Текст книги "Иерусалим"

Автор книги: Сесилия Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 11

На берегу реки воины разложили костёр и поджаривали над ним кусочки мяса захлебнувшейся лошади. Нанизав мясо на палочки, они сидели почти в самом огне и молчали. Все, кроме Стефана.

   – Герман, Илер, Педро – они все умерли, я видел. Господи, поверить не могу!..

   – Ох, Стефан, заткнись, – устало сказал кто-то.

   – И не подумаю! Мои друзья мертвы, мои братья, мои... мои... Герман мёртв, а я ничего не могу сделать, не могу их спасти, не могу за них отомстить; будь всё проклято, я даже не могу найти их тела и похоронить их, как достойно христиан!

Раннульф отошёл от костра к берегу реки. Из темноты Медведь подвёл к нему нескольких коней.

   – Тебе нужен крупный гнедой, – сказал он, – но и мне тоже. Будем тянуть палочки на него?

   – Нет, – сказал Раннульф, – бери его себе. Мне вполне подойдёт вороной.

Несколько коней доплыли до берега без седоков, и Медведю удалось изловить четверых. Самым большим и сильным был тот гнедой, что пришёлся ему по душе, но в вороном чувствовались быстрота и осторожность. У него не было седла. Раннульф подошёл к другому коню и принялся снимать с него упряжь. Медведь сказал:

   – На остальных лошадях можно соорудить носилки для щенка. – Он имел в виду короля.

За спиной у них, у костра, голос Стефана сорвался измученным всхлипом:

   – Почему Господь поступил так с нами? Почему повернулся к нам спиной, если он нас так любит?

Ему отозвался ропот возражений – а возможно, и согласия. Под седлом Раннульф обнаружил сложенную вдвое плотную попону; она промокла насквозь, но, когда Раннульф развернул и встряхнул её, попона оказалась достаточно велика, чтобы укрыть его. Он благодарно завернулся в грубую шерсть и затянул поверх пояс с мечом.

У огня Стефан всё говорил:

   – Нас считают рыцарями Бога. Тогда почему же Бог уничтожает нас? Это ложь, это всё ложь, и Герман мёртв, и мне уже на всё наплевать!

Ричард взнуздывал гнедого. Поверх конской головы он взглянул на Раннульфа.

   – Ты теперь магистр, так заткни ему глотку.

   – Он просто напуган, – сказал Раннульф. – Все напуганы.

Воины слушали молча, но вот другой голос завёл ту же песню:

   – Нет смысла возвращаться в Иерусалим. Нас всё равно возненавидят там за это поражение.

   – Бог отринул нас! – посдержал ещё кто-то.

   – Кто хочет уйти – пусть уходит!

Этот голос прозвенел так резко и ясно, что Раннульф обернулся взглянуть на его обладателя.

Юный король вышел из сумрака к пляшущему пламени костра. На нём по-прежнему была щегольская расшитая куртка, вся в речной грязи, – но ни короны, ни шлема, ни шляпы, ничего, что скрывало бы его лицо, и пляска огненных струй сделала исковерканные черты ещё страшнее, чем при ярком свете. Голос его прерывался, но был полон жизни.

   – Идите! Никто не узнает, не вспомнит о вас, никому не будет до вас дела. Я возвращаюсь в Иерусалим. Тех, кто пойдёт со мной, полюблю я и возлюбит Господь – навечно; остальные же пусть уходят, пусть канут во тьму и пустошь! Идите!

Раннульф повернулся к коню:

   – Не думаю, чтобы ему понадобились носилки.

Медведь только проворчал что-то, потрясённый до глубины души.

   – Сэр Раннульф! – позвал король. – Когда мы выступаем?

   – Когда прикажешь, сир.

   – Тогда я приказываю – немедля! – Король шагнул к нему. – Где мой конь?

Позади него, у костра, поднимались воины – опустив глаза, сгорбившись, они тем не менее шли за ним.

Медведь подвёл королю коня. Другие рыцари поспешили к своим скакунам. У костра остался только один тамплиер – он сидел равнодушно, задвинув ноги в мерцающие угли, снимал пальцами с палочки ошмётки мяса и отправлял в рот. Раннульф подошёл к нему.

   – Мыш, – сказал он, – вставай.

   – Я никуда не пойду, – непреклонно заявил юноша. – Не желаю больше заниматься этим.

   – Вставай, – повторил Раннульф, – не то я сперва выбью из тебя всё дерьмо, а потом ты всё равно побежишь, куда прикажут.

Мальчишка не шевельнулся. Мгновение Раннульфу казалось, что и вправду придётся поколотить его; он расстегнул пояс, сбросил попону – и тут Стефан встал и пошёл к коням. Раннульф не смог сдержать дрожи. Он был рад, что бить Стефана не пришлось. Он не уверен был, что сумеет нанести хотя бы удар. Раннульф наклонился за попоной – прикрыть наготу, и тут колени его дрогнули, а спина заныла. Он ощутил себя дряхлым и глупым стариком, который под покровом ночи зябко кутается в одеяло. Снова начался дождь. Раннульф пошёл к своему коню и взобрался в седло.

Стефан подтянул подпругу и опустил стремена. Раннульф и Ричард ле Мен, оба уже в сёдлах, наскоро советовались с королём.

   – Если мы пойдём верхней тропой, то к рассвету будем у истоков Крессона. Побережём коней, – сказал Раннульф, повернувшись, громко скомандовал остальным: – Разбейтесь по парам и стройтесь в две колонны. Медведь, становись в пару с королём и веди отряд.

Все зашевелились, перестраиваясь, а Раннульф натянул повода разворачивая коня к Стефану.

   – Что, не доверяешь мне? – спросил Стефан. Он замёрз; кольчуга была влажной и липкой на ощупь, пальцы онемели, и кончики их словно превратились в лёд. Раннульф ничего не ответил, но, когда двойная колонна построилась и двинулась вперёд, развернул коня нога к ноге со Стефаном. Вместе они замкнули строй.

Стефан сгорбился в седле, ожидая, что сейчас начнутся нагоняи или поучения, однако, к его изумлению, старший рыцарь обхватил себя руками, тяжело осел в седле и задремал. Стефан стиснул зубы. Впереди, едва различимые в темноте, два ряда всадников рысили по отрогу горы. Луна теперь была впереди, скатывалась к дальнему краю неба, ведя их домой.

Стефан думал о Германе – с такой болью, что порой даже стонал. Он должен был принять любовь Германа, ушедшую теперь навсегда. Он чувствовал, что лишился чего-то жизненно необходимого, что он ограблен, обделён, словно при нарезке земельных наделов. Ему хотелось поговорить, но рядом был только Раннульф; закутанный в вонючую попону, он спал мёртвым сном. Конь его карабкался по неверной тропе, и Раннульф качался и мотался в седле, точно куль с мукой. И как только можно вот так спать на лошади, подумалось Стефану.

Дождь прекратился. Они скакали на восток, где дожди были редкостью. Стефан, до того промокший насквозь, теперь чересчур быстро просох; ни у кого из них не осталось, чем утолить жажду.

Когда наступил рассвет, колонна остановилась на склоне под самым гребнем горы, и тогда Раннульф проснулся.

Воины озирались, негромко переговариваясь:

   – Где мы? Куда идти дальше?

Голый склон был на вид неотличим от прочих: песок и песочного цвета камни, сквозь которые кое-где пробивалась жёсткая уродливая трава. Стефан увидел, что на ней блестит роса, и в горле у него вмиг пересохло. Раннульф поднял повод и рысью поехал в голову колонны. Стефан поскакал следом.

Ричард ле Мен и юный король ждали во главе строя, но Раннульф лишь махнул рукой, приказывая Стефану следовать за ним, и поскакал вперёд, на самую кромку хребта. Стефану пришлось пустить коня галопом, чтобы угнаться за ним.

Медленно разгорался рассвет. Тучи уплывали на запад. Пролегая в траве, дорога косо срезала крутой угол склона. Раннульф короткой рысью направил по ней коня. Стефан скакал следом, отставая на шаг. На гребне они остановились.

Склон позади них скрывался во тьме; склон впереди был омыт утренним светом, так что каждая веточка, каждый камушек отбрасывали резкую тень. Дорога глубоко вгрызалась в землю, зигзагами прорезая склон – вниз, к расселине, где густо рос кустарник и звенели голоса птиц.

Сердце Стефана ёкнуло. Где есть кусты – есть и вода. Его конь потянул носом и тоненько заржал. Ну конечно, вода! Раннульф проехал несколько шагов вниз по дороге и снова натянул повод. Стефан спустился за ним, остановился рядом и двинулся, едва двинулся с места тот – охотно, едва не повизгивая от нетерпения... но Раннульф снова проехал лишь несколько шагов. Конь Стефана рвался вперёд, юноша с трудом сдерживал его; ему хотелось закричать на Раннульфа, чтобы тот ехал дальше – к воде, к воде!

Бесформенный в своей грязной попоне, Раннульф привстал в стременах, точно волк, нюхая воздух. Рот Стефана горел. Поезжай, мысленно кричал он, поезжай же! Конь Раннульфа нетерпеливо тряс головой, переступал на дороге, кружа под тяжёлой рукой, что держала его повод.

Птичий гомон делался тем громче, чем выше поднималось солнце, и стайки птиц уже закружили в воздухе. Они взлетали из чёрного переплетения ветвей, кружась, рассыпаясь, порхая над голым склоном.

Внезапно вся стая взвилась в вышину и умчалась на запад, а Раннульф пришпорил коня и галопом поскакал вверх по дороге. Мгновение Стефан, удивлённо разинув рот, смотрел ему вслед, – а потом из расселины начали изливаться сарацины.

Они были на верблюдах. Буро-серые звери брели через склон, даже с виду слишком массивные, чтобы двигаться быстрее. По бокам у них сидели стрелки. Поворачивая коня, чтобы следовать за Раннульфом, Стефан мельком увидел плещущие на ветру одежды сарацин, изгибы рук, дуги луков, – а потом в воздух взметнулись стрелы. Конь Стефана застыл было на месте, неистово молотя копытами тропу. Мимо прошуршала стрела – и он помчался по траве через гребень горы.

Раннульф ждал. Король и другие тамплиеры уже скакали прочь по склону, уходя с дороги, поднимаясь к вершине другой горы. Стефан приник к седлу, посылая коня вперёд. Раннульф галопом скакал рядом с ним. С воем и гиканьем сарацины устремились за ними.

Склон становился круче. Конь Стефана цеплялся за каждую выбоинку на голой каменистой земле. Раннульф вырвался вперёд и резко свернул вдоль края расселины, что раной прорезала склон. Стефан повернул следом. Не было ни дороги, ни даже ровного места, с одной стороны возносился к небу отвесный горный склон, с другой – ниспадала в бездну, полную тоней, расселина. Раннульф безо всякого сомнения поворотил коня и, не разбирая дороги, понёсся вниз.

Конь Стефана заартачился, попятился, норовя остановиться. Визг сарацин терзал уши. Стефан руками и шпорами вынудил коня перевалить гребень и помчался вниз по склону за Раннульфом. Они спускались по мешанине из камней и песка, кони съезжали на хвостах, вытянув передние ноги, и, оказавшись наконец внизу, конь Стефана подпрыгнул так, что юноша едва не вылетел из седла.

Сарацины остались наверху и с кромки обрыва осыпали рыцарей оскорблениями и стрелами. Конь Стефана устало вскарабкался на противоположный склон расселины, куда более пологий и короткий, добрался до обширной луговины, и скоро юноша присоединился к Раннульфу и другим тамплиерам.

Они выстроились на вершине, глядя через расселину на сарацин. Кони ржали, всадники кричали, грозили друг другу кулаками и корчили рожи. Всё это продолжалось недолго; Раннульф проехал вдоль строя к Медведю и королю.

   – Плохо наше дело, – сказал он. – Они нас опередили – должно быть, объехали вокруг Тиверианского озера.

Конь Стефана вынес его в самый разгар обсуждения почти что в объятия короля. Стефан пробормотал извинения, которые Бодуэн пропустил мимо ушей – его внимание было целиком приковано к собеседникам. Медведь охватил руками луку седла.

   – Можем мы обойти их?

Раннульф почесал бороду.

   – Прежде всего нам надобно найти воду. – Он дёрнул подбородком на восток. – Там, за пиком, источник. Не по пути, зато безопасно.

   – А он по пути в Иерусалим? – спросил король.

   – Если мы не добудем воду и не дадим отдыха коням, – сказал Медведь, не глядя на него, – Иерусалим с равным успехом может быть и за морем.

Король упрямо проговорил:

   – Я не потерплю и шага в сторону от пути в Иерусалим. Я хочу ехать дальше.

Раннульф коснулся его руки:

   – Мы так и делаем. Обрати внимание. – Он кивком указал через плечо на сарацинских лучников, которые по-прежнему следили за ними и выкрикивали оскорбления через расселину. – Теперь они будут высматривать нас, следить за дорогами. Мы должны действовать как-то иначе. Следуй за мной. – Однако он не трогался с места. Не отнимая руки, он пристально глядел на юного короля. – Следуй за мной, – с нажимом повторил он.

   – Веди, – сказал король.

   – Хорошо. – Раннульф заставил коня попятиться, выводя его из полукруга всадников, и поскакал прочь.

Он повёл отряд на запад через сухой голый холм; рыцари снова построились двойной колонной, Стефан скакал справа от Раннульфа. День разгорался – и его пересохшее горло болело всё сильнее, а желудок болезненно бился о позвоночник. Он чувствовал, что весь дрожит, как листок на ветру. Спустя какое-то время Раннульф повернулся к нему и сказал:

   – Спи.

   – Не могу.

Норманн рассмеялся.

   – Спи, Мыш, – повторил он и больше не говорил ничего, а только вёл их вниз по высохшему руслу меж холмов. Стефан смотрел вперёд. Он знал, что не сможет уснуть, – не в такой опасности, не в этой чужой стране.

Потом – казалось, всего через считанные секунды – Стефан проснулся. Конь его бешено фыркал и ржал, проталкиваясь между другими конями, и Стефан понял, что они нашли воду.

Повод выскользнул из его пальцев. Это был не источник, не деревня – вокруг были только низкорослые деревца с ветвями, изогнутыми точно руки, и тёмными узкими пальцами листьев. За ними вставал растрескавшийся песчаниковый обрыв. Озерцо было таким крохотным, что его невозможно было разглядеть за конями, которые сбились в кучу, чтобы напиться. Стефан чувствовал, как с каждым долгим глотком раздувается брюхо его скакуна. Все прочие воины спешились – кроме юного короля, устало поникшего в седле. Его лицо, изглоданное болезнью, посерело.

Меж коней проталкивался Медведь; в руках у него была кожаная чаша. Возле королевского коня он остановился, протянул чашу Бодуэну, и Стефан увидел, что она полна мутной воды.

   – Сир, – сказал Медведь, – кони осушат это озерко до дна. Вот, возьми, пока хоть что-то осталось.

Воины собирались вокруг, разбирали поводья, взгляды их то и дело устремлялись на чашу. Конь Стефана поднял голову, удовлетворённый. Юный король принял от Медведя воду и переводил глаза с одного рыцаря на другого.

   – Я не могу пить, когда столь многие страдают от жажды. – Он протянул чашу тому, кто стоял ближе. Им оказался Стефан.

На миг Стефан испугался, видя лишь искалеченную руку, что предлагала ему воду. Но поднял глаза на уродливое лицо короля – и прозрел величие королевской души. Он вспомнил, что говорил о короле Герман, и понял, что этот жест – благословение.

   – Благодарю, сир. – Он принял чашу из рук короля.

Вода была в его ладонях, а жажда мучила его сильно, – но величие короля оказалось сильнее. «Через несколько часов, – подумал Стефан, – я, возможно, всё равно буду мёртв».

   – Я не выпью прежде моих братьев, – сказал он и предложил чашу стоявшему рядом Раннульфу.

Рыцарь удостоил его странным взглядом и передал чашу следующему воину, тот – следующему, и она поплыла из рук в руки, и никто не пил, пока чаша не возвратилась к королю. Прокажённый принял её и проговорил дрогнувшим голосом:

   – Вы наилучшие рыцари изо всех, что когда-либо служили каким-либо королям.

Он отпил; а затем каждый из них выпил по глотку – поистине, они испили одну чашу на всех.

И снова рыцари скакали через холмы. К концу дня они оказались в славной долине, открывавшейся на запад, так что солнце, казалось, скатывается по ней к самой грани мира. Дорога бежала посреди долины, между дынными бахчами и ухоженными апельсиновыми деревьями оазиса. Двойной колонной рыцари рысили вниз, в пальмовую рощицу, – к колодцу и горстке глинобитных хижин.

Стефан напряжённо выпрямился, волосы у него на голове зашевелились. Здесь были люди – вернее, песчаные крысы.

Они выбегали поглазеть на пришлых рыцарей – с полдюжины смуглых тощих мужчин в пыльных одеждах, несколько голых ребятишек. Две женщины, завидев рыцарей, торопливо отпрянули от колодца и, вскинув корзины на головы, пошли прочь, прямые и статные, точно колонны, под своей грузной ношей. Меж гибкими, без ветвей стволами пальм паслись верблюды. Рука Стефана потянулась к рукояти меча. Он подумал о том, понимает ли Раннульф, что делает?..

Раннульф не обращал на местных жителей никакого внимания. Он вёл рыцарей прямо к колодцу, огороженному низкой кирпичной стеной. Подняв руку, он остановил колонну. Ещё раньше он сбросил вонючую попону и привязал её позади седла, перекинув пояс с мечом через плечо. Теперь, полуобнажённый, он спешился, отдал меч и повод Стефану, подошёл к колодцу и опустил в воду кожаный мех.

Стефан спрыгнул на землю, то же сделали и прочие рыцари. Кое-кто из местных обитателей подошёл поглядеть на них, но держались они на безопасном расстоянии от тамплиеров. Среди них были женщины и дети, мужчин же совсем мало. Стефан почувствовал облегчение. Он повесил меч Раннульфа на его седло и повернулся к своему коню, чтобы ослабить подпругу.

   – Кто эти люди?

   – Бедуины, – сказал Раннульф. Он вытащил истекающий каплями мех и вылил его в жёлоб у подножия колодца. – Они не причинят зла, нас слишком много. К тому же они, вполне возможно, христиане. – Кони столпились кружком, они изнывали от жажды, и Раннульф снова опустил мех в колодец. Один из рыцарей шагнул к нему и взял у него верёвку.

   – Я займусь этим, Святой.

Раннульф склонился над жёлобом, зачерпнул немного воды и напился. Кони и люди сгрудились подле желоба, кони возбуждённо ржали. Раннульф выскользнул из их круга и оглянулся на бедуинов.

   – Ты куда? – спросил Стефан.

   – Я голоден, – сказал Раннульф. Вытянув руку, он направился к бедуинам и заговорил с ними на арабской тарабарщине.

Стефан смотрел ему вслед, потрясённый. Он не понимал ни слова, но протянутая рука и склонённая голова Раннульфа не позволяли ошибиться: он просил милостыню. Гордость Стефана возмутилась, и он стыдливо отвёл взгляд. В желудке у него заурчало. Он протолкался к воде.

Раннульф вернулся через несколько минут и уселся на стене у колодца. Он жевал. Стефан изо всех сил старался держаться поодаль, но голод подстёгивал его; он подошёл к рыцарю и увидел, что тот держит в руках круглый плоский хлеб.

   – Ты попрошайничал, как юродивый или нищий, – сказал Стефан. Он сел на стену подле Раннульфа, взгляд его был прикован к хлебу, просить о котором ему не позволяла гордость.

   – Я монах, – сказал Раннульф. – Меня кормит Бог. А ты что, хотел бы, чтобы я добывал себе пищу оружием?

К ним подошли другие, и он разломил хлеб и раздал всем по куску.

   – Так было бы лучше, – заметил Стефан. – Тогда мы хоть наелись.

   – Этого хлеба им было явно недостаточно: кое-кто из воинов вовсе не получил ничего. Король отдал свой кусок одному из обделённых. Он прятался среди рыцарей, не желая, чтобы его видели чужаки, которые собрались вокруг, блестя любопытными чёрными глазами. Дети возились в пыли; женщины прикрывали лица краем покрывал. Рука Стефана вновь потянулась к мечу. Было бы так просто отобрать у этих людей всё, что ему нужно...

Из толпы вышла старуха с корзиной. Лицо её, всё в морщинах и складках, было испещрено синеватыми точками.

   – Тамплиерр, – сказала она на ломаном французском, – тамплиерр. Бог хранить святой рыцари. – Она сняла с корзины платок – там были хлебы. Опустив корзину наземь, старуха отступила и широким движением руки предложила рыцарям её содержимое.

   – Вот видишь, – сказал Раннульф Стефану. – Ешь.

Потрясённый юноша отпустил меч, потянулся и схватил тёплую круглую лепёшку.

ГЛАВА 12

Рука Раннульфа горела, и боль жарко пульсировала в глубине раны. Он погрузил раненую руку в мех, полный воды с иссопом и солью, а другой рукой бросал в рот хлеб. Стефан Мыш протянул ему чашу. Раннульф осушил её и вновь наполнил из желоба.

Тамплиеры, и король среди них, сидели вокруг колодца. Женщины принесли три корзины хлеба, теперь уже почти опустевшие, но, когда Раннульф потянулся за последним куском, прибежала девочка с ещё одной полной корзиной. Остальные селяне столпились у колодца, глазея и болтая. Дети побойчее похлопывали и гладили рыцарских коней, привязанных в ряд у ограды. Спускалась ночь.

Король сказал:

   – Быть может, Саладин сейчас уже берёт Иерусалим.

Раннульф покачал головой.

   – Нет, вначале он вырежет тех, кто остался в живых из нашего войска, – а оно изрядно разбежалось, и ему придётся потрудиться. Но он не оставит за собой никого. После Рамлеха – не оставит. – Он был по-прежнему полугол, а с вечером похолодало. – Мне нужна рубашка.

Эти слова он сказал по-арабски, ни на кого не глядя; среди бедуинов возникло быстрое движение.

   – Но потом он наверняка ударит на Иерусалим, – не отступал король.

   – Мы будем там прежде Саладина, – сказал Раннульф. – Обещаю тебе.

Медведь сказал:

   – Святой, у них тут есть церковь. Можно отслужить мессу.

Вернулась та самая старуха – предводительница клана, – неся целую охапку одежды. Она опустила тряпье в пыль перед Раннульфом, однако уходить не спешила. Кожа на её лице обтягивала кости туго, словно шатёр, синие татуировки украшали лоб и щёки.

   – Ты ранен, – сказала она. – Позволь, я полечу твою руку.

Он покачал головой.

   – Я обетован Богу. Женщина не может коснуться меня.

   – Бог милостив к тебе. У меня есть снадобье, с ним рука заживёт скорей.

   – Божьей милости с меня довольно, – сказал Раннульф. – Нам нужна ваша церковь.

   – Я пришлю священника.

   – Нет. Не нужно священника. И вот ещё что: скажи другим, когда мы войдём внутрь, все должны держаться подальше, покуда мы не выйдем из церкви.

   – Всё будет сделано, – сказала старуха. – Святой человек, помолись за нас, давших тебе пищу.

Она отошла, а Раннульф поднял принесённую одежду – это оказался длинный просторный халат с капюшоном.

Он оделся и вновь уселся среди воинов.

   – Святой, – сказал Медведь, – это первая битва Мыша.

Мы должны умертвить его.

Стефан вскинул голову:

   – Что?!

Раннульф поглядел на него и кивнул Медведю:

   – Ты прав. Хорошо. Как быть с ним? – Он указал подбородком на короля.

   – Я отстою мессу с вами, – сказал король.

   – Это обряд тамплиеров, – предупредил Раннульф.

Воины зароптали и придвинулись ближе.

   – Он ничем не хуже нас, – сказал один из них, Фелкс ван Янк.

   – Лучше, – сказал Раннульф, – но он – не тамплиер.

   – Я выслушаю мессу, – громко заявил король. – Мне всё равно, кто отслужит её.

   – Что вы собираетесь сделать со мной? – спросил Стефан.

Раннульф обратился к королю:

   – Ты не предашь нас?

Бодуэн моргнул:

   – Предать вас? Как?.. Нет, я никогда вас не предам.

   – Хорошо, – сказал Раннульф. – Ты можешь пойти в церковь с нами, но не должен выходить оттуда, пока не уйдём мы все. И ты должен служить мессу вместе с нами. Если не сможешь – закрой глаза, чтобы сказать потом, что ничего не видел.

   – Решено, – кивнул король. Глаза Стефана были круглыми от тревоги. Раннульф хлопнул его по плечу и отошёл, чтобы набрать пригоршню пыли и пригоршню золы.

Селение плотно окутала ночь – колодец чистой прохладной тьмы под ясной россыпью звёзд. Король Бодуэн вместе со всеми пошёл к церкви – всего лишь ещё одна хижина, только с дверью побольше и крыльцо похоже на выпяченную нижнюю губу. Раннульф и Ричард ле Мен стояли на крыльце; меч свой Раннульф снова держал в руке, а ножны, наклонясь, положил у входа. В длинном просторном бурнусе он был вылитый сарацин.

Король перекрестился.

   – Бог хранит нас всех. – Между Раннульфом и вторым рыцарем он прошёл в маленькую церковь, остальные втянулись за ним и закрыли дверь.

Хижина была так тесна, что дюжина рыцарей наполнила её целиком. Здесь был низкий каменный алтарь с покровом, на котором уже горели две небольшие светильни. Когда вошёл король, двое рыцарей снимали со стены крест.

Дыхание короля пресеклось. Он чувствовал на себе взгляд Раннульфа. Взгляды других тамплиеров. За ним следили, стремясь узнать, как он примет всё это, действительно ли он – один из них. Рыцарь у алтаря, единственный изо всех, внёс в церковь меч, и теперь ремнём укрепил клинок остриём вниз на месте, где висело распятие.

Так сделан был Крест. Король перевёл дух. Это было не так уж и чуждо ему.

Он замешался среди рыцарей, что ждали у алтаря.

Кое-кто уже стоял на коленях, молясь, и король тоже преклонил колени и возблагодарил Господа, который хранил его. Он молил Бога дать ему достигнуть Иерусалима прежде Саладина, дать ему шанс защитить город. Он просил Господа даровать ему смерть в бою, внезапную и чистую, – а не медленное гниение заживо.

А потом рыцари поднялись и тесно сошлись вокруг алтаря. Юный Стефан, которого прозвали Мышом, стоял посредине. Вид у него был испуганный; он не знал, что с ним станут делать. Рыцари ничего ему не сказали, но Медведь и Германов рыцарь по имени Фелкс подошли к нему и сняли с него всю одежду – кроме штанов. Потом, положив ему руки на плечи, они принудили его стать на колени на кучу земли перед алтарём.

Подошёл Раннульф и опустился на колени перед Стефаном – лицом к лицу, обе руки сжаты в кулаки. Медведь встал сзади и ладонью пригнул голову Стефана.

Раннульф сказал:

   – Протяни руки, Мыш.

Рыцарь протянул обе руки ладонями вверх. Тамплиеры сомкнулись вкруг него – плечом к плечу, как стена. Раннульф поднял один кулак над левой ладонью Стефана и высыпал в неё пыль.

   – Эта пыль – твоя пыль, – сказал он.

Он протянул другой кулак над правой ладонью Стефана и наполнил её золой.

   – Эта зола – твоя зола.

   – Аминь, – произнесли рыцари, кольцом сомкнутые вок руг них.

Раннульф крепко сжал запястья Стефана.

   – Стефан, отдаёшь ли ты свою жизнь Господу?

   – Отдаю, – нетвёрдым голосом проговорил Стефан.

Раннульф повернул его руки ладонями вниз, так что пыль и зола просыпались на пол.

   – Отныне ты мёртв. А потому не бойся смерти и, когда Бог призовёт тебя, иди с радостью, потому что душа, отданная доброй волей, воистину спасена. Отворачивайся впредь от общества живых, но держись нас, своих братьев, кои также мертвы. – Он положил руки на плечи Стефану и склонил голову. – Oremus[17]17
  Помолимся (лат.).


[Закрыть].

Другие рыцари тоже опустились на колени, наложили руки на Стефана и в один голос начали произносить слова «Верую»:

   – Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, и во Иисуса Христа, единого Его Сына...

Король молча наблюдал за происходящим, но, когда рыцари молились, слова сами пришли ему на уста, и он произнёс их вместе со всеми. Грудь его теснилась. Вне сомнения, это всё – ересь, богохульство, достойный проклятия грех. Однако Бодуэн сочувствовал этому: сердце говорило ему те же слова. Он был одним из них.

Рыцари отступили, вновь образовав три ряда, в котором последним стоял король, а рядом с ним встал поднявшийся Стефан, по-прежнему почти обнажённый. На его щеке темнела полоска сажи. Юноша плакал; руки его дрожали. Он произносил молитвы голосом, переполненным чувствами.

Они начали мессу – все вместе. Король присоединился к ним – охотно и от всего сердца. Месса шла достаточно верно. Кое-кто из рыцарей запинался в латыни, зная её лишь изустно, и Раннульф, стоявший перед ними, не произносил проповеди, но все они вместе произносили покаяние, «Кирие Элейсон», «Верую», «Отче наш». Раннульф произнёс слова Таинства, которые поместили среди них Христа. Из рук в руки передавали каравай хлеба и чашу с колодезной водой.

Король отломил кусочек хлеба и отпил глоток воды; и казалось ему, что он вкушает кровь и плоть.

За чашей шёл Раннульф. Он останавливался перед каждым воином, говорил:

   – Бог дарует тебе это.

И, наклонясь, целовал рыцаря в губы.

   – Бог дарует тебе это.

И наносил рыцарю удар по голове.

Рыцарь падал на колени, опускал голову и начинал молиться.

Король держался твёрдо, но мысли его мешались – он гадал, сделают ли с ним то же самое. Это уж была очевидная ересь. Он должен отойти в сторону. Закрыть глаза, как советовал Раннульф. Однако Бодуэн не смог отшатнуться. Он был один из них. Раннульф по ряду подходил к нему. Теперь на коленях стояли все тамплиеры – все, кроме него и Раннульфа.

Тамплиер встал перед ним.

   – Бог дарует тебе это.

Бодуэн почувствовал прикосновение его губ к своим и подивился их твёрдости.

   – Бог дарует тебе это.

И удар поверг его на колени.

Ночь они провели в церкви. Утром, не успел разгореться рассвет, они взяли коней, которых селяне накормили, напоили и обиходили, и меж холмов поскакали на юг. Дожди породили новую траву, и она зеленела сквозь иссохшие старые стебли, а в низинах и трещинах ещё оставалась вода, дар небесный. Вечером рыцари наконец вернулись на высокогорную тропу к Иерусалиму – она тянулась ущельем между скалистыми крутыми горами. У подножия длинного пологого склона, что вёл к перевалу, из земли торчали большие валуны – точь-в-точь яйца птицы рок, что скатились с вершины горы и погрузились в песок. Здесь тамплиеры стали лагерем, и Раннульф послал двоих разведать, что на вершине.

   – Ты так осторожен, – горько сказал король. – Мы никогда не вернёмся в Иерусалим. – Он весь окостенел, и зрение изменяло ему настолько, что он не сумел даже распрячь коня. Раннульф отодвинул его и расстегнул уздечку. Разведчики возвращались – взволнованные.

Одним из них был Медведь.

   – Там, на перевале, сорок турецких лучников! – не успев отдышаться, выпалил он.

Король тяжело опёрся о круп коня. Опять задержка. Но теперь он хотя бы стал лучше видеть.

Раннульф спросил:

   – Одни только стрелки? А верблюды, лошади?

   – Я осмотрел весь лагерь. Там только лучники, лёгкие доспехи, маленькие кони, никаких вьючных животных. Если судить по кострам, они здесь меньше дня. Слуг у них нет, припасов – тоже.

   – Можем мы обойти их? – спросил король.

   – Возможно, – сказал Раннульф.

Медведь повернулся к Бодуэну и кивнул:

   – Возвратиться, сделать круг к востоку и держаться дороги на Квонтарию. День езды.

   – Попробуем захватить их врасплох, – сказал Раннульф.

   – Что?! – Медведь изрыгнул проклятие и тут же перекрестился, словно зачёркивая его.

   – Пора нам и огрызнуться. Мы бежали как от чертей, поджав хвост, – не можем же мы упустить возможность отплатить им.

   – И как ты предлагаешь сделать это – с дюжиной рыцарей атаковать вверх по склону под их стрелами? Путь длинный, укрыться негде, а кони у нас устали.

   – Нет-нет-нет, – мягко проговорил, почти прошептал Раннульф. – Помнишь, в полдень мы проезжали овец? Ступай пригони мне отару.

Раннульф сказал: «Думай о Германе. Неужто тебе не хочется отомстить им за Германа?»

Теперь Стефан полз на четвереньках среди отары вонючих овец, карабкаясь к далёкому перевалу. Овцы и ягнята жались друг другу, шарахаясь и от него, и от других воинов, что укрылись меж ними, и пастухам приходилось всё время погонять их диким свистом и гиканьем. Земля была каменистой. Спина у Стефана ныла.

Он приподнял голову над морем шерстистых спин. До перевала было ещё далеко, над ними завитками поднимались к небу скалы – голые, без единой травинки, тонкие и мрачные. В голове отары шагал Раннульф, низко надвинув капюшон своего бурнуса, чтобы скрыть коротко остриженные волосы. Стефан снова нырнул под волны овечьей шерсти.