Текст книги "Не потревожим зла"

Автор книги: Соня Фрейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Господи, он плачет… как человек.

Она разрыдалась вместе с ним, одновременно пытаясь вытереть его слезы, которые были такими теплыми. Неужели это их удел – плакать вдвоем во тьме целую вечность, расплачиваясь за ошибки друг друга?

– Алиса, мне хуже, чем когда-либо, – зашептал он сразу несколькими голосами. – Если ты снова меня оставишь, я останусь таким навечно – ущемленным, неполноценным, брошенным. Не наказывай меня так, не в этот раз, пожалуйста, пожалуйста… Я не могу отсюда выйти, понимаешь? Я не могу сделать это сам.

Это прозвучало как заветная комбинация, освобождающая какую-то ее часть, ждущую этого часа уже много лет.

«Менахем…» – раздалось отовсюду как заклинание.

Что-то стянулось в черную точку, и внутри произошел беззвучный взрыв. Она ощутила пространство и его границы, которых раньше не было. Над ними бешено крутилось огромное колесо, дробящее чужие кости, но его уже никто не вертел…

Алиса взяла Якоба за руку и потянула вперед. Здесь не было направления, но она чувствовала, что путь появится вместе с ее шагами.

– Тогда иди за мной, – произнесла Алиса чужим бесполым голосом. – Ты просто заблудился. Я отведу тебя домой. Я знаю, где он.

Якоб уронил голову на грудь, точно из него вынули заводной ключ, и покорно последовал за ней, как в первый день их знакомства. Когда-то она взяла его за руку и сказала те же слова. Они заканчивают там, где начинали.

Наша любовь – это взаимное чувство вины.

Наш союз – это пакт меж убогим и утешителем.

Я принесу тебе мир.

Я принесу тебе тишину.

Ты больше никогда не будешь несчастен.

Они шагнули из одной черноты в другую, в зеркале напротив.

Якоб исторг крик, превратившийся в оглушающее многоголосое эхо. В Алису вдруг ударил нестерпимый свет, разъедающий их обоих.

Мрак оказался иллюзией.

Тело Якоба билось в агонии, но Алиса обняла его, чтобы удержать и не дать упасть в ту пропасть снова. Измерения света и тьмы дрожали, норовя разойтись в разные стороны, но она удерживала их вокруг них двоих. Ткался кокон. Менялось пространство и время.

– Тихо, тихо… Все хорошо, я с тобой, слышишь? – зашептала она уже своим голосом в его кровоточащие уши.

Внезапно руки сами разжались. Держать стало некого.

Она сделала шаг назад и упала. Боль от соприкосновения затылка с полом была чудовищной. Но сердце отмерло и застучало очень громко. Перед глазами все еще дрожал свет, и колесо в его потоке… Неизвестно откуда взялась странная мысль, что сейчас оно вертится правильно.

Вскоре проступил скошенный потолок мансарды. Тяжело Алиса перевернулась на бок, и ее стошнило. Голова дико болела то ли от удара, то ли от произошедшего.

Неподалеку лежало опрокинутое зеркало-транзит.

Якоб мерцал в нем, как под толщей позолоченной солнцем воды. В его взгляде все еще виделся легкий укор, но вдруг он улыбнулся и его губы беззвучно что-то сказали.

«Я пришел куда должен. Мне сказали, что я снова стал целым. Пока, Алиса».

Его медленно поглотили переливающиеся разводы.

Алиса изможденно откинулась на пол. В этот момент она поняла, что он свободен. Они оба свободны.

***

Люк вернулся вечером и нашел ее уже спящей. Лампы-черепа привычно скалились из своих углов белым светом.

Ему хотелось рассказать ей, как прошел день, обсудить, как здорово продвигается альбом и что в эти моменты он даже не чувствует себя больным. Как будто вместе с музыкой к нему незаметно возвращались и жизненные силы. Как ребята радуются новому материалу и отрываются на полную катушку. Как комично паникует Анри, угрожая всем и вся непонятно чем. Как много лука они положили в картофельный салат. И что кока-кола брызнула ему сегодня в глаз. А переходя дорогу, он увидел на заборе чудовищно жирного кота, который проводил его таким взглядом, будто это был сам Будда.

«Это все жизнь, Алиса. Ее куски-заплаты. Жизнь, оказывается, как безумное одеяло, которое шила слепая бабушка. Но, господи, как я буду по всему этому скучать…».

– Эй… – тихо сказал он ей на ухо, – ну не спи. У меня полуночная болтливость.

Она шевельнулась под тонкой простыней. Люк прижал ее к себе, чувствуя, будто приблизился к безымянной святыне.

– Поговори со мной, Алиса… Давай опять пошутим на какую-нибудь неэтичную тему. Что-нибудь про неравенство полов или естественный отбор.

Ее дыхание было настолько легким, что она казалась мертвой. Люк уткнулся подбородком в выемку между плечом и шеей, ловя тишину. Интуитивно он почувствовал, что Алиса чем-то вымотана. В ее безмолвии таилась нечеловеческая усталость.

– Что ты делаешь целыми днями, девушка из морга? Что вообще творится в твоей душе? – продолжал он говорить сам с собой. – Ты инопланетянка, Алиса. Ты с другой планеты. А Сен-Симон прилетел за тобой на гигантской стрекозе, чтобы забрать с собой. Спорим, у него и антенна на башке спрятана, недаром она лысая.

Люк нес чушь, на его языке постоянно крутился какой-то комичный бред. Он вздохнул, а луна из-за облаков пролила на них свой слабый свет.

– Знаешь… В детстве я постоянно думал: зачем люди ходят в церковь? Зачем молятся кому-то, кто всегда молчит? Как ты сейчас… Но потом я понял, что человеку постоянно надо смотреть вверх – на идолов и королей, на купола соборов, возведенных людской рукой, на небо, в конце концов. Чтобы надеяться. Чтобы не быть одному. Молчащий Бог – тоже Бог, разве нет? Но потом я открыл для себя музыку и понял, что ошибался. Бог – в звуке. Он и есть звук. Это совершенный тон, которого мы пытаемся достичь через семь нот. Значит, ты всегда слышишь своего Господа. Поэтому я творю. Я хочу собрать Бога по частям, и пусть Он не замолкает.

Люк усмехнулся своим мыслям, которые даже ему самому показались причудливыми, как сюрреалистичные картины. Но говорить со спящей Алисой было так же легко, как и с бодрствующей. Останавливаться не хотелось.

– Я допишу этот альбом во что бы то ни стало. Он будет лучшим из всего, что я делал. Молчащие боги оживают через музыку. Они говорят с нами, даже когда мелодия прекращает звучать. И это все… благодаря тебе.

Люк наклонился над ней и вдруг замер. У нее были открыты глаза, и луна раздвоилась в них белыми бликами, залив всю поверхность глаз. Алиса смотрела вперед, но не видела. Это выглядело несколько жутко. Было непонятно, спала она или нет.

– Оставь эту музыку, – вдруг низким, чужим голосом произнесла она.

– Что? – ему показалось, что он ослышался.

– Не дописывай свой чертов альбом. Он никогда не должен закончиться, – отчеканила она.

Один глаз погас, и внезапно в ее мертвом взоре мелькнуло что-то чужое. Будто через нее говорил и смотрел кто-то другой, откуда-то не из этого мира.

– Ты жив, пока ты его пишешь. Как только ты поставишь точку, ты умрешь.

С этими словами ее веки опустились, а тело расслабилось. Люк зачем-то перевел взгляд на луну, потом обратно на нее. Но ее дыхание снова выровнялось и стало глубоким и размеренным.

В груди шевелились смутные догадки обо всем, что происходит, о его музыке, вдохновении и о ней.

«Если я жив, пока пишу его, то мой Бог милосерден, только пока я дарую Ему голос».

 
And every time your vent your spleen,
I seem to lose the power of speech.
You’re slipping slowly from my reach,
You grow me like an evergreen,
You’ve never seen the lonely me at all.
 

 
Каждый раз, когда ты срываешь на мне злобу,
Я словно теряю дар речи.
Ты медленно ускользаешь от меня,
Но ты сделал меня неуязвимым,
И ты никогда не знал одинокого меня.
 

Placebo feat. David Bowie «Without You I’m Nothing»

Глава четырнадцатая
Лица в осколках

Июнь был прохладный. Город накрывало дождями, после которых проглядывало спокойное солнце, походившее на лик умиротворенного божества. За пределами особняка по-прежнему кипел Берлин – город всех бездомных и сумасшедших, – но Люк с Алисой жили в другом мире. В этом доме глохли все внешние звуки, кроме шелеста ветра, который постоянно гулял по комнатам, обещая скорые перемены.

Алиса сдала экзамены и продолжала работать по ночам в своем исследовательском институте. Никто из ее малочисленных знакомых не подозревал о том, где она теперь живет. А скажи она, все равно ей никто не поверил бы.

Берлин полнился лицами Люка – на постерах, билбордах и безразмерных плазах – но ни одно из них ему не принадлежало. Алиса знала и привыкла к другому Люку – ненакрашенному, заспанному и смешливому, как мальчишка. Он и был вечным мальчишкой. Музыка так и не дала ему повзрослеть, может, и к лучшему.

Все, что происходило в их реальности, существовало внутри них самих. Алиса с удивлением обнаружила, что за эти два месяца прошла очень долгий путь. Она не могла точно сказать, где сейчас находится, но это была дорога длиною в жизнь.

Он появлялся дома к ночи, она – под утро. На рассвете они наконец-то пересекались и тянулись друг к другу, сплетаясь руками и ногами, как корни посаженных рядом деревьев.

«Мы всегда будем друг друга находить, днем или ночью. Мы теперь связаны».

Они просыпались одновременно через пару часов, ощущая тепло собственных намертво сцепленных тел.

«Ну вот и все, – хотелось сказать ей. – Вот мы и стали одним целым, хотя даже не планировали».

В эти спокойные моменты Алиса ловила себя на ощущении, что от него больше не исходит тот болезненный шорох, походящий на развеивающийся пепел. Вместо этого она улавливала странную тишину, исходящую от его времени. Как если бы кто-то ухватил стрелку часов и задержал ее, и от этого покорно замерли и сами шестерни.

Эта тишина была неестественной, но и не плохой.

Алиса не понимала, как ее считывать. Люка поставили на паузу, и временами он мог даже сойти за здорового.

Кашель возвращался всегда неожиданно. Люк поспешно уходил в ванную, где подолгу сидел, выплевывая себя по частям в раковину. Дверь всегда была плотно закрыта, и Алиса оставалась по другую ее сторону. Люку его состояние казалось унизительным, хотя он никогда не формулировал своего отношения к болезни в таких словах. Но это сквозило во всем его поведении.

– Я хотел бы быть кремированным, – заметил он как-то раз. – Огонь – это красиво. Люблю все красивое. А лежать в земле жутко, темно и одиноко. Ненавижу замкнутые пространства. Если я умру при тебе, не жди Анри. Спали меня на заднем дворе.

– И буду водить вокруг твоего костра хоровод с фанатами, – не удержалась от ехидной ремарки Алиса.

– Да, и загадай желание. Говорят, когда сжигаешь человека, все сбывается, как при падающей звезде.

– Замолчи. У тебя мерзкие шутки.

– Как и у тебя.

– Замолчи, Янсен!

– Хорошо.

Он всегда себя так вел. Постоянно отпускал дурацкие комментарии по поводу своего состояния, и иногда это выходило настолько забавно, что они не выдерживали и начинали смеяться, как если бы для них не было ничего святого.

– Ну не плакать же, – замечал в такие странные моменты Люк.

Зеркала пылились в мансарде, больше ничего не отображая, как бы она их ни переставляла. Они включались точно по какой-то команде, обманчиво заставляя Алису верить, что у нее есть силы менять реальность, распоряжаться жизнью и смертью. Она даже перестала видеть в них случайные души и проклятое колесо.

Из-за этого Алиса все чаще задумывалась о том, что попала в переплет случайных процессов. Видения в зеркале, освобождение Якоба, смутные предчувствия о мире мертвых – не более чем случайности чудовищной силы.

И нет у нее никакой власти над зеркалами и смертью.

Ей все показалось.

Она все напутала.

Значит, и Люк уйдет, ибо таков порядок вещей…

…И утро было прежним, и день казался таким же, как и вчера.

***

В одном из зеркал перестала отражаться дверь. Алиса разглядывала абсолютно гладкую стену, пытаясь выжать из этого видения очередное руководство к пользованию.

– Сколько можно? – раздался за ее спиной знакомый недовольный голос.

Из-за того, что дверь не отражалась, она даже не видела, как он вошел. Это было свидетельством каких-то тонких преобразований в двух реальностях.

– Ну, что там в твоем зомбоящике крутят?

– Дверь не отражается. Значит, и ты, – отстраненно констатировала она этот факт.

– Это просто дискриминация – не отражать людей с раком легких.

Он усмехнулся, но на его лице не было и капли веселья. Наблюдать Алису, приросшую к проклятым потусторонним стеклам, – это его не на шутку раздражало. Что она вообще в них видела? Неужто больше, чем он?

Все это начинало казаться бесполезным. К зеркалам он относился как к продукту неудачной рекламы, когда пообещали с три короба, а в итоге подсунули барахлящую самоделку.

– Ты напоминаешь мне маленькую девочку с разбитой коленкой, – заявил он. – Так вот, когда коленка уже почти зажила, девочка начинает расковыривать рану снова, чтобы узнать, что там, под корочкой… Оставь уже зеркала. В них нет правды. Забудь вообще все, с чего мы начинали.

Алиса раздраженно отвела взгляд от своего отражения, отчасти осознавая его правоту.

– Танатос тебя обманул, – неохотно вымолвила она. – Это не просто память, как он выразился. Воспоминания изменить нельзя, а события в зеркалах – можно. Я… я вытащила Якоба.

Повисла долгая пауза. Люк наконец-то повернулся к ней, напряженно взирая исподлобья. Алиса чувствовала себя так, будто ступила на какую-то скользкую тропинку.

– Откуда? – последовал закономерный вопрос.

– Из тупика. Самоубийцы бродят во тьме между всем, что есть, – ответила она. – Они существуют ни здесь, ни там. Их можно видеть на перекрестках дорог, между станциями поездов, домами, везде, где есть щели и зазоры. И нужно вытолкнуть их, как застрявший камень. Мне удалось это сделать как-то интуитивно через эти четыре зеркала. Значит, и с тобой можно…

– Ну давай, выталкивай, – ехидно отозвался Люк. – Я уже приготовился.

– Почему ты вечно ерничаешь? – начала злиться Алиса. – Все это смешно только до определенного момента, а потом уже выглядит глупо и жалко. Тебе все равно, что с тобой будет?

– Если честно, то да, – отозвался Люк. – Меня задолбало ждать смерти, бояться ее, бежать, что еще глупее. Я просто хочу дописать свой альбом, а дальше разбирайтесь без меня. По правде говоря, я даже рад, что умру. Надоело все.

Алисе показалось, что он ее ударил. Она уставилась на него горящим взглядом, умом понимая, что так можно говорить только от отчаяния и бессилия. Но эти слова по-своему задевали, даже если его равнодушие было напускным.

– Ну, извини, что утомили.

В зеркале Люка по-прежнему не было. Там стояла только она, ругающаяся с пустотой.

– Это ловушка, Алиса, – чуть мягче сказал он, чувствуя неловкость за свою импульсивность. – Кто-то управляет зеркалами и манипулирует реальностью. При помощи отражений можно создать массу иллюзий и мнимых истин. Не ведись.

Договорить они не успели – раздался звонок в дверь. Оба замерли, почему-то восприняв это с каким-то испугом. В этот дом никто не приходил, кроме них.

На мгновение Люк замешкался, а затем спустился вниз. Алиса осталась одна. Испытав мимолетное искушение расколотить в порыве злости все зеркала, она двинулась за ним.

На крыльце обнаружился Анри, а по дорожке к дому следовала его жена, крепко держа за руки двух мальчиков лет десяти. При виде их Люка всегда бросало в холодный пот, ибо он не понаслышке знал, что дети Анри – избалованные неуправляемые засранцы.

– Это что за семейный визит? – недовольно поинтересовался он, в то время как Анри уже влетел в прихожую и грохнул фикус в угол.

– Люк, ты моя последняя надежда, – пропыхтел он. – У нас случился пожар, и сейчас я пытаюсь договориться насчет страховки. Мне надо перекантоваться у тебя день-два, не более. Вера и мальчики сегодня вечером летят в Испанию, они ненадолго.

Судя по тому, как он активно стягивал с себя пиджак, вопрос считался фактически решенным. Люк только поскреб затылок. Говорить «нет» у него получалось хреново.

– А из-за чего пожар? – рассеянно спросил он, глядя на то, как дети Анри с первобытными криками врываются в дом.

– Да недомерки эти… играли в горящий самолет и… – начал было Анри, но, увидев перекосившееся лицо Люка, поспешно добавил: – Не очкуй, я за ними слежу. Ты же знаешь, меня они слушаются.

– Он отобрал мою приставку! – гневно воскликнул один из мальчиков, тряся Анри за рукав.

– Это моя приставка! – немедленно последовал упрямый ответ откуда-то из кухни.

Живо обернувшись, глава семейства рявкнул:

– Так, а ну хватит носиться!

Особого эффекта это не произвело. Люк скептически поднял брови и закурил.

– Да вижу я, как они тебя слушаются, – заявил он. – Не удивлюсь, если узнаю, что в горящий самолет ты играл вместе с ними. Слушай, время сейчас не очень подхо…

Договорить он не успел – Анри сорвался в погоню за своими крикливыми сыновьями. Похоже, что предложение Люка пожить в отеле останется неуслышанным.

Алиса застыла на лестнице, недоуменно наблюдая за военными действиями, а затем перевела на Люка вопросительный взгляд. Тот лишь закатил глаза.

Анри вернулся в холл со взмыленной шеей, а дети, судя по всему, от него умчались. Его жена приветственно кивнула Люку и отправилась в ванную.

– Вот же черти, а!

– Я хочу, чтобы ты пожил в отеле, – постарался снова донести до менеджера свое пожелание Люк.

– Я посплю на кушетке в кабинете. У нас выгорели кухня и гостиная, а спальни провоняли дымом так, что жить там невозможно. Кстати, что за телка? – с интересом спросил Анри, заметив застывшую на ступенях Алису.

– Неважно. Забирай свое семейство и фикус, я не настроен принимать гостей.

Крики и топот детей раздались уже где-то наверху. Судя по всему, они гонялись друг за другом по второму этажу.

Внизу в это время царило молчание. Анри переводил взор с Люка на Алису, которые одновременно уставились на лестницу, словно что-то предчувствуя.

– Да пошел ты, кретин!

– Сам кретин!

Раздался тяжелый грохот и стеклянный звон.

Люк и Алиса сорвались с места почти одновременно, взлетая на третий этаж, дверь на который она не заперла. Ступени внезапно кончились, и наступило тягостное молчание. Они стояли на пороге мансарды, а притихшие дети Анри вжались куда-то в стену с круглыми глазами.

Зеркало-транзит было разбито. Оно валялось на полу, а вокруг переливались бликами многочисленные осколки. Осталась всего лишь пустая рама…

– Мы случайно, – просипел из угла детский голос. – Простите…

– Люк, ну дослушай! – бубня, Анри влетел в зал и тоже застыл, глядя на погром. – Ох, ни фига себе! Это мои пацаны, да?

Люк резко развернулся и приблизился к продюсеру с побелевшим лицом.

– Уводи своих выродков прочь! – рявкнул он. – Ты хоть понимаешь, что они натворили?!

– Люк, – Анри успокаивающе поднял руки, одновременно пятясь к выходу, – это же антиквариат, да? Я выплачу тебе стоимость этого зеркальца, пусть даже мы будем голодать или мне придется ограбить банк…

Внезапно он замолчал. Люк даже не улыбнулся. Анри вообще никогда не видел его настолько разозленным. Янсен большей частью был спокоен, даже инертен. По крайней мере, казался таким.

Некоторое время он смотрел на приятеля с невыразимым бешенством, потом без слов вылетел из комнаты. Анри ринулся за ним, но по дороге у него в голове что-то щелкнуло и он шустро подхватил Алису под локоть.

– Вот что, милая, ты переспала с Люком – и хватит с тебя! Иди-ка домой.

– Эй-эй, я не…

– Конечно. А то я вас, фанаток, не знаю.

И, не обращая внимания на ее возмущенные оправдания, он решительными толчками выпроводил ее к выходу.

– Да я живу тут! – возмутилась она.

– Да, вы все думаете, что тут живете.

– Спросите у самого Люка! И руки уберите от меня!

– Спрошу, не волнуйся. Давай, иди, сейчас у нас куча других проблем. – Он даже не слушал ее, активно выталкивая с порога, а она нелепо цеплялась за косяк.

– Люк! – попыталась позвать его Алиса. – Люк!

Но он как сквозь землю провалился.

В какой-то момент Анри вытеснил ее на крыльцо и ловко захлопнул дверь. Она выругалась на чем свет стоит и начала пинать ее ногами.

– Янсен, черт бы тебя побрал! – заорала она. – Отдай мне хотя бы вещи, если твой продюсер решил меня выкинуть!

Ответ пришел не из дома. Из стоящего неподалеку автомобиля вынырнули два амбала, которые обычно всюду сопровождали Анри, и ее в буквальном смысле подняли и вынесли за пределы особняка.

– Мы можем вызвать полицию, – уточнил громила, глядя на нее сквозь прутья забора.

Внезапно накатила чудовищная усталость. Пальцы, вцепившиеся в ограду, сами разжались, только на коже остались глубокие красные следы.

Происходящее напоминало какой-то паршивый фарс, который, как она уже успела понять, сопровождал этого Анри, куда бы тот ни пришел. Но каким-то образом этот мелкий засранец лепил из реальности все что хотел.

Итог был катастрофическим: зеркало вдребезги, Люк пропал, а она стоит у черта на рогах без денег, ключей и документов…

– Анри вашему привет от меня, – сообщила она телохранителю, показав средний палец.

***

Она не понимала, куда ей податься. Можно было отправиться домой зайцем на электричках, потому что больше идти было некуда. Но это не могло длиться вечно. Люк сейчас поговорит с ним, и что-то прояснится. Если, конечно, он не согласился с решением Анри, что ее надо выкинуть.

Чтобы не болтаться у его забора, пока охранники не вызовут полицию, Алиса отправилась бродить по Грюневальду в полном одиночестве. Так она постепенно успокаивалась, хотя внутри все еще кипело тихое бешенство. Вот и состоялось знакомство со страшным продюсером, о чьей меркантильности Люк постоянно травил шуточки. Достаточно было одного взгляда на то, как они общались, чтобы понять, что Анри манипулирует им, а тот даже не особо сопротивляется.

Деревья тихо шелестели тяжелыми кронами, и слабый ветер нес с собой запах недавнего дождя. От этого беспричинно сжималось сердце. Ветер сулил всем людям перемены. В нем жило их предчувствие.

Внезапно показалось, что все закончилось прямо сейчас. Удивительное время в странном доме на краю света вышло. Она почувствовала непривычную неуверенность и в сотый раз посмотрела на дисплей мобильного телефона. Было бы странно ждать от Люка звонков, потому что они по-прежнему не имели контактов друг друга. В этом не было необходимости. Каждый знал, что, придя в этот дом, они рано или поздно встретятся.

Но неожиданно вотсап, который она завела для переписки с сокурсниками по некоторым групповым проектам, взорвался новыми сообщениями. Алиса напряженно уставилась на дисплей, однако это было лишь сообщение от Ольги-Хельги, с которой все это вообще и началось.

«Так, все быстро смотрим новый клип Inferno № 6! Люблю вас!»

По какому-то недоразумению она попала в общий разговор, созданный Олей.

«ВКЛЮЧАЮ!»

«Черт, я сейчас в библиотеке!»

«А что, уже?! На той неделе же премьера!»

«Да вы задолбали со своим Янсеном! Я от вас всех отпишусь!»

«А-А-А!»

Отлично. Когда Бог решил наказать людей, он создал коллективный чат.

Но Алиса уже невольно стала частью этого безумия. Она перешла по ссылке в первом сообщении, и открылось видео на официальной странице Inferno № 6.

Темный экран постепенно наполнился светом, и из колонок зазвучали чистые переливы клавишных. За воздушным вступлением последовали тяжелые гитары – и возникла аллея, ведущая к большому угрюмому дому, сквозь окна которого виднелись пустые залы без мебели. Только шторы колыхались на ветру…

Дом был чужой, но картина – знакома до боли.

Там жила девушка с длинными черными волосами – порождение фильмов ужасов. Она бродила по комнатам, смотрела в окно и чего-то ждала, глядя на огромные напольные часы, стрелки которых не двигались. Следом шел Люк, мелькая в зеркальных отражениях и дверных проемах, окружая ее своими руками и бессильными словами.

Он пел о том, что нужно жить, как будто жизнь вечна. Эта история об утраченном времени, ее одиночестве и его непритворной печали. Люк искренне смотрел с экрана и просил не искать правды в зеркалах и чужих отражениях.

Но в конце будет опять этот дом.

Ты постучишь в эту дверь снова,

И я открою.

Но это будет в самом конце.

***

Танатос и Дэвид смотрели друг на друга, уже зная все наперед. Дэвид выглядел отрешенным, и его улыбка совсем погасла.

– Он все равно это сделает, – покачал головой Танатос. – Хотя ты старался. В этом вся ирония. Его Бог – в музыке, которую ты, великий музыкант, пытаешься у него отобрать.

***

После завершения видео Алиса еще некоторое время сидела молча на скамье, соединив ладони вместе и положив на них голову. В висках начало стучать, с каждой секундой все быстрее.

«Как же я могу дать тебе умереть? Как мир привыкнет, ты ведь – звездочка для них, Янсен. А я как привыкну? Тебе нужно жить, что бы ты ни говорил».

Нужно было вернуться к зеркалам, и как можно скорее. Никакой Анри с телохранителями не должен сейчас вмешиваться. В голове началась отчаянная чехарда мыслей в попытке просчитать верную комбинацию. Зеркало-транзит разбито, но есть еще три. Самое сильное из них по-прежнему цело. Необязательно, чтобы все зеркала участвовали в открытии моста между живыми и мертвыми.

«Что, если дело в этом колесе? Я вижу его уже даже во сне. Оно крутится как проклятое и мелет, мелет эти чертовы кости. В него попадут все, но надо найти способ его остановить…»

Ей нужно только время, еще чуть-чуть…

Она поднялась и побежала по пустынной алле назад, молясь про себя, чтобы это недоразумение к ее приходу разрешилось. Прошло около получаса, но, к ее удивлению, машины продюсера перед крыльцом уже не было, очевидно, ее загнали в гараж. Или – надеялась она – Люк выставил его с семейством к черту. Амбалов тоже не наблюдалось. Ворота снова свободно открывались, как и в ее первый визит, и она со всех ног помчалась к парадной двери.

Та оказалась не заперта, хотя обычно Люк закрывал ее на все обороты, чтобы фанатки вдруг не вломились.

Эта беспечность не в его духе.

Комнаты наполнились звуками хлопающих дверей и эхом ее шагов. За эти минуты могло произойти что угодно. Сердце тяжело стучало, а в животе от страха все стянулось.

– Люк! – крикнула Алиса.

Он не ответил. Фикус Анри уже исчез. Она заглянула в спальню, на кухню… Зал с «ямахой» также пустовал. Нежилая атмосфера стала более отчетливой.

Пальцы свело от напряжения.

Только обойдя все комнаты, Алиса вспомнила про кабинет в самой дальней части дома. Обычно Люк им не пользовался, но упоминал, что иногда там работал Анри, периодически занимавшийся своими делами у него дома.

Сюда она вошла впервые. Это было темное помещение, отделанное деревянными панелями. У окна стоял стол, заваленный бумагами, на котором мигал экраном включенный компьютер. Увиденное обнадеживало.

Неловко повернувшись, она нечаянно смахнула со стола какую-то папку, и на пол полетели ее письма.

Единственная тайна, о которой они так и не говорили…

– Чертов Янсен, куда ты делся? – выдохнула она, подбирая конверты.

– Да тут я.

Алиса вздрогнула и увидела босые ноги. Люк, как обычно, появился будто из ниоткуда. Засунув руки в карманы, он с равнодушием смотрел, как она ползает по полу со своими письмами.

– Материализация?

– Я был в подсобке. – Он неопределенно махнул рукой в сторону неприметной двери в дальнем углу комнаты. – Алиса, без обид, но я решил, что ты должна уйти.

Она поднялась, и их глаза встретились.

– Как тебе мои письма?

– Как ненаписанный роман о девушке и смерти.

Они невесело улыбнулись, понимая, что с этими словами какая-то часть их странных отношений наконец-то признана.

Люк безучастно смотрел на нее незнакомым, потухшим взглядом. Когда он обнаружил, что Анри ее выставил, то прогнал его самого. После накатило абсолютное равнодушие ко всему, что произойдет в следующий момент. Он даже обрадовался, что ее нет. Раньше ему не хотелось, чтобы она знала о его болезни, теперь же еще меньше – чтобы она видела сам момент его смерти.

Но Алиса опять все испортила.

– Я найду выход. Положись на меня, – сказала она, заглядывая ему в глаза. – Я уже близка… к чему-то.

– По правде говоря, мне страшно надоели твои судорожные попытки облапошить смерть. Я очень устал. Пожалуйста, иди домой. Извини за Анри. Возьми, конечно, свои вещи, и закончим.

Повисла тишина. Люк был сосредоточен.

– Ты серьезно? – коротко спросила Алиса.

– Ты… слишком много на себя берешь. Прекрати, просто… прекрати уже это все, – отчеканил он вдруг с непонятной злостью.

Ее молчание вдруг углубилось. А Люк поразмышлял и добавил:

– Зеркало разбито. Ничего не вышло. Мне больше не нужна твоя помощь с ними. Я даже рад, что его грохнули. Все это как-то… затянулось.

– Ты надеялся на них, – тихо возразила Алиса. – Отнекивался, ерничал, делал вид, что тебе все равно, но, когда увидел осколки, я поняла по твоим глазам, что́ это для тебя значило.

– Ну, проанализируй меня еще. И скажи снова, что я жалкий трус.

– Я этого не говорила.

– Значит, я это сказал только что. – Он поморщился, как от головной боли. – Мне все равно, что я умру. Осталось только закончить финальную обработку песен с ребятами, и все. Я собой доволен. Музыка была для меня всем. Больше мне ничего не надо. Я уверен, что ты дальше как-нибудь справишься без меня.

У Люка всегда была только одна истинная любовь – музыка. Именно его ерничанье с потрохами выдавало правду. Она уставилась слегка покрасневшими от напряжения глазами, совершенно не готовая к тому, чтобы выполнить его просьбу и уйти.

На его губах продолжала бродить едкая усмешка.

– Я-то справлюсь. Мне действительно не привыкать, – наконец, взвесив все, ответила она. – Но ты боишься смерти, как и любой человек, настолько, что ведешь себя как придурок.

Внезапно и он стал невероятно спокойным.

– Вот и хорошо, что ты справишься.

Алиса яростно глядела на его застывший на свету профиль и отрешенные глаза. Молчание затягивалось, и она не представляла, что делать дальше. Люк улыбнулся ей чуть иначе, мягко, обезоруживающе. В отчаянии она смотрела, как его прошивают лучи садящегося солнца. Он казался прозрачным.

Дуновение ветра – и его не будет.

Алиса почувствовала легкое покалывание в пальцах. Что-то грядет…

– Не знаю, сколько осталось – день или месяц, – но я хочу умереть один, – жестко сказал он, глядя ей глаза. – Уходи, Алиса.

Она оставалась стоять, словно ноги отнялись.

– Ты же помнишь, где дверь? Все, проваливай, – прошипел в бессилии он.

– Как скажешь.

С этими словами она действительно ушла. За спиной слышался его захлебывающийся кашель.

***

Люк присел на пол, закурил, а затем вдавил смолящую сигарету в половицу. Слышалось тиканье часов на стене.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Он зарылся пальцами в спутанные грязные волосы. Веки опустились.

«Может, уже сейчас?»

– Нет, Люк.

Чей-то голос, такой знакомый…

Он поднял голову и уставился на того, кто стоял перед ним. Откуда взялся этот высокий статный мужчина с седыми волосами и разноцветными глазами? У него галлюцинации…

Ему видится Дэвид Боуи. Вот это да!

– Люк, слушай меня очень внимательно.