Текст книги "Последняя жертва"

Автор книги: Шэрон Болтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

3

Среди барсуков была беременная самка, которая через пятнадцать минут после того, как ее доставили в лечебницу, произвела на свет потомство и тут же сдохла. Три крошечных детеныша размером не больше мыши сразу же были помещены в палату интенсивной терапии.

Из оставшихся двух взрослых особей больше всего досталось молодому самцу: поперек всего брюха у него зияли глубокие рваные раны, на обеих передних лапах виднелись следы укусов, половина морды была откушена, и мне особенно не нравилось, как выглядит одна из его передних лап.

– Ублюдки! – сказал за моей спиной Крэг, старший медбрат, и с ним трудно было не согласиться.

Барсучьи бои были запрещены в Великобритании еще в 1835 году, но и в наши дни проводятся эти незаконные жестокие развлечения. По какой-то необъяснимой причине в последние годы на юго-западе страны эта забава переживает, пожалуй, второе рождение. Правила проведения боев были предельно просты: брали здорового взрослого барсука, намеренно наносили ему увечья, чтобы не убежал, и помещали в загородку с несколькими собаками. Потом делались ставки на то, сколько удастся продержаться барсуку.

Одно время бои обычно проводились в норах – естественной среде обитания барсуков, но теперь животных все чаще вытравливают из нор собаками, тайно перевозят и помещают в ямы. Отдаленная сельская местность, особенно если там имеется подходящее помещение, – например, старые хозяйственные постройки, – популярное место проведения боев, но свидетельства барсучьих боев находили и в городах, в промышленной зоне или на заброшенных складах.

Если барсуку удается выйти из схватки победителем, его забивают до смерти битами. Обнаружить трех выживших особей – дело необычное; я могу это объяснить только тем, что бой прервали и преступники были вынуждены бежать.

Одного барсука уже поместили в крепкую, с частыми прутьями клетку, поэтому мне не пришлось думать, как с ним справиться. Барсуки – необычайно сильные, абсолютно непредсказуемые и зачастую агрессивные животные. К тому же у них на удивление мощные челюсти. Боже упаси, чтобы вас – хоть один раз! – укусил барсук! Больше часа я пыталась стабилизировать его состояние; я обработала самые серьезные повреждения и ввела ему обезболивающее. Теперь все зависело только от самого животного.

Крэг опускал верхнюю стенку клетки до тех пор, пока второй барсук не оказался обездвиженным, и тогда я вколола ему в заднюю лапу медетомидин, кетамин и буторфанол – довольно действенную смесь анестетиков и болеутоляющих. Когда вводишь анестетик, необходимо контролировать дыхание пациента. Это было заботой Крэга. Когда я увидела, что барсук больше не опасен, я открыла клетку, и мы с Крэгом уложили барсука на операционный стол.

Животное потеряло много крови. Мне не сразу удалось найти вену, но когда нашла, я быстренько поставила капельницу с метилпреднизолоном – чтобы вывести барсука из шокового состояния, и антибиотиком амоксицилином – чтобы не допустить распространения инфекции.

– Есть надежда арестовать преступников? – поинтересовалась я, когда стала обрабатывать рану на морде, с облегчением обнаружив, что мышцы не задеты глубоко.

Местами шкура свисала лохмотьями. Я попыталась зашить разрывы.

– Вряд ли, – ответил Крэг приглушенным из-за маски голосом: на юго-западе страны туберкулез у животных встречается часто. Не все барсуки, разумеется, являются разносчиками заболевания, но мы обязаны принимать меры безопасности, когда лечим их. – У полиции есть номер грузовика, они отследили машину до самого Эксетера, [2]2
  Старинный город на юге Англии.


[Закрыть]но эти машины почти всегда оказываются крадеными, верно?

Я кивнула. Это организованная преступность. Они зарабатывают кучу денег на нелегальных боях. И они знают, как себя обезопасить.

Рваные раны на брюхе были не такими серьезными, как мне поначалу показалось, но в конце весны личинки мух в открытой ране могли стать настоящей проблемой. Я промыла раны дезинфицирующим раствором и обработала средством от насекомых. Произведя необходимые манипуляции, я быстро наложила швы.

– Полиция нашла там же дохлую собаку, – продолжал Крэг. – Стаффордширского терьера. Чьего-то домашнего любимца.

Мне уже доводилось слышать, как дрожит голос Крэга. Он мог выдержать вид самого больного, самого истерзанного животного, но перед лицом намеренной жестокости терял самообладание.

– Как тебе это удается, Клара? Как удается оставаться такой спокойной? – спросил он меня однажды, а по его щекам ручьями текли слезы – нам тогда пришлось усыпить олененка, которому ватага подростков выколола глаза.

Он и остальные сотрудники считали меня бездушной. Как мне им объяснить, что меня никогда не удивляла людская жестокость? Я изо дня в день, сколько себя помню, сталкиваюсь с ней.

Открылась дверь, и я увидела Харриет. Судя по выражению ее лица, можно было предположить, что первый барсук сдох.

– Клара, ты должна подойти к телефону, – сказала она, маяча в проеме двери.

Я отрицательно покачала головой и подняла вверх руки в перчатках, все в крови и шерсти.

– Я освобожусь через час, – сообщила я и вернулась к своему пациенту.

– Клара, звонит твой отец. Тебе на самом деле нужно взять трубку.

Я вновь взглянула на нее и по ее полным слез глазам, в которых читался испуг, тут же поняла, что случилось. Значит, не барсук. Умер не барсук.

Я стянула маску и перчатки. Прижав трубку к уху, я слушала, что говорил мне отец, потом сказала, что позже ему перезвоню. Он продолжал говорить, когда я нажала кнопочку отбоя и отдала трубку Харриет.

– Я считаю, что плечевая кость передней правой лапы сломана, – произнесла я. – Если он переживет эту ночь, утром я его осмотрю. Может понадобиться интрамедуллярный штифт.

Харриет все еще находилась в кабинете, она нарочито старательно протирала телефон дезинфицирующим раствором. Краем глаза я заметила, как они с Крэгом обменялись понимающими взглядами.

– Все в порядке? – поинтересовался у меня Крэг.

Я медленно кивнула и продолжила шить. Я попыталась сконцентрироваться на этом занятии, а краем глаза видела, что Харриет что-то беззвучно говорит Крэгу, а тот изо всех сил пытается прочесть по губам. Он больше не смотрел на голову барсука, и мне не сразу удалось привлечь его внимание. Я подняла глаза.

– Кажется, барсук просыпается, – заметила я.

Крэг взглянул на стол и вспомнил наконец о работе.

– Клара, тебе нужно ехать. Быть с родными, – не унималась Харриет.

– Когда закончу, – бросила я, не поднимая взгляда. – Можешь проследить, чтобы образцы крови отправили в министерство окружающей среды? [3]3
  Полное название – министерство окружающей среды, продовольствия и сельского хозяйства.


[Закрыть]Как там детеныши?

Она пожала плечами, последний раз взглянула на Крэга и вышла из кабинета.

Направляясь за вторым барсуком, я проходила мимо ординаторской. Трех осиротевших детенышей поместили в инкубатор. Их накормили молоком – специально разработанным продуктом для детского питания, которым мы выкармливаем новорожденных млекопитающих. И чувствовали они себя, как и ожидалось: лежали, сбившись в кучу, чтобы согреться, тяжело дышали и попискивали. Крошечные, испуганные, осиротевшие.

Совсем как я.

4

Небольшая лечебница Святого Франциска, где я работала уже около пяти лет, была основана католическими монахами в конце девятнадцатого века. Здесь лечили больных и раненых диких животных. В настоящее время наша ветклиника финансируется благотворительным фондом. Нам поступают пожертвования со всего мира, сотни людей получают статус наших «друзей» и годовой абонемент на посещение, а благодаря центру по работе с экскурсантами к нам каждый год приезжают тысячи посетителей. Мы лечим всевозможных диких животных, обитающих на территории Великобритании, – млекопитающих, рептилий, птиц, амфибий – независимо от их размера и тяжести повреждений. Только в крайних случаях, когда животное настолько пострадало, что дальнейшее лечение только причинит лишние мучения, мы усыпляем его. Некоторые обвиняют нас в том, что мы до смешного сентиментальны, в том, что мы разбазариваем пожертвования, которые можно было бы потратить более разумно. Лично я считаю, что люди сами вправе решать, на что тратить свои деньги, что жизнь любого существа, в том числе и самого крошечного, недоступного взору, даже самая короткая жизнь имеет свою ценность и предназначение.

Второй барсук не получил сильных увечий. Его осмотр и оказание помощи заняли у меня лишь сорок минут, потом я поместила его в клетку, чтобы он мог прийти в себя. Будем дальше наблюдать за его состоянием. Когда мы закончили, меня поджидала Харриет, и на сей раз я скрепя сердце вынуждена была принять ее материнскую опеку. Она решила уговорить меня взять отпуск, предложила сделать горячий сладкий кофе, старалась разговорить, чтобы я таки дала слабину и расплакалась у нее на плече. Харриет работала со мной уже пять лет, и я считала, что она знает меня лучше.

Я направилась в инкубатор, и Харриет была вынуждена чуть ли не бежать, чтобы поспевать за мной.

– Клара, к тебе посетитель. Он в приемном отделении. Какой-то доктор из Дорсета. Он ждет уже целый час. Я сказала ему, что ты занята, – что и говорить, сейчас не до него, – но он настаивал, заявил, что дело важное. Что-то насчет змей.

Я остановилась как вкопанная прямо посреди коридора, сзади на меня наскочила Харриет. Малышку, которую я спасла сегодня утром, отвезли на обследование в Дорчестер, [4]4
  Главный город графства Дорсет.


[Закрыть]в больницу графства Дорсет. Если доктор хочет побеседовать со мной безотлагательно и раз уж он сюда приехал, значит, змея ее все-таки укусила. Как я могла недоглядеть? Я развернулась и уже через несколько секунд была в приемном покое. При моем появлении молодой мужчина в джинсах и свитере вскочил со стула, возле которого стояла большая сумка с ручкой через плечо. Он бросился мне навстречу, протягивая руку. Мы не были с ним знакомы, но, казалось, он нисколько не сомневался, что ему нужна именно я. Кто-то, видимо, описал ему мою внешность.

– Мисс Беннинг? Спасибо, что уделили минутку. Меня зовут Гарри Ричардс. Я работаю в отделении интенсивной терапии в Дорсете. Я действительно рад представившейся возможности получить у вас консультацию.

– Речь идет о малышке? – Я не могла вспомнить ее фамилию. – О девочке, которая поступила к вам сегодня утром?

– Нет, – ответил он, озадаченно глядя на меня. – Какая девочка? Я приехал насчет Джона Эллингтона.

– Вот как! – промолвила я.

Я не знала никакого Джона Эллингтона. За нашими спинами Харриет делала вид, что роется в документах.

– Как ни прискорбно, я вынужден вам сообщить, – продолжал доктор Ричардс, – что мистер Эллингтон сегодня утром скончался.

– Вот как. – Для меня ничего не прояснилось.

– Соболезную. Надеюсь, он был не очень близким вашим другом.

– Нет, – ответила я.

Сколько же может продолжаться этот бессмысленный разговор? Поскольку доктор явился сюда не из-за малышки, я потеряла к нему всякий интерес.

– Салли Джонсон порекомендовала мне встретиться с вами. Она сказала, что вы специалист по змеям.

Так, с меня довольно!

– Прошу прощения, но, думаю, тут какая-то ошибка. Я не знаю ни Эллингтона, ни Джонсон, и мне действительно пора…

– Вы же Клара Беннинг, ветеринар?

В его голосе теперь звучало раздражение. Оно и понятно!

– Да. У меня было очень тяжелое утро и…

– Салли Джонсон – одна из местных медсестер, прикрепленных к больнице. Она сказала, что вы с ней живете в одном поселке. Там же, где жил и мистер Эллингтон. Она утверждает, что вы соседи.

Вот вам, пожалуйста! В довершение всего еще и унизили. Конечно же, моя соседка работает медсестрой – я часто видела ее в белом халате. Я даже вспомнила, что ее зовут Салли. Когда я только переехала, она несколько раз заглядывала ко мне, не обращая внимания на то, что я встречала ее все прохладнее и прохладнее. Закончилось это тем, что я просто перестала открывать ей дверь.

За нашими спинами Харриет перестала делать вид, что занята делом. Позади нас распахнулась дверь, в приемное отделение вошли женщина и двухлетний малыш. Кроха нес коробку из-под обуви.

– Птичка, – пояснил он, направляясь к стойке. Еще один несчастный случай.

– Прошу прощения, – извинилась я перед доктором Ричардсом. – Конечно, у меня есть соседка Салли. Просто сегодня такое утро… Послушайте, мне нужно осмотреть вольеры во дворе. Хотите пойти со мной? Мы могли бы побеседовать по дороге.

Ричардс кивнул, повернулся, чтобы забрать свою сумку, а потом прошел за мной к выходу через магазинчик сувениров.

– Вам известно, что произошло с мистером Эллингтоном? – поинтересовался он, когда мы, кивнув сидящей за столиком Холи, вышли на улицу.

Я не торопилась с ответом. Потом вспомнила. Линей упоминала, что какого-то человека с главной улицы укусила гадюка. Должно быть, это и был Джон Эллингтон. Он умер?

– Его укусила змея, верно? – произнесла я. – Гадюка?

– Пять дней назад. Мне на самом деле необходимо проконсультироваться с кем-то, кто понимает, каковы последствия змеиных укусов.

Мы находились в той части территории клиники, где содержатся в низких вольерах ежи, зайцы и утки. Дети очень любят здесь бывать. Мы прошли мимо двух малышей с родителями, все они заглядывали в небольшие вольеры.

– Вы, разумеется, связывались с центром по ядам? – спросила я.

Любой доктор, если он имеет дело с отравлением, обязан позвонить в Британский национальный информационный центр по ядам. Центр имеет многочисленные региональные отделения, и там всегда готовы предоставить любую консультацию по телефону или на интернет-сайте «Tox-Base».

– Естественно. Я связался с ними, как только Эллингтон поступил в больницу, они консультировали меня в ходе лечения. Но там не оказалось ни одного специалиста по змеиным укусам. Они смогли мне дать лишь общие рекомендации. В Великобритании, представьте себе, нет необходимости в специалистах такого профиля.

– Понятно.

Доктор был прав. Последний раз в Великобритании смертельный случай от укуса змеи зарегистрирован тридцать лет назад. Погиб пятилетний ребенок. С тех пор, согласно статистике, обратившихся в больницу в связи с укусом змеи было не более двадцати человек.

– Ну как, вы можете мне помочь? – спросил доктор Ричардс.

Я тянула с ответом, поскольку не была уверена, что смогу хоть чем-нибудь помочь. К тому же не была уверена, что хочу это делать. Наконец я произнесла:

– На втором курсе университета я посещала факультатив, где изучали экзотических диких животных. Летом я стажировалась в зоопарках Бристоля и Честера, и так вышло, что много времени провела в террариумах.

Я прервала разговор, чтобы переброситься парой слов со смотрительницей вольеров. Она заверила меня, что все пациенты чувствуют себя хорошо. Мы с доктором, пройдя по мостику, оказались возле озера.

– Окончив университет, я несколько месяцев работала ассистентом ветеринара в Честере, потом целый год провела в Австралии, участвовала в исследованиях, касающихся рептилий, – призналась я и поняла, что доктор Ричардс ждет, что я скажу дальше. – Время от времени я также на общественных началах работаю в Бристоле в центре по восстановлению популяции рептилий. Последние пять лет я постоянно работаю здесь. Жаль, но в Британии змею не часто встретишь.

Мы остановились полюбоваться водоплавающими птицами, снующими по озеру. Их было больше, чем обычно, – в это время года сюда ненадолго залетают абсолютно здоровые особи. Доктор Ричардс наблюдал за шотландской куропаткой, плескавшейся в камышах.

– Видите ли, Клара, никто в больнице не знает, что я здесь, – признался он, когда я закончила со своей краткой «змеиной» биографией.

Я молчала. Куропатка выбралась из воды и отряхнула перья.

– Вы, разумеется, знаете, что здоровый взрослый человек, даже такой пожилой, как мистер Эллингтон, обычно не умирает от укуса гадюки, – заявил доктор Ричардс. – Как только он поступил к нам, мы отослали образцы его крови в биохимическую лабораторию. У нас была змея, которая, предположительно, и укусила его. Но даже при таком раскладе мы были обязаны точно знать, с чем имеем дело. Пару дней назад мы получили результаты.

– И?..

– Вне всякого сомнения, в его крови присутствовал яд гадюки.

– Вы сказали, что змею нашли, – сказала я. Мне уже стало интересно, куда нас заведет эта беседа. – Было установлено, что это гадюка?

Ричардс полез в свою сумку и вытащил запечатанный чистый пакет. В нем лежала маленькая змея, которая, судя по всему, сдохла несколько дней назад.

– Ее нашли в саду, недалеко от того места, где садовник обнаружил мистера Эллингтона, – пояснил Ричардс. – Ему удалось убить ее прежде, чем он потерял сознание.

Я взяла удоктора пакет, подняла его повыше, чтобы лучше разглядеть содержимое.

– Его доставили в больницу в бессознательном состоянии? – уточнила я.

– Да, но потеря сознания явилась результатом черепно-мозговой травмы. Мы полагаем, что он упал и ударился головой, вероятно, вследствие недомогания. И в довершение ко всему он упал в пруд, причем довольно глубокий. К счастью, его голова виднелась над водой. Хотя, учитывая происшедшее…

– Да уж! – пробормотала я, отдавая пакет. Неужели я теперь разделяла обеспокоенность доктора Ричардса в связи со смертью его пациента? – Он приходил в сознание?

– Да. Но это не помогло прояснить ситуацию. Он ничего не мог вспомнить, а в конце говорил уже бессвязно. Его постоянно тошнило, он задыхался, ноги и руки не слушались, поднялась температура – он весь горел.

– У гадюк по весне яд более сильный, когда они просыпаются после зимней спячки, – объяснила я. – Еще какие-нибудь осложнения? Как у него с сердцем? Простудные заболевания?

– Ничего. Ему было шестьдесят девять, но для человека его возраста он находился в отличной физической форме.

– Люди, страдающие от аллергии на укусы пчел и ос, иногда тяжело реагируют на змеиный яд. Может быть, проблема именно в этом?

– В центре выдвигали подобное предположение, но ни один из симптомов не свидетельствовал об аллергической реакции. Просто сильная интоксикация.

– Можно поинтересоваться, какая помощь была ему оказана? – спросила я, проявляя все большую заинтересованность.

– Когда он поступил, мы промыли место укуса и сделали ему укол против столбняка. Потом я позвонил в департамент по ядам. Там мне велели внимательнейшим образом его осмотреть, измерить пульс, давление и контролировать дыхание каждые пятнадцать минут. Тогда мы еще не слишком тревожились.

– Но ему становилось все хуже?

– С каждой минутой. Появилась отечность, и не только в месте укуса. Он страдал от невыносимой боли, поэтому я вколол ему обезболивающее и дал противорвотное, чтобы его перестало тошнить. Мы сделали ему вливание коллоидного раствора, вкололи антигистаминный препарат и адреналин.

– А противоядие?

– Из департамента по ядам доставили с курьером сыворотку, которую применяют при укусах ядовитых европейских змей. Ему стало лучше, но на следующий день резко снизилось давление, появилась аритмия. На третий день у него начались судороги. На четвертый развился острый панкреатит, стали отказывать почки. Последние десять часов жизни он провел в коме.

Я помолчала – того требовала ситуация.

– Просто ужасно. Мне очень жаль, – наконец произнесла я. – Но чего вы хотите от меня?

Я сидела за своим столом в лаборатории, разглядывая документы, которые оставил Гарри Ричардс. Биохимический анализ крови умершего. Каждые две-три секунды я поднимала глаза и сверялась с данными на мониторе компьютера. По всему столу были разбросаны мои старые учебники. Я еще раз просмотрела результаты анализов. Ничего нового. Я сняла телефонную трубку.

– Это Клара Беннинг, – представилась я, когда на том конце линии услышала голос Гарри Ричардса. – Змея совершенно точно Vipera berus – черная гадюка. Другими словами, обычная британская змея. С результатами вашей лаборатории не поспоришь. Яд тоже принадлежит черной гадюке.

– Понятно. – Он помолчал, понимая, что я сказала не все. – Что-то еще?

– Нашли только одну змею? Может быть, были и другие?

Повисло молчание.

– Те, с кем я общался, тоже в первую очередь интересовались другими змеями. Может, и были, но… – Он запнулся.

– Когда вы осматривали пациента, сколько следов от змеиных укусов вы обнаружили?

Он опять замолчал, очевидно, задумался. Я услышала, как он шуршит бумагами.

– Один. Две дырочки в том месте, где зубы впились в кожу. Сейчас я держу перед собой снимки. Могу вам их показать. А в чем дело? Что вы обнаружили?

– Пока еще только догадки, – ответила я. – Я могу пару дней подержать у себя результаты анализов и змею? Хотела кое с кем проконсультироваться.

– А что мне сказать коронеру? [5]5
  Следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти.


[Закрыть]

– Скажите, что проводятся исследования. Я верну вам все в понедельник.

Мы с доктором Ричардсом тепло попрощались, и я встала из-за стола. Дел было невпроворот. Потом я опять, задумавшись, опустилась на стул. Два несчастных случая с участием ядовитых змей. За одну неделю. Причем в одном поселке. Я вздохнула и вновь сняла телефонную трубку.

– Роджер, – заговорила я, когда мне ответили, – что ты делаешь завтра утром?