Текст книги "Звездные ночи"

Автор книги: Шамиль Ракипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Ночь сто семьдесят седьмая

Белые облака отрываются от гребней гор и как огромная стая лебедей плывут к аэродрому. Медленно поднимается солнце, напоминая ребенка, который, еще плача, начинает улыбаться. Мы собрались возле аэродрома, напряженно прислушиваемся, глаза устремлены ввысь. Ждем подарочный самолет. Он близко, из штаба дивизии сообщили: встречайте. Где-то гудят тяжелые бомбардировщики. А «рама» не появляется уже несколько дней, видимо, немцы потеряли интерес к нашему району.

– Летит! – объявила Руфа.

У нее необычайно острый слух. Как в сказке, слышит, что делается за морями, за горами. Вообще-то мы все не глухие, но до Руфы нам далеко.

– Ничего же не видно, – ворчит кто-то у меня за спиной.

Проходит несколько минут.

– Теперь-то слышите, наверное, – улыбаясь, говорит Руфа.

Нет, не слышим.

– Выдумываешь, – тот же ворчливый голос.

И вдруг все услышали и увидели. Летит…

Самолет сделал круг над аэродромом, приземлился. Повернулся к нам «лицом». Двигатель работает ровно, четко, словно молодая невеста нарезает лапшу.

Бершанская и наш комсорг Саша Хорошилова встречают гостей – молодого, широкоплечего летчика с совершенно седой головой и чернобородого бригадира Сашу Костенко.

Начинается митинг. Самолет торжественно передается лучшему экипажу полка – Тане Макаровой и Вере Белик.

После митинга девушки, как стригунки, кинулись к самолету. Ощупали его со всех сторон и укатили в укромный уголок, приготовленный заранее.

Саша и Вера прогуливаются в сторонке. Держатся свободно, словно и не расставались. «Жених» всем понравился, простой, деловой парень, правда, оратор не ахти какой, но это не беда. И борода ему идет.

Под вечер за гостями пришла машина, и они уехали.

Самый счастливый человек в полку сегодня – я! Самолет, на котором летали Таня и Вера, теперь мой. Техники во главе с Зиной Радиной облепили его, как пчелы. Из тайников были извлечены дефицитные детали, девушки сделали все, что могли, и преподнесли мне самый дорогой подарок в моей жизни.

В эту ночь полк бомбил колонну танков в ущелье недалеко от Моздока, а я провела очередной тренировочный полет.

Ночь сто семьдесят восьмая

В 216-м году до нашей эры в северной Италии вблизи небольшого селения Канны произошло знаменитое сражение карфагенского войска, возглавляемого Ганнибалом, с римскими легионами, которыми руководил консул Терентий Варрон. На протяжении многих веков все полководцы мира мечтали о своих Каннах, о лаврах Ганнибала.

У Варрона было 80 тысяч пехотинцев и 6 тысяч всадников, у Ганнибала соответственно – 40 тысяч и 14 тысяч.

Римский консул, выступая в поход, похвалялся, что в тот день, когда он увидит противника, война будет окончена. Возможно, именно у него позаимствовал Гитлер бредовую идею – «блицкрига», молниеносной войны. Свои легионы Варрон построил в 70 рядов, на флангах расположил конницу.

На другой стороне равнины выстроилось войско Ганнибала, напоминающее по форме полумесяц, обращенный выпуклой стороной к противнику. На концах полумесяца – разделенная на две равные части конница.

Первым атаковал Варрон. Под натиском легионеров карфагенский полумесяц прогнулся. Римская пехота оказалась в изгибе. Конница Ганнибала устремилась вперед и напала на римлян с тыла. Задним рядам легионеров пришлось развернуться на сто восемьдесят градусов, чтобы отразить неожиданную атаку. А справа и слева на легионы Варрона обрушились лучшие отряды Ганнибала. Огромное, невиданное по тем временам римское войско оказалось в кольце. Началась паника. На поле боя осталось более 50 тысяч убитых римлян, около двадцати тысяч сдались на милость победителей. Ганнибал потерял в этом сражении всего шесть тысяч воинов.

Каннами двадцатого века историки назвали Сталинградскую битву. По своим масштабам и последствиям эти два сражения, конечно, несопоставимы. В битве при Каннах с обеих сторон участвовало 140 тысяч человек. В Сталинградской битве, в период нашего контрнаступления – более двух миллионов. К тому же восемь тысяч римских воинов, в том числе и сам Варрон, вырвались из кольца и удрали в Рим. А под Сталинградом оказавшиеся в кольце окружения отборные гитлеровские войска, свыше 300 тысяч человек, были уничтожены и пленены полностью. Был взят в плен и главнокомандующий, фельдмаршал Паулюс.

Сколько-нибудь значительного превосходства в живой силе и технике у нас, как известно, не было. С битвой при Каннах Сталинградское сражение сравнивают потому, что сравнить его больше не с чем. Правда, некоторые зарубежные горе-историки пытаются приравнять к Сталинградской битве отдельные военные операции, проведенные нашими союзниками в 1942 году в Африке и на островах Тихого океана, которые якобы определили «коренной перелом во Второй мировой войне», но это просто смешно. Они сами не верят тому, что говорят и пишут.

Я немного отвлеклась…

Битва на Волге происходила одновременно с битвой за Кавказ, они были взаимосвязаны. Турция в то время держала у нашей южной границы 26 дивизий и после падения Сталинграда намеревалась вступить в войну на стороне Германии, ударить в тыл Закавказскому фронту, в составе которого сражался наш полк.

Маршал Гречко пишет в своих воспоминаниях:

«Сражение за Кавказ нельзя рассматривать изолированно от Сталинградской битвы… Эти взаимосвязанные действия большого стратегического значения умело направлялись ставкой Верховного Главнокомандования и имели решающее значение в разгроме врага».

Можете себе представить, с каким напряжением мы следили за ходом битвы на Волге и с каким ликованием встретили сообщение о том, что наши войска замкнули кольцо окружения вокруг армии Паулюса. Все мы, конечно, были уверены, что рано или поздно Красная Армия перейдет в решительное контрнаступление, но все же не ожидали, что оно начнется с такой грандиозной, изумительной победы.

Достаточно было взглянуть на карту, чтобы понять: вся немецкая группировка на Северном Кавказе оказалась под угрозой окружения. Удар из района Сталинграда на Ростов – и более двадцати гитлеровских дивизий окажутся в мешке.

Мы горячо обсуждали этот стратегический план и не сомневались, что важная военная мысль, озарившая наши головы, в ближайшее время получит воплощение в директивах Генерального штаба. Мы не ошиблись, но полностью осуществить план по разгрому гитлеровской группировки на Северном Кавказе не удалось. Фашистское командование предприняло отчаянную попытку выручить армию Паулюса, а когда эта попытка с треском провалилась, приняло решение о срочном отводе части сил, в том числе 1-й танковой армии, с Северного Кавказа через Ростов в Донбасс. Двадцать две дивизии немцы оставили на Таманском полуострове, ценой огромных потерь удерживали Новороссийск.

Окрыленные радостной вестью, девушки рвались в бой, но осеннее небо, к счастью для немцев, было затянуто низкими, черно-синими облаками, временами шел мокрый снег.

Топчемся на аэродроме, но уходить и не думаем. Чтобы согреться, толкаемся, пляшем.

– Может быть, высота облачного слоя невелика, – ни к кому конкретно не обращаясь, высказала предположение Бершанская, – и над линией фронта есть просветы.

– Разрешите произвести воздушную разведку, товарищ командир полка! – выпалила я.

– Разрешаю, – немного подумав, ответила Бершанская. – С тобой полетит Руднева…

Летим. Высота – две с половиной тысячи метров, над нами сияют яркие, крупные, близкие-близкие звезды, хоть в подол собирай. А внизу клубятся серые облака, словно огромная отара овец спешит нам навстречу.

Женя Руднева напевает «Катюшу». Я лечу с ней не первый раз. Штурман полка, она считает своим долгом летать с новичками, чтобы они чувствовали себя увереннее. Дивная девушка. Умная, начитанная, с мечтательными серо-голубыми глазами, неторопливая, она не была создана для того, чтобы командовать. И когда ее назначили штурманом полка, кое-кто сомневался, что она справится со своими обязанностями. Но она справлялась. «Очень прошу…», «Пожалуйста, девочки…» – ее ласковые слова действовали на подчиненных неотразимо, никакой громогласный генерал не смог бы добиться такого беспрекословного повиновения.

На фронт она ушла с четвертого курса Московского университета. Была влюблена в астрономию, каждая звезда, казалось, была ее подругой. О звездах, о созвездиях она могла говорить бесконечно.

Теперь мало кто видит в очертаниях созвездий фигуры животных, героев и героинь. А Женя видела.

Незабываемы ее рассказы, ее мягкий, завораживающий голос…

– Смотрите, чуть пониже ручки ковша Большой Медведицы – группа слабых звездочек. Это созвездие Волосы Вероники. Единственное, названное в честь реально существовавшей личности – египетской царицы. У нее были роскошные, очень красивые волосы. И она их остригла! Ее муж Птоломей Третий ушел на войну, она дала обет: если вернется, принесет свои волосы в дар богине любви. Муж вернулся. Увидел остриженную жену и разгневался. Выручил придворный ученый, звездочет. Он заявил фараону, что подарок его супруги очень понравился богине, и она превратила его в созвездие. «Можешь убедиться сам, – сказал он, – посмотри, еще вчера этого созвездия не было». Птоломей поверил и сменил гнев на милость…

Мне говорили, что у самой Жени были бесподобные светло-золотистые косы. Остригла. Приказ есть приказ. Когда волосы упали к ее ногам, все ахнули, а глазах парикмахера стояли слезы.

– Цефей, Кассиопея, Андромеда – это одна эфиопская семейка, созвездья-родственники. Цефей, по преданию, царь. Кассиопея его жена, Андромеда их дочка, царевна…

Все родственные, любовные и другие связи небесных обитателей Женя знала назубок.

– Плеяды – дочки Атланта, который держал на своих плечах небесный свод. Семь веселых девчонок. Однажды за ними погнался охотник-великан Орион, они добежали до края Земли и… видите, как они играют, смеются. В России их называли Стожарами. Семь звездочек сверкают как сто огней!..

– Большую Медведицу египтяне называли «Бычьей ногой», казахи «Конем на привязи», а на самом деле это – красавица Каллипсо, возлюбленная Зевса. Его ревнивая жена превратила девушку в медведицу, а он устроил ее в небесах вместе с любимой собачкой – Малой Медведицей, чтобы не скучала…

Просветов в облаках над Тереком мы в ту ночь не обнаружили, но свою воздушную разведку вели до конца войны.

Женя Руднева – Герой Советского Союза. На ее счету – 644 боевых вылета. Сгорела заживо в крымском небе в апреле 1944 года на глазах подруг.

В ночном небе я вижу теперь не звезды, не созвездья, а глаза погибших однополчанок, горящие пряди девичьих волос. Думаю, придет время, и многие созвездия будут переименованы. Небо – достойным!

Ночь сто семьдесят девятая

На нашей полковой улице – праздник: командование разрешило создать третью эскадрилью женского полка ночных бомбардировщиков. Значит, будут новые самолеты, новые экипажи, сила нашего бомбового удара возрастет.

Мы не сомневаемся, что решение командования принято по ходатайству Марины Расковой. Не так давно отправили ей письмо. Написали о боевых успехах полка, о своих нуждах и чаяниях. Помню, как Вера Белик внимательно перечитала письмо несколько раз, прежде чем запечатать его в конверт. Беспокоилась, нет ли ошибок.

– Можно посылать, – сказала она. Подумала немного, взяла ручку и жирной чертой подчеркнула то место, где речь шла о третьей эскадрилье. Теперь девушки уверяют ее, что именно та черта сыграла в этом важном деле решающую роль.

Погода – как по заказу, но вместо бомб девушкам предложено взять бумажный груз – листовки. Многие недовольны. Но приказы, как известно, не обсуждаются. Штурманы обкладывают себя пачками листовок со всех сторон, только головы торчат.

В листовках – горькая для немцев правда о положении на фронтах, об огромных потерях, о неминуемом возмездии в случае продолжения войны, об авантюризме Гитлера и его приспешников.

Женя Руднева перевела листовку, она неплохо знает немецкий язык. Нам показалось, очень убедительным обращение к немецким солдатам, подписанное их соотечественниками-антифашистами. Чеканные, беспощадные формулировки, железная логика, ни одного лишнего слова. Понравилось нам и стихотворение известного немецкого поэта Иоганнеса Бехера о будущей Германии. Будем надеяться, что наши бумажные бомбы сделают свое дело – прочистят мозги рядовых солдат, одураченных Гитлером и его кликой. Очень своевременно появились эти листовки. Как они непохожи на лживую стряпню гитлеровцев, которую они подсовывали нам. Непостижимо, как могли пойти за фашистским отродьем миллионы немецких рабочих, крестьян. Как удалось им оболванить, запугать целый народ?..

Бабушка Марфа знает, что мы будем сбрасывать листовки вместо бомб. У нее с фашистами свои счеты. Кровожадные изверги удушили в газовой камере ее десятилетнего внука, который лечился в детском санатории в городе Ейске. В здании санатория теперь – увеселительное заведение для немецких летчиков. Наша хозяйка переходила линию фронта, добралась до Ейска, узнала страшную правду от местных жителей. Мы дали обещание отомстить за ее внука… Умом, конечно, мы понимаем, что листовки – тоже оружие, но нам больше по душе вправлять мозги гитлеровцам 50-килограммовыми бомбами.

Некоторые девушки и слушать не хотят, что написано в листовках, машут рукой, отворачиваются.

А я даже бумажных бомб не могу доставить, к линии фронта. Дежурю.

Ночь двести двадцать первая

Мы наступаем. Немцы, огрызаясь, драпают с Кавказа.

Последний раз оглядываемся на станицу. Прощайте, добрые люди! Прощайте яблони, кипарисы, тихие домики – мы отстояли вас.

– Помнишь, как мы любовались петухом, ловили курицу? – спрашивает вдруг Лейла. Потерла щеку рукой. – Пчела меня укусила, там, в нашем саду…

Наш полк перелетел через Терек, и дальше – от станицы к станице, с площадки на площадку. Днем над головами немцев ревут наши самолеты – бомбардировщики, штурмовики, истребители. Наступаем…

За два последних месяца 1942-го года фашисты потеряли почти четвертую часть – считая окруженные группировки – своих вооруженных сил, действовавших на советско-германском фронте. А Красная Армия набирает силу. Как-то рывком прибавилось у нас танков, орудий, самолетов, минометов и другой техники. Гитлеровские стратеги, однако, все еще рассчитывали спасти армию Паулюса, удержаться на Волге, закрепиться на южном крыле фронта. Погнались за тремя зайцами и не поймали ни одного, хотя с запада в спешном порядке были переброшены эсэсовские дивизии «Адольф Гитлер», «Рейх», «Мертвая голова».

Вечером нас неожиданно построили перед штабом. Холодный, пронизывающий ветер, жесткий снег. Начальник штаба Ирина Ракобольская зачитала телефонограмму: при исполнении служебных обязанностей, в сложных погодных условиях погибла любимая дочь советского народа, командир авиационного полка Герой Советского Союза Марина Михайловна Раскова.

Горестный стон полка… Головы наши склонились, шлемы оказались в руках.

После короткого митинга экипажи получили задание – нанести удар по отступающим колоннам противника. Враг может уйти с Кавказа, но не уйдет от возмездия.

За Марину Раскову!

Ночь двести пятьдесят третья

Мои подруги делают по шесть-семь вылетов за ночь, а я… Чувствую себя, как лошадь, привязанная к столбу.

Вспоминается сказка, слышанная в детстве от бабушки.

На цветущую, мирную страну напал враг. Навстречу ему отправился первый отряд богатырей. Ни один из них не вернулся, все сложили головы на поле битвы. Защищать родную землю ушел еще один богатырский отряд. И снова никто не вернулся. Третий отряд скрылся за горизонтом. В тылу остался лишь один богатырь. «Подожду, когда наступит день решающего сражения», – думал он, лежа в тени большого дерева. Проходили дни, недели, а он все ждал своего часа. Однажды на рассвете богатырь услышал топот коня, хотел подняться, но не смог: руки и ноги ослабли, затекли, кровь остыла и еле струилась по жилам, кольчуга затвердела, превратилась в панцирь. Всадник остановил коня, протрубил в рог, крикнул жителям:

– Многие из нас погибли, но враг уничтожен, мы победили!

Взошло солнце, снова зазвучали песни в селеньях, зацвели сады, в арыках зажурчала вода. Понимая, что он не имеет права радоваться вместе со всеми, ленивый, ослабевший богатырь пополз прочь от родного дома. Каждое движение давалось ему с трудом, от натуги помутнели глаза. Проходившая мимо молодая женщина, увидев его, удивленно воскликнула: «Черепаха!»

«Если сегодня не получу боевого задания, – решила я, – пойду к Бершанской и для начала расскажу ей эту мудрую сказку».

Но Евдокия Давыдовна опередила меня: сама вызвала и дала задание.

Вернувшись в эскадрилью, я поделилась своей радостью с подругами.

– Нарисуй на первой бомбе свой знак, – деловито сказала Лейла. – Такая традиция.

Я окунаю кисточку в белую масляную краску. Рисую на тучном теле бомбы букву «М» и молнию.

Первой взлетает Дуся Носаль с Ниной Ульяненко. Потом Лейла с Руфой. За ними, через две минуты, – я и Женя Руднева.

Лейла, сидя в кабине, улыбнулась мне, помахала рукой, сжатой в кулак. Ее самолет пробежал по площадке и скрылся во мраке.

– Контакт! – слышу я тонкий голос механика Тони Вахромеевой.

– Есть контакт.

Тоня поворачивает винт и – мотор заработал. Убавляю газ. По всему телу – дрожь. Жду разрешение на взлет.

Подошла Бершанская. Пожала руку:

– Пусть у тебя будет тысяча боевых вылетов. В добрый час! Будь предельно внимательна и осторожна.

Мария Ивановна Рунт положила руку мне на плечо, прокричала:

– Светлого пути, землячка! Возвращайся живой-здоровой и обязательно с победой.

Вспомнились родные белебейские края, напутствие мамы, когда я уходила к отцу в Куйбышев: «Смотри, доченька, что впереди, что сзади, на темную ночь глядючи, в путь не выходи…».

Летим.

Над головой свистит ветер, мороз пощипывает руки – двухпалые кожаные рукавицы я сняла: в эти минуты мне почему-то было в них не сподручно.

Высота три тысячи метров. Летим по ветру. Над нами, куда ни глянь – звездный океан. Молчаливый и тревожный. Наклоняюсь к переговорной трубке:

– Женечка, ты не замерзла?

– Пока терпимо. Ничего, скоро станет жарко. Видишь, луна всходит. Как прожектор. Внимание, линия фронта.

Будто-услышав слова Рудневой, в трех местах вспыхивают прожекторы. Нащупали. Бьют «Эрликоны».

– Пора снижаться, – будничным голосом говорит Женя.

Сбавляю газ. Стараясь вырваться из луча прожектора, бросаю самолет в сторону, вверх, ударяюсь виском о козырек кабины. Ничего не вижу.

– Магуба, очнись! – голос у штурмана обрел твердость. Она толкает меня в плечо. – Очнись…

Ощупью нахожу ручку управления. Прозреваю. Глаза, вроде, приноравливаются к слепящему свету.

Напоминая чалму муллы, впереди возникает белый клубок. Самолет подрагивает, постанывает – в него попадают осколки снарядов. Сажусь поудобнее.

– Ну-ка, покажи… – обращаюсь я сама к себе.

Мотор ревет во всю мощь, самолет выделывает немыслимые фигуры. Жарко…

– Десять градусов влево, – голос как голос, милый, приятный. – Ничего страшного, Ты просто молодец. Станция справа.

На дороге за станцией – большое скопление вражеской техники. Ничего не видно, но цель близка. Наши разведчики никогда не ошибаются. Женя высовывается из кабины.

– Три градуса влево. Так, так…

Внизу мерцают огоньки – это малые фары грузовых автомашин. Прошло время, когда они мчались, полыхая всеми лампами, по этим же дорогам. Теперь ползут ощупью, как немощные старцы.

Женя сбросила САБ. Застучали зенитные пулеметы.

– Женечка, первая бомба – на правом крыле, – напоминаю я. – Не торопись, прицелься получше.

– Не промахнусь. Пошли…

Летите, бомбы! Рази врага, моя первая молния!

Внизу пожар. Одной машиной у немцев стало меньше. Врассыпную разбегается живая сила противника, какая-то ее часть уже мертва.

Второй заход.

– Пошли!..

Еще один пожар. Не штурман за моей спиной, а снайпер.

В эту ночь мы сделали четыре вылета. Немцы отходят быстро, летать приходится далеко.

В общежитие я вернулась, когда над горизонтом уже всплывало солнце. Поела и легла спать. Но сна – ни в одном глазу. До мельчайших деталей мысленно повторяю свой первый боевой вылет. Ни одна бомба не пропала даром. Уничтожено три машины, в двух – боеприпасы, в одной – солдатня, гитлеровские молодчики. Многие успели укрыться, но не все. Первая победа над ненавистным, злобным, опытным врагом. Это заслуга всех троих: Жени, моя, самолета. Если бы действовали несогласованно, вразнобой, не было бы победы и нас, всех троих, тоже, возможно, не было.

Знаю, что этого не будет, но почему не помечтать?.. Женя Руднева – мой постоянный штурман. С каждым полетом мы все больше привязываемся друг к другу. Она меня понимает с полуслова, я ее тоже. Мы – лучший экипаж в полку, совершивший сотни боевых вылетов. Хотя нас сбивают, но мы чудом остаемся живы. Попадаем в госпиталь, но ненадолго. На другой же день возвращаемся в полк. Нам на блюдечке – новенький самолет. Генерал вручает ордена. Жене и мне.

– Служу Советскому Союзу, – шепчу я…

– Не спится? – громким шепотом спрашивает Лейла, – возвращая меня к действительности.

– Не спится, Лелечка, не знаю, что со мной делается.

Лейла, неслышно ступая босыми ногами, в шелковой сорочке, изящная, похожая на русалку, подошла, скользнула ко мне под одеяло. Обнявшись, лежим, шепчемся.

– Я тоже после первого вылета не сомкнула глаз. Всю ночь летала. Страшно было?

– Да, очень. Когда я на миг ослепла. Стукнулась о козырек. Подумала – все.

– Сейчас ничего не болит?

– Нет. Устала.

– Как Женя?

– Идеальный штурман. По-моему, она мне вернула зрение, своим голосам.

– Это она умеет. Она умеет все, – категорично заключает Лейла.

– Век бы с ней не расставалась.

– Почти все так говорят. Но у нее любимчиков не бывает. Ты уже настоящий пилот, а ей надо выводить в люди других. Она рискует больше, чем мы. Страшно бывает за нее. Не только мне. Но виду, конечно, не подаем.

– Теперь воевать будет легче. Не в том смысле, что риску меньше.

– Я понимаю…

От меховых унтов, комбинезонов, уложенных вокруг печки, валит пар. Девушки спят.