Текст книги "Звездные ночи"

Автор книги: Шамиль Ракипов

Ночь сто семьдесят вторая

Во второй половине дня небо прояснилось, и Лейла с Руфой полетели на поиски пропавшего самолета.

Наступил вечер – они не вернулись. Оба экипажа пропали без вести!

Погода снова испортилась, накрапывал дождь. Заданий на полеты из штаба дивизии не поступило.

Угрюмые громады гор, низкое осеннее небо – все вызывало тоску, усиливало тревогу.

Бершанская вызвала к себе командиров эскадрилий. Явились к ней также комиссар полка и секретарь партийной организации. Думали-гадали. Ясно было одно: пока не улучшится погода, ничего предпринять нельзя.

Еще одна бессонная ночь. Девушки собрались в одном доме, тихо поют грустные песни, одну за другой.

В десятый раз разворачиваю карту. Глаза впиваются в суходол. Допустим, первый экипаж там. Лейла и Руфа заметили девушек, приземлились. Почему потом не прилетели на основной аэродром? Что могло им помешать? Если первый самолет неисправен, Лейла должна была вернуться. Оба самолета вышли из строя? Маловероятно. Налетели «мессеры»?

Может быть, в суходоле не оказалось подходящей площадки, Лейла высматривала следы катастрофы, что-то обнаружила, приземляясь, повредила самолет? И где-то под дождем – два трупа, двое раненых? А может, совершила вынужденную посадку из-за непогоды? Вопросов много, ответов нет.

Иду на аэродром. Тьма будто сгустилась. Ветер и дождь усилились. Но я не покидаю аэродрома. Жду…

К утру погода переменилась: небо очистилось, ветер стих. И я первая услышала знакомый рокот моторов.

А произошло следующее. Едва Лейла сделала круг над суходолом, Руфа увидела пропавших без вести.

– Они! Лелечка, видишь? – закричала она. – Справа у стога, машут руками!

– Вижу, – спокойно отозвалась Лейла. – Осмотрись. Я сделаю еще один круг.

Вражеских самолетов в небе не было, и девушки приземлились благополучно. Площадка не очень ровная, но лучшей в этом районе не оказалось.

Обнялись, расцеловались.

– Распопова не разбилась, – сообщила радостную весть Лейла. – Девушки вернулись.

Таня и Вера вытаращили глаза, загалдели наперебой:

– С того света!

– Лейла, ты же сама видела. Даже не верится.

– Ранены?

Лейла небрежно махнула рукой.

– Ничего страшного. Подробности потом. Танечка, что с самолетом?

– Самолет в порядке. Он за тем стогом. Садились почти вслепую. Но ничего, обошлось. Спасибо Верочке, точно рассчитала курс. Говорит, сердцам чуяла землю. С таким локатором не пропадешь Долго нас искали?

– Нет, мы прямиком сюда. Слышали вас вчера. Вы кружились над самым аэродромом. Костры, ракеты – не видели?

– Нет. Предполагали, что аэродром под нами, но решили не рисковать. Проклятый туман. А тут вот было чуть посветлее.

–Как с бензином?

– На исходе.

– Тогда давайте сразу за работу, – предложила Лейла.

Фронт был в двадцати километрах – оставлять самолет на виду опасно. Быстро подкатили его к стогу, замаскировали. И вовремя – в облаках промелькнул фашистский самолет-разведчик.

В стогу уже было оборудовано убежище, Руфа расстелила скатерть-самобранку – штурманскую карту.

– Чем вы питались? – спросила она. – Сеном?

– Как бы не так! – рассмеялась Таня. – Молоком.

– Откуда молоко?

– А здесь у козы бродят. Жили, как Робинзон и Пятница. Только попугая не хватало. На том берегу, – она указала в сторону Терека, – каннибалы.

– Спасибо Магубе, – вмешалась в разговор Вера, – вовремя из меня доярку сделала. Ох, посмотрели бы вы, как мы козу ловили! Умора.

Девушки заправили первый самолет горючим. Но погода портилась на глазах, стало ясно: сегодня вылететь не удастся. Вдали полыхнула молния, начался дождь, который усиливался под порывами ветра. На Кавказе ночь наступает стремительно. Когда возвратились к стогу, уже стемнело.

Погоревали, что в полку о них будут тревожиться.

– Прямо сердце разрывается, – сказала Таня. – Нет, лучше не думать об этом. Площадку мы исходили вдоль и поперек. Два стога передвинем, можно будет разместить весь полк.

– Ой, совсем вылетело из головы, – спохватилась Лейла. – Тебе, Верочка, письмо от жениха… Вот! Распопова доставила из госпиталя. Плясать потом будешь.

– Без меня меня женили, – рассмеялась «невеста». – Нет же у меня никакого жениха и не будет, пока не возьмем Берлин. Разыграть вздумали?

Она повертела в руках письмо, при свете фонарика, который держала Руфа, начала читать.

– Сашка, надо же… – ее длинные ресницы дрогнули. – Соседский парень, Саша Костенко. Вот глупый. Почему решил, что я попала в госпиталь? Не умещается в голове…

Подруги внимательно наблюдали за ней, покусывая травинки.

Чувствуя на себе их взгляды, Вера все больше смущалась.

– Выключи фонарик, – попросила она.

– Так, так, – многозначительно прозвучал в темноте голос Макарыча.

– Ни разу даже не целовались, – пробормотала Вера. – Честное слово.

Дружный хохот.

– А девушки уже насчет калыма договорились с твоим Сашей, – деловито объявила Лейла. – Задаток – «По-2». Дело решенное. Так что не рыпайся. То, что не целовались, это, конечно, ваше упущение. Но дело поправимое. Кстати, он отрастил бороду, смахивает на Отто Юльевича Шмидта. В общем, пиши ответ. Так, мол, и так, Сашенька, повинуясь воле родной матери-эскадрильи и учитывая ее материальные интересы, я согласна пойти навстречу твоим необоснованным притязаниям на мою руку и сердце. Задаток в счет калыма прошу прислать незамедлительно, иначе мамаша может рассердиться и толкнуть меня в объятия другого, более расторопного и щедрого жениха. Учти, что ты просто соседский мальчишка, а тут у меня под боком – полк летчиков. Асы вокруг меня так и кружатся. К тому же есть подозрение, что борода твоя крашеная, натуральный ее цвет – синий…

– Я еще поставлю такие условия, – подлаживаясь под тон Лейлы, сказала Вера. – Первое: бороду сбрить. Второе: о свадьбе до дня Победы не заикаться. Третье: в случае расторжения данного соглашения вопроса о возвращении задатка не поднимать.

– И еще, – вставила Руфа. – Самолеты эскадрильи ремонтировать вне очереди.

Опьяненные запахом сена, цветов и трав, девушки побалагурили еще немного, утихомирились и заснули.

Но Лейле не спалось. В забавной истории с «женихом» она видела и серьезную сторону. Дело в том, что ее самолету предстоял капитальный ремонт в этих самых мастерских: двигатель доживал последние дни, вернее, ночи. В таких случаях экипажи участвовали в ремонте, который иногда затягивался на месяц и больше. Руфа неспроста внесла условие о внеочередном ремонте самолетов. Несколько пренебрежительное отношение работников мастерских к «По-2», к женскому полку некоторые экипажи уже испытали на себе.

Лейла решила не смыкать глаз – надо было следить за погодой. Чувство ответственности никогда не покидало ее, а в трудные минуты даже усиливалось, обострялось.

«Девушкам после таких переживаний поспать необходимо, – думала она, прислушиваясь к дыханию подруг. – Вера всхлипывает во сне, странно, ей бы надо смеяться. Что-то есть у нее на душе, неведомое нам. Хорошо бы улететь до восхода солнца. Только бы не случилось чего-нибудь непредвиденного. Эскадрильи наши, наверно, не спят, ждут, ждут, ждут…»

Душа ее перелетела в станицу, к нам. Прислушиваясь к шуму ветра и дождя, Лейла шевелила в темноте губами, бесшумно шептала слова-заклинания:

«Евдокия Давыдовна, не волнуйтесь, мы живы-здоровы, у нас все в порядке. Девушки спят. Самолеты готовы к старту. Только погода задерживает нас. Не можем мы, ваши ученицы, сразу четверо, погибнуть в своем тылу. Нам еще летать и летать. Задание выполнено. Как мы с вами предвидели, сухой дол – самое подходящее место для нового аэродрома. Мы оправдаем ваши надежды. Спите спокойно…»

«Магуба, не терзай себя понапрасну. Завтра на рассвете мы прилетим. Мы вместе с тобой, прикрывая друг друга, будем громить врага. Я еще о многом хочу тебе рассказать. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но скоро я буду рядом. Ты слышишь меня?..»

Вы знаете, в ту ночь в какой-то момент я внезапно почувствовала облегчение. «Они живы! – образованна подумала я. – Все четверо. Напрасно я себя мучаю».

Лейла осторожно выбралась из стога – решила взглянуть на самолеты. Мелкий, нудный дождь, никакого просвета. Но ветер утих.

Заметив какое-то движение возле самолета, Лейла похолодела, выхватила из кобуры пистолет, замерла. Может быть, померещилось? Нет, кто-то есть. Самолеты в опасности! Что делать? Спокойно. Без паники…

Где-то далеко в стороне вспыхнула молния. Лейла прислонилась к стогу и облегченно вздохнула – козы! Укрылись от дождя под плоскостями, недовольны, что их кто-то побеспокоил.

– Напугали до смерти, – проворчала Лейла. – Вы почему не ушли домой? Одичали, наверно.

Стараясь не спугнуть коз, она ощупала оба самолета, поправила маскировку. Дождь прекратился внезапно, подул теплый южный ветерок. Погода в это время года меняется в этих местах очень быстро. Лейла подняла подруг. «Пока не появились воздушные охотники, надо нам сверкнуть пятками», – рассудила она и громко скомандовала:

– На зарядку становись!

Девушки, потягиваясь, побрели к самолетам.

– Чайку бы горяченького, – мечтательно сказала Таня. – Или парного молочка.

– Если Лейла разрешит, – подала голос Вера, – я это устрою. Какие смирные сегодня козочки.

Лейла не разрешила. Ее самолет доставил девушкам много хлопот: мотор не заводился. Обливаясь потом, они по очереди крутили винт. Снова и снова открывали капот, вынимали свечи, чистили и обдували их. Никаких неисправностей не было, но мотор не заводился.

– Не хочет просыпаться, – заявила Руфа. – Попробую еще раз.

Наконец, словно сжалившись над девушками, мотор чихнул раз-другой и ожил.

Когда самолеты подлетели к аэродрому, там уже собрались обе эскадрильи.

Такого ликования в полку еще не бывало.

Приказом командира полка обоим экипажам была объявлена благодарность.

Совсем по-другому звучали в это утра песни над станицей Ассиновская.

И Магуба тихим голосом пропела:

 
Там, где пехота не пройдет,
И бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица!
 

А как мы исполняли припев! Наши голоса, наверно, долетали до Казбека.

 
Пропеллер, громче песню пой,
Неся распластанные крылья.
За вечный мир, в последний бой
Лети, стальная эскадрилья!
 

И сейчас звучит у меня в ушах голос Лейлы:

 
Где облака вершат полет,
Снаряды рвутся с диким воем,
Смотри внимательно, пилот,
На землю, взрыхленную боем…
 

И снова – припев.

На этом можно было бы закончить рассказ о сто семьдесят второй ночи. Но я загляну вперед, скажу о некоторых событиях, которые произошли позднее. Ведь я не Шахерезада и рассказываю не волшебные сказки. Не хочу вас заинтриговывать.

Таня Макарова и Вера Белик вылетали на боевые задания более семисот раз. Они первыми сбросили бомбы на территорию Германии.

Сгорели вместе с самолетом в августе 1944 года.

Ночь сто семьдесят третья

Девушки-техники долго возились с мотором самолета Лейлы, но устранить все дефекты не смогли.

– Необходимо заменить некоторые детали, – сказала техник звена Зина Радина. – У нас их нет. Надо идти в дивизионные мастерские. Лелечка, пойдем вместе. Заведующий мастерских такой жмот, зимой снега не выпросишь.

– Думаешь, против двоих он не устоит? – рассмеялась Лейла.

– Ну да, заставим его сражаться на два фронта, пустим в ход личное обаяние. Чем-нибудь да разживемся. Я заявку составила с запасом, учла потребности всей эскадрильи. Он глаза вытаращит.

– Ну что ж, пошли.

Заведующего на месте не оказалось. Отыскали его на полигоне, где группа офицеров тренировалась в стрельбе по мишеням из пистолета.

– Подождите, – отмахнулся от них молодой лейтенант – заведующий. – Я занят.

Подошла его очередь стрелять. Девушки молча наблюдали. Стрелял он так себе: набрал менее половины возможных очков.

– Зиночка, давай заставим его подпирать кривую березу, – прошептала Лейла. Глаза ее озорно блеснули.

– Как это? Почему кривую? – не поняла Зина.

– Ну, оставим в дураках.

– Как это сделать? Что ты предлагаешь?

– Постреляем.

– Думаешь, собьем спесь, он станет сговорчивее? – засомневалась Зина. – Вряд ли. Ну ладно, хоть посмеемся. – Громко, чтобы все слышали, она сказала язвительно: – Посчитали – прослезились. Товарищ лейтенант, у вас же пистолет с кривым стволом, удивительно, что вы вообще попадаете в мишень. Я бы не попала. Может быть, попробуете из моего?

– Ишь ты какая, – усмехнулся лейтенант, явно задетый. – Может, сама постреляешь из своего прямого ствола, а мы посмотрим.

Зина только этого и ждала.

– С удовольствием. Только договоримся. Если я наберу больше очков, чем вы, – нашу заявку удовлетворяете полностью.

– Хорошо, – не раздумывая согласился лейтенант. – А если наберете меньше, вечерком составите нам компанию в кино. Вместе с подругой. И заявка будет удовлетворена лишь частично. Идет?

Не знал он, голубчик, что Зиночка – мастер спорта по стрельбе из пистолета.

– Как, Лейла? – обернулась Зина к подруге. – Принимаем условия?

– Принимаем! – беззаботно ответила Лейла. – Целься хорошенько.

Офицеры, шутливо переговариваясь, сменили мишень. Сделав три выстрела, Зина переложила пистолет в левую руку. Раздались удивленные возгласы:

– Во дает!

– Что делает, а?

– Вот это кино!

Все шесть пуль попали в черный круг мишени, в «яблочко». Офицеры дружно зааплодировали. Попросили и Лейлу выйти «к барьеру». Она охотно согласилась. Но предупредила:

– Выступаю вне конкурса. Пари мы уже выиграли.

Стреляла она менее удачно, но лейтенанта тоже превзошла.

По дороге в мастерские лейтенант, просмотрев заявку, растерянно заморгал глазами.

– Это что же… Вы с ума сошли!

Зина и Лейла одновременно положили руки на кобуру. Лейтенант расхохотался.

– Сдаюсь, сдаюсь. Но поймите, при всем желании удовлетворить вашу заявку не могу. Нет у меня этих деталей, – он поставил красным карандашом на заявке несколько минусов. – И этих, и этих…

– А когда они поступят? – вкрадчиво спросила Зина.

– Поступят, сообщу.

Выдав детали девушкам, лейтенант нерешительно спросил:

– А как все же насчет кино?

– Никак, – отрезала Зина. – Уговор дороже денег.

– Не расстраивайтесь, товарищ лейтенант, – посочувствовала заведующему Лейла. – Может быть, в другой раз. Вы потренируетесь…

– Все ясно, – сокрушенно вздохнул лейтенант. – Горе побежденным. Неспроста вас называют ведьмами.

– А вы думали, спроста? – последнее слово осталось за Зиной.

В тот же вечер самолет был готов к полетам, но техники предупредили, что летать та нем Лейла сможет недолго. Пророчество подтвердилось. После первого же вылета самолет Лейлы, заходя на посадку, выпустил красную ракету – сигнал бедствия.

– Санитарку! – распорядилась Бершанская. Так мы называли санитарную машину. Не спуская глаз с самолета, она закурила.

Лейла пронеслась над аэродромам, пошла на второй круг. В чем дело? Почему она не садится?

Я в ту ночь была дежурная но аэродрому. Гляжу на командира полка, а в голове мелькает мысль: «Каждый самолет, наверно, пролетает через ее сердце». Лицо у нее каменное.

– У них бомбы, – глухо говорит Бершанская, затаптывая папиросу. – Очистить аэродром: видать, неисправность!

По полю уже мчится машина с красным крестом, я сигналю, чтобы отвернула в сторону. На аэродроме осталась одна Бершанская.

С бомбовым грузом садиться опасно. Самолет может подпрыгнуть, накрениться, пропахать землю крылом, а много ли надо, чтобы бомбы взорвались?

Посадку Лейла, как всегда, совершила мастерски. Самолет остановился в дальнем конце аэродрома, все облегченно вздохнули. Бершанская, перехватив санитарную машину, вскочила на подножку. Невеселые мысли лезут в голову…

Оказалось, после близкого разрыва зенитного снаряда отказали замки бомбодержателей, и одна бомба едва держалась.

К утру самолет привели в порядок. Да, отслужил он свой век – заплата на заплате.

Я собиралась лечь отдохнуть, вбежала Лейла.

– Летим с Руфой в ПАРМ. Как не хочется, если бы ты знала. Счастливо оставаться.

Расставание было грустным. Обе мы стали «безлошадными».

Ночь сто семьдесят четвертая

Полдня, не переставая, лил дождь. Кипарисы на краю станицы напоминают стоящих на посту солдат в набухших шинелях. Плодовые деревья и кустарники словно кто-то окунул в воду. Все тропинки залиты водой, арыки переполнены, ручьи превратились в речки. Используя цинковые ящики из-под взрывателей, мы стираем белье. Обычно сдаем его старшине, но когда появляется возможность, стираем сами. Сняв сапоги и закатав рукава, с наслаждением занимаемся своим сугубо женским, домашним делом. Никаких приказаний, указаний – здесь все равны. Шутки, смех…

– Смотрите, самолет! – крикнул кто-то.

В стороне от нас заходит на посадку «По-2».

– Сел красиво, – одобрительно сказала Вера Белик. – Не хуже Лейлы.

Раздались возгласы?

– Интересно, кто это?

– Начальство какое-нибудь.

– Или корреспондент.

– Генерал! Ордена нам привез.

– Девочки, это же Лейла и Руфа. Смотрите!..

Да, это были они. А мы-то ждали их через месяц. Новый самолет – откуда?

– Калым получили! – радостно кричит Макарыч. – Теперь уж, Верочка, ничего не поделаешь…

Вера брызнула на нее водой.

Мы осмотрели самолет – чистенький, не новый, но и не старый, пахнущий свежей краской – закатили его в укрытие.

Полетов в эту ночь не было: снова полил дождь. Собрались в нашей комнате, потребовали у Лейлы подробного отчета.

– Значит так, – лукаво улыбается она. – Прилетаем. Находим Вериного жениха…

– Никакой он мне не жених, – гневно заявляет Вера Белик. – Нужен он мне!

– Ты же написала ему, – замечает кто-то ехидно.

– Ну и что? Написала: спасибо за весточку, будь здоров и счастлив. Точка!

– Находим Вериного жениха, – упрямо повторяет Лейла и, выждав, когда утихнет смех, продолжает: – Он бригадир механиков, старшина. Говорим: гони калым. Он отвечает: с удовольствием, только присмотрите за невестой, чтобы не выскочила замуж за какого-нибудь аса из соседнего полка.

– Лейла, – укоризненно произносит Вера, – не ожидала от тебя. Ведь ты все выдумываешь.

– Присмотрим, говорю, не беспокойтесь, – продолжает Лейла, не обращая внимания на замечание подруги. – Но для полной гарантии еще один самолетик требуется. Острая нужда у нас, И желательно поскорее.

Девушки загалдели:

– Правильно!

– А он что?

– Обдерем, как липку!

– Не старые времена, баранами не отделается!

– В общем, – рассказчица посерьезнела, – бригада просто замечательная. Ребята со списанных самолетов снимают все, что может пригодиться, и собирают из этих деталей новые «По-2». Один достался мне. Мы их ни о чем не просили, ничего не требовали. Просто не успели. Обещают специально для нашей эскадрильи собрать еще один самолет. Приняли даже обязательство. Саша Костенко прилетит сам и вручит подарок лучшему экипажу. Вот и все.

– Ура! – закричала я и расцеловала Лейлу. Сама тут же сообразила: «Освободившийся самолет передадут мне…»

Девушки подхватили Лейлу и с криками «Ура!» начали подбрасывать ее к потолку. Потом, успокоившись, стали обсуждать, чем отблагодарить механиков.

– Верочку, конечно, не отдадим, это слишком дорогая цена, – заявила Руфа. – Но, я думаю, эскадрилья не будет возражать, если она…

Вера заткнула уши, закричала:

– Слушать не хочу!

– Я хотела сказать, – Руфа пожала плечами, лукаво улыбнулась, – после Победы…

Посмеялись и решили, что лучшим подарком ребятам из ПАРМа будут наши боевые успехи.

Ночь сто семьдесят пятая

После завтрака работаем в саду бабушки Марфы: окапываем деревья, разрыхляем под ними землю, отсекаем лишние ветки. Будто дожидаясь, когда возьмемся за лопату, тут как тут снуют куры, подбирая червей. Рослый, с золотистой грудкой и нарядным хвостом петух, заметив поживу, не трогает ее сам, а сзывает кур. Мы называем его джентльменом.

Бабушка Марфа, решив отблагодарить нас за труды, попросила поймать курицу. Со смехом и визгом девушки взялись за дело. Проходившая мимо Бершанская не утерпела, зашла во двор и, присев на скамейку, стала наблюдать. Я подсела к ней.

– А знаете, Евдокия Давыдовна, говорят, куры когда-то умели летать. Постепенно разучились.

– Намек поняла, – улыбнулась Бершанская. – Ну что ж, полетай пока на моем самолете, потренируйся, а то в самом деле превратишься в курицу.

В тот день я полетала вволю, отвела душу, показала, на что способна.

– Летаешь неплохо, – похвалила Бершанская. – Замечаний у меня нет. Переходи на ночные тренировки, учебные бомбометания.

Все девушки эскадрильи сердечно поздравили меня. Много хороших слов сказали.

Домой я вернулась под утро. Настроение приподнятое. Как-никак, ночные тренировки прошли успешно. К тому же меня выбрали председателем офицерскою суда чести. И это еще не все. Некоторые штурманы нашего полка хотят стать пилотами – за их переподготовку отвечаю я.

Лейла спит. Лицо усталое, бледное. Шесть вылетов за ночь. Листаю ее альбом, она мне разрешает. Небольшой, в бархатной обложке. Рисунки, стихи.

В полку было немало поэтесс: Глаша Каширина написала поэму, посвященную Бершанской, несколько стихотворений Наташи Кравцовой было напечатано во фронтовых газетах. Тогда у нее была другая фамилия – Меклин. Мы регулярно выпускали рукописный литературный журнал. Бессменный редактор его – Галя Докутович. Я их часто вижу во сне, своих однополчанок. Очень талантливые девушки, словно у каждой было два сердца. Послушайте одно стихотворение Наташи:

 
Не скоро кончится война,
не скоро смолкнет гром зениток.
Над переправой – тишина,
а небо тучами закрыто.
 
 
Зовет мотор: вперед, скорей,
лети, врезаясь в темень ночи!
Огонь немецких батарей
как никогда предельно точен.
 
 
Еще минута – и тогда
взорвется тьма слепящим светом…
Но может быть, спустя года
во сне увижу я все это.
 
 
Войну и ночь. И свой полет.
Внизу – пожаров свет кровавый.
И одинокий самолет
среди огня над переправой.
 

Никто не написал точнее и лучше о наших боевых ночах. И вряд ли напишут. Наташа стала Героем Советского Союза.

Из стихотворений Лейлы мне больше всего нравится вот это:

 
На звезды глядя, я мечтала:
Открою новую звезду,
На звезды глядя, я вздыхала:
Когда ж любовь свою найду?
 
 
На звезды глядя, я мечтала:
Взойдет звезда моей любви.
Тебя в тот вечер повстречала,
Всю ночь нам пели соловьи.
 
 
На звезды глядя, я вздыхаю:
Моей сегодня не видать.
Зачем нашла тебя, не знаю,
Не для того ль, чтоб потерять?
 

После войны композитор Сара Садыкова написала на эта стихи музыку. В этой песне – душа Лейлы, тайна ее любви.

Новых стихов в альбоме Лейлы я в ту ночь не обнаружила, но увидела странный рисунок, сделанный карандашом: два стройных кипариса над одинокой могилой. «Почему два?» – удивилась я.

Мне вспомнилась наша недавняя прогулка…

– Посмотри на кипарисы, – Лейла замедлила шаги. – Чудо! Каждый раз, когда прохожу мимо, шепчу: «Я вас люблю».

– Красивые деревья, – согласилась я.

– Удивительные. Душу тревожат. Мягкие, нежные, печальные. Прав Омар Хайям:

 
Да, лилия и кипарис – два чуда под луной,
О благородстве их твердит любой язык земной,
Имея десять языков, она всегда молчит,
А он, имея двести рук, не тычет ни одной…
 

«Помешались вы с Хиваз Доспановой на своем Хайяме», – хотела сказать я, но с моих губ непроизвольно слетели совсем другие слова:

– Почитай еще.

Дело в том, что стихи этого поэта сами по себе не производят на меня сильного впечатления, но когда их читали Хиваз или Лейла, я готова была слушать без конца. Звучание их голоса, свет глаз, движение губ и рук придавали древним стихам какую-то особую сладость. Читали они по-разному и тем более интересно было их слушать. Просто колдуньи какие-то.

Лейла прочитала еще две строки и вдруг умолкла.

– Забыла? – спросила я.

– Нет, не хочу отбивать хлеб у Хиваз, – рассмеялась Лейла. – Она читает лучше меня.

– А мне нравится, как ты читаешь, – возразила я. – Ну, прошу тебя.

И Лейла прочитала:

 
Шел я трезвый – веселья искал и вина,
Вижу: мертвая роза – суха и черна.
«О несчастная! В чем ты была виновата?»
«Я была чересчур весела и пьяна!»
 

Читая последнюю строку, она изогнула стан, склонила голову, опустила ресницы, вздохнув, плавно повела руками. Настоящая Шахерезада.

– А ты знаешь, что кипарис – это имя?! – неожиданно спросила она.

– Впервые слышу.

– Мне рассказала Женя Руднева. Кипарис был другом бога Аполлона. Однажды на охоте от случайно убил своего любимого оленя. И сказал другу: «Мое горе слишком велико, я не хочу жить в этом мире. Сделай так, чтобы я вечно грустил по своему любимцу». И Аполлон исполнил его просьбу: превратил в печальное темно-зеленое дерево. В древние времена кипарисы сажали у могилы, это символ вечной грусти и слез…

Дальше мы шли молча. Я смотрела на тихие, неподвижные деревья и чувствовала, как в душе рождается чувство горячей благодарности к давно ушедшим людям, которые сумели разглядеть скрытую красоту мира и рассказали нам о ней.

Возможно, не я одна видела тот рисунок в альбоме Лейлы. Во всяком случае этот рисунок оказался пророческим: у ее могилы стоят два кипариса.