Текст книги "Влажные Области"

Автор книги: Шарлотта Роше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

встаю над тазом, поставив ноги на ширине плеч. Так нормально. Так сикают

француженки, да? Слева у стены стоит палка для бабушек, чтобы опереться на

нее. Вероятно, изначально она задумывалась для того, чтобы помочь встать, если

сядешь и не сможешь потом подняться. Я использую ее в своих целях: держусь за

нее, чтобы удержать равновесие, когда я писаю стоя. Справа я держусь за

пластиковую душевую кабинку. Почти вся моча попадает в унитаз. А какать я

должна так же? Немыслимо. Но в принципе это немыслимо в любом положении. Я

попробую это еще не раз. Конечно же, после того, как я пописала, я не мою руки.

Если бы я могла сесть на ободок унитаза, я бы сделала то, что всегда делаю дома

в ванной: пока я сижу на унитазе, я читаю надписи на мыле и шампуне, которые

стоят на краю ванной. Очевидно, мама поставила мне на раковину какие-нибудь

средства. Но сейчас я не могу двигаться. Дома многие надписи я уже знаю

наизусть. Моя любимая надпись – на маминой добавке к воде ванны: «Живительно

и тонизирующе». Без понятия, что это должно значить. Ну, живительно еще

понятно. А тонизирующе? Я всегда представляю себе маму тонизированной.

Представление не из прекрасных. И с тех пор как это слово появилось в моем

лексиконе, я называю своего брата Тони тонизированный. Он еще ни разу не

смеялся над этим. Я постоянно.

Так, а теперь быстренько осторожно обратно в кровать.

Дорога здесь занимает у меня очень много времени. Никогда бы не

подумала, что дырочка в попе имеет такое отношение к ходьбе. Передвигаясь со

скоростью черепахи, я могу поразмышлять, что я хочу сегодня делать. Сегодня

точно придут мои отец и мать. Я сведу их. Еще мне нужно привести в порядок

свою коллекцию косточек авокадо и обеспечить их водой. Мне нужно найти

хорошее убежище для косточек, иначе у меня отберут их. Я уже на уровне

изображения Иисуса. Я снимаю его со стены и забираю с собой в кровать. Он

идеально уместится между металлическим ночным столиком и стеной, где никто

не сможет его увидеть. Отлично. Палата атеистки. Я забираюсь на кровать как

инвалид, нет сил. Что это? Я вижу на полу капли. Длинный след. От душевой до

кровати, заворачивая в сторону стены. Это капли мочи. Я не вытерлась. Я никогда

не делаю этого. Обычно их впитывают трусы или другой материал. А сейчас на

мне там ничего нет, и поэтому все оказалось на полу. Весело. Но я не могу встать

и вытереть всё: еще раз я не смогу так быстро проделать этот путь и присесть на

корточки, чтобы протереть пол, я точно не смогу. Так что пусть все остается так,

как есть. Я считаю капли, которые мне видны до двери. Двенадцать. Причем на

девятую и десятую попадает солнечный свет, и они выглядят как маленькие

кружочки, вырезанные из фольги или из чего-то еще более красивого. Мой отец –

ученый. Он объяснил мне, что некоторые световые лучи, попадая на капли,

преломляются. Поэтому они выглядят так, как будто свет находится в них. А

остаток света отражается от поверхности. Поэтому сверху они блестят. Кто-то

стучит в дверь и идет вдоль дорожки из капель мочи в белой больничной обуви.

Носки невероятно белые. У нас дома ничего никогда не остается белым. Все

белые вещи после первой же стирки приобретают другой цвет. Грязно-розовый

или коричнево-серый. В плату заходит все больше людей. Они растоптали все

капли. И теперь моя моча на подошве их больничной обуви. Это как раз мой

юмор. Я представляю себе, как они целый день будут помечать в различных

отделениях мою территорию. В принципе, они только и занимаются здесь тем, что

разрушают дорожки мочи маленьких девочек.

Аа. Одни врачи и практиканты. Или как там их называют? Они зашли на

минутку. Что собственно означает на минутку? И какое отношение это имеет к

селедочному соусу? (прим. в нем. яз. – соус и на минутку – омонимы). Они уже

давно поздоровались. Спросили меня что-то. А я занимаюсь своими делами.

Сейчас я могу продолжить. Лучшим местом для коллекции косточек был бы

конечно подоконник. Из-за света. Только мне его нужно занавесить, чтобы их не

было видно, если кто-то зайдет в палату.

Я слышу, как кто-то говорит: «Когда у нее будет нормальный стул,

выпишем ее».

Всё ясно. Они по-любому говорят обо мне. Леди стула. И Нотц тоже здесь.

Среди врачей я его сначала и не заметила. Я попрошу кого-нибудь налить мне

воду в стаканы? Я не смогу всё время ходить туда-сюда за водой для косточек. С

моей скоростью передвижения это длилось бы несколько дней. У меня есть

стаканы для моих косточек и один отдельный стакан для минеральной воды.

Можно наполнить его до краев и ходить туда-сюда между подоконником и

умывальником. Нет, так не пойдет. Я использую минеральную воду для косточек.

Медсестры принесут мне добавки. Тогда мне не придется никого просить – мне

так и так принесут ее. Отлично. Для моих малышей-косточек – только лучшая

минеральная вода. Богатая кальцием, магнием, железом и черт его знает, чем

еще. От этого они будут хорошо расти.

Все снова выходят, чтобы распространить моё послание. Наконец, я могу

заняться делом.

Я притягиваю к себе маленький ящик, в котором мама принесла косточки.

Для начала мне нужно достать стаканчики из газетной бумаги. Вовсе не стоило

так их упаковывать. Мама так и машину водит. Со скоростью черепахи и

полностью останавливается перед каждой кочкой на дороге.

Чтобы поберечь оси, как она говорит. Так было раньше. Современные

машины так хорошо приспособлены к неровностям на дороге, что можно спокойно

проехать по таким холмикам, и ничего не произойдет. Так говорит мой отец.

Я ставлю восемь стаканов во внешний правый угол подоконника. В каждую

из восьми косточек я вставляю 3 зубочистки и вешаю их в стакан. Минеральную

воду я наливаю до определенной отметки, чтобы две трети косточки были под

водой.

Посмотрим, как они перенесли переезд и день с ночью без воды. Я впервые

отправляю косточки в путешествие. Мне нужно что-нибудь, чтобы закрыть их от

любопытных глаз людей, которые зайдут в палату. В ящике моего металлического

ночного столика была же книга? Я выдвигаю ящик. Библия. Ну, конечно же. Эти

христиане. Они везде пытаются навязать свою веру. Но со мной этот номер не

пройдет. Она как раз подойдет для того, чтобы закрыть ею косточки. Я раскрываю

ее и ставлю верх ногами перед косточками так, что крест оказался головой вниз.

Это же разозлит их, правда? Это означает что-то плохое для них. Но что? Все

равно.

Сверху на мой маленький домик для косточек я кладу меню на неделю, так

и сверху никто не сможет увидеть мою тайну. Все равно мне дают только хлеб из

муки грубого помола и мюсли.

Вся семья на подоконнике. Благодаря коллекции косточек я чувствую себя

немного как дома. Когда я могу заботиться о косточках, у меня всегда много дел.

Долить или поменять воду. Запечатлеть рост на фото. Иногда убрать слизь с

косточки, отрезать мертвые или больные отростки, чтобы могли вырасти

здоровые. Такие вот дела.

Звонит телефон. Кто там собственно объявился? Эти зеленые ангелы? На

какие деньги? На это вообще нужны деньги? Я должна это выяснить. Я беру

трубку.

«Алло?»

«Это я», – мама.

Сегодня мама и папа хотят придти навестить меня. Они попытаются

устроить это так, чтобы время их визита не совпало.

Я так хочу, чтобы мои родители могли быть в одной комнате. Чтобы они

вместе навестили меня здесь, в больнице. У меня есть план.

Мама спрашивает: «Когда придет твой отец?»

«Ты имеешь в виду своего бывшего мужа? Которого ты когда-то очень

любила? В четыре».

«Тогда я приду в пять. У тебя получится сделать так, чтобы к этому

времени он уже ушел?»

Говорю – да, думаю – нет. Как только я положила трубку после разговора с

мамой, я звоню папе и говорю ему, что мне было бы удобно, если бы он пришел в

пять.

Папа приходит в пять и приносит мне книгу о слизнях.

Я воспринимаю это как намек на мое анальное отверстие и спрашиваю, так

ли это. Он думал, что они интересуют меня, потому что я как-то спросила его о

них. Я точно спрашивала, так как с папой я могу говорить только на отвлеченные

темы.

А не о настоящих чувствах и проблемах. Он точно не научился этому.

Поэтому я много разговариваю с ним о растениях, животных и загрязнении

окружающей среды. Ни в коем случае он не спрашивает меня, как дела у моей,

очевидно, зияющей раны. Мне почти ничего не приходит в голову из того, о чем я

могу поговорить с папой. Всё время, пока он сидит на своем стуле у моих ног, я

жду, что сейчас постучат в дверь и зайдет мама. Я ненавижу неловкие паузы. Но

пытаюсь перетерпеть их – это своего рода испытание себя. В этом отношении папа

– полная противоположность. Он просто ничего не говорит. Только отвечает, если

я спрошу у него что-нибудь. У него нет в этом потребности, как мне кажется. Я

смотрю на него, а он – на меня. Ужасная тишина. Но он не смотрит недружелюбно

или еще как-то. В принципе, очень даже дружелюбно и располагающе. Мама ушла

от него. Почему, я не знаю. Я могла бы как-нибудь спросить об этом. Возможно, я

боюсь услышать ответ. Но это ни в коем случае не является причиной для того,

чтобы уходить от кого-то, просто потому, что он сидит, смотрит на тебя и ничего

не говорит. Для этого надо объяснение повесомее. Может быть, ее любовь

прошла. Если действительно хочешь пообещать что-то хорошее, то скажи: «Если

хочешь, я останусь с тобой, даже если я больше не люблю тебя». Это хорошее

обещание. Это действительно, означает, навсегда.

И в горе, и в радости. А это точно горе, когда один из партнеров больше не

любит другого. А оставаться вместе только пока любишь не срабатывает, если

есть дети.

Мама опаздывает. Ее нет и в шесть. Папа прощается. Опять не получилось.

Они отталкиваются друг от друга, как два магнита, которые я хочу соединить.

Моя цель заключается в том, чтобы они увидели друг друга и через много

лет после их развода еще раз по уши влюбились друг в друга. И снова сошлись.

Очень маловероятно. Всё это уже было. Я утверждаю это сейчас. Но точно не

знаю.

Между уходом папы и приходом мамы проходит много времени. С мамой я

разговариваю еще меньше, чем с папой. Она думает, что я просто обиделась на

нее, потому что она поздно пришла. Вечное угрызение совести работающей

матери. Она же не знает то, что знаю я. Что она только что пропустила свое

собственное новое супружество. Я сорвусь на ней, как следует. Она может

спокойно внушать себе, что моё плохое поведение связано с моими болями.

Она была у меня еще меньше, чем папа. Сама виновата, Хелен.

Завтра они снова хотят придти. Тогда я попытаюсь еще раз. Чем дольше я

останусь в больнице, тем больше у меня шансов свести их здесь. Мой

собственный дом – у моей мамы – туда папа никогда не пришел бы. Мой второй

дом – у моего отца – туда никогда не пришла бы мама.

Таким образом, было бы лучше, не вызывать стул. Но для моего

собственного лечения было бы опять же таки лучше, поскорее сходить в туалет,

если верить врачам. Я могу и по-тихому сходить в туалет по большому и никому

не сказать об этом. Тогда я смогу дольше остаться в больнице, но вместе с этим

мне не нужно будет беспокоиться ни о себе, ни о моей попе.

Именно так я и сделаю! Возможно, если я сама что-то сделаю с собой, это

приведет к еще одной операции. Тогда я смогла бы поработать над достижением

поставленной цели еще несколько дней.

Может быть, мне что-то придет в голову. Точно. Здесь в моей скучной

палате атеистки у меня достаточно времени, чтобы придумать все возможное.

Мои родители были у меня очень мало. Я недостаточно разговариваю с людьми. Я

всегда замечаю это по тому, что впадаю в раздумья, и у меня начинает плохо

пахнуть изо рта. Когда я долго не разговариваю, то есть не открываю рот, чтобы

проветрить его, остатки пищи вместе с теплой слюной начинают бродить в

закрытой ротовой полости. Поэтому так плохо и пахнет изо рта, когда

просыпаешься утром. Всю ночь рот – идеальная чашка Петри температуры тела

для всех бактерий, которые там размножаются и разлагают остатки пищи между

зубов. И сейчас у меня начинается как раз это. Мне надо с кем-то поговорить.

Экстренный вызов. Заходит Робин. Мне нужно что-то придумать, чтобы объяснить,

почему я позвонила. А, вопрос.

«Когда анестезиолог даст мне автоматический дозатор?»

«В принципе, он уже давно должен быть здесь».

«Хорошо. Значит, когда-нибудь. Иначе я бы попросила таблетки, боль снова

постепенно возвращается».

Вранье. Но так мой звонок выглядит правдоподобнее. Он уже держится за

ручку двери.

«У тебя всё хорошо, Робин?»

Типично для Хелен. Он же медбрат. Но я думаю, что мне нужно о нем

позаботиться и обеспечить ему приятную смену.

«Да, у меня все хорошо. Я много думал о твоей ране и о твоей

раскованности. Я разговаривал об этом с моим приятелем. Не волнуйся, он не из

больницы. Он думает, что ты эксгибиционистка или как их там называют».

«Они любят показывать себя, говорю я в таких случаях. Верно. Это плохо?»

«Мне хочется, чтобы больше девушек были такими. Может, девушка,

которую я встречу на дискотеке».

Чтобы поддержать разговор и, возможно, чтобы немного завести Робина и

привязать его к себе, я рассказываю ему о правиле выхода в свет.

«Знаешь, что я всегда делаю, когда иду на дискотеку?»

На случай, когда у меня свидание с парнем, и я хочу потрахаться с ним

этим вечером, я придумала классную фишку в качестве доказательства того, что

я являюсь инициатором траха этого вечера. И то, что происходит позже, вовсе не

случайность. Такой вечер всегда начинается как-то непонятно. Это же знакомое

ощущение. Оба хотят одного и того же? Или вся договоренность коту под хвост?

Чтобы было абсолютно ясно, что я хотела с самого начала, я заранее вырезаю у

себя в трусах большую дырку, чтобы было видно волосы и полностью половые

губы и все такое. То есть должна выглядывать вся киска. Когда потом мы с

парнем начинаем лизаться и обжиматься, и после того как он достаточно

поласкал мои груди, в определенный момент его палец оказывается у меня на

ляжках. Он думает, что сначала ему с трудом придется пробираться через мои

трусы, и он даже начинает беспокоиться о том, хочу ли я зайти так далеко. Такое

не обсуждается, когда знаешь друг друга совсем недолго. И палец сразу же без

всяких предупреждений касается моей истекающей смазкой киски.

На этот подарок все парни реагируют одинаково. У пальца сердечный

приступ, и он на мгновение замирает. Ему нужно удостовериться, потому что он

не может поверить в то, что он нащупал. Конечно, сначала все думают, что я без

трусов. Как в игре в прикосновения: когда нащупываешь трусы с дыркой

посередине, понимаешь, что я приготовила и смастерила это заранее. Это

вызывает пошлую, широкую улыбку на лице моего будущего. Я имею в виду моего

будущего секс-партнера.

От своего рассказа я сама немного вспотела. И почему я собственно это

делаю? Думаю, комплимент Робина в начале нашего разговора произвел на меня

должное впечатление. Еще одного подсадить на это? Хелен, что это такое?

Робин стоит со слегка приоткрытым ртом, и заметен эффект моей истории.

Я вижу выпуклость его члена через рабочие белые брюки медбрата. В то время

как я ему всё это рассказывала, в коридоре непрерывно звонили. Другие

пациенты, которые хотели что-то от Робина. Но не то, что я.

«Ок, до скорого», – и он ушел.

Я смутила его. Это как спорт. Я всегда должна быть самой раскрепощенной

среди присутствующих в комнате. На этот раз победила я. Но у меня был слабый

противник, и это не было настоящим соревнованием. Скорее началом чего-то.

Уже сейчас я волнуюсь по поводу того, как это отразится на наших

отношениях, сможет ли он как прежде смотреть мне в глаза. По своей же вине я

попадаю в странные ситуации. Может, всем работникам больницы все равно, стар

ты или молод, симпатичный или страшный, сексуально-привлекательный, так как

других просто нет?

Я тяжело дышу носом, чтобы контролировать свое дыхание. Уже намного

лучше. Мне не нужно напрягаться и вставать, чтобы почистить зубы. Просто

позвонить и рассказать пошлые истории, и в ротовую полость уже попадает

свежий воздух. Раньше ребенку, который сказал плохое слово, мыли рот с

мылом. Так делали на самом деле или лишь грозились? Я попробую как-нибудь. Я

произнесу плохое слово и потом вымою себе рот с мылом. Тогда я смогу занести

этот опыт в свою книгу жизни. Однажды я сама пустила себе в лицо угарный газ,

так как хотела испытать на себе, какие ощущения возникают при этом. В любом

случае, теперь я знаю, что он вовсе необоснованно называется угарным. Я не

упала в обморок. Только глаза начинают сильно слезиться, и это продолжается

долго. Приходится много кашлять, и во рту выделяется очень много слюны. Газ

стимулирует работу выделительных желез. Мне здесь скучно. Я замечаю это по

тому, о чем я думаю. Я пытаюсь развлечь саму себя своими старыми историями.

Таким развлечением я пытаюсь отвлечься от того, насколько я одинока. Не

получается. Одиночество внушает мне страх. Это точно одно из последствий

развода родителей, которое негативно сказывается на ребенке.

Я бы пошла в постель с любым идиотом, чтобы не быть в кровати одной или

просто спать одной всю ночь. Уж лучше любой, чем никто.

Мои родители не задумывались над этим, когда они расстались. Взрослые

не думают об этом при расставании.

Я кладу голову на подушку и рассматриваю потолок. Там висит телевизор.

Вот оно. Я играю в свою старую игру «Угадай голос». Я достаю пульт

дистанционного управления из ящика стола и включаю телевизор. Убавляю

яркость изображения и не отпускаю кнопку, пока экран не становится совсем

черным. А теперь я прибавляю громкость и переключаю каналы. Моя цель: по

голосу узнать человека, который говорит в настоящий момент. Конечно, это

срабатывает только со знаменитыми людьми. Я начала играть в эту игру, потому

что всегда хотела смотреть телевизор, борясь со скукой, всё больше и больше я

удивлялась телевидению. Прежде всего, из-за того, что когда по телевизору

показывают, как двое занимаются сексом и женщина встает после этого, она

закрывает свои груди одеялом. Для меня это просто невыносимо. Он только что

был внутри нее, а сейчас она закрывает свои сиськи. И не перед ним, а передо

мной. И как мне поверить в то, что они там изображают? Если они постоянно

напоминают мне о том, что я смотрю. Когда встает мужчина, его показывают

только сзади. Это очень раздражает. Так телевидение потеряло меня в качестве

зрителя. По телевизору показывают сиськи исключительно неизвестных актрис.

Когда показывают девушку с голой грудью, можешь быть уверен: она неизвестная

актриса. Звезды никогда ничего такого не показывают. Вот так обстоит дело с

актерством. Теперь я только слушаю телевизор, чтобы поиграть в свою игру на

угадывание голосов. Раньше у меня получалось лучше. Будучи ребенком, я очень

много смотрела телевизор, поэтому я умела намного лучше угадывать голоса.

Я уставилась на черный экран и пытаюсь сконцентрироваться на голосе

человека, который говорит в данный момент. Без понятия. Я выключаю

телевизор. Не хочу играть. Вдвоем намного лучше. Спрошу как-нибудь Робина,

когда у него будет время. Ну, так никогда!

Во что еще тут в палате можно поиграть. Мне кое-что приходит в голову.

Я с силой вжимаюсь в подушку и запрокидываю голову, чтобы посмотреть

назад через меня. Так я еще ни разу не смотрела. А вот откуда идет яркий свет!

На стене в длинный ряд расположены несколько неоновых ламп. Чтобы никого не

ослепить, они установили там деревянную крышку. Я смотрю на узор и вижу

только влагалища. Всегда, когда я разглядываю расположенные рядом

распиленные доски с определенной текстурой древесины, я вижу только

влагалища всех возможных форм и размеров. Как дома на двери в мою комнату.

На дверь же наклеивают эти тонкие деревянные пленки, которые так

симметрично расположены. Это выглядит точно так же, как на уроке искусства,

когда я была помладше. Кисточкой с краской и водой ты сажаешь кляксу в центр

листа, складываешь его, слегка зажимаешь, снова раскрываешь, и портрет

влагалища готов. Я стараюсь разглядеть на деревянной крышке, закрывающей

неоновые лампы, что-нибудь еще. Не получается. Одни влагалища! Экстренный

вызов. Чего бы мне такого захотеть? Нужно быстро что-то придумать.

В дверь стучат, она открывается. В палату заходит медсестра. Хотя, в

принципе, сначала она открыла дверь, а потом постучала. Я настолько вежлива с

этой неуклюжей сестрой, что поменяла местами в голове ее действия, чтобы она

лучше выглядела в моих глазах. По-любому ее отправил Робин. Я же его смутила.

Я должна отработать это. Сестру зовут Маргарете. Написано на бейдже на ее

груди. Сначала я посмотрела на грудь, а потом в лицо. Я так часто делаю. Я в

восторге от ее лица. Она невероятно ухожена. О таких говорят: Ухоженная

женщина.

Как будто бы одно только это является особой ценностью. В школе таких

учениц называют дочерьми врачей, не важно, кем работает отец. Я не знаю, как

они это делают, но они выглядят чище, чем остальные. Все чисто и как-то

ухожено. Не забыт ни один участок тела.

Но одного такие женщины не знают: чем больше они заботятся об этих

маленьких участках, тем неповоротливее они становятся. Их осанка становится

одеревенелой и несексуальной, ведь они не хотят испортить свою работу.

Ухоженные женщины сделали себе волосы, ногти, губы, ноги, лицо, кожу и

руки. Покрасить, удлинить, подвести, пилинговать, выщипать, побрить, помазать

кремом.

Они сидят ровно, как собственное произведение искусства, так как знают,

сколько работы они вложили в это, и хотят, чтобы это продержалось, как можно

дольше.

Таких женщин никто не решается потрогать и трахнуть.

Всё, что считается сексуальным – спутанные волосы, лямки, спадающие с

плеч, свежий пот на лице – находится в беспорядке, но это можно и хочется

потрогать.

Маргарете смотрит на меня вопросительно. Так что я должна сказать, что

случилось.

«Мне нужно мусорное ведро для моих грязных ватных прокладок,

пожалуйста. Если они будут лежать на моем ночном столике, здесь будет пахнуть

не очень хорошо».

Очень убедительно, Хелен. Отлично.

Она вполне понимает мое театрализованное желание большей гигиены в

палате, говорит «Конечно» и уходит.

Я слышу шум снаружи. Там что-то случилось. В любом случае ничего

сверхъестественного. Обычные больничные дела. Я предполагаю, что раздают

ужин. Здесь, в больнице, ты живешь по четкому расписанию, которое придумал

какой-то сумасшедший. В 6 часов утра медсестры очень шумят в коридоре. Они

заходят, с кофе, хотят помыть полы в палате, вымыть меня. Тебя поймали и

заточили в улей с очень прилежными пчелками, которые летают и что-то делают.

Как правило, очень громко. Единственное, чего хотят больные люди – спать, и это

именно то, чего они здесь не допускают. Когда я после бессонной ночи – а в

больнице каждая ночь такая – хочу поспать днем, есть по крайней мере 8

человек, которые составили заговор против меня и моей потребности в сне. Никто

из работающих в больнице не обращает внимания на то, спит ли кто-то, когда

заходит в палату. Все просто кричат: «Доброе утро!» и очень громко делают то,

зачем они сюда пришли. Можно было бы опустить приветствие и тихо выполнить

свою работу. Они здесь имеют что-то против сна. Я как-то слышала, что не нужно

давать людям, подверженным депрессии, много спать, так как это усугубляет их

состояние. Но это же не дом сумасшедших. Иногда у меня создается такое

впечатление, что они проверяют, живы ли еще пациенты, когда будят их. Как

только больной кивает в ответ – его спасли от верной смерти. «Доброе утро!»

Люди заходят и выходят. Все хотят, чтобы я относилась к ним с

пониманием. Ко всем. Так устроен мир.

Сестра снова заходит в палату с маленьким мусорным ведром из хрома и

ставит его на мой ночной столик. Она нажимает рукой на черную пластиковую

педаль, крышка открывается, и я кладу туда мою использованную ватную

прокладку, которая лежала у меня между ягодиц. Даже то, как Маргарете

нажимает на пластиковую педаль, типично для ухоженных женщин. Она очень

аккуратна со своими ногтями. Касается только подушечками пальцев. Странный

феномен. Ясно, когда ногти только что накрашены, пока они не высохнут, ты всё

делаешь очень аккуратно. А некоторые женщины так же осторожничают и когда

ногти уже высохли. Выглядит очень брезгливо. Так, как будто всё, что тебя

окружает, вызывает у тебя отвращение.

«Большое спасибо. В делах, касающихся гигиены, я несколько

своеобразна», – говорю я и широко улыбаюсь ей.

Она кивает со знанием дела, но не знает ничего. Она думает, что я хочу,

чтобы здесь был порядок, и запах мешает мне, или мне стыдно, что видно ватные

прокладки, когда я достаю их оттуда. На самом деле я своеобразна в делах,

касающихся гигиены, потому что мне на нее насрать, и я презираю чистых,

ухоженных, стерильных людей как Маргарете.

И что со мной происходит, почему я так много думаю о ней. Она же мне

еще ничего не сделала.

Но моим желанием получить мусорное ведро ее обманула я, а не она меня.

Если я так презираю кого-то без видимой для меня на то причины и у меня

возникает желание ударить его и, по крайней мере, словами сделать его, это

означает ПМС. Этого еще не хватало.

Маргарете говорит: «Наслаждайтесь своим новым мусорным ведром».

Да. Большое спасибо, остроумная пилюля.

Я потеряла достаточно крови, там снизу. Мне и так хватает забот с моей

раной в заднице, чтобы еще и за месячными следить. Если не брать во внимание

мою легкую раздражительность перед началом менструального цикла, проблем с

месячными у меня нет. Когда у меня цикл, я часто очень сильно возбуждаюсь.

Одна из первых пошлостей, которую я узнала в раннем детстве на

вечеринке моих родителей и лишь после многочисленных расспросов поняла,

звучит так: «Хороший пират бороздит и Красное море» [настоящий мужчина

занимается сексом с женщиной и тогда, когда у нее менструация].

Раньше считалось неприятным, когда мужчина трахает женщину, у которой

месячные. Но эти времена давно прошли. Если я трахаюсь с парнем, которому

нравится, что у меня месячные, после секса наша развороченная постель вся в

крови.

Если есть возможность, то лучше всего использовать для этого свежие

белые простыни. Во время секса я меняю позы как можно чаще, чтобы кровь была

везде.

Я хочу много трахаться сидя или присев на корточки, чтобы силой земного

притяжения из влагалища вытекало как можно больше крови. Если я буду только

лежать, то кровь будет скорее всего просто накапливаться во мне.

А еще я люблю, когда мне лижут киску, в то время как она истекает

кровью. Для него это своего рода проверка на мужественность. Когда он

прекращает лизать мне и смотрит на меня сверху, его рот вымазан в крови – я

целую его, чтобы мы оба выглядели как волки, которые только что загрызли

косулю.

А еще я люблю ощущать вкус крови во рту, когда мы продолжаем

трахаться. Меня это очень возбуждает, и в большинстве случае я расстроена,

когда через 2-3 волчьих дня мой цикл заканчивается.

Но мне везет. Другие девушки рассказывают, что иногда из-за этого у них

целыми днями болит живот. Для секса это как раз не подойдет.

Перед началом месячных у меня очень плохое настроение – как сейчас –

внешне это проявляется в том, что я становлюсь агрессивной по отношению к

совершенно невиноватым людям. А потом начинаются месячные, и ничего не

болит. Никаких спазмов.

Раньше, когда цикл был для меня еще чем-то новым, я даже придумывала

себе плохое настроение. И была удивлена, когда появилась кровь. В школе. Все

видели красное пятно на платье, на попе, так как месячные пришли, когда я

сидела.

В школе же в основном сидишь. Или когда я навещала родственников

тетки. Я спала у них, мне стало плохо. Но я не знала, почему. А на следующее

утро я встала, и вся постель была в крови. Большое пятно. Тогда я была не

настолько раскована, чтобы пойти к моей тетке и сказать ей, что со мной

произошло небольшое недоразумение. Я считала, что в той ситуации я ничего не

могла сделать.

Я спала и ничего не заметила. И я не знала, как мне следовало описать то,

что со мной произошло. Я решила вообще ничего не говорить. Просто уехала

утром как всегда и оставила ей этот неприятный сюрприз без комментариев.

Она точно зашла в комнату, чтобы прибраться, и сразу же увидела это. Я

никогда ничего не закрывала одеялом. Вся кровь была выставлена на обозрение

моей тетке. С тех пор я очень зажата, когда моя тетка где-то поблизости. И она

ни разу не заговорила со мной на эту тему.

Это типично для моей семьи!

А я думать ни о чем не могу, когда вижу ее. Доходит даже до того, что у

меня уши краснеют от стыда.

Гигиена не имеет для меня значения даже во время менструального цикла.

Ее роль сильно преувеличена. Тампоны дорогие, и вообще это лишнее. Когда у

меня дела, я, сидя в туалете, сама делаю себе тампоны из туалетной бумаги. Я

очень горжусь этим.

Я разработала специальную технику складывания и сгибания, чтобы они

долго оставались внутри и могли задерживать кровь. Мои тампоны из туалетной

бумаги, надо признаться, скорее закупоривают влагалище и задерживают кровь,

чем впитывают ее, как обычные тампоны. Но я спросила у гинеколога доктора

Брёкерта, не повредит ли это моему влагалищу, если кровь удерживается внутри

долгое время и потом, когда я сажусь на унитаз, стекает туда. И он сказал, что

это широко распространенное заблуждение, что кровотечение выполняет какие-

либо функции очищения. Таким образом, с медицинской точки зрения моя

«плотина» для удержания крови не вызывает никаких опасений.

Несколько раз я ходила к своему гинекологу, так как потеряла в себе

тампон. Я была абсолютно уверена, что ввела его, но когда я попробовала вынуть

его, то не смогла найти. Конечно, это еще один небольшой недостаток

самодельных тампонов: нет светло-бирюзового шнурка. А мои пальцы не такие

длинные, и когда я что-нибудь ищу у себя во влагалище, я не достаю. Когда в

такой ситуации я была дома у папы, несколько раз для осуществления поисков

мне пришлось использовать удобные щипцы для гриля.

Часто на них были остатки запекшегося мяса. Чтобы остаться верной себе,

я не стала мыть щипцы перед тем, как ввести их в себя. Таким образом, я легла в

позу Брёкерта [как у гинеколога] и попыталась найти в моем влагалище кусок

туалетной бумаги.

Со всеми остатками мяса на щипцах. И часто я ничего не находила. Точно

так же как я не мою щипцы для гриля, перед тем как ввести их в себя, я не мою

их и перед тем, как положить обратно на папин гриль-стол после моего

гинекологического введения. На гриль-вечеринке с друзьями семьи я всегда

широко улыбаюсь.

Я с удовольствием всех расспрашиваю, вкусная ли еда, и машу рукой

своему отцу, который жарит мясо, а он, улыбаясь, машет мне в ответ щипцами

для гриля. Это мое третье хобби. Распространять бактерии.