Текст книги "Ты - все, что я хочу"

Автор книги: Сесиль фон Зигесар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

КАК СИЛЬНО ОНИ ЕГО ХОТЯТ?

– Чувак, – ты никогда не говорил, что эти тренеры – телки, – крикнул Джереми Скотт Томпкинсон, один из друзей Нейта, бегущий на перехват длинного паса.

Нейт покрутил клюшкой над головой, подождал, пока Джереми промахнется, и поймал мяч сам. Этот прием был своего рода позерством, но позерством эффективным. Кроме того, со стороны он выглядел классно, а это было большим плюсом. Он бросил мячик обратно Джереми, показывая, что он, как и просил его тренер Майкле, может играть и на команду. После этого мальчики вместе побежали к центру поля.

– Высокая – тренер Йеля. Низенькая – из приемной комиссии Брауна, у которой я проходил собеседование, – пояснил Нейт. – Тренер из Брауна не приехал из-за игры.

– Но, чувак, они же телки! – повторил Джереми, тряся на бегу своей косматой, похожей на прическу рок-звезд гривой. – Неудивительно, что тебя приняли!

Вытирая пот со лба, Нейт усмехнулся сам себе. Может быть, кое-кто думает, что он не догадывается о своей привлекательности, но на самом делеНейт прекрасно понимал, что он очень сексуален. Он просто не был кретином.

На кромке поля стояли, неотрывно наблюдая за ним, две женщины. Раздался свисток тренера.

– Мальчики, сегодня заканчиваем раньше! – закричал он, сплевывая в траву. – Мы с женой сегодня отмечаем сороковую годовщину. – Он сунул свои узловатые руки в карманы зеленой ветровки «Лэндс Энд» и, прежде чем еще раз сплюнуть в траву, кивнул

Нейту. – Арчибальд, иди сюда.

Нейт вместе с тренером подошел к женщинам.

– Было бы прекрасно иметь собственное поле, – сказал тренер и показал на газон Центрального парка, где его подопечные разбирали ворота. – Но когда играешь в городе, приходится довольствоваться малым.

Да уж, бедняжка.

На стоявшей неподалеку скамейке невдалеке хихикали и перешептывались четыре десятиклассницы из «Ситон Арме», не отрывавшие глаз от Нейта.

– По крайней мере, в парке всегда есть зрители, – заметила тренер из Йеля – высокая женщина, с копной белых волос и красивым, но немного угловатым лицом. Рядом со скамейками уличный торговец продавал напитки и мороженое. Тренер открыла передний карман своего темно-синего рюкзака с серой эмблемой Йеля.

– Хотите «Гаторейд» или что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, мэм. Мне нужно возвращаться домой, к жене. – Тренер Майкле пожал руки обеим женщинам и похлопал Нейта по спине. – Талантливый парень. Дайте знать, если появятся вопросы.

Тренер ушел, после чего Нейт ударил по молодой траве своей клюшкой.

– Наверное, мне лучше пойти домой, принять душ, – пробормотал он, не представляя, что же задумали эти женщины. Бриджит, проводившая с ним интервью в Брауне, выжидательно смотрела на него. Она оставила сообщение на его голосовой почте, предлагая встретиться в пять часов в холле отеля «Уорвик Нью-Йорк» для того, чтобы «обсудить его возможности».

Что бы это значило?

Тренер из Йеля протянула голубую нейлоновую спортивную сумку с нашитой сверху большой белой кожаной буквой «У».

– Командный инвентарь, – сказала она. – Футболка и шорты, и все такое, всё там. Бандаж. Даже носки.

По изменившемуся лицу Бриджит было видно, что такого хода от соперницы она не ожидала.

– Насчет ужина все в силе? – быстро спросила она. – Я угощаю.

Ее светлые волосы отливали рыжиной, чего раньше Нейт не замечал, и потому теперь задумался, а не покрасилась ли она. В общем-то, она выглядела гораздо симпатичнее, чем в первое их знакомство, и ему даже понравилось, что она не пытается соблазнить его целым мешком футболок из Брауна и прочей фигни. Даже если он и выберет Йель, понадобится ли ему на самом деле бандаж с символикой?

– Да, я буду, – ответил он, а затем протянул руку тренеру из Йеля. – Спасибо, что приехали.

Но та не собралась так легко сдаваться.

– Как насчет завтрака завтра около одиннадцати? Я живу в отеле «Уэльс» на Мэдисон – прямо над «Сарабетом». Их оладушки чертовски вкусны.

Нейт заметил, что у тренера из Йеля красивая грудь – большая, но упругая. Она была похожа на одну из тех обалденных волейболисток из олимпийской сборной. Он закинул сумку Йеля на плечо.

– Конечно, – согласился он. – Завтрак в одиннадцать – это то, что надо.

Настойчивость тренеров из двух самых престижных колледжей страны льстили самолюбию Нейта, и к тому же было забавно видеть, как сильно они его хотят.

ПОБЕГ ИЗ ВЕРХНЕГО ВЕСТ-САЙДА

– Только честно, это неприлично? – спросила Дженни. Она выбирала наряд для фотосессии, а Ванесса сидела на краю ее кровати и снимала. По идее, Ванесса должна была помогать Дэну упаковывать вещи, но он неожиданно обнаружил блокнот со стихами, которые написал в тринадцать лет, и сейчас был занят выискиванием каких-нибудь подходящих для переработки поэтических жемчужин.

Ну, пожелаем ему удачи.

Дженни убедила себя появиться на съемке без лифчика, чего она никогда не делала, по крайней мере на людях. И это еще не все: она решила надеть светло-голубую футболку, которая была, мягко говоря, обтягивающей.

– Ну, что скажешь?

– Да, это неприлично, – сухо ответила Ванесса, осторожно направляя камеру выше уровня плеч Дженни, чтобы ее фильм не попал в разряд фильмов для взрослых.

– Правда? – Дженни обернулась, чтобы осмотреть свою задницу в зеркале на двери гардероба. Ее новые джинсы «Эрл» удлиняли ее ноги гораздо больше, чем другие джинсы. Вот что значит новые технологии.

Ванесса прошлась камерой по комнате. Это была типичная комната девочки-подростка, с преобладанием розового и белого, на стенах были приклеены картинки, вырезанные из модных журналов, а книжный шкаф был заставлен книгами для тинейджеров и полуодетыми куклами Барби, которых до сих пор еще не выбросили. И при этом здесь же были репродукция «Поцелуя» Климта, впечатляющая копия «Ветряных мельниц» Ван Гога и потрясающий пейзаж с маками в духе Джорджии О'Кифф – все это было старательно нарисовано самой Дженни.

Ванесса снова навела камеру на главный объект съемки.

– Почему бы тебе не попробовать черную блузку? – предложила она. – И лифчик.

Улыбка на лице Дженни сменилась разочарованием.

– Всё так плохо?

В дверном проеме показался ее отец, седые жесткие волосы которого были затянуты на макушке одной из резинок Дженни.

– Господи, девушка, наденьте хотя бы свитер, что ли, – сказал он. – Что подумают соседи?

Дженни понимала, что Руфус просто прикалывается, но при этом было ясно, что о ней думают. Она взяла из гардероба толстовку и натянула ее на себя.

– Спасибо, народ. Приятно знать, что вам не все равно, – сказала она, глядя на отца. – Может, я тоже перееду к тебе? – спросила она у Ванессы.

– Однозначно «нет», – возразил Руфус. – Кто тогда будет выпивать весь апельсиновый сок еще до того, как я проснусь? Кто будет забивать отделение для масла в холодильнике лаком для ногтей? Кто будет из моих черных носков делать розовые?

Дженни закатила глаза. Ее отцу будет плохо в одиночестве. Да и не хотела она на самом деле жить с Дэном и Ванессой. Тем более тогда, когда они практически женаты. Это выглядело бы слишком странно.

Внезапно Ванесса почувствовала себя ужасно виноватой за то, что забирает Дэна у Руфуса, особенно если учесть, что мать Дэна бросила их несколько лет назад, чтобы жить в Праге с каким-то бароном или кем-то в этом роде.

– Мы будем приходить в гости по выходным, – запинаясь, предложила она. – Или, наоборот, вы можете приходить к нам и готовить. У Руби куча всякого кухонного барахла. Было бы неплохо, если бы меня кто-то научил всем этим пользоваться.

– Мы могли бы устраивать кулинарные занятия! – услышав слова Ванессы, просиял Руфус.

Ванесса поправила объектив камеры, пытаясь поймать Руфуса в кадр.

– Мистер Хамфри, вы не будете против, если я задам вам несколько вопросов? – спросила она.

Руфус сел на пол и потянул к себе Дженни.

– Мы любим внимание! – сказал он, подтолкнув дочь локтем в бок.

– Пап, ну перестань, – заныла Дженни, прикрывая грудь руками, хотя на ней уже была толстовка.

– Итак, что вы чувствуете сейчас, когда ваш сын уже достаточно взрослый для того, чтобы поступить в колледж и уехать из дома? – спросила Ванесса.

Руфус дернул себя за бороду, жесткую, растущую как попало и с отчетливо проступающей проседью. Он улыбался, но его карие глаза были влажные и грустные.

– Если хотите знать мое мнение, ему следовало уехать уже давным-давно. Американские семьи балуют своих детей. Они должны идти в школу, как только могут сами держать головы, а из дома уезжать лет в четырнадцать. – Он опять подтолкнул Дженни. —

Именно тогда, когда начинают спорить с отцами.

– Пап, – вновь захныкала Дженни. А потом просияла. – Эй, получается, я могу перебраться в комнату

Дэна? Она вроде как в два раза больше моей.

Руфус нахмурился.

– Давай не будем бежать впереди паровоза, – проворчал он. – Комната может понадобиться ему в любой момент. – Он повел бровью в сторону Ванессы. – Она может его выгнать. Его даже из колледжа могут исключить!

– Но ты же сам сказал… – начала Дженни, но тут же остановилась. Ее отец всегда сам себе противоречил. Ей уже надо к этому привыкнуть. – В любом случае, как только я начну зарабатывать как модель, я смогу сделать ремонт в своей комнате, – добавила она. Руфус драматически закатил глаза на камеру, и Дженни пихнула его в руку. Затем в двери появился Дэн. На нем была зеленая рубашка-поло от «Лакост», несколько лет назад присланная ему матерью. Она была мала размера на три, из-за чего Дэн был похож на обнюхавшегося кокаином гольфиста.

– Эта рубашка остается здесь, – сказала Ванесса не терпящим возражений тоном.

Дэн тихо засмеялся, снял рубашку через голову и бросил в мусорное ведро Дженни.

– Эй! – сказала она недовольно. – Пользуйся собственной мусоркой.

– Это всего лишь рубашка. Как-нибудь переживешь, – огрызнулся в ответ Дэн.

Услышав это, Дженни рассмеялась. Дэн считал себя таким крутым, потому что его стихотворение напечатали в «Нью-Йоркере» и он поступил во все эти колледжи, но без рубашки он выглядел настоящим дохляком, да и то, что он беспрекословно слушается Ванессу, разве не говорит о его слабости?

– Я буду так по тебе скучать, Дэн, – вздохнула Дженни с притворной печалью.

Руфус вытащил упаковку мини-сигар из заднего кармана брюк и без каких-либо объяснений раздал каждому по одной.

– Может, оно и к лучшему, – вздохнул он, закурив свою сигару и выпуская дым в потолок.

Ванесса выключила камеру и покатала губами незажженную сигару. Она чувствовала себя виноватой, видя печаль в глазах Руфуса, но опять-таки, дождаться не могла, когда Дэн окажется в ее полном распоряжении, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Ее глаза были прикованы к его бледной тощей груди. Это была грудь измученного поэта. Ее мужчины.

– Готов? – спросила она, одарив Дэна восторженной улыбкой.

Дэн улыбнулся в ответ. Он был на седьмом небе от счастья и в ближайшее время не собирался спускаться на землю.

– Готов, – ответил он игриво.

Надеемся, что он взял с собой запасную рубашку.

Примечание: Всё настоящие имена, названия мест и событий были изменены или сокращены, чтобы не пострадали невиновные. В том числе и я.

ЭЙ, НАРОД!

Надоедливая Девица

Вы знаете, о ком я. О той, которая думает, что она красивая и умная и каждый парень влюблен в нее. Она кричит: «Меня, меня!» и высоко тянет руку всякий раз, когда учитель задает вопрос. Она всегда самая самодовольная из присутствующих, но при этом она боится выглядеть слишком самодовольной, потому постоянно хихикает и косит под дурочку, чтобы скрыть свою гениальность. И она самая шумная, самая безголовая пьяница из всех, кого вы знаете. Если бы не ее друзья, она бы отрубилась в луже блевотины на полу туалета или пошла бы домой с каким-то мерзким парнем гораздо старше ее. Но друзья всегда помогают ей, и на следующий день она еще энергичнее, чем раньше, улыбается, будто бы ничего не произошло. Прикол Надоедливой Девицы в том, что во всех нас есть что-то от нее, нравится нам это или нет. Именно поэтому мы так любим ненавидеть ее. Она – наш самый страшный кошмар. Подумайте сами, как часто вы хотели поднять руку, когда знали ответ на вопрос, но останавливали себя лишь потому, что не хотели выглядеть идиоткой? И как часто вам хотелось просто сесть мальчику на руки и начать целоваться с ним, но вы не сделали это из-за опасения, что он рассмеется вам в лицо? В своем роде Надоедливая Девица – это мы минус неуверенность. Она так довольна собой, что вам хочется ее долбануть чем-нибудь тяжелым. Но при этом вы тайно мечтаете быть такой же несносной, без переживаний о том, что могут подумать окружающие. Признайтесь, люди всегда найдут причины ненавидеть нас, особенно если мы красивы. Все же существует одна конкретная девушка, которая, кажется, не способна сделать что-то не так. Она не только поступила во все невозможно-туда-попасть колледжи, в которые подавала документы, но и заставила всех мальчиков из этих колледжей стать в очередь, чтобы поговорить с ней.

Ваши письма

Дорогая Сплетница,

Я слышал об этом скандале с фальсификациями. Типа, ты можешь заплатить кому-то, чтобы он сделал абсолютно правдоподобные письма о приеме в, типа, Принстон или еще куда-нибудь. И колледжи ничего не могут поделать, потому что письма совсем как настоящие.

– шшш

Дорогой шшш,

В наши дни можно купить все что угодно, но если твоих способностей недостаточно, чтобы честно поступить в такой престижный университет, как Принстон, то имеет ли смысл что-то подделывать? Тебе же, в конце концов, придется там делать все по-настоящему!

– Сплетница

Под прицелом

Только что пришло: С и заумный-но-хорошенький, носящий очки гарвардский мальчик кормят друг друга картошкой фри в одной из столовых Гарварда. Она четко придерживается критериев оценки колледжа: хорошенькие мальчики – есть; достойная картошка фри – есть. Б тусуется со своими новыми подругами в караоке-баре в Джорджтауне. У нее на самом деле нервный срыв! Н на приватной тренировке с длинноногой блондинкой, тренирующей команду Йеля по лакроссу. Bay, вау. Будто бы у него и без того мало секретов от Б. Малышка Дж в том невзрачном магазине нижнего белья в Вилладж, где, едва взглянув на тебя, тут же сообщат, что ты совершенно ошибаешься в выборе своего размера. В ее случае – размер Е! В и Д в Уильямсберге вместе покупают продукты. В общем-то, у них вышел спор о том, покупать спагетти или более интересно закрученную пасту, – получается, они действительно уже женаты.

Тем временем, возвращаясь к нашим пирогам, я подумываю надеть спортивный костюм и прикинуться тренером по лакроссу. Кто знает, вдруг мне повезет?! Будьте паиньками. Вы же знаете, что я не буду.

Ты знаещь, ты меня любишь,

Сплетница

ТРИДЦАТЬ СЕКУНД НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ

Серена взялась руками за щеки Дрю и дыхнула на стёкла его очков, после чего протерла их кончиком своего идеального носика.

– Пообещай, что приедешь в Нью-Йорк, – сказала она.

Всё время после обеда она провела на репетиции Дрю, сидя рядом с ним в оркестровой яме. Дирижер даже позволил ей поиграть на литаврах и колокольчиках! Конечно, ей с трудом удавалось выдерживать ритм, наблюдая за тем, как Дрю играет на ксилофоне. То, как он прикрывал глаза, сжимал губы и притопывал ногами во время игры, выглядело сверхочаровательно. После занятия он угостил ее капуччино в кафе, они даже съели одно печенье на двоих. К этому моменту Серена была уже настолько влюблена в него, что ей оставалось только одно – потащить Дрю в его спальню для индивидуального урока игры на ксилофоне.

Ага.

Ей не удалось снять с него аккуратно выглаженные брюки «Джей Крю» – он был не из таких, – но он точно умел целоваться. Теперь они лежали в обнимку на его узкой кровати в мятой одежде и со всклоченными волосами. Серена хотела бы пролежать так до конца выходных; но, к сожалению, ей нужно было ехать.

Дрю снял очки и вытер их о подушку, затем снова надел их и откашлялся.

– Так как ты думаешь, ты вернешься сюда осенью?

– Однозначно, – выдохнула Серена. Она прижала свою голову к его груди. – Я не знаю, как я выдержу без тебя.

До конца второго курса Дрю оставалось всего две недели. После этого он должен был лететь на все лето в Мозамбик изучать ударные инструменты.

Дрю поцеловал ее волосы.

– Я приеду к тебе до своего отъезда, а потом буду писать тебе каждый день, – сказал он.

Bay.

Серена закрыла глаза и подарила ему длинный-длинный поцелуй. Время было обеденное и в общежитии было тихо. Но вдруг в холле раздались голоса студентов, возвращавшихся в свои комнаты, чтобы заняться тем, чем там занимаются студенты после обеда – учатся, флиртуют с кем-то в холле, учатся, зажигают с кем-то в холле, делают вид; что учатся, готовят «космополитен», играют в стрип-покер, заказывают пиццу.

Дверь распахнулась, и Дрю буквально отпрыгнул от Серены. В проходе стоял рыжеволосый парень в красной бейсболке и черных баскетбольных шортах.

– Привет. Че происходит? – спросил он с сильным массачусетским акцентом.

– Вейд, это Серена. Серена, это мой сосед по комнате Вейд. Серена из Нью-Йорка. Она сейчас едет в Браун, – рассказывая все это, Дрю явно волновался.

Серена села и вытерла губы.

– Просто заехала глянуть на Гарвард, – с насмешкой заметил Вейд. – Думаю, тебе здесь понравилось.

Серена покраснела еще больше. Она опустила ноги на пол и всунула их в свои коричневые замшевые балетки от Кельвина Кляйна.

– Я, пожалуй, пойду. Мой водитель ждет меня уже больше часа.

– Я провожу тебя, – предложил Дрю. Как только они вышли из комнаты и пошли по коридору, Дрю легонько сжал ее руку. – В последние два года Вейд постоянно чморил меня за то, что у меня нет девушки.

Он, наверное, не ожидал увидеть меня с кем-то настолько… – Он запнулся и закусил губу, словно испугавшись потока прилагательных, готовых сорваться с языка.

Сексуальной до умопомрачения? Неповторимой и непревзойденной? Страстно желанной? Женского пола?

Серена, щеки которой горели от любви, улыбнулась, когда Дрю открыл перед ней дверь. Дрю не нужно было заканчивать предложение. Она знала, что он чувствует, потому что чувствовала тоже самое к нему.

Серый «линкольн», который должен был умчать, ее в Провиденс, ждал у входа. Серена обняла Дрю, прижалась щекой к его лицу и втянула воздух, пытаясь впитать так много его, как только можно.

– Я тебя люблю, – прошептала она ему на ухо, прежде чем сбежать по ступеням вниз и вскочить в машину.

Дрю помахал ей на прощанье, и машина увезла Серену, улыбающуюся, плачущую и такую счастливую, какой она не чувствовала себя очень, очень давно. В конце концов она все-таки нашла настоящую любовь.

Любовь, которая продлится по крайней мере тридцать секунд.

Б УЧИТСЯ ЧЕМУ-ТО В КОЛЛЕДЖЕ

– О'кей, хотите услышать кое-что совершенно стремное? – спросила у собравшихся Форест, одна из подруг Ребекки.

Блер вместе с Ребеккой и ее тремя соседками по комнате сидела в «Мони Мони», отвратительном караоке-баре в Джорджтауне. Толпа венгров-туристов в спортивных костюмах, вывалившаяся из огромного автобуса, оккупировала сцену, выкладывая все, что у них было, за «Staying Allive» от «Bee Gees». Блер и ее новые знакомые пили ледяные коктейли зеленого цвета со вкусом киви под названием «Киви-Снеговик» и делали вид, что эта дурацкая музыка их совершенно не трогает. Напитки были поразительно крепкими и связывать слова в предложения становилось все труднее.

– Ты ведь все равно расскажешь, даже если мы не хотим этого знать, – ответила Гэйнор. У Гэйнор черные волосы чередовались с белыми, а нос был таким курносым, что Блер могла заглянуть в него.

Хотя, по правде говоря, она и не думала заглядывать в нос Гэйнор.

– Ну ты скажешь, наконец? – не выдержала Ребекка.

– Ладно, – протянула Форест. Она закурила сигарету и выдержала драматическую паузу. Форест была наполовину кореянкой, наполовину американкой, с крашенными под блондинку волосами, которые смотрелись бы намного лучше, если бы оставались коричневыми.

Что отнюдь не значило, что Блер это волновало настолько, чтобы она что-то сказала по этому поводу.

– Короче, вы знаете, каким дружным должен быть весь Джорджтаун, без всяких там братств, и не должно быть никакого соперничества и всего такого? Так вот, я только что узнала, что существует тайное братство команды по лакроссу, и в качестве испытания старшие мальчики заставляют младших съесть крекер с их спермой. Это вроде такой ритуал. И если ты, типа, не съешь крекер, тебя не берут в команду.

На лице девочек, в том числе и Блер, появилась гримаса отвращения. Иногда мальчики бывают такими… отвратительными. За исключением Нейта, который никогда бы ничего такого мерзкого не сделал.

– Ты из Нью-Йорка? – промямлила Френ. Френ была всего метр пятьдесят ростом, весила меньше сорока килограмм и разговаривала шепотом с придыханием. Ее кожа была такой прозрачной, что Блер казалось – она вполне может увидеть, как «Киви-Снеговик» растекается по ее венам. – Я была там лишь однажды. Я отравилась в суши-ресторане и провела всю неделю на унитазе.

– Ха, будто ты и так не проводишь там все дни, – съязвила Форест, намекая на то, что именно является причиной миниатюрной фигуры Френ.

– Ты знаешь Чака Басса? – спросила Гэйнор у Блер.

Блер кивнула. Все знали Чака, нравилось им это или нет.

– Это правда, что он никуда не поступил? – спросила Ребекка, разгрызая лед своими кривоватыми зубами.

– Какой удар, – сказала Форест без тени сочувствия.

Блер молча сделала глоток. Так как Джорджтаун становился все менее и менее привлекательным, а других вариантов у нее не было, она почти сочувствовала Чаку.

– Ты знаешь Джессику Уард? – спросила Ребекка. – Она проучилась здесь семестр, а потом перевелась в Бостон.

Блер покачала головой. Она не знала Джессику, но Донимала, почему та перевелась.

– А знаешь Кэти Фаркас? – спросила Френ. – Мы вместе ездили в лагерь.

Блер устало кивнула. Эта игра ей уже надоела.

– Она моя одноклассница в Констанс, – ответила она.

– А как насчет Нейта Арчибальда? – спросила Гэйнор. Она подтолкнула Форест локтем и многозначительно выгнула бровь. – Припоминаешь?

Форест пихнула ее в ответ.

– Заткнись, – отрезала она, выглядя взбешенной и расстроенной одновременно.

Блер моментально ощетинилась.

– О чем это вы?

– Он однажды приезжал сюда. И серьезно, он – самый большой торчок в мире. Но я слышала, что благодаря лакроссу его приняли во все лучшие университеты, даже в Йель. Не думаю, что он подавал документы сюда. Ему это не нужно.

– Нейт Арчибальд, – повторила Френ. – Мы все были по уши влюблены в него. Особенно Форест, – хохотнула она.

– Заткнись! – снова разозлилась Форест.

Желудок Блер сжался. Венгры теперь переключились на Эминема. «На, на, на, на, на. На, на, на, на, на», – орали они, и это было невыносимо. Блер оттолкнула свой напиток.

– Нейта приняли в Йель? Это вранье, – сказала она, пытаясь в этом убедить прежде всего себя. Но опять-таки, когда дело касается Нейта, никогда не знаешь, чему верить.

– Зачем нам тебя обманывать? Мы тебя даже не знаем, – стервозно возразила Гэйнор.

Блер на мгновенье уставилась на нее, а потом нагнулась, чтобы достать из-под стола свою сумку.

– Я сейчас, – сказала она и направилась в сторону туалета.