Текст книги "Игры Эн Ро Гримм (СИ)"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Весь монолог был чистой импровизацией, выстрелом наугад и в темноте.

Но попал он точно в цель.

Старик, не в силах сдерживался больше, подскочил:

– А я говорил! Я говорил, не надо дразнить волчье племя! У них там стая в две дюжины голов, и если они все разом…

– Разом они не выдвинутся и трактир свой не бросят, – пресёк его нытьё Крыс. И с прищуром глянул на Джека: – А ты сметливый, я смотрю. Не хочешь к нам?

На серьёзное деловое предложение это нисколько не походило, а вот на попытку отвлечь внимание или потянуть время – вполне. Джек внутренне собрался, но вслух ответил легкомысленно:

– Ну, почему бы и нет… К вам только – это к кому? Состав банды меня интересует мало, там одни местные… Но у вас я ни мешочков с землёй, ни амулетов не вижу. Игроки? – выгнул он брови. – Хм, но я не помню, чтоб Неблагой раздавал вам бонусы. Вы из предыдущей партии, что ли? Или потомки?

Ухмылка у Крыса стала шире.

– Скажем так, у нас есть опыт.

– И насколько большой?

– Столетний. Даже, пожалуй, поболее.

Джек присвистнул – вполне искренне.

– Значит, предыдущая игра была сто лет тому назад? До войны ещё, выходит? В смысле, до Тридцатилетней?

Лицо у Крыса стало задумчивым… и смягчилось, точно вспомнилось ему что-то непрошеное, ненужное, давным-давно спящее под семью замками, за семью запорами.

– Нет, приятель, война тогда как раз уже шла, – произнёс он негромко, опустив взгляд. – В газетах писали, что мы, мол, побеждаем, наступаем, и что месяц-другой – и всё решится. Тридцатилетняя, значит… О чём не писали, так это о том, как выползти к своим на руках, на локтях, если ноги отшибло. И о том, как пахнет в госпитале карболкой и мертвечиной. И о том, как в поезде трясёт, а тряска отдаётся в культях… Тридцать лет, м-да, – поднял он глаза на Джека, и лицо у него вновь стало как из камня высеченное. – Сейчас уже не припомню. Может, год прошёл, может, два, а может, и все три. Осенью пришли ранние, лютые заморозки – и вот тогда-то начались Игры.

Джеку показалось вдруг, что Крыс сейчас, вот-вот, спросит про то, как война закончилась и кто победил; приготовился даже отвечать, но тот умолк.

«Что ты загадал, когда оказался перед Неблагим? – пронеслось в голове. – Вернуть ноги? Кого-то оживить? Остановить войну? Что ты отдал и какой получил дар?»

Но вслух такое спрашивать, конечно, было нельзя.

– В этот раз тоже было морозно, – вместо этого сказал Джек беспечно. – Если бродишь от города к городу, не имея крыши над головой, то мороз – это смерть… Здесь хотя бы тепло.

– И то верно, – хохотнул Крыс. – Ну что ж, слово за слово. Расскажу-ка и я тебе кое-что любопытное. Хозяин здешних земель о том пока помалкивает, но Игра заканчивается ровно через год. Ключи исчезают; не успел победить – живи, выживай, жди следующей Игры. Дары-то благо никуда не деваются…

– Выходит, что месяцев девять-десять у нас есть, – откликнулся Джек, стараясь не подавать виду, что от таких новостей у него внутри всё в ледяной комок сжалось. Как если бы сказали вдруг, что от жизни осталась половина, нет, четверть – или того меньше. – А если нет, так можно дотянуть до очередного захода. Если вы, ребята, сумели, значит, есть способ продлить жизнь.

– Ага. Например, изловить русалку, вырвать у неё сердце и съесть живьём, –хмыкнул Крыс, а Жор, который до тех пор стоял тихо, не меняя позы, скрестил на груди руки и нахмурился. – Но на всех русалок не хватит. Сейчас ещё можно добыть ключ, если пройти испытание, но к весне все ключи будут на руках, – он многозначительно умолк.

– А значит, придётся за них драться друг с другом, – сообразил Джек. Его такой поворот не то чтоб сильно удивил – это было весьма в духе Неблагого. – И тут у большой компании, конечно, преимущество… У меня другой вопрос. Положим, мы соберём ключи – сообща. А что потом-то? Трон один, победа тоже одна… Как делить будем?

Глаза у старика забегали; он сцепил пальцы в замок, но руки всё равно выдавали его дрожью. Жор стоял недвижно, как истукан. А Крыс оскалился, подавшись вперёд:

– Клятва. Колдовская клятва на крови, нерушимая: тот, кто победит, исполнит желания других. Вот такой у нас уговор.

Джек почувствовал, как тянет под ложечкой.

«Мне ведь надо разговорить их получше, – подумал он тоскливо. – Узнать, что с той женщиной и где они её прячут; разведать их слабые места – да и сильные тоже… Надо прикинуться дружелюбным, выпить эля, рассказать пару баек».

– Значит, и мне надо будет поклясться, если я к вам присоединюсь? – спросил он, чувствуя, как деревенеет гортань от напряжения.

– По справедливости – да, – кивнул спокойно Крыс. – На таких условиях мы и впрямь тебя примем. И уж, поверь, не обидим впредь.

– Ага, – растерянно откликнулся Джек. Он хорошо понимал, что необходимо сделать – и что произойдёт, если он не справится, не сумеет болтать достаточно убедительно. – И я не должен буду вас обижать тоже… Должен буду поклясться в верности вот ему, – он кивнул на Жора. – Каннибалу. И этому, серийному насильнику, – глянул он искоса на старика, и потом перевёл взгляд на Крыса. – И тебе. А ты-то кто?

А тот ухмыльнулся так широко, что видны стали коренные зубы – и почудилось на секунду, что шрам вот-вот разойдётся, открывая кровавую прореху.

– А я, – сказал Крыс, – твоя смерть.

И достал из-за пояса флейту.

Джеку стало страшно – и в то же время от сердца отлегло.

«Значит, всё-таки драться».

Дожидаться, пока флейта запоёт, он не стал – и чихнул огнём прямо в костёр. Хотел в Крыса, но не смог: это совсем не то что задрать зайца или разогнать дикое зверьё вокруг повозки торговца. Эффект, тем не менее, превзошёл ожидания. Брызнули в стороны угли, зола, пепел, хворост и дёрн. Старичок взвыл, покатившись по земле, а затем пополз в заросли вереска, пытаясь одновременно дрожащими руками заткнуть себе уши чем-то.

«Точно, флейта!»

Пользуясь неразберихой, Джек наскоро сунул в уши восковые затычки. Тотчас мир стих, а собственное сердце стало вдруг очень громким – и оттого он едва не лишился головы, когда из облака пепла и искр вынырнул вдруг здоровенный топор.

Джек едва не заорал… а может, и заорал, только сам не услышал – и сиганул вбок, уже в лисьем обличье.

В носу свербело от золы; уши были залеплены воском и не улавливали ни звука; глаза пекло.

«Да я тут сдохну!»

Он дыхнул огнём сперва вправо, потом влево – наугад, но, кажется, никого не задел. Плясали тени; метались языки пламени, и вереск, кажется, занялся тоже. Джек юркнул в сторону, под сплетение ветвей, собираясь затаиться, а потом бежать… Но тут топор сверкнул снова. Это Жор размахивал им, крича что-то в сторону; на носу у него болтались гнутые очки с одним-единственным стёклышком.

И смотрел он прямо на Джека.

«Видит, – промелькнула мысль. Лапы подогнулись. – Видит и понимает, кто я… Как? Успел заметить, как я превращаюсь? В такой кутерьме?»

Джек заметался; ушёл от одного удара, от другого, от третьего – уже совсем впритык проскользнул, острое лезвие даже срезало несколько волосков с кончика хвоста. Стало страшно. Жор махал топором с жутковатой лёгкостью, словно прутиком. Вот только не сбивал головки одуванчиков у обочины, играясь, а пытался срубить кое-чью нелепую рыжую башку.

И не колебался ни мгновения.

Один глаз у него казался чёрным, как топь; второй закрывало круглое стёклышко – и вспыхивало то и дело, ловя отсветы пламени.

«А это не его очки, – осознал вдруг Джек, и подслушанный в трактире разговор всплыл в памяти с необычайной ясностью. – Был учёный человек с волшебными очками, сквозь которые видно правду… Был и пропал. Выходит, это они и есть? А учёный, что?..»

Додумывать мысль, учитывая гастрономические пристрастия верзилы, как-то не хотелось.

Да и некогда было!

Когда топор снёс кривую сосёнку, чудом не зацепив кончики ушей, Джек подумал, что надо бежать, любой ценой, прямо сейчас, пока голова цела. Ведь победить вряд ли получится… Но это бы означало, что пленница – ещё живая, хоть и искалеченная – осталась бы тут, в руках чудовищ; что продолжились бы убийства – не здесь, так в другом месте, а всё потому, что он, Джек, сунулся, не подумав…

«Я не виноват, – подумал он. – Вина всегда на убийце. Никто не обязан рисковать собой и геройствовать…»

И всё-таки никуда не убежал.

Он вспомнил, как раскидал волков, окруживших телегу Сайко-торговца; как становился сильнее и больше с каждым прыжком, кубарем спускаясь с холма прямо в самую гущу стаи; как росла и выгибалась его тень, когда он пытался догнать – и, если повезёт, перегнать – Сирила, укравшего карту…

И, собравшись с духом, метнулся прямо под ноги к Жору, ударяясь в него со всей мощью.

«…а чего он такой маленький-то?»

Костёр показался вдруг крохотным, размером с отпечаток лапы; громила Жор – с ребёнка ростом. Топор – лёгкий, как игрушечный – мазанул по шерсти и воткнулся в утоптанную землю, увязая. Жор же отлетел в другую сторону, в противоположную, плюхнулся на зад и тяжело затряс головой, точно оглушённый…

И вдруг Джек услыхал звук – услыхал, хотя уши у него были по-прежнему заткнуты воском. Нечто невыносимо мерзкое, вибрирующее, как комариный писк, как скрежет мелка по доске, как скрип пенопластовых шариков. Крыса не видно было за клубами дыма и пепла, но это был определённо он – и его флейта.

«Он не знает, что у меня замазаны уши, – понял Джек. И похолодел. – Не знает – и поэтому надеется убить, даже… даже жертвуя приятелем? А как же клятва?»

Жор перекатился по земле, зажимая уши руками, но тщетно. Рот у него распахивался всё шире, шире, а потом губы как-то странно задрались и глаза выпучились…

Джек поспешно отвернул морду – тут же даже сквозь дым почуял свежую кровь.

На раздумья, впрочем, времени не было. Затычки из воска защищали, но шкура как-то подозрительно чесалась; и некстати вспоминались рассказы Сайко о «пастушьей дудочке», от звуков которой человек выворачивается наизнанку… В дыму что-то двинулось, и Джек бросился туда наугад, разевая пасть.

…наткнулся на что-то мягкое, по инерции сомкнул зубы…

«Это не кролик ведь», – пронеслось в голове.

К горлу подкатила тошнота, Джек отпрянул – да так и осел на землю, отплёвываясь от железистого привкуса во рту и путаясь в собственном меховом плаще.

С болот дул ветер, сырой и пахнущий дождём; он разгонял дым, пепел оседал на траве, и проступали постепенно очертания тела – человеческого тела, перекушенного пополам.

Крыс был неотвратимо и безвозвратно мёртв.

Флейту он продолжал сжимать в руке.

«Вот и всё», – подумал Джек.

А ещё подумал:

«Вот я и убил человека».

Хоть и не было другого выхода, хоть и вышло всё случайно, само собой, но чудилось отчего-то, что это уступка Неблагому.

Жор – то, что от него осталось, вернее, – валялся у самой границы поляны, там, где начинал расти вереск. Глаза щипало, скорее всего, от пепла; сильно тошнило. Джек кое-как выковырял из ушей воск и, скатав его в комок, сунул в карман. В голове звенело; что-то громыхало в вышине – может, и впрямь находила гроза. Он кое-как затоптал расползающийся от поляны огонь – не хватало ещё устроить на болоте пожар – пробормотал себе под нос:

– Женщина. Надо найти её и спасти, да…

Очень хотелось свалить отсюда подальше, но останавливала мысль о том, что кому-то сейчас хуже – и рассчитывать этому кому-то не на кого.

«Нужно допросить последнего».

Единственного выжившего из всей троицы Джек отыскал без труда – выволок из гущи вереска, несмотря на визг, и бросил на поляне, аккурат между располовиненным Крысом и останками Жора. Избавил от затычек в ушах, безжалостно раздавая затрещины, подобрал флейту и спросил в воздух:

– Правильно я полагаю, что хозяину, тому, кто играет, эта штука не вредит?

Пачкун, который до того, извивался, пытаясь уползти, и сучил ногами, замер и насторожённо обернулся.

– Ты, это, не надо, – попросил он заискивающим голосом. – Брось, я, это… всё, что надо сделаю! Правда-правда! – он пополз обратно, беспрестанно тыкаясь лбом в землю.

Видимо, это должно было изображать поклоны.

Отступив на полшага, Джек крутанул флейту в пальцах для большего эффекта и спросил:

– Та карта, которую ты смотрел… Она волшебная?

У Пачкуна аж лицо расплылось, как клякса, и губы затряслись от облегчения, когда он понял, что убивать его прямо сейчас не будут. Охотно, продолжая улыбаться и кланяться, он рассказал, что карта и впрямь волшебная – раз в день на ней можно увидеть расположение всех ключей. Путь до «замка», лабиринта, который открывали ключи, был на ней отмечен тоже. Джек забрал её себе; поколебавшись, он взял и золото, на которое указал ему Пачкун, и пузырёк сонного зелья, хотя и не представлял, куда его употребить и безопасно ли оно вообще.

«Ладно, пригодится».

– А очки, которые были у Жора… – начал было спрашивать он, собираясь уточнить, как к нему попала эта волшебная вещь и жив ли ещё её хозяин. Но Пачкун, вошедший в раз, яростно закивал, не дослушав:

– Достану, достану! – и пополз к останкам, смердящим кровью и содержимым кишечника.

Джек не стал его останавливать; очки он забрал тоже, и прихватил золотистую пластинку-ключ, который Крыс хранил у себя на груди… Всё ощущалось, как сквозь ватную перину; виделось, как через мутное стекло.

– И последнее, – с трудом выговорил Джек; с Пачкуна он, впрочем, взгляда не спускал и многозначительно поигрывал флейтой, чтоб тот не вздумал делать глупости. – Где ваша пленница? Она ведь жива? Одна или другие есть?

– Одна, одна, остальных Жор того, употребил, – закивал Пачкун подобострастно. И ткнул пальцем за верещатник: – Вон там, где раздвоённая сосна, можно дёрн сдвинуть. Будет яма, а в ней и баба… Там и лестница есть, поодаль, в траве лежит, да! Показать? – посмотрел он снизу вверх, складывая руки на груди в замок, точно собирался помолиться.

Джеку стало противно.

– Нет. Иди.

Лицо у Пачкуна стало недоверчивое – и потерянное.

– Я… и впрямь идти могу?

По-хорошему стоило бы подобрать топор и снести ему голову, но Джек не был уверен, что сможет, а потому просто кивнул. Пачкун встал с коленей и, постоянно оглядываясь, побежал прочь с поляны, бочком, бочком, по тропинке среди вереска…

«Постой, – промелькнуло в голове. – Там же ловушка была… или нет?»

Но окликнуть старикашку он не успел – тот сделал ещё шаг, два… и с воплем рухнул куда-то вниз, точно сквозь землю провалился.

…это действительно была ловушка – яма с кольями на дне, замаскированная сверху дёрном на тонких-тонких жердях. Погиб Пачкун почти мгновенно: один кол пробил ему шею, а другой – грудь. Поразмыслив, Джек стащил в ту же яму тело Крыса, и туда же кинул проклятую флейту, переломив её о колено, а сверху закидал ветками и дёрном. Жор был слишком тяжёл, и потому он просто забросал его кое-как хворостом и землёй, обернувшись лисом: лапами рыть было сподручней, чем руками. На погребение это походило мало, но больше ничего Джек сделать не мог, а жечь не рискнул – он и так еле стоял на ногах и побоялся, что от вони попросту вырубится.

А дела ещё были – и важные.

Яма с пленницей, по счастью, обнаружилась именно там, куда указал Пачкун. И лестница тоже. Сдвинув в сторону щит из веток и дёрна, Джек посветил вниз импровизированным факелом из сушняка и крикнул:

– Эй, есть кто живой? Мне в трактире сказали, что люди пропадают… Вы там как, совсем пропали или ещё нет?

Внизу послышались странные звуки, не то кашель, не то смех, а потом женский голос, дрожащий и осиплый, ответил:

– Ну, конечно, пропала, но вроде жива…

У Джека отлегло от сердца: если человек может шутить, то надежда всяко есть. Он спустил вниз лестницу – до дна оказалось не так далеко, метра четыре – и кое-как, с горем пополам вытащил наружу средних лет женщину спортивного телосложения, с коротко остриженными тёмными волосами и ясными серыми глазами. Возможно, когда-то она и была красивой, но сейчас выглядела чудовищно – одна сплошная гематома. От одежды остались лохмотья; бок кровоточил. Почти не встречая сопротивления, Джек промыл ей рану чистой водой, жалея, что не запасся в городе лечебными мазями у какой-нибудь ведьмы в лавке. Затем порылся в дорожной сумке, достал чистую рубаху и помог пленнице одеться… Стягивая воротник, она растерянно глянула на него и сказала, кажется, впервые полностью осознавая происходящее:

– Так ты правда пришёл меня спасти?

– Ну да, – кивнул Джек. И добавил честно: – Правда, не обязательно тебя. Просто кого-нибудь.

Женщина растерянно моргнула… и вдруг привалилась к его плечу, беззвучно всхлипывая. Джек не знал, что делать, можно ли её обнять или лучше не стоит, а потому только пялился в редеющую темноту над болотами, ощущая, как начинает накрапывать тихий дождь… и гладил вздрагивающие под рубашкой плечи, легонько, почти невесомо.

Через некоторое время рыдания смолкли. Женщина почти перестала дрожать, дыхание её выровнялось… а потом она попросила очень-очень тихо:

– Отведи меня в деревню Потерянных Голосов. Отведи меня к её королеве.

И Джек понял, что отказать не сможет.

Не сейчас.

Глава 15. ПОТЕРЯННЫЕ ГОЛОСА

Пообещать, конечно, проще, чем исполнить; но иногда случается и так, что даже говорить – и то невыносимо тяжело.

Заночевать вблизи от лагеря Крыса они не рискнули и почти сразу отправились в путь. Спасённая женщина оказалась куда сильнее – и упрямее – чем можно было предположить. Хотя на первый взгляд она была похожа на треснувший хрустальный бокал: и смотреть-то страшно, не то что притрагиваться – лопнет же, рассыплется колючими прозрачными осколками… Как назло, Джеку изменила привычная болтливость. К тому же соображал он туго, что куда хуже; а ведь где-то поблизости могли шнырять другие члены банды – да и помимо них тварей на болоте хватало.

– Я видела больших чёрных птиц, – рассказывала пленница, кутаясь в рубашку, пока Джек обыскивал лагерь в поисках хоть какой-то сносной сменной обуви – сапоги у женщины отобрали с самого начала, чтоб сложнее было бежать. – С человека ростом, наверное. Клюв вот такой, метр почти… А лапы похожи на человеческие руки, только искалеченные. Я этих птиц и севернее встречала, но там они мельче. И трусливее: кинешь им кусок мяса – они долго примеряются, прежде чем схватить… А когда убегают, то тень у них становится лошадиная, и они кричат: бурби-бурби-бу! Смешные такие.

– Мне говорили, что есть чудища, которые так и называются – бурби, – откликнулся Джек. Он никак не мог вспомнить, кто ему об этом рассказывал, но образ всплыл перед глазами почти мгновенно: огромная чёрная птица с комично массивным клювом. – Их и правда можно не опасаться, потому что на сушу они не выходят.

– Похоже на правду, – кивнула она. – А ещё я встретила по пути сюда человечка в красном колпаке, очень злого, с большой деревянной дубиной. Он вызвал меня на бой, а когда я отказалась, то плюнул себе под ноги и сказал, что всё равно мне скоро помирать. И исчез. А потом я попала сюда, и… Меня зовут Грейс. Грейс Макбрайт.

Он колебался с ответом секунду, но всё же сказал:

– А я Джек.

– Знаю, – улыбнулась она. – Тебя все запомнили, наверное. Джек Эйден, парень, который выставил Неблагого на посмешище… У них телега была, там, в стороне. Заколдованная, наверно, иначе по болоту и не проедешь.

Джек с облегчением выдохнул. Потрошить пропахшие дымом – и чудом уцелевшие – сумки разбойников было неприятно до тошноты; то и дело мерещились пятна крови.

– Тогда схожу посмотрю, что оттуда можно забрать.

– Копьё, – тихо попросила Грейс, когда он отошёл уже метров на двадцать. – Посмотри, нет ли там моего копья.

Телега отыскалась за холмом, под большим кустом бузины. Видимо, и правда зачарованная – грязи на ободах колёс не было, да и под днищем тоже, словно она сюда прилетела, а не приехала. Задерживаться дольше было уже рискованно, и Джек быстро обшарил телегу; к сундуку, отчётливо попахивающему кровью и металлом соваться не рискнул, сообразив, что там тоже могут быть чары, только злые… но и без того улов оказался неплохой: пара новых крепких сапог, может, и великоватых для Грейс, но зато очень мягких, добротные штаны из бархатистой ткани и коричневый плащ. В одном из дорожных мешков отыскался ещё один туго набитый кошель. В другом – лёгкий нож с серебристым лезвием.

Небольшой, по женской руке, не по мужской; стало быть, тоже краденый.

Копьё нашлось тоже – у самого борта, завёрнутое в холстину; когда Грейс его увидела, то вцепилась, как утопающий в соломинку, да так и не выпускала потом, даже во сне.

Первый переход был самым мучительным, самым длинным. Опасаясь, что другие члены банды могут отправиться по следу, Джек завязал себе и Грейс на поясах узлы, отводящие взгляды; на большую дорогу он сразу возвращаться тоже не стал – слишком велик был риск встретиться с франтом-мошенником или кем-то из их компании. По той же причине он раздумал возвращаться на постоялый двор.

«Может, в самом трактире меня и не тронут, как-никак, мы там под защитой хозяев, – размышлял он. – Но зато любая собака будет знать, что от Крыса с подельниками избавились мы… А я сейчас не в том состоянии, чтобы хитрить».

А при мысли о прямом противостоянии – о сражении до крови, до смерти – подкатывала тошнота.

На болотах же было на удивление спокойно. Изредка мелькал то жуткий косматый силуэт, то растопыренная когтистая лапа, то длинный хвост наподобие змеиного, но к Джеку никто не приближался. Грейс сказала, что деревня Потерянных Голосов находится где-то к северо-западу, примерно в семи-десяти днях пути, если пешком. Пожалуй, путь даже можно было немного срезать, если удачно пересечь болота… Джек шёл по наитию; направление выдерживал, ориентируясь по солнцу, а трясины избегал, глядя на звериные тропы и метки.

И всё равно идти было тяжело.

– Королева в деревне – Жюли, – рассказывала Грейс. Она шла медленно, опираясь на копьё, как на посох, но от помощи отказывалась, вернее, принимала её только когда становилось совсем уж невыносимо. От прикосновений, даже случайных, она ощутимо вздрагивала, хотя явно старалась это скрыть. – Ты её, наверное, помнишь, она получила свой дар до тебя, а взамен отдала какой-то браслет. Мужчин в деревню Жюли почти не пускает, хотя для тебя, наверное, сделает исключение.

– Там безопасно? – спросил Джек, замедляя шаг; они как раз вышли к обширному топкому участку, и как его обходить – пока было непонятно.

– Вполне, – кивнула Грейс, и вдруг улыбнулась. – Там что-то типа шелтера.

– Убежище для нуждающихся и пострадавших?

Джек улыбнулся тоже; слишком непривычно это звучало здесь, в землях Эн Ро Гримм.

– Именно. Там, дома, Жюли чем-то вроде этого и занималась, пока она не… Ну, это она сама расскажет, если захочет, – оборвала Грейс сама себя, и лицо у неё посерело. – Ух… Мы можем посидеть немного?

Такие остановки случались всё чаще; если поначалу Грейс шла на чистом упрямстве, желая как можно дальше оказаться от места, где ей причинили боль, то потом – к вечеру – силы попросту закончились.

К счастью, тогда закончилось и болото.

Исчез вездесущий душок гниения; заросли осота и камыша перешли в лиловую дымку верещатника; затем путь пересекла река, извилистая и глубокая, но неширокая, шагов в десять. Вода была чёрная, гладкая, как зеркало; ни плеска, ни ряби. Джек не знал, обитает ли там кто-то, но на всякий случай бросил в омут с пяток мелких монет, красивых блестящих медяков.

На тот берег он переплыл первым и перенёс вещи, а уже потом помог переправиться Грейс.

Никто их не тронул; послышался только смешок, как эхо над водой, и только.

Река освежила, пусть и ненадолго. Судя по запаху дыма и человеческого жилья, не так уж долго оставалось до дороги или до поселения, но ночевать Джек решил в роще, у большого тиса – это показалось добрым знаком.

Грейс не возражала.

Он развёл костёр и приготовил немудрёный ужин: густой суп из колотых бобов и вяленого мяса, обильно приправленный перцем, зачерствелый хлеб и вместо чая –несколько стеблей дикой мяты, заваренной кипятком. Грейс отчётливо клонило в сон; его самого тоже.

– Я спрошу тебя кое-что странное, ладно? – произнёс Джек, когда костёр почти прогорел, и остались только угли. Ночь едва-едва началась; щербатая луна взбиралась на небосвод. – Как ты относишься к лисам?

Грейс скосила взгляд на его шубу.

– Они, э-э… мягкие? И забавные.

Он невольно улыбнулся:

– Ну, в целом да. Тогда ты не пугайся сейчас, ладно?

К её чести, она не испугалась совсем; возможно, потому что видела уже, как Джек превращается – там, на арене у Неблагого… или, возможно, потому что иметь дело с лисом ей сейчас было проще, чем с мужчиной, пусть и своим спасителем. С запада дул ветер, холодный и сырой. Джек потоптался на месте, выгибая спину, пока не стал хребтом задевать ветки тиса, а хвост у него не вытянулся так, что им можно было бы человека укрыть целиком.

А потом – лёг на землю, ограждая Грейс от внешнего мира.

Потрескивали угли, прогорая; крона старого тиса вздыхала и шелестела в темноте; откуда-то издалека – от реки, может – доносилась тихая песня, которую легко было перепутать с журчанием потока на камнях.

«Доброй ночи», – подумал Джек, прикрывая глаза.

– Доброй ночи, – шепнула Грейс, точно услышав; она расстелила на земле плащ, прямо поверх охапки травы, и легла, скрючившись, в уязвимой позе эмбриона. Джек укрыл её хвостом, осторожно, стараясь не напугать. – А ты подрос.

Он фыркнул.

– А я как будто стала совсем маленькой, – продолжила она негромко; похоже, ей нужно было выговориться, и с лисом это было чуть проще. – Знаешь, там, ну… в настоящей жизни, я занималась лёгкой атлетикой. Профессионально. Была восходящей звездой в метании копья… а потом забеременела, от своего тренера. Мне семнадцать лет было; тогда казалось, что всё хорошо, что я взрослая, и у нас любовь… А теперь я понимаю, что он просто был мудак. Так случается.

«Ещё как случается», – грустно подумал Джек, прикрывая глаза.

Чуткие уши ловили каждый звук.

Грейс говорила ещё; о том, как никакой счастливой семьи с тренером, конечно, не вышло; как полтора года вынужденного отпуска сказались на карьере, и из восходящей звезды она превратилась в крепкого середнячка; как родители помогали ей с воспитанием сына, фактически взяв на себя большую часть забот…

– …в итоге лет в тридцать я смирилась, что рекордов мне не видать, и сменила вектор. Сама начала тренировать подрастающее поколение. Успешно, кстати, – у неё вырвался смешок. – Даже одну чемпионку воспитала. Майла Смит, слышал про такую? Мировой рекорд… У меня была своя спортивная школа; она приносила доход. Сын… сын вырос как-то сам. Мы не очень близки, но когда я расклеилась недавно, он сказал, что гордится мной. Хотя за что… Вроде всё хорошо, да? Мне подруга так и сказала, мол, повезло, что я смогла реализоваться везде. И карьера, и ребёнок… Родители ещё живы, опять же. А у меня было такое ощущение… всегда было ощущение, что я упустила свой шанс… шанс на настоящую жизнь. Правильную. Напряжённую, чтобы драма, прорыв, преодоление… А это всё имитация. И вот я здесь. У меня волшебное копьё; а я правда умею с ним обращаться, поверь. И я опять ничего не могу. Ничего.

Она так и не заплакала. Наверное, если бы заплакала, то было бы проще. Джек знал, что тогда делать: утешить, обнять, может, и сказать что-то ободряющее… Но Грейс просто говорила всё тише и тише, а потом умолкла совсем, обессиленная – и заснула.

Вскоре уснул и он; ему снилось, что он мечется в лабиринте, и выхода нет, и скрипка насмехается над ним, заносчиво дребезжит и визгливо смеётся. Потом скрипичный смех перешёл в плач, а затем всё стихло.

Ни Крыс, ни его мёртвые подельники в сон не пришли – так, словно и впрямь они остались за рекой.

Наутро погода немного испортилась.

Заморосил мелкий противный дождь; в сочетании с южным теплом это дало влажность и духоту, от которых рубашка липла к телу, а волосы смешно курчавились. Болота остались позади; погони слышно не было… Поразмыслив, Джек решил, что дальше лучше идти по дороге. Во-первых, Грейс всё-таки требовались лекарства, а раздобыть их на пустоши вряд ли бы получилось – ну, только если б на пути вдруг встретился благородный целитель-отшельник.

А во-вторых…

После недолгих колебаний Джек всё-таки воспользовался картой, которую забрал у Пачкуна. Там и правда отображались все ключи, которые были в Игре, и даже некий таинственный Лабиринт, вход в который открывали эти ключи. Они, к слову, были разбросаны по всей территории относительно равномерно… кроме трёх, которые кучковались в одном месте, примерно в двух неделях пути к северу – если идти пешком; небольшой торговый караван управился бы за неделю. А насколько быстро преодолела бы это расстояние, к примеру, волшебная повозка, можно было только гадать.

«Сирил. Точно, больше некому».

Джек почти не сомневался, что это он. В конце концов, Сирил сам хвастался, что успел раздобыть три ключа – и что-де непременно достанет и остальные девять.

– А теперь два ключа у меня, – пробормотал Джек, разглядывая блестящие золотые пластинки, сорочью отраду, опасные сокровища. – И ещё та штука, которая была у ведьм… Если он не свернёт мне шею из чисто практических соображений, я сильно удивлюсь.

– Что? – окликнула его Грейс; она как раз вернулась, ополоснув в реке лицо и руки перед дорогой. – Чему ты там удивляешься?

– Да так, – уклончиво ответил Джек, сворачивая карту; как утверждал Пачкун, она изменялась раз в день, сразу после полуночи, отражая, насколько переместились ключи. – Прикидываю, сколько нам ещё добираться… Ты не против напроситься в какую-нибудь попутную телегу?

«Если Сирил и правда охотится за мной, то нужно поспешить… Если не смогу убежать сам, то хотя бы успею довести Грейс до безопасного места и оставить там».

О том, что будет после счастливого воссоединения с обманутым «партнёром», думать как-то не хотелось.

– Я только за, да кто же нас пустит? – пожала плечами Грейс. – Телега, м-да… У спортсменов тяжёлый график, перелётов хватает. Никогда не думала, что буду скучать по самолётам, но сейчас настал тот самый момент. Не отказалась бы от билета в бизнес-класс.

– А я – от поезда, – откликнулся Джек. И заговорщически подмигнул ей: – При должной сноровке билет туда вообще не требуется.

И Грейс – впервые – беззаботно улыбнулась.

В итоге до нужного места они добрались не за неделю, а за три дня.

Джек проявил недюжинную изворотливость, разыскивая попутчиков. Жадному горшечнику он приплатил, чтоб прокатиться на его телеге до небольшого городка. В городке – самом настоящем, пусть и крошечном, с ратушей и часовой башней – отвёл Грейс к местному «лекарю-знатоку», которого вернее, конечно, было бы называть фармацевтом. Никаких волшебных мазей, вроде той, что досталась Сирилу, старик, конечно, не продавал… Но зато помог обработать раны и гематомы у Грейс, показал, как накладывать повязку, и продал лекарства – а ещё подсказал, к какому торговцу обратиться, чтоб хоть часть пути проехать в повозке.