Текст книги "Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто... (СИ)"

Автор книги: Станислав Графов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

На непослушных, подгибающихся ногах он двинулся вперёд. Бородёнка сама задралась. Он чувствовал как сердце отбивает скорый ритм, почти скачет в груди. Внутри же бушевал пожар. Всё разогрелось донельзя, будто сидел он в паровозной топке.

-Папочка-а-а, спаси-и-и...

-Иду, иду, доченька, – заплетающимся языком произнёс Трофим и бесстрашно двинулся за голубовато-зелёную рослую фигуру. – Сейчас, сейчас... я энтого гада...

***

Выстрелы из «вальтера»  прозвучали слабо, но они всколыхнули всю улицу. Да и во дворе всё поменялось. Танненберг  как ошпаренный едва не встал на носки сапог. Затем – прыгнул и отскочил назад.Его улыбка внезапно провисла углами вниз, глаза стали как у загнанного хорька.

-Эй, кто стрелял? – спросил на той стороне улицы обер-ефрейтор. – Вы слышали, ребята?

-Никак нет, герр обер-ефрейтор!

Я не тебя спрашиваю, Ганс! Эрнест Штерн, ты слышал?

Тот положил винтовку на локоть – рука под плащ-накидкой судорожно взяла муфточку предохранителя:

-Там, в стороне дома что-то три раза хлопнуло...

Обер-ефрейтор с тяжёлой квадратной челюстью, под метра два ростом, моментально оживился:

-Всем снять с предохранителя! Это приказ!

-К исполнению...

Танненберг, не слыша больше выстрелов, но понимая, что всё кончено, произнёс с затаенной злостью:

-Извините, фройлен... и фрау, мы ещё свидимся. О да, конечно свидимся. И вы, надеюсь, измените ко мне отношение. Это ещё впереди, а пока...

Он сдвинул подошвы сапог на подковах и массивных четырёхугольных шляпках, сделал поворот кругом. Хотелось показать этим русским бабам, что германский солдат тоже умеет проигрывать – с достоинством! Это вам, чёрт возьми, не Сталинград! К этой теме мы ещё  вернёмся. И он бы повернулся и промаршировал к крыльцу с резными петушками, если бы не одно обстоятельство. На него из тьмы, со стороны чулана, что утопал в подсолнухе, двигался, как приведение, сам Тимофей Косницин. Его рыжеватая бородка была дыбом, глаза за заострившемся лице светились неземным огнём. В них не было ни страха, ни отчаяния. Одна лишь холодная готовность – сделать шаг туда, откуда больше нет пути.

Такие взгляды Таннеберг видел в тылу и на фронте. Чаще всего у русских и у немцев, что недолго жили. Каких зачастую подхватывала без задержек Костлявая Дама по имени Смерть.У русских почему-то такие взгляды встречались чаще, даже в тылу. И немцы, видя такие обречённые глаза, считали: жить им всё равно не хочется – надобно ускорить этот процесс. И ускоряли...

-Was ist Loose, Wek! Suruke! – сумел он выдавить из себя шепотом.

Рука неожиданно скользнула по бедру к кобуре. Но там оказалось пусто, и Танненберг почувствовал, как кровь отливает от висков.

-Shneller... Fier, Verdammpt! – заорал кто-то что есть сил.

А Танненберг вдруг принял зверское выражение на лице, подсучил уже закатанные рукава. Сперва он по ошибке захватил армейский жетон оцинкованной стали, что висел на груди. Чертыхнулся, вытянул из-за маки с ладанкой оберег на кожаном шнурке – поцеловал деревянную и плоскую конскую голову.

-Ну что, дикий Иван, давай биться в рукопашную?! Кто кого?!? Ты и я, германец и русский! Только бокс, только борьба...

Косницин не слыша и не понимая, лишь ускорил шаг. «Давай, сука, поговори ещё у меня», – лишь шептали его губы, сухие и сморщенные, какими они сделались вмиг.

-Па-па-а-а!!!

-Трофимушка-а-а, бег-и-и...

А хрен вам, бабы, подумал Косницин. Насос выскользнул у него из полы и шваркнулся о сапог.

-Вы животные... свиньи, грязные, навозные... вам нас не одолеть! – заорал Танненберг, налившись кровью до палевых ресниц и бровей. – Вы все трусы!!! Только и м-и-можете, что бежать от страха перед комиссарами на наши славные пулемёты... Фрицы, не стрелять! Он нужен мне живой, чтобы показать превосходство германского духа...

-Совсем спятил, – покрутил пальцем по боковой пластине каски обер-ефрейтор Пауль Грубер.– Пока не стрелять... – он снова толкнул Эрнста: – Возьми этого русского на мушку!

-К исполнению...

Танненберг  был на голову выше Косницина. Его веселило и возбуждало чувство собственной безнаказанности. Издали староста казался ему маленьким и щуплым, а к тому же боязливым. разминая кулаки и стараясь танцевать вдоль воображаемой перекладины, штабе-фельдфебель прижал локти к животу – сделал пробный выпад, отклоняясь назад... Затем в такт удара – выбросил левую ногу, носок которой оказался под правым кулаком. В глазах на мгновение загуляли кровавые огоньки, вспыхнуло зарево из прошлого – горела русская деревня под Смоленском, в которой его взвод перестрелял оставшихся жителей. Воспоминание сдавило его со всех сторон. Чтобы освободиться – он с рёвом бросился вперёд на бородатого человечика.

...Косницин был первым в кулачных боях Ещё до революции, когда парни сходились стенка-на стенку до первой крови, из-за девок, на спор и на масленицу, он зачастую выходил победителем. У всех лица оставались в синюшно-багровых разводах и сиреневых припухлостях. У него – хоть бы хны! За кулачными боями он наблюдал с 6 годков. Драться его учили братья и отец, что сам был первый «кулачник» на деревню и имел приз от купца Осьмухина: серебряные швейцарские часы «буре» на массивной серебрянной же цепочке. Был, по слухам,  в 1913-м кулачный бой с парнями с соседней Краснюхиной, где покойный Демьян и отличился.

Поэтому, когда Тимофей увидел (первое правило!) как противник распаляется, он не дал страху подчинить себя. Его как будто переломило – голова оказалась на уровне груди здоровенного немца. Кулаки оказались сжатыми перед лицом. В глаза противнику он не смотрел. В памяти точно прозвенели слова тятеньки: «Ежели противник больше и удар  у него дюже, то смотри ему на ноги. Как двинет – так одной ногой в ту сторону и ступит. Там, где нога не ступает – туда и бей.Да не бей, дубина, кады дышишь! Воздуху-то набери прежде – тады вместе с ним, выпускай...»

Танненберг сделал длинный выпад – левым хуком попытался достать бороду Косницина. Попал лишь в верхушку правого плеча. Тот, низко склоня голову, забежал ему в правый бок.

-А, русская свинья... грязный Иван, ты хочешь спрятаться?.. – торжествующе заорал Танненберг и тут же получил сильный тычок в бок.

Затем сильный удар пришлёпнул ему ухо. Оно вмиг вздулось и налилось багровым пожаром.

Танненберг на мгновение спрятал злую усмешку. Затем попытался достать Тимофея ударом локтя – не вышло. Вёрткий мужичок мгновенно ушёл в стороны. При этом – едва не угодил ему в челюсть левым кулачком, который на поверку оказался не таким уж маленьким. Танненберг едва успел закрыться. При этом он отметил – русский бил, далёко выбрасывая вперёд туловище и пританцовывая. Это было не похоже на бокс, но более всего походило на танец.

На крыльцо хохоча вышел Амор Гётц, за которым семенил Брюнне.

-Что за свинство, штабе-фельдфебель? А, это бокс... ты и русский... Что ж, продолжайте – я разрешаю... – едва выговорил Гётц, которого замутило.

В следующий момент он перегнулся через резное перило под навесом с петушками – из него полилось...

Сзади к нему бросился Брюнне:

-Мой шеф, вам надо срочно прилечь! Давайте, я вас доведу...

-Нет, назад! Оставь меня! Не хочу в эту свинячью русскую постель с клопами и грязными женщинами! Zuruken,Shwaigen...

...Тимофей действительно пританцовывал, так сходились на кулаках в деревнях – под гармонику. Так учили кулачному «премудрству» старики молодых парней. Это помогало чувствовать удар. Помогало уходить от него. Кроме того и самое основное – помогало беречь и накапливать силы перед броском и решающим тычком. Именно он, этот «колотун», валил человека с ног, даже самого здоровяка.

Поэтому он сразу заметил все слабые стороны противника. Немец был здоров и силён. Но он не умел экономить и копить силы. Он вкладывал их в каждый удар и опустошал себя. Происходило это незаметно для него  самого, что было самым коварным, когда сходятся на кулаках.

Когда ноги немца в кованых сапожищах, у которых расширялось голенище, стали незаметно вихлять, Тимофей понял – настало время! Он уже приноровился к тактике, изучил его удары, которые тот проводил той половиной тела, которой бил. Стоило кулаку оторваться от туловища или плеча – в движение приходила вся сторона могучего корпуса под мундиром. Затем – ручищи с засученными рукавами уходили кулаками к подбородку, локти закрывали низ. Опасны были удары ногами, которыми немец едва не свалил его однажды. Но – танец учил его расслаблять тело.Из него уходило напряжение. А немец двигался как заведённый, по своему пути. Словно опасался переступить невидимую черту.

«...Ну, сука, ты у меня сейчас попляшешь», – подумал Тимофей со спокойной яростью. Он вложился в удар – правое плечо немца моментально обвисло. Левой он попытался достать этого рыжеватого здоровяка в скулу. в следующий момент – их кулаки с «хряском»  встретились, столкнувшись костяшками.Из глаз Тимофея брызнули искры, на мгновение всё вокруг осветилось. Ему показалось, что он видит во тьме. Затем кованая, похожая на кровельный лист подошва германского сапога мелькнула на уровне груди. Тычок...  В глазах помутнело – Тимофей лишь успел "боднуть голенище кулаком. Затем он ушёл от удара локтём – немец довольно ловко пытался нанести его сверху, по его спине. Но – снова получил ногой, теперь уже по голени.

Согнувшись в три погибели и делая вид, что падает, Тимофей вложил все силы в удар. И не промазал – кулак правой точно врезал по колену. Левую ногу здоровяка переломило. Он и ойкнуть не успел, и «швайне» сказануть! Его лишь запрокинуло назад. Немец, не будь дурак, тут же поправил дело – выпрямил туловище. И его мгновенно, по инерции кидануло вперёд – точно на встречный...

...Когда мощное тело оказалось на земле, Тимофею в глаза упёрлись лучики из красных, синих и белых бликов.Мелькнула треугольная вспышка. Из-под ног взметнулась земля, запорошив бороду. раздался другой выстрел – Тимофею показалось, что пуля шевельнула волосы на лысине.

-Па-а-апка, беги-и-и!!! – заголосили в один голос жена и дочь, кинувшись из сарая.

-Назад, дуры! – властно, окрепнувшим голосом приказал Тимофей, поглаживая бороду. – А то обоих да кнутовищем... Пущай видют, немчура  окаянная...

На траве ещё ворочался здороровяк-немец с галунами, но Тимофей уже видел, как к калитке «сквозанул» знакомый силуэт. Это был...

ГЛАВА VIII. В ТИСКАХ СМЕРШ.

...Первым же самолётом По-2 (У-2) он был переправлен ночью на Большую Землю. Когда шасси коснулись посадочного поля, Васька, понятное дело, ощутил смутную тревогу. И было отчего. Перед линией ангаров и колючей проволоки, перед заправщиками ЗИС-5 стояли «додж» и «опель-лейтанант». Перед ними, освещённые жёлтым маревом прожекторов, стояла группа из шести офицеров. Они выстроились в один ряд и напоминали каменные изваяния – стояли, не шелохнувшись.

Через час он уже трясся в «додже» в окружении двух пехотных лейтенантов и одного капитана-артиллериста, который показал ему на аэродроме книжечку в коверкотовом переплёте.Противу всех ожиданий, они поначалу даже шутили, исключительно между собой. Это навевало всякие незнакомые чувства, отчего тревога на душе только усиливалась. А потом возникла давящая пауза, и – обвал в молчание и холод. Как выяснилось – подъезжая к отделу контрразведки СМЕРШ.

И вскоре в дивизионном отделе началось именно то, что он ожидал – допросы с пристрастием...

-Ты, сука, изменник, мать твою! – орал на него невысокий, но крепкий капитан с нашивкой за ранение и солдатским Орденом Славы: – Что, Родину предал, СМЕРШ предал? Всё обос...?! Говори, сука, а то загребу так, что не обрадуешься!

В подтверждение он бил Ваську вполсилы по шее и по лбу, время от времени плевал ему под ноги или в лицо.

-Слышишь ты, хер моржовый, уймись?! – спокойно цедил Василий, пока хватало ему и его терпению.

-Ах ты так...

Капитан сделал выпад левой ногой и больно приложился по голени. Васька сдела кручёный выпад левой – капитан в одно мгновение ока рухнул на дощатый, местами вытертый до блеса пол. От потрясения он даже не матюкнулся – словно оставил Ваське язык. Играя скулами, под которыми гуляли желваки и тараща глаза, оказавшиеся бледно-зелёными под светлыми ресницами, он сидел и смотрел на него, будто видел впервые. Затем – вскочил, как проткнутый через половицу, и выхватил из кобуры ТТ.

-Ах ты, сука абверовская... диверсант херов! Ну, ты у меня...

В следующий момент прогремел выстрел – пуля скользнув над головой Васьки, потревожила красочный плакат «Бей фашистскую гадину!»

-А вот зачем казённое имущество портишь, капитан? – ласково осведомился Васька, продолжая сидеть как ни в чём не бывало. – Его, понимаешь, учили с врагами бороться, а он – мало того, что бумагу типографскую портит, так ещё и стенки дырявит! Так ведь недолго сквозь стенку-то бойца советского подстрелить или командира...

Честно говоря, Васька не видел, что капитан угодил в плакат. Но ему до смерти хотелось уязвить его. Именно так можно было создать объективное отношение к своей персоне – почему-то подумалось ему в этот момент.

На шум выстрела ворвались бойцы и дежурный из коридора. Но капитан сделал предостерегающее движение:

-Ничего страшного, ребята!" Стрельбы тут у нас! Живо по местам...

При этом он продолжал оставаться в положении сидя – никого это не смутило. Ваське это показалось странным – он и виду не подал.

Когда всё улеглось и устаканилось (в коридоре звякнуло стекло), он лишь повёл бровью:

-Однако... Смелый парень. Уважаю таких врагов. Ну, давай, колись. Имей ввиду – ты угодил к капитану Ерохину. У меня ещё не такие кололись. И я тебе замечу – всякий народец был. И мелкая шушера – бутылкой склад зажечь или танк, а шушера по-крупней – поезд под откос пустить... Были и матёрые, вроде тебя. Шифры и пароли хитрые называли, всякие небылицы выдавали да легенды слагали. Всё равно я их колол. и по-хорошему, и по-плохому. Так что выбирай, по каковскому?

-Ты, капитан Ерохин, того... Если такой умный, как говоришь, должен сообразить – если человек оттуда пришёл, себя назвал, значит нужно доложить. Вот я тебя спрашиваю...

-Спрашиваю здесь только я, – немедленно надул щёки Ерохин. Он легко привстал, держа пистолет  у бедра. – Понял-нет?

-Да понял я, понял... только время драгоценное идёт, по капельке... кап-кап... Ты должен знать, что такое время в военной оперативной обстановке...

-А ты меня на знание не дави... на понт дешёвый не бери, понял?! Я цену своих слов знаю! Не тебе меня учить!

-Так, товарищ капитан... на вопросы ваши готов ответить, если они не относятся к деталям операции. Это единственное, чем я вас могу обрадовать и успокоить.

-Ага, вот так... – капитан бочком, смотря из-исподлобья, прошёлся вдоль помещения. – Конкретно хочешь... А можешь ответить на вопрос – почему в деревне, близ которой тебя выловил партизанский дозор, стрельба была и полицая убили?

-А мне откуда знать... это надо у жителей спрашивать. И у тех, кто эту стрельбу затеял.

-Что же ты так безбожно врёшь?! А ещё говоришь пароли... Ты в деревне был или не был, отвечай?!?

Васька было разинул рот, но – капитан тут же оглушил его криком:

-Встать!!! Немедленно встать!!!

-Не ори, как радиоточка – ухо заложил...

Капитан снова выстрелил – пуля выбила из стенки щепы, которые неприятно кольнули Васькин затылок.

-Ну, мать твою ты даёшь... Пулевой тир из кабинета устроил...

В следующий момент дверь снова открылась. Но вместо дежурного лейтенанта с красной повязкой стоял высокий плотный майор с усами, как у Будённого:

-Что тут происходит, капитан? Что это вы расстрелялись без меры? Доложите по форме!

-Товарищ майор, – вытянулся капитан Ерохин, – провожу допрос недовыявленного диверсанта и шпиона согласно нормативным актам ГУКР СМЕРШ. И товарища Абакумова лично...

Майор скривился и незаметно покрутил пальцем у виска:

-Проводите, благодарю за службу. Только тише проводите – у вас дым кольцами и звон в ушах...

Когда дверь захлопнулась, Ерохин виновато заморгал. То ли дым сизыми кольцами лез ему в глаза, то ли... Хотя он тут же справился с собой:

-Ты ещё сидишь, диверсант херов?! В карцер захотел? Или к фрицам пленным? Ага, сейчас организую...

-Организуй-организуй...Заодно организуй мне связь с управлением СМЕРШ  фронта, чаёк с ватрушками или с баранками. Ну, с бубликами тоже можно. Можно на нас двоих, без обид. И поверь – это в твоих же интересах, капитан.

-Ты в деревне был или не был, когда стрельба началась?!

-Отвечаю, в деревне был.

-Следующий вопрос: ты на встречу со связным пришёл один?

Нет, с фрицами хотел схохмить Васька. Затем у него перед глазами мелькнул мохнатый бурый силуэт в ярко-зелёной листве, и он спокойно ответил:

-Нет, пришёл не один.

-С кем пришёл, говори?!

-Говорю: пришёл с бывшим изменником Родины по фамилии Онищенко, который прибился ко мне во время стрельбы в деревне.

-Так, уже хорошо, что начал колоться сам... Хвалю-с! – капитан осторожно спрятал оружие в кобуру, но оставил клапан открытым. – Вот ведь – у фрицев какие пистлеты удобные, «вальтер» и «парабеллум»... он же «люгер»...Кнопочки там всякие для выброса обоймы... так или не так?

-Да, есть такое, – усмехнулся Васька, чувствуя, как наводят тень на плетень.

-Вот я и говорю, – усаживаясь за стол, молвил капитан почти доброжелательно.Рука его потянулась к графину на сейфе, что стоял сбоку, в углу: – Пить хочешь?

-Можно, если не шутишь.

– А не шучу... На вон, держи.

Капитан забулькал водой в стакан, затем – не донеся его – опрокинул содержимое на пол...

-Вот ведь незадача – не хочет к тебе стаканчик идти. Водичка тоже не хочет... Водичка, а водичка, – обратился он к графину, – почему не желаешь идти в рот этому господину? Что, не слышу?.. Потому что он господин, а не товарищ, отвечает водичка. И вообще – тёмная и мутная личность...

-Ну, и театр ты мне устроил, капитан. Хороший театр, ничего не скажешь... Только к делу его никоим образом не пришьёшь. Ты давай по делу. А то меня в сон...

-А ну, отвечать – почему привёл постороннего на встречу со связным и настоял на его приводе в лагерь?!

-Ну, ори дальше и громче... Может – в Москве тебя услышат или в Берлине. Признаю, что поступил в нарушение инструкций, готов отвечать. Но парень этот... В общем, пожалел я его. Надо дать ему шанс искупить вину перед Родиной.

-Понятно всё с тобой... Скажи мне, водичка,  – руки Ерохина театрально сложились у груди, – ты веришь этому субъекту? Нет, отвечает водичка, снова не верю. Ещё мутнее стал...

-...А скажи-ка мне, водичка, – не выдержал Васька. – Не кажется ли тебе, что товарищ капитан гонит напраслину и вообще – то ли не доспал, то ли не доел?  Или головокружение у него по товарищу Сталину образовалось, от успехов? Ага, отвечает водичка, что-то того...

С минуту он и капита смотрели друг на друга с наигранным веселием.

-Ну, ты, хер, и мутный...

-От хера слышу...

-Ну, поговори у меня ещё – договоришься... А ты знаешь, что мы таких мутных обязаны к стенке ставить – в двадцать четыре часа?

-Я много чего знаю. Знаю например, что ты обязан провести со мной предварительный допрос по всей форме дознания – взять все установочные данные или установить мою личность по исходным.И уложиться в двадцать четыре часа. Ничего пока из перечисленного пока ты не сделал, капитан. А что к стенке хочешь поставить, так этим не пугай. Через всё это мы уже проходили. Потому – не страшно...

-А раз такой смелый и умный, тогда отвечай, как тебя звать-величать. На самом деле, а не по легенде. Фамилия, имя, отчество, год рождения!

-Год рождения, дату крещения... Капитан, ты получил от меня позывные фронтового управления СМЕРШ? Ты получил от меня пароль и куда  его надо донести? Тебе этого вполне достаточно.

-Вот видишь какое у нас получается противоречие, водичка? Со следствием этот субъект мутный не желает сотрудничать...

-Пойми, не могу и не имею право. Это на «вышку» тянет: разглашение секретных данных.

-А что привёл в партизанский лагерь изменника – не тянет?! Ты вышку себе заработал – будь спок! Так что терять тебе нечего. Фамилия, имя, отчество, дата рождения, живо!

-Капитан, раз такой непонятливый – я вообще помолчу.

-Хорошо... Что ж, водичка, пускай этот мутный субъект сутки посидит в камере. А потом – поглядим, какой он смелый...

Вот ведь зараза, подумал Васька, когда его выводил конвоир. Время так поджимает – начал прессовать... Интересно, он вообще обо мне доложил? Или уже сработала контрлегенда этого хера Ставински? Не может быть, что б так скоро. Да и вообще – нужно ли ему, выгодно ли меня так подставлять? Вряд ли... Скорее всего, наши встрепенулись, когда узнали о моём исчезновении из города. Шёл себе по улице, затем угодил в облаву, задержан или арестован не был. Очевидцы видели, как сел в машину с номерами «СС», принадлежавшую службе СД. Затем – вообще куда-то пропал... растворился, что называется. А это похоже на вербовку. После – объявился на встречу со связным с изменником Родины, который его сперва связал. Затем – эта невероятная версия с помощью неизвестного существа... А накануне моего пребывания в тех местах ещё и стрельба в деревне приключилась. И изменник – именно в ходе этой стрельбы на меня вышел и ко мне пристал. При чём – он и не скрывает, что из-за него эа стрельба случилась, что он первый стрелять начал,хотя и в воздух.

Нет, что меня вообще оставили в живых и доставили куда следует – за это благодарить надо, и СМЕРШ, и Господа Бога и всё на свете. Интересно, я бы такому "мутному субъекту поверил хоть на грош? Уже сомнительно – дело тёмное...

Его заперли в бывшее помещение МТС, где боксы для техники были приспособлены под камеры. Видимо, это успели сделать немцы: дверные проёмы были закрыты калитками из колючей проволоки. Запрещалось говорить и перекликаться – стоящие в проходах часовые немедленно пускали очередь поверх голов.

Ваську действительно сунули в камеру с пленными немцами, которых было человек пятьдесят.Были тут и офицеры, и рядовые стрелки, пару унтеров и даже один обер-фельдфебель с ленточкой Железного креста 2-го класса, с красным  кантом артиллериста на погонах и в петлицах. Выглядели они браво, ничуть не смущаясь своего положения. Верховодил ими высокий крепыш в плаще-пелерине, из-под которого выглядывал небесно-голубой френч люфтваффе.

«..Странно, – подумал Васька, – почему не в комбинезоне?  Или взят разведкой? Почему тогда содержится в общей камере? Ведёт себя вызывающе, явно обращает на себя внимание.  Точно – тут что-то мутно, товарищ капитан...»

-Ain sigaretten, Bitter Ser? – обратился он по наитию к лётчику, что был в чине гауптманна.

Немцы и без того тихие, заметно поджались и стали ещё незаметнее. А лётчик, не долго думая, кинул ему пачку румынских сигарет «симфония».

Васька ловко поймал на лету, и в следующий момент от стены над окном, забранным колючей проволокой и прикрытым деревянным «козырьком», с визгом вылетели крошки бетона. Ударила очередь из ППШ...

-Вот я тебе поговорю! – рявкнул ефрейтор в проходе. – Жить надоело?!

Немцы, рухнувшие в солому ещё проворней, чем Васька, и не думали вставать. они лежали, прикрыв головы руками. На ногах остались лишь Васька с лётчиком.

-Вот выпендриваются, служивые! Патронов им не жалко... – начал Васька.

-Хорошо, камрад, – на правильном русском обратился к нему немец, приятно улыбаясь. – Пулям не надо кланяться ни при каких обстоятельствах. Храбрый солдат так и поступает! Оставь себе из пачки три сигареты...

-Прекратить разговоры!

-А, может, хватит? – Васька широко расставил ноги в истоптанных ботинках, давно потерявших свой первоначальный цвет. – Не надоело свой хлеб на фуфель отрабатывать?

Ефрейтор кого-то кликнул. Явился старший наряда – старшина в годах. Сумрачно посмотрел и коротко бросил:

-Выводи обоих – воспитание проведем. Руки за голову!

-Никогда не страшно умирать, камрад.. – начал было лётчик, но получил прикладом в бок...

Васька дёргаться не стал. Заложив руки за голову и сочувственно поцокав на скривившегося гауптманна, он вышел с ними во двор, оплетённый колючей проволокой. Там их приставили к стенке с выщербинами от пуль и подтёками крови. Не долго думая, старшина полоснул из ППШ. Первой очередью – под ноги, второй – в стену. так, что волосы от пуль зашевелились.

-Что, полегчало, фрицы? Станцуем ещё?!

У Васьки не было желания станцевать. Он лишь согнулся в ногах. А гауптманн не выдержал и подпрыгнул. Старшина и стоящие с ним бойцы дружно загремели от хохота.

-Вы, черти тыловые... кончай развлекаться! – в сердцах молвил Васька, оглядываясь.

-Сюда иди! – поманил его старшина, нехорошо усмехаясь.

-Ага, сам такой умный – сам и иди...

-Иди, а то – хуже будет!

-А ты не старайся – хуже видали...

Когда Васька уже прикидывал, как ему лучше увернуться от удара прикладом, за железной колючкой остановился «цюндапп» В люльке, укрытой замшевым чехлом, сидел давнишний майор с усищами o-la Семён Михайлович Будённый.

-Так, всё – оставить! Прекратить стрельбу! – скомандовал он старшине та буднично и так спокойно, будто проделывал это в одно и то же время по многу раз. – Этого – ко мне, немца – в бокс. И – отделить от остальных... вы поняли?.. И что б больше никакой самодеятельности...

-Есть, товарищ майор, – уныло отвечал старшина, очевидно свыкшийся с однообразными ответами.

Его кряжистая тяжёлая рука сама собой взметнулась к выгоревшей до бела пилотке с жестяной красной звёздочкой.Очевидно, что человек он был бывалый и успел повоевать на финской, а то и в Монголии. Многие смершевцы, пользуясь связями, запасались у интендантов ленд-лизовскими пластмассовыми пуговицами и звёздочками из зелёной пластмассы. А этот изменять своим правилам не желал.

Когда Ваську, наконец, вывели за проволочные ворота, майор и сопровождающий его младший лейтенант сапёрных войск обступили его с боков.

-Догадываетесь?.. – майор усмехнулся и похлопал по планшету ладонью.

-Немного, – устало, но с облегчением отвечал Василий. – Что-то до вас пришло...

-Да, догадываетесь. Сйчас, без разговоров – ко мне. По пути не вздумайте бежать или что-то в этом роде. Времени на ваш поиск нету. Уяснили?

-Да, а как же... Проще меня убить, чем за мной бегать.

-Ну, не шутите так мрачно. Война есть проверка на прочность. Вы её прошли достойно. Благодарю вас и приношу свои извинения. В мотоцикл, прошу... пожалуйста...

***

В штабе фронтового управления СМЕРШ Василий предстал перед унылым, мрачным генерал-лейтенантом.Но так было только с виду – Васька в этом быстро разобрался.  На его тонких губах играла саркастическая усмешка. У генерала был высокий залысый лоб и умные проницательные глаза.На груди сияли ордена Красного Знамени, Орден Славы. На золотом  басоне широких погон были ясно различимы танковые эмблемы, но это ещё ни о чём не говорило. В СМЕРШе, как и в оперативном руководстве Красной армии действовал уже давно особый режим секретности. В отличие от немцев, у которых на погоны одевались специальные муфточки, скрывавшие номера полков и дивизий, да плащи с прелинами, прикрывавшие эти погоны, генералы носили полковничьи и даже майорские знаки различия, проводили рекогнесцировки на обычных полуторках или «студдерах» без охраны. Особый дух секретности вносил сам Сталин, которого в телеграммах ВЧ «Экстра» или «Воздух» именовали «ТОВАРИЩ ВАСИЛЬЕВ» " или «ТОВАРИЩ ИВАНОВ».

Такой же скромности, что украшает человека, он требовал от остальных – не форсить перед противником, но обеспечить скрытность при перемещении войск. Ибо генеральские погоны с их блеском много стоили в этом плане для разведки противника. А она как известно, не спала.

-Генерал-лейтенант Валдис, – представился незнакомец, протянув Ваське длинную узкую ладонь с тонкими пальцами. – Присаживайтесь, Василий Иванович. И давайте без церемоний. Я этого не люблю и специфика не допускает.

-Спасибо, товарищ генерал, – пожал ему руку Васька, присаживаясь по-удобней на мягкий стул.

-Чего не шутим? – осведомился Валдис, в свою очередь присаживаясь. – Мне уже рассказывали о вашем искромётном веселии.

Васька попытался встать, но два невидимых  луча вдруг вырвались из карих зрачков Валдиса. Это само собой решило вопрос о церемониях.

-Товарищ генерал, разрешите обратиться... Я уже нашутился и со мной уже нашутились.Я совсем недавно в системе. Поэтому нет смысла отрицать мои знания, хотя и неполные. Специфика есть специфика – этим всё сказано, – усмехнулся Васька. – Но...я и за линией фронта  проверялся дважды, а то и трижды. И здесь меня тоже проверили – немного...

-Обижаетесь, между нами говоря? – чуть нахмурился Валдис.

-Нет, что вы... – по Васькиной спине прогулялись ледяные мурашки. – Как можно... Просто хочу сказать – слишком много проверок. Утомительно немного.

-Слишком много проверок не бывает. Они или есть или их нет, Василий Иванович. Вам следует это усвоить и принять к сведению. Только тогда вы окончательно приживётесь в системе. Или система отторгнет вас. Вы этого хотите? Мне бы этого не хотелось – искренне вам говорю. Поверьте...

-Верю, товарищ генерал.

-Вот и хорошо. Давайте к сути вернёмся. В двух словах опишите суть происходившего с вами во вражеском тылу. Затем получите бумагу и перо – напишите всё обстоятельно в этом кабинете.

Васька неторопливо принялся излагать. В двух словах, конечно, не получилось. Но он постарался сделать как можно короче свой рассказ, не опуская тем не менее самые примечательные детали.

Валдис слушал внимательно, подперев длинное узкое лицо тонкой рукой. Глаза сохраняли при этом  выражение сосредоточения и печали. Один раз – когда речь зашла о подписке, данной Лоренсу, – он было сорвался вперёд. Но тут же совладал с собой. Васька отметил, как глаза у него немедленно блеснули и тут же померкли. В них промелькнула не то решимость, не то лёгкое огорчение. Последнее почему-то напугало Ваську, но он и виду не подал.

-Хорошо, – повторил Валдис, будто говорил с собой. – Хорошо... Ну, а теперь, прежде чем перейти к эпистолярной форме, ответьте на несколько вопросов. Готовы?

-Да, готов.

-Вот и хорошо.Когда вы получили первое предложение о сотрудничестве с Абвером от Ставински?

Васька на минуту ошалел, но тут же собрался с ответом:

-Так... Начнём с того, что как такового предложения о сотрудничестве я не получал. Ставински лишь озвучил угрозу предать огласке компрометирующие меня снимки. Затем заявил, что никакой подписки с меня брать не будет. Да я бы ему не дал никакой...

-То, о чём вы говорите, уже есть вербовка. Очень жаль, что вы этого не заметили.

-Да, но я не давал ему никакого согласия. Он думает... уверен... что напугал меня. Что ж, пускай думает. Не на таковских напал, – усмехнулся Васька.

Валдис и без того посерьёзневший, совсем помрачнел: