Текст книги "Шрам: Красное Море (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Ну вот, – сказал Маркус. – Пришли те, кто будет решать, как из нашего ада сделать чужую презентацию.

И где-то на краю этого весёлого спектакля Пьер вдруг ясно почувствовал: та ночь, с огнём и криками, была только половиной истории. Вторая половина начиналась здесь, в бежевой коробке с кондиционером и камерами. И в ней стрелять придётся по другим целям.

Кабинет был таким, каким и должен быть кабинет, где людей раскладывают по строкам: слишком чистым.

Белые стены, серый стол, два стула напротив, третий сбоку. Под потолком – квадрат камеры, в углу – чёрная коробка кондиционера, из которой дул вялый, но холодный воздух. На столе стояла бутылка воды, пластиковый стакан и аккуратная стопка бумаги. Поверх стопки – диктофон, красная лампочка горела, не мигая.

Пьера завели внутрь без лишних слов. Перед дверью охранник щёлкнул ключом по замку, как будто не закрывал, а помечал чью-то судьбу.

За столом уже сидел тот самый человек в костюме. Британец лет сорока пяти, если по лицу. Волосы коротко острижены, на пальце перстень с каким-то гербом. Галстук ослаблен ровно настолько, чтобы казаться «своим парнем», но узел всё равно был идеальным. Перед ним лежала та же папка, которую он держал в порту.

Рядом, чуть в стороне, расположился второй – пониже рангом, в сером пиджаке, с ноутбуком перед собой. На экране – таблицы и какие-то графики. Он смотрел на них не отрываясь, водя пальцем по тачпаду, как священник по молитвеннику.

У стены стоял Ричард. Руки скрестил, планшет под мышкой. Весь вид – «я тут просто присутствую». Но глаза были внимательными, слишком живыми для статиста.

– Господин Дюбуа, – сказал мужчина в костюме, когда Пьер сел. – Меня зовут Эдвард Блэйк. Внутренняя безопасность, специальный отдел по чрезвычайным инцидентам.

Он улыбнулся тем самым профессиональным, отточенным жестом.

– Благодарю, что нашли время.

– Вы его для меня и нашли, – ответил Пьер. – Так что не за что.

– Разумеется, – будто и не заметив, продолжил Блэйк. – Мы хотим просто восстановить полную картину произошедшего. Чем яснее она будет сейчас, тем меньше неприятных сюрпризов в будущем. Для всех.

Он коротко кивнул на диктофон.

– Вы не возражаете, если мы запишем наш разговор?

– Вы же всё равно будете записывать, – сказал Шрам. – Возражаю я или нет.

– Прекрасно, – спокойно ответил тот и нажал кнопку. Диктофон щёлкнул.

– Итак. Назовите, пожалуйста, ваше имя, возраст, должность и роль в операции сегодняшней ночью.

– Пьер Дюбуа, тридцать два, снайпер, – перечислил Пьер. – Роль простая: смотреть дальше остальных и делать так, чтобы те, кто приближается, не успели подойти слишком близко.

Молодой с ноутбуком что-то быстро печатал, даже не поднимая головы.

– Вы давно в компании? – продолжил Блэйк.

– Достаточно.

– До этого – Иностранный легион, верно?

– Верно.

– Участвовали в боевых действиях?

– Да.

– Можете назвать регионы?

– Мали, Афганистан, Балканы, ещё пара мест, о которых вы вряд ли напишите в пресс-релизе.

Уголок рта у британца чуть дёрнулся.

– Я понимаю, что вам этот разговор может казаться лишним, – сказал он. – Но поверьте, это в ваших же интересах. Сейчас многие пытаются понять, что произошло, и у всех свои версии. Лучше, если мы будем опираться на факты.

– Факт в том, что пират с РПГ хотел сжечь контейнеровоз, – сказал Пьер. – Я ему помешал. Ракета ушла в другое судно. Оно загорелось. Люди погибли. Всё остальное – версии для СМИ и политиканов.

– Давайте всё-таки по порядку, – мягко предложил Блэйк. – С момента, когда вы впервые зафиксировали ту лодку.

Он открыл папку, на стол легли несколько распечаток – кадры с камер, стоп-кадры с тепловизора, схемы положения судов в проливе. На одном снимке Пьер узнал свой сектор: череду маленьких светлых пятен на чёрной воде. Одно из них было отмечено кружком.

– Вот, – сказал британец, коснувшись пальцем бумаги. – Время двадцать три часа сорок две минуты. Вы докладываете о лодке без огней, идущей на пересечении курса. Что вы тогда подумали?

– Что это не рыбаки, – ответил Шрам. – Рыбаки в это время либо уже тянут сети, либо идут домой. Идти без огней в полосе движения больших судов – плохая идея, если ты не хочешь, чтобы тебя раздавили.

– То есть уже на этом этапе она показалась вам подозрительной?

– Да.

– Но вы не открыли огонь.

– По подозрительным не стреляют, – ответил Пьер. – По подозрительным смотрят. По тем, кто поднимает РПГ на плечо, стреляют. И быстро.

Блэйк сделал пометку. Его помощник что-то добавил в таблицу.

– Далее, – продолжил британец, перелистывая листы. – Вы наблюдали за лодкой, давали дистанцию, информировали командира. Командир сообщил вам, что пока не следует предпринимать действий, верно?

– Он сказал: «наблюдать, без инициативы», – кивнул Пьер. – Это слышно на записи.

– Как вы к этому отнеслись?

Пьер посмотрел ему прямо в глаза.

– Как к приказу, – сказал он. – Я солдат. Приказы понимать просто: выполняешь или нет. Я выполнял. До тех пор, пока приказ не прозвучал другим.

– «Работай», – уточнил Блэйк, сверяясь с бумагами. – Это была фраза командира?

– Да.

– Перейдём к моменту выстрела, – сказал британец и положил перед ним другой лист: увеличенный кадр, где на носу лодки виден смазанный силуэт с трубой на плече. – Вы утверждаете, что к этому моменту у вас не было сомнений в том, что это РПГ?

– Я видел такие вещи слишком часто, чтобы сомневаться, – сказал Пьер. – Я наблюдал, как их держат те, кто умеет стрелять, и те, кто просто фотографируется. Этот человек держал оружие так, как будто собирался убивать, а не позировать для инсты.

– В ваших словах много оценочных суждений, – мягко заметил Блэйк. – Понимаете?

– В моём ремесле всё оценочное, – ответил Шрам. – У вас на бумаге – цифры и стрелочки. У меня в прицеле – люди. Они не делятся на «единицы» и «нули». Они делятся на живых и мёртвых. И на тех, кто собирается сделать вторых из первых.

Мужчина в костюме посмотрел на него чуть внимательнее. Взгляд на секунду перестал быть вежливо-гладким.

– Хорошо, – сказал он. – Давайте конкретнее. На момент выстрела дистанция составляла примерно восемьсот метров. Лодка шла с определённой скоростью, была качка. Вы учитывали, что пуля может изменить стойку стрелка и, соответственно, траекторию ракеты?

– Я учитывал, что если не выстрелю, ракета пойдёт по тому курсу, который он выбрал, – ответил Пьер. – И там стоял контейнеровоз.

Он коротко кивнул в сторону бумаги.

– Вы же сами всё нарисовали. У вас там красиво: стрелочка от лодки к судну. Ещё стрелочка от РПГ к борту. Вы хотите, чтобы я сказал: да, я понимал, что выстрел может изменить траекторию? Да. Понимал. И так же хорошо понимал, что без выстрела траектория останется прежней. Я выбрал вариант, в котором шанс спасти больше людей был выше.

Блэйк стукнул кончиком ручки по бумаге, как будто подчеркнул что-то невидимое.

– То есть вы осознавали, что ваш выстрел может привести к непредвиденным последствиям?

– Любой выстрел может привести к непредвиденным последствиям, – спокойно сказал Пьер. – Даже если ты стоишь в тире и стреляешь по мишени. Кто-то может в этот момент выйти из-за стены. Вопрос в том, какие последствия более вероятны. И какие ты готов принять.

– И вы приняли, – кивнул тот. – За двадцать два человека на вспомогательном судне?

Тишина на секунду стала тяжёлой. В комнате даже кондиционер как будто притих.

Пьер почувствовал, как внутри поднимается знакомая, густая злость. Не кипящая – вязкая, тяжёлая.

– Я принял решение, которое не дало погибнуть двум сотням человек на контейнеровозе и, возможно, ещё сотне на балкере, – ответил он. – Да, ценой тех двадцати двух. Но я не ставил их в этот пролив с газом и топливом без нормальной охраны. Я не рисовал маршрут. Я не подписывал бумаги, где было написано: «риски допускаются».

Помощник у ноутбука перестал печатать, поднял глаза. Блэйк тоже немного сдвинулся на стуле.

– Вы хотите сказать, – спросил он, – что ответственность лежит выше?

– Я хочу сказать, – спокойно произнёс Пьер, – что вы сейчас пытаетесь сделать вид, будто вся цепочка начинается с моего выстрела. Это удобно. На картинке красиво: маленький крестик, подпись «снайпер принял решение», стрелочка к взрыву.

Он чуть наклонился вперёд.

– Но эта цепочка началась задолго до того, как я поднял винтовку. Она началась, когда кто-то решил, что дешевле гнать топливо через пролив с пиратами, чем вести длинным путём. Когда кто-то решил, что достаточно такого-то количества охраны. Когда кто-то подписал протоколы, на которые вы сейчас ссылаетесь. Я – последняя ставка в длинной игре. А вы – те, кто сейчас решает, удобно ли списать всё на эту ставку.

Ричард у стены чуть шевельнулся, как будто ему стало физически некомфортно.

Блэйк выдержал паузу, потом… улыбнулся. Но улыбка в этот раз была иной – не рекламной, а уставшей.

– Вы не глупый человек, господин Дюбуа, – сказал он. – И вы прекрасно понимаете, что эта система так работает везде. Не только у нас.

– Я это и сказал, – ответил Пьер. – Мне просто не нравятся сказки про «чрезвычайный инцидент». Это не инцидент. Это закономерность. Только в этот раз он попал в эфир.

Британец хмыкнул, чуть качнув головой.

– В эфир… – повторил он. – Да. Это, пожалуй, то, что беспокоит многих сильнее всего.

Он перелистнул бумаги, достал ещё одну фотографию. На ней – кадр с какой-то арабской сводки, размазанный, но узнаваемый: факел горящего судна, чёрный дым, надпись чужими буквами.

– Вы понимаете, как это сейчас выглядит снаружи?

– Примерно, – сказал Пьер. – «Наёмники устроили бой, в результате которого загорелось гражданское судно». И дальше всё по списку.

– Примерно так, – подтвердил Блэйк. – И будет хуже, если в какой-то момент всплывут дополнительные материалы. Например, фрагменты переговоров, где кто-то обсуждает, надо ли стрелять по пиратам. Или ваше выражение несогласия с протоколами.

Он поднял взгляд.

– Вы ведь были не в восторге от введённых ограничений, верно?

– Я был не в восторге от того, что приказы писать начали юристы, – сказал Пьер. – А в остальном… я привык. В легионе тоже иногда писали красивые инструкции те, кто никогда не видел, как выглядит реальный бой.

– Вы не призывали игнорировать протоколы? – уточнил помощник, наконец вступив в разговор. Голос у него был тихий, «офисный».

– Я говорил, что если мы будем ждать до последнего, то нас убьют, – ответил Пьер. – Это записано. Можете не спрашивать.

Он слегка пожал плечами.

– Я не святой, господин Блэйк. Я профессионал. Моя работа – убивать тех, кто пытается убить тех, кого я охраняю. Если вас это шокирует, вы ошиблись профессией.

– Меня мало что шокирует, – спокойно сказал британец. – Я слишком давно читаю такие дела.

Он задумчиво постучал ручкой по краю папки.

– Смотрите. В ближайшие дни будут созданы несколько комиссий. Одна – внутренняя, корпоративная. Другая – со стороны клиентов. Третья, вероятно, – с участием местных властей и, возможно, международных структур. Все они будут искать простые ответы. Кого винить, кому платить, кого уволить.

– И кого посадить, – добавил Пьер.

– Это тоже вариант, – не стал отрицать Блэйк. – Наша задача – сделать так, чтобы в этом хаосе вы не оказались самым удобным козлом отпущения.

Он на секунду глянул на Ричарда.

– Тейлор уже дал показания. Его версия совпадает с вашей. Наблюдатель клиента тоже подтвердил факт угрозы. Это в вашу пользу.

– А что не в мою? – спросил Пьер.

Британец приподнял бровь.

– В вашу? – он чуть развёл руками. – Не в вашу – то, что двадцать два человека погибли после вашего выстрела. Даже если вся логика на вашей стороне, картинка всё равно выглядит плохо. И будут те, кто попытается на этом сыграть.

– Вы хотите, чтобы я сказал, что я виноват, – спокойно произнёс Пьер. – Чтобы вам было проще торговаться.

– Я хочу, чтобы вы не сказали ничего лишнего, – неожиданно прямо ответил Блэйк. – Ни на запись, ни в коридоре, ни под сигарету. Чтобы не возникло хотя бы дополнительных поводов.

Он чуть подался вперёд.

– Скажу вам честно, господин Дюбуа. Людей вашего профиля не так много, как кажется. И выбрасывать вас ради того, чтобы закрыть одну волну в новостях, – не самое умное решение. Но и у умных людей наверху не всегда больше голосов, чем у испуганных.

Пьер хмыкнул.

– То есть вы не гуманист, вы просто не хотите терять инструмент, – сказал он. – Удобно.

– Я реалист, – без обиды ответил тот. – И вам бы я посоветовал быть таким же.

Он постучал пальцем по диктофону.

– Суть для вас простая: вы действовали по приказу, в обстановке явной угрозы, в рамках доступных вам протоколов и с целью минимизировать риск для конвоя. Всё. Никаких философских отступлений, никаких «если бы», никаких личных оценок в официальной речи.

– А в неофициальной? – спросил Пьер.

– В неофициальной можете думать всё, что угодно, – сказал Блэйк. – Только не говорите, когда рядом камера. А их здесь много.

Они посмотрели друг на друга пару секунд. Взгляд крутился вокруг простой вещи: кто кого использует и насколько.

– У меня к вам вопрос, – сказал наконец Пьер. – Не как к человеку в костюме, а как к человеку. Вы сами когда-нибудь нажимали на спуск, от которого зависели чужие жизни?

Британец чуть замолчал. Взгляд его потяжелел, стал чуть дальше.

– Нет, – сказал он честно. – Я делал другие вещи. Подписывал такие бумаги, что от них тоже зависели чужие жизни. Просто медленнее.

Он чуть качнул головой.

– И это, поверьте, тоже не добавляет сна.

– Тогда вы понимаете, что все ваши схемы – это тоже выстрел, – сказал Пьер. – Только меньше дыма.

– Понимаю, – кивнул Блэйк. – Именно поэтому мы сейчас тут. Я не хочу, чтобы один выстрел перечеркнул все ваши остальные.

Он взял ручку, щёлкнул колпачком.

– Итак. Официальная формулировка с вашей стороны будет такая: «Я оценил ситуацию как критическую, увидел явную подготовку к выстрелу из РПГ по конвою, доложил командиру, получил приказ открыть огонь, после чего произвёл один выстрел по оператору». Без дополнений про «я видел такие лица» и прочую поэтику. Согласны?

– А если я скажу: «я сделал то, для чего вы меня сюда привезли»? – спросил Пьер. – Сойдёт?

– Это можно оставить для мемуаров, – усмехнулся Блэйк. – Сейчас лучше без этого.

Пьер чуть откинулся на спинку стула. Стало вдруг очень тихо. Даже кондиционер зашептал мягче.

– Ладно, – сказал он. – Пишите, как вам надо. Я всё сказал.

– Мы уже всё записали, – заметил британец, кивая на диктофон. – Ваша задача теперь – не усложнять себе жизнь. Не разговаривать с чужими людьми, не давать комментариев журналистам, не обсуждать детали с персоналом базы.

Он поднял глаза.

– И, если позволите совет, – не думать слишком много о том, кто именно за что отвечает. Это вопрос не для тех, кто вообще ещё способен спать.

Пьер усмехнулся уголком губ.

– Не переживайте, – сказал он. – Я давно перестал искать справедливость. Я ищу только варианты, как не умереть слишком дёшево.

Блэйк кивнул, словно это его устроило.

– На сегодня достаточно, – сказал он и выключил диктофон. Красный огонёк погас.

Он поднялся, протянул руку.

– Благодарю за сотрудничество.

Пьер посмотрел на эту руку, потом всё-таки пожал. Сухо, коротко. Тем не менее где-то внутри было ощущение, что нажал на спуск уже не он, а тот, кто напротив, – другой, бумажный.

У двери его встретил тот же охранник. Коридор был всё таким же бежевым, лампы всё так же жгли глаза. В комнате ожидания всё ещё сидели его люди. Кто-то пил воду, кто-то уставился в телевизор, где уже показывали их ночной пожар под другим углом и с другой подписью.

Война продолжалась. Просто теперь вместо РПГ и катеров в неё играли бумага, камеры и люди в костюмах. И выживали в ней не те, кто лучше стрелял, а те, кто умел вовремя промолчать.

Глава 17

К вечеру жилой блок словно постарел и выдохся.

Жара сползла с крыши, оставив после себя лишь ощущение липкого пота на коже. Кондиционеры в коридоре, наконец, заработали на полную мощность, их монотонное жужжание заполнило пространство, но духота, казалось, только усилилась. Стены здания, словно губка, впитали в себя весь день: крики, торопливые шаги, запах пота, хлорки, дешёвого стирального порошка и множество других, едва уловимых, но таких характерных запахов. Воздух стал тяжёлым, вязким, словно густой суп, в котором перемешались все мысли, слова и эмоции, произнесённые и пережитые за последние часы. Он давил на грудь, мешал дышать, заставляя каждого, кто находился в этом коридоре, чувствовать себя запертым в этой удушающей атмосфере.

Шрам сидел на нижней койке, спиной к стене, босыми ступнями упираясь в холодный металл ступеньки. В руках сигарета, пепел сыпался в пустую пластиковую бутылку, аккуратно обрезанную под пепельницу. Сверху кто-то мерно поскрипывал матрасом, переворачиваясь. Комната была рассчитана на шестерых, их здесь жило восемь. Нормально. Ещё не максимальная жопа.

На узком столе у окна стоял ноутбук, к нему носом прилип Джейк. На экране – открыто сразу несколько вкладок с новостями. Картинки менялись, но суть была одна: огонь на воде, дым, дрожащие кадры с палубы какого-то судна, лица людей, которые орали на разных языках одно и то же.

– «…по предварительным данным, в районе пролива произошёл бой между вооружённой группой и неустановленными морскими формированиями…» – бормотал он, читая вслух. – «…использовалось тяжёлое вооружение…»…о, вот: «по неподтверждённой информации, в инцидент могли быть вовлечены частные военные подрядчики»…

Он фыркнул.

– Могли. Люблю это слово.

– Покажи, – попросил Дэнни.

Он сидел на стуле боком к столу, ступнями упираясь в ножку. Локти на коленях, пальцы переплетены. Лицо серое, как и стена за ним. Выглядел не как боец, а как человек, который вдруг понял, что до этого жил в очень удобной, но всё-таки сказке.

Джейк немного повернул экран.

– Смотри, вот местные, – сказал он. – Они уже придумали, что мы устроили перестрелку с йеменскими «борцами за свободу», из-за чего «пострадало мирное судно».

Он щёлкнул.

– А вот международные: «вооружённый инцидент в Красном море, возможное участие частных охранных структур». Такие робкие, аккуратные. Пока им не дадут правильных методичек.

Рено лежал на верхней койке, одна нога свисала вниз, лёгкое подрагивание ступни выдавало, что он не спит. В руках у него был потрёпанный журнал, но он его не читал, а просто перелистывал страницы туда-сюда.

– В Мали было проще, – сказал он лениво. – Там вообще никто не писал. Стреляли? Стреляли. Сдохли? Сдохли. Конец истории.

– Там у вас интернета не было, – отозвался Джейк. – Вон, смотри. Уже выкладывают видео с телефона какого-то дебила с соседнего сухогруза.

Он включил ролик.

– Качество дерьмо, звук орёт, но огонь красивый.

На экране дрожала картинка: чёрное море, оранжевое пламя, крики, обрывки фраз. В какой-то момент в кадре мелькнул их катер – маленькая тёмная тень на фоне факела. Потом камера дёрнулась, кто-то закричал «fuck!» или «shit!», ролик оборвался.

– Зато лайков уже дофига, – добавил Джейк. – Человечество очень любит смотреть, как горит что-то, в чём оно не находится.

– Выключи, – сказал тихо Дэнни.

– Что, прям совсем? – удивился Джейк. – Это же хроника, исторический момент. Мы теперь официально «неустановленные морские формирования».

– Я и так всё это видел, – сказал Дэнни. – Вживую. Мне не нужно повторение.

Он сжал пальцы сильнее.

– Выключи, пожалуйста.

Попросил он по-офицерски вежливо, но в голосе было что-то такое, что даже Джейк не стал спорить. Щёлкнул мышкой, экран погас, отражая теперь только его собственную фигуру.

– Ладно, ладно, – пробурчал он. – Без паники.

Он захлопнул крышку ноутбука, откинулся на спинку стула, закинул руки за голову.

– Зато нас в живых, возможно, оставят. Компания не любит увольнять людей, пока вокруг шум. Это выглядит так, будто они признают вину.

– Они признают ошибку, – поправил Рено. – Не вину. Вина – это слово для газет. В отчётах будут «несоответствия оценок» и «сложная оперативная обстановка».

Шрам затушил сигарету, бросил фильтр в бутылку и на мгновение закрыл глаза. Пульсация от усталости била в виски. Сколько они уже на ногах? Сутки с хвостом. Сон провалился где-то между брифингом и выстрелом, и обратно его никто не вернул.

В коридоре кто-то прошёл, дверь скрипнула, приоткрылась. В проёме показался Трэвис, с мокрыми волосами, в чистой футболке, с полотенцем на шее.

– Там в душе горячая вода почти не осталась, – сообщил он. – Так что, кто хотел смыть с себя кровь капитализма, тот опоздал.

– На тебе только пена для бритья и дурь, – отозвался Джейк. – С тебя смывать нечего.

– Я чист, как младенец, – сказал Трэвис и плюхнулся на свободную койку. – Только младенец с кучей трупов за плечами.

Он потянулся и, заметив погашенный ноутбук, кивнул на него:

– Ну что, нас уже назначили виноватыми во всех грехах мира?

– Пока просто «подозревают в участии», – ответил Джейк. – Но дай им до вечера – и мы будем лично виноваты в климате и росте цен на бензин.

– Ничего, – ухмыльнулся Трэвис. – Зато детям будет что рассказать. «Папа стал мемом, когда сжёг половину Красного моря».

– Твоим детям первым делом расскажут, что их папа псих, – сказал Рено.

– Они будут гордиться, – отрезал тот. – Психи живут ярче.

Дверь снова скрипнула. На этот раз в комнату вошёл не Трэвис и не очередной шутник, а Маркус. Без бронежилета, но в той же выцветшей футболке, в которой был на катере. Волосы ещё влажные – успел принять душ. В глазах – тот же усталый холод, что и утром.

За ним вошёл Михаэль. Занял привычное место у стены, опершись плечом, скрестив руки. У того взгляд был спокойный, но тоже тяжёлый. Как камень в кармане.

– Собрались? – спросил Маркус, осматривая комнату.

– Почти, – ответил Джейк. – Карим внизу, болтает с местными по своим каналам. Ричард где-то между вами и адом. Хортон, думаю, пишет роман. Остальные по соседним камерам.

– Для начала хватит и вас, – сказал Маркус. – Нам нужно кое-что проговорить, пока у нас ещё есть возможность говорить без протокола.

Он сел на край стола, скрестив руки. Помолчал пару секунд, давая всем настроиться.

– Ситуация такая, – начал он. – К вечеру у нас уже три разных черновика «официального представления событий». Один – от компании, второй – от клиентов, третий – от местных. Они ещё не согласованы, но уже ясно, куда всё катится.

– Куда? – спросил Дэнни.

– В ту же яму, в которую всегда, – ответил Маркус. – Каждый хочет остаться белым. Компания скажет, что мы действовали в сложной обстановке, но в целом в рамках контракта. Клиенты скажут, что, возможно, меры безопасности были недостаточно проработаны. Местные скажут, что западные вооружённые структуры вообще не должны были там быть.

Он усмехнулся без радости.

– А потом все вместе посмотрят на двадцать два трупа и решат, сколько стоит каждый.

– И сколько? – спросил Джейк. – По прайсу.

– Зависит от флага, – ответил Михаэль сухо. – Одни будут стоить дороже, другие дешевле. Некоторые, возможно, вообще окажутся «неподтверждёнными».

Дэнни сжал губы, опустил глаза. В пальцах снова побелели костяшки.

– Где-то в середине этого списка будем мы, – продолжил Маркус. – Как «непосредственные участники инцидента». Они сейчас активно ищут формулировку, при которой мы и не герои, и не преступники. Просто… фактор. Переменная.

Он бросил взгляд на Пьера.

– Основной вопрос – выстрел. Ты это понимаешь.

– Понимаю, – сказал Шрам.

– Я уже дал показания, – продолжил командир. – И буду их повторять, пока меня не выбросят с базы. О том, что я принял решение дать тебе команду. Что ты действовал по приказу, а не по своему самоуверенному желанию.

Он чуть наклонился вперёд.

– Ты должен понимать одну вещь, Пьер. Они с радостью согласятся, если ты сам захочешь сыграть роль единственного виноватого. Это сильно упростит им жизнь.

– Я не самоубийца, – ответил Шрам. – Ни с винтовкой, ни без.

– Вот и хорошо, – кивнул Маркус. – Тогда держимся одной линии. Бой, угроза, решение, выстрел, последствия. Никаких «если бы». Никакого лишнего геройства и лишнего покаяния.

Он перевёл взгляд на остальных.

– И это касается всех. Я не хочу, чтобы кто-то из вас в интервью какому-нибудь местному чинуше или репортёру начал рассуждать, что «можно было подождать», «мы, может быть, поспешили» или «компания нас туда послала зря». Всё это в лучшем случае будет выглядеть как наши внутренние сопли, в худшем – как признание вины.

– То есть держаться, как всегда, – тихо сказал Михаэль. – Меньше слов, больше фактов.

– Именно, – сказал Маркус. – Факты за нас. Пират с РПГ на носу, курс на конвой, предупреждение, отказ изменить курс, команда на поражение. Потом – побочка. Грязная, неприятная, но закономерная.

Он посмотрел на Дэнни.

– Если кто-то из вас внутренне считает, что мы сделали что-то принципиально неправильное, это его право. Но снаружи у нас одна версия.

Дэнни медленно поднял голову.

– Я не считаю, что надо было дать им стрелять, – сказал он. – Если ты об этом.

Он провёл рукой по лицу.

– Я просто… не привык, что «побочка» выглядит вот так. С факелом на полнеба.

– Привыкнешь, – пробормотал Рено. – Или уйдёшь. Другого не дано.

– Рено, заткнись, – спокойно сказал Маркус. – Не время сейчас для твоей мудрости.

Легионер вздохнул, но промолчал.

– Слушайте, – вмешался Джейк. – Может, я дурак, но мне кажется, что нас всё равно попробуют продать. Хоть чуть-чуть. Типа: «да, наши люди сработали неидеально, компания приносит соболезнования и обещает пересмотреть протоколы».

Он нервно усмехнулся.

– Мы же тут, по сути, расходный материал. Никто не будет рвать рубашку на груди за Пьера, за меня или за кого-то ещё.

– Это смотря кто, – тихо сказал Карим, появившись в дверях. Его глазницы были окружены темнотой, словно он не моргал пару часов. – У местных уже есть своя версия, но она пляшет не от ваших фамилий. Там всё проще: «наёмники», «западные», «стреляли».

Он вошёл в комнату, опёрся плечом о стену рядом с Михаэлем.

– Зато некоторые капитаны, с которыми я разговаривал, уже передали по своим каналам, что если бы конвой ушёл ко дну, шум был бы настолько большим, что никого из вас уже не спасли бы никакие отчёты. Они это понимают. И кое-кто наверху тоже.

– Это радует, – сказал Джейк. – Мы официально стали меньшим злом.

– Мы всегда им были, – заметил Михаэль. – Просто теперь об этом написали мелким шрифтом.

Маркус кивнул.

– Вот поэтому, – сказал он, – нас пока не увольняют, не арестовывают и не выдают журналистам на растерзание. Кто-то там сейчас считает: выгоднее нас защитить или бросить.

Он вздохнул.

– Моя задача в этой игре простая: сделать так, чтобы первый вариант был чуть-чуть дешевле второго.

– А наша? – спросил Трэвис.

– Не мешать, – ответил Маркус. – Не срываться, не пить до потери лица, не устраивать драки с местными, не вываливать душу первому встречному. Драть глотку на допросах будете только по команде.

Он посмотрел жёстко, по очереди в глаза каждому.

– Вы не в тюрьме. Но вы и не свободны. Вы в коридоре. И от того, как вы по нему пройдёте, зависит, будет ли дальше работа, деньги и…

Он чуть усмехнулся.

– И очередные прекрасные ночи в проливе.

Повисла тишина. Каждый переваривал по-своему. У кого-то в голове счётчик крутился в долларах, у кого-то – в выстрелах и лицах, у кого-то – в том, сколько ещё раз можно так пройти, прежде чем что-то внутри сломается окончательно.

– У меня вопрос, – вдруг сказал Дэнни.

Маркус кивнул.

– Давай.

– Ты правда считаешь, – проговорил он, подбирая слова, – что всё, что случилось, – это нормально? В рамках игры?

– Нормально – это когда никто не стреляет, – ответил Маркус. – И никто не умирает. Всё остальное – наша работа.

Он подался вперёд.

– Ты хочешь услышать, что мне плевать на тех двадцать два? Нет. Не плевать. Ты хочешь услышать, что я не сплю из-за этого? Я и до этого не особо спал.

Он чуть пожал плечами.

– Но если начать сейчас рвать на себе рубаху и кричать «мы монстры», легче не станет никому. Ни тем, кто сгорел, ни тем, кто пойдёт после нас в этот же пролив. Мы сделали то, что могли. И да, то, что случилось потом, – не «ошибка героя с трагическим лицом», а закономерное говно, которое рано или поздно случается в таких местах. Хочешь ты этого или нет.

Дэнни долго молчал. Потом коротко кивнул.

– Я не уйду, – сказал он. – Если ты этого боишься.

– Я не боюсь, что ты уйдёшь, – ответил Маркус. – Я боюсь, что ты останешься и начнёшь стрелять, когда уже не веришь ни во что. Тогда ты опасен.

– Я верю, – тихо сказал Дэнни. – Но теперь немного по-другому.

– Добро пожаловать во взрослый мир, лейтенант, – буркнул Рено.

На этот раз Маркус его не одёрнул.

Пьер всё это время молчал. Слушал, курил, наблюдал. В какой-то момент поймал на себе взгляд Маркуса.

– Тебе есть что добавить? – спросил командир.

– Нет, – сказал Шрам. – Всё по делу.

Он потёр пальцами переносицу.

– Я просто жду, когда вы мне скажете, чем всё закончится. Варианты я уже знаю.

– Вариантов несколько, – честно ответил Маркус. – Первый: нас всех отпускают по итогам разборок, мы продолжаем работать, но с более жёсткими правилами. Второй: компанию заставляют показать, что она «сделала выводы», и кого-то из нас снимают с контракта. Вариант «посадить кого-то одного» тоже обсуждают, но пока слишком много тех, кому невыгодно, чтобы это были ты или я.

Он хмыкнул.

– Слишком много людей вложили в нас деньги.

– Приятно быть инвестицией, – сказал Джейк.

– Ты – сомнительный актив, – отрезал Маркус. – Но да, тебя тоже посчитают.

– А если вдруг всё-таки решат, что нужен козёл отпущения? – спросил Пьер.

Маркус посмотрел на него прямо.

– Тогда будем биться, – сказал он. – Не оружием. Бумагами, связями, показаниями. Я не собираюсь молча смотреть, как на кого-то из моих вешают всё, пока остальные чистят репутацию.

Он чуть усмехнулся.

– Я, может, и наёмник, но не мусор.

– Слышал, Шрам? – сказал Джейк. – У тебя есть адвокат. Бесплатный. Бритиш-стайл.

– У меня есть командир, у которого ещё не отняли чувство приличия, – уточнил Пьер. – Это редкая штука. Её обычно первой списывают на склад.

Маркус поднялся.

– Всё, – сказал он. – На сегодня достаточно философии. Через полчаса – ужин. Потом, возможно, ещё один заход на беседы с «особыми товарищами».

Он поправил футболку.

– Ведём себя тихо, вежливо, но не услужливо. Мы не жертвы и не преступники. Мы те, кого они сами сюда привезли.

Он пошёл к двери. Михаэль отлип от стены, последовал за ним. Карим тоже. Дэнни остался сидеть, глядя в стол. Джейк снова потянулся к ноутбуку, но потом передумал и просто откинулся на стул, закрыв глаза. Рено перевернулся на другой бок, наконец-то натянув на лицо журнал.

Трэвис зевнул и, глядя на Пьера, сказал:

– Слушай, Шрам. Если тебя вдруг захотят слить, скажи. Я хотя бы успею напиться в твою честь.