Текст книги "Больше, чем желание (ЛП)"
Автор книги: Шайла Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
О, вот и все. Несмотря на то, что я заплатил небольшое состояние за ее преображение, я собираюсь убить Кили, как только мы вернемся домой. Я смотрю на нее через стойку. Она улыбается и выглядит чертовски счастливой. Я вызвал это выражение на ее лице. Моя глупость и полное отсутствие таланта заставляют ее радоваться.
Окей, в этот раз я смирюсь.
Мне становится страшно – вдруг она выбрала сложную песню, которая потребует от меня соображать слишком быстро? Эминема, например? Или еще хуже, выбрала что-то невозможное, как «Богемская рапсодия».
Но, когда загорается монитор, я вижу название песни. Glen Campbell – Wichita Lineman. Не та ли это песня, которую сильно любил мой дедушка? По-моему, она. Напоминает мне о лете, мороженом, которое я спер у бабушки после полдника и убежал в сарай. Добрые времена с хорошим человеком. Может, если я сосредоточусь на приятных воспоминаниях о возне со своим стариком, я смогу пережить это.
После плаксивых вступительных нот появляются слова на экране, и становится ясно, что я должен начать петь. Я действительно не помню ни мелодию, ни ритм. Черт, я почти не помню эту песню. Каким-то образом я справляюсь с первой парой строк, но всем понятно, что пою я отстойно. Ни одной ноты в тоне. Я обращаюсь к Кили за помощью. Я знаю, что я должен держать удар и все такое, но на самом деле сейчас я не в состоянии показывать себя публике. Вы можете что угодно говорить о мужском эго, но от таких мучений мои внутренности свертываются, а яйца сморщиваются.
Я так сосредоточился на том, что мой голос, вероятно, стал трагедией для барабанных перепонок посетителей, что пропустил строчку. Кили махнула мне рукой, и я посмотрел на монитор. Я отстал. Черт. Мигающие слова расплываются. Я потею. Я пытаюсь удержать микрофон, но чувствую лишь покалывание в пальцах. Почему я не могу дышать?
Мелодия наполняет меня, и мозг начинает работать. Она кажется знакомой, поэтому я беру микрофон и пою что-то о нытье, прежде чем приступить к следующей строчке. Но когда я готовлюсь к тому, чтобы произнести последнее слово в куплете, я смутно вспоминаю, что нота намного выше, чем мой ограниченный диапазон. Даже если я попробую это сделать, мой голос сломается, как у тринадцатилетнего мальчика.
Я замолкаю. Меня охватывает паника. Пот льется ручьем. Сердце колотится. У меня кружится голова, я опираюсь на стол ди-джея. Я смотрю на Кили в надежде на помощь.
Она хватает вещи и бежит мне на помощь. К моменту, когда она поднимается ко мне на сцену, я с видом полного идиота смотрю на публику и моргаю. Я пытаюсь собраться с мыслями, но слова словно начинают сменять друг друга еще быстрее. Я клянусь, мои коленки дрожат, и я готов упасть.
Вдруг она оказывается рядом со мной, ее сумка свисает с плеча, а другая рука обнимает меня за талию. Она берет микрофон из моих рук и начинает петь о том, что нуждалась во мне и хотела быть со мной все время.
Я всегда считал эту песню бессмысленной. Но, услышав ее впервые за двадцать лет в эмоциональном исполнении Кили, я словно слышу ее совершенно иначе. Когда эта, казалось бы, глупая ковбойская песня успела стать такой тоскливой и трогательной?
Кили удается спасти этот музыкальный кошмар, хотя она и поет на октаву выше, чем в любой из когда-либо услышанных мною версий. После второго куплета я, наконец, снова могу дышать. Глаза обретают способность фокусироваться. Она стоит рядом со мной, крепкая, словно камень. Я в порядке. Я даже могу разобрать слова. А затем Кили поет припев, и он разрывает мое сердце.
Внезапно загорается свет. Я слышу аплодисменты. Толпа благодарит Кили, а я чувствую себя лучше от того, что все закончилось.
Она берет меня за руку и ведет обратно к столу, где она расплачивается за напитки. Мы доходим до машины.
– Ключи?
– Я поведу.
– Нет, – Кили качает головой. – Ты сливаешься со стеной.
Я открываю рот, чтобы поспорить, но спотыкаюсь о собственные ноги, пытаясь дойти два шага до машины.
– Блять.
– Что ты говоришь?
С раздражением я передаю ей ключи.
– Ты хотя бы знаешь, куда мы поедем?
– Конечно. Садись.
Она доводит меня до пассажирского сидения и помогает сесть. Пару секунд спустя она оказывается рядом со мной и заводит двигатель. Я никогда не сидел на пассажирском сидении в собственной машине. И это точно не то, что мне нравится.
Когда она трогается с места, я рад, что крыша машины опускается. Ветер в лицо одновременно отрезвляет и спасает.
– Я не понимаю, что там произошло.
– Мне кажется, ты испытал что-то между страхом сцены и панической атакой.
Это смешно.
– У меня не бывает панических атак.
– Это не то, чего стоит смущаться. У моей мамы они периодически случались в первые годы после смерти отца. Ты просто травмирован… и эмоционально закрыт. Когда долго подавляешь эмоции, тело может отказаться это продолжать, и произойдет что-то такое.
Мне хочется назвать это дерьмом. У меня нет эмоций.
C другой стороны, раньше такое уже происходило. Однажды, несколько лет назад, я проснулся, чувствуя, словно я не могу дышать или у меня сердечный приступ. Я вызвал 911, и медики забрали меня в больницу. Я был в шоке, когда они сказали, что со мной все хорошо. Как мне сказали, у меня был «эпизод», что бы это ни значило. Они выписали мне таблетки чего-то, что я даже выговорить не могу, и я должен был принимать их поштучно, если бы что-то такое снова произошло, а также позвонить, если бы симптомы ухудшились. Несколько месяцев мне не нужны были эти таблетки до одной ночи. Я лежал на диване и смотрел какой-то ужастик. Я был взбудоражен. Но это же только из-за фильма, верно? В ту ночь я все же выпил таблетку, и она вырубила меня на двенадцать часов. На следующий день я был словно с похмелья и чувствовал себя зомби. Остаток таблеток я смыл в унитаз.
– Я не хочу об этом разговаривать.
Выражение ее лица смягчается, она берет меня за руку.
– В этом нет ничего ненормального. С тобой все в порядке. Тебе нужно принять себя. И я не хочу быть заевшей пластинкой, но медитация поможет. Реально поможет.
Я качаю головой.
– Я буду в порядке.
Кили, похоже, не в восторге от моего ответа, но не спорит.
– Я горжусь тем, что ты вышел на сцену и попробовал спеть. Когда я впервые пела публично, я так нервничала, что у меня дрожал голос. Я думала, меня вырвет.
Несмотря на ужасную ночь, то, что Кили рядом, меня успокаивало. Ее история поднимает мне настроение.
– Я понимаю.
– Прости, что поставила тебя в неудобное положение. Ты дразнился. Я решила сделать то же самое, и не думала, что это может тебя так расстроить.
Я слышу ее искренность и пожимаю ее руку в ответ.
– Спасибо. Я… эм, я скучал по тебе прошлой ночью.
Признание вырывается само собой. И прежде, чем я могу перевести все в шутку, или просто сменить тему, она смотрит на меня и говорит:
– Я тоже скучала по тебе.
Черт, я думаю, она действительно говорит серьезно. Внезапно барьер между работодателем и сотрудником, который она возвела между нами пару недель назад, стал не таким уж и непреодолимым. Я буквально чувствую, как она думает – словно бы ее мысли вдруг стали осязаемыми.
Следующие минуты две, пока она подъезжает к моему кварталу, мы молчим. Какая-то невидимая сила сближает нас. Я мечтаю о моменте, когда она окажется наверху одна, за закрытыми дверьми моей комнаты. Я готов быть с ней любым.
Кили нажимает на кнопку, чтобы закрыть окна, и выходит из машины. Я делаю то же самое, и она закрывает машину. Мы снова встречаемся перед машиной и останавливаемся. Смотрим друг на друга. Дышим. Она тоже чувствует этот странный наплыв? Как будто не может дождаться, пока мы останемся одни? Как будто ей не терпится, чтобы я обнял и коснулся ее? Как будто она хочет, чтобы я раздевал ее и занимался с ней любовью всю ночь?
Могу поклясться, что да, и я больше не могу ждать. Я беру ее за руку и бросаюсь к лестнице. Она идет прямо за мной, цокая каблуками, бежит вверх по лестнице и мчится вместе со мной по коридору к входной двери.
Дрожащими руками засовываю ключ в замок. Требуется несколько попыток, но он наконец поддается. Я с силой открываю дверь и вталкиваю ее внутрь. Я захожу и запираю за нами дверь, Кили бросает свои вещи на стойку, и я поворачиваюсь к ней.
Спиной она прижимается к стене. Тяжело дышит, смотря на меня голодными глазами, словно пожирая меня ими.
Блять, да.
Я медленно подхожу ближе, шаг за шагом. Я чувствую этот момент каждым нервом своего тела. Я, кажется, целую вечность ждал, чтобы прикоснуться к ней. Я засыпал, вспоминая о ее вкусе на моем языке, ее стонах в моих ушах, ее обнаженном теле, заполняющем мои мысли. Грудную клетку сдавливает, в животе тугим узлом сжимается желание. Я так сосредоточен на Кили, что больше ничего не замечаю. Мне будет плевать, даже если это здание вдруг загорится.
Я хочу эту женщину больше, чем чего-либо или кого-либо в своей жизни.
Напряжение витает в воздухе, когда я прижимаюсь к ней, упираясь рукой в стену над ее головой и обхватывая ее бедро свободной рукой. Она встречает мой взгляд и откидывает голову назад. Я слышу ее тяжелое дыхание.
Она тоже меня хочет.
Боже, спасибо.
– Хочешь остановиться? – спрашиваю я.
– Это глупо.
Возможно.
– Ты не ответила.
Она нервно облизывает губы. Только от этого вида все в моем теле сжимается.
– Рискни. И все поймешь.
Не знаю, чего Кили добивается, но она бросает мне вызов. И я его принимаю. Я отказываюсь прекращать попытки вернуть ее.
Дергаю ее за бедро, прислоняюсь к ней всем телом. Она задерживает дыхание в ожидании, прикрывает веки и приоткрывает губы.
Я пропал.
Я, наконец, прикасаюсь губами к ее губам, из горла вырывается стон.
Срань Господня, она все такая же нежная и мягкая. Я прижимаюсь к ее губам, но мне по-прежнему недостаточно. Мне нужно больше. Глубже. Мне нужно всё.
Языком я приоткрываю ее рот, углубляю поцелуй и совершенно теряю себя. Эта женщина убивает меня. Но сейчас мне так наплевать на это.
Никто никогда так идеально мне не подходил.
Она наклоняет голову, предлагая мне больше, хватает меня за рубашку. Прижимаясь к моим плечам, Кили притягивает меня ближе, касаясь моего тела каждым своим изгибом. Она втягивает воздух, я чувствую биение ее сердца. В ушах звенит. Она как мощный наркотик, с которого я улетаю на небеса. Черт, лишь бы никогда не спускаться на землю.
Ее язык скользит по моему – танец, игра, ласка. Я слышу, как у нее перехватывает дыхание, и из горла вырывается отчаянный стон.
Я бы слушал это вечно. Скользя в ней, говоря ей, какая она красивая. Блять, да. Как же мне хочется этого сейчас.
К черту, я больше не притворяюсь крутым и все контролирующим. Задираю ее юбку до бедер и приподнимаю Кили, прижимая к стене. Раздвигаю ее ноги и встаю между ними. От ее киски исходит тепло, трусики намокли. Схожу с ума от желания сорвать их с нее.
Она тянет меня за волосы и крепко сжимает бедрами, продолжая поцелуй. У меня кружится голова, словно я на сцене. Я растворяюсь в ощущениях. Потоотделение, кровотечение, учащенное сердцебиение – полный набор. Но теперь никакого беспокойства, только безудержное, неудержимое возбуждение.
Я поднимаю голову, чтобы отдышаться и убедиться, что она со мной.
– Кили, солнышко… Скажи мне, что ты этого хочешь. Что ты хочешь меня.
Она должна признаться. Мне нужно услышать, как она это произносит.
Медленно ее веки открываются. Она смотрит на меня, ее голубые глаза расширяются, гипнотизируют, исследуют меня. Понятия не имею, что она хочет найти, но всё, что я могу сделать, это просто стоять на месте и надеяться, что она найдет во мне всё, что ей нужно.
Внезапно на моем телефоне раздается звонок. Я бы проигнорировал его, но только два человека знают, как набрать меня, если случается что-то из ряда вон. Они оба работают на меня, и прекрасно понимают, что так мне нельзя звонить, если ситуация не критическая.
– Что это? – спрашивает она.
– Худший, блять, момент на свете, – я отклоняюсь назад и достаю телефон из кармана. Нажимаю на кнопку и отвечаю. – Что?
– Эм… Максон?
Это Бритта. Она звучит неуверенно, но я слышу нотку возбуждение в ее голосе.
– Да, – я пытаюсь сдержаться и не оторвать ей голову на случай, если это действительно важно, но Кили пристально наблюдает за мной, ее большой палец ласкает мой подбородок и шею, а затем ладонь скользит под мою рубашку.
Я закрываю глаза. Дерьмо. Я не могу концентрироваться, пока она касается меня.
– Прости за поздний звонок. Мне пришлось вернуться в офис за кое-какими документами для завтрашней сделки с Барнсом. У нас есть сообщение на голосовой почте.
Нам каждый день туда приходят сообщения. Бритта, давай живее.
– И?
– Я написала тебе… Ты стоишь? Если да, лучше сядь. Сообщение было от Джорджа Стоу. Он хочет, чтобы мы презентовали проект в полдень в ближайшую пятницу.
Это шокирующее заявление заставляет меня хоть немного сфокусироваться.
– Серьезно? Он сказал что-нибудь еще?
– Сказал, что посмотрел на тебя и понял, что должен хотя бы выслушать. Конечно, он посмотрит и презентацию Гриффа тоже. Накануне перед твоим выступлением. Он откровенно об этом сказал. Но… у нас неплохие шансы.
– Ну разумеется, – я уже предвижу, что она скажет дальше: наша стратегия еще не продумана до конца. – Завтра как можно раньше приезжай в офис. Нам нужно разобраться с этой сукой.
– Я уже спланировала все заранее. Макайо собирается отвезти Джейми в детский сад по дороге на работу. Получу депозит Барнса и сразу в офис. Наберу Роба, дам ему знать. – она делает паузу. – Думаешь, мы сможем сделать все правильно? Сомневаюсь, что хватит слов и убедительного тона.
Моя ассистентка – чертовски умная женщина. Конечно, не хватит. Мне нужно вышвырнуть Гриффа из гонки.
Я смотрю на Кили. Я рад, что хотя бы какая-то часть плана уже приводится в исполнение. Мне нужно собрать свои яйца в кучу, чтобы все же ввести ее в игру и испытывать ею братца.
Дерьмо.
– Мы разберемся, – уверяю Бритту, надеясь, что это правда. – Который час сейчас в Вермонте?
– Шесть тридцать утра. Но он рано просыпается, можешь позвонить ему после семи по его времени.
– Я наберу ему через тридцать минут. Дай ему знать, что мы в деле.
– Спасибо. Это значит, ночами мы спать не будем, – Бритта колеблется. – Но я просто надеюсь, что мне окупится то, что я жертвую сном.
Абсолютно точно.
– Выиграть эту сделку стоит любых жертв.
Небольшой вздох Кили привлекает мое внимание. Она слышала мой разговор с Бриттой. И, очевидно, все не так поняла.
Или так?
Шикарная рыжая девушка у меня на руках – ключ к победе. Приманка. Моя жертва. Пару раз мне в голову приходила мысль, что идти по этому пути, скорее всего, означает отказаться от нее, а сейчас я не могу убежать от этой ужасающей реальности. Она ясно дала понять, что не будет притворяться, что ей нравится мой брат, пока она со мной.
Она вырывается из моих объятий и бросает на меня взгляд, который я могу описать только как удрученный. Боже, это как удар под дых.
– Кили… солнышко.
Она меня не слушает. Она разворачивается, чтобы выйти из кухни. Мое сердце пропускает удар.
– Мне нужно идти, – я кладу трубку, но Кили уже вышла в гостиную. Я иду за ней. – Вернись, давай поговорим.
Она перебивает меня.
– Нам не о чем больше говорить.
Я стону.
– Солнышко, не делай этого.
– Не делай что? Не злись, потому что ты выбираешь бизнес, а не все то, что у нас могло бы быть? – она взмахивает руками. – Я сама виновата. Поверила в то, что ты не такой мудак, каким показался мне, когда мы встретились.
– Я не мудак, – ну, не то, чтобы прямо-таки очень.
Кили продолжает, словно я молчал.
– Я должна была понять, что все так получится.
– Не должна была. Я хочу быть с тобой, – я настаиваю, но она все еще отходит от меня.
– Нет, ты просто хочешь меня трахнуть, – кричит она через плечо.
Я не могу сказать, что это неправда. Но это не вся правда.
– Черт возьми, просто сядь и послушай меня!
– О, я услышала достаточно. Иди поработай над своей большой сделкой. Я тебе не нужна.
– Я такого не говорил. Давай забудем про бизнес хотя бы до завтра, насладимся временем друг с другом и…
– Все кончено. Я сказала тебе об этом еще когда мы договаривались о сделке. Если я работаю на тебя, то между нами ничего не может быть. Несколько минут назад я допустила ошибку. Отбросим это. Сейчас я серьезно.
Я беру ее за руку.
– Почему вообще нужно выбирать? Мы два взрослых человека, которые могут хорошо проводить время вместе, выполняя свою работу.
– Возможно, ты привык так вести дела, но эта нанятая шлюха так не работает. Я иду спать. Одна.
Кили захлопывает дверь своей спальни перед моим лицом. Я не могу проигнорировать ее безмолвное сообщение. Не знаю, что сказать, но мой выбор очевиден.
Я действительно готов использовать женщину, которую хочу больше всего на свете, чтобы соблазнить брата и заставить его проиграть сделку всей жизни?
Глава 11
– …ты меня вообще слушаешь? – голос Роба врывается в мои мысли.
Полдень понедельника. Я буквально отложил все дела, чтобы поработать над презентацией для Стоу. Бритта закрыла сделку с Барнсом и прибежала к нам где-то час назад, захватив бутерброды, рогалики и кофе. Теперь, когда мы все поели и попили кофе, мы должны быть настроены на мозговой штурм в течение нескольких часов.
Почему вообще я не могу сосредоточиться на бизнесе?
Хотя кого я спрашиваю. Все мои мысли только о Кили. Прошлой ночью я понятия не имел, что делать. Ни беспокойный ночной сон, ни сосредоточенность на этой дилемме не помогли мне понять.
Кили важна для меня. Важнее, чем была когда-либо. Важнее, чем я бы хотел. Я не могу контролировать мысли, которые раз за разом к ней возвращаются, не могу контролировать желание дотронуться до нее, сделать ее самой счастливой на свете. Что, блять, со мной не так? Прошлой ночью Джордж Стоу точно дал мне понять, что я в этой гонке аутсайдер и лучше бы мне постараться сделать отличную презентацию. Иначе он выберет Гриффа.
Но никакого давления.
Нужно возвращаться в строй.
Конечно, проще было бы уйти. Позволить брату выиграть. Мне противно признавать, что, вероятно, он это заслужил. Но если эта сделка достанется ему, то и агентом по недвижимости номер один на острове тоже станет он. Я проиграю. Я слышу голос отца в голове, вижу эту суровую насмешку, которой он одаривал нас с братом, как только мы научились разговаривать. Он в сотый раз спрашивает меня: ты тряпка? или ты боец?!
Так что… Да. Я не могу отдать эту победу Гриффу.
Вот оно. Я признал проблему. И я даже ненавижу себя за это. Каким должен быть мужчина, чтобы во взрослом возрасте все еще искать отцовское одобрение?
Но с другой стороны, почему это вообще плохо – хотеть, чтобы твой отец гордился тобой? Хоть раз?
Что, если ради этого я навсегда потеряю Кили?
Инвестируй в свое сердце. Снова слышу в голове голос Бритты.
Быть на втором месте все равно, что быть лузером № 1. Неужели ты позволишь младшем брату отобрать у тебя победу? Быть первым номером в твоей семье? Вот он, мой сияющий мужской образец для подражания. Как по заказу.
Блять, я в таком смятении.
– Максон? – Роб врывается в мои мысли, щелкая пальцами. – Друг, ты где витаешь? Нам надо определяться.
Возвращаюсь мыслями в настоящее. Пытаюсь, по крайней мере. Что действительно крутится у меня в голове, так это то, как прошлой ночью Кили закрыла дверь перед моим носом. Я пытался поговорить с ней через дверь, но она просто включила душ, чтобы меня не слышать. После получасового разговора с Джорджем я подумал, что она, возможно, немного остыла. Но дверь была по-прежнему заперта.
Прошлой ночью я ложился спать, желая ударить что-нибудь, закричать, завыть… даже заплакать. Но ничего из этого настоящий мужчина делать бы не стал, поэтому я сдержался. Но серьезно. Она из меня веревки может вить. Когда эта женщина, которую я рассматривал исключительно на одну ночь, стала значить для меня столько же, сколько сделка, которая сделает мне имя? Неужели я действительно думаю о том, чтобы пожертвовать ради нее своими амбициями, гордостью и будущим?
Может, мне стоит посмотреть на это под другим углом. Можно ли закрыть эту сделку старомодным способом? Хорошая идея, хорошая подача, хорошо подвешенный язык. Может быть. Если я сегодня вечером пойду домой к Кили и признаюсь, что был мудаком, она меня выслушает. Если я извинюсь и объясню, что мой плохой характер на самом деле является семейной предрасположенностью, которую я изо всех сил пытаюсь преодолеть, она, возможно, не будет чувствовать себя такой преданной. Если я объясню, что намереваюсь убедить Джорджа Стоу дать мне шанс, не используя ее для отвлечения Гриффа, это может изменить ситуацию.
Может быть. Но если я это сделаю, я почти гарантированно потеряю почти все остальное, даже самоуважение.
Что я, блять, должен сделать?
– Да, определяться, – по крайней мере, у меня уже есть представления о подаче. – Мы полностью отойдем от нормы. Как я говорил, поместье не должно быть роскошным или броским. Думаю, мы понимаем, что Сьюзан Стоу переехала сюда за утешением. Ее дети, возможно, не понимали ее потребности горевать в одиночестве. И могут не понимать до сих пор. Но мы можем сделать поместье уголком спокойствия, безмятежности, единения с природой. Мы сосредоточимся на земле и атмосфере, а не на квадратных метрах, спальнях и многоуровневых пейзажных бассейнах. Мы сделаем нашу презентацию данью уважения женщине, которая так сильно любила своего мужа, что не могла жить той жизнью, которую когда-то вела без него.
Бритта и Роб смотрят на меня так, словно у меня выросла еще одна голова. Да, такая презентация слишком чувствительна для меня.
– Но если отбросить семью, ты говоришь о месте, где можно проводить шикарные вечеринки, – говорит Роб.
Бритта хмурится.
– Подумай о свадьбах, которые здесь можно организовывать.
– Вы оба правы. Я лишь предлагаю посмотреть на это с точки зрения человека, который хочет большего, чем проводить праздники и прятать гарем. Мы скажем Стоу, что хотим почтить память их матери и посмотреть, не захочет ли кто-нибудь купить его в качестве частного лечебного центра или уединенного убежища от реального мира. Это место не обязательно должно быть для крупных вечеринок или демонстрации богатства. Речь может идти о выздоровлении. О возрождении.
Моя команда задумывается на мгновение, чтобы переварить то, что я сказал.
– И ты думаешь, для Стоу это будет чем-то более привлекательным, чем рекламные ролики в интернете и на ТВ, рекламные ролики перед спортивными событиями или что-то еще, что, черт побери, замыслил Грифф? – размышляет Роб.
– Именно.
– Знаешь… Думаю, у тебя есть запал, – кивает Бритта. – Мне нравится.
– И мне, – добавляет Роб. – Что делаем дальше?
Весь день мы добавляли конкретики в подачу. У меня было несколько телефонных звонков, а презентация стала приобретать очертания. Я с удивлением смотрю вверх и вижу, что сгущаются сумерки.
Я смотрю на телефон. Несколько раз я пытался дозвониться до Кили, но она не ответила. Я отправил сообщения. Она проигнорировала. В голосовом сообщении я даже пресмыкался. Ничего.
Без сомнений, она в бешенстве.
С одной стороны, это даже хорошо. Она должна что-то чувствовать ко мне. Иначе ей будет все равно, что я хочу использовать ее, чтобы отвлечь брата от работы. С другой стороны, она ясно дала понять, что уже чувствует себя использованной. Я ненавижу это. Мало того, что она горячая, и секс с ней просто феноменален, она как… друг. Я рассказал ей некоторые из своих самых сокровенных тайн, и она выслушала, просто сжимая мою руку. Никаких оценок, никаких банальностей, никакой ерунды. Она меня понимает. Это редкость.
Так почему же ей так трудно понять, что то, чего я хочу, и то, что мне нужно, диаметрально противоположны? Если она попытается понять меня еще немного, она осознает, что хотеть ее и хотеть опрокинуть моего брата не обязательно должны быть взаимоисключающими. В конце концов, я не собираюсь причинять ей вред.
Черт возьми, почему она до сих пор не перезвонила?
Бритта вылетает из офиса, пытаясь добраться до детского сада за те 15 минут, что остались до его закрытия. Роб берет свои вещи и тоже направляется к выходу.
– Эй, Максон… Что насчет твоего запасного плана с Кили? Не стал спрашивать при Бритте, но… как оно?
Другими словами: Ты же не струсил? Я не знаю, что сказать. Моя логичная, стремящаяся к успеху сторона знает, что если я не выложусь по полной, то с таким же успехом могу уступить Гриффу сейчас. Но все остальное, от головы до пят, протестует. Эта часть меня уже марширует с миллионом эмоций против идеи позволить Кили быть рядом с моим братом.
– Я передумал.
– Почему? Ты же знаешь, что твой брат сойдет с ума, когда увидит ее. Она очарует его и лишит покоя… Это она против? Но ты же нашел рычаг, чтобы она согласилась, да? Может, напомнить ей…
– Нет. Не в этом дело, – я бы предпочел не делиться с Робом своими эмоциями. Он просто закатит на это глаза.
– Тогда в чем? Не говори мне, что это твоя совесть решила вдруг показать себя.
Так, это начинает раздражать.
– Ты не думаешь, что так поступать с женщиной дерьмово? Представь, что она чувствует.
– Кого это волнует? Ее и след простыл через пару недель, – он матерится. – Господи, когда в тебе успел проснуться моралист?
Тон Роба ясно дает понять, что он думает, что я идиот. Может, я и есть идиот. Я просто… Прошлой ночью я поцеловал ее с совершенно новой страстью. Не только мой член желал ее. А потом чуть не выпалил, что откажусь от нее ради мести своему брату. Это опустошение на лице Кили после выбило меня из колеи и поставило меня на колени.
– Не будь мудаком, – я огрызаюсь на Роба. – Мне нужно об этом подумать. Она многое значит для меня.
– С каких пор? Вы что, еще разок потрахались?
Я помню все случаи, когда мы с Робом по утрам обменивались рассказами. Я знаю обо всех его сексуальных партнерах за последние три года. Я знаю, кто любил покричать, а кому нравился извращенный секс. Я и сам многим с ним делился. Даже рассказами о Тиффани. Но теперь вопрос Роба меня бесит.
– Это не твое дело.
– Иначе говоря, нет. Пора взрослеть и трахаться. Я говорю это не только как друг, но и как деловой партнер. Не проебись в этот раз. Ты получил от Стоу шанс.
– И я воспользуюсь им.
– Да, с закрытыми глазами и одной рукой, связанной за спиной. Зачем делать все наполовину?
– А зачем кидать Кили под мчащийся поезд ради собственных амбиций?
– Ради всего святого! Твои чувства к ней обойдутся нам в кругленькую сумму. Шестизначную. Каждому. А мне нужны эти деньги. И Бритте тоже. Скажи Кили, что она тебе нравится, что ты заплатишь ей за то, что она немного подыграет.
– Я пытался, – более-менее. – Она не согласна.
Роб проводит рукой по волосам, словно не может поверить в то, что я сказал.
– Уговори ее. Ты, блять, зарабатываешь на жизнь закрытыми сделками! У тебя есть проект на поместье Стоу. Ты работал над ним две недели. И сейчас, в метре от успеха, ты сдаешься? Кто ты и что сделал с моими другом?
Хороший вопрос. Но ответа на него у меня нет. Я не чувствую себя счастливым, когда Кили нет рядом, когда она не дразнит меня и не спорит со мной. Мне хреново, когда я не знаю, где она, счастлива ли, будет ли дома, когда я вернусь.
Я так облажался.
– Отстань от меня.
– Я работаю на тебя, потому что ты ни перед чем не остановишься для достижения своих целей. Могу поклясться, ты мать родную подставишь, но своего добьешься. А теперь ты отказываешься от шанса заключить самую крупную сделку в своей карьере из-за какой-то чертовой бабы, с которой ты познакомился в баре две недели назад, – он качает головой. – Когда ты успел превратиться в человека, который оставит меня без зарплаты, чтобы с кем-то потрахаться? Возьми себя в руки. Иначе я не смогу с тобой работать.
Я не успел ничего ответить, Роб ушел.
Честно говоря, я даже не знаю, вернется ли он. Он – неотъемлемая часть моей команды. Он знает, как быстро закрывать сделки… и всю мою подноготную. Отстой.
Я выругался и взял свои вещи. Я и без Роба знаю, что мне нужно принять трудное решение. Я должен как-нибудь поговорить с Кили. Нам нужно разобраться с этим. Что бы ни случилось с Гриффом, она моя и останется моей.
В дерьмовом настроении я сажусь в машину и выезжаю домой. Я давно знал, что Роб подонок. Честно говоря, это одна из причин, по которой я его нанял, и почему мы хорошо сработались. Птицы одного полета и все такое. Иногда мне приходится играть очаровательного парня перед клиентами, но я всегда мог рассчитывать на безжалостность своего менеджера по маркетингу.
Но сегодня он перешел границы.
Я понимаю, что моя нерешительность сбила его с толку. Я получаю деньги – он получает деньги. Я упущу поместье Стоу и прибыль – он потеряет деньги. Он знает, что я сделаю все возможное, чтобы этого не допустить. И мы сможем разобраться с этим, если он успокоится. Если все же продолжит вести себя как придурок, я всегда могу нанять нового сотрудника.
Мои мысли прерывает телефон. Из-за закатного солнца я не вижу экран, а внутри все сжимается от надежды, что это Кили, что она злится не так сильно и готова поговорить со мной.
Нащупываю кнопку на приборной панели и нажимаю.
– Алло? Кили?
– Прости, это всего лишь Харлоу.
– Привет, сестренка, – стараюсь сделать голос не таким разочарованным.
Она смеется.
– А теперь скажи мне, как ты себя на самом деле чувствуешь?
– Не будем об этом.
– Хандришь из-за Кили, да?
Да. Все еще не знаю, что все это значит и чем обернется мне в будущем. Это заставляет меня нервничать.
– Ты что-то хотела?
– Ну-у, я позвонила, чтобы рассказать тебе кое-что интересненькое, но, раз уж ты сейчас такой болтливый, думаю, стоит попридержать коней и получить удовольствие.
Я вздыхаю.
– Почему ты не пытаешь своего жениха? Он еще в Лондоне?
– Неа. Улетел в Афины. Это важно, – голос Харлоу звучит так, что я начинаю переживать, что она сомневается в свой значимости для него.
– Ты в порядке?
– А ты? – она переводит стрелки. – Как там с Кили?
Я умен… большую часть времени. Я определенно достаточно умен, чтобы понять, что я никогда не пойму женщин. Харлоу не очень похожа на Кили, но она ближе к ней, чем я когда-либо буду.
– Я не знаю. В одну минуту хорошо, в следующую секунду уже дерьмово, – я рассказываю ей о вчерашней невеселой комедии ошибок.
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю. Ты что думаешь?
– Ты никогда раньше не просил у меня совета по поводу женщин. Но если бы все же спросил, я бы сказала тебе, что Тиффани – эгоистичная сука.
– Спасибо за информацию. Я уже понял.
– Наконец-то! Слушай, она похоже связала тебя по рукам и ногам. Ты влюблен?
Я никогда не был влюблен. Как это вообще понять?
– Возможно. – Харлоу смеется. – Ты в таком замешательстве. Было бы смешно, если бы не было так грустно.
