Текст книги "Последний эльф"

Автор книги: Сильвана Де Мари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Дракон был в сквернейшем настроении, и у него невыносимо болела голова с похмелья.

Разъярённый Йорш спросил, как ему только взбрело в голову сбить с праведного пути две невинные души, превратив их в разбойников и воров лошадей. Дракон ответил, что слово «невинные», очевидно, имеет двойственное значение. По его мнению, у этих двоих к разбойничеству были природные способности, так что было бы жестокостью не дать ребятам проявить талант. В любом случае, если у Йорша при всей его изворотливости имеются лучшие идеи, как организовать переезд всего народа до посёлка Арстрид, то он готов выслушать его предложения.

Под «всем народом» в первую очередь подразумевались дети Дома сирот, от почти младенцев до подростков. Последние могли идти сами, младенцев же нужно было нести на руках.

К детям присоединилась группа бродяг, неожиданно возникших ниоткуда. Ну, не так уж и неожиданно: они подошли, когда запах жареных уток разнёсся по всей равнине, и устроились у костра, утверждая, что кто-то из детей Дома сирот был их дальним родственником, по которому они давно и безутешно горевали. Всего в группе оказались два дедушки, шесть прадедушек, семь родителей. Плюс двадцать три ребёнка, никто из которых был не в состоянии шагать дальше нескольких вёрст.

И ещё старички с соседней фермы, куда отправляли стариков, как детей – в Дом сирот. Питание стариков было прямо пропорционально тому, насколько они справлялись с работой. Учитывая, что работниками они были никудышными по причине преклонных лет, старики зарабатывали столько еды, сколько едва хватило бы лягушке. А ведь лягушка потребляет значительно меньше пищи, чем человек. Один из солдат-охранников Дома сирот вернулся и попросил разрешения остаться. Рыжеволосый малый, с лицом, усеянным прыщами, он сам вырос в Доме и уже потом удостоился чести стать его стражем. Утки утками, но он вернулся ещё и потому, что в мире не было места, куда он мог бы пойти, и ни одного человека, который ждал бы его. На жизнь одному и поиски своего места в мире у охранника не хватало ни желания, ни отваги. Да и откуда им взяться, учитывая его прошлую жизнь? Хотя как раз этого парня можно было считать настоящим мужчиной, как и двух землекопов, вооружённых тяпками, и дровосека-плотника с пилой и топором. Мужчины сбежали с рудника по добыче железа, расположенного на севере, за холмом. Запах жаркого добрался и туда, благодаря ветру и людскому свойству моментально узнавать даже те запахи, которых не чувствуешь целыми годами. Эти трое находились в самом деликатном, так сказать, положении: они прихватили с рудника свои рабочие инструменты. Все трое заявляли, что инструменты принадлежат им испокон веков, они владели ими ещё до того, как Судья провозгласил, что всё, что находится между Чёрными горами и последней долиной реки Догон, принадлежит земле Далигар. Топор, например, достался дровосеку по наследству от родного отца. Но факт остаётся фактом: инструменты, провозглашённые собственностью Далигара, были украдены. Если прибавить поедание кур и гусей Дома сирот, то мужчины имели право быть повешенными не один, а все два раза.

Как будто перечисленного сброда было недостаточно, пациенты лазарета, находящегося к востоку от Дома сирот, тоже решили покинуть своё пристанище. К счастью, они не принесли никаких заразных болезней: среди них были хромые, кривые, золотушники и обессилившие индивидуумы, с трудом державшиеся на ногах. Все они заявляли, что скорее сдохнут здесь, чем вернутся назад. На этом перечень «всего народа» завершался.

Нет, далеко не все эти люди могли шагать. Если бы они могли пройти хотя бы один день, отпала бы необходимость разбойничать, чтобы раздобыть коней. Но старики, больные и маленькие дети ни за что не дошли бы пешком до Чёрных гор. Во всяком случае, не за один день и не со всей армией Далигара, наступающей на пятки, – а воины явно уже пустились в погоню и не дадут им возможности полдничать на траве и любоваться цветочками.

Нет, он не в состоянии был летать, не раньше, чем у него пройдёт похмелье и эта ужасная головная боль. Вообще, если бы он мог летать, то давно вернулся бы в Чёрные горы. Он был драконом, последним из своего племени, последним из своего рода, а драконы не привыкли общаться с кем попало, то есть ни с кем, кроме драконов, и ему уже порядком надоели хныкающие дети, вонючие оборванцы, поучающие эльфы, не говоря уже о его ужасной головной боли… Не мог бы эльф говорить потише, ради всего святого, а то ему кажется, что в голове у него кто-то стучит молотом, и с каждым ударом накатывают спазмы боли, приглушённые, но от того не менее убийственные, особенно между четвёртой и пятой теменной костью. И если уж они об этом заговорили, у него всё ещё болят задние лапы, не говоря уже о ноющей пояснице. Йорш смутно помнил, что теменных костей у драконов всего три, но после долгих лет, проведённых с Эрброу Старшим во время высиживания яйца, он приобрёл необычайную чуткость и точно знал, когда лучше придержать язык за зубами.

Туман разошёлся, и взгляду Йорша открылась вершина холма, когда-то заросшая виноградником. Йорш растерянно уставился на непонятно отчего сгоревшие участки земли. Крешо объяснил ему, что на дракона после пива находила икота.

Глава двадцатая

До жареной куриной ножки Роби не дотрагивалась с тех пор, когда были живы её родители. Мясо таяло во рту; оно пахло мамой, когда она жарила что-то на кухне, и папой, когда он возвращался с охоты. Курицу даже приправили розмарином! Она никак не могла решить, есть ли ножку сразу, чтобы побыстрее утолить голод, или маленькими кусочками, чтобы растянуть удовольствие.

Вокруг мелькала уйма людей. Все они были оборваны, казались уставшими, а некоторые – и больными.

Йорш пытался собрать их всех вместе: нужно как можно скорее покинуть это место. Рано или поздно – скорее раньше, чем позже, – из Далигара прискачет кавалерия, и тогда все будут вспоминать рабство на фермах как счастливейший период их жизни, потому что то, что их ожидает, будет намного, намного хуже.

Йорш был ранен и хромал. Он делал всё возможное, чтобы собрать людей, создавалось впечатление, что хромая овчарка пытается собрать в кучу разбегающихся овец. Только казалось, что все в сборе и можно, наконец, пускаться в путь, как кто-нибудь обязательно опять терялся, отходил куда-то – например, сорвать гроздь винограда, поискать кусочек хлеба или глоток пива, которые, может, остались где-то незамеченными.

Роби поняла: эти люди уже настолько отчаялись, что даже не надеялись спастись. Когда за плечами годы голода и рабского труда, трудно думать о завтрашнем дне. Всё, что занимает мысли, – это «здесь и сейчас». Хоть немного утолить голод сейчас. Остаться здесь, потому что шагать – это изнурительно. Те, кто привык лишь исполнять приказания и из кого любое проявление инициативы выбивалось ударами хлыста, не способны делать ничего без приказа, даже если от этого зависит их жизнь!

На самом деле люди настолько привыкли жить в страхе, что угроза возможного нападения кавалерии Далигара ничуть не пугала их – ведь это не хуже, чем унижение их человеческого достоинства, которое уже долгие годы тяготило их. Ну не убьют же их – рабов не убивают, иначе кто станет делать их работу? Но в реальности, если они не пошевелятся и не удерут отсюда поскорей, им грозит судьба не рабов, а трупов. Трупов без могилы и без имени, брошенных в болоте на поедание червям, стервятникам и крысам. Судья-администратор ни за что не позволил бы, чтобы после бунта, пусть заключавшегося всего лишь в поедании «его» кур и гусей, кто-нибудь остался в живых.

Кроме того, люди не верили, что можно покинуть это место: ясно как день, что они не осилят поход. Все их желания заключались в ещё одной крошке хлеба или мяса, а там будь что будет! Они настолько привыкли постоянно чувствовать голод, что не упустить ни одного зерна кукурузы или самой маленькой виноградинки казалось им значительно важнее, чем вся кавалерия мира.

Роби закрыла глаза: перед мысленным взором снова возникла синева моря, теперь она различала даже волны, слышала их шум и видела белых птиц, летающих на горизонте. Она увидела песчаный берег и различила фигурки: старушку, которая играла с Галой, ту, немного сгорбленную, с посохом; мужчину с крючковатым носом, который в этот момент бродил по винограднику. Из лодки забрасывали сети Крешо и Морон. Им суждено было выжить! Очевидно, что Йорш мог увести их отсюда. Он ещё не знал этого, но эльф должен был обладать какой-то силой. Чем-то, что казалось ему неважным или ненужным в этот момент, но от чего зависела их судьба!

– Что ты умеешь? – в упор спросила Роби у эльфа, как только смогла подобраться к нему поближе.

Йорш сначала растерялся, потом принялся перечислять. Первое, что пришло ему в голову, – это способность воскрешать мошек, и тут Роби пришлось чуть ли не зубами удерживать свою веру в него, чтобы не впасть в отчаяние. Затем последовал длинный список: зажигать огонь без кремния, открывать замки без ключей… Он умел поднимать бурю, чтобы, как в Далигаре, привести в замешательство врагов, но это было ужасно трудно, он поднял ветер на несколько мгновений и потом полдня приходил в себя. Он умел излечивать раны… нет, не свои, только чужие раны… Умел… он уже говорил про воскрешение мошек? И крыс тоже… кур… однажды даже кролика… В последние тринадцать лет ему приходилось в основном читать. Он прекрасно читал, владел семью языками, не считая эльфийского. Он провёл тринадцать лет в библиотеке, где были книги обо всём на свете… даже по военной стратегии. Но в этих книгах объяснялось, как выиграть битву, когда сражаются два войска. У них же с одной стороны было войско, а с другой банда оборванных… э-э-э… нет, лучше оставим военную стратегию. Ещё он прочёл книги по астрономии, алхимии, баллистике, [6]6
  Баллистика – наука, изучающая метание снаряда (пули) из ствольного оружия.


[Закрыть]биологии, картографии, этимологии, [7]7
  Этимология – раздел лингвистики, изучающий происхождение слов.


[Закрыть]филологии, философии… о том, как готовится виноградное варенье… не говоря уж о сказках… О каких сказках? Тех, которые он читал дракону, нет, не этому, другому, его родителю, когда он его высиживал… Да, драконы высиживают… Дракон – женского рода? Нет, это он сам не очень хорошо понял, дракон – он мужского и женского рода. Когда дракон высиживает яйцо, мозг его работает не очень хорошо, потому что он устаёт от высиживания… Нет, у драконов мозги не в заднице, в голове, как и у всех, но когда они высиживают яйцо, мозг плохо работает… и им нужна компания и сказки, типа Фасолевой принцессы… Что это за сказка о Фасолевой принцессе?.. Ну, та, в которой жила-была одна королева, и у неё не было детей, и она ужасно грустила, что жизнь проходит день за днём, год за годом, а ей некого качать на руках…

Наступило абсолютное молчание. Замерли даже те, кто ещё что-то жевал. Роби тоже забыла всё на свете, вплоть до своей куриной косточки, слушая рассказ эльфа. Ей показалось, что всё происходившее вокруг, включая и далигарскую кавалерию, которая наверняка была уже на подходе, не идёт ни в какое сравнение с огромной грустью несчастной королевы.

Йорш растерянно замолчал, глядя на неё.

– Дальше! – воскликнула Роби.

– И что потом? – заорал ещё кто-то.

– Эй, чего замолчал?

– А чем закончилось?

Те, кто слушал сказку с самого начала, пересказывали другим, опоздавшим и подбегавшим лишь сейчас.

Йорш в растерянности уставился на людей и продолжил рассказ.

Он повысил голос и, не прерываясь, огляделся: весь народ собрался вокруг него. Он стал пересчитывать их, не переставая говорить, наоборот, включая счёт в повествование: в тот момент, когда королева ела фасоль на поле, она считала каждую отдельную фасолину. Все были в сборе. Наконец-то можно отправляться. Арстрид находился в дне ходьбы, может, у них получится дойти до посёлка. Жажда им не грозила, учитывая, что вдоль дороги журчали ручьи и, чуть дальше, горные потоки; животы у всех были набиты до отказа. Продолжая рассказывать сказку, Йорш растолкал Эрброу, который захрапел сразу же после их разговора, усадил двух самых младших детей на Пятнышко, сам взобрался на Молнию – рана мешала ему идти – и уселся на коня задом наперёд, лицом к толпе оборванцев. Дракон шёл последним, ни на миг не переставая ворчать, что у него болит голова, задние лапы и поясница, но жаловался он тихим голосом, не перебивая рассказ Йорша.

Сказка была бесконечной: всякий раз, когда казалось, что вот-вот наступит развязка, эльф выдумывал что-то новенькое – очередное похищение, новую встречу героев, признание в любви, ещё один подлый поступок, следующую за ним дуэль… Солнце стояло высоко над горизонтом. Грязь высыхала. Люди еле держались на ногах. С каждым шагом им всё больше хотелось присесть у обочины. Самые маленькие по очереди сидели на спине у Пятнышка, но остальным приходилось идти пешком. Йорш охрип, но и не думал прерываться. Бродяги повытаскивали дудочки и стали сопровождать музыкой самые волнующие моменты. Так, когда Фасолевая принцесса спасалась со своим народом от полчища орков, музыка зазвучала так громко и настолько захватила всех, что Йорш смог даже сделать перерыв и напиться воды. Когда он продолжил рассказ, то сюжет сказки удивительным образом стал напоминать их приключения. Речь пошла о толпе беженцев, которые могли спастись, лишь продолжая поход. Роби слушала слова об их отчаянии, надеждах, страхах, смелости и почувствовала непреодолимое желание идти вперёд, продолжать шагать, не останавливаясь, до самого конца – пока не доберётся до снившегося ей моря. Девочка оглянулась: с лиц людей исчезла усталость, растворившаяся в сказке Йорша, которая, словно огонь, согревала беженцев изнутри. Единственным, кто до смерти устал, был Йорш: не только голос его становился всё более и более хриплым, но и руки начали легко подрагивать.

Солнце потихоньку катилось на запад, скоро оно совсем исчезнет за Чёрными горами – Горами теней. И лишь за последним поворотом, когда показались остатки разрушенного села, они наконец-то поняли, почему далигарская кавалерия не неслась за ними в погоню: воины ждали их здесь, в Арстриде, плотно смыкая свои ряды и закрывая единственный проход к горам через узкое ущелье.

Глава двадцать первая

Сердце Йорша переполнилось ужасом: рассказывая сказки, слово за словом, шаг за шагом, он привёл всех к настоящей катастрофе. Чувствуя себя уничтоженным, он неподвижно смотрел на лучи заходящего солнца, освещавшего доспехи армии Далигара.

Он привёл их на бойню. Больше всего на свете ему хотелось снять с себя бремя ответственности, ничего не решать, ничего не выбирать. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы кто-нибудь сказал: «Не переживай, сынок, я обо всём позабочусь, я всё сделаю».

Йорш молчал. Толпа беженцев остановилась. Дракон пробрался вперёд и встал рядом с Молнией и Пятнышком. Солнце уже покоилось на вершинах Чёрных гор, и на земле лежали длинные тени, но вдруг небо вновь затянуло тучами.

– Каков план? – сухо осведомился дракон.

– У тебя есть идеи? – с надеждой обратился к нему Йорш.

– Давай окружим их, ты – справа, я – слева? – иронично предложил дракон.

– Однажды в войне с троллями дракон зажёг поле боя, и битва не состоялась. Это было где-то в четвёртом веке второй рунической династии.

– Это произошло в пятом веке третьей династии, – поправил его дракон, – и дело было летом. Жарким, засушливым летом: ему стоило лишь чихнуть. А сейчас – конец осени. Видишь эту тёмно-серую массу у нас под ногами? Она называется грязь. Г-Р-Я-З-Ь. У грязи много различных качеств, среди которых и огнестойкость, что как раз противоположно воспламенению: грязь не горит. Если хочешь, я могу сделать несколько лепёшек из горелой травы, но сомневаюсь, что это произведёт на противника впечатление.

Йорш и дракон продолжали смотреть друг на друга. Наступила ночь, и заморосил мелкий дождик.

Роби закрыла глаза: мир опять утонул в синеве. На фоне блестящего от солнца моря она увидела длинную вереницу фигур: Йорш, Гала, Крешо и Морон, тот высокий мужчина, прихрамывающая женщина… Все они были там. У них должно было получиться. У всех.

Эльф с драконом справились бы и с этим. Они просто ещё не знали как. Но нужно было торопиться. Отчаяние подползало к беженцам, как голодный змей к мышам, и, как голодный змей среди мышей, заглатывало всё, что попадалось ему на пути. Раздавшийся женский плач смешался с криками, крики – с проклятиями, и в любой момент толпа могла бы броситься врассыпную, разбежаться по всей равнине, становясь для вооружённых всадников такой же лёгкой и жалкой добычей, как кучка лягушек для стервятников.

– Ты умеешь летать и плевать огнём, – без тени беспокойства вмешалась Роби, – а у него есть непобедимый меч. У вас обязательно всё получится.

– Его меч отнюдь не является непобедимым. Не хочу показаться дотошным фанатиком всяких мелочей, но мы оба довольно уязвимы. Эльф уже ранен, и моя грудная чешуя, э-мм… как бы сказать, несколько тонка для стрел. Огонь же я извергаю с помощью воспламенительных гланд, которые тоже не вечны. И так как совсем недавно я был под влиянием… э-мм…

– Пьяной икоты? – заботливо подсказала Роби.

– Скажем, я нахожусь не на высоте своих возможностей, – сухо ответил дракон, – конечно, я могу сжечь одного или двух всадников, если они не будут слишком сопротивляться, но другие наверняка успеют за них отомстить.

– Но ты можешь их напугать! – предложила Роби. – Они же не знают, что ты… ты… совсем выдохся?

– Исчерпал запасы огня.

– Ну да, исчерпал свой огонь. Они этого не знают, и пока ты никого не сожжёшь, каждый будет дрожать от страха, что его сожгут первым, и все будут стараться отойти подальше. Не так уж это и невозможно: дракон отвлечёт их, а мы убежим через ущелье. Если кто-то на нас и нападёт, то таких желающих окажется немного, Йорш с ними справится, он в Далигаре с целой кучей солдат сражался.

– А потом? Что потом? Я же не могу отвлекать их вечно! Рано или поздно они тоже войдут в ущелье. А водопад? Ущелье заканчивается головокружительным водопадом, Йорш, ты что, забыл? Не зря водопад назвали «Ужас Догона»: через него не пройти! Лестница к библиотеке обвалилась – мы заметили это в день первого полёта.

– Водопад можно преодолеть: жители Арстрида прошли через него. Мы тоже пройдём.

– Прекрасно, значит, за вами пройдут и воины! Вместо того чтобы уничтожить вас здесь, они уничтожат вас на берегу моря.

Наступило длительное молчание. У Роби в животе родилось странное чувство: не привычный голод, а страх. Она научилась верить в свои видения, но в то же время знала, что они были неполными. Может, беженцы и добрались бы до синего моря, но потом, кто знает, возможно, туда пришли бы и воины Судьи, и синева воды сменилась бы на пурпур крови. Но она взяла себя в руки. Закрыла глаза – море оставалось синим и ярко блестело на солнце.

– Мы пройдём, а они – нет, – с уверенностью закричала она, – потому что мы – умные, а они – дураки! Мы идём ради нашего спасения, мы защищаем свою жизнь, а они только выполняют приказы. Мы что-нибудь придумаем, до чего они не дойдут своим умом. Мы справимся! Прямо сейчас! На них – плащи и доспехи: дождь мешает им намного больше, чем нам. Вперёд! Копыта их коней скользят сильнее, чем наши ноги. Мы должны идти прямо сейчас!

– Правда? – переспросила промокшая до нитки Гала из большой грязной лужи, куда она только что упала. – Правда, что дождь мешает им больше, чем нам? Ты в этом уверена? Значит, ещё не всё пропало? Мы можем попробовать?

Роби не ответила.

– Вперёд! – последний раз крикнула она эльфу и дракону, потом повернулась и оглядела всю жалкую банду, рассеявшуюся под дождём. Она решила было залезть на Пятнышко, но три малыша, сидящие на лошади, так крепко держались друг за друга, что она оставила эту мысль. Девочка попыталась снова собрать всех, потому что вместе у них был хоть какой-то шанс, а поодиночке их ждала неминуемая смерть.

Роби бегала от одного к другому, скользя и падая в грязи.

– Жили-были, – снова во всю глотку заорал Йорш, и голос его ясно разнёсся над равниной, заглушая стоны и плач, – жил да был давным-давно народ героев, которые… которые когда-то были рабами. Да, жил-был народ рабов, которые решили, что не хотят больше быть рабами… и пошли… навстречу своей свободе… и для этого… то есть чтобы стать свободными, они должны были дойти до берега моря…

Йорш начал рассказывать длинную и прекрасную сказку. Он выдумал имена, описывал войска; изобразил беженцев одного за другим, и каждый нашёл описание себя самого в этой истории, хотя и под другим именем и с другим прошлым. Страх постепенно исчезал. Усталость мало-помалу отпускала ноющие ноги и измождённые умы.

Дождь перестал. Лёгкий ветерок развеял тучи. Луна осветила равнину и ущелье, по ту сторону которого их ждали море и свобода. Банда оборванцев начала снова собираться вместе.

– Был на свете народ рабов, который нашёл свою свободу, перейдя пустыню, направляясь к морю… проходя через ущелье… следуйте за Роби, держитесь вместе и идите к ущелью. Роби знает дорогу: она здесь жила. Мы с драконом будем защищать колонну сзади. Главное, держитесь вместе и идите за Роби.

Но девочку плохо было видно в тусклом свете луны. К тому же многие путали её с Галой и шли кто за одной, кто за другой. У Роби в кармане всё ещё лежала старинная корона. Она вытащила её и надела себе на голову. В лунном свете корона засверкала.

В этот миг кавалерия двинулась в атаку. Йорш вытащил меч. Несмотря на то что Молния скакала весь день, всю ночь и ещё один день, лошадь нашла в себе силы и угрожающе встала на дыбы. Меч Йорша, как и корона Роби, блестел в свете луны.

На мгновение всем на равнине показалось, что время застыло в свете блестящего меча, что мечты слились с действительностью, но вдруг что-то нарушило эту неподвижность.

Эрброу наконец-то принял решение.

Раздалось громовое рычание.

Ужасный язык пламени разорвал тьму на клочки, превращая дождевую воду в лёгкий туман.

Кавалерия остановилась в нерешительности. Толпа оборванцев вновь набралась мужества. От солдат Далигара их отделял сверкающий меч эльфа и уничтожающий всё огонь дракона. В сердцах беженцев звучала сказка о рабах, которые пересекли мир и нашли свободу, и это превращало каждого из них в героя. Впереди корона девочки-королевы и меч эльфа-воина сверкали под луной и вселяли в них мужество.

Крешо и Морон, вооружённые дубинками, приблизились к Йоршу, чтобы прикрыть эльфа. Двое мужчин, сбежавших с шахты, где они были «землекопными работниками земли Далигар», прихватив свои лопаты, крепко сжали их в руках, готовые к борьбе. Дровосек, «работник по обработке стволов», покрепче перехватил топор, решив использовать орудие труда не по назначению. Беженцы решили бороться, ведь к их преступлению «кража государственного орудия труда» добавилось ещё одно: «самовольный уход с назначенного рабочего места». Мужчины, женщины без детей и ребята постарше собрались вокруг Йорша, который не замолкал ни на минуту. Он как раз рассказывал героическую историю о Питроне и Фарнуче, уличных разбойниках, ставших лейтенантами; о Парте, выбравшемся из диких лесов со своим волшебным топором; об Учтивых Землекопах, только что проснувшихся от заклинания…

Словно стая ястребов, на людей посыпались стрелы, но дракон встал перед толпой, и стрелы отскакивали от крепкой и твёрдой чешуи на его спине, как горох от каменной стены.

– Ура, у нас получается! – радостно закричала Роби.

– Надолго ли? – пробормотал про себя Йорш.

Тучи совсем развеялись, и небо открылось. Мороз усилился. Луна беспощадно осветила жалкие остатки Арстрида в изгибе реки, искрящейся серебром в темноте. Одна сторона ущелья представляла собой отвесную, почти вертикальную скалу, другая сторона – чуть менее крутые, заросшие огромными столетними дубами гигантские глыбы белого гранита, в котором отражался лунный свет.

Под защитой Йорша, его импровизированного полка и, самое главное, под защитой мощной спины дракона один за другим беженцы заходили в узкий проход ущелья. Роби прошла мимо остатков того, что когда-то было её домом, и слёзы навернулись ей на глаза. Она нежно погладила рукой обгоревшие стены – всё, что осталось от дома. Вспомнила, как два года назад её силком увезли оттуда и она бросала речные камешки, белые, круглые, одинаковые, чтобы найти когда-нибудь дорогу назад. С тех пор она никогда больше не плакала. Её пёс, Фидо, пытался защитить хозяйку, но ему перебили лапы. Каждый раз, когда девочке снилось, что она возвращается домой, Фидо, хромая даже во сне, бежал ей навстречу. Сейчас она искала пса глазами, в надежде, что тот остался здесь охранять дом и ждать её возвращения, но, очевидно, надежда была абсурдной, ведь никакая собака, при всей своей верности, не станет ждать годами. Нигде не было видно хромого пса. Глаза Роби наполнились слезами, но, как всегда, она загнала их обратно.

Нужно было идти вперёд.

Роби обернулась. Все оборванцы были в безопасности, в ущелье. Йорш с остальными прикрывал вынужденных героев, первые ряды которых уже дошли до серебристой реки. Дракон замыкал шествие. Что дальше? В то мгновение, когда дракон покинет нынешнее место, всадники бросятся в атаку, и беженцы окажутся в их руках. Всадники хорошо отдохнули, ожидая преступников. А те шли целый день, с утра. Некоторые уже сейчас в полнейшем изнеможении валились на землю. И больше никакая сказка не в силах была заставить людей сделать хоть шаг. Самые маленькие плакали от страха, холода и голода. Пятнышко тоже не в силах был идти. Остановилась и Молния.

Дракон взмыл в воздух.

Распахнул крылья. Чудесные зелёные узоры подчёркивались лунным светом. Он был великолепен.

В дракона полетел рой стрел, и даже в ночной темноте Роби увидела красные дорожки крови, вытекающие из его ран. Одна за другой стрелы вонзались в тонкую чешую на груди дракона. Словно во сне, Роби услышала, как протяжное «не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет» Йорша растворялось в темноте никому не нужной мольбой. Последний, огромный язык пламени прорезал ночь, окончательно осветив равнину. Гигантские дубы попали под этот убийственный огонь и моментально загорелись, несмотря на только что прошедший дождь. Их обгоревшие ветви и даже корни крошились, и гранитные глыбы, потеряв опору, стали падать вниз вместе с пластами земли, вслед за горящими стволами. Дракон всем своим телом бросился на последние глыбы, на которых едва держался весь склон горы, но для этого ему пришлось зависнуть в воздухе, повернуться грудью к нападающим, и множество стрел вонзились в его тело.

С жутким гулом низверглась в ущелье лавина земли, гранита и огня, полностью закрывая проход.

Остались лишь глыбы и грязь, грязь и глыбы и ещё поваленные деревья. Склон горы обрушился, навсегда закрывая проход через ущелье.

Крылья дракона забили в последний раз, и потом Эрброу рухнул и навсегда исчез по ту сторону завала, который защитил их от преследователей.

Роби закрыла глаза. На фоне синевы чётко вырисовывались их фигуры. Море искрилось на солнце.

Как она могла не понять этого раньше? Нигде не было ничего зелёного.

В её видении никогда не было дракона.

Они все спаслись только потому, что дракон пожертвовал ради них жизнью.

Она знала дракона всего полдня. Она перебросилась с ним лишь несколькими грубоватыми словами, но без дракона мечты об их свободе навсегда остались бы просто мечтами. В течение двух лет, пока она жила в Доме сирот, образ огромных зелёных крыльев удерживал её от отчаяния.

Роби утонула в глубоких, долгих рыданиях, которые слились с плачем Йорша.