Текст книги "Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто... (СИ)"
Автор книги: Станислав Графов
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
-Я бы не разделял полностью ваше хорошее настроение, Василий Иванович. Посудите сами: вы попали в его сценарий и полностью... почти полностью его отработали. Фактически, выходит, что Ставински вас подставил вместо себя Лоренсу и его ведомству. Разве не так?
-Так да не так, товарищ Валдис. Он так думает, что я его боюсь, а пуще всего – вас, своё родное начальство. Они там в плену своих дурняков живут, поверьте! Им всё мерещится ночами огэпэу, которого нет и всё такое прочее! Не хотят они от прошлого отказываться. А, как говорится, кто старое памянёт... Ну, и само собой – вбивают в головы, что всякий, кто побывал у них, у своих на подозрении. А если там компру на него сварганят, даже самую неуклюжую – вообще...
-Отчасти это верное, – помягчал Валдис. – Курите? – он вытащил из стола портсигар из дюраля и раскрыл его. – Ладно, решайте сами. Говорят, это даже вредно... Хорошо, вернёмся к делу. Да, действительно, мы в каждом из побывавших т а м видим предателя или шпиона. Просто допускаем мысль... А дальнейшее уже зависит от того, кто там побывал. И как он будет себя вести здесь. Поведёт себя неправильно – ему несдобровать. Пусть он хоть семи пядей во лбу и чище кристалла, это так! Нам не нужны мутные субъекты... предатели явные, точно также и предатели скрытые. Хлюпики, готовые это совершить за пачку сигарет, за образ мыслей, не говоря уже о золоте. Уяснили?
-Вполне.
-Тогда ответьте мне на вопрос: почему вы сразу же не отшили этого Ставински?
-А зачем? – искренне удивился Васька. – решил поиграть с ними, разве нельзя? Пусть он думает, что я его б о ю с я. А как прозреет – будет поздно.
-Что вы имеете в виду? – с интересом сомкнул брови Валдис.
-Ну, он пришлёт ко мне со временем своих сотрудников. Где-нибудь меня повстречают, припомнят кое-что... затем предложат кое-что выполнить...
Васька промолчал и доверительно посмотрел в глаза этого «узколикого» человека с одной звёздочкой на широких золотых погонах.
Тот усмехнулся, как будто увидел его впервые:
-И вы уверены, что вам предложат выполнить задание?
-Ну, а почему они мне позволили уйти? Сдали своих агентов в подполье?
-Вы не ответили на мой вопрос...
-Точно... Я думаю так: они меня сперва проверят – сунут пару-другую поручений для отвода глаз. Откровенной мины тоже не исключаю – на случай, если с нами уже играют. Как только убедятся, что я свой, что мне можно доверять...
-А вам можно доверять? – сузил глаза Валдис.
-А вы мне сейчас доверяете? – широко раскрыл глаза Василий.
Они с минуту помолчали, разглядывая и разгадывая друг-друга.
-Василий Иванович, – вновь усмехнулся Валдис. – Мы с вами сейчас не в бирюльки играем. У нас очень серьёзная тема. Вернее, поле деятельности... Вы спрашиваете, верю я вам или не верю? Вера есть факт, а факты подтверждаются делами. В данном случае – доказательствами. Так вот, пока я не вижу доказательств ни в вашу пользу, ни против вас. Мне пока предстоит убедиться в этом.
-Убеждайтесь, товарищ Валдис, какой разговор.
Валдис вновь усмехнулся
-Это хорошо, что вы так шутите... А убеждаться мне предстоит долго и сложно. Судя по тому, что произошло с вами в немецком тылу. Если конечно, всё рассказанное вами, правда – от ать до ять. Вы о чём-то хотели меня спросить? Не стесняйтесь, спрашивайте.
-Спрашиваю, как именно хотите убеждаться, товарищ Валдис... товарищ генерал?
-О, слишком многое хотите знать, Василий Иванович. Повременим пока. Почему привели к связнику непроверенного человека?
-Онищенко что ли? Да потому и привёл, что непроверенный. Он же не бельмеса не знает. Совесть и жизнь хотелось сохранить парню, вот зачем! Ещё неизвестно, что ожидало его там – после заварухи...
-А по-моему, вы здесь сочиняете и весьма неумело. Его вам подставили, а вы и не заметили. Как не заметили состоявшуюся вербовку. Ведь так?
-Нет, всё я заметил. А его мне подставить не могли. Отряд был бы давно уже под контролем. Вы бы это точно заметили. Да и разведчики у партизан тоже. Я так думаю.
Валдис снова помягчал и провёл рукой по лицу:
-Что ж, в логике вам не откажешь. Действительно, жаль будет, если система вас отторгнет. А вас не тянет к уголовному прошлому?
-Если б тянуло, давно бы ушёл, – хитро прищурился Васька. – Тот, кого тянет, не пошёл бы смывать вину кровью. Уж вы мне поверьте – я таких бубликов навидался...
Валдис погрузился в задумчивость. В кабинет как будто проник туман, повиснув лёгкой серебристой дымкой на «пришторенных» окнах с заклеенными стёклами, на огромной карте , на столе с зелёным сукном, уставленном полевыми телефонами и тяжелым письменным прибором из бронзы.
Затем он побарабанил пальцами на раскрытый портсигар:
-Бубликов навидался... Хорошо. Что вы скажете, если мы вас снова отправим в тыл? С дальним прицелом?
Ваську словно подбросило изнутри:
-Ну, к этому завсегда готовы. Нам только свистни, и мы – побежим...
-Вот как? Так сразу и готовы? А мирная жизнь, водка и девочки?
От его пристально взгляда к Ваське подступила тошнота.
-Я слышал, из своих источников... у вас была сильная любовь в Сталинграде. Она погибла, ведь так?
Кровь хлынула Ваське в лицо. С пугающей быстротой появилась ненависть, которая устремилась ко всему живому. Но в следующий момент его словно окатило из ведра – студёной водой. Он перестал слышать, даже дышать.
-Я приношу вам соболезнования, Василий Иванович. Лишь хочу убедиться, насколько прошлое сильно цепляет вас. Если мы что-то сейчас недоглядим, потом будет поздно. Вы согласны?
-Согласен, куда мне деться.
-Вы сильно их ненавидите? За её смерть? За этот расстрел, при котором вас заставили быть свидетелем? За всё, что они творят у нас?
-Я их просто ненавижу, товарищ Валдис, – наконец ответил ему Васька. – Мне нечего больше сказать.
-Ясно. Это тоже очень хорошо. Важно, чтобы ненависть не перекипала, не жгла изнутри. Такая ненависть дёшево стоит. и ведёт в могилу. Ненависть, как и любовь, это сила. Её надо верно направить, и тогда она будет служить. И верой, и правдой, Василий Иванович. Вам ясно?
-Теперь ясно, товарищ Валдис.
Валдис спокойно встал и прошёлся вдоль линии стола. Его лицо не выражало ничего лишнего – никаких чувств, которые бы лежали на поверхности. Лишь на тонких губах играла лёгкая, дежурная усмешка. Пальцы по шву диагоналевых брюк с лампасами лишь заметно шевелились и вздрагивали. Будто пробовали на прочность какой-то неосязаемый материал, из которого лепились вехи предстоящих событий.
-Хорошо, тогда договорились. И начинаем работать – с этой же минуты... – сказал он по-отечески, не глядя никуда, но обозревая всё.
***
...Среди ночи Ваську разбудили. Он встал, набросил изношенный пиджак, натянул стоптанные туфли и поднялся за конвоем по дровяным ступенькам землянки, куда его определили. Он вышел под купол ночного свежего воздуха. На мгновение остановился и врос ногами в землю, чтобы не упасть. Настолько показалось ему сильным тяготение планет и звёзд, что светлыми сферами покрывали чёрные небеса. Затем – снова подбросило изнутри... Он ощутил лёгкий толчок конвоира, который рукой, а не оружием показывал ему дорогу. Его провели сквозь палаточный городок, мимо полевой кухни, где стоял у грибка часовой. Затем – начался длиный ряд машин под маскировочным тентом, с нашитыми зелёными и коричневыми веточками, пучками травы и шишечками.
В палатке, куда его привели, сидел за раскладным деревянным столиком, наподобие мольберта, уже знакомый капитан Ерохин. Он недобро щурился. Но и без этого не особенно скрывал свои планы. Рука капитана, известное дело, лежала на кобуре.
-Ну что, сука-падла, думаешь, тебе поверили? Лясы с тобой станут точить?
-Да ничего я не думаю... загребал ты меня... – тоже сощурился Васька.
-Ну-ка, ребята, входи – не стесняйся! – кликнул Ерохин своих подопечных.
В палатку вошли вчерашний старшина и ефрейтор из наряда.
-Ой, вот только давайте обойдёмся без крови... – начал было Васька, но тут же получил по почке.
Старшина бил грамотно, с оттягом. Благо, что в частях СМЕРШ, НКВД, в разведке и на флоте проходили бокс. А для особо одарённых – рукопашный бой... Ваську скрючило, хотя он вовремя набрал воздух. «...Бить или не бить?» – молниеносно спросил он себя и тут же, почти не задумываясь, ушёл от прямого удара в челюсть, который вздумал провести ефрейтор. В следующий момент, ухватив его за руку, он крутанул кисть с такой силой, что она затрещала. Затем – перехватил руку старшины, которой тот пытался взять его в удушающий захват. Завязал обе руки узлом... Оба «подопечных», охая и матерясь, рухнули на утрамбованный, усыпанный ярко-жёлтыми опилками земляной пол.
Ерохин был ту как тут – выставил на всю длину воронённый ТТ.
-Ах ты сука, паскудины кусок! Стоять, не двигаться!
-Так, отставить! Хватит выпендриваться, – сказал Васька неожиданно спокойно. – Ещё одна глупость и я за себя не отвечаю. За глупость – тем более...
В руке у него была «финка», которую он во мгновение ока вынул из-за голенища старшины.
-Ладно, герои, – хмуро проворчал Ерохин. – Оба собрались и вышли. Глядеть на вас обоих тошно. Чему вас только учат, чудаков!? На передовую вас надо гнать...
-Вот-вот, для разнообразия – там самое место... – хмыкнул Васька.
-Ножик отдайте, – обиженно засопел старшина, поднимаясь.
Он массировал левую руку и был кирпично-красным от боли.Его подчинённый выглядел не лучше. Когда его глаза, подёрнутые поволокой встретились с Васькиными, он тонко вскрикнул.
-Обойдёшься, на ножик заработать надо. Ножик ему задарма...
Когда «герои» вышли, Ерохин спокойно спрятал пистолет в кобуру. Он принял непринуждённую позу и изобразил на лице самодовольную улыбку.
-Ладно, голубь, приношу свои извинения. Приказано тебе доверять... Убедил... Хоть и есть лично у меня некоторые сомнения, но приказ есть приказ. С этого дня поступаешь в моё распоряжение. Приказ командования, ничего не попишешь. И ещё...
Рука капитана потянулась к планшетке, лежащей тут же, на столике. Он клацнул замочком и в следующий момент извлёк из неё новенькие офицерские погоны с тремя звёздочками, с красным пехотным кантом и перекрещёнными ружьями в эмблеме.
-Приказом командования вам присвоено внеочередное воинское звание старший лейтенант. Теперь ты – прочно в нашей системе, поздравляю.
-Поздравляю сам себя... благодарствую... – начал было Васька проглатывая слюну, но затем опомнился и выпалил: – Служу трудовому народу!
-Ну уж, и мои поздравления прими, – рука Ерохина как бы невзначай потянулась к нему.
Ударить бы тебя или сломать, мелькнуло у Васьки в голове. Но он пожал протянутую руку:
-Что ж, спасибо вам, товарищ капитан. От всей души.
-Полагается обмыть, – прищурился Ерохин. – Но мы этого пока делать не станем.
-Можно и потом.
-...в буквальном смысле, – усмехнулся Ерохин.
Он отстегнул от портупеи флягу,открутил алюминиевую пробку. Затем погрузил внутрь отстегнутые от зажимов звёздочки с погон:
-Вот так обмывать будем. Чем не традиция? Трезвая голова погоны донесёт, звёзд не растеряет...
Через час они уже неслись на трофейном «кюбеле» с поднятым камуфляжным чехлом в направлении Смоленска. Но перед этим Ерохин подробно осветил все детали предстоящей операции. Детали были такие – у Васьки даже в зобу дыханье спёрло...
-..Вот сейчас с объектом в контакт войдёшь осторожненько и лёд сдвинется. только учти – объект серьёзный, подготовленный, – напутствовал его капитан. – Ещё с довоенных пор. так что уговор: не зевать, рук и слюней – не распускать...
-Нда-а-а... – Васька, подпрыгивая на сидении, старательно изучил все предложенные ему фотографии. – Объект что надо. В самом соку-с...
-Не ёрничайте, товарищ старший лейтенант, самому понятно. В твои задачи входит представить всё так, будто ты ищешь довоенные связи, пробиваешь каналы. Ясно?
-Вполне.
-Ну вот и молодца! А теперь слушай и запоминай...
Ерохин, словно стесняясь гула двигателя, шепнул ему на ухо адрес и условный пароль по месту «ящика».
-Ящик? – Васькины брови понимающе сложились в гармошку. – Это не просто явка?
-Не просто. Туда складируется резидентура на оседание, оттуда – выносят и передают... Я тебе поэтому и говорю – будь спок!
***
Через сутки, получив комплект поношенной формы лейтенанта артиллерии, вещевое и продуктовое довольствие и все полагающиеся документы, в том числе офицерское удостоверение на имя Ивана Борисовича, старшего лейтенанта и уполномоченного отдела СМЕРШ 3-го ИПТАП 445-ой СД Центрального фронта он уже ходил с видом знатока по улица Смоленска. Он зашёл на вещевой рынок и оценивающе прошёлся вдоль рядов барахольщиков, где предлагались новые и поношенные костюмы, разной годности примусы, чайники, сковородки и прочая утварь. Мимо него уже кого-то, взлохмаченного и с синяком, в разорванной гимнастёрке, провёл комендантский патруль. Ваське показалось знакомым это лицо – парень был на вид восемнадцати лет, усыпан конопушками, но с пугающе-спокойными серыми глазами. Но он пока никак не мог вспомнить да и не желал напрягаться ради такого пустяка. Потом вспомнится – в самый подходящий момент. Или неподходящий... Но, как говорится, в самый нужный – не убавить-не прибавить. Словом, ещё будет время.
Он обошёл ряды, где торговали продуктами: задержался у торговцев сахарином. Затем взошёл на паперть смоленского собора, где пообщался со старушкой в церковной лавке, купил четыре свечки грубого серого воска. Он установил их поочередно в таком порядке: возле иконы Святого Александра Невского, Пантелеймона Целителя, Божьей Матери и Христа Спаса.
При выходе из собора к нему подошёл малыш лет 7-10 в ношенной курточке из германского френча и в вылинявшей, видавшей виды будённовке.Ни много-ни мало, но – попросил на семечки... Васька усмехнулся и сунул ему в руку с чёрными ногтями аккуратно сложенный бумажный червонец. причём купюру, уже сложенную вчетверо, он вынул из правого нагрудного кармана гимнастёрки и сделал это левой рукой...
Покружив по рынку до 11-50 т сверившись с командирскими часами-компас, Васька, он же Спицин, решительно забросил вещмешок за спину. Этого оказалось достаточным, чтобы сорваться с места и двинуться по Советской, при немцах – Адольфгитлерштрассе, а при царе – Кадетской вниз – к Депру. Возле дома на Советской,7, отмеченного в предписании военной комендатуры, которое было заверенного настоящим числом,он остановился и решил привести себя в порядок. Вынул баночку ваксы, обувную щётку и бархотку, принялся надраивать кирзовые сапоги так, что через 15 минут они загорелись синеватым отблеском в лучах оранжевого летнего солнца.Затем, Васька поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице с высокими потолками, где местами виднелась дранка и пахло мышами, прошёл по такому же длинному коридору. Постучал в нужную дверь.
-Вам кого? – прозвучал певучий женский голос.
-Вас, прекрасная сеньора! Здравствуйте! Я из комендатуры, определён к вам на постой. Отворяйте пожалуйста, не то помру от смущения...
Дверь немедленно открылась на хорошо смазанных петлях, которые и не думали скрипеть или скрежетать. Сначала выглянуло миловидное личико с прямым носиком и пытливым взглядом серых глаз, под которыми собирались морщинки. (Васька тут же машинально отметил, что особе, видать, пришлось много хлебнуть и не такая она молодая... Или немцы использовали в интересном качестве в походном или стационарном борделях, либо находилась в «фильтрации» СМЕРШа или чекистов и используется в качестве внешней агентуры.) Показалось плечико, обтянутое голубым ситцем с белыми кружевами на воротнике и вырезе – там вздрагивали женские окружности, на которые строго воспрещалось пялиться.
-Ой, товарищ командир, простите...ах... я не одета...
Васька невинно скосил глаза и протянул перед собой прямоугольный листик с фиолетовым штампом и синей печатью:
-Вот предписание. Смотрите и изучайте...
-Нет, что вы! Я вам верю, товарищ...
-Спицин! Фамилия у меня смешная, не для девушек, – сказал Васька, прикладываясь к пилотке. – А имя и отчество вполне обычные. Могу сказать не краснея: Иван Борисович. А для вас, понятное дело, просто – Ваня, Иван...
-Аннушка, – сказала девушка, просто и мило улыбнувшись.
При этом она отмела ладонью воображаемую прядь волос. Вздохнула и слегка дунула на неё. приём был хорошо известен – психологическое воздействие, позволяющее сконцентрировать внимание собеседника на несущественных, но эффектных деталях. Вытекающие из этих деталей последствия оставляли желать лучшего.
-Ну, входите, что же вы... – девушка расправила плечи и набросила невесть откуда взявшийся платок «павлиний глаз», что слегка выцвел и был побит молью. – Ну, суточные прожиточные или месячные – вперёд, пожалуйста. Извините, так конечно не начинают...
-А!.. Можно и не так! – Васька решительно сбросил с плеч вещмешок, распустил узел тесёмки и стал по-ухарски выкладывать на овальный дубовый стол, забранный голубой клеёнкой своё пищевое богатство.
Мановением волшебства сильных и красивых рук на столе оказались четыре банки с американской консервированной тушёнкой, две буханки свежего ржаного хлеба тонкого помола, связка воблы, две упаковки рафинада, пачка пшённого концентрата и две шоколадки «Спорт».
Миловидная особа, жадно вдыхая такие вкусности вместе с запахом, однако сделал вид, что ничего не чувствует и ничего не видит. Васька тут же подхватил эту игру и принял вид радушного хозяина своего вещмешка, что укрепляло его положение в этом «ящике».
-Что-то чаю не видать, Аннушка. Тьфу, чёрт, забыл, – он стремительно вынул из вещмешка две банки кофейного напитка «микоян». – И это прибавьте... И давайте-ка – ставьте воду на примус, прекрасная сеньора! А то в ногах правды нету. Тем более – на желудок пустой... Когда пустота, извините, поёт романсы: желудок требует одной пищи, а душа иной.
Особа послушно исполнила всё, о чём он сейчас попросил. Лишь установив на примус чайник и переключив краник на безопасный огонь, поинтересовалась:
-А какой иной пищи требует душа, Василий... товарищ командир? Или Вася. Можно вас так называть?
-А вполне! Даже запросто! Так и зовите. Меня все Васькой кличут. И в части, и дома.
-Так какой-такой иной пищи? Вы не ответили...
-А, вы про это... Ну, когда видит мужчина прекрасную Цирцею или Афродиту, или сразу двух в одном лице – в военное лихолетье... И хочется ему, скажем, наизусть «Мцыри» прочесть, Михаила Юрьевича Лермонтова. Или даже главу из «Евгения Онегина» – уже Александра Сергеевича... Там где: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, то...»
-"...уважать себя заставил...", – виртуозно подхватила особа, усаживаясь напротив.
Васька зааплодировал:
-Ну, вы просто богиня, Аннушка! Вам стихи посвящать надо! Жаль, пока слагать не умею. Но, желание – штука сильная. Корпеть буду – сложу обязательно...
-Да уж стихи послушать я люблю... – завела к потолку глазки Аннушка. – А вот, кстати, наш чаёк поспел!
-Вернее водичка к чайку. А вот и сам... – Васька эффектно выложил последний сюрприз – две пачки сухумского, которыми его снабдили в комендатуре.
-Какая прелесть! Да он у вас – бездонный! А мы здесь на чёрством хлебе сидим...
-Дак, всё для фронта, всё для победы, – загадочно подмигнул Васька. – Идёт Великая Отечественная война...
Они разговорились. Особа оказалась крайне словоохотливой, хотя провела всё это время в оккупации. Она пробыла в фильтропункте СМЕРШ с неделю, так как работала сначала уборщицей в фельдкомендатуре, а потом – в полицейской управе. А вчера ей вручили предписание, проверку прошла. Как и у всех, побывавших под немцем, у неё был изъят советский паспорт, украшенный розовым штемпелем с орлом и свастикой – заместо была выдана временная справка о пройдённой проверке и проживании.
-Наверное глупый вопрос, – Васька сперва потупился, а затем улыбнулся как ни в чём не бывало: – Пытались связаться с городским подпольем, партизанами? Глупый, потому что понимаю: не так-то это просто. Да и кушать всё равно хочется...
-Да, в последнем вы особенно правы... Был настоящий голод! – Аннушка с лёгким испугом опустила глаза. По её бледному личику пробежали неясные тени. – Знаете, люди, особенно пожилые, старики... умирали прямо у себя или на улицах. Некому было за ними смотреть. Мы, молодые, должны были как-то выживать. Всё, что могли – мы делали...
Васька не стал спрашивать дальше. Он понимающе кивнул и стал тянуть чай из блюдца. При этом он шумно смаковал, посапывая и постанывая, будто в бреду вспоминая прошлое.
-А вы где воевали, простите... Василий, товарищ.. э-э...Всё никак не могу привыкнуть к этим... Ну, перекладинам...
Она, томно сверкнув серыми глазами, указала на погоны. Затем стала похрустывать сахаром, который ещё до того, как задать вопрос, сунула себе в рот.
-Ага, понял, Анечка. Да ничего – я тоже также, как и вы, и по шпалам, и по рельсам... Петлицы они, знаете, больше о мировой революции и о товарищах славных напоминали. Известных советскому народу по Гражданской и скоренько забытых, так сказать... А воевал я... А где я только не воевал, у самого хочется спросить? И под Царициным, и под Курском. Вот сейчас пока сюда временно перебросили. Вы не подумайте, я это – того, всё время на фронт прошусь! Но что поделать, с начальством не поспоришь. Приказали – выполним...
-А на фронте не страшно? – мило округлила глазки Анечка.
-Да как вам сказать...
-Да так и скажите.
-Ха... Страх он понятие философское, а не жизненное. Как сказал себе боюсь – так и сгинул... Вот я слышал, что тут, в оккупации, в ходе боёв фрицы сразу стреляли одних, а других либо отпускали совсем, либо на работы в Германию... Так вот, это они стреляли тех, в ком страх сразу видели. Мёртвый страх! Когда человеку всё равно, что жить – что умирать. Когда интереса к жизни нет – это от одного к другому страх передаётся. А они, гады, это как никто другой чуют. Особенно, когда мы им под Царициным бока-то обломали...
-Да, под Царициным. Спасибо, Вася, за разговор. Ещё пообщаемся. Покуда я пойду к себе – голова что-то кружится...
Девушка легко встала и, проведя руками по бёдрам, отправилась в свою комнату. При этом – скосила на него взгляд и грациозно повела бедром. На любого мужчину это произвело бы впечатление, на Ваську – тоже. Но он лишь встрепенул плечами и громыхнул под столом сапогами. Затем, поднявшись с места, стал стелиться и укладываться на кровать с медными шариками над изголовьем. Что б было веселей, он напевал: «У самовара я и моя Маша, её глаза так много обещают...»
Васька благополучно продрых до вечера (документы и оружие он сунул под подушку), когда в 16:15 его разбудил сильный стук в дверь.
-Анька, открой, сука... курва такая! Открой, иначе хуже будет, говорю!
Так как в дверь продолжали стучаться – да так, что она тряслась, а с косяка сыпалось,он решил встать. Открыл щеколду... Перед ним тут же предстал неопрятный тип в ношенном пиджаке, одетом на засаленную гимнастёрку, от которой несло машинным маслом; в красноармейских бриджах, заправленных в «гавнодавы» без обмоток. Лохматую шевелюру железного цвета покрывала красноармейская пилотка, выгоревшая на солнце, с тёмным пятнышком от звёздочки.
Лицо субъекта, крупное и обозлённое, лоснилось от выпитого, а красные возмущённые глазки противно блестели.
Увидив Ваську, «лицо» немедленно отступило:
-Ты кто такой, хер?
-Ты хером не разбрасывайся – без хера останешься...
-Ах ты, падла...
«Лицо» старательно обвело взглядом худой, но сильный торс противника (Васька был в одних сатиновых трусах до колена), сделал молниеносный выпад левой. Но тут же завопил – перехваченная его рука оказалась в Васькином «замке». В следующее мгновение «лицо» оказалось на полу – сверху его давила боль в предплечье и кисти. Васька её вывернул против часовой, а затем – на себя.
-Пу-у-усти, сукоедина-а-а... Урекаю, хер... на пятаки порублю... ох-х-х...
В проёме неожиданно возник другой силуэт – по-моложе:
-Ты чё моего братку бьёшь, крыса грёбанная... тыловая?! Я те счас, паскуда...
Этого Васька свалил короткой подсечкой в голень. Затем – с маху припечатал пяткой в ключицу. Это вырубает минут на 10-15, хватит!Так и произошло. Тем временем Васька «приголубил» обладателя «железных» волос . Он взял его в удушающий захват и рывком, вывернув руку, поставил лицом к стене:
-А ну-ка, дядя, самых честных правил... скажи – кто навёл? А какие у тебя дела к Аннушке?
-Ой, соколик, обознался я, обознался... Вижу – не по адресу я, не по адресу... Не тот это адрес, а-а... сука... Там и дверь другая, и дом другой!
-Да что ты говоришь! Я вот сейчас из твоей руки – крендель...
-Ты это, соколик, извини! Отпусти меня – подмогу...
-Подможешь? – васька ослабил хватку: – Так уж и быть, дядя, отпускаю... пока! А насчёт твоего подможешь... Потом обговорим. Бог даст – встретимся, Земля круглая. Харе!
-Цинк!
Аннушки дома не было... Васька выпроводил обоих (второго тащил первый, виновато хрюкая). Затем подышав и испив стакан воды, принялся уже серьёзно за своё обустройство в этом «ящике». Но уже в 15:30, петляя среди развалин на берегу Дона, он быстро отыскал нужное место, где его ожидал Ерохин, переодетый в форму капитана-интенданта.
-Вот оно как... Уже взяли в оборот, – присвистнул тот, задирая фуражку. – Так быстро! Что ж, дело пошло.И дело пошлое... А Аннушка эта – знатная штучка. Но настоящая хозяйка этого ящика – ещё важней. Вот на неё выйти и надо, установить где она и что она...
-Давеча в открытую говорилось, что она – связная со здешним резидентом. Кроме того, там, у них... мне этот Фоммель явно намекнул на знание – что делал Краснопольский под Смоленском, – не моргнув глазом ответил Васька.
Он смотрел на синевато-стальную гладь Днепра, что морщинилась от ветра, на гигантские клёпанные конструкции, лежащего в воде моста.
-Её ещё подполье засекло на контактах с ними. Вернее – с ним... Да вишь, посчитали, что лучше поберечь её связи и сыграть с ними в тёмную...
-Если решили, что правильно... – согласился Василий, определённо кивнув головой. – Что уж теперь... Могу сказать одно – работает нагло, временами. А временами – даже ювелирно. Я бы так сказал... Хотя комбинация с ворами прошла нахрапом. Ну что бы они этим выиграли, даже оглушив меня и связав. Утрата документов, табельного оружия. Вербовка?..
-Пошло, примитивно, – кивнул Ерохин. – Хотя со многими прокатывало... Но наша с тобой задача, как раз – за умного сойти. А это – игра в дурака... Кто кого дурней, как говорится. Что называется, вербанули впрок, а он – засыпался... Это скорей всего – следствие установки, которую выслали на тебя фрицы... этот хер Фоммель и другой... проверяют всех, со схожими приметами. Ты же там легендировался как уголовник бывший. Ну они вот, проверяют – ты выдашь своих? Не выдал, значит – свой, молодец...
-Вот я как кумекаю, товарищ капитан. Не надо торопить ничего. Они ждут, что я проколюсь: или сам начну на них инициативно выходить – запрошу контакт и помощи... Мол боюсь, что завалюсь... Либо – в бабы, водку и прочий разврат ударюсь... Либо – просто к вам приду и всё постараюсь выложить. Вот на этом, самом последнем, они вообще не думают меня поймать. Они рассчитывают больше на второе. Поэтому Аннушка так и оживилась, когда я ей – про Царицин вместо Сталинграда...
-Но нам нужны явка и пароль, не мешало бы отзыв. У ящика есть замок и ключик. И то, и другое...
-У нас есть хозяйка, а она – явно что-то делает, чтобы привлечь или отпугнуть. буду наблюдать. Наблюдайте и вы – с улицы.
-Хозяйки! – поправил Ерохин. – У нас есть хозяйки. Их две, я уже сказал...
-Хозяйки... Тогда задача упрощается. Надо вычислить, которая из них... Я хочу сказать, от которой к которой, и как идёт информация. И самое главное – способ... Человечек какой, связник, либо тайник. Согласны, товарищ дейтенант?
-Согласен, товарищ старший лейтенант. Тогда действуем так: ты к ним в доверие втирайся. пригласи Аннушку погулять, угости... деньгами посори. На тебе ещё – три сотни, больше не могу, – Ерохин вынул из планшета три синих купюры. – Мелких даже не проси – не банк... Скажешь, что только что оклад выплатили. И самое главное – пропой ей, что в скором времени тебя здесь не будет. Мол, отправляют тебя на юг, а там – бои идут, хотя и тепло, и фрукты... Сосредоточь её и своё внимание на своих ощущениях, будто там главная заварушка после Курска готовится. Лады? в смысле, как поняли боевую задачу?
-Лады, понял хорошо, не жалуюсь. Разрешите идти?
-Ну вот и ладушки... молодец... – протянул ему руку Ерохин. – Не жми крепко, пальцы оторвёшь...
Этим же вечером, потягивая из блюдечка ароматный сухумский чай, Васька бросил Анечке мимолётом: «Знаете, прекрасная сеньора, нас ждут великие дела! Преимущественно в Крыму и преимущественно в подземельях... Читали такую вещь у Короленко – „Дети подземелья“? Вот то-то и оно что, так операция в Крыму и будет называться – все мы дети..»
Но через секунду он почувствовал замогильный холод в душе. Точно ледяная пропасть разверзлась под ним. Он ясно услышал слова кого-то из партизанского отряда – его назвали Краснодольским… Этот агентурный псевдоним прикрытия знали лишь в Управлении СМЕРШ, ответственный за операцию, что курировал Васькину заброску, и немногочисленные сотрудники прикрытия, что создавали Васькину «легенду», не считая Ставински, Фоммеля и их хозяев. Задуматься было над чем. Необходимо было дать знать куратору, а тот в свою очередь должен был доложить по инстанции Валдису.
Но как это сделать – Василий думал, хотя улыбался и заигрывал с дамой…
ГЛАВА IX. ТАИНСТВЕННЫЙ ФАКТОР.
...Вы уверены, что наш подопечный справится с заданием? – живо поинтересовался у Ставински оберст-лейтенант (подполковник) Отт, крупный чернявый брюнет с северогерманским акцентом.
В руках он держал последние оперативные сводки – радиограммы о перемещениях объекта Краснопольский-Краснодольский, которого вела поисковая группа -"ягедкоманда". Если и верить – объект «залёг на дно» близ деревни Алёшино (30 километров от Орла), затем проблуждал в направлении на северо-запад ещё 15 км, после чего – объявился за линией фронта. Там он на короткое время возник в фильтрапункте СМЕРШ Центрального фронта, где его фильтровали подсадив один раз к германским пленным, очевидно, проверяя на знание германского и поиск связей. Затем, после несостоявшегося ложного расстрела, некто в звании майора артиллерии увёз его то ли на «виллисе», то ли на «газике» – источник марку не запомнил...
«А может это вообще был мотоцикл?» – с подступившим раздражением вывел на полях Отт карандашом, но затем, спохватившись, принялся стирать ластиком эту «улику» .
-Уверен, герр оберст-лейтенант, что если его используют как подставного дурака, то он будет красоваться с мишенью на голове как подопечный Вильгельма Телля. Его скоро так и выставят – принесут нам в жертву с какой-нибудь уликой, чтобы взбросить информацию, якобы имеющую для нас важность. У русских просто нет другого выхода. А мы сделаем вид, что не заметили их игру и поиграем сами, – учтиво кашлянул Ставински. – Ещё, герр оберст-лейтенант, мы уже много раз согласовывали детали операции «Игрок». Уверен, либо надо зарубить идею операции изначально, либо запускать «игрока» без всяких проволочек.