Текст книги "Влажные Области"

Автор книги: Шарлотта Роше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

меня у него в квартире. Иначе я буду сильно волноваться и вообще никуда не

пойду. Потом я бы об этом сильно жалела.

После проделанной работы я забираю деньги, которые остались от

неправильной сдачи, и иду по данному адресу. Я звоню в дом Канелля. Это его

фамилия. Или у него такие сложные имя и фамилия, что он как некоторые

футболисты поменял их на более благозвучные, чтобы глупые европейцы смогли

их выговорить. Он открывает дверь и громко произносит на лестничной клетке:

«Второй этаж».

Я делаю один шаг внутрь, и дверь сразу же захлопывается за мной. Она

почти касается моего затылка, и по моим волосам проходится мощный, холодный

поток воздуха. Механический шарнир слишком тугой. Там наверху есть болтик,

который надо ослабить, чтобы открывать дверь было легче. Этому меня научил

мой отец. Если я смогу придти сюда еще, я принесу с собой крестовую отвертку и

отрегулирую это дело.

Я поднимаю юбку и просовываю руку в трусы, ввожу средний палец глубоко

во влагалище, оставляю его внутри ненадолго, там приятно тепло, потом

вытаскиваю его. Открываю рот и кладу в него средний палец. Губами я плотно

сжимаю палец и медленно вытаскиваю его. При этом я сосу и облизываю его, что

есть силы, чтобы на языке осталось как можно больше вкуса смазки.

У нас в ванной есть все необходимые зеркала, с помощью которых я сама

могу заглянуть себе во влагалище и все хорошо рассмотреть. Все-таки это разные

вещи: то, что видит женщина, когда смотрит себе во влагалище сверху с живота,

и то, что видит мужчина, когда в кровати его голова лежит у нее между ног.

Женщина видит лишь, как торчит небольшой хохол волос, и может быть, 2

холмика, которые обозначают внешние половые губы.

Мужчина видит широко раскрытую, сладострастную пасть, обрамленную

пучком волос. У себя я хочу всё видеть, как мужчина; ему видно больше, чем

самой женщине, так как снизу она устроена очень странно. В первую очередь я

хочу знать, как выглядит, пахнет моя смазка и какова она на вкус. Чтобы не

лежать и не надеться, что это понравится партнеру.

Я все время сую пальцы себе во влагалище, когда я сижу на унитазе, перед

тем как пописать – я делаю тест. Я вожу пальцем во влагалище, чтобы получить

как можно больше смазки, а потом ее нюхаю. Как правило, пахнет хорошо, если

накануне я не ела чеснок или блюда индийской кухни.

Консистенция бывает очень различной, то, как творог, то, как оливковое

масло, в зависимости от того, сколько времени я не подмывалась. А это зависит

от того, с кем я хочу заняться сексом. Многих вставляют творожные выделения. А

сначала и вовсе не подумаешь. Но это так. Я всегда спрашиваю заранее.

Потом я слизываю всё с пальца и смакую, как настоящий гурман. Как

правило, это очень вкусно. Исключая те случаи, когда смазка отдает чем-то

кисловатым, я еще не поняла, что вызывает такой вкус. Но я обязательно узнаю.

Этот тест нужно делать при каждом посещении туалета, так как я смущаюсь

или наслаждаюсь спонтанным сексом. И в этом случае я хочу быть в курсе всего,

что касается производства смазки моим влагалищем. Хелен ничего не доверяет

воле случая. Только тогда, когда я точно знаю, какая моя любимая, ценная

смазка, я разрешаю мужчине слизать ее языком.

Я вдоволь налакомилась, я в восторге. Так, можно позволять смотреть на

себя и вкушать себя. Немного спертый и несвежий вкус выделений заводит

мужчин. В большинстве случаев.

Я поднимаюсь по лестнице. Не надо торопиться, надо идти так, как будто я

делаю это очень часто. Это вам не игрушки. Если я буду быстро подниматься, то

так я покажу ему, как я тороплюсь и насколько мне любопытно. У двери он кладет

мои руки в свои и целует меня в лоб. Он ведет меня в зал. Очень тепло.

Едва слышно, как работает отопление. Должно быть, здесь долгое время

можно находиться голой. Очень темно. Жалюзи опущены. На столике горит лишь

небольшой светильник в 25 Ватт. Он освещает тазик с горячей воду, который

стоит на полу. Рядом лежит маленькое сложенное полотенце, мужска бритва и

пена для бритья. Весь диван укрыт большими полотенцами.

Он быстро раздевает меня. Только с юбкой у него небольшие затруднения.

Тугая молния. Просто потянуть собачку вверх – этого оказывается недостаточно.

Видимо, ткань надо полностью убрать. Я помогаю ему. Он неровно кладет меня на

диван. Головой в самый дальний угол, а попой прямо на край. Согнутыми ногами

я упираюсь о край дивана, лежа, как у гинеколога – Брёкерт-поза.

Он полностью раздевается передо мной. Этого я не ожидала. Думала, я

разденусь, а он останется в одежде. Тем лучше. Его соски уже твердые, и член

наполовину встал. У него очень тоненький член с острой головкой и легким

уклоном влево. С моей стороны.

На груди у него вытатуирована буханка хлеба. Хотя форма напоминает

скорее сдобную булочку, чем хлеб из ржаной муки или из муки грубого помола.

Постепенно мое дыхание выравнивается. Я быстро привыкаю к необычным

ситуациям. Я кладу руки за голову и наблюдаю за ним. Кажется, он очень

трудолюбив и счастлив. Думаю, мне ничего не придется делать, только лежать.

Посмотрим.

Он выходит из комнаты и возвращается с включенной шахтерской лампой

на голове. Мне смешно, и я говорю ему, что он выглядит, как циклоп. Мы как раз

проходили эту тему в школе. Он тоже смеется.

Он кладет подушку на пол и встает на колени, говоря, что не хочет, чтобы

на коленках были мозоли. Потом он опускает обе руки в горячую воду и растирает

мне ими ноги. Вот как! Начиная с самого низа, чтобы разогреться.

Потом он выдавливает на них пену для бритья и наносит ее. Он окунает

бритву в горячую воду и проводит ею вдоль ноги. Там где он побрил, не остается

пены. Так он продолжает, выбривая полоску за полоской. Как газон. После

каждого движения бритвой он ополаскивает бритву в воде. На поверхности воды

плавают волосы и пена. Обе ноги довольно быстро оказываются побритыми. Он

говорит, что руки мне надо оставить в таком же положении. Подошла очередь

подмышек. Черт. Я уже предвкушаю момент, когда он будет брить мою киску.

Если он вообще собирается это делать.

Он мочит обе подмышки водой и выдавливает туда пену для бритья.

Подмышками ему брить немного сложнее, т.к. волосы там длинные. Ему

приходится в одном и том же месте проводить бритвой несколько раз, чтобы

удалить все волосы. Мои подмышки очень глубоко посажены, поэтому ему

приходится разглаживать кожу в разных направлениях, чтобы иметь возможность

брить ровную поверхность. Его шахтерская лампа высвечивает на коде кружок.

Когда он накланяется ко мне, чтобы поближе рассмотреть, этот кружок

уменьшается и становится очень светлым. Когда же он отдаляется, мутным

светом освещается большой участок. Кружок света образуется именно в том

месте, куда он смотрит. А яркость кружка показывает, с какого расстояния он

смотрит в данный момент. Довольно часто я замечаю кружок света на моих

сиськах, чаще на правой, с соском как язычок змеи. И на моей киске. Он меня

еще ни разу не ослепил. Кажется, лицо для не представляет никакого интереса.

Когда все побрито, водой из тазика он смывает пену с моих подмышек и вытирает

меня. Скорее, промакивает меня полотенцем. Мы улыбаемся друг другу.

«А теперь», – говорю я и ласкаю свою волосатую киску.

«Хм».

Он мочит обе руки и увлажняет мне снизу большой участок тела. От пупка и

вниз, потом захватывает немного правое и левое бедро и ведет дальше между

большими половыми губами до анального отверстия, потом дальше до места, где

начинается щель ягодиц. Он внимательно разглядывает «цветную капусту». Этот

участок – настоящее препятствие для бритвы. Потом он наносит на влажные

участки пену для бритья. На больших половых губах возникает приятное

ощущение. Вжииик. Он слегка втирает пену в кожу и берет свою бритву. Он

начинает с бедер. Он сбривает волосы, которые растут по направлению к ноге.

Кладет бритву под пупок и останавливается. Потом он далеко отклоняется, чтобы

лучше видеть этот участок, между глаз образуется складка – он размышляет и

серьезно говорит:

«Мне нравится, что здесь волосы растут так высоко, я оставлю их. Лучше

больше сбрею по бокам, тогда останется большая длинная темная полоска до

щелочки, а вдоль нее до самого низа, до попы, всё уберем».

Когда он говорит, он не смотрит мне в глаза, а разговаривает скорее с

моей киской.

Она отвечает: «Я согласна».

С каждой стороны он сбривает целые полоски волос. До места, где

раскрываются ванильные рогалики, он делает прическу острой. Теперь подошла

очередь больших половых губ. Наконец-то. Наконец-то. Он просовывает голову

мне между ног. Так он сможет освещать лампой мою киску лучше всего. По-

любому, она светится как волосатый фонарь. Внутри огненно-красный. Он

аккуратно бреет мне ванильные рогалики. Потом ему надо раздвинуть их в

стороны, так как он хочет побрить их и с внутренней стороны. Снова и снова он

дотрагивается бритвой до всех щелей. Пока не остается ни одного места,

покрытого пеной. Я хочу, чтобы он меня трахнул. По-любому, он сделает это, как

закончит брить меня. Потерпи еще чуть-чуть, Хелен. Он говорит, чтобы я широко

развела ноги, подтянув колени к себе, чтобы он получил доступ к заднице. Он

спрашивает, причиняет ли этот нарост на попе боль?

«Нет, нет, это всего лишь растущий наружу геморрой. Я думаю, ты можешь

осторожно побрить его».

Сзади намного меньше волос. Он проводит бритвой несколько раз между

ягодицами вверх и вниз и один раз по кругу по промежности. Готово. Он снова

обрызгивает меня со временем остывшей водой из тазика и вытирает меня. Когда

он брил мне в попе, моя киска стала очень мокрой от смазки. Теперь смазка

смешивается с водой, и Канелль вытирает ее. Но я по-новому начинаю сочиться.

«Теперь ты хочешь меня трахнуть?»

«Нет, ты слишком молода для меня».

Спокойствие, Хелен. Иначе приятное ощущение снизу пройдет.

«Жаль. А можно я сама себя трахну, прямо здесь? Или мне надо идти

домой, чтобы кончить там?»

«Да делай это здесь. На здоровье».

«Дай мне бритву».

Я держу ее за поверхность с лезвием и засовываю ручку в мою влажную

киску. Ручка бритвы вовсе не такая холодная, как я думала. Руки Канелля

нагрели ее за это время.

Ритмичными движениями я ввожу в себя и вынимаю обратно ручку бритвы.

По ощущениям это как палец 14-летнего подростка. Ванина палочка (прим.

«Гензель и Гретель» («Hänsel und Gretel») – опера в трех действиях Энгельберта

Хумпердинка (на русской сцене шла под названием «Ваня и Маша»)). Я сильно

стимулирую ручкой бритвы между большими половыми губами. Все сильнее.

Точно такое же движение, когда режешь хлеб. Но жесткий хлеб. Вперед, назад.

Вперед, назад. Туда-сюда. Туда-сюда. Все глубже.

Канелль наблюдает за мной.

«Ты можешь надеть мне на голову лампочку? Я хочу посветить на себя».

Он натягивает мне на голову резинку и прикрепляет лампочку прямо в

середину лба. Я сморю на свое влагалище, полностью освещая его. Канелль

уходит. Ололо, как меня вставило бритье. Я кладу бритву на живот и ласкаю

обеими руками мои гладко выбритые, лысые половые губы. Мой дорогой

несуществующий Бог, какие же они мягкие. Мягкие, как козловая кожа, мягкие,

как зернышки. Настолько мягкие, что я едва чувствую их своими пальцами. Я

стимулирую их все сильнее. И кончаю.

А что теперь? Я вспотела, мое дыхание сбилось. Здесь очень тепло. Где

Канелль? Я одеваюсь. Мне становится еще теплее. Он заходит. Я спрашиваю:

«Ты хочешь повторить?»

«С удовольствием».

«Когда?»

«Каждую субботу после твоей работы».

«Хорошо. Тогда у меня целая неделя, чтобы отрастить волосы как можно

длиннее. Уж я-то постараюсь. До встречи».

Это был первый раз, когда я побрилась. Или когда меня побрили. То есть

мое первое бритье. С тех мы видимся почти каждую неделю. Иногда он не

открывает дверь. Или его нет дома. Тогда мне приходиться 2 недели ходить

небритой, с отросшими волосками. Считаю, что это отвратительно. Или

совершенно брито, или с волосами. Потом там начинает ужасно чесаться. То есть

приходится бриться самой, когда он не бреет. При этом я делаю это далеко не так

хорошо, как он. Не так медленно и не с такой любовью.

Бриться самой – это так глупо, потому что в этом отношении меня

избаловали. Я уже привыкла, что меня бреют. Думаю, что если мужчина хочет,

чтобы женщина брилась, ему следует взять эту обязанность на себя. А не

навязывать всю эту работу женщинам. Без мужчин женщинам было бы абсолютно

все равно, насколько они волосатые. Если брить друг друга так, как им особенно

нравится, для меня это лучшая прелюдия, которую только можно себе

представить. И каждый делает партнеру ту прическу, которая его больше всего

заводит. Это лучше, чем чего-то хотеть друг от друга и объяснять это друг другу.

Вызывает только злость.

Я делаю это грубо. Я бреюсь быстро, чик-чик, вожу везде, вырывая всё

лезвием. После чего у меня, как правило, течет кровь, и воспаляется кожа. Когда

Канелль это видит, он ругает меня, что я так обращаюсь с собой. Он не может

такого терпеть. Но я далеко не так груба к себе в отличие от человека, который

побрил мне задницу перед операцией.

В палату заходит медсестра. К сожалению, не Робин. Все равно. Ее я тоже

могу спросить.

«А что мне делать, когда я захочу в туалет?»

Они же всегда называют это стулом. В зависимости от того, с кем я

разговариваю, я выбираю выражения.

Она объясняет мне, что с медицинской точки зрения это даже очень

желательно, чтобы я как можно раньше сходила в туалет по-большому. Чтобы кал

не стал препятствием. Она говорит, что рана должна заживать при ежедневном

стуле, чтобы все правильно срослось и чтобы анальные мышцы снова могли

растягиваться. А они совершенно не могут. Она говорит, что сейчас еще придет

профессор Нотц, чтобы объяснить мне все точно. Она уходит. И в то время как я

жду Нотца, я думаю о различных средствах, которые могут вызвать запор. Мне

приходит в голову множество способов. В палату заходит доктор Нотц. Я

здороваюсь с ним, смотря прямо ему в глаза. Я всегда так делаю, чтобы запугать

людей. Мне бросается в глаза, что у него густые, длинные ресницы. Вот это да. И

почему я заметила это только сейчас? Может быть, из-за болей. Чем дольше я на

него смотрю, тем длиннее и гуще становятся его ресницы. Думаю, он

рассказывает мне важные вещи о моем стуле, режиме питания и о лечении. Я

вообще не слушаю, а считаю его ресницы, делая при этом вид, как будто

внимательно слушаю, произнося характерные звуки: Хмм, хмм.

Такие ресницы я называю усами на глазах. Терпеть не могу, когда у

мужчин красивые ресницы. У женщин меня это возбуждает. Ресницы – это один из

моих фетишей. Я всегда обращаю на них внимание. Какой длины, густые или нет,

какого цвета, покрашены ли краской для ресниц, нанесена ли на них тушь,

завитые или склеенные гноем из глаз после сна? У многих кончики ресниц

светлые, а у корней они темные, так что просто кажется, что они короткие. Если

накрасить такие ресницы тушью, они выглядели бы в два раза длиннее. У меня в

детстве несколько лет вообще не было ресниц. Когда я была помладше, мне

делали много комплиментов по поводу моих длинных, густых ресниц, я все еще

помню это очень хорошо.

Однажды какая-то женщина спросила маму, а не плохо ли это, когда у

собственной шестилетней дочери ресницы уже гуще, чем у матери, хотя,

очевидно, свои она еще и подкручивает и красит тушью. Мама всегда говорила

мне: «Есть такая цыганская поговорка: когда тебе делают слишком много

комплиментов по какому-либо поводу, они могут сглазить». Так она всегда

отвечала мне на вопрос, почему у меня больше нет ресниц. Но я помню кое-что

еще. Я проснулась среди ночи, мама сидит на краю кровати, где она обычно

читает мне сказки на ночь, одной рукой она крепко держит мою голову, и я

чувствую, как по векам скользит что-то холодное и металлическое. Щелк! На

обоих глазах. И мама говорит: «Это всего лишь сон, девочка моя».

Я постоянно дотрагивалась кончиками пальцев до «пеньков» ресниц. Если

бы мамина история о цыганах оказалось правдой, они бы выпали полностью. Но я

не могу сказать это маме, так как я часто путаю реальность, ложь и сон. В первую

очередь, сейчас я многое больше не могу различить из-за того, что раньше я

принимала наркотики. Самый безумный праздник в моей жизни состоялся тогда,

когда моя подруга Коринна обнаружила, что мой тогдашний друг-дилер Михаэль

оставил свою баночку. В принципе отмечать было нечего. Мы просто всегда так

говорили, когда принимали наркотики. Праздновать.

Михаэль хранил все свои колеса, клей, пакетики с амфетамином и коксом

в, так сказать, безделушке. Она выглядела как обыкновенная баночка Колы, но

крышку можно было открутить.

У Михаэля была такая навязчивая идея: в баночке должно было быть

именно столько наркотиков, чтобы она весила так же, как настоящая баночка

Колы.

Коринна говорит: «Посмотри-ка, Хелен. Баночка Михаэля. Он же не будет

злиться, да?»

Она улыбается мне и морщит при этом нос. Это означает, что она

действительно рада.

Тогда мы прогуляли школу, купили в ларьке красное вино и наговорили на

автоответчик Михаэлю:

«Если ты ищешь свою Колу, мы нашли ее в комнате Коринны. Ты же не

обидишься, если мы начнем пить без тебя, да?»

У нас здорово получалось говорить по телефону зашифрованными словами.

Когда принимаешь наркотики, становишься параноиком, путаешь самого себя с

Scarface/ Лицо со шрамом и думаешь, что тебя постоянно прослушивают и тебе

уже недолго осталось до полицейской облавы, ареста и судебного

разбирательства, на котором судья спросит: «Ах, да, Хелен Мемель, что же на

самом деле означают слова «моющее средство», «пицца» и «картина»? В это

время Вы ничего не мыли, не ели пиццу и не рисовали. Мы не только

прослушивали Вас, но и вели за Вами наблюдение».

Потом начался наш забег против времени. Наша цель заключалась в том,

чтобы проглотить как можно больше наркотиков, пока первые еще не начали

действовать, и пока не пришел Михаэль. Всё, что мы не смогли проглотить, нам

пришлось бы вернуть. Мы начали в 9 часов утра, принимая за раз по 2 таблетки и

запивая все это большим количеством красного вина. Мы подумали, что не

подобает уже с утра принимать амфетамин и нюхать кокс, и сделали самокрутки

из туалетной бумаги.

Таким образом, каждый высыпал полпакетика, то есть полграмма на

кусочек туалетной бумаги, и искусно ее скручивал, запивая потом красным

вином. Может быть, в каждом пакетике было и меньше одного грамма – Михаэль

был хорошим бизнесменом и всегда обманывал с количеством. Чтобы больше

заработать. Один раз я взвесила то, что, по сути, должно было весить один

грамм. Как бы ни так. Но и полицию не вызовешь. На черном рынке так всегда.

Там нет защиты прав потребителей.

В любом случае эти самокрутки очень сложно проглотить. Нужно

потренироваться. Если при глотании будешь медлить, когда самокрутка окажется

уже глубоко в полости зева, то она раскрывается и ее горькое содержимое

оказывается на языке и нёбе. Этого допускать не следует.

Вероятно, постепенно все вещества начинают оказывать свое действие. Я

могу вспомнить только самые яркие моменты урывками. Мы с Коринной всё время

смеялись и рассказывали что-то о сказочной стране наркотиков. Потом пришел

Михаэль, чтобы забрать свою баночку, он разорался. А мы хихикали. Он сказал,

что если мы не сдохнем от той дозы, которую приняли, мы должны будем

заплатить за нее. Мы лишь посмеялись над ним. А потом мы проблевались.

Сначала Коринна, а потом я – от этих звуков и запаха. В большое белое ведро для

мытья полов. Рвота выглядела как кровь, из-за красного вина. Но нам

потребовалось много времени, чтобы догадаться, в чем было дело. И там плавали

непереваренные таблетки. Нам показалось, что это настоящее расточительство.

Я: «Половину – наполовину?» Коринна: «Да, сначала ты!» – и впервые в

жизни я литрами пила рвоту другого человека. Вперемешку со своей. Большими

глотками. По очереди. Пока не выпили всё ведро.

Думаю, в такие дни погибает много клеток мозга. Эта и подобные ей

вечеринки прочно врезались мне в память. Есть еще одно воспоминание, по

поводу которого я не уверена: а воспоминание ли это. Однажды я прихожу из

школы домой – я училась тогда в младших классах – и зову хоть кого-нибудь. Но

никто не отвечает. Поэтому я подумала, что дома никого нет.

Я иду на кухню, а там на полу лежат мама и мой брат. Взявшись за руки.

Они спят. Мой брат положил голову на свою подушку с Вини-Пухом, а мамина

голова лежит на свернутом светло-зеленом кухонном полотенце.

Духовка открыта. Пахнет газом. Что они тут делают? Я как-то видела в

фильме, как при ходьбе кто-то выбил обувью искру, и весь дом взлетел на

воздух. Так, а теперь нужно очень медленно и осторожно подойти к плите, люди

же спят, и выключить газ. Следующий шаг – открыть окно и вызвать пожарную

охрану. Номер скорой мне не пришел в голову. Обоих забирают, они все еще

спят, мне разрешили поехать с ними. 2 машины скорой помощи. Семейный

картеж. Синий свет. Сирена. В больнице им промыли желудок, и папа как раз

вернулся с работы.

Никто из нас никогда не говорил об этом. Поэтому я и не уверена,

приснилось ли мне это, придумала ли я это и внушала самой себе так долго, пока

это не стало правдой. Всё может быть.

Мама научила меня очень хорошо врать. Так, что я даже сама начинаю в

это верить. Иногда это очень занимательно. Но иногда это вводит в заблуждение,

как в этом случае. Я могла бы и просто спросить маму:

«Мама, ты тогда из зависти обрезала мне ресницы? И еще один вопрос: Ты

тогда пыталась убить моего брата и себя? И еще: Почему ты не захотела взять

меня вместе с вами?»

Я никак не могу найти подходящего момента.

Потом у меня выросли ресницы, и я всегда красила их, закручивала и

наносила на них тушь, чтобы они были идеальными и чтобы так позлить мою

мать, если мое воспоминание действительно является воспоминанием. Сверху и

снизу мои настоящие ресницы должны выглядеть как толстые накладные ресницы

из пластика 60-х годов. Я смешиваю дешевую и дорогую тушь, чтобы получились

ультимативные лапки паучка. Лучше всего просто водить в ресницах кончиком

щеточки, где больше всего туши. Цель заключается в том, чтобы каждый

встречный уже за километр думал: «О, какие же густые ресницы на двух ножках

идут».

В рекламе туши для ресниц всегда делают акцент на том, что она не

склеивает ресницы, а щеточка хорошо разделяет их, чтобы не было комочков.

Для меня это весомый аргумент, чтобы не покупать эту тушь. Когда родня и

соседи узнали, что я никогда не смываю глаза и каждый день крашу их снова,

началась настоящее паникерство.

«Если никогда не смывать тушь с ресниц, они перестанут получать

достаточно света и воздуха. И тогда они выпадут!» Я подумала: «Хуже, чем тогда

просто не может быть». Я придумала классные уловки, как сделать так, чтобы на

мои накрашенные ресницы никогда не попадала вода. Вложив в свои ресницы так

много сил и денег, я просто не имею права испортить их водой. Когда тушь

месячной давности медленно размокает под теплой водой и попадает в глаза, их

очень сильно щиплет. Этого не нужно допускать. Сначала я мою голову и

заворачиваю ее в полотенце, которое должно впитать капли воды на лбу, чтобы

они не попали в глаза. Потом я мою тело, начиная с шеи. Долгое время я

забывала вымыть шею, и в трех складках скапливалась жирная грязь.

Если потом сильно потереть шею, образуются маленькие темные липкие

шарики, которые пахнут гноем. Таким образом, ты либо моешься полностью,

начиная с лица, или ты регулярно катаешь шарики грязи из складок шеи.

Главное, чтобы лицо никогда не соприкасалось с водой. Уже несколько лет я не

ныряю ни в ванной, ни в школьном бассейне. Как бабулька, я спускаюсь в бассейн

по лесенке и могу плавать только стилем «брасс», так как при остальных стилях

лицо либо полностью, либо частично погружается в воду. Если кто-то в шутку

хочет меня «утопить», я превращаюсь в настоящую фурию: кричу, умоляю и

объясняю, что из-за этого испортятся мои ресницы. До сих пор хорошо

срабатывало.

Уже много лет я не была под водой. Конечно, это также значит, что я

никогда не умываю лицо, значение чего, по моему мнению, сильно преувеличено.

Когда смываешь косметику средством для снятия макияжа и ватными дисками, ты

моешь, так сказать, лицо. При этом надо оставаться на приличном расстоянии от

ресниц. Я уже несколько лет делаю именно так. Когда я закручиваю ресницы

специальными щипцами, в них остается лишь 1-2 реснички. А потом они снова

вырастают. Этим я доказала, что если не смывать макияж каждый вечер, то

ресницы не выпадут все сразу.

Мой бывший парень Маттес однажды наблюдал, как я закручивала ресницы,

и спросил: « А ряд ресниц такой же длины, как и внутренняя половая губа?»

«Да, примерно».

«И у тебя же двое таких щипцов?»

«Да».

Одни золотые, а вторые серебряные.

Он повалил меня на постель. Развел в стороны мои ноги. Раздвинул в

стороны рогалики (большие половые губы) и щипцами для закручивания ресниц с

обеих сторон слегка зажал мои петушиные гребешки (внутренние половые губы).

Так он мог оттянуть внутренние половые губы очень далеко от дырки и получишь

отличный обзор. Точно такой же, как и у главного героя в сцене с Бетховеном в

фильме «Заводной апельсин». Он сказал мне, чтобы я продолжала держать

щипцы и так растягивала, как меня возбуждает. Маттес хотел сразу же оттрахать

меня и кончить на натянутые губы, но сначала он захотел сфотографировать меня

там, чтобы и я посмотрела, как мило выглядит моя киска, когда ноги и половые

губы так широко разведены в стороны. От радости мы хлопали в ладоши. Точнее

он, мои руки были заняты.

Если хорошенько расправить эти сморщенные лоскутки кожи, их общая

поверхность будет на самом деле такой же, как почтовая открытка. Потом Маттес

ушел от меня, а его хорошая идея осталась.

Я люблю это ощущение, которое возникает, если щипцами для завивки

ресниц настолько оттянуть половые губы, чтобы с моего ракурса они выглядели,

как крылья летучей мыши. Может, поэтому они такие длинные и так сильно

торчат? Нее. Думаю, они всегда были такими длинными и большими, с

коричневато-розовым оттенком. Обо всем этом я размышляю, не слушая

профессора Нотца. Он уже хочет уйти.

Но тут нарисовалась Хелен с фотографиями своей задницы.

Теперь-то он должен мне сказать, где здесь верх, а где низ. Ни в одном

месте я не могу увидеть анальное отверстие. Как бы я ни крутила и не

поворачивала фото.

Он смотрит на фото, но быстро отворачивается. Ему самому противно от

результата собственной операции. Он еще до операции не хотел мне нормально

объяснить, что он собирался делать.

«Хотя бы скажите мне, как держать фото, чтобы знать, как я выгляжу там».

«Я не могу Вам этого сказать. По моему мнению, фото было сделано очень

близко. Я сам не могу сказать, как его надо держать».

Кажется, он в ярости. Он что, не в своем уме? Он же мне всё это сделал! Я

же ему не резала задницу. Я жертва, а он виновник.

Он снова бросил короткий взгляд на фото и отвернулся. Надеюсь, в

операционной он дольше смотрит на эти раны. Какое же он ничтожество. Или же

он попадает в другой мир, когда заходит в операционную? Там он всё

основательно разглядывает, а после этого просто не хочет сталкиваться с этим?

Как и те люди, которые постоянно ходят в бордель, устраивают там самые

что ни на есть животные, интимные, грязные сношения всегда с одной и той же

шлюхой, но, когда они встречают ее на улице, сразу же отворачиваются и ни в

коем случае не здороваются.

Нотц далеко не любезно поздоровался с моим анальным отверстием.

Он даже видеть его больше не хочет.

Я вижу панику в его глазах: на помощь, мое маленькое анальное отверстие,

с которым он имел дело на операции, может разговаривать, задает вопросы и

даже сфотографировалось.

Это не имеет смысла. Он не знает, как нужно разговаривать с людьми,

которые любят объект его операционного вмешательства – задницу.

«Большое спасибо, господин Нотц». Это значит, что ему пора уйти. Я

специально опустила все академические звания. Не в бровь, а в глаз! Он уходит.

После операции и объяснений профессора доктора Нотца, видимо, ходить в

туалет я буду весело. Я обратила внимание на одно предложение из его длинной

речи: из больницы меня выпишут только тогда, когда у меня будет стул без

крови. Это показатель того, что операция прошла успешно и у меня всё хорошо

заживает.

С тех пор в палату постоянно заходят какие-то люди, с которыми я не

знакома, и спрашивают, сходила ли я уже в туалет. Неееет, еще нет! Страх перед

болью кажется непреодолимым. Если кал пройдет через рану, о Боже, что тогда

будет? Это разорвет меня.

С момента операции здесь дают только мюсли и отруби. Они говорят, чтобы

перед употреблением мюсли долго не размокали в молоке. Они должны попасть в

желудок и кишечник в довольно сухом состоянии. Чтобы там они впитали в себя

жидкость, разбухли и изнутри начали давить на стенки кишечника, подавая

сигнал, что им нужно выйти.

Так давление кала станет очень сильным. У меня уже звездочки перед

глазами, а снизу меня сковывает страх. Я не буду ходить в туалет несколько

дней. Просто сделаю как моя мама. Буду ждать, пока внутри всё не рассосется.

Интересно, а можно есть пиццу, когда ждешь стул? Не спросив, я решаю,

что при лечении анального отверстия важно есть и то, что особенно любишь. Я

звоню в мою любимую пиццерию с доставкой на дом «Маринара». Я знаю номер

наизусть. Он очень простой, похож на номер службы секса по телефону. Радость

ожидания велика, но я не показываю этого. По телефону пытаюсь говорить как

можно наглее:

«Одну пиццу Фунги, два Пльзенского. Больница св. Марии, палата 218. На

имя Мемель. И давайте там быстро, чтобы она не остыла, пока ее сюда привезут.

Просто скажите в приемной, они позвонят наверх. Пока».

И как можно быстрей и резче кладу трубку.

Есть одна история, о которой все говорят и о которой я много размышляю:

две девушки заказывают пиццу домой. Они ждут и ждут, а пиццу не привозят.

Несколько раз они звонят в службу доставки и жалуются. Потом все-таки пиццу

приносят.

Она выглядит немного странно и необычная на вкус. Одна из девушек случайно

оказалась дочерью контролера качества продуктов питания, и прежде чем они всё

съели, они сложили остатки еды в пакетик и отдали папе.

Все еще думают, что просто пицца такая. При анализе в лаборатории

выясняется, что на пицце была сперма пяти мужчин. То, что произошло до этого,

я представляю себе так: парни из службы доставки вышли из себя. Так как

жалоба поступила от девушек, у них возникли фантазии об изнасиловании. Это

вполне нормально. Они обсуждают проблему, придумывают план и вытаскивают

свои члены, чтобы вместе подрочить на пиццу. Пекари пиццы видят друг у друга

члены. И не только в обычном состоянии. А в состоянии полной эрекции. И видят,