Текст книги "Проект «дельта»: вторжение деструктов (СИ)"

Автор книги: Станислав Графов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

   С этими словами, обнажив свой меч, он вонзил шпоры в скакуна, покрытого блестящей кольчугой с железными пластинами. Он направил его прямо на Скиллу. Чудовище с рёвом вскинуло свою дубину. Они сшиблись как скала с пущенным в неё камнем. От сокрушительного удара у Тэолла зазвенело в ушах. Кровавая тьма с полыхающими точками и линиями застлала его глаза. Местность с торчащими вокруг скалами, похожая на пасть Скиллы, перекосилась. Казалось, небо обрушилось на землю. На какое-то мгновение он перестал видеть и слышать. В следующий момент Войн Смерти пришёл в себя. Увидел, что стоит на трупе поверженной лошади. У неё от удара дубиной было размозжена голова. Железная маска, защищавшая её от мечей, копей и стрел, от камней пращников, была совершенно смята. Тело Скиллы, отброшенное ударом обоих копыт скакуна, валялось тут же. Чудовище издавало хриплые, шипящие звуки, шевеля окровавленной, разбитой пастью с нелепо торчащими обломками зубов. Громоздкая дубина лежала чуть в стороне. Лапа Скиллы конвульсивно шарила по каменистым обломкам.

   Подойдя почти вплотную к нему, Тэолл осторожно, налегая на меч, как на рычаг, сдвинул оружие врага на безопасное расстояние. Только затем ступил на грудь, приставив узорчатый блестящий клинок, украшенный картинами зарождающихся миров Тумариона, к роговым складкам.

 –   Ты этого хотел,   – произнёс он тихо, погасив разгоравшийся огонь спеси. – Ты желал этого поединка, и ты его получил.  Я хотел привлечь тебя к доброму делу – спасению невинной девушки. Тот кто не помогает в борьбе со злом есть главный злодей, – немного помолчав, он продолжил с печалью: – Скилла! Вот почему случился поединок. Ты лежишь сейчас на своей земле. Я же стою на твоём поверженном теле. Но я не чувствую радости, хотя и одолел врага в честном бою. Видит Светлый Разум Тумариона, что я не желал такой развязки…

–   Убирайся, наконец… – проскрежетало обломками зубов поверженное чудовище. – Не желаю видеть тебя! Тем более, что ты – одолел меня в честном бою. Понятие чести для нас другое. Я не смогу вынести такого позора…

–   Знаю, Скилла, всё знаю. Что понятие чести  у вас – это быстрота и хитрость, что допускает зловредное коварство. Что нанесение ударов в темноте и со спину не считается для вас зазорным. О, нет! Я не оставлю тебя, истекающего кровью. Мой народ придерживается иного свода. Мы помогаем излечиться павшим, даже если он того не заслуживают. Даже если потом грозятся свести счёты с такими победителями.

   С этими словами он достал из чрезсельдельной сумки на умерщвленном скакуне неприметную склянку. Распустив петли, расслабил на Скилле панцирь, вылив содержимое склянки на запёкшуюся кровью пасть. Жидкость зеленовато-серого цвета, образовав алое сияние, принялась восстанавливать разбитые кости, связки и сухожилии, восстанавливать вены и капилляры. В воздухе, пахнущем каменистой пылью и мёртвыми костями, возник лёгкий аромат болотной травы грейи, которую данки, по совету чародея Неймара, использовали в качестве лечебных снадобий.

–     Утром твой Внутренний Огонь вернётся в твоё бренное тело, – поведал чудовищу Тэолл. – Лежи спокойно. Позволь мне однако дать тебе совет. Люби людей и все прочие создания, которых мановением мысли своей создал Вечный Вселенский Огонь. Если ненавидишь ты что-нибудь в этом мире, то ненавидишь ты не только ненавидимое, но и Великого, создавшего всё это. Понимаешь ли ты меня, Скилла?

–    Да, понимаю, – прохрипело чудовище. – Однако совет твой неверен, Войн Смерти. Едва ли Создатель трудился семь дней и семь ночей над нашим миром, чтобы посеять в нём и благодатные, и не благодатные зёрна. Зёрна зла. Чтобы одни из своих созданий наделить злом, понизив их пред собой и пред всеми, другие же возвысить, изначально заключив их в ореол добра и славы Своей. Считаешь ли ты этот закон справедливым, Тэолл?

–  Нет, Скилла – Тэолл снял, разомкнув на темени и на затылке неприметные замки, свою округлую маску. – Такой закон я не считаю справедливым, ибо он не существует во Вселенной. Его место обитания лишь в нашем бренном мире. Ему вздумалось создавать свои законы и диктовать их Великому. Подумай над этим, Скилла, и не торопись с ответом. Ни тебе, ни мне некуда спешить…»

***

   Он снова проснулся. Снова лежал как бы в забытьи, наблюдая странные световые всполохи над собой. Было около 6-00. Спать больше не хотелось. А сквозь полудрёму, когда душа, блуждая ещё в иных мирах, не окончательно возвратилась в этот, сны больше не приходили.

–   Вы уверены в том, что этот наш… ну, этот «чёрный» или Тумарион, если верить второму сну, известен вам по прошлым воплощениям? – необычайно серьёзно поинтересовался у него при встрече Александр Андреевич, включив аппаратуру на запись. – Прошу прощения за некоторый тон недоверия, но вы как наш сотрудник должны понимать, почему так происходит. У нас слишком мало времени и ограничены возможности. Счёт перешёл сначала с часов на минуты, затем с минут… Время хотя и в целом благоволит нам, но… Миша, согласитесь, что нас не должны смущать формальности. Мы не должны миндальничать ни по отношению к ним, ни тем более друг к другу. Это есть главная гарантия успеха того противостояния, в которое мы вступили с известными силами.

   С минуту они помолчали. Затем Александр Андреевич налил себе из графина с серебряной ложкой на дне отстоянной горной воды. Шумно её испил. Затем, не согласуясь ни с кем, налил Мише. Тот старательно пригубил. Мелкими глотками, встретившись с взглядом шефа, опрокинул в себя весь стакан. Приятная влага прохладно охватила внутренности. В голове зазвенели невидимые колокольчики, отчего от висков отстала тяжесть.

–   Я понимаю, – вздохнул он. – Я до сих пор не могу взять в толк смысл этих снов. Ах, если бы не этот Платон Ильич! Напрасно он встрял. Хотя… Не он ли – тот человек из прошлого? Или, может, и не человек вовсе? Не хочется думать о нём плохо, но… Я не чувствую, что мог бы в своём прошлом воплощении быть офицером СС. А там – кто его, как говорится… – он неожиданно поймал себя на мысли, что стал говорить как шеф, даже копируя того в интонациях. Видимо сказывалось незримое сродство душ: – Неужто этот юноша, что открыл огонь по его подчинённым и ему самому с колокольни это… Или Платон Ильич это он – этот парень-комсомолец? Вы мне намедни рассказыли про «спецвещество» или «активный состав», что почти пожарными темпами распределяли через воду и питьё по верным, подготовленным к его переработке людям. Накануне той великой и страшной войны. Что процесс этот не дали довершить и поэтому нас поначалу ждало сокрушительное поражение на границе при нашем двукратном и трёхкратном превосходстве в танках, авиации и артиллерии. Люди не выдерживали психологического воздействия и психологических нагрузок. Быстро утомлялись, впадали в неожиданную депрессию,  испытывали чувство страха и паники. Эта стрельба со звонницы могла быть следствием тому. Не правда ли, Александр Андреевич? Вижу…

–   Правильно, что видишь. И видишь ты правильно.

–   Ко всему прочему в моей памяти всплыл некий таинственный и далёкий образ. Образ некоего космического существа по имени… Тумари… Тульмари… Не могу вспомнить, хоть убейте! Это было так давно и на какой-то очень далёкой планете, затерянной в пространстве и во времени. Мне необходимы время и силы, что всё вспомнить. Я отлично понимаю, что само Время не терпит – оно подгоняет и подгоняет порой немилосердно.

 –  Готов с тобой поспорить! Немилосердно, если мы сами не торопимся и стремимся подчинить его своим вибрациям – своему субъективному пониманию таких явлений как ожидание, сомнение, размышление…

   В тот самый момент на полировке стола мелодично пропел матово-синий кнопочный телефон. Судя по затяжной трели сигнала, звонок был не иначе как из Москвы. Александр Андреевич встрепенулся. Его массивная лапа мгновенно потянулась к аппарату. (Другая массивная лапа спешно, по инструкции внутреннего пользования, отключила работающую аудио и видеоаппаратуру.) Крупное лицо тут же покрылось бисеринками пота. Но повода для беспокойства у него не было, отметил про себя Миша. Он сложил обе руки и, вытянув их перед собой, показал всё это шефу. Тот одобрительно подмигнул. Всё! Веселье начинается…

–  Да, слушаю, – отрапортовал в трубку Александр Андреевич, слегка откашлявшись. – Так точно! Он как раз здесь, у меня под боком. Совместно прорабатываем один очень важный вопрос. Так, так… Дело в том, что наш Михаил Николаевич кое-что вспоминает из своих прошлых воплощений. Отчасти ему в этом помог «чёрный», так называемый «наставник». По делу «Моура» мы тоже работаем. Получается… – Александр Андреевич вновь подмигнул и вновь откашлялся, подставив к лицу мощную раскрытую ладонь. – Владимир Николаевич! Что лучше будет – передать трубку самому? Думаю, что да. Он вам расскажет всё лучше с живописуемыми подробностями, так сказать… Укушу себя за хвост, которого нет, но – так оно будет лучше! Ха,ха,ха… Что у вас его тоже в наличии… так сказать, нам про то – ведомо… не рогатый, не рогатый… – он протянул Мише трубку с мурлыкающим знакомым голосом и, заговорщицки, озорно, по-мальчишечьи шепнул: –  Мы так шутим! Действуй…

   Интересно, о чём они там шушукались на мой счёт, успел подумать Миша. Он принял из потной лапы своего начальника телефонную трубку, что показалась ему миниатюрной и даже хрупкой. Так осторожно , внушил он себе, надо брать её. Тут же в галерее его внутренних о образов возникло лицо полковника Терентьева.

–   Здравствуйте, Михаил Николаевич! Ну-ка, поделитесь со мной своими свежими наблюдениями и соображениями по ним, – незамедлительно приступил к официальной части разговора Владимир Николаевич. Голос его и внутренний настрой были дружелюбны, хотя в глубине души старшего научного сотрудника и полковника службы внешней разведки угадывалось недюжинное и где-то нечеловеческое напряжение. – Вам действительно удалось разговорить интересующий нас обоих объект?

–   В общем и целом да. Только в частностях нет общего взаимопонимания. Но оно на подходе.

–   Вот так, дядьку! Сразили, сразили… Таким образом объект Тумарион склонен допустить такую возможность. А именно: сотрудничество с нашей скромной конторой. С нашим Центром. Или это лишь мои предположения, молодой войн Света? Так он кажется, с вами балакает…

–   Да, именно так. Кстати, мне это импонирует. Что же по теме, то, учитывая его надлом, духовный и… я бы даже гарантированно сказал, физический, то… Отступать ему некуда. Так что на сотрудничество он пойдёт. Другой вопрос: его будут прессовать свои же.  Это лишний раз поможет нам удостовериться в том, насколько искренни его намерения.

–    Ага! Вы тоже допускаете – не засланный ли он казачок? Не «подселенец» ли? Он нуждается в тщательной проработке, как и возможность сотрудничества с ним. Я подчёркиваю – именно возможность. На таком тонком уровне необходимо просканировать наши с ним будущие действия.

   Возникла неловкая пауза. Как будто Терентьев что-то искал в Мишиной душе, а Миша тщательно копался вместе с ним, помогая отыскать искомое.

–   Да нет, Владимир Николаевич, – у Миши всё отлегло от души, когда он поймал очередное подмигивание шефа и его ободряющую улыбку. Крупная мясистая лапа плавно взмыла к голове и приняла горизонтальное положение: – Убеждён что «наставник», как он сам себя называет, один из моих знакомых по карме. Именно это побудило его окончательно раскрыть все карты. Подтолкнуло к запоздалому раскаянию и сотрудничеству, на которое, я уверен, он пойдёт в скором времени. Как же иначе? Все отходные пути за ним сожжены. Он сам их сжёг по большому счёту. Сам… Повторюсь, что я искреннее убеждён в этом, – отрапортовал Миша, неожиданно скопировав голос шефа и даже его покашливания. – Если это необходимо, готов представить вам и руководству Центра письменные гарантии и рапорт о начале совместных действий, ибо Великое Время не терпит никаких отлагательств.

–  Незачем так официально, – пожурил его Владимир Николаевич. Не видимый, но вполне осязаемый. – Вы проверенный и перспективный специалист. Вам верят, к вашему мнению обязательно прислушаются. Ведь Центру необходимо иметь расклад для предстоящей операции. Всего я по долгу службы и своих научных обязанностей сказать не могу, но… намечаются великие дела. На этом пока и ограничимся. Смотрите сны… Однако готов вам сообщить, что в предстоящем вы станете играть одну из ведущих ролей. Но это мы оговорим несколько позже. На данный момент Центру и мне лично необходимо знать, какого рода помощь вам готов оказать так называемый «наставник» и насколько глубоки ваши, с позволения сказать… кармические с ним завязки или привязки…

–   В отношении первого даю ответ незамедлительно. «Наставник» готов открыть известные планы бионегатива и деструктов в этом мире. В первую очередь по России и по Сочи. Здесь вообще намечается нечто уникальное. Ведь предстоящая Олимпиада в 2014-м это – символ примирения, каковым она и являлась в древнем мире. Это – сбор богов. Намечаются большие перетрубации на тонком, пси-энергетическом плане. Одни развоплощённые души устремятся сюда, другие постараются занять их место. Будет драчка. Насколько большая – от нас зависит в частности. В главном же – от них самих. Коли уж такой товарищ и  дух, Тумарион, изволил оказывать нам содействие, то… как говорится, сам Господь Бог за нами и с нами.

–   Хорошо, хорошо. Я бы даже сказал – на отлично. Но… Что насчёт других деструктивных внедрёнников? Есть ли ещё «подселения» бионегатива в наших рядах?

–   Он пока молчит на этот счёт. Я не пытался его разговорить, признаться честно. Знает, но… Чувствую, что этот план у него и у нас под контролем. Известие о его переходе к нам разнеслось по всем деструктам и всей бионегативной структуре. Они наверняка просигналят своим, что б те утихомирились. Особенно вредных мы таким образом рано или поздно вычислим по их реакции. Так что не стоит торопить события, Владимир Николаевич. Более подробно, лучше – я в своём рапорте. Пока же… Существует некий «Чёрный Орион». Это некое засекреченное сообщество деструктов, связанных по своим кармическим воплощениям. Они ведут друг-друга из одной жизни в другую. Стараются всеми силами сбивать с пути нормальных людей, чтобы не уступать им наиболее важных жизненных постов. Держать под контролем материальные стихии, как-то деньги, карьера, интимные отношения, власть. Журналистов среди них немало, кстати… Так вот, «Чёрный Орион» судя по поступившей информации, имел свою разветвлённую агентуру в структуре миров Золотого Кольца космических цивилизаций. Затем в результате явного разоблачения, они ушли в подполье, говоря нашими терминами. Со многих миров были изгнаны и осели в нашем, где о них имели весьма отдалённое представление. Отсюда в Откровениях Иоанна Богослова появилась глава о падении с небес на землю «красного дракона», что увлёк за собой часть звёзд. Ну, не мне вам объяснять происхождение метеоритного пояса вокруг Меркурия. Не мне…

–    Тоже неплохо. Постарайтесь всё же его разговорить на эту тему. Постарайтесь… – прервал его Владимир Николаевич. – Спасибо! Всё остальное я «досмотрю» сам. Огромное спасибо вам… тебе, Михаил! Ты нам всем очень помог. Ты сам скоро всё узнаешь. Нам всем в ближайшее время многое откроется. К чему мы все уже давно готовы.

   После того как связь отключилась, Александр Андреевич торопливо встал. Аккуратно похлопав по плечу своего сотрудника (Миша заметно съёжился), он вновь налил им обоим «серебряной» воды. Шумно испил её до дна. Затем задумчиво посмотрел на икону. Что-то прошептал. Повернулся к Михаилу и с суровой укоризной заглянул ему в душу своими лучистыми, в обводе морщин, глазами:

–   Молодой человек! По возрасту своему вы мне во внуки годитесь. Но я, знаете ли… Не перебивать! – он предупредительно, как весомый аргумент, выставил свою массивную ладонь. – Цыц… Так вот, сбил меня, о, Господи… Не тебе, не тебе я, Миша… Вот! Послушайте меня внимательно, вьюнош. Да, именно вьюнош, – он, несмотря на свою грузность (впрочем, живота как такового не наблюдалось) прошёлся по мягкому ворсистому ковру, потирая огромные руки так, будто вознамерился дать тумака или погладить кого-то. – Что вы думаете о девушке у меня, в приёмной?

   Он неожиданно остановился. Замер в пол-оборота. Выпустил ослепительные пучки, что заставили Мишу задуматься если не обо всём, то о многом. Всё, начинается…

–   Я понял вас, Александр Андреевич. Всё понял, – плечи сами собой распрямились. Подбородок молодого человека резко вскинулся, но замер на строго горизонтальной линии: – Оч-ч-чень хорошего я мнения. О ней я очень хорошего…  Поддерживаем очень хорошие,  я бы даже сказал,  дружеские отношения. Знаете, любовь и дружба… они, так сказать…

–   Вот что, молодой человек, – Александр Андреевич едва прятал улыбку, – я вас сейчас бить начну, – он похлопал обоими кулаками: – Преимущественно ногами и по мягкому месту. Так… Отвечайте мне по существу. Как на духу, как говорили на Святой Руси. Ну?

–   Ну что… Нравится она мне. Кто спорит? Но вот насколько – вот в чём вопрос? –Михаил, казалось, провалился в преисподнюю, но Ангел-Хранитель тут же выволок его в светлые чертоги. – Согласитесь, шеф, что это немаловажно. Это даже очень важно, Александр Андреевич, – спешно выправил он ситуацию, видя, как полушутя-полусерьёзно сдвинулись редкие седые брови начальника.

–   Нет, бить пока не буду, – усмехнулся шеф. – Пощажу… Но девушку эту я вам настоятельно советую беречь как зеницу ока. Я уже кое-что прожил на этом свете. Немало видел, – он легонько постучал себя по лбу. – Видно, когда человека занимают пустые или мимолётные увлечения, и видно другое. А именно: когда человек встречает своё счастье, подступившее к нему…

–   Слушайте, – внезапно зашептал Миша, окрылённый догадкой: – Слушайте… Он сказал, что Нагорная проповедь лишь отголосок свершившегося. Миллиард лет назад произошло отпадение ангелов, что теперь стали демонами. Образовали армию тьмы, прости Господи… – он размашисто перекрестил себя и Александра Андреевича. – После этого – назвал меня этим… ну, Тэоллом. То есть, вы понимаете? Верштейн? – не отдавая себе отчёта, спросил он. – Всё происходящее сейчас это – следствие случившихся миллиарды лет назад событий, которые только сейчас предстоит понять тем, кто их планировал и совершал. Они… то есть мы только сейчас осознаём их смысл. Кто-то бросается во все тяжкие, кто-то…

   Он обошёл по оси то место, где стоял. Александр Андреевич лишь поцокал языком. Затем внушительно улыбнулся и показал ему кулак:

–  Ну-с, молодой человек! Не знаю до конца, кем вы были в прошлом, но если были в СС…

–  Вы так не шутите, пожалуйста, шеф. Я ведь могу и обидеться. Что же касается девушки… Я никому не клялся в любви, но сердцем принадлежу другой.

–   Сердцем-сердцем… Ну-ну, – шеф прошёлся по кабинету. Заложив левую руку за спину, а правую, ладонью к себе, возложив на грудь. Этим он то ли копировал актёра Весника, то ли ещё кого: – Я нахожу, Миша, что ты используешь элемент самопожертвования. Приносишь – частично, конечно! – в жертву своё личное счастье, так сказать, на пользу общего блага. Общему делу, так сказать. Негоже, молодой человек! Всё должно быть равномерно и закономерно. Иначе человек после грандиозных своих побед на глобальном уровне как бы остаётся ни с чем или неполностью удовлетворённым. Начинаются самокапания и самоедство, через которые стоящий пред тобой пожилой господин уже прошёл. Вот! – он остановился и провёл большой, массивной ладонью по морщинистому кадыку. – Накушался. Ты тоже хочешь отведать этой манной кашки? Что ж… Фюрер, он же Гитлер, определён рядом специалистов в области психопатии как идеалист-аскет. Безумно, между прочим, любил свою матушку. Вот именно – до безумия. Чем это обошлось для одной шестой части суши и для всего человечества – ни мне тебе объяснять. Сам, я вижу умный. Я ни на что не намекаю, успокойся, – он предупредительно подмигнул, – но смысл тебе, я надеюсь, ясен. Когда иные и прочие громко начинают кричать о своём самопожертвовании, надо ждать беды. Это как минимум элемент неудовлетворённости в личной жизни.

–   А монахи? – неуверенно протянул Миша. – А, извините за настырность, наш Спаситель?

–   Монашество это больше лечение самоё себя, а затем уже земных язв. Духовных, да и физических, – шумно выдохнул из себя шеф. – Это я тебе со всей ответственностью заявляю. В1940-м мне довелось жить с неделю, в феврале, в Сергиево-Троицкой лавре. Вместе с послушниками в одной келье. В то время партия уже окончательно повернула на путь возрождения православной церкви. Гонения почти прекратились. Восстанавливались монастыри и церкви. Уже Сталин на одном из заседаний Политбюро открыто заявил: а не пора ли нам, товарищи, ввести патриарха? Без патриарха, знаете ли… Так вот, я наблюдался в лавре нашими спецами и там, и в Главном управлении политпропаганды.  Происходил большой отбор или отсев. Ну, как в Евангелии: зёрна отделялись от плевелов, чтобы последние… Иными словами, надо было доказать, что я это я. То бишь уцелевшее зёрнышко, которое даст свои ростки, побеги… Всяких там людей я видел. Особенно поразил меня старец Зосима. Сам сухонький, бородка как лунь, а глаза живые. Синие и пронзительные. Такой человек… – шеф в лёгком волнении заходил взад-вперёд. – Иной раз спускается во внутренний дворик, где его дожидаются прихожане, что за помощью пришли. Подойдёт к такой группе. Посмотрит и люди без слов всё понимают. Становится легче, и они уходят. Знают, что им делать, чтобы себя спасти и своих родных, близких. Одна женщина к нему ходила, колдовка. Наводила порчу на невестку и сына, потому что первую не принимала. Достала её под конец её же нечистая сила. Но… – шеф легко усмехнулся. Размял большие, пригожие руки: – Она вознамерилась её на святого старца скинуть. Навесить, так сказать, своих собак. Пришла такой тихой сапой. Завернувшись в пёстрый платочек, с заплаканными глазками. Всё причитала: меня дома забижают, мол, жизни от них, охальников, немае. Один раз пришла, другой. Отец Зосима будто её нарочно не замечает. В упор не видит. Затем… Рухнула она ему в ножки: «Прости меня отче  за мои грехи смертные! До гроба буду каяться». Губами его руку ловит, пальцами хватает. А он мягко так свою руку из её пальцев высвобождает. И говорит с улыбкой: «Сестра моя! Ты кусок масла вчера, прейдя вечером, на блюдце  увидала у себя на кухне?   Удивлена, поди, была, откуда оно взялось?» Та заохала, заахала. Слезами обливаться перестала. Но испугалась пуще прежнего. Вскочила и убежала. Он же её следом перекрестил и молвил: «Братья и сестры! Сам я грешник и охальник великий».

–   Понятно, – кивнул Михаил. – Он колдовство её сокровенное увидал, в котором она и в мыслях боялась себе признаться. Гостинчик от нечисти… Избавиться от него следовало ей, чтобы снять с себя проклятие и встать на путь искупления.

–   Так да не так. Не только это, сыне. Он себя с ней, особой этой греховной, чуть ли не в один ряд ставил. Сравнивал… в мыслях, как говорится, чего не попустишь? Кроме всего, всё старцы святые так же о себе мыслили. Писали и говорили пастве. Грешниками себя великими полагали.

   В ту же минуту на выключенном телемониторе пульта охраны замигала красная лампочка. Александр Андреевич немедленно включил его. В тесной комнатушке КПП двое охранников, один спиной, а другой ликом к пульту, подавали в разные стороны почти одинаковые знаки. Шеф переключился на пульт видеонаблюдения двора. Там стояла чёрная «десятка» начальника отдела «собственников». В ту же секунду по бетонному покрытию бункера, где стояла пронзительная тишина, застучали поразительно-знакомые, торопливые шаги. Кто-то бежал, почти летел…

–   Извините, Александр Андреевич! Здравствуйте… о, Михаил Николаевич! И вам мои пять, – маленькая, как у пианиста, рука Павла Фёдоровича захватила в свои железные объятия ладонь парня. Радостно сверкая голубыми глазками, он продолжал: –  Спешу вас порадовать, товарищи. Только что по категории «экстра» пришла информация. «Наставник», он же «чёрный» нами установлен, – он вынул из-за клетчатой подкладки своей куртки прозрачную файловую папку с аккуратно подшитыми листиками. Сдержанно, скрывая эмоции, потряс ею перед своим лицом: – Им оказался гражданин ФРГ Ральф Вильсберг. В ходе той войны служил в войсках СС. Воевал на московском направлении в 41-м, затем под Курском, в Венгрии и так далее. В преступлениях против человечности не замечен, посему отсидел пол срока в ФРГ за членство в преступной организации и выпущен. Приехал к нам по туристической путёвке. Был в СССР неоднократно, по легенде БМД. Одним словом, казачок засланный.  Но в этот раз…

–   Ну, понятно, – шеф незаметно подмигнул Мише, принимая из рук Павла Фёдоровича папку. – Установлен, значит.

–   Есть информации из ГИЦ. Фээсбэшники тоже к этому делу подключились. Из СВР также пришла подтверждающая… от их источников. Там, правда, смотрят со своей колокольни. Пытаются свести к шпионству. Однако не могут объяснить факт исчезновения объекта по пути из Шереметьева и его, так сказать, образования в Сочи. Причём, менее чем за сутки. Вот такая вот телепортация, товарищи.

–   Ничего. С телепортациями разберёмся, – подмигнул шеф поочерёдно всем присутствующим.

–   Мне эта несимпатичная история уже начинает нравится. Кажется, я начинаю понимать её смысл. Михаил! – он понизил голос и проникновенно попросил: – Оставьте нас на пару минут наедине.  Партийное задание! – он улыбнулся и тут же, посурьёзднев, сказал: – Отправляйтесь в штаб-квартиру. С час пробудьте в приёмной. Не мне вам объяснять, зачем и почему. Обстановка подскажет. Задание вам ясно, молодой человек?

–   Яволь, мин херц, – Мишины руки сами сложились по швам. – Разрешите идти?

–   Как барана обкорнаю, – вздохнул шеф. Глаза его сделались виновато-печальными, но внутри одного из них мелькнула весёлая искорка. – Идите.

***

 …В 15-00 маленький дэтэктив окружной бэлтиморской полиции спешил в негритянский квартал города. Он остановил свой «Ситроен»   на перекрёстке Ньюфаундлендстрит и Парк-холл, где была разрешена парковка. Пройдя мимо шумных, грязных магазинчиков и кафе, где приторговывали марихуаной, он попал на длинный ряд мятых жестяных контейнеров для мусора. За ними виднелась высокая задранная сетка спортивной площадки, где бросали мяч бритые и патлатые африканские подростки. Прислонившись к бетонной стене, группа из них в ярких спортивных штанах, кожанках с заклёпками и смолистыми волосами, заплетенными в косички, жадно покуривала что-то знакомое. Его провожали удивлёнными и насмешливыми взглядами. Отпускали вслед неприличные остроты. Белым и прочим цветным вход в эти трущобы с бельевыми верёвками от балкона на балкон, был естественно заказан. Однако Кэна в этих местах мало кто знал. Тем более что человек, к которому он шёл, обладал немалым авторитетом в преступных чёрнокожих кругах. Любое упоминание о нём, если оно происходило к месту и ко времени, приводило в трепент самых отчаянных сорвиголов-афроамериканцев.

   Так и есть, внезапно подумал Кэн. Придётся и на этот раз блеснуть своими связями в местной вуду-мафии. Если только…

–   Тебе что, желторылая свинка? – грубо спросил его высоченный блэк-бой баскетбольного роста, в вязаном свитере и тренировочных брюках с кроссовками. –   Заблудился? Накурился травки?.. Может, ты кого выискиваешь?

   Он сделал попытку взять Кэна за отворот и потянуть на себя кашемировый шарф. Но тот предупредительно поднял ногу в лакированном ботинке. Покрутил ей на весу перед широкой коричневой физиономией с примятым носом. Это мгновенно охладило пыл подростка, хотя за его широкой спиной маячили ещё двое великовозрастных «торпед», что явно числились в смотрящих этого района. В их обязанности также входило сигнализировать о чужаках и появлении копов.

–   Брат, ты не уразумел, – захихикал самый маленький, что был под метр пятьдесят. – Этот желтолицый хочет сказать, что в карманах его немецкого пальто позвякивают не центы, а серебряные кругленькие. А в бумажнике, что спрятан от таких ребят, как мы, полным-полно «зелёненьких». Но он нам их одолжит, если попросим. Как следует, конечно.

–   Эй, мистер ускоглазый! – подключился третий здоровяк в шёлковой шапочке расшитой бисером. –  Ну-ка расстёгивай своё тепленькое пальто. Мы по твоей милости мёрзнем уже целых пять минут. Да и воздух наш ты пожираешь зря. За него тоже придётся платить. Вытряхивай твои бабки…

   Произнеся эти «тёплые» слова и пожелания к ним, они стали окружать его, отсекая пути возможного отхода. Напасть со спины для этих боевиков не представляло труда. Точным, быстрым движением Кэн, в прыжке махнул перед ними, как в тайском боксе, правой ногой. Причём два раза. Двое тут же отскочили. Третий, что был такого же баскетбольного роста, как первый, но в шёлковой круглой шапочке и чёрной кожанке, лишь неприятно заиграл белками глаз. Огромные коричневые губы вспучились нехорошей усмешкой. Видя, как руки Кэна, то сгибались, то разгибались, стремясь занять боксёрскую позицию, «вязаный» стал пританцовывать и ударять себя сложенными кулаками по груди. При этом он явно шептал вудуистские заклинания: к голове Кэна приливала тяжесть. Но он, умелыми мантрами Будды, отгонял это давление, явно исходившее от демонов неприродных стихалий. Это облегчало борьбу с ними. Самый маленький засучил длинный рукав своей нейлоновки, где красно-чёрными цветами были аляписто намалёваны оскаленные черепа всех видов. Кэн увидел на коричневом кулаке кожаную перчатку с обрезанными пальцами, с нанизанными на неё заострёнными металлическими шипами. Совсем здорово! Два его дружка тут же окинули беспокойным взглядом улицу. Они словно заподозрили в нём копа и готовящийся подвох. Вот-вот, подумали наверняка эти парни, со всех сторон вылетят чёрно-белые «шевроле» с мигалками. Люди в синих на меху куртках с блестящими угольными значками упадут на капот с зажатыми в обеих руках «смит-вессонами» или помповыми «ремингтонами». Трудновато, правда, будет у этих легавых со свидетелями, но всё-таки лишний раз в кутузку попадать… Пустят ещё слух, что нас раскололи и что мы стукачи! Вот будет-то.

  Подростки в ближайшем к ним углу площадки сбились к драной, измятой сетке. Застыли, вцепившись в её кольца, своими крепенькими коричневыми пальцами. Одни с расширенными глазами наблюдали происходящее. Другие, высоко задирая ноги в ударах, заимствованных из каратэ или конфу, показывали как бил «узкоглазый» или как будут бить его.