355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шимун Врочек » Кожеед (СИ) » Текст книги (страница 18)
Кожеед (СИ)
  • Текст добавлен: 3 мая 2022, 23:30

Текст книги "Кожеед (СИ)"


Автор книги: Шимун Врочек



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Часть 2. Глава 31. Судьба оператора

Спустя две недели. Бар в старой части города.

Мягкий ритм кул-джаза, “холодного” джаза, стучал в висках, отдавался в сердце. В отличие от современной музыки, которую надо чувствовать пятками, джаз всегда звучит где-то внутри, в глубине тебя. Словно резонирует душа. Сергеич поднял стакан, посмотрел сквозь него на свет.

Кажется, это уже шестой бокал? Или седьмой? Он сбился со счета.

Мир окрашивался в теплые тона шотландского виски. Скотч. Самый дешевый. Можно было, конечно, взять в алкомаркете бутылку Teacher’s или даже Bells, не так он страшен, пивали и хуже, и отправиться домой. Это гораздо бюджетней, чем в баре. Гораздо. Но там нет этого сбитого ритма, замирания сердца, этой атмосферы, этой пронизанной светом полутьмы, этого мягкого абриса предметов и людей, словно ты видишь все через хороший антикварный объектив. Cookie’s eye. Словно ты в старом голливудском фильме, и вокруг твои друзья. Какая-то вечеринка 50-х, и все тебе рады. Феллини? Антониони? Да нет, Антониони все же более холодный… И еще бокал виски.

А дома ты в любом случае окажешься наедине с собой. Кому это надо? Кому…

Сергеич поморщился. “Не мне, явно”. Снова взял стакан и настроился на звучание музыки. Вот-вот… Он поймал ритм и вбросил виски в себя одним комком. Виски был теплым, дымным, торфяным – и родным.

Немного резковат. Шотландцы не портят виски льдом. «И я их понимаю».

Сергеич сидел за дальним столиком, на своем обычном месте в углу. Отсюда ему была видна барная стойка и, черт побери, телевизор над ней. Вот уж без телевизора он бы сейчас легко обошелся! Сергеич выбрал из тарелки и съел последние орешки.

И вдруг он увидел ее… и даже на мгновение протрезвел. На экране мелькнула Анфиса, «золотце». Причем эти кадры явно сняты его, Сергеича, рукой…

Сергеич напряг слух, но ничего не расслышал. Живая группа джазменов ушла на перерыв, и он внезапно сообразил, что по телевизору идет большая передача, посвященная делу Доктора Чистоты. Громкое дело.

Сергеич подосадовал. Чтобы слышать звук, он встал и стал пробираться к стойке, лавируя между людей. По случаю пятницы в баре было многовато. Сергеич добрался и поставил стакан на стойку. Тук.

Молодой бармен в бархатной жилетке обернулся.

– Сделай погромче, – попросил Сергеич. Бармен перестал вытирать стакан, поднял брови. Молодой, виски выбриты асимметрично, полосками. Челка, борода. И маленький пучок на затылке. «Пидорский», желчно подумал Сергеич.

«Странно, у этих молодых, даже мимика другая, – подумал он. – Более… западная. Мимика с акцентом».

– Хочешь смотреть новости – пиздуй домой, алкаш, – ответил бармен.

– Чего?! – он вскинул голову.

Сергеич в молодости был резким. И до сих пор мог “дать в табло”.

– Я говорю, – терпеливо повторил бармен. – Хотите смотреть новости, сядьте поближе к стойке.

«Показалось, – подумал Сергеич. – Надо же… допился».

Он сел за стойку. По нижнему краю экрана поплыли субтитры. Диктор что-то говорил, появлялись кадры полицейской хроники. И Сергеича внезапно дернуло изнутри – это мои кадры. Мои планы. Это моя рука.

Горечь разлилась внутри. Затопила Сергеича изнутри, словно пробитый «Титаник» ледяной водой. И спасутся не все.

– Анфиса, – сказал Сергеич. – Вот… с-су…

Смена кадра. Теперь снимал кто-то другой.

Красотка Анфиса брала интервью у того парня. «Боксер», – вспомнил Сергеич. Он снова увидел то утро, жара, вой сирены скорой, капли крови на асфальте. И коротко стриженый парень проходит мимо… С его забинтованной руки капает кровь… У дороги припаркована древняя ржавая «буханка» с умирающей девушкой внутри…

«Почему он не взял девушку на руки? – подумал Сергеич. – Почему не взял и не понес ее в полицию?! Ну же, сучка, спроси его об этом!»

Он отпил из стакана. Виски обжег небо. Сергеич снова вспомнил момент, когда он бежал к «буханке», закинув тяжеленную камеру на плечо – и словно воля судьбы вела его. И тогда ему казалось – вот он, тот самый момент удачи. После которого все изменится к лучшему. Сергеич выругался.

Парень выглядел получше, чем в то утро, но все равно – худой, с запавшими глазами, с жесткой упрямой складкой губ. Лоб разрезан вертикальными морщинами.

– …вы считаете, что без помощи этого полицейского? – говорила Анфиса. Сергеич читал субтитры.

Парень кивнул.

– Я бы тоже был мертвым, все верно. Свечников дал нам шанс – ценой собственной жизни.

– А что насчет маньяка? Доктор Чистота… кажется, до сих пор неизвестно, кому принадлежит последнее тело…

– Он мертв, – сказал парень быстро. Посмотрел прямо в камеру. – Я в этом уверен. Думаю, мы убили его.

Вот это номер, подумал Сергеич. Он действительно это сказал. «Это же теперь будут цитировать по всем каналам и в интернете!»

ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.

А снято так себе. «На месте этого оператора должен был быть я. Снимать все это».Сергеич почувствовал изжогу.

Вместо этого завтра Сергеичу предстояло с утра на самолет – и в тайгу на месяц. Командировка. Комары и мошка, запах репеллента, холодное северное солнце. Да нет, ерунда. Солнце на севере летом как раз палит.

Вопрос: что чувствует обоссанный придорожный столб?

Ответ: ты знаешь.

Сергеич сглотнул. К горлу поступили слезы. Черт, только не опять. Плачущий от жалости к себе пожилой мужик (когда я успел стать пожилым?!) – что может быть противней?

«А такое уже было. Ты помнишь», – сказал он себе.

ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.

Не самые приятные воспоминания.

Он снова увидел: кранк! Анфиса давит на ручку всем весом. И вдруг – открывается дверь машины, темно-зеленого цвета. На грубо окрашенных черной краской порогах проступает ржавчина. И это хорошо смотрится в кадре, четкая фактура…

На полу лежит девушка.

Сергеич поднял взгляд. И вздрогнул от болезненного чувства «дежа вю».

И вот пошли те самые кадры, что он тогда снял. Удивительное совпадение мыслей и реальности… Сергеич смотрел на отснятое им, как посторонний, отрешенно – и эти кадры со стороны были по-настоящему хороши. Вот здесь он чуть промедлил, но это ничего… А дальше снова хорошо. Может, это лучшее, что он снял за всю свою жизнь.

Великолепная работа. Почему они-то этого не видят?!

– Это настоящее искусство, – произнес чей-то голос. – Вот это, на экране. Потрясающе. Могу я присесть?

Сергеич вздрогнул. Поднял взгляд. Перед ним стоял хорошо одетый незнакомец – клетчатый костюм-тройка, лазоревый шелковый платок вместо галстука, платиново выбеленные волосы в короткой стрижке. Толстая дужка модных роговых очков. Глаза незнакомца казались огромными за стеклами. Вернее, один глаз – золотисто-серый. Правый был спрятан под бинтовой повязкой. “Бедняга”, подумал Сергеич.

Хотя Сергеичу показалось, что носит очки незнакомец только для имиджа. Диоптирии там если и были, то совсем слабые.

И еще эти синяки и шрамы. Ожог на щеке, кожа еще розоватая. «Он что, в аварии побывал?» От незнакомца шел какой-то слабый химический запах. Или от стойки так пахнет? Наверняка ведь ее моют чем-то едким…

Похоже, незнакомцу было сложно стоять. Он чуть припадал на один бок. Сергеич жестом показал: садись. Незнакомец неловко вскарабкался на высокий стул.

Сергеич принужденно засмеялся:

– Разве это искусство?

«Эта сучка… эта…» Он даже мысленно не мог договорить. После того репортажа, после кадров, которые прокрутили несколько каналов, Анфиса стала известной. И ушла на повышение. Ее пригласил второй канал. Ушла без него, Сергеича.

Столб, подумал он в сердцах. Чертов придорожный столб, вот кто ты.

– Несомненно искусство, – сказал незнакомец. – Я в этом разбираюсь… Поверьте. А… что?

И тут Сергеича прорвало. Он начал рассказывать – про работу, мечты о кино, про постоянных щебечущих красоток, смены, И про Анфису, которая украла удачу всей его жизни.

Потом закончил – и залпом допил виски. Незнакомец показал бармену на стакан Сергеича и потом два пальца. Бармен поставил на стойку два стакана и налил «Джека Дэниэлса». Слишком дорого, подумал Сергеич. Незнакомец положил на стойку пятитысячную купюру.

– За искусство, – сказал незнакомец. Они чокнулись и выпили. Незнакомец показал бармену на бутылку. Еще.

Незнакомец посмотрел на Сергеича.

– А тебе никогда не приходило в голову, что ее можно просто… убить?

– Что? – Сергеич очнулся от своих мыслей.

– Зарезать ее и расчленить тело. Ты никогда не думал об этом?

«Что он несет?». Сергеич помолчал. Выпитое виски неторопливо грело изнутри. Алкогольное опьянение обволакивало все вокруг мягким теплым сиянием. Покой. Уют. Безопасность. Сергеич перевел взгляд, посмотрел влево, вправо. Неужели кто-то сказал “зарезал?”.

– Конечно, думал, – незнакомец рассмеялся. – Я угадал? Все мы думаем. Нет, мы не убийцы. Пока еще нет. Просто… иногда мы действительно задумываемся. А почему так? Где справедливость? Почему она, он, а не я?

Сергеич почувствовал, как эти слова жгут его, словно кислота. Ее снимает теперь другой оператор. Анфиса ушла далеко вперед – и скоро, кажется, будет на первом канале, а там и своя передача, и сниматься в кино. А Сергеич остался позади, как обоссанный дорожный столб. Нет, жжет скорее как… Сергеич помедлил. Конечно! Как «белизна». Вот что это за запах…

Он посмотрел на незнакомца. Наметанный глаз оператора не подвел. Даже несмотря на ударную дозу алкоголя в крови, Сергеич все еще был лучшим в своем деле…

Сергеич даже протрезвел. Незнакомец спросил:

– Почему современным людям так нравятся маньяки? Серийные убийцы? Как вы считаете?

– Н-не знаю. – Сергеич решил, что должен продолжать играть роль. Иначе ему не уйти отсюда живым.

– Потому что именно серийные убийцы – супергерои нашего времени, – сказал незнакомец. – Я не шучу.

– Тайная власть. Могущество даже. Пренебрежение законами и личина.

Незнакомец говорил страстно и уверенно:

– Маньяки чувствуют себя в современном обществе совершенно свободно. И спокойно. Они знамениты. Про них снимают фильмы и передачи, их цитируют. Им пишут письма в бессрочное заключение. Тысячи фильмов и сериалов сделали из них героев современного общества, научили их, как и когда выходить на охоту, как охотиться, как заметать следы и скрываться от преследования. Мы звезды. Мы хищники.

– Вы сказали – мы?

Собеседник рассмеялся – легко и свободно.

– Прокололся. Давайте начистоту? – сказал он. И тут Сергеич понял, кто это. Значит, едкий запах хлорки ему не почудился…

«Правду говорят, что в таких случаях тебя парализует». Сергеич сглотнул. Тело как ватное.

– Вы меня убьете? – спросил он.

Незнакомец оглядел его с ног до головы. Сергеича пробил холодный пот, ноги заледенели. Словно опять снимаешь сцену по колено в ледяной воде и свет уже уходит. И это самое страшное. Скоро свет совсем уйдет – и все напрасно. Все твои муки. Кадр пропал. Все пропало.

Незнакомец улыбнулся.

– А вы этого хотите? – спросил он.

– Н-нет.

– Можешь успокоиться. Ты не мой типаж, – сказал он грубо. – Не моя точка фиксации. Так что успокойся, мне просто интересно с тобой поговорить. Ну, если не будешь шуметь, конечно.

Это «ты, тобой» почему-то вдруг резануло Сергеича. Я не столб, на который можно ссать. Хватит!

– Обращайтесь ко мне на «вы», пожалуйста, – сказал он холодно.

Собеседник перевел взгляд на Сергеича – и тому стало не по себе. Едкий запах хлорки стал сильнее.

И тут Доктор Чистота, Тимофей Ребров, ослепительно улыбнулся.

– Конечно, вы правы. Прошу прощения.

«Анфиса бы, наверное, душу бы продала, чтобы сидеть сейчас на моем месте». Если бы была настоящей журналисткой, конечно.

Незнакомец улыбнулся.

– Думаю, вы узнали меня. Верно?

– Доктор Белизна.

– Нет, что вы, – он поморщился. – Какое безвкусное прозвище. Зовите меня – Кожеед. Тот, кто грызет высшие истины.

«Какой дешевый пафос, боже мой», подумал Сергеич.

– Знаете, что? Я нашел свое величие на дне выгребной ямы.

Казалось, эту фразу он говорит уже не в первый раз. Сергеич видел, как ему нравится ее произносить.

Но фраза-то неплохая. Можно эпиграфом к передаче, ток-шоу там… Сергеич поежился. И это лицо… Вроде обычное, ничего примечательного… Но если взять чуть снизу, чтобы лицо казалась тяжелее и шире, а ноздри смотрелись черными дырами… И освещение приглушить и добавить жесткого света, чтобы все впадины и шрамы на лице смотрелись контрастно… Нечеловечески… И мертвенный свет единственного глаза… Угрожающе.

Черт, опять профессиональная деформация.

Тут бы выжить.

А лучше – в тайгу. Сергеич с тоской вспомнил про командировку, о которой полчаса назад отзывался только в матерных выражениях. Сосны шумят. Запах смолистый и чистый. Жизнь.

Нож вдруг оказался у его бедра. Больно уперся острием. Там артерия, вспомнил оператор беспомощно.

Сергеич взмок.

– Я же не ваша… – выдавил он. – Не твоя… точка фиксации. Не твой типаж.

«Вот мы и перешли на ты, – мелькнуло в голове. – Быстро».

Кожеед покачал головой, придвинулся ближе. Сергеич не видел нож, но знал, что он там есть. Внизу, у бедра.

Дыхание Кожееда было смрадным.

– Я соврал. На самом деле знаешь, что? Мне насрать, кого убивать. Пока есть стадо, я буду его резать. Потому что это моя миссия, мой “фатх”.

– Ч-что? – выдавил Сергеич.

– Мое ремесло. Я профессионал в своем деле, – Кожеед покивал. – Как и ты.

Сергеича словно окатило ледяным душем.

– Я тебя специально нашел, – сказал Кожеед. – После этой записи, – он мотнул головой в сторону телевизора.

– Это… не я…

– Ну-ну. Не прибедняйся.

Сергеич замолчал.

ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО, – стучало в его висках. – ДУМАЮ, МЫ…

“Сука ты лживая, боксер”, подумал Сергеич.

– Нет никакого света, – сказал Кожеед, наклонился ближе. От его дыхания затылок Сергеича покрылся мурашками. – Оглянись. Вокруг только мрак ночи. Отчаяние. Одиночество. Смерть. Думаешь, это просто так называется? Нет. Мир безжалостен.

Сергеич молчал.

– Ты никогда не думал о самоубийстве? Да думал, конечно, что это я… Все думают. Я серьезно. Все. Все-все. Поверь, я знаю. Как этот мир несправедлив. Как ужасен. Как утомителен. Я хочу покоя. Я хочу. Я хочу умереть. Мне такие мысли приходят каждый день. Каждый. Я не шучу. Не шучу. Я сейчас абсолютно серьезен. Ты когда-нибудь думал, как это клево? Нет, я серьезно. Очень классно. Взять веревку, надеть на шею и оттолкнуться ногами?! Просто. Раз – и все. Веревка сдавит горло. Ву-у-ух! И медленно качаешься себе… И наступит покой. Все закончится. Покой. Ты обретешь покой. Я тебе обещаю. Это будет прекрасный тихий покой. Просто прекрасный. И ты обретешь спокойствие. И вокруг всегда будет звучать хорошая музыка. Тихий джаз. Ты же любишь джаз? Ты веришь мне? Это неважно, веришь или нет. Ты знаешь, что это правда. Это правда. Правда.

От этого гипнотизирующего шепота хотелось выть. Сергеич чувствовал, как его охватывает тьма отчаяния. Острие, упирающееся в ногу, причиняло боль. Он сжал потными пальцами скользкое стекло бокала. Виски. В горле пересохло. Мочевой пузырь сжался в точку. “Я сейчас обоссусь тут”.

– Алкоголь не поможет, – продолжал шептать Кожеед. – Алкоголь наш друг, это правда. Но он не поможет. Есть вещи, которые ему недоступны. Да, так и есть. Вещи, которые он не может. Спокойствие. Спокойствие. Спо-кой-ст-вие. Заметь, как я выделил это “ст”. Да, алкоголь снизит нагрузку на тебя, сделает мир на мгновение лучше. А может, на целых два или три мгновения. Или на полчаса. Но он не спасет. Нет, не спасет. Мир ужасен. Мир ужасен и полон чудовищной херни. Ты это знаешь. Ужасная херня. Она везде. Посмотри туда, посмотри сюда. Видишь? Везде херня. Я не знаю, зачем мы родились посреди этой херни. А ты знаешь? Это странно и больно. Жить вообще больно.

Кожеед вздохнул. Сергеич замотал головой, попытался отодвинуться от него. Острие надавило. Сергеич застонал сквозь зубы. Кажется, внутри штанины, по правой ноге течет что-то мокрое и горячее.

– Сейчас мы медленно встанем, – сказал Кожеед. От его дыхания веяло жаром и гнилью, словно из открытой двери подвала. – И выйдем с тобой на улицу. Не волнуйся, я тебя сразу отпущу. Я не собираюсь тебя убивать. Главное…

Он еще что-то говорил, но Сергеич больше не слушал. “Выйдем на улицу и я тебя убью”.

– Да щас, – сказал вдруг Сергеич громко. Так громко, что бармен повернул в их сторону голову. Сергеич сам не ожидал от себя. – Ну, что? Слабо меня сейчас ткнуть этой железкой?!

Он выпрямился. “Да хрен тебе”, подумал он.

– Что ты..? Аа!

Сергеич ударил его локтем в нос. Хрясь! Голова Кожееда дернулась назад, на мгновение застыла. Очки треснули. Единственный глаз осоловел. Из носа вырвалась струйка крови, потекла вниз. Кожеед схватился рукой за лицо, медленно сполз со стула.

Вокруг поднялся крик – словно стена звука. “Эй, остановите их!”. ЭЙ, ОСТАНОВИТЕ!

Сергеич встал. Повернулся к маньяку.

– Пошел на хер, чмо, – сказал он громко и отчетливо. Ему впервые за долгое время стало легко. – Говно ты, а не супермен.

– Эй, ты! Хватит! – закричал бармен. Сергеич, чуть покачиваясь, шагнул вперед. “Не дать ему уйти”.

– Расчленить ее хочешь?! Анфиска сучка, терпеть ее не могу… Это правда. Но я тебе за нее сейчас башку разобью!

Он рванулся вперед. Его вдруг обступили, схватили за плечи. Нет! Сергеич увидел, как убегает Кожеед. Он дернулся, его повалили на пол. Голова кружилась. Штанина была уже мокрой насквозь.

“У него кровь! кровь! Скорую! Быстрее!” Звуки отдалились. Его положили на пол. Каменный пол приятно холодил затылок. “У него в ноге нож!”

– Это… – начал он. Язык не слушался. – Его нужно… поймать…

Свет вокруг стал меркнуть, ноги заледенели. “Не успеваю, – подумал Сергеич отрешенно. – Свет уходит… эх, теряем кадр”. Все вокруг кружилось все быстрее и быстрее. Темнота подступала все ближе, опрокинула его. Люди вокруг стали тенями.

Сергеич моргнул. И вдруг почувствовал смолистый запах сосен. Открыл глаза. Он стоял на морском берегу и видел, как солнце проходит своими лучами сквозь кроны. Невероятно красиво. Фантастически. Сосны неторопливо и спокойно покачивали ветвями на морском бризе… Где-то далеко играл джаз. Сергеич улыбнулся, закрыл глаза. Все было… нормально.

ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.

Сергеич умер.

Часть 2. Глава 32. Седьмой раунд. Трофеи

Кожеед. Отрывки из дневника:

К порнухе быстро привыкаешь. Только вроде начал с классики, как вдруг ловишь себя на мысли, что дрочишь уже десять минут, а в голове ни одного образа. Открываешь групповуху, тоже пустота.

Секс тоже приедается. Нет, он прекрасен, просто задалбывает, что нельзя сделать все по-быстрому: сунул-кончил-побежал. Сначала надо уламывать даже свою постоянную девушку, потом стараться не накосячить, потом ползать и целовать тело. В тринадцать лет это круто, но после тридцатки мацание грудей не вызывает прежнего восторга. Хочется просто по-быстрому слить сперму.

Так что остается порно… К которому быстро привыкаешь. Сначала смотришь классику. Потом с двумя телками, потом запоминаешь их имена и ищешь, нет ли где с этими же актрисами видео пожестче.

Короче, не помню, как я оказался на этом сайте – пути интернет-порнухи неисповедимы. Но там подвешенную на цепях казашку сначала выпороли, а потом забили до смерти битой. Это был космос, я физически ощутил, как в моем мозгу взорвался нерв в районе гипоталамуса. Сердце стучало так сильно, что я даже невольно начал вспоминать – не было ли в нашем роду сердечников?

Нынешнее поколение придурков не осознает, к чему у них есть доступ. Еще пятнадцать лет назад, если ты хотел дрочить под порнуху, тебе было не до выбора. Где-то в недрах родительского шкафа была одна кассета, и у знакомого друга был приятель, который знал человека, у которого тоже была кассета с порнухой. Обычно еще добавляли – с переводом. На хрена только? Важно было, посмотрев порно, не забыть перекрутить кассету на то место, с которого начал (если кассета была на середине). Иначе родители заметят и вырвут все волосы с твоего затылка, чтобы ты не вырос извращенцем (хотя теперь я понимаю, что грех их было в этом винить).

А сейчас. Заходишь в сеть, в которой есть все. В прямом смысле все! Толстые, худые, старые, молодые, дети, дяди, арабки, индуски, русские шмары, которых забрали с трасс. Классика, хардкор, фистинг. А потом я снова наткнулся на ту казашку, которую якобы забили до смерти битой. В новом видео ей вспарывали живот. Суки! Так наебать доверчивого человека.

Создатели, видимо, подумали, что все казашки на одно лицо и никто не заметит. И в чем-то они правы. Я не сразу сообразил, что смотрю на покойницу, пока она не вскинула бровь. Невозможно скопировать мимику человека. Это как дактилоскопия. Каждый человек реагирует по своему: страх, ужас, боль или осознание, что ты сейчас умрешь. Кто-то смотрит стеклянным взглядом, у кого-то кривится уголок рта, кто-то лихорадочно начинает осматриваться по сторонам, чтоб насмотреться в последний раз пусть на забрызганную кровью маленькую комнату. На лица людей. И что самое главное ни у кого не было на лице умиротворения и спокойствия. Не было взгляда, что человек уходит в лучший мир. У всех читалось, лучше в этой комнате, с отрубленными конечностями еще задержаться на несколько минут, чем нырнуть в царствие божие, где нет боли и скорби.

Я сам решил попробовать снять такое видео. Доверия к мудакам, которые не убили по настоящему актрису, уже не было, и другие видео не приносили прежней радости. Тискаешь, тискаешь свой член, а он, козлина, лежит и пускает слюни. Можно, конечно, сожрать виагру, но это все не то! НЕ ТО!

В своем фильме я был сценаристом, режиссером, оператором, актером, композитором и, конечно же, продюсером – как Чарли Чаплин (если сравнивать себя, то с лучшими). Только выходило хреново. Руки, заляпанные кровью, пачкали объектив камеры, когда я пытался навести ее на лицо жертвы. Актеры постоянно норовили сбежать, пока я возился с фокусом. А сценария вообще никто и никогда не придерживался. Я даже подумывал завязать. Хотя идей смертей и пыток у меня было завались.

Пока однажды я не попробовал с двумя. Это было… Шатко, валко и коряво, но все-таки в нужном направлении.

Две подруги: красавица и чудовище. Пришли на кастинг сериала (тут нужно врать осторожно, чтобы не спугнуть: я из Финляндии, ассистент режиссера, мы снимаем артхаус и тд.) и после кружки чая с клофелином сразу же переместились на съемочную площадку. Не знаю, как мне пришла в голову эта идея, но после небольшого импровизированного диалога страшная подруга уже кромсала бритвой лицо красавицы. Это был экстаз. Экспромт в чистом виде. Вишенкой на торте стала моя просьба поиграть в индейцев. Победительница должна была снять скальп с побежденной – и прожить немного дольше. И, конечно же, страшила накосячила. Ей были даны четкие инструкции: подойти к жертве сзади, положить левую ладонь на череп, с силой сжать волосы в кулак, опасной бритвой сделать глубокий разрез по темени и резко дернуть назад. НАЗАД! Ни вверх, ни влево, ни вправо, а назад. А эта дура все дергала и дергала вверх! Пока ее подруга ревела и умоляла перестать. В итоге та так и не смогла умереть от шока. Лежала на полу и дергалась, истекая кровью. В наказание хотел запереть страшилу с подружкой в одном чулане на месяц-другой (проголодаешься – грызи ее ногу), но она вместо этого разбежалась и как баран врезалась головой в угол комнаты. Дура-дурой, честное слово. У нее же в руках была бритва! Почему не полоснуть себя по горлу, ну, или не попытаться пробиться с боем через меня? А так лежат обе на полу и дрыгают ногами (одна кровью все никак не истечет, заколебала, вторая удивленно смотрит, как из ее проломленного черепа вытекают мозги).

Как же я потом дрочил. По пять раз в день! Еще и ночью просыпался от стояка. Пришлось даже хватку изменить, потому что натер кровавую мозоль в районе уздечки.

Опыт! Как говорится, берет дорого, зато объясняет доходчиво. Ошибки были учтены, выводы сделаны. Первое, что необходимо, это сценарий. Экспромт, конечно, штука хорошая, но шаткая и не предсказуемая. Второе, что необходимо, это крепкий артист второго плана.

Думаю, на самом деле мне нужен напарник. Может быть, даже, не знаю… Ученик! Да, точно.

С недавнего времени я завидую тем, кто работает не в одиночку. Даже у Скопинского маньяка был напарник. Та страшная баба. Ну, и ладно, у меня и такого нет. Все-таки приятно с кем-то разделить свое увлечение. Свое призвание.

***

Спустя две недели. Двор квартиры Дениса.

Стемнело, и силуэты высотных домов исчезли в невесомости, растворились по краям. И только отдельные окна горели в бескрайней темноте, словно огни океанского лайнера.

Кожеед подогнал машину к нужному подъезду, притормозил, выругался. Пожарная зона перед подъездом – зона, где автомобили парковать запрещено – была занята другой машиной. Он разозлился. После травм он очень легко выходил из себя, даже сам пугался. Если действовать в таком состоянии, можно наломать дров. А ему это сейчас совсем не нужно.

Словно раны, которые нанесли ему, были не только на теле, но и в душе.

Его обидели. Сильно обидели.

А он, знаменитый серийный убийца Кожеед, не из тех, кто такое прощает. Он звезда.

Однажды он прочитал, что ФБР делит серийных убийц на две категории – на “стихийных” и “организованных”. Он, конечно, был из организованных. Высокий интеллект, социальная адаптация, харизма, лидерские качества, тщательное планирование.

Вообще, профайлеры ФБР – крутые ребята. Их он уважал гораздо больше, чем их российских коллег из Технического переулка 2. Хотел бы он когда-нибудь схлестнуться с поведенческим отделом ФБР. О, да.

Организованных серийных убийц ФБР делила еще по типу охоты: те, кто заранее планирует каждый шаг и не отступает от плана ни на йоту. Такие месяцами выбирают жертву и потом еще очень долго готовятся, прежде чем начать действовать. А есть “охотники”. Те, кто выходит на охоту, всегда готовые к неожиданностям и импровизации. Легендарный Тед Банти был из таких. И Ангарский маньяк, хотя вот его Кожеед не уважал. Низкий сорт, скорее стихийный психопат, алкоголик. Да еще и мент.

Он был из тех, кто охотится. Но сегодня он решил совместить приятное с полезным. Полезно было вернуть себе уверенность в себе – после нескольких болезненных почти-провалов. Кожеед поморщился, переключил скорость. Придется искать другое место для парковки… или перенести дело на другую ночь. Или даже день. Жену Свечникова он похитил днем. И его даже видел какой-то дедок… И ничего.

Люди невнимательны. Люди безответственны. Люди равнодушны к другим. Люди слабы. Люди стадо.

А этот оператор… Кожеед поморщился. Нос все еще болел, тронешь пальцами – взрывается болью. Ублюдок.

Ты к нему по-человечески. Хочешь подарить сенсацию, а он… Трудно ему было выйти на улицу и снять несколько отличных кадров?! “Ты мог прославиться, дебил”, подумал он про Сергеича. А вместо этого начал размахивать кулаками и получил, что заслуживал. Герой, тоже мне.

Кожеед скрипнул зубами. Сопротивление выводило его из себя.

Он проехал по двору, свернул направо. Мест не было. Самая большая проблема, если ты маньяк – припарковаться вечером в Москве. И чтобы тебя еще и не заперли, когда тебе нужно будет быстро уехать.

Кажется, сегодня Денису и его отцу повезло. Кожеед выругался. Но ничего… он умеет ждать.

И тут… Он не поверил своим глазам. Машина на парковке моргнула огнями, фары включились. Ага, уезжает! “Мне сегодня везет”. Кожеед притормозил, подождал, пока зеленый “джип” выедет. Аккуратно припарковался на его место, заглушил двигатель. Теперь пора. Отсюда, из машины он видел вход в подъезд. Пусто.

Он натянул капюшон на голову, вышел из “фольксвагена”. Сейчас во всех дворах стоят камеры – но толку от них немного. Особенно если нацепить на лицо маску с алиэкспресса. Китайцы-японцы помешаны на масках, он в кино видел. Даже в метро так ездят и по улицам ходят. Трудно представить такое в Москве. Какой-то аниме герой дал сегодняшней маске нижнюю половину своего лица. Тяжелую челюсть и ироничную складку губ. Наверняка в анимешке он говорит тяжелым глубоким басом…

Главное, такая маска совершенно меняет твое лицо на камерах. И распознавание не работает. Особенно если еще дополнительно надеть темные очки.

Он надел очки, захлопнул дверь, закрывать машину не стал. Открыл багажник, нацепил на плечи небольшой черный рюкзак. Там молоток, мощный металлический фонарик, вроде полицейского, им можно бить, как дубинкой. Два рулона скотча. Шарик для настольного тенниса, его можно использовать как кляп. Нож, обычный походный. Презервативы. Бутылка “белизны” и тряпки. Резиновые перчатки, три пары. Бутылка воды, вдруг захочется пить. Шоколадные скитлс. И набор скальпелей в пластиковом детском пенале.

После того, как его поперли из медицинского, он год отработал санитаром на “скорой”, потом еще полгода в травмпункте районной больницы. И уже тогда оценил преимущество этого инструмента. Скальпелем можно делать филигранные вещи… А для грубой подгонки у него всегда есть молоток.

К сожалению, в этот раз ему не удалось раздобыть травмат или электрошокер. Аристарх на звонки упорно не отвечал. “Вот что за имя такое, Аристарх?” В прошлый раз он спрятал в больнице револьвер для него – так, чтобы Свечников ничего не заподозрил. Ха-ха. Револьвер, конечно, был краденый… И все-таки Аристарху лучше в следующий раз брать трубку. А то он, Кожеед, доберется и до него – и научит хорошим манерам. Хорошо бы и до папочки Аристарха добраться, который, умница такой, выпрыгнул из “скорой” – но Медь сейчас в тюрьме. “Хорошо устроился, сукин сын. Ладно”.

Кожеед подошел к подъезду. Главное, идти уверенно и спокойно, будто к себе домой. Он остановился. Дверь железная, кодовый замок. В прошлый раз ему пришлось подождать, прежде чем попасть внутрь. Он тогда плохо выглядел, весь в бинтах, бледный и слабый. Изуродованный глаз болит и сочится гноем, как слезой. Кожеед уже замучился обрабатывать его мирамистином. Поэтому ему открыли и даже придержали дверь, чтобы он прошел. Сейчас у подъезда никого не было.

Да и не выглядел он сейчас трогательным больным. Что ж… Остается старый добрый способ.

Он наугад набрал номер квартиры. Подождал. Гудки, гудки. Динамик хрипнул:

– Кто там?

– Я, – сказал Кожеед волшебное слово. Пауза. Ну же…

– Идите нахер со своим спамом! – буркнул динамик. И отключился.

Кожеед даже засмеялся. Потом снова набрал номер квартиры. Гудки, гудки… Никого. Ладно, третья попытка. Кожеед набрал случайный номер.

– Алло? – заговорил динамик женским голосом. – Кто это?

– Я, – сказал Кожеед уверенно.

– Кто?

– Я. Открывай давай, не узнала, что ли?

Пауза. Щелчок. И вдруг дверь запищала. О! Кожеед потянулся рукой в тонкой черной перчатке (парикмахеры используют такие), открыл дверь. Все идет отлично.

Он зашел в пустой, ярко освещенный холодным светом подъезд. Прошел мимо почтовых ящиков – они были бледно-зеленого, ядовитого цвета. Поднялся по ступенькам к лифту, нажал кнопку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю