Текст книги "Не потревожим зла"

Автор книги: Соня Фрейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Лицо Дэвида вдруг приблизилось пугающе быстро, и он даже не понял, когда тот успел склониться над ним. Такой внимательный, пронизывающий взгляд, внутри которого горит напряженная светлая точка, как далекая звезда…

– Ты не умрешь. Есть один способ.

Сухие ладони Дэвида коснулись его вялых рук.

– Просто не заканчивай свой альбом. Никогда.

– Что?

Этого не могло быть на самом деле.

– Я дал тебе время и силы, чтобы ты смог сочинять музыку. Почему, как думаешь, ты еще жив? Почему, несмотря на симптомы умирания, еще на ногах? Это музыка. В ней – сила. В ней была и моя сила. Мы договорились со смертью, что я позволю тебе закончить твое лучшее творение. Но в этом и трюк.

Что? Договорились с… кем?

Дэвид фактически врос в него, и на миг Люку показалось, что они – один человек.

– Если не завершишь его, то будешь жить… вечно. Музыка ведь не должна заканчиваться.

И ему подмигнули темным глазом. Люк растерянно смотрел на свою самую удивительную галлюцинацию.

– Я говорил с тобой через Алису. Той ночью в ней был я. Она – особенная девушка. У нее хорошие отношения с мертвыми. Я пытался использовать ее как рупор, но не очень удачно. – Дэвид усмехнулся с искрой извинения. – Только напугал тебя. Сейчас ты очень близок к концу, поэтому мы можем видеть друг друга. Сделай, как я говорю. Обмани смерть. Его еще никто не проводил. Мы будем первыми.

Люку казалось, что они уже сидят друг против друга целую вечность. Чувство реальности растворилось. Остался только Боуи, умерший, бессмертный и почему-то ему помогающий.

– Если я тебя послушаюсь…

– То украдешь у смерти.

– А если нет…

– То все его вернется к нему.

Тик-так, тик-так, тик-так…

– Мне осталось закончить последнюю песню, – сипло выдавил Люк. – Вокал уже записан, но концовка плохая. Я хотел сделать это сегодня. И остался заключительный мастеринг…

– Это уже не музыка, – нетерпеливо отмахнулся Дэвид. – Это сделают после твоей смерти. В последней песне – остаток твоей жизни. Не правь ни-че-го. Ты слышишь меня?

– Прекрасно, – кивнул он, и в голове вдруг прояснилось. – Но я не люблю незаконченные вещи. Этот альбом должен быть дописан. В этом его смысл.

Глаза Дэвида наполнились разочарованием, и одновременно пониманием.

– Но с ним закончится и все остальное. Люк… Я так в вас обоих верил. Я так хотел вам помочь.

Рука музыканта стала невесомой. Люк уже не чувствовал его прикосновения, и было немного жаль.

– Спасибо, Дэвид. Знаешь… ты был для меня примером. Через тебя говорила музыка будущего.

– Будущим будешь ты.

Дэвид сочувствующе улыбнулся ему уголками губ и пропал. А Люк понял, что сидит на полу в одиночестве и смотрит осоловелым взглядом на тикающие часы.

Это не галлюцинации. Это прозрение.

Он поднялся и вернулся к застывшей в углу гитаре. Солнце уже почти село, и он включил свет. Все его действия были простыми и будничными. Он быстро прослушал демоверсию песни и вернулся к записанным финальным аккордам, которые ему не нравились.

Пальцы перебирали струны, и сыграли что-то снова и снова.

Неожиданно для себя он подобрал верную концовку, и это походило на каплю, упавшую в почти полную чашу.

Готово. Десять минут экспериментов, в которых была его жизнь.

Люк записал новые аккорды в файл и отослал новый вариант на почту студии со своими комментариями. Затем прислушался к миру вокруг.

Музыка закончилась. Пора услышать тишину.

Но тут зазвонил телефон, и номер не определился. Палец привычно скользнул по кнопке «ответить».

– Слушаю.

– Ах, Люк, вы – просто королева драмы!

Чертов Сен-Симон!

– А вы все шпионите, – не преминул съехидничать он. – Неужели по телевизору перестали крутить сериалы?

– Вы мой любимый сериал, – в тон ему ответил Танатос. – Ну, мои поздравления.

Люк вздохнул, внезапно осознав, что больше не видит в Сен-Симоне врага. Его голос в трубке ощущался уже как нечто неотделимое от него самого.

– Спасибо. И привет Дэвиду.

– Непременно. Он тут, неподалеку, сетует на вас. Но с Алисой вышло, конечно, скверно. Галантности вам вообще не занимать.

– Не хочу, чтобы она видела, как я умираю, – пробормотал он, машинально поглаживая теплую крышку закрытого лэптопа.

– Это в вас говорит уязвленное эго. Не хотите быть слабым в ее глазах.

– Зачем вы звоните? – не выдержал он.

– Предупредить. Вы понимаете, о чем? Чтобы потом не было упреков, что я явился без уведомления. Со мной обычно встречаются только раз, но вам удалось это уже трижды. Первый раз – после смерти Сабрины, когда вы написали свои песни-заклинания, смешав музыку с текущей по пальцам кровью… Я стоял за вашей спиной, пока вы превращали свою боль в искусство. Второй раз – когда вы приехали ко мне домой вести глупый торг. Третий… третий раз настанет сегодня.

Люк вдруг почувствовал себя отвратительно, то ли по причине ссоры с Алисой, то ли из-за вездесущего Сен-Симона. Конечно, он просто ждет не дождется, караулит его, как змея под камнем…

Палец нажал «отбой». Бессмысленный разговор.

Смерть и человек с фрески в церкви Тебю – они не играли друг с другом. Смерть играла против того, кто на нее смотрит, а Дэвид отговаривал ее через плечо, просил пощадить. Дэвид, Дэвид, чем же ты помог? Только запутал все еще сильнее.

Внезапно на него словно что-то навалилось. Громко кашляя и сгибаясь от боли в груди, Люк побрел прочь из кабинета. Рот опять наполнился металлическим привкусом, вытекло немного крови. Дышать стало тяжело, в глазах темнело.

Ему стало невероятно страшно от того, что будет.

Как там в песне поется?

Don’t fear the reaper! Baby take my hand!

Не бойся Жнеца, не бойся Жнеца, не бойся Жнеца.

Люк панически шарил глазами по стенам. Что будет после смерти? Он же ничего о ней не знает. Да и никто не знает.

«Алиса права. Господи, как же мне страшно. Я хочу плакать как ребенок, но слез нет. Я хочу снова увидеть ее и все остальное. Алиса, да где же ты?.. Алиса, забери у меня эту смерть…»

Пальцы снова ухватились за телефон.

Но у него не было ее номера.

Как же хочется с кем-то поговорить… Пусть кто-то слушает его, пока он умирает.

Кого набрать?

Анри. Ив. Ингрид. Ингрид!

– Да, Люк! Алло! Алло!

Не было даже одного гудка. Он рассмеялся. До чего радостно ее слышать…

– Ингрид, я еще жив!

– Я поняла.

– Отлично, мне нужен рецепт. Вышли скан-копию моему аптекарю.

– Я лучше позвоню коллеге в Берлине, и он привезет тебе обезболивающие прямо сейчас.

– Да не на обезболивающие.

Повисла напряженная пауза.

– А на что тогда?

– На кетамин[25]25
  Кетамин – медицинский препарат, применяемый в качестве средства для наркоза, получил также распространение как галлюциногенный наркотик.


[Закрыть]. Ты же можешь.

– Я не буду этого делать, – отрезала она.

– Слушай, я сдохну на днях. Пожалуйста, буду делать все что хочу. Надо закинуться в последний разок.

– Ты завязал! – прогремела она.

– Да какая уже разница?! – зачастил Люк, водя вокруг обезумевшими глазами. – Никакой другой врач мне его не выпишет… И времени мало. Привези кетамин. Вы же выписываете больным на последней стадии морфин или оксикодон. Окажи и мне… любезность.

– Я найду врача, который сейчас же к тебе приедет! А с кетамином иди сразу на…

– Да я уже почти там, – отозвался Люк и отключился.

Звонки, звонки… Люди живут в своих телефонных трубках, а рядом никого нет. Сколько раз за сегодня надрывался этот чертов смартфон.

«Да, умник, ты всех повыгонял, и еще чувствуешь себя жертвой!»

– Заткнись, – сказал он кому-то.

Себе? Больше никого тут не было.

Руки дрожали, в глазах плясали пятна света. От боли он перестал различать хоть что-то. Изо рта вытекло что-то желто-красное.

Все походило на какую-то идиотскую трагикомедию. Его скверные шуточки. Бог смерти, звонящий ему просто так… Или он, в панике ищущий наркоту, чтобы только не ощущать приближения чего-то.

Ах да, он же в подсобке был, пока Алиса не пришла.

Люк медленно вернулся туда и достал здоровую бейсбольную биту. Она была вся в пыли. Трофей Анри из Штатов.

Шатаясь, Люк поднялся по лестнице и оказался в мансарде. Разбитое зеркало было по-прежнему тут, и россыпь осколков ловила тусклый свет уходящего солнца.

– Свет мой, зеркальце, скажи… – пробормотал он, ступая по стеклу голыми ступнями.

Больно не было.

Размахнувшись как следует, Люк стал наносить тяжелые удары по оставшимся зеркалам, еще раз и еще. Да, вот так!

Он колотил с ожесточением и яростью.

Осколки сыпались по его кровоточащим ногам. И с каждым новым ударом кто-то как будто вздыхал. Люк бил до тех пор, пока от зеркал не остались лишь пустые рамы.

 
Now let us lie.
Sad we lived, sad we die.
Even in your pride
I never blamed you.
 

 
Теперь позволь нам солгать.
В печали мы жили, в печали умираем.
Но даже в твоей гордыне
Не могу тебя упрекнуть.
 

Nightwish «Two For Tragedy»

Глава пятнадцатая
Тишина

Стало ясно, что лето пройдет под дождливыми тучами. Плаксивая погода была неизменна. Утро разливалось среди особняков легким туманом, обещая очередной день, полный серого света и непросыхающих луж. Машина Анри влажно скользила к особняку Люка Янсена, и великий продюсер вез к нему корреспондента известного развлекательного журнала, которому он уже час старательно полоскал мозги разговорами о своем лучшем друге.

Правда, этот друг вчера выкинул его вместе с женой и детьми то ли из-за куска старинного стекла, то ли из-за незнакомой патлатой девки… Но дела должны делаться даже вопреки личным стычкам. Интервью было запланировано еще неделю назад. И через пару часов после их размолвки Люк ответил на его сообщение и сказал, чтобы он приезжал наутро с журналистом, как и договаривались. Анри решил, что тот остыл, и сам слегка расслабился.

Они с журналистом вышли из машины и двинулись по дорожке, вымощенной аккуратной круглой плиткой.

– …такие вот дела, – завершил очередную тираду Анри и наконец-то повернулся к двери.

Та была открыта.

– О, Люк бывает растяпой, – протянул он, пропуская вперед журналиста.

Они живо поднялись наверх. Анри уверенно шел впереди, но это была напускная уверенность.

«Лишь бы этот засранец сейчас не был бухим…»

– Люк! Ты помнишь, что у тебя интервью сегодня? – прокричал менеджер, стремительно несясь к его спальне.

Дом молчал. Корреспондент вопросительно взглянул на Анри.

– Наверняка еще дрыхнет, – хмыкнул продюсер, широким жестом распахивая дверные створки. – Подождите в коридоре…

«Я же его предупреждал, – вертелось в голове у Анри. – Он должен быть готов. Что за безалаберность!».

Журналист, несмотря на просьбу не входить, появился на пороге, с интересом оглядел угольные стены и мрачную обстановку покоев Люка, а затем присвистнул.

– Он действительно предпочитает жить в такой абсолютной черноте?

– Я же попросил вас подождать пару минут в коридоре. Спасибо.

Люк лежал на кровати одетый и, казалось, спал. Его голова покоилась на подушке, а веки были наполовину прикрыты. Ну точно, надрался.

Иногда Анри думал, что ведет себя как хорошая мать, каковой его настоящая мать никогда не была.

«Неужели мне его еще и собирать перед каждой встречей?..»

Внезапно в глаза бросились его ступни, и он похолодел. Их покрывала засохшая темная кровь, в которой, как драгоценные камни, сверкали осколки.

«Что за чертовщина? Чем он занимался?» – мелькнуло в голове.

– Люк, вставай, – громогласно сказал Анри, пытаясь прикрыть его ноги краем одеяла.

Он потряс его за руку. Она была пугающе холодной.

– Люк…

Продюсер осторожно коснулся его плеч, но тот по-прежнему не реагировал на прикосновения. На него упал луч проглянувшего солнца, и Анри увидел разбегающиеся по лицу и шее широкие темные пятна. Это уже не походило на алкогольное забытье.

– Люк! – истерично взвыл Анри, ощущая невероятный холод его тела и запоздало замечая, что тот не дышит.

Он тряхнул его изо всей силы, и голова Янсена безвольно упала на подушку. В уголках рта тоже скопилась кровь… Что же такое… Анри чувствовал, как в глазах темнеет и появляется то самое предчувствие некой страшной неотвратимости.

Корреспондент подошел ближе, с любопытством глядя, как менеджер суматошно трясет тело вокалиста Inferno № 6, и сам потрогал звезду готик-сцены с легким возбуждением и убедился в своей догадке.

Люк Янсен был мертв.

***

Мир непрерывно лил слезы. Тысячи фанаток выходили на улицы, неся над головами плакаты со своим кумиром и размазывая слезы вперемешку с черными тенями.

– Вернись, Люк! – кричали они.

В посланиях на разных языках мира звучала непритворная девичья боль и скорбь.

WE DON’T BELIEVE IN HIS DEATH![26]26
  Мы не верим в его смерть! (англ.)


[Закрыть]

KOMM ZURÜCK! DIE WELT IST LEER OHNE DICH![27]27
  Вернись! Мир пуст без тебя! (нем.)


[Закрыть]

TOUJOURS VIVANT![28]28
  Вечно живой! (франц.)


[Закрыть]

Было похоже на то, как будто большей трагедии планета не знала…

«Люк Янсен покинул нас, так и оставшись обаятельной, навеки неразгаданной тайной» – писали журналисты, блогеры, да и вообще все кому не лень.

К посольствам Швейцарии по всему миру несли венки. Поклонники испещряли стены домов просьбами к Люку ожить и вернуться со своей триумфальной, демонической ухмылкой. Как будто там и без того было мало про него написано…

Каналы наперебой твердили о смерти самой популярной звезды современности, а обложки периодических изданий украшало бледное лицо с пронзительными зелеными глазами, взирающими на всю эту суету с проникновенной усмешкой и скукой.

Он умер накануне выхода своего нового альбома. Люк Янсен не дожил даже до тридцати лет, и его необъяснимая, внезапная кончина казалась нелепой шуткой. Властелин сердец, поющий о смерти, теперь сам был мертв.

Около особняка Люка слонялись толпы рыдающих фанаток, которые бросались на чугунные прутья забора, и их оттаскивали силами секьюрити.

Презентация сингла Inferno № 6 прошла весьма успешно. Никогда Янсена не раскупали с таким остервенением. Пресса, памятуя о его наркоманском прошлом, предполагала либо передоз, либо – что вероятнее всего – суицид, и ответ на вопрос, почему он это сделал, крылся в его песнях. Приличные самоубийцы ведь не уходят без объяснительной записки.

«Конечно, это самоубийство! – сообщила звезда датской темной сцены Азазель молодежному журналу “Звезды под прицелом”. – Я хорошо знала Люка, мы даже встречались недолгое время. Он не выдержал прессинга своего продюсера, который давил из него баксы до последнего. Анри – гениальный кукловод. Неудивительно, если смерть звезды он преподнесет как свой последний громкий пиар-ход».

Потом случилось еще кое-что.

Некая семнадцатилетняя Ракель из Мексики утонула при неясных обстоятельствах, и по слухам, это было самоубийство под влиянием смерти Янсена. Девушка была его ярой фанаткой, и в интернет даже просочились скриншоты переписки с подругой о ее скорби. Правда, кто-то обмолвился, что она была пьяна, но происходящее начинало напоминать снежный ком, который уже никто не мог остановить. Предсмертное селфи Ракель с татуированной на щеке слезой превратилось в вирусный мем.

Родители и журналисты забили тревогу, а пресса тут же разделилась на два лагеря – одни продолжали скорбеть по нему, другие лили потоки посмертной грязи.

«Была ли его смерть самоубийством или нет, по-прежнему неизвестно. Однако косвенная вина Янсена в смерти Ракель Гонсало неоспорима. Молодежь сидела на его песнях как на игле…»

«Проблема современных субкультур в том, что наряду с эстетическими и творческими интересами они прививают и очень сильные мировоззренческие установки. Я считаю, что группа Inferno № 6 имела крайне губительное влияние на молодежь, и важно оградить современное поколение от деструктивных субкультур…» – поделился своим мнением известный психолог Вольфганг Кнурр.

«Будут ли запрещены все рок-группы, чьи тексты содержат какие-либо намеки на агрессию, насилие и суицид? Самоубийство одной рок-звезды всколыхнуло бурную волну в прессе и даже среди политиков, и похоже, что готика, как и все альтернативные течения, может быть приравнена чуть ли не к правоэкстремистским организациям…» – такие заявления появились под конец этой недели безумия на страницах даже общественно-политических изданий.

«Правовых основ для ввода цензуры пока не так много, – считает юрист Люка Янсена Юрген Гордон. – Если тексты песен современных групп не призывают эксплицитно к насилию, то речь идет о поиске подтекста, а широта интерпретации так велика, что невозможно ее измерить и, соответственно, разработать такой механизм, который выверял бы вредоносность того или иного продукта искусства…»

Лингвистическая экспертиза не нашла в его последнем тексте какой-либо пропаганды суицида или распространения деструктивных идей.

«Эта песня содержит некие отсылки к концу, но в весьма метафоричном смысле. Там даже не фигурирует слово “смерть”…» – разводил руками специалист берлинского центра лингвистической экспертизы, проводивший анализ сингла Inferno № 6.

Тем не менее смерть Ракель оставалась нераскрытой из-за отсутствия конкретного козла отпущения. И им все-таки становился мертвый Люк Янсен, уже не на шутку обрастающий рогами и копытами.

Затем заговорили его коллеги по сцене.

«Янсен был наркоманом, алкоголиком и страшно эгоистичным засранцем, – делился с прессой своими откровениями Пауль Форсберг, вокалист конкурирующей с Inferno № 6 популярной шведской рок-группы Crimson Sun. – Он любил издеваться над своими фанатами. Мы с ним пересеклись как-то после фестиваля “Темная волна”, и он сказал о поклонниках так: “Если я спрыгну с крыши, они все тоже полетят вниз”. Ужасно, что такие циничные слова стали правдой. Он заставил быть причастной к своей смерти девочку, которая этого не заслуживает! А Реми просто его покрывает, чтобы отлизать свой собственный имидж».

Упомянутый представитель Янсена Анри Реми со сдержанным трагизмом и при грамотном сочетании траурного костюма с серым галстуком также дал комментарий:

«Считаю, это полнейшее свинство – лить столько незаслуженного дерьма именно после смерти Люка. Но, как говорится, haters gonna hate[29]29
  Ненавистники пускай ненавидят (англ.).


[Закрыть]. Его смерть – не только трагедия для фанатов, но и колоссальная утрата для тех, кто знал его не по публичному имиджу. Он был моим лучшим и единственным другом. Теперь у меня друзей нет».

О похоронах он заметил кратко: это произойдет в воскресенье, закрытые похороны состоятся на одном из кладбищ в Грюневальде.

Люк был любимцем миллионов. Ему покровительствовали самые влиятельные люди в сфере искусства и шоу-бизнеса. Он был богат, красив, и все девушки бросались к его ногам. Земной шар, подобно мячику, подпрыгивал в его ладони…

Так почему Люк Янсен выпил яд?

Или порезал вены?

Анри Реми не отрицал факта самоубийства, но пока и не называл причины смерти.

Люк был мертв, он покинул этот мир, оставив его в смятении и святом непонимании…

***

Алиса приходила на работу, как обычно, натягивала хирургический костюм, перчатки и катала туда-сюда мертвецов.

Она слышала о смерти Люка.

Она знала, что он умер от рака, но молчала об этом.

Был поздний вечер пятницы. После смерти Люка Янсена прошло десять дней. Его уход оказался для нее тихим, несмотря на царящую вокруг истерию. В тот день, когда ей стал известен его диагноз, она думала, что не переживет, однако все продолжается, просто царит пустота.

Незадолго до полуночи в дверь постучали и раздалось вежливое покашливание, намекающее на то, чтобы на посетителя обратили внимание.

Меньше всего она ожидала увидеть Анри Реми, маленького нахального типа, который недавно выставил ее за дверь дома Люка. Он стоял перед ней в мятом костюме и явно не спал несколько суток, но шустрые глаза живо бегали по кабинету. Создавалось впечатление, что он все и везде примечает.

Кто его вообще сюда пустил?

– Добрый вечер, – дружелюбно сказал он и слегка улыбнулся.

Алиса скользнула по гостю непонимающим взглядом и вернулась к работе, зашивая горло девушке на столе. Она была в эту смену одна в отделении. Хеннинг приболел и оставил ее за старшую.

Анри зачем-то тронул свой галстук и снова звучно откашлялся, вызвав гулкое эхо под потолком.

– Значит, вы Алиса. И вы были у Янсена в тот день, когда он еще…

– …был жив, – закончила Алиса. – Да, и я помню, как меня выпроводили.

– Я нашел ваши вещи у него… В частности, конспекты и студенческий. Я удивился, узнав, что вы работаете в институте судебной медицины.

– Сюрприз.

Анри продолжал стоять за ее спиной, и его громкое дыхание стало ее раздражать. Сам он, похоже, не собирался начинать разговор или же… ему не хватало смелости.

– В чем причина вашего визита? Хотите вернуть мою зубную щетку?

Стараясь не смотреть на то, что она делает, Анри завел издалека:

– Вещи я привез с собой… Сначала был у вас дома, но ваша соседка сказала, что вы работаете… Я оставил все у нее.

– А сюда тогда зачем приехали?

– Хм… У меня к вам деловое предложение или что-то вроде того. Я нуждаюсь в ваших… услугах.

– Хотите знать, от чего он умер? – ровным голосом поинтересовалась она, делая очередной стежок.

Анри замялся, ему стало неуютно от прямоты Алисы.

– У Люка был рак легких, вы не знали?

Где-то нажали стоп-кадр, и его черты замерли. Переварить услышанное удалось не сразу.

– Он ничего не сообщал, – последовал растерянный ответ. – А… вы-то как об этом узнали?

– Люк сам сказал, – раздраженно бросила Алиса, поворачиваясь к нему лицом. – Теперь понимаете, почему он так торопился с выходом альбома?

– Да… но… – в глубоком ошеломлении забормотал Анри. – Парень, конечно, круглые сутки курил… И кашлял часто… Однако же молчал! Никаких распоряжений, ничего! Я же не врач, черт возьми!

– Тут просто надо было глаза разуть, чтобы понять, что он чем-то болен. А его платки видели? В чем они испачканы?

Анри захлебнулся. Когда она сказала про платки, он вспомнил, что один раз наткнулся в туалете студии на окровавленные салфетки возле урны.

Но как понять, если ничего не знаешь с самого начала?

Алиса отложила иглу и внимательнее пригляделась к менеджеру Люка. Рост – метр с кепкой, что компенсировалось раздутым эго и полнейшим отсутствием внимания к другим. Было даже непонятно, как они с Люком могли быть лучшими друзьями.

– И все же я должен знать наверняка! – выдавил он.

Минута – и Анри окончательно справился.

– Я хочу, чтобы вы сделали вскрытие.

Ей показалось, что он втайне наслаждается своим абсурдным заявлением.

– Мы все еще не знаем официальной причины смерти, в течение этой недели я только и успевал, что отбиваться от прессы. Если выяснится, что это наркотики или какая-нибудь схожая дрянь, то информация должна быть строго конфиденциальной. Я боюсь, что незнакомый врач сольет все этим акулам. Вам я могу доверять. Раз вы говорите, что рак… Я хочу убедиться.

– Это не так просто организовать без бумаг, и мы не больница, – отрезала она, не веря своим ушам.

Похоже, у Анри ехала крыша, раз он просил ее об этом, или он совсем потерял связь с реальностью.

– Я просто хочу видеть его легкие, – отрезал он, даже не слушая ее. – Мне не нужна лишняя бюрократия. Достаточно того, что правду буду знать я. Сколько вам понадобится времени? Или нужны еще какие-нибудь анализы?..

Алиса понимала, что Анри мало соображает в медицинской этике и в том, что просит провести вскрытие студента в последнем семестре. Ни одному врачу в здравом уме не придет в голову продавать причину смерти Люка, потому что это противозаконно. И скорее всего, продюсер это смекнул, просто не хотел ни к кому обращаться по своим меркантильным соображениям.

Мгновение она колебалась, а потом сообщила:

– Мне не нужны никакие анализы. Где тело?

– Внизу, в фургоне. Получится обследовать его тут тайком?

В обычный день при Хеннинге это было бы невозможно.

Но он заболел, и Алиса являлась его единственным ассистентом, а также единственным живым человеком в институте в это время суток, помимо, разумеется, Анри.

Отодвинув полоску грязных жалюзи, она посмотрела на улицу. У обочины действительно припарковался серый фургон, очевидно, со встроенной холодильной камерой. Пару минут она размышляла и все-таки решилась.

– Несите, – был ее ответ. – Я открою вам черный ход.

Похоже, Анри был слегка разочарован такой быстрой реакцией.

Алиса открыла заднюю дверь, то и дело бросая напряженные взгляды назад. Мало ли кому приспичит забежать на работу… Тем временем его люди вытащили из фургона упакованное тело и внесли в кабинет.

То, что она собиралась сделать, являлось серьезным нарушением. Но и ей не хотелось вверять его другому врачу. Поэтому она и вступила с Анри в этот негласный сговор.

Вскоре Люк Янсен уже лежал на ее столе, а продюсер суетился рядом, отдавая какие-то бессмысленные указания.

– Поправьте ему голову… И руку…

Она не слушала его.

Кожа была желтовато-синей, и по всему телу расползлись обширные темные пятна… В волосах поблескивали мелкие кристаллики льда. Люк ли это?

Но ему понравился бы такой поворот.

«А ты мне еще тогда на кладбище сказала, что мы встретимся, к тебе ведь все попадают!» – словно услышала она его насмешливый голос.

Это отдавало полнейшей чернухой, но уж так сложились эти отношения с самого начала. С непонятной еле заметной улыбкой Алиса провела по его лицу рукой, словно убеждаясь в чем-то.

Мертвый.

– Вы же скальпелем будете, да? Надрез будет тонкий? Не хотелось бы, чтобы было сильно заметно… – обеспокоенно спросил Анри.

– Реберным хрящевым ножом, если точнее, – ответила Алиса, доставая нужные инструменты. – Рекомендую вам сесть, потому что это дело не пяти минут. Я закрою разрез в любом случае. Не отдавать же вам его в таком виде.

Девушка с незашитым горлом отправилась обратно в холодильную камеру, и настал черед Люка. На глаза Алисы опустилась специальная маска, и она приступила к делу.

Первый надрез был сделан, и скальпель начал раздвигать в стороны кожу, жировую клетчатку и мышцы. Под татуировкой «All I loved, I loved alone» скрывалась раздутая грудная клетка. Один за другим Алиса рассекла реберные хрящи: сначала справа, потом слева. Анри поначалу пытался смотреть, но в итоге просто отвернулся.

Руки делали привычную работу. Хрящевой нож. Теперь секционный. Алиса отстраненно фиксировала то, что видела.

Цианоз лица и шеи. Эти темные пятна на коже свидетельствовали о недостатке кислорода в крови. По внешним признакам походило на асфиксию.

Один раз Анри все-таки обернулся, но долго смотреть на это не смог. Развороченная грудь в свете безжалостных хирургических ламп выглядела пугающе.

– Ну и силища у вас, – лишь пробормотал он. – То-то я думаю, почему среди хирургов в основном мужчины… Вы же буквально кости пилите…

Алиса ничего не ответила.

Анри чувствовал к ней непонятную враждебность. Откуда вообще взялась эта бледная отмороженная девица с недоброй ухмылкой? Есть ли у нее хоть какие-то человеческие эмоции? Пока он видел, что она действует хладнокровно и как-то слишком уверенно. Ее руки будто жили своей жизнью. Любимых так не кромсают.

Время шло невыносимо медленно. За окном уже стояла глубокая ночь. Наконец Алиса подозвала его к себе и подняла маску, чтобы было лучше слышно.

– Убедились? – наконец спросила она, показывая ему темные комья непонятной формы, которые выглядывали из какого-то кровавого месива. – Это его легкие.

– Я думал, он просто приболел, – растерянно протянул Анри, стараясь держаться на расстоянии. – Да и бронхит у него с детства… Я понимаю, что моя просьба о вскрытии прозвучала дико… но я не верил. Я думал, это передоз. Я всегда боялся, что он втайне от меня продолжает ширяться, а я не могу его контролировать. Но это… в каком-то смысле еще хуже. Как он вообще пел с такой дыхалкой?!

Об этом Алиса тоже себя постоянно спрашивала. В состоянии Люка было что-то парадоксальное. На терминальной стадии не то что не поют, а вообще едва двигаются.

– Полагаю, смерть наступила от удушья. Радикальное излечение заболевания невозможно. Можно было продлить жизнь и улучшить ее качество, если бы Люк согласился на лучевую терапию. Знаете, я тоже себя постоянно спрашивала, откуда у него были силы что-то делать. Даже малейшая нагрузка при таком диагнозе вызывает сильную одышку… Рак четвертой стадии также задевает отдаленные органы и ткани, в его случае – желудок. И он говорил, что результаты обследования показали метастазы в кости правого предплечья. Ну, вскрыть что-нибудь еще?

Было неизвестно, кто кому сделал хуже – Анри ей или наоборот.

– Если бы я знал… – разомкнулись наконец его высохшие губы.

– А что бы изменилось? Вы думаете, он дал бы себя кому-то лечить? – усмехнулась она, чувствуя привкус горечи в своих словах.

– Вы сказали, обследование? – запоздало встрепенулся Анри. – Откуда?

– От его врача. Некой Ингрид.

– Что-о-о?

– Она поставила диагноз.

– Вот же старая карга, – выдохнул тот. – Выходит, она знала и не сказала мне!

– Да почему вас вообще все должны уведомлять?! – не выдержала Алиса.

– Потому что… я его… друг и вообще… Вы с ней, значит, знали, а я нет?!

– Все мы избирательны в том, кому доверять свои тайны, – возразила она.

– Умничать вы умеете. Вот что… – он ладонью машинально утер вспотевший нос, – дадите завтра комментарий по вскрытию и скажете прессе, что…

Тут Алиса вконец обозлилась. Происходящее словно было кукольным театром этого Анри: и Люка ему вскрыть, и перед журналистам отчитаться.

– Слушайте, то, что я сейчас делаю, вообще незаконно, я даже еще не имею диплома, – резко оборвала его она. – Я – студентка в одиннадцатом семестре, и вы, кстати, об этом знали, когда просили! Более того, если мое начальство узнает, что я провожу здесь какое-то частное вскрытие, меня уволят, а, возможно, еще и засудят. Но самое главное – я не могу дать вам никакого письменного медицинского заключения о причине его смерти. Я не имею полномочий. Вам нужно найти эту Ингрид, все анализы у нее…

– Да что ее искать? Она в Цюрихе, – вздохнул Анри.

Широко распахнутыми глазами он неотрывно глядел на легкие Люка, затем слегка булькнул, приложив ко рту белоснежный платок.

– Я тоже взялась за это из собственных соображений, – помедлив, призналась она. – Хотела его увидеть. Мы не очень хорошо расстались. Но проблемы мне не нужны. Понимаете, о чем я?

Они оба были бессовестными в тот момент. Алиса потакала своему горю, Анри – неуемному любопытству, от которого ему отказал здравый смысл.

Справившись с приступом рвоты, он предпринял последнюю попытку узнать правду.

– Что вас связывало?

– Ничего.

– Рассказывайте сказки. Вы жили у Люка некоторое время. Просто трахались? Девочек для секса он выкидывал буквально сразу и редко встречался с ними у себя дома. Более того, он рассказал вам про свою скорую смерть, о чем никому больше не было известно. Знаете, он редко кому доверял. Как пресса не узнала о вашем романе?

– Вас только это волнует? Что вы за друг вообще? Вам же плевать на Люка, – раздраженно ответила Алиса. – Вы бы и его смерть продали СМИ, если бы…

– Не говорите о том, чего не знаете, – отрезал он.

– Будете его хоронить? – резко сменила она тему.

– Да. У него должна быть могила.

– Руку отдам на отсечение, что в первую же ночь после похорон какие-нибудь идиотки отроют его тело. Или будут акты вандализма, что вполне возможно в свете последних событий…