Текст книги "Эти несносные флорентийки"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Он очарователен, синьор комиссар, но следите за ним, так как его инициатива может дорого ему стоить.

– Что вы имеете в виду, синьора?

– Он же неизбежно задал свой знаменитый вопрос и убийце, потому что он посетил всех жильцов... Представьте, что будет, если этот убийца сочтёт себя обнаруженным каким-то мальчишкой... Может, он захочет и его устранить?

– Мадонна mia!

Хоть он и принадлежал к криминальной полиции, Ромео всё равно до конца не верил в людское зло. То, что кто-то способен причинить какой-либо вред Фабрицио, не укладывалось в его сознание. Резко поставленный перед реальностью, он на мгновение потерял почву под ногами, чем донна Луиза воспользовалась, чтобы увлечь его в гостиную, где она пригласила его сесть.

– Ну же, синьор комиссар, придите в себя! Ваш Фабрицио ведь жив и здоров?

– Я дрожу при мысли о том, что может с ним случиться!

– В таком случае проще всего – это найти убийцу и арестовать его!

– Конечно... Однако это не так легко, даже для меня.

Донна Луиза взглянула на него, чтобы проверить, смеётся он или нет. Ей пришлось заключить, что он говорит совершенно искренне о своих заслугах.

– Кажется, этот Монтарино был шантажистом?

– Да... Он у многих здесь вымогал деньги.

– Но не у вас, конечно, синьора!

– Что вы об этом знаете?

– Простите?

– Увечье ещё не свидетельство невозможности, синьор комиссар.

– Я не понимаю вас.

– Синьор комиссар, я ревнивая женщина... Я знаю, знаю, в моем положении это смешно, не так ли? Но я ничего не могу поделать... Мы с мужем должны быть едины и в горе, и в радости... Он должен был держать слово. Он этого не сделал. Он обманывает меня со своей секретаршей... здесь, почти что на моих глазах... Я этого не могу вынести...

– И что же?

– Ничего... Я стараюсь объяснить ход моих мыслей, чтобы показать вам, что любой и каждый может стать преступником, если представится случай.

– Помилуйте, синьора, я в этом убедился довольно давно, но позвольте мне также сказать вам, что я не вижу связи между вашим душевным состоянием и убийством Монтарино.

– Поскольку вы ещё в стадии гипотез, ничто не мешает вам думать что, будучи не в состоянии действовать самостоятельно, я попросила Монтарино упразднить мою соперницу, что я имела слабость и глупость написать ему, но, терзаясь угрызениями совести, решила отказаться от своего плана... Антонио знал, как этот листок бумаги опасен для меня. Он мог захотеть продать мне его... гораздо дороже, чем я смогла бы ему заплатить... В этом случае, что бы мне ещё оставалось, как не убить его? Воспользовавшись тем, что у консьержки вечеринка, мне было бы легко назначить ему встречу... подождать появления на лестнице и убить его... Когда этот бедняга растянулся на лестнице, я бросила револьвер, предварительно вытерев приклад.

– Ma qué! Это ведь все было не так, правда?

– Ну, это вам решать, синьор комиссар.

Как светская женщина, синьора Бондена проводила комиссара до двери. Когда последний раскланивался, она поинтересовалась.

– Вы не считаете, что я усложнила вашу задачу?

Ромео безмятежно улыбнулся:

– Успокойтесь, синьора, вы мне ничего не усложнили. У вас богатое воображение, однако, боюсь, вы пренебрегли некоторыми деталями в вашем сценарии.

– Что позволяет вам так думать?

– Вы забыли объяснить мне одну вещь: как вы с вашим креслом спустились бы по лестнице и обыскали бы карманы жертвы, пытаясь найти то компрометирующее вас письмо. Доброго вечера, синьора.

***

Маргарита Каннето, секретарша, приняла отца также любезно, как и сына. Она улыбнулась.

– Сегодня мне наносит визиты целое семейство.

– Примите мои извинения, синьорина, за ребяческие шалости моего сына и доложите обо мне господину Бондене.

– Он ещё не вернулся. Впрочем, он не задерживается... Хотите подождать его в моей компании?

– То есть...

– Такая перспектива вас пугает, синьор комиссар?

– Конечно же, нет!

– Тогда...

Тарчинини последовал за молодой женщиной в приёмную комнату, очень бедно обставленную. Вместо того чтобы оставить его одного, она села напротив, оголив скрещённые ноги так высоко, что кровь начала приливать к лицу полицейского.

– Нравится вам Флоренция, синьор комиссар?

– Мой Боже, после того, что я здесь видел...

– Что вы думаете о флорентийках?

Супруг Джульетты увидел перед собой живую и распутную Софию, нежную и спокойную Адду, загадочную Луизу, несчастную Паолу, экстравагантную Тоску, не считая этой Маргариты, которая, казалось, хотела его соблазнить, и заключил:

– Женщины очень привлекательные, синьорина...

– ...которые только и делают, что привязываются.

Разговор принимал оборот, который веронец счёл опасным для клятвенной верности Джульетте.

– Встретив флорентиек, синьорина, начинаешь горько сожалеть о том, что ты не так свеж, как лист латука.

– Я лично нахожу вас еще очень красивым, знаете?

Чтобы подтвердить свое мнение, Маргарита заняла место рядом с Ромео на канапе, и комиссар покрылся капельками пота. От аромата, исходящего от девушки, щекотало в носу. Он прерывисто задышал и, запинаясь, произнёс:

– Я... я никогда... не ветре... чал девушку... как вы...

Она прижалась к нему, и образ Джульетты, которым укрывался Тарчинини, испарился в одно мгновение. Маргарита проворковала, как птичка:

– Я вам нравлюсь?

– Нравитесь ли вы мне? Dio mio!

Она прошептала:

– Вы женаты?

– Уже давно.

Маргарита резко отскочила, воскликнув: «Вот дерьмо!», что очень шокировало Ромео Тарчинини. Молодая женщина поднялась и горько заключила:

– Вы все одинаковы! Всегда готовы к авантюре, но когда речь идёт о чем-то серьёзном, вас и след простыл! Как и тот...

– Кто – тот?

– Мой начальник! Он клялся мне, что его супруга давно уже умерла, но она держится, стерва, и если обнаружит нашу связь, то это она меня похоронит!

На этом она ударилась в слезы. Ромео стал её успокаивать. Она резко отдёрнула его.

– Не трогайте меня, старый развратник!

Веронцу стало обидно от того, что его назвали старым.

– Хватит, синьорина. Я ничего не понимаю в вашей комедии. Вы должны были прекрасно знать, что я женат, вы ведь видели моего сына?

– Я надеялась, что вы вдовец.

– О!

– Я мечтаю иметь своего мужчину, свою семью, много детей. Ma qué! Это ведь так естественно, разве нет?

– В таком случае, почему вы обращаетесь только к женатым людям?

Она очень просто ответила:

– Потому что у молодых нет ни гроша.

Шум ключа в скважине положил конец этому разговору. Резко сменив поведение, Маргарита поднялась, поправила причёску, вытерла глаза и вышла. Ромео слышал, как она предупреждает о его присутствии адвоката, который издал нечто вроде хмыканья, не предвещавшего ничего приятного.

Через несколько минут секретарша, холодная и безразличная, попросила комиссара пройти в кабинет господина Бондены.

Адвокат не шевельнулся, чтобы принять веронца, который очень этим оскорбился.

– У меня много работы, синьор комиссар, поэтому я был бы вам очень обязан, если бы вы были как можно более кратки. Слушаю вас.

– Нет, господин, это я буду вас слушать.

– Простите?

– Я интересуюсь, если вы ещё не в курсе, смертью грузчика-мясника Антонио Монтарино. Полицейские досье обнаружили, что этот человек был шантажистом и что он развивал свою деятельность за счёт многих жильцов дворца.

– А каким образом это касается меня?

– Я хотел бы спросить вас, были ли вы в числе его жертв?

– Синьор комиссар, ваш вопрос оскорбителен, так как он подразумевает, что я мог совершить нечто преступное!

– Скажем проще: нечестное.

– Я не позволю вам!

– Как, например, иметь любовницей секретаршу, в то время как ваша жена живёт напротив. Монтарино мог это знать и угрожал открыть это синьоре Бондена?

– Моя личная жизнь никого не должна беспокоить! Что касается этого Монтарино, то если бы он действовал так, как вы говорите, и сунул нос в мои дела, он быстро бы отдал себе отчёт, что взялся за слишком трудное дело. Весьма сожалею, синьор комиссар, но у меня не было личного контакта с этим Монтарино, с которым я никогда даже и словом не перемолвился. На этом я был бы счастлив распрощаться с вами. Синьорина? Проводите комиссара, пожалуйста.

***

Впервые лицо Ромео Тарчинини нахмурилось, когда он позвонил к делла Кьеза. Презрительное отношение адвоката ему в высшей степени не понравилось. Без сомнения, супруг Джульетты был добрым человеком, но он очень высоко ценил свою персону, и столь явное пренебрежение уважением, вполне, по его мнению, заслуженным, повергло его в очень плохое настроение. Донна Розалинда появилась очень быстро и имела несчастье ругать хулигана Фабрицио. Ромео сухо перебил:

– Отдаёте ли вы себе отчёт, синьора, что обращаетесь к его отцу?

– Ma qué! Именно потому, что вы его отец, я пытаюсь объяснить вам, до какой степени я недовольна...

– А я?

Донна Розалинда взглянула на своего собеседника круглыми глазами:

– Я не...

– Вы думаете, что я должен быть доволен, узнав, что в то время как я сплю, мой сын наносит визиты таким людям, как вы?

– О! Синьор! Пьетро!

Показался делла Кьеза, спешащий на помощь:

– Что ещё, Розалинда?

– Это... этот полицейский оскорбляет нас!

Пока Пьетро не успел еще сказать ни слова, Тарчинини ринулся в атаку:

– Я бы советовал вам помолчать!

– А?

– Как? Вам не стыдно за то, что ваша жена бьёт одиннадцатилетнего ребёнка?

– Ma qué! Синьор комиссар, он оскорбил её!

– Оскорбил?

– Он осмелился у неё спросить, не она ли убила Монтарино!

– Ну и что?

– Позвольте! Я...

– Нет! Между нами, если у кого-то и был малейший интерес в исчезновении Монтарино, так это у вас, а?

– У меня?

– Дышите спокойнее, Пьетро делла Кьеза, так как, представьте себе, комиссар Роццореда поставил меня в известность о вашем прошлом.

– Это старые истории...

– Но не для Монтарино! Между нами, сколько вы ему платили каждый месяц?

– 1000 лир...

Ромео внутренне себя поздравил с надувательством, построенным вслепую. Пьетро после своего признания поторопился добавить:

– Это не мы его убивали, клянусь вам, синьор комиссар!

– Однако вы один из наиболее подозреваемых, потому что вы были одни на этаже, когда все остальные жильцы были у графини!

Розалинда, передёрнув плечами, процедила:

– Тоже мне, графиня!

– Я знаю, синьора, я знаю...

Делла Кьеза возмутилась:

– Синьора Бондена тоже была наверху!

– Она калека!

– Или хочет, чтобы все так думали! И потом, все жильцы поднимались и спускались в течение вечера. Мы слышали.

– Во всяком случае, у вас были основания устранить шантажиста!

– Мы не так уж богаты, синьор комиссар, но мы никогда не станем убивать человека, даже если допустить, что мы способны на это из-за тысячи лир в месяц.

– Скажите, почему вы ему платили? В вашем возрасте, в вашем положении, кого может интересовать ваше прошлое?

– Хозяйку. Если она нас вышвырнет на улицу, куда мы пойдём?

Хотя и расположенный к сочувствию, Тарчинини не был слишком тронут бедствиями этих двух обломков кораблекрушения. Несмотря на отпирательство Пьетро, вполне возможным было предположить, что один из членов семейки убил Антонио Монтарино на том основании, что им нечем стало платить и они не хотели кончать свою жизнь на улице.

Веронец умерил немного свой пыл, придя к супругам Таченто. Паола была на работе в магазине. Марио принял его в майке и шлепанцах – невозмутимый и тупой.

– А! Это вы... Вы извините меня за внешний вид, ma qué. Вот проходите сюда.

Марио любезно проводил комиссара на кухню, достал два стакана и бутылку кьянти, разлил вино и спросил:

– Что вы от меня хотите? Того же, что и ваш мальчишка?

– Простите ребёнка, прошу вас. В этом возрасте не очень отдаёшь себе отчёт...

– У него есть характер, у вашего ребёнка, и нахальство, что, впрочем, его не портит. То есть вы хотите знать, не я ли убил этого мерзавца Монтарино? Хорошо! Мой ответ отрицательный. Если этой старой калоше, называющей себя графиней, угодно покупать себе любовников в её-то годы, то какое мне до этого дело? Я ведь не обязан вникать в чужие глупости, а? Вот я все время говорю Паоле: будем сами по себе, а другие пусть будут сами по себе – это лучшее средство жить спокойно.

– Прекрасно. То есть вы из тех немногих, кого Монтарино не шантажировал?

Таченто самодовольно улыбнулся:

– Он бы не стал рисковать. Я не нуждаюсь в револьвере или ноже, чтобы свести свои маленькие счёты. И потом, по какому поводу он стал бы меня шантажировать? Моя жизнь правильная, грустная и глупая...

– Хорошо, но не имела ли синьора Таченто в прошлом какие-нибудь авантюры?

Снова широкая улыбка Марио осветила кухню.

– Паола? Бедняжка... Нужно быть дураком, как я, чтобы обратить внимание на эту гусеничку. Паола, это всё равно, что ничего. Её не видно. Она здесь, её здесь нет... Никто не заметит разницы. Авантюра у Паолы?

– Она счастлива?

– О ком вы?

– Ваша жена?

– Как можно об этом знать, и потом, мне на это просто наплевать. Лишь бы она вела дом, готовила мне еду и стирала моё белье, а больше я ею не занимаюсь. Счастлива? Да, я думаю, ведь я женился на ней. Но этот вопрос она, конечно, никогда себе не задавала. Бывают моменты, когда я себя спрашиваю, есть ли она на самом деле, Паола. Более ничтожного, более бесцветного человека, чем она, не существует.

Покидая комнату, Ромео пожалел несчастную Паолу, вышедшую замуж за такого грубияна, как Марио Таченто. Можно ли быть таким ужасным эгоистом? Можно ли так презрительно относиться к своей подруге? Всё, что вспомнил в данный момент веронец, так это то, что у синьоры Таченто красивые глаза. Какие чувства испытывает она по отношению к своему супругу, эта осмеянная жена, эта презираемая женщина? Ах! Джульетта не знает своего счастья, будучи замужем за таким мужчиной, как Ромео.

На последней лестничной площадке слегка угнетённый Тарчинини старался идти как можно тише, чтобы не привлечь внимание Софии с её соблазнами. Он уже был возле нужной двери, когда за его спиной послышалось:

– Пс-ст-т!

Веронец закрыл глаза, чтобы воссоздать лицо своей жены и вздохнул про себя:

– Джульетта, спаси и защити меня! Я так хочу, остаться непобеждённым!

Он обернулся. На своём пороге стояла София, как всегда, полуодетая, и улыбалась ему:

– Как голова?

– Лучше, спасибо.

– Зайдите на минуточку? Мне нужно поговорить с вами... Вы такой изысканный...

При этих ласковых словах Тарчинини напыжился, как голубь, собирающийся ринуться в любовную атаку. Он чувствовал, что слабеет, что он все время готов капитулировать. Чтобы выстоять, он стал повторять про себя, как молитву, имена своих близких: Джульетта... Джульетта № 2... Ренато... Альба... Розанна... Фабрицио... Женнато. Приглушенным голосом он пролепетал:

– Сожалею, но это невозможно... срочная работа... долг... вы понимаете?

– Жаль... Не хотите, чтобы я вам немного помассировала затылок? Это ведь вас окончательно вылечит!

Ромео был в этом уверен. Только знал, что если он почувствует пальцы Софии на своём затылке, всё будет потеряно, он будет захвачен бурей.

– Нет, право же... нет... спасибо.

Он проскользнул в комнату и, восстанавливая дыхание могучими и глубокими вздохами, старался сконцентрировать свои мысли на Джульетте, которая, окружённая bambini, должна со слезами в голосе рассказывать им о папе.

Но он ошибался.

***

Синьора Бутафоччи, которая жила на via Пьетра этажом ниже Тарчинини, занималась глажкой, когда услышала над головой глухой звук; она подняла глаза к потолку и увидела люстру, раскачивающуюся самым неестественным образом. Вдова Бутафоччи была сицилийкой по рождению, и в детстве её часто убаюкивали рассказами об извержениях вулкана. Она знала об этом всё: первые колебания, нарастающую опасность как высшую степень катаклизма и, наконец, постепенное успокоение в смертельной тишине. Глядя на качающуюся люстру, вдова окаменела от ужаса, и внезапно жуткий, ужасный крик вырвался из её горла: крик, отозвавшийся эхом по всей округе, как крик Кассандры, увидевшей ахейцев в победном приступе на ворота Трои. Потом, следуя старым советам, она со скоростью двадцатилетней выскочила из своей квартиры, вопя:

– Вулкан проснулся! Вулкан проснулся!

Вдове Бутафоччи едва перевалило за сорок. Это была крупная и красивая брюнетка, обладающая всем, что могло привлечь мужские взгляды. Она прямо-таки скатилась с лестницы, подобно циклопу, расталкивая ошеломлённых соседок, чтобы, пролетев остаток пути, угодить прямо в руки сына консьержки, здорового увальня восемнадцати лет, осчастливленного такой удачей. Под суровым взглядом своей матушки мальчик попытался нежно освободиться от прекрасного груза, слегка его придавившего. Что касается вдовы, то, находясь в критическом состоянии, она не вполне отдавала себе отчёт в непристойности своего поведения, пока консьержка не вмешалась.

– Альма, что это на вас нашло?

– Вулкан! Я видела, как раскачивалась люстра, и я слышала глухой удар, который, должно быть, исходил из недр земли!

Конечно, не только в Вероне боятся землетрясений, но тем не менее некоторый ужас проник в сердца присутствующих, только отец Маниакарне, отставной служащий гражданской богадельни, торжествующе заметил:

– Ma qué! На мой взгляд, вулкан скрывается в тех, кто носит юбки, вот что!

Ему ответили молчанием, подчёркивая тем самым, что он пошляк и противный человек. Он пожал плечами и удалился к себе, заявив громким голосом, что все женщины одна глупее другой и что он благодарит небо за то, что оно оставило его холостяком. Консьержка, считавшаяся женщиной с головой, заявила:

– Вы знаете, Альма, вулканов не так уж много у нас.

– Я слышала! Говорю вам, что я слышала!

– А теперь вы слышите что-нибудь?

Вдова постаралась утихомирить биение своего сердца, прислушалась и жалобно заключила:

– Нет.

– Ну вот видите!

– Но этот шум и качающаяся люстра?

– Это наверняка ребята Тарчинини.

Сын консьержки заметил, что в этот час никто из отпрысков Джульетты и Ромео ещё не возвратился из школы. Все переглянулись, и другая жилица, синьора Тестамино, решилась сказать:

– Может быть, случилось какое-нибудь несчастье с Джульеттой? Смерть непредсказуема!

В гробовом молчании консьержка достала свои ключи и направилась вверх по лестнице, скомандовав маленькой процессии читать молитву. Перед дверью Тарчинини все застыли, консьержка несколько раз постучала в дверь и, не получив ответа, заручилась одобрением остальных, прежде чем просунуть ключ в замок. Они на цыпочках проникли в квартиру, позвали шёпотом синьору Тарчинини, потом повысили голос, но результат был тот же. Бросив взгляд в гостиную, вдова Бутафоччи испустила крик. Все поспешили туда. То, что она посчитала землетрясением, оказалось полной женщиной, распростёртой на полу, падение которой и заставило качаться люстру в нижней квартире. Заломив руки, Тестамино захныкала:

– Господи Боже мой! Она мертва! Что станет с детьми! А с доном Ромео? Он может покончить с собой или же умрёт от горя.

Вдова высказала своё мнение:

– Она была доброй христианкой... немного шумной... но там, где она теперь, бедняжка, шум никому не помешает.

Консьержка подвела итог чувствам всех жильцов.

– Замечательная женщина, делавшая честь этому дому.

После вынесения такой достойной уважения характеристики она упала на колени возле тела, за ней последовали Бутафоччи и Тестамино. Все трое начали заупокойную молитву, но этот нечестивец, Маниакарне, влекомый извращённым любопытством, вышел из своей квартиры, чтобы вмешаться, куда его не просят, и иронично заметил:

– Чем читать молитву, дали бы лучше ей чего-нибудь выпить. Она так же мертва, как и мы с вами. Видите её грудь? Можно сказать, два привязанных аэростата пытаются высвободиться.

Сконфуженным плакальщицам пришлось вернуться к действительности – Джульетта была всего лишь в обмороке. Они заставили её выпить немного граппы и, объединив усилия, усадили в кресло. Когда же законная супруга Тарчинини пришла в себя, они осыпали её вопросами:

– Ma qué! Джульетта, у вас что-нибудь с желудком, да?

– Может, сердце вас подводит?

Коварная Бутафоччи намекнула:

– Вы должны быть осторожней, донна Джульетта... в вашем возрасте подобное происшествие не означает ничего хорошего!

Больная строго взглянула на нахалку:

– Мой возраст! Что значит в моем возрасте? Ma qué! Послушать её, так можно подумать, что я жила ещё во времена Гарибальди!

Консьержка, чтобы восстановить тишину, задала вопрос, который все ожидали.

– Но, наконец, донна Джульетта, что же с вами случилось?

Подбородком возлюбленная Ромео указала на смятое письмо, лежавшее на полу. Тестамино подняла его, и консьержка уже принялась читать, но синьора Тарчинини остановила ее:

– Не читайте, Серафина, это интимные вещи! Посмотрите только, что малыш добавил к папиному письму.

Консьержка громким голосом начала читать.

«Моя дорогая мама, должен тебе сказать, что вчера вечером на лестнице обнаружили труп. Мужчина убит из револьвера. Папа сказал, что должен найти убийцу, а я буду ему помогать. Здесь все ссорятся. Очень весело. Мы с папой хорошо ладим с той дамой, почти голой, которая живёт напротив нас...»

На этом моменте письма консьержка взглянула на вдову Бутафоччи и Тестамино, которые очень смутились, в то время как этот ужасный Маниакарне не нашел ничего лучше, как заметить:

– Он всегда был падок до красивых девушек, этот чёртов Тарчинини!

Все притворились, что не слышали его. Серафина продолжала:

«... Я покидаю тебя, дорогая мама, чтобы отправиться на поимку преступника. Целую тебя и поцелуй за меня Ренато, Дженнато, Альбу и Розанну, но не забудь сказать Розанне, что если она будет трогать мою железную дорогу, то я устрою ей взбучку, когда вернусь. Твой любящий сын Фабрицио Тарчинини.

Р. S. Если нас с папой убьют, тебе дадут знать, и тогда ты отдай мой поезд Розанне».

Пока Тестамино заливалась слезами, Джульетта воскликнула трагическим голосом:

– Может быть? у меня уже нет ни мужа, ни сына!

Мерзкий Маниакарне ухмыльнулся:

– Мужа всегда можно найти, а уж детей-то наделать... а?

Но его не услышали, так как Джульетта, находясь в пророческом экстазе, разразилась проклятиями:

– Каково! На протяжении тридцати лет вы доверяете человеку! В течение тридцати лет вы посвящаете себя ему! Вы рожаете ему bambini, каких нигде больше не найдёшь, и что он вам даёт в благодарность? Он бегает за девчонками, которые прогуливаются нагишом и не боятся выставлять свои мерзости перед мальчиком, чтобы развратить его! Не удовлетворившись этим, он ещё носится с какими-то убийцами, водя за собой моего мальчика! Не иначе как он хочет избавиться от моего Фабрицио, в противном случае он не поступал бы так! Впрочем, он никогда не любил этого ребёнка! Он всё время воображал, что это не его ребёнок, а моего кузена, жандарма Роверетто! Позор! Своего кузена я не видела семь лет до того, как родился Фабрицио!

Слушатели знали, конечно, что все это было неправдой, но под пирамидой слов они реагировали так, как если бы все это было правдой.

Серафина и вдова взяли Джульетту за руки, и консьержка посоветовала:

– Теперь вы должны немного отдохнуть.

– Подождите... Дайте мне мою сумку. Серафина, она на столе.

Консьержка повиновалась, и донна Тарчинини достала из портмоне две лиры, протянув их Тестамино:

– Клара, поставьте за меня свечку Святому Лоренцо, чтобы мой муж вернулся сюда в порядке.

Бутафоччи удивилась:

– Вы его уже простили?

– Ma qué! Простить! Если я хочу, чтобы Святой Лоренцо вернул мне его целым и невредимым, так это для того, чтобы я могла задушить его собственными руками, ma qué!