Текст книги "Шрам: Красное Море (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Не суетись, ковбой, – ответил Пьер. – Если меня захотят слить, ты узнаешь об этом первым. По количеству камер в коридоре.

Он взял сигареты, поднялся, вышел в коридор. Там пахло тем же хлорным воздухом, металлическими дверями и нервами. Издалека доносился гул телевизора, чья-то ругань, чей-то смех.

В курилке на лестничной площадке никого не было. Узкое окно, клетка решётки, кусок неба – бледный, выгоревший. Порт внизу гудел, как опухоль: кран, двигатели, сирены. Над морем висел тонкий, почти прозрачный след дыма от того, что ещё утром было судном.

Пьер закурил и, глядя в это бледное небо, подумал, что настоящая работа начнётся не в следующем рейсе, а здесь, в этих коридорах. Где нужно будет не нажимать на спуск, а вовремя закрыть рот. И где одно неосторожное слово может стоить дороже, чем промах.

В этом смысле война не менялась. Просто оружие было другим.

Глава 18

Ночь в блоке всегда наступала чуть позже, чем снаружи.

Солнце ушло давно, порт уже светился своими жёлтыми и белыми пятнами, а в коридорах ещё горели те же люминесцентные лампы, что жужжали днём. Свет утомлял, но никому даже в голову не пришло его выключать. Где светло, там видно камеры. Где видно камеры, там, по мнению начальства, люди ведут себя приличнее.

Пьер лежал на койке, уткнувшись затылком в тонкую подушку, и считал вдохи. Сон не приходил. Тело было вымотано, тяжёлое, как после марш-броска, а голова, наоборот, крутилась, как винт. Стоило закрыть глаза, внутренняя картинка переключалась сама: лодка, РПГ на плече, вспышка, факел на полнеба. И всегда один и тот же момент между выстрелом и ударом, когда ещё можно повернуть назад, но уже не повернёшь.

С верхней койки тихо сопел Джейк. Трэвис, как ни странно, уснул быстро и без мучений: он отрубился ещё до отбоя, раскинувшись на матрасе, как сброшенный шлем. Рено дышал ровно, тяжело, будто в такт какому-то своему внутреннему маршу. Михаэля в комнате не было – тот предпочитал дежурить в коридорах хотя бы мысленно, даже когда это не требовалось.

Пьер ещё пару минут полежал, потом сдался. Тело не хотело сна, а лежать и смотреть в потолок он не любил. Осторожно, чтобы не разбудить остальных, он сполз с койки, натянул ботинки, взял пачку сигарет и вышел в коридор.

Там было холоднее, чем в других частях здания. Кондиционер пытался создать атмосферу ночи, но его усилия были тщетны: воздух не становился свежим, а лишь более сухим и прохладным. Свет, льющийся из окон, по-прежнему бил в глаза, отражаясь от блестящих поверхностей и создавая ощущение дискомфорта. На повороте к лестнице дежурил охранник. Он сидел на стуле, опершись спиной о холодную стену, словно слился с ней. На его коленях лежала старая газета, страницы которой были помяты и пожелтели от времени. Его глаза были полуприкрыты, но это не означало, что он спал. Нет, он просто отрешился от всего, что происходило вокруг, погрузившись в свои мысли. Время от времени он поднимал голову, чтобы проверить, не приближается ли кто-то, но затем снова закрывал глаза, возвращаясь в свой внутренний мир.

– Опять курить? – спросил он, когда увидел Пьера.

– Тебе жалко? – отозвался тот.

– Если бы было жалко, я бы работал в другом месте, – буркнул охранник и махнул рукой в сторону лестничной площадки. – Только не высовывайся в окно, камеры всё равно видят.

В курилке уже кто-то был. В узком прямоугольнике пространства между лестницами, где уткнувшееся в решётку окно открывало вид на тёмный порт, стояли двое: Ричард и Хортон. Они расположились у стены, подальше от окна, чтобы не было видно дыма. Оба без пиджаков, рукава рубашек закатаны до локтей, обнажая сильные запястья. В руках у каждого по сигарете, зажатой между пальцами, словно это была их последняя надежда на спасение от удушающей жары и напряжения дня.

Запах в комнате был густым и многослойным: резкий аромат табака, смешанный с едкой хлоркой, которая, казалось, пропитала всё вокруг. Где-то вдалеке, возможно, в коридоре, угадывался слабый запах дешёвого освежителя воздуха, которым пытались перебить более резкие запахи. Но это было тщетно. Освежитель не мог справиться с этой смесью, и каждый вдох наполнял лёгкие не только дымом, но и воспоминаниями о прошлом.

Ричард и Хортон молчали. Они стояли рядом, но каждый был погружён в свои мысли. Возможно, они обсуждали планы на вечер или пытались найти выход из сложной ситуации. А может быть, просто наслаждались тишиной, нарушаемой только тихим шелестом листвы за окном и редкими звуками шагов в коридоре.

– Не мешаю? – спросил Пьер, входя.

– Ты здесь как раз тот, из-за кого всё это, – заметил Ричард спокойно. – Так что, думаю, имеешь право.

– Ещё скажи спасибо, – добавил Хортон. – Без тебя у нас не было бы такого насыщенного рабочего дня.

Голос у него был хриплым, словно наждак, и в нём чувствовалась усталость, будто он долго кричал или шептал, не находя покоя. Обычно он говорил аккуратно, словно вытачивал каждое слово, выверяя их, как ювелир, работающий с драгоценным камнем. Но сейчас его речь была полна раздражённой иронии, как будто он намеренно пытался задеть собеседника, но в то же время сам не мог скрыть внутреннего напряжения.

– Рад, что доставил удовольствие, – ответил Пьер, закуривая.

Они молча стояли у окна, погружённые в свои мысли. За стеклом виднелись огни причалов, которые, словно яркие точки, мерцали в ночи. Маячки на мачтах кораблей мигали в такт морскому ритму, создавая иллюзию движения даже в неподвижности. Вдали, у самого горизонта, тянулась тонкая полоска дыма, напоминающая о недавнем происшествии. Этот след, невысокий, но упрямый, казался символом их сегодняшних тревог и сомнений. В воздухе витала атмосфера ожидания, и каждый из них знал, что это затишье перед бурей.

– Сверху шевелятся? – спросил Шрам, не глядя на них.

– Сверху всегда шевелятся, когда пахнет жареным, – ответил Ричард. – У них там сейчас несколько параллельных совещаний. Юристы, PR, страховые, клиенты. Каждый рисует свою схему, как выйти из этого с минимальными потерями для себя.

– Для нас тоже рисуют? – уточнил Пьер.

– Для нас – в последнюю очередь, – честно сказал координатор. – Но кое-кто всё-таки упоминает, что было бы неплохо оставить команду в строю. Меньше головняка с заменой.

– Очень трогательно, – сказал Пьер. – Интересно, кто будет звучать убедительнее: те, кто хочет нас оставить, или те, кто хочет показать красивый жест и «отрезать гнилую часть»?

– Пока счёт примерно равный, – вмешался Хортон. – Я слышал только часть разговоров, но тенденция такая: никто не хочет брать на себя прямую ответственность. Говорить «это они виноваты» – значит, прямо указать на вас. Говорить «это мы виноваты» – значит, подставить компанию и клиентов. Так что все дружно ищут третий путь.

– «Трагическое стечение обстоятельств», – подсказал Пьер. – «Сложная оперативная обстановка».

– «Неоптимальное распределение рисков», – добавил Ричард. – Это новая любимая фраза.

– Немного сочувствия, – сказал Хортон, выдохнув дым. – Добавить пару слов про героический труд охраны, про сложные решения, которые приходится принимать в поле. Это всегда хорошо смотрится в пресс-релизах.

Пьер усмехнулся.

– В итоге получится, что мы тут все вместе мужественно боролись с обстоятельствами, а двадцать два человека просто не вписались в их траекторию, – произнёс он. – Красиво.

– Для журналистов и инвесторов – да, – кивнул Ричард. – Для тех, кто был на том судне, это уже не важно.

Повисла тишина, плотная и осязаемая, как туман. Хортон опёрся плечом о холодную стену, чувствуя, как её шершавая поверхность впивается в кожу. Он затушил сигарету о металлический край пепельницы с резким, почти агрессивным щелчком, затем достал из пачки следующую, словно это был ритуал, повторяющийся уже сотни раз. Его пальцы нервно дрожали, не находя себе покоя, пока он подносил сигарету к губам. Это движение было почти механическим, будто он пытался заглушить свои мысли и чувства, спрятавшись за дымом.

– Ты понимаешь, – сказал он наконец, обращаясь к Пьеру, – что я сейчас такой же ресурс, как и ты? Только другой формы.

– Ты – голос клиента, – ответил Шрам. – У тебя вес. У меня – калибр.

– У меня вес ровно до того момента, пока мои показания совпадают с интересами тех, кто платит, – сказал Хортон. – Если я начну говорить то, что им не нравится, мой контракт закончится быстрее, чем твой.

Он коротко хмыкнул.

– И, в отличие от тебя, я даже право на ошибку не могу списать на стресс боя.

– Ты уже дал своё «официальное мнение»? – спросил Пьер.

– Да, – сказал тот. – Дважды. Один раз – в короткой форме, по закрытой линии. Второй – в виде письменного отчёта. И ещё минимум один раз придётся, когда соберут общую комиссию.

Он посмотрел прямо на него.

– Я написал так, как видел. Не как хочет PR. И не как, возможно, было бы выгодно лично мне.

Он затянулся, выдохнул.

– Я видел оператора с РПГ. Я видел, как он держал оружие. Я слышал предупреждение. Я видел, как вы ждали. Я слышал команду Маркуса. Я видел вспышку выстрела. Всё это будет в моём отчёте. Если кто-то наверху попробует переписать этот кусок, им придётся объяснять, почему.

– Ты веришь, что они не перепишут? – спросил Пьер.

– Я верю, что у них есть другие, более удобные места, где можно соврать, – ответил Хортон. – Там, где нет видео, тепловизоров и показаний трёх разных источников.

Он криво усмехнулся.

– Ты слишком «засветился». Слишком много фактов в твою пользу. Делать из тебя злодея – неудобно. Проще оставить тебя таким, какой ты есть: инструментом, который сработал грубо, но по назначению.

– Приятно быть полезным, – сказал Пьер. – Почти как лопата.

– Ты не лопата, – вмешался Ричард. – Ты скорее топор. Слишком хорошо видно, что им рубили.

– Отличное сравнение, – фыркнул Хортон. – Особенно если учесть, что с топорами у нас любят делать шоу: вот, мол, инструмент, которым мы когда-то по глупости махнули, а теперь повесим его на стену в назидание.

– И подпишем: «совершенствуем стандарты безопасности», – добавил Пьер.

Ричард чуть сжал планшет под мышкой.

– Я не буду лгать в отчётах, – сказал он тихо. – Это всё, что могу обещать. Я напишу то, что было: угрозу, реакцию, время. Это может не спасти нас от последствий, но хотя бы не сделает всё хуже.

– Ты не обязан сейчас оправдываться, – заметил Пьер. – Ты делал свою работу. Я – свою. Просто наши работы в разных концах одной пищевой цепочки.

– В том-то и дело, – сказал Ричард. – Если цепочку порвут посередине, никто не останется сытым.

Он на секунду запнулся, выбирая слова.

– Есть ещё один момент. Его не любят озвучивать, но он есть. Если компанию заставят слишком сильно «кровоточить» из-за этого случая, вы не единственные, кто лишится работы. Здесь половина базы сидит на тех же контрактах.

– То есть мы ещё и залог чьих-то зарплат, – подвёл итог Пьер. – Прекрасно. Ещё одна галочка в графе «вина».

– Это не вина, это баланс, – поправил Ричард. – Грязный, циничный, но реальный. Если нас вынудят показать жертвоприношение, мы попробуем ограничиться минимумом. Но если кто-то из вас начнёт сейчас говорить лишнее, играть в откровения, этот минимум вырастет лавинообразно.

– На этом месте ты должен сказать, что всё это в наших же интересах, – заметил Шрам.

– Это в наших общих интересах, – сказал Ричард. – Твои и мои здесь не так сильно различаются, как тебе кажется.

Хортон кивнул.

– Если вас сольют, я, скорее всего, тоже вылечу, – сказал он. – Клиентам не нравятся наблюдатели, которые подписывались под «проблемными» операциями. Им нужны те, кто был рядом, когда всё прошло гладко. Красивая картинка. Пара фото, где все улыбаются.

– Жаль, мы сегодня не успели улыбнуться на фоне горящего топлива, – сказал Пьер. – Такой кадр точно бы зашёл.

На мгновение в узкой, полутёмной курилке повисла странная смесь звуков – смех, который нельзя было назвать ни весёлым, ни совсем мёртвым. Это был смех людей, осознающих всю серьёзность ситуации, но уже неспособных вернуться к прежним ролям. В этом смехе слышалась горечь и усталость, словно они пытались найти хоть каплю облегчения в абсурдности происходящего. Но было ясно, что никто из них не верит в искренность своих улыбок.

Пьер затушил сигарету, медленно выдохнул дым в открытое окно. За стеклом раскинулся ночной порт, освещённый тусклым светом фонарей и далёкими огнями кораблей. Внизу, у причала, начиналась новая суета: одна за другой подъезжали машины, из них выгружали и загружали какие-то большие ёмкости. Люди в униформе сновали туда-сюда, их силуэты казались призрачными в полумраке. Жизнь порта шла своим чередом, несмотря на поздний час.

Корабли, словно живые существа, приходили и уходили, оставляя за собой лишь едва заметные следы на воде. Где-то на причале слышались приглушённые голоса грузчиков, переговаривающихся о контейнерах. Где-то вдалеке, в одном из доков, кто-то громко ругался из-за документов, пытаясь решить очередную бюрократическую проблему.

Пламя на горизонте уже почти полностью растаяло, оставив после себя лишь тёмное пятно в небе. Пьер смотрел на это пятно, чувствуя, как оно постепенно исчезает, растворяется в ночной темноте. Скоро и оно окончательно исчезнет, оставив лишь воспоминания о прошедшем дне.

– Вопрос один, – сказал он. – А если всё-таки кто-то наверху решит, что красивый жест с топором необходим? Что тогда?

Ричард помолчал. Хортон тоже.

– Тогда, – сказал, наконец, наблюдатель, – мы будем надеяться, что уже сделали достаточно, чтобы этот жест оказался символическим. Перестановка, выговор, перевод, максимум – расторжение договора. Не показательный процесс.

– А если этого окажется мало? – не отставал Пьер.

– Тогда, – тихо сказал Ричард, – ты, возможно, впервые в жизни по-настоящему пожалеешь, что не остался в легионе.

– В легионе такие вещи решались проще, – согласился Пьер. – Там, если из тебя хотели сделать показательный пример, ты хотя бы знал, за что. И кто.

Он оттолкнулся от стены.

– Ладно. Вы тут продолжайте спасать мир в своих отчётах. Мне нужно хотя бы пару часов попробовать поспать. Вдруг завтра опять война, только в другом формате.

– Завтра тебя снова будут спрашивать всё то же самое, – сказал Хортон. – Только уже другие люди и другими словами. Приготовься.

– Я готов, – ответил Пьер. – Я двадцать лет отвечаю на один и тот же вопрос: «почему выстрелили». Просто раньше спрашивали те, у кого на плечах были погоны, а не галстуки.

Он вышел в коридор. Свет бил по глазам. Охранник всё так же сидел на стуле, газета сползла почти на пол.

– Надышался? – спросил он лениво.

– Твоим кислородом – никогда, – сказал Пьер и пошёл по коридору к комнате.

Шёл и думал о том, что настоящая усталость даже не в том, что сегодня сгорело одно судно и умерли люди. Настоящая усталость – в повторении. В том, что завтра он будет говорить то же самое, что и сегодня. И послезавтра – тоже. И каждый раз кто-то будет стараться поймать его на одном слове, одной интонации, одном лишнем «если бы».

Он вернулся в комнату. Внутри уже спали почти все. Джейк, свернувшись, как подросток. Рено, раскинув руки. Трэвис, уткнувшись лицом в подушку. Дэнни лежал на спине, глядя в потолок. Не спал.

Когда Пьер вошёл, он повернул голову.

– Всё? – тихо спросил он.

– Ненадолго, – ответил Шрам.

Они обменялись короткими взглядами – двух людей, которые понимают, что ничего ещё не кончилось. Потом Пьер забрался на свою койку, лёг, повернулся лицом к стене.

Где-то далеко, за бетонными стенами, продолжали мигать огни, двигаться краны, гудеть моторы. В другом мире обрабатывали данные, смотрели записи, составляли сводки. Жизнь в таблицах и графиках. Здесь, в бежевом коридоре, жизнь сводилась к одному: дожить до утра, не сказав лишнего и не тронув того, что можно было бы оставить в молчании.

Он закрыл глаза ещё раз, погружаясь в темноту, но внутренняя картинка не исчезла. Она вспыхнула с новой силой – лодка, качающаяся на волнах, прицел, наведённый на цель, и ослепительная вспышка, за которой последовал огонь. Этот образ был знакомым, почти привычным, но теперь к нему добавилось что-то новое. Он увидел лицо в строгом костюме, с холодным взглядом, которое склонилось над ним, держа в руках диктофон. Красный огонёк на экране устройства пульсировал, словно живой, напоминая о чём-то важном, но ускользающем.

Две войны, в которые он вляпался. И ни из одной выйти уже нормально не получалось.

Глава 19

Утро началось с удара в дверь.

Не осторожного стука, а именно удара – тяжёлый кулак в железо. Звук прошёл по комнате, как граната: кто-то дёрнулся, кто-то выругался, кто-то просто перевернулся на другой бок, надеясь, что это всё ему снится.

– Подъём, охрана, построение в коридоре! – крикнули из-за двери. Голос – тот же серый, казённый, что вчера на обыске.

Пьер открыл глаза как будто мгновенно. Не потому что выспался, а потому что организм давно жил на этом режиме: слышишь командный тон – встаёшь. Потом уже разбираешься, что за хрень происходит.

Глаза щипало, во рту было сухо, как в пустыне. Голова гудела не от алкоголя, а от недоснувших часов. Сверху хрипло выругался Джейк, свесил вниз руку, шаря в воздухе в поисках штанов.

– С кем воюем? – промямлил он. – С завтраком?

– С бюрократией, – отозвался снизу Рено, спуская ноги с койки. – Это хуже.

Трэвис сел на своём матрасе, провёл рукой по лицу и зевнул так, что хрустнуло в шее.

– Если это расстрельная команда, – сказал он, – хочу хотя бы кофе перед смертью.

– Перед смертью ты получишь бумагу на подпись, а не кофе, – буркнул Пьер, натягивая штаны.

Маркус в комнату не заходил. Его строить не надо было – он, скорее всего, уже стоял где-то там, у стены, с тем своим лицом «я всё это уже видел».

В коридоре их выстроили, как в армейской казарме. Две шеренги, спины к стене. Охранник с планшетом проходился вдоль, сверял фамилии, как будто кто-то из них мог ночью сбежать через колючку и вплавь уйти в Йемен.

– Все в сборе, – сказал он наконец. – Сейчас вас проведут в конференц-зал. Там будет общее информирование по инциденту и дальнейшим действиям.

Он глянул поверх экрана.

– Вести себя спокойно. Вопросы задавать только после того, как вам дадут слово.

– А если не дадут? – спросил Джейк.

– Тогда и не задавать, – отрезал тот.

Повели их по коридорам, по лестнице вниз. Блок днём казался ещё более бледным и уставшим, чем ночью: серые стены, серый пол, серые лица. Только у охранников на ремнях чернели пистолетные кобуры. Напоминание: кто здесь хозяин.

Конференц-зал оказался не залом, а просто большой комнатой с рядами пластиковых стульев и экраном на стене. Воздух там был ещё свежее, чем в спальных, пахло кондиционером и чем-то сладким, вроде дешёвого освежителя. По левую стену – длинный стол, за ним уже сидели люди «другого сорта».

Блэйк – в том же костюме, только галстук теперь завязан аккуратнее. Рядом с ним мужчина в светлом пиджаке с логотипом клиента на бейдже, лысоватый, с тщательно выбритым лицом и пустой улыбкой. Чуть дальше – командир портовой безопасности в форме, всё такой же вылизанный. И ещё двое в «гражданке», но с такими лицами, что было понятно: бумага у них в руках куда тяжелее автомата.

Отдельным пятном – Ричард, со своим планшетом, и Хортон, с блокнотом. Оба стояли чуть в стороне, будто им тоже не очень хотелось сидеть за этим столом, но деваться было некуда.

Команду рассадили на стулья. Не строем, но кучно. Маркус сел ближе к проходу, Пьер – рядом. Остальные заняли места как попало. Джейк устроился так, чтобы видеть экран. Трэвис сел, закинув ногу на ногу, демонстративно расслабленно. Дэнни выпрямился, как на построении, плечи ровные, подбородок чуть поднят. Рено развалился, но глаза у него были внимательные.

Блэйк поднялся, поправил лист бумаги перед собой, посмотрел по рядам. Взгляд был не жёстким, но тяжёлым.

– Доброе утро, господа, – сказал он. – Насколько оно вообще может быть добрым после ночи, которую вы пережили.

Кто-то фыркнул.

– Я постараюсь быть кратким и понятным, – продолжил он. – За последние часы мы провели первичное расследование инцидента в проливе. Собрали данные с ваших систем, с камер клиентов, с береговых постов. Выслушали показания командира, стрелка, наблюдателя клиента и капитанов судов.

Он наклонил голову.

– Это не финальный вердикт. Но это позиция, которая позволит вам понять, где вы сейчас находитесь.

Он сделал паузу, давая словам осесть.

– Итак, – сказал Блэйк. – Внутренний отдел безопасности компании и представители клиента пришли к следующему выводу.

Он прочитал, глядя уже в бумагу, но голос было слышно хорошо.

– Первое. Имела место целенаправленная вооружённая атака на конвой. Лодки с тяжёлым вооружением, отказ изменить курс, явная подготовка к выстрелу из РПГ по одному из судов. Это подтверждено видеоданными и показаниями.

Джейк чуть усмехнулся.

– Второе, – продолжал британец. – Командир охранной группы, капитан Тейлор, и снайпер Дюбуа действовали в соответствии с контрактом и оперативными протоколами, имея целью защиту судов и экипажей. Приказ на открытие огня был обоснован угрозой непосредственного поражения конвоя.

Он поднял взгляд.

– Это важно. И это записано.

Михаэль едва заметно кивнул. У Дэнни с плеч будто сняли лишние два кило.

– Третье, – сказал Блэйк. – В результате сочетания ваших действий и факторов среды – качка, близость вспомогательного судна, особенности траекторий – произошёл перенос риска на третье судно, которое, подчеркну, не находилось под нашей прямой охраной, но двигалось в общей зоне. Ракета попала в его борт. Возник пожар, повлёкший тяжёлые последствия.

– «Перенос риска»… – тихо пробормотал Джейк. – Красиво сказано.

– Важная формулировка, – заметил Рено.

Блэйк продолжал:

– Четвёртое. На основании имеющихся данных, комиссия считает, что, находясь в тех условиях и имея тот объём информации, которым вы располагали в момент решения, избежать угрозы конвою без какого-либо сопутствующего ущерба было крайне маловероятно.

Он сказал это медленно, выделяя слово.

– Крайне маловероятно, а не «невозможно». Мы не снимаем с себя обязанности пересматривать процедуры и маршруты.

Пьер слушал, не двигаясь. Внутри это звучало как: «вы сделали всё, что могли, но нам всё равно нужно это как-то назвать, чтобы никого не бесить». Но по сравнению с вариантами, которые он уже нарисовал в голове, это звучало не худшим образом.

– Пятое, – сказал Блэйк. – Компания и клиенты официально признают этот случай трагическим следствием боя в сложной оперативной обстановке. В ваших действиях не усматривается злого умысла, халатности или сознательного нарушения приказов.

– Перевожу с корпоративного, – шепнул себе под нос Трэвис. – «Не психи, не саботажники, просто не повезло».

– Вместе с тем, – голос Блэйка стал чуть жёстче, – будут сделаны выводы.

Он положил лист, опёрся ладонями о стол.

– Для внешнего контура – для прессы, местных властей, политиков – формулировки будут иными. Более общими. Там больше будет слов «расследование продолжается», «причины выясняются», «предварительные данные». Вы понимаете, что весь мир не обязан знать каждую деталь вашей ночной работы.

– Весь мир и не потянет, – пробормотал Джейк.

– Что касается лично вас, – продолжал британец, – то на данном этапе никто из членов группы не отстраняется от работы, не снимается с контракта, не передаётся под чужую юрисдикцию.

Он перевёл взгляд на Маркуса.

– Однако, капитан, на вас и на снайпера Дюбуа ложится отдельная нагрузка по взаимодействию с комиссиями. Вам придётся ещё не раз рассказывать всё заново. Терпеть, отвечать, повторять. Без самодеятельности.

Маркус кивнул коротко.

– Привыкли, – сказал он. – Война давно переместилась в бумагу.

– Дополнительно, – вмешался лысоватый в бейдже клиента, – будут введены уточнённые протоколы на случай выявления тяжёлого вооружения у маломерных судов.

Он говорил гладко, как из методички.

– В частности: обязательная видеозапись момента до и после выстрела, если это технически возможно; расширенная система предупреждений и попытки принудительно изменить курс целей до открытия огня, если риск для конвоя не является критическим; дополнительная оценка траекторий возможного «переноса риска», как уже прозвучало.

– Именно то, чего нам не хватало в бою, – сухо сказал Михаэль. – Ещё одной инструкции.

– Инструкции пишутся кровью, – напомнил лысый.

– Нашей, – заметил Рено.

– И не только, – добавил тихо Карим, стоявший у стены.

Блэйк поднял руку, разрезая эту перепалку.

– Вдобавок, – сказал он, – на ближайшие две недели все вы пройдёте обязательный курс стресс-менеджмента и психологической оценки. Это требование страховщиков и юристов. Не обсуждается.

– Что, нас будут учить правильно дышать? – хмыкнул Трэвис.

– И считать до десяти, прежде чем стрелять, – добавил Джейк.

– Если бы вы вчера считали до десяти, – вмешался офицер порта, – мы бы сейчас обсуждали не двадцать два трупа, а две сотни.

– Именно, – спокойно сказал Маркус. – Поэтому с дыханием поосторожнее.

Блэйк пропустил это мимо.

– Теперь о правилах коммуникации, – сказал он. – С этого момента и до окончания всех проверок вы не имеете права давать какие-либо комментарии прессе, посты в сетях, сообщения на открытых каналах, связанные с этим инцидентом. Даже в форме шуток. Даже «для друзей». Всё, что вы скажете, найдётся, вытащится, распечатается и ляжет на стол тем, кто будет решать, что с вами делать.

– Вы нам польстили, – заметил Джейк. – Думаете, кому-то интересно, что пишем мы?

– Вы недооцениваете скучающих людей в интернете, – сказал Ричард. – И переоцениваете анонимность.

– Если кто-то из вас нарушит этот запрет, – продолжил Блэйк, – это может стать тем самым поводом, которого сейчас так ищут те, кто хотят показать красивую жёсткость. Думаю, вы понимаете.

Он помолчал.

– Вкратце: на данный момент официальной вины на вас не возлагают. Неофициально многие всё равно будут думать, что «если бы вы не выстрелили, всё было бы иначе». Это реальность. С ней придётся жить.

– Я двадцать лет живу с тем, что «если бы я не выстрелил, всё было бы иначе», – сказал Пьер. – Одной формулой больше, одной меньше.

Блэйк посмотрел на него внимательно.

– В вашем случае, господин Дюбуа, есть отдельный пункт, – сказал он. – Для внешних отчётов вы будете фигурировать как «снайпер группы сопровождения», без имени. Внутри системы ваше имя будет рядом с формулировкой «действовал по приказу, оценка – в рамках допустимого риска».

Он чуть развёл руками.

– Это максимум, который сейчас получилось отвоевать.

– Сойдёт, – ответил Пьер. – Были варианты и похуже.

– Были, – подтвердил Ричард тихо.

Представитель клиента вступил снова:

– Со стороны наших заказчиков есть понимание, что без ваших действий конвой мог быть потерян полностью. Это не снимает вопроса о погибших на вспомогательном судне, но…

Он поджал губы.

– Сейчас принято политическое решение не эскалировать конфликт и не выносить этот случай в публичное поле как пример «безответственности охраны». Это не акт милосердия, господа. Это прагматика. Ваши услуги всё ещё востребованы.

Трэвис усмехнулся.

– То есть мы всё ещё стоим своих денег, – сказал он. – Это приятно.

– Это значит, – сказал Маркус, – что нас не списали. И значит, скоро мы снова окажемся там, где прошлой ночью.

– Или в ещё худшем месте, – подал голос Михаэль.

– Вероятно, – согласился командир.

Блэйк выровнял листы, заговорил уже более сухим, деловым тоном:

– На ближайшие трое суток вы остаетесь на базе. Проводятся дополнительные опросы, оформляются бумаги, дорабатываются протоколы. После этого будет принято решение о вашем возвращении на маршрут или изменении задач.

Он посмотрел по рядам.

– У кого-то есть вопросы по сказанному?

Вопросов «по протоколу» не было. Были вопросы совсем другие, но задавать их сейчас смысла не имело. «Сколько стоил каждый из этих двадцати двух?» «Кто в итоге заплатит?» «Когда это кончится?» – такие вещи в этих стенах не обсуждали.

Дэнни всё-таки поднял руку.

– Да? – кивнул ему Блэйк.

– Скажите, – медленно произнёс он, – а будет… что-то вроде… официального сообщения для семей тех, кто погиб на вспомогательном судне? От нас. Не от компании, не от страховщиков. От тех, кто был рядом.

В комнате на секунду стало ещё тише.

Представитель клиента чуть заметно скривился, как от кислого.

– Это… не предусмотрено протоколом, – начал он.

– Но это возможно, – перебил его Блэйк. – Если это будет грамотно согласовано.

Он посмотрел на Дэнни.

– Я не обещаю, что вас подпустят к прямым контактам. Но, возможно, вы сможете передать какое-то общее письмо. От группы. Без признаний вины, без юридических формулировок. Просто… человеческий текст.

– Если нам позволят человеческий текст, – тихо сказал Михаэль. – Это уже будет прогресс.

– Я передам ваш запрос, – сказал Блэйк. – Но не сейчас. Сейчас вам главное – держать себя в руках.

Он ещё раз обвёл всех взглядом.

– Это всё, что я могу сказать на данном этапе, – заключил он. – Формально вы свободны в пределах базы. Ожидайте вызовов на дополнительные беседы. И помните: то, как вы будете вести себя здесь, повлияет на то, дадут ли вам вернуться к работе.

Он кивнул Маркусу.

– Капитан, останьтесь на минуту. Остальные – по отделениям.

Команда поднялась. Стулья заскрипели, кто-то потянулся, кто-то сразу двинулся к выходу. Шум голосов, шагов. Уставшие лица, на некоторых – облегчение, на некоторых – пустота.

– Ну что, нас пока не отправляют на мясо, – сказал Джейк, вставая. – Уже праздник.

– Не расслабляйся, – отозвался Рено. – Нас пока маринуют.

Пьер не торопился. Дождался, пока поток схлынет, и только потом направился к двери. В коридоре его догнал Хортон.

– Это было лучше, чем могло быть, – сказал тот тихо.

– Это было всё равно дерьмо, – ответил Пьер. – Но не самое вонючее из доступного.

– В наш век это почти комплимент, – усмехнулся наблюдатель.

Они разошлись: Хортон – к своим бумажным войскам, Пьер – к лестнице. У двери его догнал Михаэль.

– Ну как? – спросил он.

– Пули пока отменили, – сказал Шрам. – Заменили их на бумагу и психологов. Выживем.

– Это ты говоришь, – заметил немец. – Остальным понадобится больше веры.

– Вера – не наш профиль, – ответил Пьер. – Наш профиль – смотреть на людей через стекло и решать, кто из них завтра проснётся.

– Ты решил за двадцать два, – напомнил Михаэль. – Даже если не хотел.

– За них решила система, – сказал Пьер. – Я просто был тем, кого поставили в конец цепочки.

Он посмотрел на него.

– Знаешь, что самое смешное? Они оставили нас в игре не потому, что мы были правы. А потому, что мы полезны.

– Это и есть их правда, – сказал Михаэль. – Вопрос в том, устраивает ли нас жить по чужой правде.

– Нас устраивает жить, – ответил Пьер. – Всё остальное вторично.