Текст книги "Рыбья кость (СИ)"

Автор книги: София Баюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

…

Марш все еще плохо различала очертания предметов, но приступ почти отступил. Она кое-как натянула манжету, которая тут же начала разъяренно клевать ее иглой. От лекарств тошнило и кружилась голова, но Бесси принесла такие новости, что Марш вдруг понадобилась вся злость, заключенная в контейнерах под черным бархатом.

Сначала пришла радость. Одуряющая радость, лучше всех взрывов, всех лекарств, такая злая и звонкая, что Марш даже сначала не поверила, что это чудо действительно случилось с ней.

«Анни пошла в башню ставить камеры» – ну разве можно придумать лучше?

Чего хотят шесть миллионов жадных глаз и искривленных ртов? Крови. В этом мире осталось так мало настоящей крови. Стоит пролиться хоть капле, как в сети поднимался встревоженный гул миллионов мух.

Мухи бросали сиропы конвентов про осознанное потребление и дерьмо конвентов с семейными драмами, потому что где-то случилось нечто по-настоящему редкое. Аби не давал проливаться крови, Аби осуждал и пресекал любое насилие, но если кровь проливалась, мухи из сети слизывали ее без остатка. Иначе не существовали бы Стравки, иначе Марш не получила бы свою осу.

И теперь у Марш есть такая потрясающая, такая сладкая тема. Лучше лезвий с серебристыми рукоятями, лучше взрывов и высказываний про сенатора Кьера. Тема на десять золотых ос и одну потрясающую, совершенную месть.

Если люди узнают, что выпускники Гершелла не только взорвали башню, но и убили человека – он лишится не только карьеры. Он не просто не поедет в Средний Эддаберг, он в лучшем случае переедет в соседнюю с Леопольдом комнату.

Убили человека.

В соседнюю комнату.

Убили человека.

Когда она опубликует манифесты – убьет еще троих. Выставит этих дурачков убийцами, и они получат такой шквал репортов, что им даже штраф не успеет прийти.

Освальд тоже виноват. Да! И может быть, Даффи и Иви тоже знали, что девчонка пошла в башню, и тоже ничего не сказали, не захотели быть хорошими людьми, так почему Марш должна?!

Она убьет еще троих – и Рихарда Гершелла.

Или не убьет больше никого. И тогда все будет зря. Гершелл вывернется и наверняка поедет в Средний Эддаберг, а Марш останутся остывшие руины заброшенных домов, умирающий Леопольд и призрак девушки, рисовавшей себе веснушки.

Комната стала беспощадно четкой. Оказывается, в ней все это время было темно. А потом пришло осознание – его вбила в кожу игла в манжете, его выжег в сознании строгий взгляд Леопольда и присыпал солью растерянный шепот Бесси.

Марш подняла взгляд. Бесси что-то бормотала в воротник, видимо, пытаясь дозвониться до Освальда.

– Аби говорит, профиль Освальда заблокирован, – расстроенно сообщила Бесси.

– Вот как… – тихо сказала Марш. – Ну что же… Без него обойдемся. Скажи мне, Бесси, я плохой человек?

Она посмотрела так, будто удивлялась, что Марш не понимает каких-то очень простых вещей. Подошла к ней, взяла за руку, и Марш не стала отдергивать ладонь. Впервые позволила кому-то разглядывать свой браслет. И она все надеялась, что Бесси скажет что-то другое. Что она не даст самый глупый и пустой из возможных ответов. Единственный ответ, в котором Марш точно не найдет утешения.

– Аби говорит, нет, – улыбнулась ей Бесси, показывая свой браслет. – Это я, я плохой человек.

Это было плохое утешение. Худшее из всех, что Марш могла себе представить.

– Бесси… иди к себе, ладно? Возьми вот… ботинки бери, пальто – и иди, хорошо?

Эта девочка позвала ее из белого безумия, не дала туда уйти. И Марш не была ей благодарна, но никак не могла ее ненавидеть.

Марш теперь убийца. Это такая необычная роль, которая под надзором Аби почти никому не достается. Она убийца, и ее аватар – тоже, ведь они вместе решились на взрыв. А Аби она обманула – Марш не хотела себе врать. Ее прошлое, ее настоящее и будущее спеклись в одно беспощадное слово, и Марш понятия не имела, что теперь делать. Ей было страшно. Ей хотелось, чтобы хоть кто-то сказал, что она ни в чем не виновата.

Но даже Бесси не смогла.

Зря Леопольд в нее поверил.

Не зря она так легко представила себя хищником с израненными щупальцами и ядовитым жалом. Марш вспомнила, как легко оживала податливая фантазия, как мучительно хотелось сделать по-своему хоть раз.

Отравить, уничтожить и сожрать. Наконец-то мечты начали сбываться, разве не здорово?

Бесси ушла незаметно. Марш несколько раз медленно обошла комнату, убеждаясь, что она действительно одна. Села за стол, развернула три манифеста на трех экранах.

Без них все будет зря.

Освальд повел себя как подонок и трус. А она ничего не знала. Ни в чем не была виновата.

Незачем жалеть подонка и труса. И почти незнакомых ей Даффи и Иви незачем жалеть.

Ее никто никогда не жалел. И уже никто не пожалеет.

А может никто не умер? Может, эта Анни никуда не пошла, или задержалась у оранжереи, или зашла к Гершеллу пожелать удачи перед эфиром.

Марш не могла узнать наверняка. А публиковать манифесты нужно сейчас.

Марш смотрела на экраны. Улыбалась, водя в воздухе пальцами, словно протирала невидимое лезвие, и точно знала, как поступит.

…

Даффи было страшно. Когда Освальд ввалился к нему в комнату и начал выть, что Анни пошла в башню, он сначала ничего не понял. Даже не сразу вспомнил, кто такая Анни, хотя в последние дни в центре только о ней и было разговоров – вроде Гершелл сделал ей какой-то потрясающий эфир. Даффи не слушал, потому что знал, что никакого эфира не будет.

А потом он понял.

Освальд сидел у него на кровати, вцепившись в волосы и раскачивался, тихонько подвывая. Это было даже забавно, но Даффи было не до смеха.

– Ты… пойдешь в башню? – хрипло спросил он Освальда.

– Я пытался Анни отговорить, но она не… Я позвонил Бесси. Девчонке, которая нам записки носила, я ее профиль сохранил… Мар… другой нельзя, – беспомощно сказал он. – Они соседки, Бесси предупредит, и…

– И ты думаешь эта сумасшедшая сука не станет?.. – уточнил Даффи.

– С каких это пор она стала сумасшедшей сукой? Тебе же она нравилась!

– Тебе тоже, – огрызнулся Даффи.

Ни в какую башню он идти не собирался. Он только вспоминал, как серебристая оса пыталась ужалить ладонь Марш. Даффи в последние недели ничего другого не вспоминал.

Оса. Он даже лица Марш почти не помнил, только злую осу и голубое свечение повязки.

Даффи был не дурак и понимал, что у Марш свои резоны. Он был не против. Но это он тогда был не против, а теперь-то все стало иначе!

Освальд вдруг подскочил, словно его током ударило и бросился за дверь.

Даффи несколько секунд ошеломленно смотрел ему вслед, а потом выбежал в коридор.

– Стой, поехавший! – в отчаянии крикнул он.

Освальд даже не притормозил. Он явно все для себя решил, и Даффи не осталось ничего другого, кроме как бежать за ним. Молча, потому что еще был шанс, что башня не взорвется, Анни не умрет, а привлекать лишнее внимание было совершенно ни к чему.

Когда раздался взрыв, Освальд почти успел добежать до башни. Когда вздрогнули алые стены – еще до звука и света – Даффи понял, что нужно делать. Он успел увидеть, как Освальд падает на промерзшую землю, закрывая голову руками. И как густое рыжее пламя растет, разрывает изнутри каменную кладку, и нет никаких серебристых ос, нет брызгающих огнем и осколками пластика окон, только тянущийся к лицу жар и разрывающий грохот.

Даффи не стал смотреть, что с Освальдом. Он сам все решил для себя, а Даффи для себя.

Он развернулся и бросился к коттеджу.

…

Спустя час после взрыва Рихард сидел у себя в кабинете и смотрел на ерзающего на табуретке Даффи, который торопливо, глотая слова, рассказывал про серебряных ос и взрывы.

Рихард услышал главное, и когда Даффи начал оправдываться и добавлять ненужные подробности, полностью погрузился в свои мысли. Он потом пересмотрит на записи, если ему что-то понадобится, но пускай мальчишка говорит.

Из всех бывших пациентов «Сада» Рихард меньше всего хотел иметь дело с Марш Арто. Он успел найти фотографии с внешних камер ее квартала, и перемена ему не понравилась. Куда она дела глаз? Рихард пересмотрел профиль – она была совершенно здорова, только сумасшедшая. Травма? Вряд ли это травма.

Даффи продолжал что-то говорить, и Рихард различил заискивающие интонации. Эта часть представления его точно не интересовала.

Освальда он запер в палате вместе с Иви – мальчишку полечить ожоги и подумать о своем поведении, девчонку – чтобы он побольше болтал под камерами. И чтобы они пропали из сети на некоторое время.

Пускай их родственники привыкают.

– Проваливай, – коротко сказал он, не поднимая головы.

В ушах стоял тонкий монотонный звон. Рихард сцепил руки в замок и прижался лбом к сжатым пальцам. Пахло гарью. Он так и не успел вымыть руки и даже сменить рубашку. Почему-то он не мог себя заставить.

… Рихард начал врать еще до того, как прозвучал финальный взрыв. Совет Тодерика Ло выставить взрывы спланированной акцией зажегся в памяти легко и быстро, слова подобрались правильные и убедительные, а эфир удалось закончить удачной шуткой. Рихард говорил, улыбался, и так искренне верил в каждое свое слово, что Аби не смог уличить его во лжи.

Даффи пытался поймать его взгляд, и Рихард не стал отказывать мальчику. Пусть смотрит.

– Проваливай, – повторил он побледневшему, притихшему Даффи и снова опустил голову.

… А потом он запер все двери в коттедже, поставил блоки на все профили и отключил общественные сети, оставив доступ только персоналу. Быстро надиктовал Аби сообщение – торопливо, пока надевал универсальный защитный комбинезон прямо на костюм. Никто не выйдет из центра, не позвонит и не отправит ни одного сообщения, пока он не позволит.

Нужно было убрать. Пока никто не увидел. Пока никто не узнал.

Хотела ли Марш кого-то убить?

Какая разница.

А все же – хотела?

Браслет Анни почти не пострадал. Из-за блоков и заморозок Аби не сообразил, что хозяйка умерла, и переливался на ладони Рихарда зелеными огнями.

Она смеялась, когда Леопольд получил штраф. Рихарду вообще-то стоило проявить сострадание. Он всегда знал, что стоило. Но ему хотелось сорваться, кого-то обвинить, спрятать собственный испуг – он знал, что оранжевая лампочка могла мигать и на его воротнике.

Знал, что девчонка привязалась к Леопольду, знал, что это был истерический смех и даже не думал, что она влюблена. Просто пытался ее разозлить, потому что так советовали в методичках.

Разозлил.

Рихард ждал, когда и к нему придет злость. Он хотел ненавидеть, хотел метаться по кабинету и ломать мебель, но почему-то никак не получалось. Рихард неподвижно сидел за столом, а в голове звучали монотонные щелчки, будто Аби решал какую-то задачу на счетной машинке, только вот Аби молчал.

Ничего непоправимого не произошло. Пока не произошло. Нужно было выйти в сеть и проверить, как взрыв освещается в новостных конвентах.

Марш хотела просто взорвать башню, надеясь, что это ему навредит?

Вряд ли.

И что он может сделать? Если у нее есть какой-то план, она наверняка доведет его до конца, и он никак не сможет помешать. Порадовать Марш звонком или визитом? Чтобы она и над ним посмеялась?

Нет, конечно же нет.

Еще и Бесси впутала, до чего циничная дрянь. А значит, ее не жалко, ее подельников не жалко, и незачем оставлять таких людей позади. Незачем давать им шанс все испоганить. Марш Арто вот шансом воспользовалась.

А идея с записками все же хороша. Он тоже любил простые решения и преступления без преступлений.

Рихард медленно растер пальцами виски.

Сначала нужно придумать, что сказать родным Анни. До прибытия в Средний Эддаберг – а он обязательно туда приедет – Рихард забудет ее лицо. Забудет свои сентиментальные порывы, и как она обнимала его в ту злую, тревожную ночь, и как он нашел в ней короткое утешение.

Что сказать родным? Скажет, что отправил ее в Нижний Дабрин. Что ей нужно побыть в одиночестве, может, пройти еще какой-то курс.

– Аве Аби. Открой мне профиль Анни, – глухо скомандовал он. – Фотографию убери.

– Озвучить результаты? – угодливо поинтересовался Аби.

– Нет. Текстом. Увеличь шрифт, глаза болят.

Он равнодушно скользил взглядом по строчкам досье о девушке, которая ничего для него не значила и которую он никогда не знал.

– Внести изменения в карточку, – монотонно начал он. – Отметка об успешном прохождении лечения – удалить. Отметка о занятиях с пациенткой в профилях персонала – удалить. Отметка о заселении в комнату – удалить. Отметка «проходила общий оздоровительный курс» – поставить…

Рихард отдавал команды не задумываясь. Это была не первая пациентка-призрак центра «Сад-за-оградой». Марш Арто когда-то тоже «прошла общий оздоровительный курс». Комплекс услуг по социальной страховке, ни к чему не обязывающий ни пациента, ни врачей. Не нужно жить в центре, соблюдать рекомендации и находиться под наблюдением. Как будто Анни просто ходила на какие-то процедуры, а потом возвращалась домой.

– Графа «социальная напряженность» – очистить… шкала… как она, «степень опасности»? Да и хрен с ней, как она там называется – обнулить…

Вообще-то этим должны были заниматься карабинеры, но «Сад» давно получил свою лицензию и мог определять, кто из выпускников представляет опасность для общества, а кто нет. Теперь Анни с ее рейтингом просто затеряется в конце списков, и никто о ней не вспомнит. И родные не смогут ее найти.

– Профили в сетях – отметить как «приватные»… доступы к карточкам – закрыть для всех, кроме… для всех.

Вряд ли они будут искать, скорее порадуются, что за нее больше не приходит штрафов. А если и будут – какое дело Рихарду, он будет в Среднем Эддаберге, оттуда не депортируют и никто за прошлые грехи его судить не станет.

Но Рихарду нужно было уехать. Что задумала Марш Арто?

Он точно знал, как сделать так, чтобы это потеряло всякое значение.

И знал, кто ему поможет.

– Входящий вызов от Тодерика Ло, – осторожно доложил Аби.

– Передай этому козлу, что если он хочет, чтобы я разгреб это дерьмо и никого не забрызгало – пусть засунет язык в жопу и посидит хоть пять минут! – рявкнул Рихард. Потом пробежался глазами по строчкам составленного Аби ответа: – Уважаемый… в данный момент не могу уделить должного внимания… в дальнейшем мы обязательно обсудим возможные разногласия… с безграничным уважением… убери безграничное уважение и можешь отправлять. И вызови аэрокэб к главным воротам. Укажи, что поедем за город.

…

Даже если бы Рихард никогда не ездил к Императорским катакомбам, он легко нашел бы их по плесневелой вони, сочащейся из скрытых вытяжек. Респиратор не спасал, но сейчас Рихарду не было до запаха никакого дела – он чувствует его в последний раз.

Точно, в последний. Если сорвется переезд в Средний Эддаберг – он поедет к Марш Арто и своими руками ее удавит прежде, чем ему успеют обнулить рейтинг. Рихард брел по темным коридорам, стараясь не задевать плечами влажную каменную кладку, открывал двери универсальной карточкой, которую ему выдал Ренцо, а в голове не было ни одной мысли. Это славно, Рихард уже все решил и совсем не хотел об этом думать.

Стравки должны быть в самом разгаре. Это хорошо, значит, Ренцо не придется долго искать.

Он давно здесь не был. Рихард вообще не любил встречаться с бывшими выпускниками, особенно с теми, чья деятельность классифицировалась как «на грани законного», но иногда приходилось вспоминать старые связи. Иногда Рихарду нужен был контрафактный алкоголь на «подарки», а несколько раз ему требовались дефицитные лекарства, которых даже с его рейтингом было не достать.

Дважды ему нужно было совершить незаконную манипуляцию с профилями выпускников. Последний раз он обращался к Ренцо, когда ему потребовалось подчистить профиль Марш Арто. Рихард поставил нужные отметки, очистил кэш и потер упоминания в отчетах, но Ренцо нашел почти сотню косвенных упоминаний, которые могли его выдать. Теперь Рихарду нужно было проверить профиль Анни. И сделать кое-что еще.

Он открыл последнюю дверь, и в респиратор хлынул густой отфильтрованный воздух подземных залов.

Когда Рихард был здесь в прошлый раз, в первом зале стояла клетка, в которой держали лабора с оцифрованным сознанием. Ренцо утверждал, что привез его из среднего Эддаберга, из списанной партии, и очень им гордился. Теперь вместо клетки напротив двери стоял белый постамент, на который зачем-то водрузили кучу искореженного металла. Рихард стянул защитные очки и пригляделся.

Ничего непонятно. Что-то черное поверх чего-то белого, если вот так повернуть голову – как будто осьминог держит человека.

– Господин Гершелл, как мы безмерно, непередаваемо…

– Избавь меня, Бэл, – попросил Рихард, не оборачиваясь на голос.

Бэл когда-то тоже проходил программу в «Саду». Хороший был парень, беспроблемный, и выпускной эфир замечательный сделал – уместно шутил и вовремя, без подсказок корчил покаянные мины. Рихард рекомендовал ему набрать вес, чтобы усилить впечатление добродушного юмориста, и, кажется, Бэл совету следовал очень старательно.

Но сейчас шуточки были последним, чего хотелось Рихарду.

– Понял, – покладисто ответил Бэл. – Вы Стравки посмотреть?

– Я к Ренцо. Найди его, скажи у меня срочное дело.

– Он занят, – Бэл так искренне расстроился, что если бы Рихард не репетировал с ним вот это самое лицо – обязательно бы поверил. – Нам собак привезли, он снимает стравку…

– Бэл, мне совершенно… насрать, – устало сказал он. – Проводи меня в переговорную, распорядись, чтобы принесли чай и приведи мне Ренцо. Скажи ему взять пустые карточки для снятия данных и ключи для взлома профиля.

– Понял, – повторил Бэл, но теперь голос стал глухим. – Проходите…

Во втором зале Рихард начал снимать защитный крем универсальной салфеткой, чтобы только не смотреть по сторонам. На Стравках у него всегда обострялась мизантропия – он никогда не мог добиться такой бурной реакции даже самым изысканно подстроенным скандалом. Может, ему стоило всю жизнь ловить собак за городом и делать рейтинги на трансляциях.

Может. Только он поедет в Средний Эддаберг, а Ренцо, даже если накопит такой же рейтинг – никогда. Там смотрели на «чистоту» значений. Рихард был честным тружеником с безупречной репутацией и комиссия одобрила его кандидатуру. Именно поэтому сейчас его профиль был временно переключен на анонимный, а браслет и микрофон Аби были затянуты черной глушащей пленкой. План Рихарда в шкале законности был слишком далеко от допустимых значений, Аби мог начать запись или даже отправить репорт самовольно.

Отвлечься мыслями о Ренцо и плане не удалось. Бэл протащил его за рингом, там, где не было камер, и Рихард понимал, что парень очень старается угодить, но раздражение все равно рванулось в сознании, глухое и безжалостное.

На белоснежном ринге темнели красно-рыжие полосы. Огромный черный пес, брыластый, со свежими срезами на месте ушей и хвоста, трепал трехцветную дворнягу. Судя по всему – дохлую. Но раздражали Рихарда не собаки, а ритмичный шум из зрительного зала, накатывающий в такт движениям головы черного пса.

Свиньи. Тупые и жадные до крови. Если бы Рихард сам не помогал их начальству поддерживать рейтинги – обязательно занялся бы рассылкой заявлений карабинерам, в санитарные инспекции и общественные организации. Десяток инспекций навсегда очистили бы старые катакомбы от этой швали.

На пороге переговорной Рихард обернулся. Пес так и не разжал зубы, только ринг, под разочарованный гул из зала, начал уходить в затемнение.

Значит, минуту назад дворняжка еще была жива.

В переговорной было тихо. Темные желтые лампы имитировали живой свет, а на велюровых диванах серебрились защитные чехлы, которые Бэл начал торопливо срывать. Ренцо точно трясся над дорогой обивкой, судя по складкам, гостей попроще сажали прямо на чехлы.

Рихард хотел поторопить Бэла, но не стал. Каждая минута промедления – это шанс для Марш доделать то, что она задумала. По дороге к катакомбам Рихард проверил, выпустила ли она какие-то материалы, но не нашел ничего лишнего. Над взрывом посмеялись в нескольких конвентах, в нескольких решили, что у «Сада» проблемы с генераторами. Здесь обсуждения расходились – одни ругали правительство за то, что в медицинской организации такие проблемы с электричеством, другие обвиняли руководство центра в хищении бюджетов на ремонт. Рихарду было что ответить и тем, и другим. Рейтинг «Сада» на табло даже немного увеличился. Большинство посчитали это шуткой или поводом для сочувствия.

Но Марш явно хотела не этого. Рихард не хотел ждать, пока ей в неподдающуюся лечению голову придет сигнал из космоса, или каким там импульсам она подчинялась. Нужно было замять эту историю как можно быстрее.

Нужно было. Но почему-то Рихард молча смотрел, как Бэл срывает чехлы и расправляет морщинки на подушках, и не находил в себе сил его поторопить.

Наконец, он ушел. Рихард не глядя сел на край ближайшего кресла и взял со стола планшет, подключенный к местной сети.

– Аве Аби, – мрачно позвал он. – Аве… не подключили? Ну, так даже лучше…

Он отвык искать информацию вручную. Поисковая строка жадно глотала черные буквы, лишь на миг появляющиеся на экране. Значит, здесь хорошая защита и запрос нигде не сохранится. Это было славно, можно было даже потерпеть пустеющую строку.

Доступ к профилю Марш планшет нашел довольно быстро и выплюнул его на внешний, виртуальный экран.

– Ага… славно… репорты, репорты… надо же, и за оскорбление карабинера три есть, а откуда же у тебя столько рейтинга…

Он быстро дошел до короткого списка ачивок и достижений. Среди мусора вроде редких бронзовых медалек за неделю без вредных привычек серебрилась единственная, драгоценная оса.

Конечно, связанный с ней эфир был закрыт. Рихард бросил быстрый взгляд на дверь. Пожалуй, у него есть пара минут на то, чтобы его взломать. У него остался ключ к ее профилю. Он оставлял ключи к профилям всех пациентов, именно на такие случаи.

Он не знал, имеет ли это хоть какое-то значение. Ос такие, как Марш получали или за порнографические эфиры, или за трансляции с безумными выходками «на грани законности». Один парень ел живых утят, и это подходило Марш больше, чем порнография.

Ее лицо медленно сгущалось в воздухе, и Рихард сразу понял, что порнографического эфира не будет. Он медленно положил планшет на стол, так, чтобы Марш сидела перед ним. Она улыбалась, и Рихард вдруг подумал, что не верит Даффи. Потому что кому-то другому ее взгляд мог показаться безумным, но он видел, что Марш напугана и очень несчастна. Даже расширенные эйфоринами зрачки не делали ее лицо безумным.

Он понял, что сейчас произойдет только когда она поднесла лезвие к уголку глаза, а за его спиной звякнул фарфор.

Рихард не отрывал взгляд от записи, только коротко кивнул девчонке, которая поставила перед ним поднос. Точно, он ведь сказал принести чай.

Рихард досмотрел эфир до конца. Потом медленно смахнул запись – белый пол, красные пятна и белое лицо, которое так и не стало безумным – и встретился глазами с Ренцо, который сидел в кресле напротив.

– Я ее знаю, – невозмутимо доложил он.

Когда Рихард последний раз видел Ренцо, у него были золотые волосы. Теперь он выбрал более сдержанную черную краску, наверняка потому что в моду вошла подчеркнутая национальная идентичность. Наверняка ему пришлось заказывать генетическую экспертизу, а потом лезть в сеть за уточнениями – никто давно толком не помнил, к какому народу принадлежит и какие у этого народа были традиции.

С золотыми волосами или с черными, Ренцо остался изворотливым лживым говнюком. Значит, они договорятся.

– Вот как, – отозвался Рихард. Хотел потянуться к чайнику, но не удержался и провел ладонью по глазам.

Он бы пожалел ее. Конечно, он сделал все, что мог, и никто, даже Марш Арто не мог требовать от него большего. Но всего пару часов назад он видел другой эфир. Анни вышла бы из центра и научилась сажать цветы. Марш ничему не научится, Марш – несчастная, но совершенно отмороженная сука. Рихард в этом только что убедился.

А все же. Как жаль, что так вышло.

– Она приходила недавно, – задумчиво сказал Ренцо. – Угрохала оцифрованного лабора.

– Чего хотела? Поднять рейтинг? – лениво поинтересовался Рихард, чувствуя, как все сожаления исчезают, и на смену им приходит безжалостный расчет.

– Нет, – напряженно ответил Ренцо. Он явно не хотел говорить правду, но все-таки побоялся соврать. – Хотела запчасти. Аккумуляторы со старых лаборов и накопители.

Рихард улыбнулся и дотронулся до теплой фарфоровой ручки. Налил чай, давая себе время подобрать слова, а потом сказал:

– Сегодня в «Саду» взорвали башню.

– Башню? Исповедальню? – удивился Ренцо.

– Да, именно ее. Как ты думаешь, кто ее взорвал? И откуда у кого-то реактивы и накопители для взрывчатки?

– Она у вас лечилась? – деловито спросил Ренцо.

– Лечилась. Как видишь, не долечилась. Поставь глушилку и положи руку на диван. Это не под запись.

Ренцо поморщился, но глушилку на стол поставил. Метнул на Рихарда ненавидящий взгляд, а потом, улыбнувшись, достал из кармана кусочек пленки. Закрыл датчики Аби и опустил руку.

– И чего вы хотите?

Рихард объяснил. Слов ему потребовалось немного, но с каждым Ренцо бледнел все сильнее, а лицо у него стало совсем как у Марш на записи. Наверное, если бы Рихард растянул свой план еще на пару минут – парень бы растворился в воздухе.

Это было почти забавно.

– Если я не ошибаюсь, вы получили разрешение на переезд в Средний Эддаберг, – наконец сказал он.

– Не ошибаешься.

– Мистер Гершелл… Позвольте мне уточнить… в какое положение вы меня ставите, – начал Ренцо, под конец вернув голосу невозмутимость. – Не скрою, что наше сотрудничество все эти годы было весьма и весьма плодотворным. Но теперь возникают некоторые… трудности. Во-первых, когда вы уедете, вы не сможете помогать мне и моей команде.

Рихард ободряюще улыбнулся и кивнул.

Ренцо требовались постоянные прибавки к рейтингам и зеленый уровень социальной привлекательности, чтобы карабинеры обращали на него как можно меньше внимания. Рихард раз в полгода писал отчеты об успехах бывшего выпускника и подписывал справки о прохождении им обследований и новых программ. Ренцо то поправлял ментальное здоровье, то проверял уровень стресса, то занимался самоанализом для выявления причин возникновения нереализованного негатива. Согласно отчетам, Ренцо, а так же вся команда организаторов Стравок, больше чем наполовину состоявшая из бывших выпускников «Сада», были исключительно здоровыми, уравновешенными и благонадежными людьми.

– Но ваш… коллега. Человек, который придет после вас, будет не в курсе наших договоренностей, – улыбнулся Ренцо.

– Я оставлю своему… коллеге все рекомендации и указания. Вы же не думаете, что моему преемнику не понадобятся мои связи?

Рихард почти не блефовал. Он понятия не имел, кто придет на его место, но Тодерик Ло знал о Ренцо, и если сочтет нужным – введет будущего пресс-секретаря в курс дела. Тодерик Ло любил, когда ему дарили контрафактный алкоголь. И нелегальными эйфоринами баловаться он любил.

А если не сочтет – какое Рихарду до этого дело.

– В таком случае почему вам нас не познакомить? – широко улыбнулся Ренцо.

– Не наглей, – осадил его Рихард. – А во-вторых?..

– Во-вторых вы просите меня совершить преступление. Вы будете в Среднем Эддаберге и закон вас не достанет, но мы…

– Никому из нас, – веско сказал Рихард. – Не выгодно чтобы об этом кто-то узнал. Это плохой козырь в переговорах с моим преемником и руководством «Сада».

Ренцо кивнул. Сморщил нос и поставил на стол полную чашку. А потом вытянул из-под воротника изогнутую белую иглу.

– Рыбья кость, – довольно пояснил он. – Тоже из Среднего, сейчас мы замкнем ненужные контакты и подгрузим обеспечение для расширения полномочий… Давайте руку.

– В свой браслет суй эту дрянь, – неприязненно отозвался Рихард.

– У кого из нас доступ к профилям? – удивился Ренцо.

Он только тяжело вздохнул и протянул руку. Позволил мальчишке снять глушащую пленку – с микрофона снял сам. А что оставалось?

Ренцо сосредоточенно вводил игру в контакт под транслятором, а Рихард думал, что рыбья кость – удивительно удачное название для мелкой колючей дряни, которая способна обмануть Аби.

Обмануть Аби, обмануть Рихарда и Ренцо. Застрять в горле и там саднить годами, а потом в один момент воспалиться и удавить.

Рихард не был уверен, что застрявшие в горле кости могут убить, он не разделанную на филе рыбу ел трижды в жизни, но на счет мелкой дряни все было точно.

– Я могу пользоваться браслетом? – уточнил он у Ренцо, который, казалось, даже не дышал.

– Да, так даже лучше будет, – просипел Ренцо.

– Аве Аби. Открой мне отложенные шаблоны завтрашнего эфира. Текстом. Заменить «Альфреда Тье» на «Даффи Уоллса»… во всех конфигурациях… – задумчиво скомандовал Рихард. – Разморозить систему начисления рейтинга…

Ренцо поморщился, но ничего не сказал. Рихард смотрел, как по строчкам текста завтрашнего эфира проходит рябь. Хорошего эфира про хорошего парня, который точно получит много очков общественных симпатий.

– Переставить дату эфира… сколько времени нужно?

– Час, – мрачно ответил он.

Игла почти целиком скрылась в браслете.

– Переставить дату эфира на 18.00. Сегодня. Проверим на самом нервном, а потом с остальными поработаем, да?.. – риторически спросил Рихард, наблюдая, как меняются цифры в таймингах.

Можно было попробовать на Анни. Рихард был уверен, что план сработает – операция была несложная. Но он никак не мог себя заставить.

Это было нечестно. Это было подло.

Наконец, текст эфира затянула серая дымка – Аби ждал одобрения. Рихард не стал перечитывать. Даффи не понадобится много народной любви, с него хватит и простенькой истории для разогрева.

– Поставить отметку в профиле «успешное прохождение программы», – тихо сказал он, закрывая глаза. – Присвоить достижение за выпуск… Уведомление для пациента отложить на 18.10.

В шесть выйдет эфир. Через десять минут Даффи перестанет быть пациентом «Сада», получит хорошую прибавку к рейтингу и все будут счастливы.

Рихард будет счастлив, Тодерик Ло будет счастлив, потому что статистика останется красивой, а отчет будет зеленым, и Ренцо тоже, потому что поймет, что план безупречен и все сойдет ему с рук – а может, он только будет так думать.

А вот Даффи, его друзья и Марш Арто – вряд ли. Но Марш, пожалуй, еще раз посмеется.

– Принять изменения, – расслабленно скомандовал Рихард. – Открыть текст эфира для Анни. Сменить «Анну Брайт» на «Марш Арто».

Если успеет.