важно это слышать. Я и мои коллеги… словом, у нас нет никаких тайн. Да, вы не ослышались, – сухо и отчётливо произнёс он в «маслины» сидящего перед ним. – У меня нет и никогда не будет никаких тайн от своих товарищей. Равно как и у них… в разумных пределах, конечно… Сейчас, когда вспыхнула эта кровавая бойня в персидском заливе, в огне горит Ближний Восток, полыхает Афганистан… Тем более, если всё это связано с вашим уходом из армии тьмы, то долг каждого носителя разумной жизни на планете и за её пределами спасти эту жизнь. Сам Господь Бог предоставил нам эту великую возможность. Здесь у сидящего перед вами нет никаких сомнений. Уже нет! – закончил он с плохо скрываемым пафосом.


–  Михаил, – лицо «чёрного» стало бледным и осунувшимся, каким было впервые за всё это время. Он печально улыбнулся, согнав с лица почти каменную серьёзность: – Я давно искал встречи с вами. Помните, мысли о возможной совместимости добра и зла? Они пришли к вам… ну, на следующий день, после того как я Воронова… Одним словом, того… Помните? «…Бог создал зло, чтобы на просторах Вселенной не прекратилась жизнь. Жизнь зародилась в противостоянии. В основе всего лежит противоречие, о котором ты прекрасно знаешь. Плюс и минус, анод и катод, холод и жар, рождение и смерть… Список длинен. Вряд ли стоит его продолжать. Вот истинное значение сотворения этого мира Господом Богом. Это противоречие вышло из недр его Великой Воли. Это ответ на все твои вопросы, разрешение всех твоих сомнений», – словно фонограф воспроизвёл он отрывок  того диалога, что произошёл у Миши с неведомым духом на ментальном плане. – Теперь вы знаете даже больше, чем нужно.


–   И всё-таки, чего же я не знаю? Ещё не знаю?


–  Сегодня, нет… уже завтра  вы увидите сон. Он вам откроет последнюю тайну. Когда и где встречались прежде те, кого Господь намеренно связал в этом мире и в этом месте. Одно из эпохальных воплощений.


–   Да? Разумеется, и на этом спасибо, – Миша, чувствуя возникающий духовный барьер, ощутил, что его происхождение – из соседней комнаты: – Вас оставить здесь или позвать контролёра?


–   Знаете, лучше мне остаться здесь, – «чёрный» провёл рукой по правому надбровью. Взглянул впервые с просветлевшей, почти духовной улыбкой на икону Спасителя под сияющей лампадкой в правом, «красном» углу. – С вашего позволения. Тут мне – покой. И Ангелы поют. До встречи, Тэолл.


–  До встречи, тумари… – начал было Миша, но, глядя в тающую улыбку и просветлевшие глаза «чёрного», понял – откровение пошло…



 ***


   «…Командир разведвзвода мотодивизии СС „Рейх“ унтерштурмфюрер Ральф Вильдсберг получил приказ на выдвижение к селу Веденеевка. Следовало обследовать подступы к этому населённому пункту. В пяти километрах находился железнодорожный переезд, что имел несомненное стратегическое значение для войск рейха. По причине того, что с утра небо было застлано тускло-серой дождевой мглой, и разведывательная авиация не летала, основной груз тяжести ложился на наземные группы. Пока танки, штурмовые орудия, а также пехота на грузовиках и транспортёрах (в моторизованных дивизиях), а также двигающаяся пешком (в пехотных) 35-го моторизованного корпуса, проводила блокирование окружённых русских войск в лесах под Вязьмой.


   Моторизованный взвод, используя десяток мотоциклов «цюндап» с турельными пулемётами, а также две восьмиосные полноприводные бронемашины-внедорожники, что с трудом двигались по русскому бездорожью, медленно продвигался впереди основных сил. Пока очаги сопротивления не встречались. Отдельные группы отступающих большевиков в грязных мокрых шинелях и спутанных обмотках они видели издалека, но ради секретности миссии не открывали даже тревожащий огонь. Как результат, одна из этих групп (человек 13) вообще не попыталась скрыться. Другая насчитывающая около роты, с маленькой противотанковой пушкой, напоминающей 37-мм «Бофорс», что тянула упряжка лошадей, принялась нехотя «рассасываться» с размытой дождями и разъезженной до того колеи в мокрый хвойный лес. «Жаль, дружище, что нельзя вызвать огонь артиллерии, – клацнул всеми имеющимися в наличии зубами, которых было за тридцать, гауптштурмфюрер, что вёл артиллерийскую разведку и следовал в одной с ним радийной бронемашине. – Батарея 15-см гаубиц уже заняла позиции в шести километрах. Они бы накрыли этих Иванов в два счёта. Жалею…»


  Идиот, подумал тогда Вильсберг, удовлетворённо при этом кивнув.


  Лишь одна группа русских окруженцев, что попалась среди широкого луга со стогами убранного сена, словно  заранее сговорившись, сбросила с плеч винтовки, стала расстёгивать широкие брезентовые ремни с подсумками. Высунувшись из люка на башне, Вильсберг подал команду: двое мотоциклов, барражируя меж скирдами, приблизились к сдающимся. «Пусть парни позабавятся – прикончат их холодным оружием», – не унимался артиллерист, скаля свои белые зубы на широком лице. У него был явный баварский выговор, который не нравился Вильсбергу.  Немного подумав, он шумно выдохнул «не стоит». Затем, открыв люк в корпусе из двух стальных створок, прыгнул обеими ногами в вязкую грязь. Согнав седока СС с люльки, уселся в сиденье и дал водителю «цюндап» команду ехать в поле.


   Русские имели жалкий, отталкивающий вид. Худые и небритые, они стояли с поднятыми руками, которые заметно дрожали. Один из сдавшихся, тощий нескладный парнишка лет восемнадцати, и вовсе плакал. Вильсберга передёрнула от ненависти, переходящей в плохо скрываемую жалость. Победителя к побеждённому. Плачущий хоть и похож был на еврея, но… Унтерштурмфюрер, зевнув, провёл пальцем по надбровью. Затем поправил огромную деревянную кобуру с десятизарядным «маузер», что выдавались офицерам СС и особенно разведчикам из-за нехватки пистолет-пулемётов и почти полного отсутствия самозарядных винтовок. У ног этого хлюпика, что стал медленно сползать на колени, как раз лежала такая: с массивным поршневым затвором и тускло-железной газоотводной трубкой над каналом ствола. Из деревянного казённика торчал прямоугольный магазин, исцарапанный, надо полагать, о бровку бруствера. Словно уловив ход мыслей, сидящий за одним из мотоциклов пулемётчик, ухмыльнувшись под своей рогатой каской, лязгнул затворной рамой МГ24. Русский упал на колени, как подрубленный. Запричитал…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю