Текст книги "Прилив"

Автор книги: Силла Бёрлинд

Соавторы: Рольф Бёрлинд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Здравствуйте! Я ищу Тома Стилтона; вы не подскажете, где я могу его найти? – обратилась Оливия к мужчине перед одним из стеклянных стендов.

Она старалась вести себя, не показывая свое внутреннее состояние. Дружелюбно и спокойно. Она просто ищет друга.

– Стилтон? Не знаю, кто это…

– Йелле, он называет себя Йелле.

– A-а, Йелле… Его зовут Стилтон?

– Да.

– Ни хрена себе, разве это не сыр с плесенью?

– Ну да.

– Его зовут как плесневелый сыр?

– Как видите. Вы не знаете, где он находится?

– Сейчас?

– Да.

– Нет. Он иногда заглядывает сюда, когда у него воруют мобильник, они как вороны, таскают друг у друга, но в последний раз он заходил несколько дней назад.

– Понятно…

– Но спросите Вейле, он торгует газетами вон там, у метро; может, он в курсе.

– А как Вейле выглядит?

– Его вы не пропустите.

Владелец магазина говорил правду. Пропустить Вейле было невозможно. Около метро. Помимо того что он торговал «Ситуашун Стокгольм», подзывая покупателей звучным голосом, его внешность сильно отличалась от внешнего вида потока пассажиров метро. Шляпа с широкими полями, украшенная перьями редких птиц. Усы того же рода, что брови Оке Густафссона. А еще глаза – темные, выразительные и удивительно добрые.

– Йелле, милая дама, Йелле не сажают туда, где его ставят.

Оливия истолковала выражение так, что Йелле был незаменим.

– Но где он жил в последнее время?

– Это тайна.

– Что?

– Ночью Йелле пропадает, никто не знает куда. Можно сидеть на скамейке в районе Йакан и болтать о бытии и небытии грызунов, – как вдруг его и след простыл. Словно охотник на тюленей, он сливается со скалами в единое целое.

Оливия поняла, что, вероятно, Вейле обладает хорошими качествами для продавца, но не для информатора. Она купила экземпляр той же газеты, которую уже приобрела ранее, и пошла к машине.

Тут позвонил он.

Стилтон сделал выбор. Он понял, что в разговоре с Оливией повел себя некрасиво, хотя это мало его расстраивало. Правила хорошего тона в его кругу не считались добродетелью. Но он опасался, что Рённинг разозлится и начнет действовать именно так, как она в итоге и начала. Еще упорнее охотиться за ним. Поэтому он хотел с этим покончить. В этот раз – по-настоящему. Но не в фургоне, а в том месте, где она бы поняла, что у него свой мир, а у нее – свой. И миры эти встретятся лишь однажды. Сейчас.

Оливия не сразу нашла место. Конечно, жила она поразительно близко, практически за углом, поэтому сложность была вызвана не адресом Бундегатан, 25 А, а расположением отсека для крупногабаритного мусора. За кодовыми воротами и дверями. Стилтон, естественно, дал ей все необходимые кодовые комбинации, но поиски все равно заняли время.

Особенно когда посередине бетонного коридора Оливия столкнулась с мужчиной в штанах на широких подтяжках. Он носил лечебный воротник, не мытый с тех пор, как его надели на шею. Вдобавок мужчина нацепил странные красные очки и был навеселе.

– А куда, думаешь, ты идешь? В библиотеку? – спросил он.

– В библиотеку?

– У нее сегодня стирка, не вздумай зариться на ее время, а то попадешь в сушилку!

– Я ищу отсек с мусором.

– Хочешь завалиться на ночь?

– Нет.

– Хорошо. Я разложил крысиный яд.

– В отсеке есть крысы?

– Настоящие бобры, по полметра длиной. Там не место такому юному созданию, как ты.

– Где находится отсек?

– Там.

Воротник показал в дальнюю часть коридора, и Оливия протиснулась дальше. К крысам.

– Здесь есть крысы? – Оливия задала этот вопрос, как только Стилтон приоткрыл массивную стальную дверь.

– Нет.

Он исчез в темноте. Оливия толкнула дверь и шагнула за ним.

– Закрой дверь.

Девушка сомневалась, стоит ли – дверь была единственным путем к бегству, – но послушалась. Тут она почувствовала вонь. Вонь, от которой некоторые мусорные отсеки избавлены благодаря хорошей вентиляции. Но здесь не тот случай. Запах стоял жуткий.

Оливия, закрывая нос и рот рукой, старалась привыкнуть к темноте. Тьма была не кромешной: на полу горела маленькая свечка. Ее свет позволял Оливии видеть контуры Стилтона в отдалении, у стены. Он сидел на бетонном полу.

– Свечка в твоем распоряжении.

– В моем распоряжении?

– Пока не догорит.

Стилтон говорил спокойно и кратко. Он намеревался вести себя подобающе.

Оливия решила получить ответы на свои вопросы. Потом она уйдет и больше никогда в жизни не приблизится к Тому Стилтону. К этому сыру с плесенью.

– Да, те вопросы о…

– Женщина на берегу была в сознании. Рогипнола в крови содержалось много, но недостаточно. То есть она находилась в сознании, когда ее закапывали. Единственное, что мы нашли, – ее пальто. Мы предположили, что убийцы забрали все остальные вещи, а пальто забыли из-за темноты. Из ценного мы нашли только маленькую сережку в кармане.

– Об этом ничего не сказано в…

– У плода мы взяли кровь, которую позже отправили в Англию для анализа ДНК, чтобы установить возможное отцовство, если таковая информация прояснится. Но ничего не прояснилось. Мы не были уверены в том, что на берегу, помимо жертвы, находились трое. Свидетелю было девять лет, он сильно испугался и видел происходящее с расстояния ста метров, в темноте, но другими свидетельскими показаниями мы не располагали. И так и не опровергли эту информацию в ходе расследования. Вероятно, женщина была латиноамериканского происхождения, но подтвердить это мы не смогли. Уве Гардман жил недалеко от берега, он сообщил родителям, вертолет «Скорой помощи» появился на месте примерно через сорок пять минут. Еще вопросы?

Оливия внимательно смотрела в сторону Стилтона в темноте. Пламя свечи чуть дрожало. Он ответил на каждый вопрос, который она пробормотала в трубку, в точно таком же порядке, как она их задала. Да кто он такой?

Оливия старалась задавать четкие вопросы.

– А в чем заключалась ценность той сережки?

– Дело в том, что у жертвы уши не были проколоты.

– А это именно такая сережка, для которой нужны дырки?

– Да. Ты закончила?

– Нет, мне еще очень хотелось бы узнать, какие версии вы рассматривали.

– Много разных.

– Например?

– Наркотики. Женщина могла быть курьером, работавшим на картель, который в то время вел деятельность на западном побережье, и что-то пошло не так при очередной доставке. Мы допросили наркомана, который находился на острове до убийства, но разговор ничего не дал. Нелегальная иммиграция – женщина не заплатила своим покровителям. Торговля людьми – женщина могла быть проституткой и при попытке сбежать от сутенера стала жертвой. Ни одна из теорий не подтвердилась. Самой глобальной проблемой стало то, что личность женщины так и не была установлена.

– И никто ее не разыскивал?

– Нет.

– Но у ребенка же был отец?

– Да, но он мог не знать об этом. О ребенке. Или он участвовал в убийстве.

До такого Оливия не додумалась.

– А версии о секте вы рассматривали? – спросила она.

– О секте?

– Да, что могла быть замешана секта. Вся эта история с отливом, приливом и луной…

– Версия о секте не приходила мне в голову.

– Ясно. А само место – Нордкостер? На него же трудно попасть и трудно оттуда убежать. Далеко не идеальное место для убийства.

– А что собой представляет идеальное место?

– Место, откуда можно быстро ретироваться, если спланировано такое закрученное убийство.

Стилтон несколько секунд молчал.

– Место нас поразило.

В ту же секунду пламя свечи погасло.

– Время вышло.

– Джеки Берглунд, – произнесла Оливия.

Теперь в отсеке наступил непроглядный мрак. Они не видели друг друга. Слышали только дыхание. «Не бобры ли это?» – думала Оливия.

– Что «Джеки Берглунд»?

Стилтон дал Оливии несколько секунд в темноте.

– Мне кажется, она каким-то образом замешана в деле. Она тогда работала в сфере эскорт-услуг и жертва, возможно, тоже. Или она, по крайней мере, знала Джеки… Может, они как-то связаны. У вас были такие предположения?

Стилтон медлил с ответом. Он думал немного о другом. О Джеки Берглунд и о том, что девушка там, в темноте, повторила ход мыслей, посещавших его когда-то в прошлом. Но он ответил:

– Нет. Ты закончила?

До конца еще было очень далеко, но Оливия все поняла и встала. Возможно, повлияло отсутствие света, создающее относительную анонимность, но, пробираясь к металлической двери, Оливия задала еще один вопрос. Назад, в темноту.

– Почему вы бомж?

– Я бездомный.

– Почему?

– Потому что мне негде жить.

Большего она не добилась. Оливия подошла к двери и нажала на ручку. Она как раз собиралась открыть, когда услышала из-за спины его голос:

– Послушай!

– Что?

– Твой отец участвовал в расследовании.

– Я знаю.

– Почему ты не спросишь его?

– Он умер четыре года назад.

Оливия толкнула дверь и вышла.

«Получается, он не знал о папиной смерти», – размышляла Оливия по пути к машине. Как давно он бродяжничает? С тех пор как ушел из полиции? Уже шесть лет? Но человек же не сразу опускается на самое дно. Это занимает какое-то время. Или он просто разорвал все контакты с коллегами? Странно.

Так или иначе, Оливия получила ответы на свои вопросы и, возможно, больше никогда не встретится со Стилтоном. Теперь ей нужно просто резюмировать всю собранную информацию и сделать некий вывод. Потом она сдаст работу Оке Густафссону.

Хотя эта история с сережкой… В пальто жертвы нашли сережку. Но уши у нее не были проколоты. Откуда взялась сережка? Оливия решила повременить с выводами до поры до времени.

Стилтон зажег в отсеке новую свечу. Он собирался оставаться здесь, пока не удостоверится, что Рённинг ушла. После этого она, скорее всего, больше его не потревожит. Стилтон хорошо осознавал, что дал ей слишком много информации. Засекреченной. Слишком много деталей. Но на это ему плевать. Его отношение к собственному полицейскому прошлому оставалось холодным. Может, однажды он кому-нибудь расскажет, почему так вышло. Кому, он понятия не имел.

Но Стилтон намеренно утаил от Оливии одну довольно важную деталь. После экстренного кесарева сечения, проведенного врачом «Скорой», ребенок убитой выжил. Эта информация так и не была обнародована в целях безопасности ребенка.

Потом Стилтон подумал об Арне Рённинге. Значит, он умер? Грустно. Арне был отличным полицейским и хорошим человеком. В течение нескольких лет они достаточно близко общались. Доверяли друг другу, любили друг друга, делили кое-какие тайны.

А теперь он умер. И вдруг появилась его дочь.

Стилтон посмотрел на свои худощавые руки. Они слегка тряслись. Глубокое погружение в убийство на Нордкостере вызвало у него неуместные эмоции. Вдобавок смерть Арне. Стилтон схватил свою баночку диазепама, отвернул крышку и пожалел о сделанном. Он должен перетерпеть. Не превращаться в Югарбенке. Он должен найти двух убийц.

Затушив свечу, Стилтон поднялся и пошел к каменной лестнице.

* * *

Рана оказалась серьезной. Ударь они чуть выше, могли бы сломать основание черепа. Так Еве Карлсен сказал врач.

Хватило нескольких швов, тугой повязки и немного обезболивающего. Врач, женщина из Туниса, была настолько сострадательна, насколько Ева в этом нуждалась. Не к ее ранам, это пройдет, а к самому факту нападения. Оно ранило больше, чем боль. Унижение. Незнакомые люди рылись в ее личных вещах в ее собственном доме. Отвратительно.

Грабители? Но что у нее ценного? Картины? Камера? Компьютер? Никаких денег, это Ева точно знала. А если взлом совершили не воры? А кто-то, кто охотится за ней лично? Кто ждал в доме, пока она не войдет? Чтобы ударить ее?

Молодежное насилие? То ток-шоу?

Сначала Ева поехала домой, находясь под легким обезболиванием. Она обошла весь дом и отметила, что ничего не украли. Только перевернули все вверх дном. И это чувствовалось.

После она поехала в полицейский участок района Вэстерурт в Солне. По дороге в полицию Ева ругала себя за то, что есть на Eniro. Не следовало бы, зная, чем она занимается. Это она исправит.

* * *

На Стокгольм опустились сумерки. Количество транспорта в центре уменьшилось. Люди покинули большой офис на Свеавэген несколько часов назад. Единственный человек, который остался, сидел наверху в кабинете директора. Бертиль Магнуссон. Он пытался успокоиться при помощи алкоголя. Виски. Плохой способ в длительной перспективе, но помогает на короткое время в небольших количествах. Ему вскоре придется ехать домой, а он знал, что Линн начеку. Малейшее отклонение от нормы заставит ее рубить сплеча.

Хотя «рубить» – тут Бертиль несправедлив. Линн не такая. Рубили в другом его мире. Направо и налево. Пленных не брали, а просто убивали ради выгоды. Такова отчасти его деловая культура. Иногда убивать не хотели, но были вынуждены. Что и его коснулось, косвенно. К сожалению, без утечки не обошлось. И утечкой этой оказался один человек. Нильс Вент. Он имел при себе запись, с которой Бертиль ничего не мог поделать. Даже не знал, как ее достать.

Магнуссон сделал большой глоток, зажег сигариллу и посмотрел на Свеавэген. На кладбище Адольфа Фредрика. Он думал о собственной смерти. Магнуссон читал в одном американском буклете, что сейчас существуют гробы с кондиционерами. Интересно. Ему нравилось думать о таком гробе. Можно дополнительно оснастить его массажным мотором, чтобы держать тело в форме… Он улыбнулся.

А что с местом захоронения? Где оно будет располагаться? Вся семья была похоронена на Северном кладбище, но туда Бертиль не хотел. Ему нужно личное место. Мавзолей. Место поклонения одному из величайших промышленников Швеции. Или как Валленберги. Тайные могильные камни в родовых местах. Но он не был никаким Валленбергом. И никаким Мюгге, Пигге и тому подобное. Скорее он был человеком, который добился всего сам, хотя отец и дядя помогали ему. То с одним, то с другим. Его звали Бертиль Магнуссон.

Виски подействовал. Показал ему, чего он стоит. Осталось только разобраться с этим червем Нильсом.

* * *

Оливия купила коробку индийской еды из «Шанти». Вкусно, просто и как следует приправлено. После еды девушка позволила себе подремать на диванчике. С Элвисом на животе. Потом в голове снова закрутились мысли. Она начала вспоминать встречу в отсеке. «Когда-нибудь я расскажу об этом маме, – думала она. – Встреча со Стилтоном в помещении, где крысы размером с бобров рыскают кругами вдоль стен, а вонь достойна фильма о…» Тут Оливия не придумала никакого удачного сравнения и снова начала думать о разговоре в отсеке.

Прокрутив каждую реплику, девушка запнулась на одном моменте: когда она обмолвилась о своей версии, связанной с Джеки Берглунд, и спросила Стилтона, не приходили ли ему в голову подобные мысли. На этом месте диалог прервался. Стилтон молчал гораздо дольше, чем до этого. Ничего не отвечал прямо, как делал прежде. Он что-то обдумывал. Так показалось Оливии. А почему он так себя вел? Потому что что-то с этой Джеки нечисто!

Оливия спустила обиженного Элвиса на пол и схватила папку, переданную ей Евой Карлсен. На часах почти девять, но сейчас лето и еще не стемнело, к тому же она всегда может извиниться.

– Извините, что пришла так поздно.

– Ничего, заходите.

– Спасибо.

Ева жестом пригласила Оливию войти. Протягивая папку, девушка заметила, что затылок Карлсен заклеен пластырем.

– Что-то случилось?

– Взломали дверь, ударили меня по голове, я только что вернулась из больницы и полиции, одно, другое, третье…

– Ой! Простите! Я не буду…

– Все в порядке. Я хорошо себя чувствую.

– Но как? Взлом? Здесь?

– Да.

Ева прошла в гостиную перед гостьей. Два невысоких торшера освещали мягкую мебель неярким сиянием. Беспорядок после взлома почти везде был убран. Ева указала на кресло, в которое Оливия тут же опустилась.

– Что они украли?

– Ничего.

– Хм, но почему? Что…

– Думаю, меня просто хотели напугать.

– Из-за… из-за тем, на которые вы пишете?

– Да.

– Ужас… это те, кто избивает бездомных?

– Убивает. Женщина в фургоне умерла.

– Я видела.

– Посмотрим, попаду ли я на Trashkick, – ухмыльнулась Ева. – Хотите чего-нибудь? Я как раз делаю кофе.

– Спасибо, с удовольствием.

Ева направилась на кухню.

– Вам помочь? – спросила Оливия.

– Нет, спасибо.

Оливия оглядела оригинально обставленную комнату. Яркие цвета, красивые ковры и стены, заставленные полками с книгами. Интересно, прочла ли Ева их все? Девушка задержала взгляд на полке с фотографиями. Ей, как всегда, стало любопытно. Она встала и подошла к полке. Очень старое свадебное фото, наверное, это родители Евы. Затем более новое: свадьба Евы и атлетического мужчины, и рядом – фото молодой Евы и юного красавца.

– Молоко? Сахар? – донесся из кухни голос хозяйки дома.

– Молоко, пожалуйста.

Ева вернулась с двумя чашками в руках. Оливия помогла ей и взяла одну. Ева жестом пригласила Оливию на диван:

– Садитесь.

Девушка села на мягкий диван, поставила чашку на стол и кивнула в сторону свадебного фото:

– Это ваш муж?

– Был. Мы в разводе.

Устроившись в кресле, Ева немного рассказала о бывшем муже, когда-то успешном спортсмене. Они познакомились, когда она училась на журналиста. Уже несколько лет как они развелись. Он встретил другую женщину, и развод оказался мучительным.

– Проще говоря, он вел себя как скотина.

– Какой ужас.

– Да. Не могу сказать, что по жизни мне везло с мужчинами, в основном я получала одни тревоги и разочарования.

Ева улыбалась, искоса поглядывая из-за чашки. Оливия удивлялась: зачем эта фотография стоит на видном месте, если бывший муж – такая скотина? Она бы сразу ее убрала. Девушка снова кивнула в сторону фотографий:

– А этот милый юный мальчик, которого вы обнимаете, был первым разочарованием?

– Нет, это мой брат Сверкер, умер от передозировки. – Ева вдруг резко сменила тон: – Ну, всё, хватит обо мне.

Оливия вздрогнула и прикусила язык. Очевидно, она снова перешла границу со своими личными вопросами. Когда она это наконец усвоит?

– Извините, я не хотела… Извините.

Ева смотрела на Оливию. Лицо оставалось неестественно напряженным несколько секунд, потом Ева снова откинулась в кресле и чуть улыбнулась:

– Это я должна извиниться. Просто… Голова трещит, ужасный день, извините. Как у вас дела? Пригодилось что-нибудь из материалов?

– Да, но я хотела спросить вас об одной вещи. Вы не знаете, на кого Джеки Берглунд работала в восемьдесят седьмом, когда занималась эскорт-услугами?

– Знаю. На довольно известного в то время господина – Карла Видеунга, он владел «Голд Кард». Думаю, информация о нем есть в папке.

– Правда? Должно быть, я пропустила. Чем занималась «Голд Кард»?

– Эскорт-фирма, в которой работала и Джеки тоже.

– Хорошо, спасибо. Карл Видеунг, какое забавное имя.

– Особенно для порнокороля.

– А он им был?

– Да, в то время. Вы по-прежнему занимаетесь Джеки?

– Да.

– Помните, что я вам сказала.

– О ней? Что нужно быть осторожной?

– Да.

* * *

Джеки Берглунд стояла у панорамного окна с видом на улицу Норр Мэларстранд и смотрела на воду. Она любила свою квартиру: шесть комнат, последний этаж, потрясающий вид до самых Южных высот. Мешали только сосны на другой стороне улицы. Они закрывали вид. Джеки считала, что с этим нужно что-то сделать.

Она повернулась и прошла в просторную гостиную. Несколько лет назад один модный архитектор получил полную свободу действий и создал произведение искусства, смешение холодного, теплого и чучел животных. Совершенно в стиле Джеки. Она налила сухого мартини в маленький бокал и включила диск – танго, которое она обожала. То и дело в квартире бывали мужчины, с которыми она танцевала, но редко кто умел танцевать танго. «Когда-нибудь я познакомлюсь с настоящим танцором, – размышляла она, – с подвижными бедрами и ограниченным словарным запасом». Она с нетерпением ждала этой встречи.

Джеки как раз собиралась налить еще мартини, когда услышала звонок. Звонил не ближайший телефон, а тот, который стоял в кабинете. Она посмотрела на часы: почти полпервого ночи. В это время звонили они. Как правило. Клиенты.

– Джеки Берглунд.

– Привет, Джеки, это Латте!

– Привет.

– Слушай, у нас тут будет небольшая вечеринка, нам понадобится сопровождение.

Постоянные клиенты, такие как Ларс Ернйельм, знали, как выражаться, звоня Джеки. Говорить не слишком напрямик. Подбирать слова.

– Сколько вам нужно?

– Семь-восемь. Высший класс!

– Предпочтения?

– Особо никаких, но ты знаешь, желательно с happy ending.[21]21
  Счастливый конец (англ.).


[Закрыть]

– Оʼкей. Куда?

– Я скину эсэмэс.

Джеки повесила трубку и улыбнулась. «Happy ending» – выражение, заимствованное из меню азиатских девочек. Они его использовали, когда хотели знать, будет ли клиент заказывать интимный массаж.

Латте нужны «девочки на десерт», которые готовы на вечеринку с продолжением. И он таких получит без проблем.

* * *

В ту же ночь Аке вернулся домой избитый. Сильно избитый. Спотыкаясь, десятилетний мальчик шел между высотными домами Флемингсберга, по неосвещенной нечетной стороне, держа под мышкой скейтборд. Тело болело из-за ударов. Многократных ударов. Поврежденные места скрывала одежда. Аке чувствовал себя одиноким, когда пробирался домой, и в голову снова лезли эти мысли. О папе. О том, кого не существовало. О том, о ком мама никогда не рассказывала. Но он же должен быть. Где-нибудь. У всех детей должен быть папа.

Мальчик прогнал мысли и рукой обхватил ключ, висящий на шее. Он знал, что мама была в центре на работе, и он знал, чем она занималась. Или кем являлась.

Как-то один из одноклассников просветил его после футбольной тренировки.

– Проститутка! Твоя мамаша – проститутка!

Аке не знал, что значит это слово. Придя домой, он сразу зашел в Интернет и все разузнал. Он был один. Потом мальчик достал графин с холодной водой, который мама оставила для него в холодильнике, прежде чем уехать на работу, и выпил почти целиком. После он лег. И начал думать о маме. О том, что он мог бы помочь ей с деньгами и маме не пришлось бы быть той, кем ее называли.

Сквозь туман проезжали редкие машины, направлявшиеся в Ваксхольм и обратно. На полуострове Богесундсландет было раннее утро. Никто не обратил внимания на серый «вольво», припаркованный на незаметной, покрытой гравием и окруженной лесом площадке, на некотором расстоянии от замка. В тумане неподалеку возилась группа кабанов.

Нильс Вент сидел на водительском месте и вглядывался в свое лицо в зеркале заднего вида. Он проснулся еще до рассвета в номере отеля. Около пяти сел в арендованный автомобиль и выехал из города в сторону Ваксхольма. Вент хотел уехать подальше от людей. Он рассматривал себя в зеркале. «Изможден, – думал он. – Ты, Нильс, выглядишь изможденным».

Но он должен собраться с духом. Осталось совсем немного. Сегодня с утра Вент продумал последние детали мозаики. Шантаж Бертиля превратился в план. План, который начал оформляться, когда Нильс увидел последний, резко критикующий «МВМ» телерепортаж об их деятельности в Конго. О той же безответственности, что была и раньше. Потом он увидел демонстрации и прочитал листовки, нашел в Сети массу групп в социальных сетях – «Мобильные без насилия!», например, – понял, насколько сильным было возмущение. В тот момент план оформился окончательно.

Бить Нильс будет по самым больным местам.

В четверть десятого утра Бертиль Магнуссон решил проблему с владельцем земли в Валикале. Естественно, не сам, а при помощи своего друга-главнокомандующего. Тот направил к владельцу группу полицейских из службы безопасности и объяснил, что в связи с беспорядками им, возможно, придется прибегнуть к принудительной депортации. В качестве меры безопасности. Владелец земли был не дурак. Он спросил, можно ли избежать такого развития событий. Полицейские объяснили, что шведская компания «МВМ» готова обеспечить безопасность при условии, что сможет использовать часть земли для изысканий. Таким образом, все проблемы будут улажены. Geschwindt.[22]22
  Быстро (нем.).


[Закрыть]

Бертиль напомнил секретарше, чтобы она позвонила главе предприятия в Киншасе и позаботилась о соответствующем подарке для главнокомандующего.

– Ему очень нравятся топазы.

Так что когда Бертиль подошел к окну и его осветило яркое утреннее солнце, он был в относительно хорошем расположении духа. От Валикале удалось избавиться. Он все еще думал о Конго, когда машинально взял вибрировавший мобильник и нажал на кнопку.

– Это Нильс Вент.

Несмотря на то что голос, который Бертиль слышал в записи, был гораздо моложе, голос, звучавший сейчас в трубке, без сомнения, принадлежал тому же человеку. Только уже не в записи. Это был Нильс Вент.

Бертиль почувствовал, как кровь ударила в голову. Он ненавидел этого человека. Жалкий червь, который может вызвать катастрофу. Но Бертиль пытался не подавать виду.

– Привет, Нильс, ты в городе?

– Где мы можем встретиться?

– Зачем нам встречаться?

– Повесить трубку?

– Нет! Подожди! Ты хочешь встретиться?

Лихорадочно перебирая в голове варианты, Бертиль выглянул в окно.

– Кладбище Адольфа Фредрика.

– Где там?

– Могила Пальме.

– В двадцать три ноль-ноль.

Связь прервалась.

* * *

Оветте Андерссон в одиночестве вышла из главного входа. Часы показывали десять. Она отвела Аке в центр досуга против его воли, но там она хотела поговорить с кем-нибудь по поводу его синяков. За последнее время сын несколько раз приходил домой весь в синяках. В больших темно-синих отметинах. Поначалу мальчик пытался скрыть синяки, он все равно почти никогда не виделся с матерью по утрам, но как-то вечером Оветте открыла дверь, когда Аке раздевался, и увидела их.

– Чем же ты занимался?

– В смысле?

– У тебя синяки повсюду.

– Это из-за футбола.

– На тренировке можно получить такие ушибы?

– Да.

И Аке прошмыгнул в кровать.

Оветте расположилась на кухне с открытым окном и зажгла сигарету. Футбол? Мысли о синяках сына не покидали ее. Несколько дней спустя, вернувшись с ночной смены, она тихонько прошла в его комнату, осторожно приподняла одеяло и снова их увидела. Желто-синие ушибы по всему телу. И большие ссадины.

Вот тогда она и решила поговорить с учителем досугового центра.

– Нет, над ним не издеваются в школе. – Куратор Аке пребывала в легком недоумении.

– Но он же весь в синяках, – сказала Оветте.

– А что он сам говорит?

– Что это из-за футбола.

– А разве это неправда?

– Ну не такие же ушибы. Везде!

– Да, в самом деле… Не знаю, во всяком случае, над ним не издеваются в школе, это точно. У нас есть специальная программа по противодействию насилию и издевательствам в школе, мы бы обязательно заметили, если бы что-то шло не так.

Оветте пришлось довольствоваться этим.

К кому ей еще обратиться? У нее нет сети контактов. С соседями она не общается. Те, с кем она общается, работают на панели, и чужие дети их не интересуют. Спрашивать их бесполезно.

Когда Оветте ушла, она вдруг почувствовала себя очень одинокой. И потерянной. Перед глазами проплывало все ее безрадостное существование. Ее неспособность выбраться из трясины. Ее измученное тело. Всё. И теперь, когда страдал ее собственный ребенок, ей не к кому обратиться. Не к кому, кто бы мог выслушать, утешить, помочь. В этом пустом мире остались только она и Аке.

Оветте остановилась у фонаря и закурила. Ее растрескавшиеся руки дрожали. Не от прохладного ветра, а от чего-то более холодного, дующего изнутри. Из темной бездны в груди, которая с каждым вдохом расширялась, ожидая, когда человек перестанет бороться. Если бы из жизни можно было ускользнуть через черный ход, Оветте обязательно воспользовалась бы им.

Тут она вспомнила о нем. О парне, который мог бы помочь. Они вместе выросли в Щеррторпе. Жили в одном подъезде и поддерживали кое-какие отношения. Они уже давно не общались, но все же. Когда они изредка встречались, то всегда легко находили общий язык. Их связывало общее прошлое и происхождение, они знали свои слабости, но поддерживали друг друга. С ним она могла поговорить. С Хорьком.

* * *

Оливии потребовалось немало времени, чтобы выйти на него, но когда его имя всплыло в доме престарелых в Силвердале, ее труды были вознаграждены. А она сама – немного удивлена. Дом находился недалеко от академии.

«Мир тесен», – думала Оливия, когда ехала по знакомой дороге и парковала машину у дома престарелых. Среди деревьев виднелась академия. Странным образом вся университетская жизнь казалась очень далекой. Хотя еще совсем недавно Рённинг сидела там на скамейке, изучала дело и не представляла, куда оно ее заведет.

Сейчас оно вело ее двумя этажами выше, на небольшую террасу, где в инвалидном кресле сидел сгорбившийся мужчина. Бывший порнокороль – Карл Видеунг.

По расчетам Оливии, сейчас ему было под девяносто. Родственников он не имел и радовался, когда кто-то нарушал его одиночество. Хоть кто-нибудь.

Сегодня к нему пришла Оливия Рённинг. Она быстро поняла, что Видеунг крайне плохо слышит и вдобавок у него проблемы с речью. Поэтому говорила она кратко, четко и громко.

– Джеки Берглунд!

Да, чуть погодя, после двух чашек кофе и печенья Видеунг вспомнил имя.

– Она была девушкой из эскорта, – удалось разобрать Оливии.

– Вы помните еще кого-нибудь из эскорта?

Еще кофе, еще печенье, и вот – кивок от Видеунга.

– Кого?!

Кофе больше не помогал, и печенье кончилось. Мужчина в кресле просто смотрел на Оливию и улыбался. «Он что, оценивает меня? – думала она. – Подошла бы я для эскорт-услуг? Старый извращенец…» Тут мужчина жестом показал, что хочет что-то написать. Оливия быстро достала блокнот и ручку и протянула Видеунгу. Сам он не мог держать блокнот. Оливии приходилось прижимать его к тощему колену старика, чтобы блокнот лежал неподвижно. Он начал писать почерком, который походил на почерк девяностолетнего, но при этом был разборчив.

«Мириам Викселль».

– Одну из девушек в эскорте звали Мириам Викселль?

Видунг кивнул и медленно испустил газы. Оливия чуть отвернулась от гнилостной вони и закрыла блокнот.

– Вы не помните, была ли одна из девушек иностранкой?

Старик улыбнулся, кивнул и выпрямил указательный палец.

– Одна?

Он снова кивнул.

– Помните, откуда она приехала?

Видеунг покачал головой.

– У нее были темные волосы?

Старик повернулся и показал на подоконник, где стояла африканская фиалка.

Оливия взглянула на цветок. Ярко-синий.

– Синие волосы?

Видеунг улыбнулся и снова кивнул. «Синие волосы, – размышляла Оливия. – Должно быть, крашеные». Красили ли темные волосы в синий цвет? Возможно. Что она знала о том, как девушки из эскорта красили волосы в восьмидесятых? Ничего.

Рённинг встала, поблагодарила Видеунга и поспешила покинуть террасу, чтобы избежать еще одного выстрела из заднего прохода бывшего порнокороля.

По крайней мере, ей удалось добыть имя. Мириам Викселль.

* * *

Оветте выбрала место в глубине кафе. Ей совсем не хотелось сталкиваться с товарищами по цеху. Она сидела спиной ко входу, с чашкой кофе перед собой. Курить здесь было запрещено. Женщина беспокойно перебирала руками по столу, передвигая кусочки сахара и приборы и гадая, появится ли он.

– Здорово, Вета!