Текст книги "Тайна Эрлики (СИ)"

Автор книги: Сим Никин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

       От Игоря я уже знал вкратце историю поселения. Более подробно обо всем рассказал сам Степаныч на следующее утро. Накануне, утомленный приключениями двух минувших дней, я еле выдержал расспросы поселенцев и, едва мне показали приготовленное ложе, упал и провалился в глубокий сон. Утром проснулся затемно и некоторое время лежал, размышляя, в каком направлении искать товарищей. По всему выходило, что надо возвращаться к Агидели и двигаться вниз по течению до Океана, где искать встречи с некими владимирцами, контактирующими с подводной базой. Если эта подводная база является единственным оставшимся островком цивилизации на Эрлике, то наверняка наше подразделение было послано к ней. Теоретически, на планете могут сохраниться и другие недоступные оружию галантов объекты. Но если наш взвод десантировался здесь, значит цель и есть эти подводники.

       Осталось узнать, какие монстры скрываются в водах Агидели, и как избежать смертельных укусов тех мух, которых так любит ушастый пушистик.

       Вчера с удивлением узнал, что чебурашка – это птица семейства неведомых мне маалийских древесных пингвинов. Местная детвора, завидев Пика, тут же заграбастала его, и он при этом не только не сопротивлялся, но даже не выказал хоть какого-то недовольства ни единым пиком, и вскоре довольно урча смачно хрумтел скармливаемыми ему жучками и личинками, наглаживаемый маленькими загорелыми ручками. Испытывая некоторую грусть, подумал, что пушистику здесь будет лучше, а я все равно не смог бы его взять с собой. Иметь личных питомцев в армии Конфедерации позволительно лишь Адмиралам.

       За открытым оконным проемом слегка посветлело. Невольно вздрагиваю от звонкого сигнала петуха. Лишь через несколько секунд соображаю, что это не сигнал будильника бытового коммуникатора, а крик настоящего животного. Надо будет посмотреть, что это за зверь такой – петух, крик которого много лет будил меня в детском приюте?

       Разбуженные криком первого петуха, тут же на разные голоса начинают кричать еще несколько таких же животных. И поселение оживает. Кудахтанье, хрюканье, мычание, топот, голоса переговаривающихся людей – все сливается в одну непривычную моему слуху какофонию.

       Кто-то заворочался в противоположном углу, неразличимый во мраке, прошлепал босыми ногами к дверям и, откинув полог, скрылся за ним.

       Поднимаюсь и я. Шарю ногами возле ложа в поисках обуви. Вспомнив, что моя металлизированная одежда конфискована, подбираю выданные взамен кожаные мокасины и натягиваю на ноги.

       Проснулся? – Встречает меня на выходе профессор.

       Странный вопрос. Неужели я мог выйти не проснувшись? Решив, что Степаныч так шутит, улыбаюсь и на всякий случай киваю, как бы сразу и отвечая на вопрос и приветствуя.

       – Как умоешься, приходи пить чай, – он показывает в сторону навеса, под которым проходила вчерашняя встреча с местными жителями. Там и сейчас довольно оживленно, а утренний полумрак разгоняют несколько мерцающих живым огнем светильников.

       Вскоре я уже сижу рядом со стариком, жую свежие пышные лепешки и прихлебываю из грубой керамической кружки горячий ароматный напиток. Становится все светлее. Замечаю направленные со всех сторон любопытные взгляды. Но народ, закончив с завтраком, расходится по своим делам. Вскоре кроме нас со Степанычем под навесом никого не остается. Судя по тому, как смотрит на меня профессор, ему не терпится начать беседу. Спешно дожевываю лепешку, допиваю напиток и смотрю на старика, показывая, что готов к новым расспросам.

       Если вчера народ интересовался в основном состоянием дел в галактике на фоне экспансии галантов, то сегодня Степаныч почему-то расспрашивает о положение российских беженцев в мирах Звездной Конфедерации. Собственно, а что я мог ему рассказать? Только о собственной жизни на Кинге, о детском приюте, о русском квартале, именуемом унизительным словом – резервация. Находятся ли беженцы на положении людей второго сорта? Да. Но на Кинге ко второму сорту относят и тех, кто прибыл в поисках лучшей доли из окраинных миров самой Конфедерации. Так что сказать, что в таком положении находятся исключительно беженцы из Российской Империи, не могу. Рассказал о русском татарине Халиле Фаттахове и обо всем, что запомнил из его рассказов о планете, куда переселился его род. Профессор внимательно слушал, периодически задавая уточняющие вопросы.

Глава – 13. Договор

           Под мерное покачивание в седле воспоминания Владимира перескочили на первый контакт с захватившими подводный комплекс иностранцами. Как ни странно, но состоялся он благодаря примкнувшему к ним подданному Российской Империи.

       Когда люди из обосновавшейся в гроте общины окончательно осознали, что помощь не придет и им придется выживать самостоятельно, то наряду с чередой возникших вопросов, встал вопрос пополнения запасов соли. В прежние времена соль для нужд Океанограда добывалась в небольшом искусственном заливчике автоматическим комбайном, который ныне покоился на дне в виде застывшей металлической массы. В первые годы при каждом новом облучении вода в заливчике вскипала из-за плавящегося металла, но потом останки комбайна вероятно погрузились глубже, и накрывающая их толща воды и донных осадков уже перестала пропускать направляемые с дисколетов лучи.

       На старом месте Матюшин и организовал соледобычу. При необходимости пополнения запасов соляной грунт доставался со дна, промывался и выпаривался в огромных глиняных чанах.

       Вместе с солеварами к берегу океана как правило отправлялась и компания детворы. Ребята собирали на прибрежном мелководье съедобных моллюсков и крабов. Искали так же крупные плоские раковины, которые в отсутствии железа использовались как совки и даже как лопаты.

       Однажды, когда солнце добралось до зенита и взрослые, скрываясь от палящего зноя, расселись на обед в тени навеса, в прибрежный лагерь ворвалась ватага галдящей наперебой детворы.

       – Там... Там... Лемур... Силайский лемур... Говорящий... И какой-то белый...

       Мужчины недоуменно переглянулись, но, встав с лавок, на всякий случай взяли в руки рогатины.

       – Какой еще белый лемур? Где? – нахмурив брови, строго обратился к ребятам бригадир – бывший техник с подводного комплекса Андрей Красноселов.

       – Там... В скалах. Он в норе застрял. Рычит и ругается...

       – Ругается? Может, он еще свистит и камни ест? – усмехнулся один из рабочих, вспомнив старую детскую загадку.

       – Не, камни не ест. И не свистит. Ругается только.

       – Та-ак, – подступил к ребятам бригадир, а кто вам разрешил к скалам ходить? А?

       – Так мы это... Мы в скалы не лазили. Мы рядом. А оно как закричит... А из норы вылезти не может.

       – С каких это пор силайские лемуры по норам лазают? – скептически спросил рабочий.

       Пошли посмотрим на этого белого лемура, – вышел из-под навеса бригадир и кивнул детворе: – Ведите, показывайте.

       Идти куда-то под жгучими лучами полуденного солнца не очень-то хотелось, но, судя по взволнованному виду мальчишек, они действительно увидели что-то или кого-то необычного. Прихватив все имеющиеся вналичие оружие, включая лопаты из раковин гигантских мидий, бригада отправилась к уходящей далеко в океан скалистой гряде.

       – Вон там у тех кустов видите? – указал рукой рыжий мальченка, когда команда приблизилась к скалам.

       Там в тени действительно шевелилось что-то светлое, издающее непонятные хриплые звуки.

       Один из рабочих удивленно присвистнул.

       – Ребята, да это, похоже, человек, – сообщил он.

       И действительно, теперь все видели, что в узком лазе, заплетенном крепкими корнями растущего на склоне лимонника, застрял человек. Выбившийся из сил бедолага еле шевелился. Вероятно, он пытался освободиться уже довольно долго.

       В глаза бросалась неестественная бледность кожи. Сразу понятно, что человек давно не был под солнечными лучами.

       Мужчины перерезали корни и попытались вытянуть пленника наружу. Не тут-то было. Парень засел в узкой норе плотно. Усилия привели лишь к тому, что ему сильнее сдавило грудь, и он захрипел, не в силах вымолвить что-либо членораздельное.

       – Да у него похоже рюкзак на спине, – склонился над застрявшим Красноселов и, с трудом оттянув с его правого плеча широкую лямку, перерезал ее. Тоже проделал и со второй. После чего обратился к товарищам: – А ну, ребята, потяните еще раз эту репку.

       Мужчины схватили репку за руки, потянули. Сперва показалось, будто опять безрезультатно. Отчаявшиеся спасатели удвоили усилие. Казалось, сейчас они выдернут руки бедолаги из суставов. Но вдруг он подался наружу, и в следующий миг тянувшие мужчины опрокинулись на спины, выдернув-таки пленника из узкой норы.

       Освобожденный человек судорожно хрипя и кашляя, встал на четвереньки и так и стоял некоторое время, не поднимая головы. Одет он был в обтягивающий костюм ярко-желтой с зелеными полосами окраски. Тонкая ткань судя по всему обладала достаточной прочностью, ибо после экстремального продирания сквозь узкую нору не было видно ни одного порыва.

       – Ё-моё, Маракевич, ты ли это? – склонился над спасенным Андрей.

       – Я, – сквозь кашель прохрипел тот. – Здрасьте.

       – Это Вадим – дайвер с подводного комплекса. Он к нашей службе был приписан, – пояснил товарищам бывший техник и опять обратился к пришельцу: – Я не понял, Маракевич, ты где был последние два года? Неужели по подземельям шлялся.

       – Нет, – замотал тот кучерявой головой. – Я с МОНИК к вам, можно сказать, с официальным визитом.

       Кто-то из артельщиков присвистнул. Бригадир задумчиво окинул взглядом бледнокожего гостя.

       – С МОНИК, говоришь? Ну-ну... И что, эта нора прямо в подводный комплекс ведет?

       – Нет. Там подземный грот с выходом в океан. Туда излучение не достает.

       – Ну, да ладно, пошли в лагерь, пока твоя белоснежная шкурка не подгорела на солнышке.

       Как и все обитатели подводного комплекса Вадим Маракевич раз в неделю обязательно посещал солярий и потому всегда считал, что его кожа имеет приличный золотистый загар. Однако сейчас, глядя на жителей побережья, он чувствовал себя бледной поганкой. А снующая вокруг детвора и вовсе была загоревшей дочерна.

       Через четверть часа артельщики угощали гостя обедом, а тот вкратце рассказывал о своей миссии.

       – Ага, значит, вы под водой новую цивилизацию основали? И, типа, нас к ее благам приобщить готовы? – Андрей с усмешкой наблюдал, с какой активностью гость работает челюстями, поглощая нехитрую снедь. – И чего вдруг раздобрились?

       – Понимать надо, – важно вещал Маракевич, запихивая в рот приличный кусок козьего сыра, – строительство нового мира – дело не простое, требует тщательно продуманного подхода. У каждого члена нового общества должна быть своя строго определенная роль. Во главе будут стоять ученые. На их плечах лежит основная задача по устройству идеальной цивилизации. Понятно, что им нельзя отвлекаться на различные житейские проблемы, ну, фильтры там всякие менять и прочие картриджи. Вы же все сбежали. А я один с системами жизнеобеспечения комплекса не справляюсь. Да и не мой это профиль. Так что пора, Андрей, твоей службе о прежних обязанностях вспомнить.

       – Эко завернул-то а! – возмутился один из солеваров. – Это мы-то сбежали значит?

       – Погоди, Кирилыч, пусть с этими нюансами начальство разбирается, – остановил мужика бригадир и снова обратился к посланнику: – Значит, приперла вас система жизнеобеспечения, говоришь? Небось в собственном дермеце тонуть начали, а? И с чего вдруг мы должны возжелать работать на твоих хозяев? Надо полагать, наш интерес ученые мужи продумали?

       – Угу, продумали, – ответил набитым ртом Маракевич и, прожевав, пояснил: – оплата будет в разумных поставках медикаментов и витаминных добавок.

       – Да-а, витаминные добавки – это дело, – хохотнул Кирилыч, глядя, с каким аппетитом гость уплетает очередной пучок сочной огородной зелени, – без них ну никак. А что, вас на моньке-то хорошо кормят?

       – Где? – не сразу понял дайвер. – А-а, на МОНИК, что ли? Кормежка стандартная, не жалуемся. Сырья для синтезаторов хватает. Оранжереи, фермы и плантации работают исправно. Да и сам океан надежно обеспечивает морепродуктами.

       – Так может, тебе рыбки свежей поджарить? – с хитрым прищуром глянул на посланца Андрей.

       – Не-не, не надо, – поспешно замотал головой дайвер, вгрызаясь в кусок вяленой козлятины, – я уже наелся.

       Хозяева переглянулись, понимающе ухмыляясь.

       Наконец посланец отвалился от стола, поглаживая раздувшийся живот.

       – Так что передать руководству комплекса? – обратился он к Красноселову.

       – А что передать? – бригадир пожал плечами. – Мы люди маленькие, сами ничего не решаем. Доложим своему руководству. Как оно решит, так и будет. Мы здесь еще дней десять соль добывать будем. Так что приплывай за ответом. А лучше, пусть прибудут полномочные представители, способные вести переговоры с нашим руководством.

       – О-кей, – кивнул Маракевич и приложился к кувшину с молоком. – Молочко классное! Только запах непривычный.

       – Дык, козье. Смотри, чтобы не пронесло с непривычки.

       После этих слов Вадим поспешно отставил кувшин и, сдвинув брови, словно бы прислушался к происходящим внутри него процессам.

       – Ну, мне, пожалуй, пора, – поднялся он из-за стола. – Завтра-послезавтра навещу вас снова. Надеюсь, вы к тому моменту порешаете со своим начальством все вопросы.

       – Пойдем, мужики, проводим гостя, – поднялся и Красноселов, и, глядя на выпирающий живот дайвера, добавил: – А то как бы он снова не застрял.

       В сопровождении почетного эскорта Маракевич благополучно добрался до лаза в скале.

       – Ты в темноте не заплутаешь, – заботливо поинтересовался Кирилыч.

       – Не, у меня там фонарик. Я как свет увидел, так оставил его в проходе, чтобы с металлом наружу не выходить.

       – Разумно, – одобрил солевар.

       – Да и этот лаз без всяких отнорков, – пояснил дайвер, – выходит прямо в грот.

       – Ты нам посигналь фонариком, чтобы мы знали, что не застрял, – напутствовал Вадима бригадир, глядя как тот осторожно протискивается в очищенный от корней и веток лаз.

       – О-кей, – донеслось уже изнутри.

       – Ну, что скажешь, Андрюха? – повернулся к бригадиру Кирилыч, когда парламентер отсимафорил из темноты.

       – Надо бы самим этот грот осмотреть, – задумчиво произнес Красноселов.

       – На это у нас специально обученные спелеологи есть. Я тебя про моньку спрашиваю, что думаешь?

       – А что тут думать? И так все ясно. За два года система жизнеобеспечения без должного присмотра не малую часть резервов израсходовала. Еще немного, и наша пещера с бамбуковым водопроводом покажется санаторием в сравнении с этим океанариумом.

       – Вот отчего так? – удивленно произнес другой солевар Василий Лавник. – Вот, к примеру, наши ученые, взять хотя бы Вересовых, или Зинаиду, я уже не говорю о Матюшине. Они и сами нигде не пропадут, и других вытянут. А эти импортные при всех благах без прислуги в собственном дерьме утонуть могут. Чем они там в своих конфедерациях от нас отличаются?

       – Системой воспитания и образования, – коротко пояснил Красноселов. – И вообще, Василь, не забивай голову ненужной философией. Ладно, мужики, вы еще полчасика отдохните и за работу. А я, пожалуй, сразу отправлюсь к Владимиру с докладом о неожиданном госте.

Глава – 14. История общины Стеклянного Холма

        Когда я замолчал, Степаныч несколько минут провел в задумчивости, машинально, вероятно по привычке, почесывая голую пятку, и, наконец, начал рассказывать историю поселения. О том, как от восьмидесяти тысячного поселка, в один миг превратившегося в геенну огненную, осталось несколько сотен выживших, большинство из которых страдало от страшных ожогов. Многие умерли от ран в первые дни.

       Потом пришли хищники. Сначала звери лишь наблюдали со стороны за лагерем людей. Возможно, по привычке ждали, что те дадут им пищу. Но бывшие хозяева планеты, лишившись благ цивилизации, не могли прокормить даже себя. Пока они как-то перебивались плодами с полей агрокомплекса, но вопрос пропитания уже затмевал даже такие важные вопросы, как "что произошло?" и "что делать?".

       Первыми человечину попробовали носорогие гиены. Их стая тогда насчитывала не более десятка особей. Нападать на большое количество людей твари не решались, зато подрылись под заваленное камнями захоронение. Насытившись, они растащили куски гниющих трупов по всем окрестностям, привлекая тем самым еще больше всевозможных хищников. Когда люди обнаружили разоренные захоронения, что-либо предпринимать было поздно.

       Однажды не вернулись отправившиеся на плантацию многоярусной капусты двое мужчин и женщина. Посланный на их поиски отряд обнаружил клочья одежды на залитом кровью месте нападения на людей носорогих гиен, которых опознали по следам на рыхлой почве. В тот же день на глазах у всех силайский лемур похитил трехлетнюю девочку, схватив и утащив ее в густые кроны гигантских гледичий. Уже в сумерках на обезумевшую мать, продолжающую бродить меж могучих стволов и звать дочь, свалилась трехметровая туша ушастого хамелеона. Не обращая внимание на обрушившийся на него град камней и палок, бронированный ящер неспешно заглотил жертву и, лениво перебирая чешуйчатыми лапами, снабженными пятью полуметровыми когтистыми пальцами, втащил свою тушу по стволу в густое переплетение колючих ветвей.

       Люди, до сих пор надеявшиеся на скорое появление спасателей, поняли, что могут попросту не дожить до пришествия оных. Чтобы выжить, необходимо было вооружиться и построить более надежное жилье, чем наскоро собранные шалаши. Взявшись за работу, они на некоторое время отрешились от пережитого горя. Самопроизвольно община разделилась на профессиональные группы, лидеры которых составили совет лагеря выживших. Основных групп было четыре: аграрии, охотники, строители и металлурги. Понятно, что первые две занимались вопросами пропитания. Строители возводили каменно-деревянную ограду вокруг лагеря, ибо на общем совете решили, что оградить весь лагерь будет надежнее и быстрее, чем строить отдельные укрепленные бараки. В спасателей все же верили, потому в качестве временного жилья всех устраивали шалаши.

       Металлурги на месте бывшего города промышляли металлические лепешки и болванки подходящих для определенных целей размеров, и изготавливали из них ножи, пилы, наконечники для копий и прочие нужные вещи. Поначалу приходилось ломать тонкие лепешки металла руками, а отбивать и придавать нужную форму булыжниками. Но когда построили печь для нагрева, изготовили несколько молотов разного размера и слегка поднаторели в кузнечном деле, то ручная металлургия пошла полным ходом. У народа наконец-то появились более менее нормальные чашки-кружки и столовые приборы. Дальше больше, охотники и караульная стража получили латы, защищающие от зубов, когтей и шипов населяющих окрестности тварей.

       А нападения продолжались. Пока не возвели двухметровую стену по всему периметру и не организовали круглосуточную караульную стражу, почти каждый день кого-нибудь уносили или загрызали неожиданно нападавшие хищники. Даже после возведения стены для половины из них она не являлась преградой, но таким давала отпор вооруженная острыми копьями и горящими факелами стража.

       Факелы стали держать в постоянной готовности после того, как через стену переполз танайский удав. Пятнадцатиметровый червяк походя заглотил стража, пытающегося ткнуть в его чешуйчатую броню копьем, еще двоих смел вниз не заметив, обозрел разбегающихся в панике людей, вероятно оценивая, сколько может проглотить за раз, и ринулся в погоню с невероятной для такой массы скоростью. Но дорогу монстру преградил кузнец, держащий клещи с раскаленной металлической болванкой. Заполучив огненным железом в нос, удав взвился ввысь, подняв вертикально почти половину гигантского тела, рухнул оземь, раздавив отважного кузнеца, разбив навес, под которым находилось кузнечное производство, разворотив печь и смертельно изувечив еще одного человека. При этом ползучий гад вновь получил ожоги, как от раскаленной болванки, которую придавил вместе с кузнецом, так и от разрушенной печи. Теперь от боли он свернулся клубком, после чего, развернувшись словно пружина, быстрее молнии метнулся вон из опасного места. На счастье больше никто не попался ему на пути.

       С тех пор у стражи всегда был запас просмоленных факелов и глиняный горшок с тлеющими углями. Гигантский питон больше не совался в поселение, хоть и несколько человек стали его жертвами за пределами лагеря. Зато хамелеон, чью броню так же не брало имеющееся у людей оружие, оказался очень недоволен, когда двуногая пища сунула ему в ноздрю горящую палку. Сделав еще несколько неудачных попыток полакомиться человечинкой, ушастый ящер покинул окрестности лагеря, отправившись на поиски мест с более доступной пищей.

       Не боялись огня лишь силайские лемуры. Эти лысые собакомордые обезьяны казалось вообще ничего не боялись. Благо, они не в силах были утащить взрослого человека, потому нападали только на маленьких детей. Приходилось держать детвору всегда под присмотром, организовав детскую площадку в центре поселка, соорудив над ней просторный навес из жердей.

       Несмотря на то, что изделия из металла значительно облегчили жизнь выброшенных из цивилизации людей, среди них нашлись и такие, которые призывали отказаться от их использования. Одним из активных антиметаллистов был профессор Кононов. Его в шутку окрестили главным пессимистом. Сам же он себя называл прагматичным реалистом.

       На основании логических выводов профессор предполагал с наибольшей долей вероятности, что металлы расплавились под воздействием некоего облучения теми самыми галантами, о нашествии которых приходили какие-то смутные малоправдоподобные сообщения, которые никто не воспринимал всерьез. А если это так, то облучение наверняка повторится, и потому от металлов надо держаться подальше. Возможно, сказывалось и то, что он никак не мог забыть кошмара, когда на его глазах у любимой женщины отвалились отожженные расплавленными кольцами пальцы. Теперь Варвара, будто стесняясь увечья, когда не выполняла какую-либо работу, обязательно прятала руки в карманах фартука. А чтобы скрыть изуродованные мочки ушей, носила волосы распущенными. Впрочем, подобные увечья были практически у всех взрослых женщин, и у половины мужчин. У многих и вовсе отсутствовала или была изувечена одна из кистей из-за расплавившегося на ней браслета-коммуникатора.

       Именно среди пострадавших физически у Кононова сначала оказалось много единомышленников. Однако видя, что выживать общине удается во многом благодаря использованию оружия и инструментов из металла, а повторного облучения галанты не проводят – если это вообще их рук дело – сторонники профессора постепенно его покидали. Да он и сам признавал, что совсем отказаться от металлических изделий очень сложно, по крайней мере, пока им не нашлось достойной замены. Но понимая это, Кононов настаивал на ограничении использования металлов и категорически возражал против ношения металлических изделий на теле.

       Время шло, надежды на появление имперской спасательной экспедиции таяли. Наступил холодный сезон с продолжительными моросящими дождями, иной раз, в особо холодные дни, превращающимися в мокрый, чавкающий под ногами, снег. Для людей, привыкших к комфортному климату, который в районах поселения создавали метеозонды, подобные обстоятельства оказались катастрофической неожиданностью. Если летнюю жару можно было хоть как-то переносить, спрятавшись в тени шалашей, то от промозглой сырости и холода столь ненадежные жилища не спасали. Да и одежда у большинства вовсе не была рассчитана на такую погоду.

       С наступлением холодов стало более скудным питание, которое и до того, оставляло желать лучшего. Из рациона исчезли фрукты и овощи, добываемые на оставшихся плантациях агропредприятия. Ко всему еще и дичи, которую способны были добыть охотники, стало гораздо меньше. Вероятно зверье ушло в более безопасные места.

       Одно хорошо, практически исчезли крупные хищники. Все они на своих родных планетах были обитателями зон с тропическим климатом. На Эрлике в отведенных им парках нужный климат создавался все теми же метеозондами. Холод либо прогнал их в теплые края, либо убил, как гигантского ящера, на разлагающуюся тушу которого однажды наткнулись охотники. Теперь для людей представляли опасность только носорогие гиены, численность которых увеличилась за счет родившегося и уже подросшего молодняка. Так же приходилось следить за снующими в колючих кронах лемурами. Эти твари хоть и были уроженцами тропических лесов, но холод переносили на удивление легко.

       Несмотря на резко сократившееся число хищников, люди продолжали гибнуть теперь от голода и холода, а против этих напастей не помогали ни крепкие латы, ни острые копья.

       В тот день профессор с Михаилом, которому на тот момент было всего пятнадцать лет, и с тринадцатилетним Димкой отправились за дровами. В ближайших окрестностях весь сушняк давно был собран, все, что под силу было срубить, срублено. Твердые стволы гигантских гледичий имеющемуся в наличие инструменту не поддавались. Потому для заготовки дров приходилось уходить все дальше, в те места, где в цивилизованные времена подлесок не уничтожался кибер-лесниками.

       Оба сопровождающих Кононова парня имели увечья после ужасного дня гибели цивилизации. Михаил остался без безымянного пальца на правой руке, который отжег расплавившийся перстень, подаренный подружкой. Димка пострадал сильнее, у него не было левой кисти, на которой он когда-то носил коммуникатор. Пережитые ужас и боль заставили парней поверить в заверения профессора и отказаться от ношения металлических предметов. В качестве оружия они использовали копья с наконечниками из остро отколотых трубчатых костей крупных животных и каменные топоры. Броню, способную хоть как-то защитить от зубов хищников, сплели из березовой лианы.

       Они уже возвращались, когда со стороны лагеря послышались неясные крики. Решив, что на поселок напали какие-либо хищники, заготовщики дров ускорили шаг. Ребята тащили волокуши с сушняком, а профессор шел позади, внимательно всматриваясь в лесной полумрак и держа наготове копье. Вдруг его правую ступню пронзила нестерпимая боль, будто невероятно острый шип, проткнув кожаный мокасин, вошел сквозь пятку прямо в кость. Закричав от неожиданности, Кононов упал. Схватившись за раненую ногу он ощутил запах паленого мяса. Не в силах ничего сообразить от боли, профессор катался по земле, а испуганные ребята безуспешно пытались выяснить, что с ним случилось.

       Внимание Михаила привлекла шипящая, пузырящаяся и исходящая паром грязная лужа. Сопоставив сей факт с исходящим от беснующегося профессора запахом паленого мяса, парень пошурудил в грязи копьем и вытолкал на сушу бесформенный кусочек еще горячего металла. Побледнев, он посмотрел в сторону лагеря. Тянущей болью заныл отсутствующий палец.

       На этот раз облучение расплавляющим металл оружием пережили всего полторы сотни человек, часть из которых в течение последующего дня умерли от сильных ожогов. Совсем не пострадали физически только малые дети, на которых не было ничего металлического, и единомышленники Кононова, которых в шутку прозвали металлофобами. Теперь металлофобией страдали абсолютно все выжившие.

       Так как под слоем пепла от сгоревших построек скрывалось множество застывших металлических лепешек, которые могли в любой момент вновь расплавиться под ногами, народ единодушно решил покинуть лагерь. Захоронив обгоревшие останки и вооружившись деревянным и каменным оружием, ранним утром двинулись вдоль ручья, решив поселиться на берегу реки, в которую тот впадает. Предложения о переселении к реке, где можно добывать для пропитания рыбу, звучали и прежде, но народ не решался покинуть стихийно образованный, однако уже обжитый лагерь.

       На протяжении всего пути переселенцев сопровождала стая гиен, однако, нападать на большую группу людей хищники не решались. Летом, когда леса кишели разбежавшимися из заповедников монстрами, путешествие вряд ли прошло бы столь спокойно. На опушку леса вышли уже в сумерках, но решили не останавливаться, пока не отойдут дальше от зарослей, в которых сновали хищники. Ближе к полуночи дошли до места впадения ручья в реку и уже здесь остановились на ночлег, буквально попадав с ног от изнеможения, сумев лишь разжечь несколько костров из принесенного с собой хвороста. О карауле даже не подумали. Возможно, отсутствие окружающего леса притупило чувство опасности. Да и не было ни у кого сил нести стражу.

       Утром проснулись от истошного крика. Кричала одна из женщин. А у ее ног, испуганно прижав уши, лежало покрытое крупной серой чешуей существо размером с большую собаку. Оказалось, женщина проснулась от чьего-то теплого дыхания, а когда открыла глаза, то встретилась взглядом с лежащим рядом чешуйчатым монстром, будто бы раздумывающим, с какой части ее тела начать трапезу.

       Знатоки тут же опознали в существе жеребенка палийского мустанга – много веков назад прирученного выносливого животного. Так у людей появился первый четвероногий друг – всеобщий любимец палийский мустанг Кеша. Через три года, став взрослым жеребцом, Кеша вдруг пропал и появился через месяц, приведя пятерку чешуйчатых кобылиц.

       К тому времени у общины уже были и другие домашние животные, прибившиеся к ним в течении первого года из числа чудом избежавших зубов хищников обитателей разрушенных птицеводческих и животноводческих ферм. Благо в реке оказалось действительно много рыбы, что позволило оставлять животных на развод, а не пускать сразу в пищу.

       Обосновавшись в роще стеклянного дуба на вершине большого плоского холма переселенцы дожили до тепла более-менее благополучно. Но с теплом вернулись хищники. Первыми опять пришли носорогие гиены, напав ночью, они загрызли почти половину имеющихся на тот момент домашних животных и сильно покалечили вступившего в схватку с ними пастуха. Отогнать их удалось только горящими факелами. Пострадавший мужчина умер через день. А гиены теперь приходили каждую ночь с наступлением сумерек и бродили вокруг, иногда злобно лая на горящие костры и с воем бросаясь прочь, когда в них летели подожженные палки.