Текст книги "Никогда больше (ЛП)"
Автор книги: Шенен Риччи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
глава 7
Кому: Авроре Бардо
От: Эрик Вен
Тема: ВСТРЕЧА
«Дорогая мисс Бардо,
Спасибо за отправку подписанного соглашения о неразглашении. Спектр встретится с тобой в своей студии. Он верит, что вы сможете оценить его работу, чтобы принять решение стать его музой, и что знание его места работы придаст вам уверенности. Вы найдете адрес внизу письма. Автомобиль заберет вас и доставит до места назначения за наш счет (и обратно домой, будьте уверены).
Как и договаривались, наш водитель будет ждать вас перед вашей квартирой в 15:00.
Не стесняйтесь обращаться ко мне, если у вас возникнут какие – либо трудности.
Искренне,
Эрик.»
У меня было три причины волноваться.
Первая. Я села в современный экипаж, присланный Эриком, или, точнее, в роскошный черный автомобиль, который доставил меня к месту назначения.
Вторая. Пунктом назначения, о котором шла речь, была живописная гавань семнадцатого века, окруженная средневековыми зданиями, деревянными домами и работами художников – импрессионистов. Я была в Онфлере, в двух часах езды от Парижа. Этот ублюдок жил в сказочном городе. Что привело меня к третьей, но не менее важной причине.
Я направлялась на встречу со Спектром.
Спектр в своей естественной среде обитания, а я была добровольной добычей, идущей к нему, вооруженная джинсами, укороченным топом и черными туфлями на платформе с усилением на каблуке. Приехав сюда, я думала, что у меня всё под контролем, но на самом деле, только человек, не находящийся в здравом уме, согласился бы с этим.
Миновав маленькие улочки центра города и большое количество галерей, большинство из которых посвящены этому одиозному художнику, мы оказались на пляже с белым песком. Машина начала замедляться, и я успокоила свои нервы, сложив ладони вместе. Сейчас было не время беспокоиться и раскаиваться.
Набрав высоту на утесах у края пляжа, мы свернули в небольшую аллею. Открылись элегантные железные ворота, и мы въехали в типичный аккуратный французский сад. Дом был немного возвышен над землей, напоминая особняк. Кирпичные стены были бежевого цвета, с белых террас открывался роскошный панорамный вид на океан. Соседние особняки стояли чуть поодаль, создавая некоторое уединение.
Не обманывайся.
Этот трехэтажный дом был логовом высокомерного придурка, а не домом из сказки, и никакое красивое зрелище не заставило бы меня изменить своё мнение.
– Мисс, мы на месте, – водитель Спектра уставился на меня, словно сообщал об этом в третий раз.
– О. Хорошо, спасибо, – пробормотала я и вышла из машины, не зная, что делать дальше.
Несколько сотен образов пронеслись в моей голове, пока я пыталась представить Спектра, испуганного разоблачением человека, который обнажил мою боль. Он определенно был стариком, достаточно богатым, чтобы позволить себе такой дом. Собрав остатки храбрости, я решила: сейчас или никогда. Если бы я сначала думала, а не действовала импульсивно, я бы заползла обратно под одеяло и утонула в мороженом с тестом для печенья и телешоу.
Я поднялась по мраморной лестнице и обошла дом, чтобы пройти по небольшой мощеной дорожке, которая вела в сад на заднем дворе с видом на пляж. В самом конце, в окружении листвы, был белый балкон, с которого открывался вид на набережную, с мужчиной, стоящим прямо посередине спиной.
Я шагнула вперед, соленый океанский воздух успокаивал меня, несмотря на то, что мой заклятый враг никогда не был так близко. Он был здесь, в черной рубашке, закатанной до локтей, и казался почему – то высоким и хорошо сложенным – совсем не похожим на тот образ, который я о нем составила.
– Итак, мы наконец встретились, – мой голос дрожал, и это был неподходящий момент. – Я могу сказать всё, что у меня на сердце. Как ты…
Спектр обернулся, чтобы показать своё лицо, и мой мир рухнул.
Мне показалось, что нож вонзился в моё сердце, и я закричала:
– Ты!
Мои губы скривились в гримасе отвращения, когда я посмотрела на мужчину передо мной.
– Это ты! Я не могу в это поверить!
Это был кошмар.
Спектр был мужчиной, с которым я разделила самую прекрасную ночь.
Тем, с кем я выставила себя дурой, признавшись ему в историях моего сердца.
Аякс был самым презренным человеком на Земле.
– Я могу объяснить, – сказал Аякс – я имею в виду Спектр – и небрежно направился в мою сторону. Я покачала головой.
– Ты гребаный лжец! Я не могу в это поверить. Я не могу тебе поверить! Какой же ты придурок.
– Я никогда не лгал тебе, – он считал себя умнее, и мускул на его челюсти напрягся. – Я никогда не лгал, Аврора. Всё, что я тебе сказал, было правдой.
Может быть, он и не лгал, но он умолчал правду, которая всё изменила.
– Ты играл со мной! Ты маньяк. Тебе было весело наблюдать, как я выставляю себя дурой и доверяюсь тебе? Я не могу в это поверить.
Я хотела разбить всё. Аякс был тем же человеком, который нарисовал меня. Именно он наблюдал за мной на мосту той ночью. Он был свидетелем всего происходящего и увековечил эьл. И вдобавок ко всему, Спектр был незнакомцем, которому я намеренно рассказала о своих самых постыдных признаниях и страхах.
Я была смешна, и искра надежды, которую он зажег в ту ночь, превратилась в порох.
– Аврора, – он попытался протянуть руку, чтобы дотянуться до меня, но я отступила назад. – Я не мог сказать тебе, кто я такой. Я уверен, ты осознаешь риск. В этот момент я иду на риск вместе с тобой.
– Так ты решил поиграть со мной? Привел меня на одно из этих художественных мероприятий, чтобы испытать меня? Посмеялся надо мной? – предательство обожгло меня. – А как насчет перехода через мост? Ещё одна твоя шутка? Ты больной психопат! Было ли все это подстроено из – за того, что я обратилась к тебе?
– Нет, я хотел, чтобы ты была здесь со мной. Встреча с тобой была случайным совпадением, и… – он резко сглотнул. – Это должно было показать тебе, что не всё закончится одинаково. Что может выглядеть одинаково, но быть совершенно разным. Это было сделано для того, чтобы помочь тебе…
– Не говори мне больше ни слова! – я стиснула зубы, обвиняюще тыча в него пальцем. – Ты солгал. Ты и твои деньги можете жить спокойно. Ты меня не купишь, – я осмотрелась по сторонам, собираясь швырнуть в него ближайшим предметом, но всё, что я смогла найти, были эти гребаные цветы. – Почему я? Ты хочешь нарисовать меня снова, потому что я плохо к тебе отношусь?
– Нет, – просто сказал он посреди нескольких секунд молчания, которые я ему дала. – Той ночью ты узнала меня таким, какой я есть, а не таким… – он понизил голос. – Когда я Спектр. Неужели я такой плохой парень, раз показал тебе, кто я под маской, чтобы ты дала мне честный шанс, прежде чем возненавидеть меня?
– Ты не заслуживаешь ни единого шанса, Ая– Спектр.
– Давай зайдем внутрь, чтобы поговорить и…
– Великий Спектр привык получать всё, что он хочет, верно? – прошипела я.
Он перевел взгляд на старую бабушку, принимающую солнечные ванны на своем балконе на крыше, очень далеко. Мне пришлось прищуриться, чтобы заметить её. Без сомнения, она не могла нас видеть.
– Я был бы признателен, если бы ты не выкрикивала моё имя на всеобщее обозрение, – процедил Спектр сквозь стиснутые зубы.
Он имел в виду всех, но пляж напротив его дома был частным, а соседей почти никого не было. Этот придурок, вероятно, никогда не жил в квартире, где слышно, что смотрят твои соседи, и их ежедневные ссоры.
– Точно, потому что ты защищаешь свою частную жизнь с помощью соглашения о неразглашении, но не частную жизнь других. Как эгоистично с твоей стороны, – я прищурилась, смотря на него, и пошла обратно в сады, чтобы убраться отсюда ко всем чертям.
– Аврора, я знаю, что ты злишься, но ты должна прекратить оскорблять меня.
Спектр последовал за мной, и посреди сада я обернулась и резко замахала руками, чуть не сбив пчелу, которая собиралась полакомиться цветами.
– Почему, Спектр? Потому что это ранит твои чувства? О, подожди, у тебя, наверное, их нет, судя по…
Дерьмо.
Вода окатила нас, забрызгав, и через мгновение мы промокли с головы до ног. Включился автоматический полив. Руками я убрала воду, закрывавшую мне обзор, и была очень благодарна, что моя черная подводка была водонепроницаемой.
– Это просто моя удача, – я забыла добавить, что мой укороченный топ был белым, а лифчик синим? На данный момент я с таким же успехом могу сдаться белым акулам.
– Пойдем в дом, чтобы обсохнуть, – предложил он своим отчужденным тоном, сохраняя самообладание, как будто мы не стояли, как два идиота, посреди струй воды. Он должен был быть таким же нелепым, как и я, но его поведение не кричало о смущении, как моё.
– Нет, я высохну на солнце, – или в его отсутствии. В любом случае, я не хотела давать ни ему, ни воде право смыть мой огонь.
– Аврора, – и тут моё имя сорвалось с его губ горячим, отчаянным стоном. – Я знаю, тебе нравится мокнуть.
Чёрт возьми, он вспомнил наш неловкий разговор.
– Но я предлагаю тебе шанс вытереться досуха и пачкать мой аккуратный дом сколько угодно, и что – то подсказывает мне, что тебе бы это очень понравилось. Там есть бесплатная еда.
В его словах был смысл. Два очка. Водитель уехал, и я была заперта с ним в этом аду, вероятно, на час или около того. Я вздернула подбородок и, не найдя решения, признала:
– Прекрасно, но ты впустил дьявола в свой дом, не удивляйся результату. Это ни в коем случае не означает, что я принимаю контракт. Мне нужны ответы.
Как только его входная дверь была открыта, я заметила белые каменные статуи у длинного коридора у входа. Внутри его дома было пусто, с несколькими коробками сбоку, как будто он либо въезжал, либо выезжал. Огромные белые стены и большие окна пропускали солнечный свет. Дом был убрана до минимума, и в ней была только необходимая мебель. Мраморный пол был покрыт глянцевым лаком, и я уставилась на свои грязные туфли.
– У тебя есть уборщица?
– Нет, – Спектр произнес ответ из – за моей спины, которого я ждала.
– Хорошо, – я вошла в его особняк в ботинках, устроив беспорядок – чего я обычно никогда бы не сделала, но мои нервы были на пределе. Любопытный взгляд Спектра упал на меня.
– Тебе придется сделать гораздо больше, если ты хочешь вывести меня из себя. По крайней мере, для меня это не что иное, как развлечение.
Я поджала губы, и на это он нахмурился.
глава 8
Если бы глаза могли убивать, глаза Авроры убили бы чёрную рубашку, которую я держал в руках. Её пальцы нетерпеливо постукивали по краю бежевого дивана, на котором она сидела, а ноги были враждебно скрещены.
– Что у тебя в руке? – её бровь слегка приподнялась. – Ты действительно считаешь, что я надену твою рубашку?
Очевидно, что нет. То, что она приняла мой фен и полотенце, уже было неожиданностью. Я поправил манжеты чернильно – чёрной рубашки, в которую переоделся после инцидента с разбрызгивателем, и сел на стул напротив неё.
– Нет, я думал, тебе будет приятно разорвать её на кусочки. Это, безусловно, моя любимая, – я продемонстрировал тот же сарказм, что и она.
– Тогда, конечно, я возьму её, – она наклонилась вперёд, схватила злополучную рубашку, о которой шла речь, и с презрением оглядела её. – Ничего особенного. Она чёрная, как и та, что на тебе. Держу пари, ты из тех помешанных на контроле, кто сортирует рубашки по цветам в шкафу?
– По оттенкам, ты имеешь в виду. От цвета воронова крыла до цвета белой слоновой кости.
Всегда в одном и том же порядке.
Она прищурилась, смотря на меня, как будто я был гипотезой Коллатца3, прежде чем сосредоточиться на тостах на прозрачном кофейном столике – одном из немногих предметов мебели, оставшихся в этом месте.
– Это такой же тост, что и на открытии галереи, на которое я ходила с Аяксом.
Она имела в виду меня, но я подумал, что она имела в виду кого – то другого. Кого – то, достойного её памяти.
– Они тебе понравились, – я закинула ногу на колено и приготовился к ее новому потоку слов, который должен последовать через три, два…
– Грустная девушка, – бросила она, сопротивляясь еде с новой силой, которая удивила меня. – Ты был одним из студентов Бернарда Дюпон – Бриллака семь лет назад. Там ты меня и увидел. В Les Beaux Arts, где я изображала музу.
Она сцепила свои тонкие пальцы вместе.
– Да, – у меня никогда не было намерения лгать ей. Я был на её стороне; просто она ещё не знала этого.
– Я не понимаю, – она покачала головой, её голос слегка дрогнул. – Я никогда не видела тебя на занятиях.
– Ты не помнишь, – это была единственная подсказка, которую я мог ей дать. В течение трех недель я видел только её и длинные платья, которые она надевала на занятия.
И она ни разу не взглянула в мою сторону.
Она была частью моего холста, но я был сторонним наблюдателем, рисуя картину.
– Это не имеет значения. А потом ты последовал за мной в тот день на мосту для чего? Произвести впечатление на своих друзей – художников тем, что странная девушка плакала? – я позволил ей предположить это. – Только не говори мне, что Август послал тебя в тот вечер в качестве какой – то дурацкой шутки!
Август. Презренный человек.
– Дурацкой шутки?
– Да, тот, кто порвал со мной на следующий день после того, как моя жизнь развалилась, потому что был влюблен в слишком идеальную Виолетту.
Я сдвинул брови. Она казалась взбешенной.
– В тот день, который ты так любезно проиллюстрировал миру, – закончила она, выплевывая свой яд. – В любом случае, я искала твою фамилию, Клемонте. Неудивительно, что тебе пришлось нелегко в замке в центре Франции.
Она не понимала, о чём говорит.
– Ты хочешь, чтобы я извинился за то, что родился в семье Клемонте? – я оставался спокойным, не имея никакого желания раскрывать какую – либо часть тех лет.
– Ты прав, – задумчиво произнесла она. – Мне не следовало этого говорить. Это было не по теме и в значительной степени бестактно.
– Это было извинение?
Она стрельнула в меня глазами.
– Ты единственный, кто должен принести мне бесчисленные извинения. Не смей надеяться на это, или ты умрешь, ожидая этого.
– Как я уже говорил тебе, я могу быть очень терпеливым, и у меня нет проблем с извинениями за то, что я скрыл от тебя свою личность.
– Мне нужно знать, почему ты нарисовал меня. Почему я?
Я хрустнул костяшками пальцев.
– На мостике ты казалась бурной и душевной…
– Нет, моё сердце было разбито и мне было грустно, Спектр. И вдобавок ко всему, ты высмеиваешь мои страдания чрезмерными словами.
Я не мог понять, что такого оскорбительного я сказал. Это была правда– почему она думает, что я смеюсь над ней?
Мир был пуст в сероватых монотонных цветах. Без вдохновения.
Но она была жизнью. Её воплощением. Радугой эмоций.
– Тебе удалось воплотить эмоции, которые некоторые люди не в состоянии выплеснуть, – я всё обдумал. – И я знал, что такие чистые и ранимые эмоции коснутся всего мира. Я изобразил не твою слабость, а твою силу.
У неё задрожал подбородок, но она оставалась гордой, как будто глыба льда сдерживала бушующий внутри неё поток.
– Зачем я на самом деле здесь? Ты хочешь произвести на меня впечатление роскошью, чтобы я приняла твой контракт?
– Ты сказала, что хочешь побыть у океана.
Её глаза увеличились вдвое.
– Я не понимаю.
– Чтобы черпать вдохновение, – добавил я. = Ты сказала, что хочешь побыть на пляже. Это моё рабочее место. Я хотел показать тебе свою студию и надеялся, что ты черпнешь вдохновения, поскольку тебе его не хватает.
– Способ втереть это мне в лицо, – она прикусила внутреннюю сторону своей щеки. – Ты, конечно, не на пике своей цветущей, но короткой карьеры. Ты читал, что пишут о тебе во всех газетах?
– Я не опускаюсь до того, чтобы обращать внимание на критику. Особенно на неконструктивную.
– Ты не можешь притворяться, что это не причиняет тебе боли, – подтвердила она, как будто могла чувствовать ко мне то, чего не чувствовал я. Затем она встала, скрестив руки на груди. – Тогда покажи мне свою студию, даже если я готова поспорить, что она пуста, судя по тому, что ты ничего не смог нарисовать за шесть месяцев.
Итак, она шпионила за мной.
Она, вероятно, нашла несколько лестных статей, объявляющих о конце моей карьеры, если я не найду себя заново с помощью чего – то совершенно нового. Мои старые работы были определены как “дежавю" и слишком жуткие для публики. И теперь я стал ещё более ужасным, чем обычно, неспособным создать что – либо такое, что могло бы увидеть дневной свет.
– Следуй за мной.
Не то чтобы я оставил ей выбор, когда дошел до конца коридора и отпер дверь, ведущую в мою студию, моя рука, тем не менее, оставалась пригвожденной к ручке, как будто я был вынужден привести монстра в свой дом.
Я понял, что это ужасная идея, с того самого момента, когда мой мозг попытался смешать оттенки, чтобы точно воспроизвести цвет её губ. Это заняло бы у меня самое большее час, если бы клетки моего мозга, о которых идет речь, не были загипнотизированы угадыванием их вкуса, оставляя меня с растущим разочарованием между ног. От её едва уловимого прикосновения у меня несколько дней мурашки бегали по коже. Если бы она вошла в мою студию, то осталась бы здесь. По крайней мере, память о ней осталась бы. Идея, по которой я не мог сказать, была она приятной или нет.
– Что ты делаешь? – она сильно нахмурилась. – Это как будто ты увидел призрака, который не хочет оставлять тебя в покое.
– Ну, может быть, так оно и есть, – за исключением того факта, что она не была призраком, и я нуждался в ней.
– Отлично. Похоже, мы с призраком станем отличными друзьями, – она распахнула дверь и прокралась в мою студию.
Поехали.
– Ладно, она огромная. Сколько тебе нужно мольбертов? У тебя их штук десять? Я вижу сломанные холсты, столы как у архитекторов, с грубыми, незаконченными эскизами. Честно говоря, это больше похоже на рабочее место4, если бы не большие окна… – она ни с того ни с сего рассмеялась. – Здесь беспорядок. Кто бы мог подумать, что ты такой неряшливый? Я принимала тебя за робота, неспособного на эмоции.
У меня дернулось адамово яблоко, когда она вошла в середину моего “беспорядка”, как она это описала. Её взгляд был прикован к картинам, висевшим на стенах.
– Грустной девушки здесь нет.
– Она всё ещё на выставке, – и я бы не рискнул столкнуть Аврору лицом к лицу с моей картиной, иначе она превратила бы её в пепел, а вместе с ней и мою карьеру.
Она не стала развивать эту тему дальше.
– Ты ознакомился с моими условиями?
– Да. У тебя будет право принимать решения, и никаких… – мой взгляд переместился на неё, и у меня заныла челюсть при одной мысли о… – наготы.
Её нагота, если быть точным. Очень тревожная мысль, которая, вероятно, сократит мой график сна на ближайшие недели.
– Верно, – она сглотнула и перевела взгляд на мои незавершенные работы. – Могу добавить, всё, что ты сделал в последнее время, довольно мрачно.
Её взгляд остановился на портрете мужчины, который я нарисовал кисточкой для подводки. Как и на всех моих картинах, за исключением "Грустной девушки", его личность не была заметна. В большинстве случаев это была игра на контрасте, но на этот раз его глаза и лоб были скрыты беспорядочными морщинами. Потекли слезы, и тихий рев сорвался с его губ. Виден был только один из его кровоточащих кулаков, поражающих невидимого врага. Может быть, она была права.
– Тебе это не нравится? – как будто её отзыв имел для меня какое – то значение. Мне должно было быть всё равно. Мне всё равно. Мне было бы всё равно.
– Это выбивает из колеи, – она сосредоточилась на изображении, прищурившись. – Это похоже на то, когда ты злишься и хочешь кричать изо всех сил, но ты просто молчишь во время спора, потому что знаешь, что это бессмысленно. Линии образуют какие – то облака, кружащиеся, как будто его мозг взрывается потоком эмоций, пожирая человека заживо. Это похоже на пустоту. Пустота, – она моргнула, снова становясь прежней бурной личностью. – Но дело не в этом. Это всё ещё мрачно и даже болезненно”.
Мрачно. Болезненно. Все эти слова были негативными.
– Вот почему ты здесь, чтобы скрасить время и наполнить мои дни твоим солнечным темпераментом, – я продемонстрировал тот же сарказм, что и она.
– Твои дни? – её громкий голос эхом разнесся по комнате. – Сколько времени потребуется, чтобы написать одну картину?
– Столько, сколько потребуется, и я никогда не подразумевал, что это будет картина. Я бы, наверное, сделал только твой набросок. Это было бы быстрее и правдоподобнее, – моя тень накрыла её, когда я навис над ней. – Я хочу, чтобы ты была моей музой. У меня крайний срок через месяц, так что у нас есть месяц. Мы можем закончить раньше, если ты меня вдохновишь.
– Если я вдохновляю тебя? – закричала она. – Ты видел меня? Я пытаюсь быть полной противоположностью тому кошмару, который ты рисуешь! Если ты ждешь, что я снова заплачу, я…
– Я не хочу. Ты нужна мне, потому что ты… – я подыскивал нужные слова. – Ты моя полная противоположность. Мне дали возможность в сжатые сроки, но для этого мне нужно нарисовать что – то "более счастливое" и в большей степени в твоём обнадеживающем духе. Мне нужно заново найти себя, как ты, должно быть, где – то читала.
Возможность, от которой я отказывался в течение месяцев, несмотря на жалобы Эрика, пока не встретил её снова.
– По – твоему, я выгляжу счастливой? Я хочу убить тебя, Спектр! Я не тот цветущий человек, который тебе нужен! – она истерично замахала руками. – К тому же, ты уже в значительной степени вдохновлен на выставку в замке с привидениями.
– Мне нужно увидеть мир через тебя, – сказал я. – Моё искусство приходит в упадок. Если присмотреться, половина полотен испорчена. Я месяцами не мог нарисовать ничего приличного, а ты – полная противоположность прозрачности и скуке. Вот почему ты здесь – чтобы стимулировать мой творческий интеллект.
– Творческий интеллект? Вот как ты определяешь вдохновение? Это не то, что ты можешь контролировать, и не набор навыков. Это исходит от твоего холодного делового сердца, Аякс, – это был первый раз, когда она назвала меня по имени. – Итак, ты хочешь сказать, что я застряла с тjбой на месяц, где ты будешь делать мои наброски, пока твой “творческий интеллект” не решит сотрудничать?
– Да. Я приготовил для тебя комнату. В те дни, когда мы будем работать вместе, ты сможешь спать здесь, так что тебе не придется ездить туда – сюда. Мы не будем терять времени и сможем работать в лучших условиях. Мне не придется беспокоиться о том, где ты и что с тобой случилось.
– Ты беспокоишься? Искусство это не армейский спецназ, – она сделала жест руками, и я почувствовал приближение катастрофы. – Подожди минутку!
Она ударилась о холст рядом с собой, и, к счастью, я был достаточно быстр, чтобы спасти его от падения, но моей банке с краской повезло меньше, и она упала на пол, окрасив мою дорогущую обувь от Richelieu в темно – синий цвет. Мой холодный взгляд поразил её, и она попятилась назад.
– Я сделала это не нарочно, клянусь.
– Всё в порядке, – одна из моих туфель была синей. Клоунски – синей. Я выглядел как идиот, и улыбка, искривившая её губы, была живым доказательством этого. Тем не менее она продолжала пятиться назад, в двух шагах от столкновения с греческой статуей в натуральную величину позади неё. – Аврора, я бы посоветовал тебе быть осторожной, иначе ты столкнешься с Икаром.
– Ты говоришь метафорой? Я не пытаюсь дотянуться до солнца и…
Я не дал ей достаточно времени, чтобы вдавить мою незаконченную скульптуру в землю, когда я обхватил её рукой за талию и заставил прижаться спиной к моей груди, уворачиваясь от разрушительного торнадо, которым она была. Запах её волос, напоминающий цветы апельсина и кашемировое дерево, опьянил мои ноздри, моё сердце пропустило удар. В тот момент, когда она поняла, что находится в моих объятиях, она отстранилась, и мои пальцы покалывало от чего – то нового. Возможно, от ощущения осознанности. Это было похоже на то, что я почувствовал на крыше, когда она скользнула в мои объятия. Снова.
– Верно. Это была не метафора.
– Нет, не была.
Она повернулась ко мне, прядь её волос упала на глаза цвета жженой умбры и фтало – зеленого цвета. Её лицо было идеально симметричным, но в нём было что – то другое.
Я никогда раньше не замечал, что у неё были веснушки на щеках и на носике пуговкой. Должно быть, она прятала их под своим макияжем по какой – то причине, которую я не понимал. Люди заплатили бы миллионы евро за кусок холста, испещренный красками, – и ни одна из этих картин не сравнится с ней.
Я хотел узнать каждую её веснушку.
– В любом случае, – она потерла руки вдоль тела и пристально посмотрела на меня, вновь обретая враждебность. – Ты же не можешь ожидать, что я буду спать в твоем особняке. Мы живем в одном доме, это добром не кончится, Спектр. Я работаю по выходным. Я всё ещё ненавижу тебя. Я не буду печь тебе блинчики по утрам. Во – первых, потому что я даже не знаю, как это делается. Во – вторых, потому что я специально подожгу их, чтобы ты получил пищевое отравление. Вместо этого я использую всю твою горячую воду и опустошу твой холодильник. Потому что, когда я злюсь, я становлюсь этакой злодейской феей – крестной, какой я и являюсь.
– У меня большой резервуар для воды, – по тому, как её брови поползли вверх, я понял, что настала моя очередь выразить ту же неуклюжесть в своих словах, что и она. – И ты определенно более угрожающая, чем любая злодейская фея – крестная, о которой ты говоришь. Твоя комната будет на берегу моря, с отдельным балконом и ванной комнатой. У тебя могут быть свои выходные, если ты занята. Ты не будешь встречаться со мной вне нашего рабочего соглашения, пока не захочешь съесть мои блинчики, потому что я умею их готовить, и я не против поделиться, если ты будешь хорошо себя вести.
– Если бы я и согласилась, то только из – за денег и того факта, что немного роскоши не повредит, – невозмутимо ответила она. – Особенно за твой счет.
– Тогда очень хорошо.
Она сверкнула на меня глазами.
– Итак, давай покончим с этим. Когда мы начнем?
– Ты не в настроении, Аврора, – мои губы скривились в попытке выглядеть дружелюбнее, что, судя по её нахмуренному виду, делало меня ещё более пугающим. – Это я выбираю, когда мы начнем.
Она выхватила контракт из сумочки, поспешно взяла ручку и торопливо подписала его.
– О, Спектр, – она сопроводила враждебную, фальшивую улыбку, приклеенную к её губам, хлопком листком бумаги по моей груди. – Ты не готов для меня. Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты хочешь видеть меня своей музой и о том, что вообще нарисовал меня. Ты выбрал не ту женщину.
Когда она выходила из моей студии, я знал, что она не могла ошибаться сильнее.
Я бы никогда не пожалел, что нарисовал её.
И что более важно, она была правильной женщиной.
– И ещё, Аврора, – крикнул я ей в ответ. – Я нарушаю правила. Мне не следовало бы сообщать тебе эту информацию о том счастливом проекте, для которого ты мне нужна, но я не лжец. Меня выбрали для сотрудничества с Ever After в честь их столетнего юбилея.
