Текст книги "Шрам: Красное Море (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Пьер опёрся спиной о тёплый бортик, закурил. Дым пошёл в сторону, тут же рвущийся на клочья ветром. Сигарета горела быстро, как будто спешила догореть раньше, чем их снова загонят в работу.

Рено стоял рядом, локтями на леере, смотрел вперёд. Его тёмная кожа уже блестела потом, футболка прилипла к спине. Сигарету он держал в уголке рта, зубами, словно боялся, что её выдернет первый же порыв.

– Ненавижу эти видеоконференции, – сказал он, не отрывая взгляда от горизонта. – Когда по тебе стреляют, всё ясно. Или ты, или ты. А когда на тебя смотрят три морды в дорогих очках, хочется кого-нибудь из них тоже в колонку записать.

– В «наши» или в «их»? – спросил Пьер.

– В «случайные потери», – хмыкнул Рено. – Чтоб потом в отчёте писали: «непредвиденное взаимодействие с представителями менеджмента».

Пьер усмехнулся одними уголками губ, затянулся глубже. Грудь на секунду наполнилась дымом, стало чуть тяжелее – и от этого даже спокойнее.

– Они хотя бы честно сказали, что мы у них как гаечный ключ, – заметил он. – До этого делали вид, что тут какая-то высокая миссия.

– Высокая миссия проста, – сказал Рено. – Чтоб грузы доехали, а бабки дошли. Всё остальное – декорации.

Дверь на палубу скрипнула. Вышел Дэнни. Без бронежилета, в форменной футболке, рукава закатаны, на запястье след от ремня часов. Лицо у него было не столько усталым, сколько перетянутым – как трос, который держит больше груза, чем должен.

Он остановился на секунду, оглядел их, потом подошёл ближе.

– Вы тут клуб «анонимных инструментов корпорации» устроили? – спросил он, пытаясь пошутить, но голос прозвучал сухо.

– Вступительный взнос – одна нервная система, – сказал Рено. – У тебя уже внесена.

Дэнни встал с другой стороны от Пьера, тоже облокотился о леер.

– Хотел спросить, – сказал он после короткой паузы, – я там внизу очень красиво себе подписал приговор?

– Это ты сейчас про что? – изобразил удивление Рено. – Про то, что у тебя ещё остались мысли? Да, корпорации такое не любят.

– Про то, что я сказал, – уточнил Дэнни. – В лицо людям, которые решают, кому жить, а кому работать до смерти.

– Если бы они увольняли всех, кто иногда думает, – сказал Пьер, – им бы некому было нажимать на кнопки. Не переживай. Максимум прилепят к твоему имени пометку: «склонен к моральным рассуждениям». Будут чаще ставить тебя на передовую, чтобы эта склонность быстрее выжигалась.

– Оптимистично, – скривился Дэнни.

Рено стряхнул пепел за борт.

– Слушай, лейтенант, – сказал он. – Ты, конечно, красавчик. Сказал всё прямо, без соплей. Но не строй иллюзий. Им не нужен ты как личность. Им нужен набор навыков с количеством часов налёта. Пока ты работаешь – тебя терпят. Как только сорвёшься – перепишут контракт на того, кто помоложе и поглупее.

– Я в курсе, – отозвался Дэнни. – Просто… если уже быть гайкой, хочется хотя бы знать, где тебя закручивают.

Он посмотрел на море. Волна ломалась о борт, вода уходила в сторону, оставляя белые полосы.

– Тебя это реально не гложет? – вдруг спросил он, повернувшись к Пьеру. – То, что мы тогда сделали с деревней. То, что сегодня сделали с лодками. То, что будем делать дальше.

Пьер допал сигарету почти до фильтра, бросил окурок за борт. Пламя мелькнуло и тут же погасло.

– Гложет, – сказал он спокойно. – Просто я не даю этому гноиться.

– Это как? – не понял Дэнни.

– Очень просто, – вмешался Рено. – У него в голове книжка. Слева – «что пришлось сделать», справа – «что делать не пришлось». Счёт идёт по страницам. Пока в правой колонке больше, чем в левой, он считает, что ещё не совсем скатился.

– Почти так, – согласился Пьер. – Только у меня там не книжка. Просто список. Люди, которых я убил, и люди, которых мог, но не стал. Сегодня там плюс сколько-то в обоих столбцах.

Он чуть пожал плечами. – Жить с этим легко не становится, но хотя бы можно не врать себе, что ты «герой».

– То есть ты реально ведёшь счёт? – тихо спросил Дэнни. – Не в рапортах, а в голове.

– Да, – ответил Пьер. – Это единственное, что я контролирую полностью. Не приказы, не цели, не задачи. Только свой спусковой крючок.

Ветер дёрнул футболку у него на груди, прижал к коже. Солнце било в глаза, приходилось чуть щуриться.

– А если однажды левая колонка станет длиннее? – не отставал Дэнни. – Что тогда?

– Тогда, – сказал Пьер, – я постараюсь оказаться там, где мне перестанут платит за стрельбу. Или перестану просыпаться. Обычно второе успевает раньше.

Рено коротко фыркнул:

– Мне нравится твой реализм.

– Реализм – это то, что нам оставили вместо веры, – заметил Карим, который незаметно вышел на палубу и теперь прислонился к косяку двери, скрестив руки. – Я вас слушаю и думаю, что вы говорите очень правильные вещи. Только забываете одну мелочь.

– Какую? – повернулся к нему Дэнни.

– Вы не единственные, у кого есть свои «две колонки», – сказал Карим. – У тех на берегу они тоже есть. Только у них она называется по-другому. «Кровь семьи» и «кровь врагов». И если вы продолжите весело жечь их склады, они будут с таким же умным видом рассуждать, сколько раз выстрелили, а сколько раз не стали. Просто на другом языке.

– А твоя колонка как называется? – спросил Пьер.

Карим чуть усмехнулся:

– У меня всё проще. «Работа» и «глупость». Сегодня выстрелить было работой. Добить тех на лодке – было бы глупостью. Потому что завтра с ними можно будет ещё поговорить. Или использовать как пример. Или как аргумент в споре. Мёртвые – это всегда тупик. Живые – иногда ресурс.

– Красиво сказал, – оценил Рено. – Мне всегда нравилось, как ты превращаешь совесть в экономический термин.

– Я просто переводчик, – развёл руками Карим. – Я перевожу с языка крови на язык цифр. Чтобы такие, как те трое на экране, могли это понять.

Дэнни молчал дольше остальных. Потом вдруг коротко, безрадостно засмеялся:

– Забавно. Я думал, что, уйдя из армии и идя в наёмники, я от морали отдохну. Типа: «теперь всё честно, деньги застрел, без флага и гимна».

Он покачал головой. – А оказалось, что тут она цепляется ещё сильнее. Потому что всё, что ты делаешь, – это ты. Не «флаг», не «страна», не «присяга». Просто твоя рука и твой спусковой крючок.

– Добро пожаловать во взрослую жизнь, – сказал Рено. – В армии тебе дают готовый набор оправданий. Тут придётся придумывать свои.

– Или вообще не оправдываться, – добавил Пьер. – Просто признать: да, делаю грязную работу. Потому что умею и потому что за это платят. Это честнее, чем строить из себя «рыцаря торговых путей».

– А что тогда остаётся? – спросил Дэнни. – Кроме цинизма.

Пьер посмотрел вперёд. Горизонт был чистый, ровный, как линейка. Где-то там, за линией, прятались берег, склады, чужие решения.

– Остаётся очень простая штука, – сказал он. – Следить за тем, кем ты не стал.

Он помолчал. – Я видел людей, которым реально нравится убивать. Не потому, что надо, а потому что приятно. Они получают удовольствие от крика, крови, власти. Пока ты не такой – у тебя есть шанс.

– А ты не такой? – прищурился Дэнни.

– Нет, – спокойно ответил Пьер. – Мне нравится делать свою работу хорошо. А не смотреть, как человек умирает. Это разные вещи. Если в какой-то момент я поймаю себя на том, что жду выстрела ради кайфа, а не ради задачи… вот тогда можно будет смело записывать меня в тех, кого надо остановить.

Рено кивнул:

– Вот видишь, лейтенант. Всё очень просто. Ты или инструмент, который выбрал для себя рамки, или человек, который сам стал оружием. В первом случае у тебя ещё есть выход. Во втором – только ствол в рот, чтобы остальные жили спокойно.

– Отличный выбор, – сказал Дэнни. – Спасибо, обнадёжил.

– Это не выбор, – сказал Пьер. – Это описание. Выбор у тебя был тогда, когда ты в первый раз согласился нажать на спуск не за флаг, а за деньги. Сейчас ты просто разбираешься с последствиями.

Ветер сменил направление, потянул с другой стороны, принёс знакомый запах корабельной кухни – жареный лук, какой-то соус, сварившийся рис. Жизнь, как всегда, шла параллельно войне, не особенно с ней считаясь.

– Знаете, что меня больше всего бесит? – сказал Дэнни после паузы. – Что там, на экране, они говорили правильные слова. Про риски, про репутацию, про атаки. Всё логично. И в то же время – не цепляет их то, что мы тут нюхаем. Ни кровь, ни дым, ни эти глаза на лодке.

– Потому что для них мы файл, – сказал Карим. – Строки в таблице. «Группа с расширенным профилем», «результативность», «побочные эффекты». Они не плохие. Они просто далеко. Там не пахнет.

– Тут пахнет, – сказал Пьер. – И будет пахнуть, пока мы здесь.

Он посмотрел на Дэнни. – Вопрос не в том, гложет ли тебя то, что мы сделали. Вопрос в том, что ты с этим будешь делать дальше. Будешь ли ты следующий раз действовать медленнее, потому что боишься снова попасть в эту же точку. Или быстрее, потому что не хочешь думать.

– И что лучше? – спросил Дэнни.

– Лучше – помнить, для чего ты здесь, – ответил Пьер. – Не для того, чтобы спасать всех. И не для того, чтобы убивать всех. А для того, чтобы конкретный корабль дошёл. Всё остальное – побочный шум. Как бы цинично это ни звучало, это честнее, чем пытаться обнять весь регион.

Рено затушил сигарету о металл, кинул окурок в ведро у двери.

– Кстати, – сказал он. – Ты ещё забываешь одну вещь.

Он повернулся к Дэнни. – Ты сейчас переживаешь, что сказал лишнего перед начальством. А надо радоваться, что ты вообще ещё способен что-то сказать. Большинство к этому моменту просто кивают и подписывают. Вопрос, как долго ты протянешь, прежде чем тоже начнёшь кивать. Но пока – пользуйся.

Дэнни тихо фыркнул:

– Прекрасный прогноз.

– Это не прогноз, – возразил Рено. – Это диагноз.

Рация у Маркуса на плече, где он стоял у другого края палубы и вроде бы смотрел в сторону носа, коротко треснула. Голос с мостика сообщил:

– Внимание, всем постам. Сверху по линии пришло уведомление: в течение ближайших суток возможен новый конвой. Маршрут уточняется. Командиру – зайти на связь с центром.

Маркус повернул голову, поймал их взгляд, но ничего не сказал. Только поднял рацию ближе ко рту и начал что-то отвечать, уходя по направлению к мостиковой надстройке.

– Видишь, – сказал Пьер, глядя ему вслед. – Время думать закончилось. Время работать начинается.

– А я ещё не закончил думать, – мрачно заметил Дэнни.

– Добро пожаловать в режим «делай оба процесса параллельно», – сказал Карим. – Здесь это новая норма.

Пьер оттолкнулся от борта.

– Пошли, – сказал он. – Пока нас не загнали по постам, можно хотя бы умыться. Мне эта видеоконференция до сих пор с лица не смывается.

– Ты просто не любишь, когда на тебя смотрят, – усмехнулся Рено.

– Я не люблю, когда на меня смотрят те, кто никогда не будет там, где я стою, – поправил Пьер. – Но раз уж они нас выбрали на роль «расширенного профиля», придётся соответствовать. Хоть кому-то из нас надо выглядеть профессионалом.

Они двинулись к двери. Ветер остался снаружи, вместе с ярким солнцем и ровным горизонтом. Внутри их снова ждал тугой корабельный воздух, узкие коридоры, металлический гул.

А где-то дальше по линии, в кабинетах со стеклянными стенами, кто-то уже расставлял фигурки на карте. И одна из этих фигурок теперь официально называлась: «группа, которая умеет делать то, о чём не пишут в пресс-релизах».

Шторм начался не с волн, а с письма.

Ричард стоял у карты, с планшетом в руках, как будто держал гранату без чеки и спорил с собой, бросать или нет. В кают-компании было тесно: кто сидел на скамье, кто на ящике, кто прислонился к стенам. Пахло потом, кофе и металлом. Пьер устроился у переборки, вытянул ноги, слушал, как гудит где-то под ними железо.

– Пришло обновление, – сказал Ричард, наконец поднимая голову. – По контракту.

– Пусть я ошибусь, – пробормотал Джейк, – но мне уже не нравится.

Ричард сделал вид, что не слышал.

– Наш сектор разделили, – продолжил он. – Маршрут конвоя расщепили на два коридора. Северный прикрывает «Лайонсгейт секьюрити». Мы остаёмся на южном.

Он провёл пальцем по карте. – Вот здесь. Мы – между берегом и теми, кто несёт основную прибыль.

– «Лайонсгейт»… – протянул Трэвис. – Это те клоуны из рекламного ролика, где все улыбаются и делают вид, что война – это корпоративный тимбилдинг?

– Они самые, – кивнул Ричард. – Их суда идут ближе к Суэцкому, мы закрываем низ дуги. В случае атаки наша задача – обеспечить внешний заслон, пока партнёрская компания выводит своё имущество в безопасную зону.

– Перевожу, – сказал Рено. – Если кто-то полезет из Йемена, мы принимаем на себя весь хлам, а эти красавцы уезжают в закат. Всё по-честному, все при деле.

– Нам за это платят, – сухо напомнил Маркус. – Не забываем.

Он посмотрел на Ричарда. – Сколько у нас времени до стыка?

– Часа два, – ответил тот. – Конвой уже в нашем коридоре. Танкер за кормой, два сухогруза на флангах, «Лайонсгейт» держится севернее, за горизонтом.

Пьер потушил сигарету, встал.

– Значит, делаем вид, что всё нормально, – сказал он. – А когда станет ненормально, делаем то же самое, только громче.

– Это называется «профессионализм», – заметил Михаэль.

– Это называется «мы опять крайние», – отозвался Джейк. – Но да, красиво звучит.

Тревога пришла раньше, чем успел остыть кофе.

Радар пискнул один раз, второй, потом заговорил чаще. Наблюдатель на верхнем посту прижался к экрану, крикнул в рацию:

– Имею новые цели с востока. Четыре… нет, пять отметок. Скорость высокая, курс пересекающий. Похоже на скопление маломерных.

Мостик ответил коротко, сухо. Корабль чуть изменил ход, нос лёг на новый курс. Пьер поднялся на верхнюю палубу вместе с Михаэлем, чувствуя под ногами привычную дрожь корпуса.

С моря дул горячий, липкий ветер. Справа, в дымке, угадывался берег – тёмный силуэт, размытый жарой. Там, откуда шли отметки.

– Вижу, – сказал Пьер, подняв бинокль. – Точки пока маленькие, но бегут быстро. Это не рыбаки.

Лодки вырисовывались постепенно: длинные, узкие, быстрые. На носах грузно торчали стволы. Когда они вошли в уверенный визуал, сомнений не осталось.

– Четыре с явным железом, одна дальше, – констатировал Михаэль. – У одной на носу что-то вроде зенитки. У другой – труба РПГ. Весёлые товарищи.

Маркус стоял у леера, рация на плече.

– Мостик, работаем по протоколу, – сказал он. – Предупреждение на английском и арабском. Всё пишем. Карим, готовься.

Карим уже был рядом, с гарнитурой на шее.

– Лодки, идущие с востока, – сказал он по-арабски в микрофон. Голос был спокойный, ровный. – Вы приближаетесь к охраняемому конвою. Немедленно остановитесь и измените курс. В противном случае по вам будет открыт огонь.

Ответа в эфире не прозвучало. Зато на средней лодке кто-то развернул РПГ, поднял трубу в воздух и, явно глядя в их сторону, показал жест, смысл которого не требовал перевода.

– Они слышат, – сказал Карим. – Но им весело.

– Дистанция десять километров, – отрапортовал наблюдатель. – Скорость лодок растёт. «Лайонсгейт» держится севернее, удаляется. На связи.

Ричард поднял ладонь, показывая, что слушает.

– «Лайонсгейт» сообщает, – произнёс он, – что в соответствии с контрактом они не заходят в наш сектор. Их задача – защита собственного коридора. Они просят нас максимально сдерживать угрозу.

– Прекрасно, – сказал Трэвис. – Нам от них ещё что-то обещали? Может, открытки на Рождество?

Маркус посмотрел на Ричарда так, что тот отвёл глаза.

– Центр что говорит? – спросил командир.

– Центр подтверждает схему, – выдохнул Ричард. – Мы – внешний заслон. «Лайонсгейт» выводит свои суда. Приоритет клиента – у того, кто больше платит.

Рено внизу коротко, грубо выругался.

– Значит так, – сказал Маркус. – Жаловаться будем потом. Сейчас мы между пиратами и нашими судами. Делаем свою работу.

Он поднял голос. – Джейк, на левый модуль. Трэвис, правый. Пьер, Михаэль – носовой сектор. Рено, Дэнни – правый борт, нижний ярус. Карим – при мне. Держимся до последнего, пока танкер не уйдёт из зоны.

Корабль вывернул так, чтобы оказаться между лодками и конвоем. Ветер ударил сильнее, поднимая в воздух солёные капли.

Лодки шли уже не стройным строем, а веером. Две стремились прорваться между ними и танкером, две смещались к правому борту. Пулемёты на носах поднялись, будто нюхали воздух.

– Попробуем ещё раз, – сказал Карим. – Чтобы потом никто не говорил, что мы не предупреждали.

Он повторил сообщение, жёстче, с отсчётом секунд. Лодки не замедлились. На одной кто-то выстрелил в воздух, трассеры прочертили небо, как фейерверк.

– Время вышло, – сказал Маркус. – Джейк, очередь по воде перед головной. Понятный знак. Трэвис, держи правую группу. Снайпера – по пулемётчикам, приоритет РПГ.

Левый модуль загрохотал. Очередь прошла по воде метрах в тридцати перед носом главной лодки, подняла стену брызг. Лодка дернулась, на борту кто-то instinktivно присел, но курс не изменился.

– Они считают, что мы блефуем, – заметил Михаэль.

– Сейчас разочаруются, – отозвался Пьер.

Он поймал в прицел первого пулемётчика: чёрный жилет, худое лицо, глаза щурятся от ветра, пальцы на рукоятках. Выдох, плавное нажатие. Винтовка толкнула в плечо. В оптике фигура откинулась назад, ствол сорвался в сторону.

– Один готов, – сказал Пьер.

Ответ пришёл мгновенно. Автоматы и второй пулемёт заговорили сразу, и воздух над палубой наполнился злым жужжанием. Пули били по леерам, по надстройке, по контейнерам на сухогрузе позади. Металл звенел, крошился, краска летела клочьями.

– Не высовываться! – рявкнул Маркус. – Работаем коротко и точно. Танкер уходит, времени немного.

Лодки сокращали дистанцию. Между ними и их судном оставалось меньше восьми километров. Танкера – ещё меньше.

– Центр сообщает, – выкрикнул Ричард, зажимая гарнитуру к уху, – что запрашивает авиацию партнёра. Говорят, «воздушная поддержка в пути». Требуют отметить сектор цели.

– Отмечай, – коротко ответил Маркус. – Только запиши им крупными буквами: мы в том же квадрате.

– Уже, – глухо сказал Ричард. – Они «учтут».

Пьер не любил такое слово.

Он ловил в прицел очередного: на второй лодке поднимали РПГ, направляя трубу к танкеру. Казалось, ещё секунда, и вспышка пойдёт по всей этой стальной туше.

– Вижу гранатомёт, – сказал он. – Беру.

Выстрел. Рука с трубой дёрнулась, РПГ полетел в сторону, человек рухнул на палубу. Лодка прыгнула на волне, кто-то споткнулся о тело.

– Гранатомёта нет, – подтвердил Михаэль. – Но у них ещё один, в третьей. Смотрит на нас.

Едва он договорил, как в воздухе что-то изменилось. Поверх общего гула лёг новый звук – плотный, режущий, чужой. Пьер машинально поднял голову.

Высоко, но стремительно снижаясь, шёл самолёт. Мужицкий силуэт с подвесами под крыльями.

– Наши, – крикнул наблюдатель сверху. – Авиация партнёра. Сейчас будет праздник.

– Если они знают, где мы, – мрачно заметил Рено.

Самолёт сделал разворот, заходя с берега, так, чтобы линию лодок, их судно и часть моря собрать в одном секторе. Пьер почувствовал, как кожа на спине покрывается холодным потом.

– Ричард, – крикнул Маркус. – Подтверждение: они видят наш борт?

– Центр говорит, что пилоты работают по координатам, – выкрикнул тот. – «Доверяйте системе».

Самолёт выровнялся. Что-то вспыхнуло под крылом, сорвалось вниз. Свист прорезал воздух.

Пьер не успел даже выругаться.

Взрыв ударил где-то между их носом и первой лодкой, но ближе к ним. Мир на долю секунды стал белым, потом серым, потом звенящим. Корабль как будто кто-то пнул снизу. Пьер рухнул на палубу, ударился плечом, локтем, винтовка больно ткнула в грудь.

Уши заложило так, будто ему засунули в голову раскалённую вату. Он видел, как по палубе летят осколки, обрывки краски, что-то тёмное. Левый модуль исчез в клубе дыма и воды.

Звук вернулся рывком. Сначала гул, потом крики.

– Джейк!

– Медика сюда!

– Держи его, чёрт тебя дери!

Пьер вскочил на колено. Левый пулемётный модуль выглядел так, будто по нему прошлись кувалдой. Ограждение загнуто, корпус искорёжило, частично ободрало. Джейк лежал на спине, наполовину на платформе, наполовину на палубе. Под ним растекалось тёмное пятно. Он смотрел вверх, мимо всех, глаза уже стеклянные.

Рено, появившийся откуда-то снизу, замер на секунду, потом сжал зубы.

– Всё, – сказал он. – Поздно.

Глаза у него блеснули, но голос остался ровным. – Работайте, блядь, дальше. Он уже своё сделал.

Лодки, несмотря на взрыв, шли. Одну мотало сильнее, у неё дымился борт, но остальная троица держала курс. Пули снова зажужжали в воздухе.

– Пьер, – выкрикнул Маркус. – Держим их, пока танкер не уйдёт! Сейчас нас сверху второй раз накроют, если мы не закончим.

– Понял, – кивнул Пьер, хотя тот вряд ли видел.

Он снова лёг к винтовке. Руки дрожали не от страха, а от злости. В оптике лодки были уже почти неприлично близко. На одной видно было, как кто-то орёт, показывая пальцем вверх, на самолёт. На другой пытались развернуть пулемёт.

Он стрелял коротко, без эмоций. Оператор пулемёта на второй лодке дернулся, опустился. Человек рядом с ним, уже тянувшийся к рукояткам, поймал вторую пулю. Ствол накренился, городя бессмысленную дугу по палубе.

Вторая бомба легла уже туда, куда надо. Самолёт снова прошёл над ними, скинул груз на заднюю пару лодок. Взрыв поднял столб воды, кучу дерева и тел. Одну лодку просто смыло, от другой осталась половина, и та быстро тонула.

Передняя всё ещё шла, хотя уже не стреляла. Её мотало, как пьяного, но она упрямо резала волны. Угроза танкеру от неё уходила: она теряла ход.

– Оставь, – сказал Маркус, когда Пьер поймал в прицел очередного. – Они уже не успеют. Пусть море с ними разбирается.

– Пусть, – коротко ответил Пьер.

Правый фланг добил Трэвис: очередью по мотору ещё одной лодки. Та застыла, потеряв скорость, и начала разворачиваться бортом к волне. Люди на ней уже не думали о стрельбе, только цеплялись за всё, за что можно.

В воздухе звенело, в груди отдавалось каждым вдохом. Приглушённо, как через воду, Пьер услышал голос Ричарда:

– Центр сообщает, что «Лайонсгейт» успешно вывел свои суда из зоны поражения. Они выражают благодарность за оперативное реагирование.

Маркус повернул голову к нему очень медленно.

– Скажи им, – спокойно произнёс он, – что у нас один «двухсотый», двое тяжёлых раненых и полкорабля в вмятинах. Очень рады, что партнёры довольны.

– Я не буду это дословно передавать, – сухо сказал Ричард.

– Твоя проблема…

Карим стоял над Войтеком, прижимая ладонью повязку к шее. Кровь выступала сквозь бинт, но уже не так сильно. Дэнни рядом держал жгут, руки у него были красными по локоть.

– Дыши, – повторял Карим. – Смотри на меня. Ещё вдох. Ещё.

Он бросил взгляд на Маркуса. – Жив пока. Если дотянем до базы, вытянут.

Марио сидел, прислонившись к лееру, держась за плечо. По его руке стекала кровь, но глаза были ясные.

– Мне нормально, – рыкнул он, когда Пьер к нему подошёл. – Пуля только поздороваться зашла. Займитесь теми, кому хуже.

Шум стихал постепенно. Лодки, что ещё держались на воде, отдалялись. Угроза для танкера ушла. Конвой продолжал путь.

Пьер стоял возле модуля, где ещё минут десять назад Джейк матерился в микрофон, строя из себя клоуна. Сейчас там было пусто. Только тело, накрытое куском брезента, и пятно на металле, которое уже начинало подсыхать.

– Помоги, – сказал Рено.

Они подняли Джейка вдвоём. Тяжесть была неправильная – мёртвый вес всегда не такой. Пьер чувствовал, как мышцы молчат, как не двигается грудь. В голове вспыхивали обрывки их разговоров: про Джорджию, про идиотскую музыку, про то, как «всё равно все умрём, так хоть повоюем красиво».

Теперь красиво не вышло. Вышло быстро.

Они унесли тело внутрь, в прохладный полумрак под палубой. Вернувшись, Пьер застал Маркуса и Ричарда у карты. Ричард держал планшет, Маркус читал какое-то письмо. Лицо у него было каменное.

– Нашёл? – спросил Пьер.

Маркус коротко кивнул.

– Вот, – сказал он. – «Группа „Альфа“ выполняет роль внешнего заслона, обеспечивая безопасный отход приоритетного конвоя партнёрской компании». Подписано, согласовано, разослано по всем кабинетам.

Он посмотрел на палубу, на модуль, на море.

– В этот день, – сказал он спокойно, без пафоса, – корпорация честно показала, сколько мы стоим. Один пулемётчик, пара раненых, немного железа. В отчёте это назовут «приемлемыми потерями».

– Для кого приемлемыми, – тихо спросил Дэнни, присевший у леера, вытирая руки старой тряпкой.

Маркус не ответил. Ответ был и так очевиден.

Пьер подошёл к борту. Море уже успокоилось. Вдалеке, почти на линии горизонта, ещё виднелась одна из лодок – маленькое тёмное пятно, которое волна то поднимала, то прятала.

В его внутреннем списке появилась новая строка. Не про тех, кого он убил. Про тех, кого у него забрали.

Это была первая по-настоящему тяжёлая потеря в этой кампании. И впервые злость у него была не на тех, кто стрелял с лодок, а на тех, кто сидел далеко и раздавал квадраты, сектора и красивые формулировки.

Его называли «ресурсом». Сегодня он впервые почувствовал это не как абстракцию, а как цену. И эта цена смотрела на него пустыми глазами из-под куска брезента.

Связь включили уже под вечер, когда палубу успели отмыть, а «Гелиос» снова вошёл в привычный ритм гулкого железного организма, который делает вид, что всё нормально.

В кают-компании было тесно. Кондиционер гонял тёплый воздух, пахло кофе, металлом и свежей краской, которой закрашивали осколочные шрамы. Маркус стоял у стола, опершись ладонями о край. Ричард устроился у ноутбука, проверяя соединение. Остальные затаились по углам: кто сидел, кто прислонился к стене. Пьер – у переборки, полубоком, чтобы видеть и экран, и людей.

Экран мигнул. Появились знакомые лица: Лора с небоскрёбом за спиной, Нортон среди полок, Андерсон на фоне флага.

– Начнём, – сказала Лора. – Мы получили ваш первичный отчёт и телеметрию. Примите соболезнования по поводу потерь. Это…

Она чуть прижала губы.

– Это плохо, – поправила сама себя. – В том числе для нас.

Пьер почти уважительно отметил эту оговорку. Уже лучше, чем «неприятно».

Маркус кивнул коротко.

– Один погибший, двое тяжёлых, – сказал он. – Причина – неточный удар привлечённой авиации по квадрату, где находился наш левый модуль. На тот момент мы держали заслон между конвоем партнёрской компании и группой атакующих.

– Партнёр уже признал, что имела место ошибка наведения, – спокойно вставил Нортон. – Мы ведём переговоры о компенсациях.

– Компенсации кого? – спросил Маркус. – Акционеров? Клиентов? Или того парня, который теперь лежит в трюме под брезентом?

Нортон выдержал паузу.

– Я говорил о финансовой стороне, – ответил он. – Эмоциональная… в отчёты попадает хуже.

– Давайте не будем сталкивать плоскости, – мягко вмешалась Лора. – Мы понимаем, что вы злитесь. Но с точки зрения мандата вы выполнили задачу: конвой выведен, судно не захвачено, масштаб атаки меньше, чем прогнозировалось.

Пьер почувствовал, как где-то внутри поднимается знакомое раздражение. Он подавил желание ляпнуть что-то в лоб и вместо этого поднял руку, словно на занятии.

– Можно вопрос? – спросил он.

Лора на долю секунды удивилась, но кивнула:

– Пожалуйста.

– Когда вы согласовывали переуступку части маршрута «Лайонсгейту», – начал Пьер спокойно, – в документах была фраза «группа „Альфа“ выполняет роль внешнего заслона, обеспечивая безопасный отход приоритетного актива». Я правильно цитирую?

Ричард дёрнулся: эту формулировку он показывал Маркусу пару часов назад. Нортон посмотрел в сторону, явно проверяя текст.

– В целом да, – подтвердил он. – Это стандартная конструкция.

– Стандартная, – повторил Пьер. – Тогда второй вопрос. Подтвердите, что авиация была наведена по координатам, которые мы передали как сектор скопления целей.

Андерсон вмешался первым:

– Наведение проводилось по совокупности данных, – сказал он. – Ваши координаты, радарные отметки, прогноз движения. Пилот действовал в сложной обстановке…

– Я не спрашиваю, был ли он молодец или просто сученыш, что ударил по своим, – мягко перебил Пьер. – Я спрашиваю, признаёт ли корпорация, что мы оказались под ударом именно потому, что стояли там, где по документам должны были стоять. Между пиратами и чужим грузом.

На секунду в эфире повисла тишина. Лора посмотрела прямо в камеру.

– Мы признаём, – сказала она, – что вы были в зоне, где ожидался основной удар. В этом и заключалась ваша задача. Мы признаём, что авиационный удар прошёл ближе к вам, чем должен был. Это ошибка. И да, мы признаём, что эта ошибка привела к гибели нашего сотрудника.

Пьер чуть кивнул.

– Спасибо. Я хотел, чтобы это прозвучало не только в наших рапортах, – сказал он. – Потому что дальше всё просто: когда люди понимают, что их ставят под удар ради чужого приоритета, у них меняется отношение к контракту. К риску. К тому, что они готовы делать и терпеть.

Лора прищурилась:

– Вы намекаете, что у вашей группы снижается мотивация?

– Я намекаю, – ответил Пьер, всё тем же ровным голосом, – что мотивация людей, которые прошли несколько войн, держится не на слоганах. Она держится на ощущении, что их хотя бы не считают идиотами.

Он на секунду помолчал. – Вы сегодня это ощущение подорвали. Сначала письмом про «внешний заслон», потом – ударом в нашу сторону, потом – словом «ошибка наведения». Такие вещи обычно плохо лежат в сейфах. Они любят гулять по флэшкам, телефонам, бутылочным разговорам. И у них мерзкая привычка всплывать в самый неприятный момент.

Он произнёс это без нажима, как факт. Никакого «я сделаю». Просто «так бывает».

Нортон внимательно на него посмотрел.

– Вы намекаете на угрозу утечки информации? – уточнил он. – Хотите использовать инцидент как рычаг?

Пьер легко пожал плечами.

– Я всего лишь описываю среду, в которой мы живём, – сказал он. – Здесь много вооружённых людей с телефонами и плохим настроением. Если с ними обращаться как с расходником, нельзя удивляться, что иногда что-то куда-то утекает.

Он чуть улыбнулся уголком рта. – Я, кстати, не любитель журналистов. С ними сложно пить. Но у меня есть память. И она, в отличие от серверов, не подчиняется вашим службам безопасности.

Ответ получился мягче, чем прямой шантаж, но суть была очевидна.

Лора делала вид, что её это не задело, но в глазах промелькнуло знакомое: человек, который прикидывает, сколько именно проблем может создать один конкретный легионер.

– Мы услышали вас, месье Дюбуа, – сказала она. – И ценим честность.

Она перевела взгляд на Маркуса: – Капитан Тейлор, ситуация в регионе остаётся нестабильной. Несмотря на инцидент, корпорация по-прежнему видит в вашей группе ключевой элемент в обеспечении безопасности южного коридора. В ближайшие дни поступит дополнительное задание. Связанное, возможно, с береговой инфраструктурой.

Маркус коротко кивнул.

– Отработаем контракт, – сказано было без энтузиазма, но чётко.