Текст книги "Кожеед (СИ)"

Автор книги: Шимун Врочек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Денис с отцом живет на десятом. Значит, ему нужен двенадцатый. Тринадцатый он не стал выбирать из-за дурной приметы.

Он вышел из лифта, на стене была огромная цифра “12”. Повернул налево, вышел на лестницу, спустился к десятому.

Самое сложное – это всегда дверной замок. Обычно лучше позвонить в дверь и представиться кем-нибудь. Когда дверь открыта, все становится намного проще. Пару раз он так и делал. Как, например, недавно – когда зашел за одним модным хипстером в его квартиру и остался. Опять чистая импровизация – но очень удачная. И теперь Кожеед обитал в этой современной дорогой квартире-студии уже несколько дней. Носил отличные костюмы из гардероба, ел экологически чистую еду из холодильник, пользовался телефоном, соцсетями, кредитными картами, делал онлайн-заказы. Хорошо быть обеспеченным. Просто “Талантливый мистер Рипли”, ха-ха. “Обожаю этот фильм”. Правда, приходилось носить в кармане отрезанный палец хипстера, чтобы разблокировать телефон. Ну, это мелочи.

Вообще, с замками беда. Кожеед однажды просмотрел несколько онлайн уроков по вскрытию замков, но ему не понравилось. Достать нужное снаряжение трудно. Копаться утомительно, далеко не все получается. Поэтому в итоге он плюнул.

Но в этот раз все намного проще. У него есть ключи Дениса. Кожеед достал из кармана светлой толстовки связку ключей. Она до сих пор пахла гарью.

Конечно, если Денис догадался с тех пор сменить замки… Посмотрим. Кожеед подошел к двери, прислушался. Позвонил. Еще раз. Тихо. Пусто. Еще звонок. Хорошо, что у Дениса нет собаки.

– А вот и не догадался, – сказал Кожеед, когда ключ подошел к верхнему замку, а затем второй – к нижнему. Щелк. щелк. И готово.

Он вошел в темную квартиру, закрыл за собой дверь. Замер, прислушался. Где-то на кухне тонко тикали часы-ходили. Тик-ток, тик-ток.

– Эй, есть кто? – позвал он. Легкое эхо. Конечно, тут никого. Отец Дениса уехал на кладбище, он делал так каждое воскресенье. А Денис сегодня на смене в клубе. Придет утром… и будет ему милый дружеский сюрприз.

Тишина. Кожеед закрыл дверь на оба замка. “Все, как ты любишь, Дениска”.

Он достал из рюкзака и включил фонарь. Мощный луч вырвался и осветил . Что ж, приступим.

Кожеед мягко ступал по квартире Дениса и Кеши. Одно из самых приятных ощущений. Вот эта власть. Ты в чужом личном пространстве – и ты делаешь, что захочешь. Еще подростком Тимофей частенько забирался в чужие квартиры, дома, дачи. Это еще не главное… Просто предварительные ласки с жертвой, прежде чем приступить к главному. Но это… это возбуждает.

Он прошел в гостиную, поднял фонарь, посветил. На шкафу стояла фотография улыбающегося Кеши – рамка с черной лентой в углу. Видимо, фото с похорон. “Мистер Электрошокер”, подумал он. В детстве ему жутко нравился этот ужастик с казненным серийным убийцей, который не умер и переселяется в других людей с помощью электричества. И эта его клевая походка с хромой ногой. Надо будет пересмотреть… А Кеша забавно искрил и дергался.

Так, теперь спальня отца. Он посветил фонарем на кровать. Белье на ней было сбито в безобразную кучу, на столике – куча грязных кружек, куски хлеба. Бутылка из-под коньяка. Папа явно в плохом психологическом состоянии после смерти сыночка. Прогноз неблагоприятен. Ха-ха.

– Эй! – позвали его за спиной. Черт!

Кожеед мгновенно обернулся. Вскинул фонарь…

Перед ним, в пятне от света фонаря, возвышался тот парень. Денис. Поросеночек. Денис был в автомобильных желтых очках. Они отражают свет, подумал Кожеед в отчаянии. Черт, мне его не ослепить, даже на время. Почему он здесь?! Почему не на смене?!

“Какой он рослый, – подумал Кожеед. – Боже”. Денис смотрел на него, потом сделал шаг вперед…

“Свечников, делай свою работу!”, хотел привычно скомандовать Кожеед. Но – Свечникова здесь нет. Кожеед мысленно выругался, поднял молоток. Против этого боксера молоток – все равно, что детский пластиковый молоточек. Черт, черт!

Парень держал руки в боксерской позиции. Очки его равнодушно блеснули желтым. Опасный. Что-что, а оценивать людей Кожеед умел мгновенно и безошибочно. Сегодня перед ним была не жертва. Ну, нет.

– Денис, какая встре… – начал было Кожеед. Всегда можно заболтать.

Денис мгновенно шевельнулся…

Страшный удар. И все погасло.

***

Он проснулся от жуткого скрежета. Лицо страшно болело, челюсть раскалывалась. В голову словно вбили раскаленный гвоздь – иногда он начинал мерно пульсировать, отправляя волны боли по всему черепу. Тимофей Ребров, он же Кожеед, он же Доктор Чистота, открыл глаза. Он находился в огромном, заваленном хламом помещении. Уже утро? – удивился он. На стене – ржавые железные трубы. Кажется, это какой-то заброшенный завод. Нет, скорее спортзал. Он увидел дальше рисунки на стене. Дети в шортиках бегут по спортивной дорожке. “Убогое совковое искусство”, подумал он. Солнечные лучи проникали сквозь проломы в крыше, падали под углом, освещая рваными пятна захламленного пола. В потоках света танцевала пыль. Он смутно помнил, как попал сюда… Как? Вот он входит в квартиру Дениса… Потом Денис… и что? Кажется, был удар?

Скрежещущие звуки не прекращались.

Кожеед поднял взгляд. “Так вот откуда этот скрежет”, подумал он. Иронично.

Денис сидел неподалеку на старом стуле и сосредоточенно водил напильником по наручникам. Методично и неторопливо. Металлическая пыль сыпалась на колени и на пол. Что он делает?

Кожеед приподнял голову, огляделся. Он лежал, распятый почти горизонтально, на большой металлической решетке. Прутья заржавленные. Решетка лежит на четырех основаниях, две ржавые бочки, несколько старых покрышек, школьный стул. Ноги его оказались пристегнуты наручниками к решетке. Он пошевелился, решетка закачалась, заскрипела. Денис на мгновение поднял взгляд, посмотрел на Кожееда, затем снова уткнулся в свою работу. Вжжж, вжжж. Напильник методично двигался, спиливая металл. От этого звука ныли зубы.

Подошла беловолосая женщина в темных очках. Бросила на пол бумажные папки. Бумаги рассыпались по полу.

– Замерз? – сказала она Кожееду. – Сейчас согреешься.

И тут он ее узнал. Напарница Свечникова! Именно она его допрашивала до… да и после ареста. Как ее? Светлана Юрьевна…

Она ушла из поля зрения, затем вернулась. И вывалила на пол толстые папки с документами, ногой затолкала под решетку. Денис отложил наручники и начал спокойно помогать.

– Что… это? – спросил Кожеед. Язык пока плохо его слушался.

– Здесь все, что нам известно про тебя. Больше ни один человек этого не узнает. Никогда. Будто тебя и не было. И скоро о тебе вообще никто не вспомнит.

Кожеед подумал. Единственный глаз забегал. “Она блефует, нет?”

– Ну, ладно, напугали, – сказал он наконец. – Врать не буду.

Светлана Юрьевна мягко улыбнулась.

– Вот и прекрасно.

– Что вы хотите сделать?

– Ты же любишь играть? – спросила она. – Смотри, Денис заточил края наручников. Правила простые: наручниками нужно отрезать себе кисти и идти на все четыре стороны. А можно, как настоящему мужчине, умереть, стиснув зубы.

– Седьмой раунд, сука, – сказал Денис. Наручники защелкнулись на левом запястье – Кожеед закричал. Тонко и жалобно. А потом вдруг засмеялся.

– А она даже круче Свечникова! Правда, Ден?

Кровь текла по наручникам, капала на железные прутья решетки, на бумагу внизу. Денис хмуро обошел решетку с другой стороны, поймал руку Кожееда. “Сильный дебил”, подумал Кожеед. Как он не вырывал запястье, Денис все-таки поймал его и надел наручники. Щелк, щелк, щелк. Ааа!

Кровь потекла. Но Кожееда эта боль, наоборот, привела в чувство. “Знали бы вы, какую боль я испытывал в детстве”, подумал он. “Жалкие дилентанты”.

– Денис, – позвал он.

– Денис, – позвал Кожеед. – Ден, слышишь меня? – единственный глаз его, уцелевший, смотрел на Дениса. Серое с золотыми крапинками. – Ден!

Денис молча подносил и складывал дрова под решетку. Затем

Маньяк дернулся, решетка качнулась. Заточенный край наручников еще сильнее впился в плоть. Кожеед зашипел от боли. Но видно было, что он лихорадочно продолжает искать пути к спасению.

«Удивительная способность к выживанию, – подумал Денис. – Мне б такую. Нам всем в том подвале»…

– Денис, не спеши. Подумай немного: она мент! Мент, слышишь?! Ей выпутаться из такой передряги – раз плюнуть! А ты? Тебя же посадят!

Юрьевна пренебрежительно фыркнула.

– Да кто в эту глухомань полезет? А если и полезет, я твой труп на другого маньяка повешу. Мало их, что ли, по России бродит?

– До чего же она циничная штучка, а? – маньяк снова искал взглядом глаза Дениса. Мол, кивни. Согласись со мной. Дай мне контакт!

Денис словно не слышал его. Он продолжал методично подносить дрова. Притащил сломанный деревянный стенд с нарисованным Лениным. “Учиться, учиться и учиться. В.И.Ленин”. Теперь канистра с бензином. Денис открыл ее и начала поливать все вокруг. Потом полил и на Кожееда. Резкий приторный запах бензина ударил в нос, Дениса едва не вывернуло. “Как в той палате… с Кешей, Женей, Степычем”. С ребятами.

Кожеед не унимался. Кровь текла по его рукам, а он продолжал вещать:

– Ты же умный человек, подумай, как ты будешь с этим жить? В страхе перед тюрьмой? Будешь дрожать от каждого шороха? Сейчас ты еще сможешь все исправить.

– Ты сказал, есть еще два ориентира, – прервал его Денис.

– Что? – Кожеед удивился. Уцелевший глаз его забегал.

– Чтобы найти Нину Свечникову.

– Какую еще?.. Ааа!

Денис ударил его по голени дубинкой. С наслаждением.

Кожеед выгнулся.

– Ай!

– Как с памятью? – вежливо спросила Юрьевна. – Помогло? Вообще, ты будешь один из тех, кто буквально сгорит за работой. Тима, Тимочка. Пупсик. Я помню, в детстве кто-то бросил пупса в костер. И он лежал, голый и беспомощный, прямо как ты, пупсик.

– Я Кожеед!

– Пупсик, да мне по хер. Где Нина? Ориентиры, что ты дал Свечникову, – поиски по ним пока ничего не дали. Все слишком размыто. Поисковые отряды и местная полиция работают, но… Слишком большой район поиска. Понятно, что именно на это ты и рассчитывал, когда скармливал Свечникову эту лажу.

– Нет, я ничего..!

– Если скажешь, где Нина, мы отвяжем тебя и…

Кожеед внезапно засмеялся. Хриплый каркающий смех.

– Отпустите?! Да кто в это поверит?

– Нет, конечно, – Юрьевна покачала головой, притворно вздохнула. – Мы положим тебя в багажник машины и отвезем в большую уютную камеру с ежедневной кормежкой. В одиночную, заметь. Тебя будут судить за массовое убийство. И даже возможно, тебя ждет пожизненное на каком-нибудь крошечном острове. Фанаты будут писать тебе письма, женщины – влюбленные послания. Высшую меру у нас временно отменили, увы. Поэтому ты будешь жить долго. Это я могу тебе обещать. Но не свободу. Итак, я слушаю.

Денис молча ждал.

– Хорошо, я согласен, – сказал Кожеед. – Черт, нельзя же так. У меня же кровь!

– Где Нина?! Быстро!

– Хорошо, хорошо! Ориентиры… – он на мгновение задумался, вспоминая. – Новгородская область, Валдайский район, деревня Федоровка…

Юрьевна сделала Денису знак глазами. “Черт, они в другом месте вообще ее ищут”, понял Денис.

– Деревня Федоровка. Рядом братская могила, памятники. И последние два ориентира: пятьсот метров на юго-запад от могилы по старой дороге. И сто пятьдесят метров в лес, от дороги. Примерно на север. Там в лесу старый бункер времен войны. Нина там.

– Она жива?

– Я откуда знаю, – огрызнулся Кожеед. – Я оставил ей канистры с водой, несколько ящиков тушенки… Два одеяла! Наверное, жива. Хотите, я сам вам покажу, где она?

Денис кивнул. Кожеед со стоном откинул голову. Из-под повязки на слепом глазу сочился желтоватый гной.

– Все, отвяжите меня, – сказал он устало. – И мне нужен бинт.

Денис выпрямился. Они с Юрьевной переглянулись.

– Да, договорились, – сказал Денис

Кожеед понял. Лицо его страшно исказилось. Он дернулся, решетка загремела.

– Мы же договорились! Как так! Нечестно! Нет! Нет!

– Я соврал, – сказал Денис.

Чшшш! Денис чиркнул спичкой, старательно, в нескольких местах поджег листок бумаги. Он начал чернеть и сворачиваться от пламени. Юрьевна держала его двумя пальцами.

Кожеед закричал:

– Стой! Стой! Я к тебе ночью приходить буду! Ни в одной церкви такой грех не отмолишь!

Денис ослепительно улыбнулся ему. Маньяка пробрала дрожь.

– Как-нибудь разберусь, – сказал Денис. – Веришь?

– Я буду кричать!

– О, я на это рассчитываю, – сказала Юрьевна. – Кричи, сколько хочешь. На здоровье. Это Мертвая зона.

Юрьевна отпустила листок. Тот, сгорая, чернее на глазах, медленно кружился, опускаясь вниз. Кожеед, вытаращив единственный глаз, наблюдал за его полетом.

Листок погас. Пшик. Кожеед выдохнул, расслабился.

Денис чиркнул спичкой. Бросил ее вниз, на бетонный пол. Туда, где был бензиновый след…

– Денис, подожди! – закричал Кожеед. – Я скажу, скажу…

Огонь побежал по полу, вспыхнуло. Объятый пламенем, Кожеед закричал. Он выгнулся на решетке и задергался, пытаясь оторвать себе руки. Денис отвернулся и пошел, не оглядываясь. От воплей маньяка кровь стыла в жилах.

Через несколько мгновений его догнала Юрьевна. Так, вместе, они вышли из здания.

***

Денис обернулся. Пионер на фасаде здания указывал рукой куда-то в светлое будущее. Которое никогда не наступит. Изнутри доносился утробный вой. В нем уже не было ничего человеческого. Ничего.

Хотя, кажется, ничего человеческого в этом существе не было изначально.

Они сели в машину. Юрьевна завела двигатель. Денис молчал.

Белый “мерседес” плавно и мощно развернулся, начал набирать скорость.

– Давно хотел спросить, – заговорил Денис, когда они выехали на трассу, – Твоя машина. Это же раритет. Откуда она у тебя?

Следовательница помолчала. “Видимо, не хочет говорить”, подумал Денис.

– Это трофей, – сказала Юрьевна наконец.

– В смысле?

Белый “мерс”. Торпеда смерти. “Трофей… Где-то я уже это слово слышал. И это было не об охоте”. Денис выпрямился. Он понял.

Юрьевна мельком взглянула на него и кивнула. Все так.

– Помнишь, я тебе рассказывала? Все серийные убийцы берут трофеи. Трофей – это символ власти над жертвой, эмоциональный “якорь” для того, чтобы заново пережить момент своего триумфа… своей власти над жертвой.

– Не помню, – сказал он. Хотя что-то такое было? Или нет?

– Я тоже беру трофеи, – сказала она спокойно.

– Ты… что?

– Эта машина – самый настоящий трофей, – сказала Юрьевна. И снова улыбнулась своей акульей улыбкой. Денис вздрогнул. Холодок пробежал по затылку.

– Ты… о чем ты говоришь?

– Белый “мерс”. Когда-то он принадлежал уроду, что развлекался, подсаживая в машину молоденьких девочек, мол, подвезу… А потом жестоко насиловал их вместе с приятелем, таким же уродом… и издевался, конечно. О, это обязательный ритуал. В ход шли бутылки, ножи, ремни, цепи. Он выбрасывал этих девочек потом, голых, окровавленных и избитых, на дорогу. Посреди леса. Иногда зимой, его это особенно забавляло… Одну девушку они выбросили в тридцати градусный мороз в лесу за городом. Она двадцать километров шла пешком, голая. Позже ей ампутировали все пальцы на руках и ногах. А она была очень красивая… до того случая подрабатывала фотомоделью. Что до меня… Показать мои шрамы?

– Твои?!

– Да, – сказала Юрьевна. Кивнула. – А ты как думал?

– И что ты… что ты сделала? – голос Дениса дрогнул. Он знал, о чем услышит, но все равно спросил.

– Когда это случилось, мне было пятнадцать. Через десять лет я нашла его. Зафиксировала. И обработала бутылкой, ремнем… До ножа не добралась. Он плакал и умолял, как девчонка. Чувствуешь иронию?

– А второй?

– А как ты думаешь?

– Что-то я уже боюсь что-то думать, – сказал Денис.

– Его я кастрировала. Ножницы по металлу. Чисто по-женски, знаешь ли. Я ведь девочка, – слова отдавали жестким сарказмом.

– И…

– Он умер от потери крови. Или от болевого шока, не знаю. А первый еще несколько дней жил. И на что-то надеялся. Люди вообще очень много надеются, ты замечал?

Денис был бледен.

– Ты… Ты сама, как он. Серийная убийца. Социопатка.

– Не как он, – заметила Юрьевна спокойно. – Я на твоей стороне, солнышко. Не забывай. Я вообще Бэтмен, если уж называть вещи своими именами.

Дениса передернуло.

– Когда ты говоришь «солнышко», у меня ощущение, что ты хочешь меня убить, – съязвил он. Сарказм – лучший способ избавиться от страха.

– Я борюсь с этим желанием.

Сарказм точно не помогает. Денис шарахнулся.

– И съесть?!

Юрьевна нежно улыбнулась.

– Ну-ну, не преувеличивай. Каннибализм совершенно не входит в сферу моих привычек. Шучу я, спокойно, Денис. Хватит нести чушь. Тебе ничего не угрожает. Почти, – она опять улыбнулась.

Денис покачал головой.

– Да уж… Шуточки у тебя.

– А ты никогда не думал, что если есть плохие маньяки, что режут людское стадо, то должны быть и хорошие, которые его охраняют?

– Нет, не думал.

Юрьевна повернула руль, прибавила газу. Она не смотрела на Дениса, только вперед.

– И правильно, – сказала она. – Потому что это хуйня на постном масле. Все социопаты режут людское стадо. Только я режу как пастух, а они, подобные Кожееду, – как волки.

“Что вообще происходит?!”

– Высади меня здесь, – решительно сказал Денис.

– Здесь?

– Да!!

Она нажала на тормоз. Белый «мерс» резко затормозил, Денис чуть не улетел лицо в лобовое стекло, но в последний момент успел выставить руку и упереться в «торпеду». Только стукнулся головой о боковую стойку. Старое гладкое дерево под пальцами было теплым. Словно «мерседес» живой.

– Ты уверен? – спросила Юрьевна.

Он нажал на ручку, открыл дверь. Поставил ногу на землю. Затем вылез на обочину и огляделся. Солнце шпарило безжалостно, спина сразу взмокла. Денис огляделся.

Пустая трасса уходила вдаль, за горизонт, ныряла там в лесок. Вокруг простирались нескончаемые заброшенные поля, заросшие сорной травой и репейником.

– До обитаемых мест тут далековато, – сказала Юрьевна. – Не передумал?

– Ничего, разберусь, – буркнул Денис. Находиться рядом с ней он больше не хотел. “Нет, на фиг!”.

– А как же Нина? – спросила Юрьевна.

– Ч-что?

Юрьевна повернула голову и посмотрела на него. Глаза ее были скрыты за солнцезащитными очками, но Денис почему-то знал, что они спокойные и непроницаемые. Ни тени безумия. И все же она безумна. Ее психическое здоровье пугало своей несокрушимостью.

– Ты же хотел найти Нину?

– А ты нет?!

– Видишь ли, тут мы не сходимся. Я думаю, что она мертва, – сказала Юрьевна. – Держать кого-то месяцами в живых – не в привычках Кожееда. Поэтому высажу тебя здесь и спокойно поеду домой.

Денис почувствовал бессилие.

– А как же ориентиры, что он дал? Координаты?!

Юрьевна пожала плечами. Какая разница.

– И тебя не будет мучить совесть?! – спросил Денис.

Еще до того, как она ответила, он знал ответ.

– Нет, – сказала Юрьевна безмятежно. Темные очки продолжали смотреть на Дениса, словно глаза какого-то насекомого. Или инопланетянина… инопланетянки. Нечеловека.

“Может, эти социопаты – вообще отдельный вид? Только по недоразумению похожий на нас, людей?”

Красиво. И страшно.

– Но я тебе обязана. И ты мне нравишься, Денис. Поэтому я хочу тебе помочь. Ну, что, едем за Ниной? Что ты решил?

Денис сел в машину и захлопнул дверь. После уличной жары прохлада в машине казалась погружением в холодную воду. Холодную темную воду.

Часть 2. Глава 33. Итоги

Настоящее время. Валдайский край

Они ехали полдня, заправлялись, быстро пили кофе на заправках и снова ехали. Слушали радио, молчали. Один раз Денис предложил сесть за руль, Юрьевна отказалась. Она поставила свой айфон как навигатор, на зарядке. “Социопаты не любят терять контроль”, подумал он. Юрьевна попросила включить кассету, любую, без разницы. “Там, в бардачке”. Денис открыл бардачок, там были бумаги, старая карта с пометками и россыпь древних аудиокассет. Он начал перебирать. “Гражданская оборона”, две кассеты “КИНО” – 45 и “Черный альбом”, “Пинк Флойд. Стена” (написано по-русски), “Scorpions”, “Nirvana”, “Offspring”, “Технология”, какие-то сборники. И, неожиданно, Татьяна Буланова. Кассеты были старые и пыльные.

– Что ставить? – спросил Денис.

– Параллельно.

Он выбрал и воткнул в магнитолу кассету “Кино”. Темный густой голос запел:

 
– Ночью над нами пролетел самолет,
Завтра он упадет в океан,
Погибнут все пассажиры.
Завтра где то, кто знает где?
Война, эпидемия, снежный буран…
 

“Какая замечательная песня”, язвительно подумал Денис. Юрьевна ехала и постукивала пальцем по рулю в такт песне. Лицо у нее слово заострилось и помолодело. Похоже, для нее это была песня юности.

Космоса черные дыры…

Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!

Закончилась эта песня, началась следующая. Эта Денису понравилась больше. День клонился в вечеру, а за окном проплывали поля и леса. И темный голос выводил:

 
Я устал от чужих городов
Я устал колоть этот лед
Я хотел бы уснуть, но нет времени спать
И опять за окном ночь
И опять где-то ждут меня
И опять я готов идти.
 

“Что там ждет нас, в Федоровке? – подумал Денис. – Как я все-таки устал”.

*

“Красивые места”, подумал Денис. Вот бы тут, когда все уляжется, приехать и отдохнуть. Шашлыки, водка, купание, баня. Потом помотал головой. К черту. Из города он больше ни ногой.

В деревне все цвело и одуряюще пахло. Солнце, благодать. Зелень. Старые дома, свежая яркая краска. Легкий запах навоза. Юрьевна сняла кроссовки и надела “берцы”, волосы спрятала под косынкой.

Денис с удивлением понял, что стоит и пялиться на ее обтянутый штанами зад. Тьфу, черт.

– Ориентир: братская могила, – напомнил он.

– Да.

Они спрашивали у местных – никакой братской могилы в деревне нет. Никаких бункеров времен войны в лесу. Кладбище, да, кладбище есть. В соседней деревне им показали старый разрушенный блиндаж в лесу и оплывшие, заросшие окопы. Денис нашел ржавый кожух от ППШ и горсть гильз. Здесь когда-то проходили рубежи 23 армии. Следы войны тут были. Но никакой запертой в бункере женщины.

Они объехали так несколько деревень в округе, иногда по совсем плохой дороге. “Мерс” с трудом справлялся. Вымотались оба, уже начинало темнеть.

Денис помедлил. После очередной неудачи они стояли у “мерса”, Юрьевна достала сигарету и закурила. Денис впервые видел, что она курит.

– Похоже, он нам соврал, – сказала Юрьевна. Удивления, правда, в ее голосе не было.

– Значит, она мертва? Эта Нина?

Юрьевна кивнула.

– Думаю, да. Понимаешь, есть всего два правила. Первое: никогда не верь социопатам. Социопаты всегда врут. Кожеед нам врал, даже когда ему это было невыгодно.

– А второе?

Юрьевна подняла голову и посмотрела на Дениса.

– Никогда не делай того, о чем просит социопат. Никогда. Но, впрочем, ты сам это лучше меня знаешь.

Денис усилием воли подавил рычание. Сжал зубы.

“Из-за нее мы оказались там, в той проклятой комнате. Из-за этой чертовой суки Нины, жены долбаного урода Свечникова!” Денис понял, что ненавидит ни в чем не повинную женщину. До зубовного скрежета. Своими руками бы убил. Но сначала ее нужно найти.

– А поиски у Охотич?

– Все еще продолжаются. Как у деревни Посохи, где была его первая жертва, как он сказал. Прочесывают лес и тому подобное.

– И что?

– Ничего. Думаю, ничего и не найдут.

– Потому что она была мертва с самого начала?!

Юрьевна вздохнула.

– Денис, если ты ищешь оправдание для смерти брата – это бесполезно.

Дениса словно ударили под дых. С силой. В глазах потемнело, голова закружилась.

– Даже если бы мы нашли Нину живой, это ничего бы не изменило, – продолжала Юрьевна. – Твой брат и твои друзья мертвы. Как и врачи “скорой”. Никаких весов, взвешивающих жизни, не существует. Мол, одна жизнь весит столько, другая больше или меньше. Это просто страшная нелепая случайность, что вам встретился Кожеед. И все.

До Москвы они добрались под утро. Уже медленно светало – и утренняя летняя Москва дышала свежестью и покоем, машин совсем немного. “Нет ничего красивее Москвы, – подумал Денис внезапно. – Как я раньше этого не замечал?”

– Останови у метро, – попросил он.

Следовательница кивнула. Морщинки вокруг ее глаз показались ему нарезанными ножом для бумаги. Серо-рыжеватый от пыли “мерс” притормозил.

– Что теперь? – спросил Денис.

Светлана Юрьевна покачала головой. Коснулась его плеча, Денис отдернулся. Юрьевна вздохнула, улыбнулась ему мягко.

– Время покажет. Передавай привет отцу.

У Дениса задергалась щека. Он бросил:

– Надеюсь, я тебя больше никогда не увижу, – вылез из машины, хлопнул дверью.

Юрьевна смотрела, как он идет к метро. Упрямый. Резкий. Но такой… управляемый. Потом села в машину и поехала домой. Пора было отдохнуть.

***

Утро. Квартира Юрьевны.

Юрьевна набрала код, вошла в подъезд. Поздоровалась с консьержкой. Светлый и чистый подъезд был заставлен кадками с цветами, словно тропический сад. Если консьержку и удивил ее вид, она ничем это не показала. Элитный дом, у всех свои причуды.

Она поднялась на лифте, открыла дверь своим ключом и вошла. В коридоре стоял аромат свежесваренного кофе – значит, Полина уже встала. Она всегда варила кофе в турке.

– Полина! – позвала Юрьевна. – Полина, я дома.

– Я в душе! – крикнули из коридора.

Полина работала в банке, Юрьевна не вникала, в каком именно. Без разницы. В свои тридцать два Полина была какой-то топ. Зарплаты Полины хватило бы, чтобы платить половине районного следственного комитета. И квартира тоже на самом деле принадлежала Полине. Когда Юрьевна раньше видела российские сериалы про полицию, ее всегда забавляло, что у всех следаков в каком-нибудь Урюпинске квартиры – дизайнерские лофты, идеальные для мрачного скандинавского алкоголизма. И обязательно с черными простынями на кровати. Сколько там провинциальный следак зарабатывает в месяц? Пятнадцать тысяч? Ага-ага. Плюс еще две-три штуки в месяц отдает экспертам… А все остальное, конечно, тратит на черные простыни и элитное бухло.

Тем не менее, сейчас Юрьевна жила именно в такой квартире. В лаконичном скандинавском стиле, стекло, белый пластик, светлое дерево и масса света. И как тут без мрачного алкоголизма, скажите?

Первым делом Юрьевна вымыла руки на кухне. Достала бутылку из бара и налила виски в тяжелый стакан. Вдохнула запах. Спейсайд, двенадцать лет. Дымные нотки. Ваниль. Кожа. Дуб.

Кажется, ее начало отпускать.

Она со стаканом в руке прошла в спальню, сбросила с себя всю одежду. Посмотрела в зеркало. Стройная, подтянутая, длинноногая блондинка. Через живот и бедро шли старые шрамы. Спиной к зеркалу лучше вообще не поворачиваться, там месиво. Полину это не смущало, а наоборот, заводило. К черту, она допила виски, поставила стакан и стянула трусики. Вся одежда насквозь пропиталось жирным запахом гари, пыли, пота и леса. “Залезть, что ли, к Полине в душ?”. Эта мысль показалась ей соблазнительной.

Юрьевна сняла кобуру с пистолетом, положила на этажерку. На полках сплошь книги – десятки книг по криминалистике, психологии, уголовному праву, психопатам, Mindhunter на английском и русском. Рядом, на полке – черно-белое фото в рамке: Свечников, Юрьевна, Максимыч. Все моложе лет на двадцать. За их спинами – низкий кирпичный забор, вдалеке – огромное здание еще дореволюционной постройки. Круглый купол центрального корпуса, колонны, статуи атлантов.

Четвертый человек на фото был срезан рамкой, лица не видно. “Место силы, – подумала Юрьевна про здание с колоннами. – Место чудовищной боли”. Эти воспоминания пугали и одновременно притягивали ее. “Возможно, когда-нибудь мне придется туда вернуться”, подумала она.

Телефон завибрировал. Юрьевна достала его из сумочки, посмотрела на экран.

Максимыч. Она замялась на две секунды, нажала “ответ”.

– Света, меня все-таки “ушли”, – сказал Максимыч без всяких вводных. – Ухожу на пенсию с понедельника. Займусь “народным хозяйством”, – он помедлил. – Собаку заведу, на охоту поеду.

“Ты же на самом деле ненавидишь охоту. Ты любишь только охоту на человека. И власть”. Для власти у Максимыча теперь вместо цепных псов юстиции будет собака.

Вот что Юрьевна хотела сказать. Но потом сказала другое:

– Какую породу заведешь? Немецкую овчарку? Бультерьера?

Максимыч гулко фыркнул.

– Да ну, на хуй. Спаниеля заведу. Английского, чистокровного. Знаешь, уши-крылья. Я тут видел у Михалыча… хорошенький. Спрошу у него, где брал. И на уток можно ходить.

– Да, на уток самое то.

Собака не для охоты. Для любви. “Все-таки осталось в Максимыче что-то человеческое”.

– Счастливо, дядя Андрей, – сказала Юрьевна. Когда-то она звала его так. Максимыч нашел ее и Свечникова, стал их наставником, нянькой и дрессировщиком – и привел в милицию. А они были его ударная команда. Шли смутные святые 90-е.

– Приезжай как-нибудь, – сказал Максимыч. – На охоту тебя свожу. Как в старые времена, помнишь?

– Конечно, приеду. Обязательно.

Она знала, что лжет. И знала, что Максимыч это знает.

Юрьевна положила трубку, бросила телефон на кровать. Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и правление Максимыча. Кто теперь будет главой группы? “Золотому мальчику”, наверное, сразу дадут майора юстиции – и генеральскую должность заодно. Васин, Васин. Она вдруг вспомнила, достала из бельевого ящика форменную рубашку. Полинина помощница по хозяйству еще не успела закинуть ее в стирку. В нагрудном кармане Юрьевна нашла белую визитку. Телефон той, длинноногой. Она с трудом поборола искушение позвонить сейчас.

– Ты где? – раздался из коридора приглушенный голос Полины. – Эй!

– В спальне! – крикнула она. Юрьевна коротко взглянула на номер, скомкала визитку и бросила в мусорную корзину.

– Как дела? – Полина вошла в спальню. Она была в тонком халате, на голове волосы закручены полотенцем. Крепкая, спортивная. Темные волосы, чуть раскосые глаза. Цветные татуировки на плечах и на бедрах. На животе Полины цвела огромная алая роза, татуировщик постарался.

“У ней… следы проказы на руках… и губы… Губы алые как маки”. Девушка из Нагасаки, как пела Джемма Халид.

– Все прекрасно, – сказала Юрьевна. Она подошла, по-хозяйски сунула руку под халат. Поцеловала Полину – губы были мягкие, с привкусом кофе. От Полины после душа шел настоящий жар. – Лучше и быть не может.

***

Вечер того же дня. Квартира Дениса.

Он весь день промотался по Москве, просто гулял и думал. Вечером вернулся. Кажется, за двое суток он отвык от родного дома. Холодно освещенный подъезд, ядовитые зеленые ящики. “А квартира у нас обтерлась, вон обои под потолком отслоились. Надо бы подклеить”, подумал Денис. В прихожую угрюмо и раздраженно вышел отец. Молча посмотрел на сына.

– Есть чего пожрать, пап? – спросил Денис. Отец помедлил и кивнул. Чужой, холодный. Ненавидящий.

“А может, он всегда таким был?”.

– Я разогрею, – сказал отец. Повернулся и, шаркая ногами как старик, пошел на кухню.

Денис ушел к себе в комнату, закрыл дверь. Включил музыку. “Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…” Денис выключил, не в силах слушать. На фото на столе – Женя. Она принесла эту фотографию и подарила ему. Какая-то годовщина… или еще что? Неважно.