Текст книги "Эти несносные флорентийки"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Как только остыло первое волнение жильцов, Тарчинини взял в свои руки руководство расследованием. Тоном, в котором больше не было ни тени его обычной любезности, он приказал, чтобы все утихли и следовали его указаниям. Мэтр Бондена, однако, считал, что первая роль должна принадлежать ему.

– Ma qué! Синьор, по какому праву вы диктуете нам наше поведение?

Ромео сухо ответил:

– По праву комиссара полиции.

Потом обратился к Фабрицио, которого разбудил шум и вывел на лестницу:

– Фабрицио, возвращайся спать. Синьорина Савоза, не будете ли вы так добры присмотреть за ним?

Фабрицио, однако, сам не испытывал никакого желания ослушаться папу, который изменился прямо у него на глазах, и внезапный авторитет которого наполнил его бесконечной гордостью. Что касается Софии, то она потащила за собою мальчика, не настаивая ни на каких объяснениях.

Ромео обратился к Вьярнетто:

– Доктор, надеюсь, вы понимаете, что до более подробного допроса вы остаётесь главным подозреваемым?

– Клянусь вам, что...

– Прошу вас, доктор. В криминалистике, как ни в какой другой профессии, клятвы имеют мало веса и не заменяют доказательств. Пока не пришла полиция, я закрою вас в комнате синьорины Фескароло, откуда вы вышли. Пойдёмте, доктор.

Закрыв врача на ключ, Тарчинини повернулся к остальным.

– Теперь, будьте так любезны, идите вниз, к графине.

Та, придя в себя с помощью Таченто и с трудом передвигая ноги, без сопротивления стала спускаться. Они услышали, как наверху возле трупа Монтарино стонала София и как она сказала своему юному спутнику:

– Не смотри!

Пока мэтр Бондена, взяв на себя роль помощника-лейтенанта, уводил жильцов к графине, Тарчинини резко постучал в дверь делла Кьеза. Ему открыла раздражённая Розалинда в ореоле из бигуди:

– Чего вы хотите?

– Спускайтесь вместе с вашим мужем.

– Зачем? В такой час?

– Не моя вина, синьора, что молодой человек выбрал это время, чтобы умереть.

Дон Пьетро в поношенной ночной рубашке на сухом теле вмешался в диалог, возмутившись:

– Мы не имеем никакого отношения к этой грязной истории.

– Это неважно, синьор. Все должны ждать полицию внизу, у графини.

Розалинда с яростью ответила:

– Никто не заставит меня ступить на порог к этому существу!

– Вы предпочитаете, чтобы полиция ворвалась к вам? Если в течение пяти минут вы не спуститесь, то полицейские сами придут к вам.

Веронец достиг первого этажа в компании Софии Савозы, уверившей его в послушании Фабрицио.

Когда все жильцы предстали перед его глазами, то Тарчинини бесцеремонно запер их у графини, и, выйдя на тротуар, разорвал тишину флорентийских улиц пронзительным свистом. Тут же послышался слаженный бег полицейских. Их явилось двое, запыхавшихся. Тот, что помоложе, отдышался быстрее и обратился к Ромео:

– Это вы подняли такой шум?

– А что, вы сомневаетесь?

– Ваши документы!

– Сейчас нет времени. Пошли!

Полицейские переглянулись, предположив провокацию. Старший вмешался:

– Как так, у вас нет времени показать нам свои документы, hé? Тогда не будете ли вы так любезны пройти с нами в комиссариат, hé?

– Ma qué! Идите же со мной, вместо того чтобы болтать глупости!

Снова представители порядка переглянулись, чтобы удостовериться, что они всё правильно расслышали. Тем не менее, веронец не стал дожидаться конца размышлений полицейских и, повернувшись на пятках, вошёл во дворец, куда те за ним сразу же последовали. Они поднялись по лестнице. Дойдя до места, где несчастный Монтарино лежал в весьма неудобной позе, Тарчинини отстранился:

– Для вас.

Округлившимися глазами полицейские созерцали странный подарок. Один из них смог только выговорить:

– Что это такое?

– Человек.

– Он... он...

– Мёртв.

Старший возразил:

– Минуточку, синьор! Сначала объясните нам, что с ним?

– Ma qué! Разве не понятно?

– Кто его убил?

– Понятия не имею!

– Разумеется! Давайте, пошевеливайтесь, ваши документы, иначе...

– Иначе что?

– Я отвезу вас в отделение!

– А в это время убийца, если он ещё здесь, будет иметь все возможности замести свои следы, hé?

Полицейский обратился к своему коллеге:

– Я отведу этого типа, а ты останешься здесь, Ансельмо...

– Совсем один?

– Ты боишься?

– Не то чтобы боюсь, но одиночество – это мой комплекс...

Тарчинини тихо перебил:

– Я комиссар Тарчинини из Вероны, вот моё удостоверение.

При виде официальной бумаги полицейские выпрямились и отдали честь, на которую Ромео сухо отреагировал:

– Мобилизуйте криминальную полицию.

Ансельмо остался сторожить труп, его товарищ побежал звонить, куда ему было велено, а Тарчинини вернулся к жильцам. Они смотрели на него молча, почти со страхом.

– Если убийца Монтарино здесь, то лучше бы он сделал любезность и назвал себя. Он бы сэкономил нам кучу времени. Примите к сведению.

Все покосились друг на друга, но никто не выразил желания сберечь чужое время, и Ромео, пожав плечами, заключил:

– Как вам угодно! Кто открыл дверь Монтарино?

После непродолжительного молчания Розалинда усмехнулась:

– Нетрудно догадаться!

Графиня медленно приблизилась к своей противнице:

– Скажите-ка лучше сразу, что это я! Вы ведь этого хотите, да?

– Скажу, когда мне захочется!

– Если вы это скажите, то я располосую вам физиономию от уха до уха, чёртова психопатка!

Чтобы подкрепить своё обещание, Мария Филиппина схватила нож и принялась размахивать им перед носом синьоры делла Кьеза, которая страшно захрипела. Тарчинини выхватил оружие из рук консьержки.

– Хватит трупов на сегодня!

Видя себя под защитой, супруга дона Пьетро обрела силы для дальнейшей борьбы.

– Всем известны ваши грязные отношения с этим молодым человеком! Только вы могли открыть ему дверь!

– Ma qué! Зачем я стану это делать, проклятье той, что родила тебя!

– Конечно же, затем, чтобы поучить его вязать, когда ваши гости разойдутся!

Удовлетворённая этой остротой, донна Розалинда победно заржала, что, однако, кончилось для неё весьма плачевно, так как графиня с живостью, которую никак нельзя было ожидать от неё в её годы, нанесла мощный удар кулаком по левому уху своей оппонентки. Дон Пьетро посчитал нужным броситься на выручку, но имел несчастье очутиться на пути руки Марии Филиппины, боровшейся с Бонденой и Таченто, которые пытались её унять. Получив удар в челюсть, синьор делла Кьеза упал животом на колени своей жены, которая удивлённо на него посмотрела, не понимая, что с ним вдруг произошло.

Появился запыхавшийся пожилой агент и объявил о скором визите специалистов из криминального отдела. Ромео дал полицейскому ключ от комнаты Адды Фескароло и велел ему стеречь подозреваемого. В молчании, последовавшем за этим распоряжением, раздался жалобный голос синьоры делла Кьеза, обращённый к графине:

– Вы его убили...

– Ну надо же, она ещё что-то говорит! Ты-то уж точно будешь долго жить! Ma qué! Вы всё время обвиняете других, а что вы сами-то делали, пока все были у меня?

– Мы с мужем спали, вернее, пытались заснуть!

– А может вы заодно убили и бедняжку Антонио?

– О!

Возмущение вернуло силы донне Розалинде. Она рывком поднялась, готовая броситься в схватку, и этим движением сбросила на пол своего мужа, который, сразу придя в себя, пытался осознать, что случилось, и, увидев ноги возле своего лица, спросил:

– Простите, пожалуйста, можете вы мне объяснить, что происходит?

Таченто поднял его за воротник куртки, поставил на пол и грозно сказал:

– Перестаньте разыгрывать клоуна, сейчас неподходящий момент!

Синьор делла Кьеза вяло опустился на стул. Он ничего не понимал и продолжал спрашивать себя, что могло такого воспитанного человека, как он, заставить лежать ничком на полу у консьержки?

Дело начинало принимать явно плохой оборот, и донна Розалинда, находясь в состоянии нервного срыва, клялась, что хотела бы тотчас же умереть, потому что ни один из присутствующих здесь мужчин не был в состоянии поставить на место эту графиню, которую она презирает до такой степени, что не разрешила бы ей даже почистить свои ботинки. В ответ графиня презрительным тоном пообещала, что если делла Кьеза будет продолжать в том же духе, то ей действительно придётся публично чистить ее ботинки. Безмолвный, похожий на большого кота, лениво дремлющего, но не теряющего своей бдительности, Тарчинини поджидал признания, которое могло случайно вырваться, будучи уверен, что людской гнев – лучший союзник полицейских.

Появление на сцене команды во главе с комиссаром Луиджи Роццореда и медицинского эксперта остановило перепалку в комнате. Комиссар распахнул объятия Тарчинини.

– Ромео! Не думал увидеть тебя так рано!

– Я тоже, Луиджи.

– Не скрою от тебя, что когда меня разбудили, чтобы объявить об убийстве, я не был очень доволен! Ma qué! Но когда мне сказали, что ты тоже тут, всё показалось мне куда более приятным. Что это за люди?

– Это жильцы дворца.

– Хорошо. Доктор, пройдите к вашему клиенту.

В присутствии Тарчинини и специалистов из криминалистического отдела Луиджи Роццореда осмотрел бренные останки грузчика-мясника. Предоставив команде заниматься своим делом, комиссар увлёк веронца в сторону.

– Подозреваемые, Ромео?

– Никто в особенности.

– Это ты его нашёл?

Супруг Джульетты рассказал, как все произошло. Закончив, он произнёс:

– Луиджи, скверно то, что это мог сделать любой, под малейшим предлогом покидая вечеринку. Да, делла Кьеза не присутствовали на ней. А также доктор Вьярнетто, чьё падение привлекло нас к месту преступления; к тому же у него нашли оружие в руке.

– Обидная неосторожность для преступника, да?

– Конечно. Поэтому я постараюсь поверить в его невиновность. Вполне возможно, он мог, спускаясь от своей подруги Адды Фескароло, наткнуться на труп и свалиться. Во всяком случае, оставляю его на твоё усмотрение.

– Отлично. В общем, у нас только два вопроса: кто, если не его покровительница, открыл мяснику и к кому он пришёл?

«Скорая» увезла труп. Луиджи спустился в квартиру консьержки, где инспектор проверял у присутствующих удостоверения личности. Он завершил свою работу, когда вошли комиссар и Ромео. Флорентиец обратился к обществу:

– Никто не может ничего сказать по поводу убийства Антонио Монтарино? Услышу ли я что-нибудь серьёзное?

Он тщетно прождал несколько мгновений.

– Отлично... Раз так, то я вернусь завтра. Тем из вас, кто работает, придётся оставить свой рабочий адрес инспектору. Остальные же остаются дома. Кто открыл дверь жертве?

Снова подождав около тридцати секунд, он заявил:

– Если кто-то из вас не хочет добровольно открыться теперь, то позднее ему это обойдётся, конечно же, дороже.

Внезапно Роццореда обратил внимание на странный вид делла Кьеза.

– Вы, там!

Дон Пьетро взглянул на него.

– Вы ко мне обращаетесь?

– Вы видели что-нибудь?

– Ноги.

– Что?

– Я лежал ничком на полу, и вокруг меня было очень много ног.

Комиссар, подняв брови, обернулся к своему веронскому коллеге в надежде получить объяснения. Ромео сообщил ему, что синьор делла Кьеза был прямо-таки нокаутирован. Луиджи приказал:

– Теперь идите все спать, уже слишком поздно, чтобы предпринимать что-либо.

Двое полицейских глядели на выходящих жильцов. На пороге Тарчинини остановил Адду:

– Синьорина, доктор находится у вас под присмотром агента. Я прошу вас не разговаривать с ним, пока мы вас не допросим, к тому же это в интересах вашего друга.

Она ответила кивком головы.

Как только они остались одни с консьержкой, Луиджи спросил:

– Ты, я полагаю, знаешь эту даму, Ромео?

Веронец пустился в объяснения, коснувшись старинной дружбы своей Джульетты с той, которая звалась прежде Мария Тартуффи. Он обратился прямо к графине:

– Итак, графиня, это точно, что жертва была вашим хорошим другом?

– Синьор комиссар! Как можете вы говорить подобные ужасы! Женщина в моём возрасте!

– Однако все уверены в обратном.

Она с негодованием перебила:

– Они всегда все заодно, когда нужно полить кого-нибудь грязью, тем более, если к этому примешивается зависть из-за социального положения! Я знаю, знаю, я всего лишь консьержка, только моё положение и скромное занятие заставляют их стыдиться! Графиня, которая моет лестницы...

– И которая дружит с мясником.

– Синьор комиссар, Антонио – бедное дитя, потерявшее себя в большом городе... Сирота, никогда не знавший своих родителей. Здесь он нашёл немного тепла у домашнего очага, которого ему так не хватало... Наши беды сблизили нас, несмотря на разницу положения... Я очень одинока, синьор комиссар... Антонио был мне как сын, который мог бы у меня быть, если бы дон Гастон не пал в борьбе за свободу Италии!

– Так это не вы открыли дверь жертве?

– Никогда в жизни! Антонио не прятался, чтобы прийти ко мне.

– Тогда кто же открыл ему?

Она пожала плечами.

– Как я могу это знать?

– Если Монтарино вошёл без вашего ведома, то к кому же он приходил?

– Я не знала, что у него была интрига в моём доме; он ничего мне об этом не говорил!

Она застонала в отчаянии:

– Кругом одно предательство!

Оставив консьержку сетовать на несправедливость судьбы, полицейские поднялись к Адде Фескароло, где агент, стороживший подозреваемого, открыл им дверь. Ромео сразу же спросил:

– Они разговаривали?

Полицейский ответил:

– Нет, синьор комиссар. Ни словом не обмолвились. Они даже не пытались, после того как я им сказал, что этого нельзя!

Роццореда приказал:

– Хорошо. Теперь бодрствуйте перед дверью, чтобы никто не помешал нам.

В маленькой гостиной, весьма скромно обставленной, доктор Вьярнетто сидел на диване, обхватив руками голову и, казалось, утратив чувство времени. Тарчинини представил его своему флорентийскому коллеге, который взял на себя руководство операцией:

– У вас есть документы, доктор?

Вьярнетто показал ему их. Проконсультировавшись с Ромео, Луиджи возвратил их владельцу:

– Комиссар Тарчинини поставил меня в известность... Нет надобности, я думаю, говорить вам, что вы находитесь в трудном положении. Итак, будет лучше, если вы расскажете, что произошло, да?

– Мне тридцать восемь лет, синьор комиссар. Я долго трудился, чтобы стать врачом, до этого у меня не было ни гроша. Все это я говорю для того, чтобы вы поняли, что у меня не было времени думать о женщинах. А потом я встретил Адду... Я люблю её, и она меня любит...

Немного удивлённый Роццореда услышал вздох своего коллеги:

– А! Любовь...

Увидев веронца с полными слез глазами, он обеспокоенно прошептал:

– Что-нибудь случилось, Ромео?

– Прости... О, нет, напротив, всё очень хорошо... Доктор, почему же вы не женитесь на своей Адде?

– Потому что она этого не хочет.

– Не верьте на слово! Послушайте, когда я предложил своей Джульетте соединить наши судьбы, она еще ломалась! Женщины, они все такие! Им надо, чтобы их очень упрашивали. Ma qué! Если вы действительно любите свою Адду, женитесь на ней и не обращайте внимания на то, что она говорит! Правда, Луиджи?

Флорентиец хотел было напомнить Ромео, что они здесь не для того, чтобы давать уроки любовной стратегии человеку, подозреваемому в убийстве, но вынужден был ретироваться, так как веронец, казалось, прямо-таки жил в атмосфере страсти.

– Я не знал, что ты так сведущ в женской психологии!

Веронец плутовато провел пальцем по усам.

– Ma qué! Я был молодым, Луиджи... Истина обязывает меня сказать, что редко встречаются нечувствительные люди... Даже теперь, если бы не Джульетта и bambini... Ты понимаешь меня, Луиджи?

Взглядом Роццореда дал понять своему коллеге, что он его очень хорошо понимает, однако же пора вернуться к Вьярнетто.

– По какой причине синьора Фескароло отказывается стать вашей законной супругой?

– Из-за Джакомо, ее малыша... Ошибка... Она думала, что может доверять, и... и потом этот мужчина ушел.

Тарчинини рассердился:

– Ты слышишь, Луиджи? Какое несчастье... poverella[7]7
  Poverella – бедняжка (итал.)


[Закрыть]! Такого человека я при встрече задушил бы собственными руками... при мысли, что такое же может случиться и с моей Джульеттой!

Смущённый Роццореда пробормотал:

– С твоей женой?

– С моей дочерью... Так и вижу её, бедную, оскорблённую, стыдящуюся доверить мне своё горе... Я хорошо её знаю, мою Джульетту, она способна броситься в реку, и у меня не станет больше ребёнка!

Раздавленный такой ужасной перспективой, Ромео принялся громко всхлипывать. Луиджи не мог прийти в себя. Невозможно ведь, чтобы его друг играл комедию, тем более сейчас. Приходилось признать, что он искренен.

– Ну же, Ромео, приди в себя! Что на тебя нашло? Твоя Джульетта не бросилась в реку, насколько я знаю!

Тарчинини моментально сменил слезы на гнев:

– Нет, она не бросилась в реку, но она в руках американца, и неизвестно ещё, что лучше! Там, в этой стране, она ещё дальше от меня, чем если бы она лежала на кладбище! Я никогда не пойму, почему правительство без всякого протеста позволяет увозить наших девушек!

– Джульетта вышла замуж против твоей воли?

– Она бы никогда не осмелилась! Или ты считаешь её за безнравственную особу?

– Ma qué! Почему же правительство должно было быть против, если ты, отец, согласен?

– Извините! Я только сделал вид, что согласен!

– А зачем?

Ромео ответил, как ни в чем не бывало:

– Чтобы она не огорчалась, бедняжка!

Озадаченный, флорентиец вернулся к подозреваемому:

– Доктор, почему ребёнок мешает вашему браку, как вы говорите?

– Адда считает, что она не имеет права... Она убедила себя, что это дурно с её стороны... Глупости!

– Которые вы все же надеетесь преодолеть?

– Да... Я упорствую. Адда не моя любовница, синьор комиссар... Я навещаю её каждый день... Я хочу надеяться, что она признает, наконец, мою любовь и перешагнёт через ошибку, за которую она не ответственна.

– Браво!

Вне себя от радости, Тарчинини не мог более сдерживаться. Роццореда рассердился:

– Ромео, прошу тебя!

– Ma qué! Ты же не хочешь, чтобы я думал, что любовь тебя не интересует, hé?

– Сейчас мы решаем не этот вопрос!

– Нет, Луиджи! Именно этот, и никаких других! Адда его любит, он любит Адду, что в этой идиллии может делать мясник?

– Это как раз то, что мне надлежит выяснить, представьте!

– Ты теряешь своё время!

Комиссар сухо возразил:

– Я здесь единственный судья!

Обиженный Тарчинини покинул комнату, спросил у агента, где располагается молодая женщина и толкнул дверь в её комнату. Завидев входящего веронца, Адда, склонённая над кроватью спящего Джакомо, выпрямилась:

– Синьор комиссар...

Не говоря ни слова, Ромео подошёл к ней и, прежде чем она успела понять его намерения, взял её за руки и звонко поцеловал в обе щеки. Ошеломлённая, она никак не прореагировала, что дало Тарчинини время объясниться:

– Я вас целую за доктора и за себя, Адда Фескароло, вы не такая девушка, как все. Если бы я был на 20 лет моложе, и у меня не было бы ни Джульетты, ни детей, я бы вас похитил! В Вероне все такие, в то время как эти флорентийцы, кажется, абсолютно хладнокровны! Выходите замуж за доктора Вьярнетто, пока он ещё не сошёл с ума!

Склонившись над кроватью, он воскликнул:

– Вот этот ангел, который вносит смуту! И он почти такой же красивый, как его мама! Кстати, когда я был малышом, не было более прелестного ребёнка, чем я... Когда моя мама гуляла со мной на площади Бра, люди останавливались, чтобы спросить у неё разрешения посмотреть на меня. Маме приходилось почти что драться, чтобы помешать любопытным целовать меня.

Адда не смогла сдержаться и рассмеялась.

Когда примерно четверть часа спустя Роццореда в поисках веронца вошёл в комнату Адды, он не решился поверить в реальность увиденной картины; комиссар Тарчинини ползал на четвереньках, на спине его сидел смеющийся ребёнок, а мама, поддерживая его, с хохотом бегала за ними по ковру. Присутствие коллеги не произвело никакого впечатления на супруга Джульетты, которого флорентиец вынужден был призвать к порядку.

– Ромео!

Тарчинини поднялся, когда Адда сняла своего сына с его спины.

– Ромео... Я оставил доктора Вьярнетто на свободе.

– Правильно сделал, он невиновен.

– Откуда ты об этом знаешь?

Тарчинини широким жестом указал на мать ребёнка.

– Доказательство? Вот оно!

Он вновь поцеловал Адду и Джакомо и взял Роццореда под руку.

– Пойдём, Луиджи, не будем их смущать.

На лестнице Роццореда спросил:

– Ты знаешь эту молодую женщину?

– Нет, с чего ты взял?

– Но ты её поцеловал?

– Ну и что? Я же целую не за то, что знаком с её семьёй, а за то, что мне хочется её поцеловать. Странные, однако же, у вас во Флоренции понятия!

Роццореда задал себе вопрос, не смеётся ли над ним его старый друг. Будучи неспособным ответить на этот вопрос, он решил сменить тему:

– Вьярнетто влюблён и, как все влюблённые, поступает довольно глупо. Рассердившись на то, что его возлюбленная посвятила консьержке вечер, который он рассчитывал провести подле неё, он решил ждать в её комнате. Естественно, у него в кармане был ключ. Эта самая Адда несколько раз поднималась, чтобы успокоить его ревность, но у того сохранялось очень плохое настроение. Чтобы проучить неблагодарную, он решает незаметно исчезнуть, и вот основание, почему он не включил свет на лестнице. Я думаю, что он сказал правду.

– Я так уверен в этом.

– Почему?

– Потому что когда ты любим такой девушкой, как Адда, тебе вовсе не хочется кого бы то ни было убивать!

Роццореда пристально взглянул на своего коллегу.

– Скажи, Ромео, ты всегда ведёшь свои дела в такой манере?

– Всегда.

– Однако у тебя есть результаты!

– Кажется так, мой любезный!

– Это просто непостижимо!.. Спокойной ночи. Приходи ко мне в кабинет завтра к десяти...

– Ладно.

Они пожали друг другу руки, после чего Тарчинини поднялся на верхний этаж и на цыпочках вошёл в комнату, чтобы не будить Фабрицио.

***

Этой ночью Тарчинини снились приятные сны. Жена внезапно приобрела лицо и молодость Адды. Джакомо превратился в неблагодарную Джульетту, уехавшую в Америку, а он сам, Ромео, очень похожий на героя, чьё имя он носил, спускался по великолепной лестнице в компании множества женщин. В подсознании веронец всегда был полон нежности и иллюзий.

Утром, открыв глаза, Тарчинини испытал некоторое разочарование. Он бесшумно поднялся, чтобы не мешать Фабрицио, и, надев халат, принялся писать своей жене, чтобы поведать ей о превратностях несчастного путешествия во Флоренцию и немного о графине. Увлечённый, как обычно, своим прекрасным воображением, Ромео слегка преувеличил, вставил драматическую нотку с единственной целью согреть сердце Джульетты. Закончив письмо, он подумал, что маме приятно будет узнать новости о Фабрицио, написанные собственной рукой ребёнка, и оставил открытой страницу для успокоительного постскриптума.

Закончив свой туалет, Ромео поцеловал сына, тотчас же проснувшегося. Папа принялся давать ему инструкции.

– Фабрицио, ты уже понял, что вчера в этом доме произошла трагедия. Мы не останемся здесь. Я навещу сейчас своего друга Роццореда и, если нужно, дам ему несколько советов, как лучше вести дело. Мы всегда должны делиться с другими своим опытом или особыми природными способностями, как в моём случае. Ты в это время будешь умываться – покажешь мне свои уши, когда я вернусь,– потом одеваться и напишешь маме то, что ты хочешь ей сказать, и будешь послушно ждать моего возвращения. Могу я рассчитывать на тебя, Фабрицио?

– Можешь, папа.

Как мужчины, глубоко друг друга уважающие, отец и сын обменялись рукопожатием, что закрепило их согласие и взаимное доверие.

На лестничной площадке, закрыв за собою дверь, Тарчинини кивнул Софии, выглянувшей из своей квартиры. Ромео почувствовал, что в отношении молодой женщины к нему что-то изменилось. Он некоторое время раздумывал, но потом убедился, что это оттого, что она была одета. Свитер с круглым воротником и брюки говорили о том, что София уже не была сама собой. Она едва ответила на приветствие полицейского и быстро скрылась в своей комнате с испуганным лицом нимфы, преследуемой сатиром. Польщённый тем, что внушает подобные чувства, Ромео стал спускаться. Прислушался, что творится за дверью гадалки, но ничего не услышал. Из апартаментов Адды раздавались крики Джакомо, пребывавшего, по-видимому, не в очень хорошем расположении духа. Под тем предлогом, что синьорина Фескароло является в некотором роде его протеже, веронец постучался в дверь. Адда, уже свежая и нарядная, с улыбкой приняла полицейского. Она явно испытывала большую симпатию к этому болтливому и сердечному толстяку. Он завоевал ее благодаря своему отношению к Джакомо.

– Синьорина, я вам не буду мешать. Только один вопрос: как вам спалось?

– Хорошо, спасибо.

– А... моему другу Джакомо?

– О, он... Он только что вот проснулся... Синьор, я должна вас поблагодарить за вашу доброту...

– Та-та-та-та! Не стоит благодарности... Я просто не могу видеть красивых девушек несчастными, а любовь – под угрозой. Кстати, малышка, ничего этого не случится, я хочу сказать, не будет огорчений у доктора Вьярнетто, если вы выйдете за него замуж, о чем я вас уже просил! Вы прекрасно знаете, что он вас обожает и Джакомо тоже, так зачем же отдалять свое счастье?

– Может быть, вы и правы...

– Я прав... Ma qué! Если бы я был на месте доктора, то я женился бы на вас силой! Вот как у нас поступают в Вероне!

И чтобы подчеркнуть свою искренность, Ромео счёл вполне естественным ещё раз поцеловать Адду, которая решительно ему все больше и больше нравилась. Мама Джакомо, слегка удивлённая такой нежной фамильярностью, подумала, что Верона, должно быть, действительно очень приятный город, если все там похожи на этого полицейского.

Тарчинини снова вышел на лестницу, где столкнулся с высокой и красивой девушкой, распространявшей тонкий запах духов. Он поприветствовал её по своему обыкновению, то есть с напыщенностью, весьма привлекающей внимание, а уж потом вызывающей смех.

– Счастлив, синьорина, встретить такую красавицу, начиная свой день. Это хорошее предзнаменование для его продолжения.

– О! Вы знаете, синьор, эту радость я могу доставлять вам каждый день, так как работаю секретаршей у мэтра Бондены.

Всегда галантный Ромео, который не мог видеть женщину без того, чтобы платонически в неё не влюбиться, воскликнул:

– Позвольте мне вам сказать, синьорина, что я нахожу вас ужасно привлекательной.

– Вы тоже производите приятное впечатление, синьор...

Произнося эти несколько слов, она придала своему голосу такие нежные нотки, что веронец, вспомнив о Джульетте, вынужден был вцепиться в перила, чтобы не упасть к ногам этой красавицы, которая, прежде чем открыть дверь к господину Бондена, уронила:

– Меня зовут Маргарита Каннето... к вашим услугам.

Ромео коротко вздохнул, спустившись с последней ступеньки лестницы, подарившей ему встречу с Маргаритой Каннето. Он понял, что полицейские уже пришли для допроса, а пока позволили каждому вести себя как обычно.

Ромео счёл своим долгом заглянуть к графине, которая, без сомнения, хотя и отпиралась, была погружена в неуместные амурные мысли. Она приняла его, грустная и разбитая, предложила чашечку кофе и вдруг заплакала:

– Сначала дон Гастон, теперь Антонио... Первый был моим мужем, второй заменял мне сына... Два моих друга... Теперь я снова одна и останусь одна до самой смерти, синьор Тарчинини.

Глубоко взволнованный, веронец чувствовал, что и у него наворачиваются слезы. Он взял себя в руки, заявив твердым голосом:

– Графиня, мы ничего не можем сделать для Антонио Монтарино, отошедшему в лучший мир, но на вас возлагается задача по мере вашей возможности помочь полиции найти убийцу несчастного юноши.

– Если бы он был в моих руках!

– Посмотрим, графиня, как знать... Как это могло случиться?

– Увы! Я не знаю.

– Антонио знал, что у вас вечеринка?

– Да.

– Вы его не приглашали?

– Нет.

– Почему?

– Его присутствие могло бы шокировать кое-кого!

– Но тем не менее он пришёл.

– Несчастный...

– У вас нет подозрений относительно личности убийцы?

Она, казалось, поколебалась, потом внезапно решилась:

– То, что он без моего ведома проскользнул на лестницу, так это потому, что не хотел, чтобы я знала о его присутствии... Почему? Потому что боялся, что я рассержусь... значит, синьор Тарчинини, это могла быть только интрига, да?

– С кем?

– Ma qué! Не так уж трудно вычислить тех, кто способен ещё внушать любовь в таком чистом, таком наивном сердце, какое было у моего бедняжки Антонио! О Паоле Таченто не будем говорить, с ней все ясно... О Розалинде – тоже, да? Бедная Луиза Бондена – живой мертвец... Есть, правда, Маргарита Каннето, секретарша адвоката, но её не бывает ночью... Тоска ненормальная и поблёкшая... Итак, синьор Тарчинини, остаются только София и Адда. У первой вроде бы нет друга, который мог бы ревновать и даже убить соперника. Остаётся Адда, которая не хочет выходить замуж за своего возлюбленного доктора. Может, она отказывается от брака потому, что у неё другая любовь в сердце? Может, это и есть Антонио, а? В этом случае убийца, конечно же, этот ужасный Вьярнетто.

Как бы то ни было, Тарчинини не нашёл, что ответить на это логическое умозаключение. Ему очень неприятно было думать, что Адда могла испытывать нежные чувства к этому мяснику, которого одна лишь графиня считала нежным юнцом. Занятый подобными мыслями, веронец покинул графиню и направился к Луиджи Роццореда.

***

Луиджи принял Ромео с теплотой, слегка удивившей супруга Джульетты.

– Ты и представить себе не можешь, как я рад тебя видеть!

– Мы вроде бы не так уж давно встречались?

– Я боялся, как бы ты не уехал в Верону.

Тарчинини с достоинством заметил:

– Я дал тебе слово, Луиджи.

– Извини меня за сомнения. Как тебе спалось?

– Великолепно.

– А мальчику?

– Спал, как сурок.

– Браво! Видел ли ты утром жильцов этого дворца?

Веронец поведал о своих впечатлениях комиссару Роццореда. Единодушное чувство страха и неловкости царит в доме. Он рассказал о гипотезе графини и произнёс несколько любезных слов о ней. Луиджи усмехнулся:

– Один совет, Ромео, побереги свою жалость для других, более того заслуживающих.

– Что означает твоё замечание?

– Что твоя графиня не более графиня, чем я папа римский. Её зовут всего-навсего Мария Теджано, и её супруг, Гастон Теджано, был второсортным мошенником, хорошо известным специальным службам. Во время оккупации он занимался спекуляциями с немцами, работая на чёрном рынке. Его расстреляли участники сопротивления, которые доверяли ему и которых он предал.

Тарчинини упал с небес и еле слышно спросил:

– А она?

– Кажется, она не замешана во всех этих гнусностях.

Ромео издал вздох облегчения, а его коллега продолжал:

– Её несчастье в том, что она глупа и ограниченна. Она верила всему, что ей говорили, и не задавалась ни единым вопросом относительно правдивости того, что слышала, лишь бы это льстило её глупому тщеславию. Далее, этот Антонио Монтарино вовсе не был бедняжкой, каким она его представила, а очень милым шантажистом, уже отсидевшим за это пять лет в тюрьме.