Текст книги "Дом шепотов"

Автор книги: Серж Брюссоло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

22

На следующее утро Антония приехала в поместье, как они и договорились с Уиспером. Она привела себя в порядок и надела очень строгий черный костюм. Два черепаховых гребня с Галапагосских островов удерживали ее рыжую шевелюру. Несмотря на долгое пребывание в пустыне, ее лицо не поддавалось калифорнийскому зною и сохранило молочную белизну. На шее и скулах под тонкой кожей просвечивали вены. Антония не стала краситься, считая, что эта «прозрачность» приятно поразит Адриана Уэста.

Мажордом вел себя с ней так, будто никогда в жизни ее не видел, ее поразило его высокомерие. На его месте она бы не утерпела и подмигнула ему. Уиспер провел ее к хозяину в отделанный лепниной огромный кабинет на втором этаже.

За письменным столом сидела Джейн Харлок, на бюваре лежал конверт, скрепленный восковой печатью. Уэст, устроившийся у камина, потягивал херес из чашки хэвилэндского фарфора.

– Рад снова видеть вас, дорогая моя, – приветливо произнес он, когда Антония переступила порог комнаты. – Вы наверняка в курсе того, как развивается ситуация. Наш верный Уиспер сказал мне, что взял на себя смелость вас предупредить.

По бостонскому акценту его почти с полной уверенностью можно было принять за англичанина.

Антония улыбнулась. Она решила убедительно играть свою роль и скрывать нетерпение. На самом деле она чувствовала себя вулканом, готовым извергнуть бурный поток лавы, и ей приходилось держать себя в руках, чтобы не броситься на конверт, лежавший перед адвокатом. Никогда еще она не была так близко к цели!

Адриан Уэст заставил ее мучиться, подробно рассказывая о печальных приключениях Сары во время ее пребывания в замке.

– Ей не хватало сил, – заключил он, беря в руки изящный чайничек, чтобы налить новую порцию хереса. – Передача энергии убила ее. Я собираюсь играть с вами в открытую, Антония. Если я вам рассказываю все это, то только для того, чтобы вы поняли, что эта операция небезопасна. У вас есть время отказаться.

– Я прекрасно поняла, – ответила она. – Но, полагаю, если я откажусь от операции, наследство Рекса уйдет у меня из-под носа?

– Действительно, имеется определенное нарушение условий завещания, – встряла Джейн Харлок. – Вы не убили сестру собственными руками, а значит, не выполнили условие, поставленное вашим отцом. Тем не менее, если вы пойдете навстречу пожеланиям мистера Уэста, мы можем закрыть глаза на эту деталь и немного нарушить процедуру. Ведь главное, что Сара мертва?

Антония кивнула. Уиспер объяснил, чего они ждут от нее: магнитофон, духовная энергия, вернувшаяся на магнитофонную пленку. Весь набор этих глупостей она выучила наизусть. Она сумеет разыграть обморок от электрошока. У нее настоящий талант к такого рода представлениям. Ведь удавалось ей в течение трех лет убеждать Сару, что она ее лучшая подруга.

– Ладно, – произнесла адвокат. – Раз мы договорились, я могу сообщить вам, что наследство Рекса находится в Швейцарии, в частном банке в Женеве. На самом деле нет ни номера счета, ни секретного кода. Всего лишь сейф и ключ от него. Полагаю, что ваш отец сложил туда бриллианты – это лучшее средство до предела сократить размеры состояния. И все это теперь принадлежит вам. Вы можете сесть в самолет сегодня же вечером и, если все пойдет хорошо, уже завтра станете богатой, безмерно богатой.

Антония постаралась остаться невозмутимой, но ладони у нее стали мокрыми.

Взяв нож для разрезания бумаги, Харлок вскрыла конверт, вынула оттуда листок бумаги с напечатанным текстом и плоский ключ.

– Ну вот, – объявила она. – Координаты банка, номер сейфа и ключ от него. Трофеи вашего отца покоятся там уже двадцать пять лет. Пришло время, чтобы кто-нибудь ими воспользовался.

– Не переживайте из-за бриллиантов, – вклинился Уэст. – Я помогу вам их сбыть. У меня есть связи в Амстердаме, Антверпене, Гамбурге. Не совершайте ошибку и не пытайтесь запихнуть все в свою сумочку – было бы безумием прогуливаться с таким сокровищем на руках. Когда вы вернетесь сюда, мы обсудим, как лучше всего воспользоваться состоянием.

«Болтай-болтай, красавец мой, – подумала Антония. – Как только я наложу лапу на камешки, ты больше меня не увидишь!»

– Только один совет, – добавил Адриан. – Не оставайтесь слишком долго за границей. Превращение может оказаться стремительным, и вам сложно будет вернуться на родину. Представьте, что вы превратитесь в мужчину! Тогда вы не сможете воспользоваться своим паспортом, чтобы вернуться в Америку. К тому же будет более благоразумно, если мы сможем присматривать за вашим развитием. У меня есть доктора, которые будут знать, что делать, если начнутся проблемы. В Швейцарии или во Франции ваш случай поставит врачей в тупик. Кроме того, медицина в этих странах довольно отсталая, с ней лучше не связываться.

Антония кивнула, но на самом деле она не слышала ни слова из разглагольствований инвалида. Ей не терпелось покончить со всем этим и приходилось постоянно сдерживаться. Она прекрасно знала свой главный недостаток. В некоторые момент импульсы становились слишком сильными и толкали ее на необдуманные поступки – иногда все сходило удачно, иногда нет. Именно в таком состоянии однажды ночью, десять лет назад, она не удержалась и подожгла дом Сары.

На прошлой неделе случился новый кризис. Это произошло, когда Тош и Ван Дик подмешали наркоты в еду, которая вызвала у Сары галлюцинации, заставившие ее покинуть сарай. Антония следовала за ней по пятам. Когда сестра вошла в салун призрачного города и рухнула там, Антония неожиданно ощутила потребность ее убить. Она вооружилась осколком бутылки и порезала ей запястье, надеясь замаскировать все под самоубийство.

Это принесло ей ни с чем не сравнимое удовлетворение. К сожалению, от боли Сара пришла в себя, и Антония не смогла закончить начатое. Больше пробовать она не решалась и потом горько об этом жалела.

Иногда ей казалось, что она начнет жить по-настоящему, только когда Сара умрет.

«Она словно те растения, что выпивают из земли все соки и мешают другим расти, – думала Антония. – Я любой ценой должна вырвать ее из своей жизни, оздоровить сад… »

За долгие годы Антония в конце концов убедила себя, что исчезновение сестры физически пойдет ей на пользу.

«Это произведет такой же эффект как курс косметических процедур, – думала она. – Моя кожа приобретет цвет, я перестану быть бледной как смерть, мое лицо станет прекрасным, тело приобретет формы. Грудь увеличится. Наконец-то я обрету то, что она у меня украла».

С недавнего времени эти приступы стали учащаться. Антония и не пыталась с ними бороться – она с наслаждением предавалась мечтам, теряя всякое ощущение времени.

Покашливание вернуло ее на землю. Она осознала, что все смотрят на нее, ожидая ответа.

– Хорошо… хорошо, – пробормотала она, положившись на случай.

– Мадемуазель, идите за мной, – произнес Уиспер, продолжавший блестяще исполнять свою роль.

Антония поднялась. Адриан Уэст и Джейн Харлок следовали за ними. Пройдя по бесконечному коридору, уставленному бюстами, Антония оказалась в курительной, деревянная обшивка стен которой впитала в себя запах тысяч сигар, выкуренных здесь.

На инкрустированном столике она заметила огромный магнитофон. Не «Филко», сгоревший во время первого прослушивания, а другой. Антония поняла, что на вставленной в него пленке записана духовная энергия Рекса Фейниса.

«Прекрасно, – подумала она. – Надо будет выдать им отличный номер с трансом вуду. Попробую поубедительнее… »

Ритуал происходил так, как она и предполагала. К счастью, Уиспер рассказал ей, чего ожидает от нее Адриан Уэст. Она должна исполнить достойное доверия представление, если хочет покинуть поместье с ключом в кармане.

Когда Адриан закончил свою речь, Антония нажала на «Пуск» и очень убедительно изобразила удар электрическим током. Мучась от неудержимых конвульсий, она каталась по ковру, испуская гортанные крики. Потом, когда ей показалось, что уже достаточно, она, дрожа и закатив глаза, застыла в совершенно непристойной позе с задранной до пупа юбкой.

Ее перенесли в бывшую спальню Сары, Уисперу велели смочить ей виски. Антония приказала себе потерпеть, несмотря на то что ей хотелось немедленно броситься в кабинет Уэста и схватить ключ от сейфа.

«Успокойся, – повторяла она себе. – Ты все испортишь. Тебе остался всего шаг – и ты у цели. Дай им то, что они хотят. Через три часа ты окажешься в аэропорту с чудесным ключиком в кармане».

Она пыталась убедить себя, что после всех этих лет три часа – ерунда, но ей не удавалось.

Три часа – это целая вечность!

23

Сара содрогнулась, почувствовав, как что-то трется о ее лодыжку. В очередной раз она зажгла фонарь и посветила на пол. Ослепленная крыса сбежала, исчезнув среди куч мусора. Сара выключила свет и топнула ногой по утрамбованной земле, надеясь спугнуть грызунов, которые без конца кружили около нее. Она боялась. К тому же в довершение всех несчастий она забыла часы в поместье, поэтому теперь не понимала, сколько прошло времени. От страха пересохло в горле, но она пыталась экономить воду, не зная, сколько времени ей придется провести в этой тюрьме.

Она совершенно не доверяла своей сестре. У Сары не было иллюзий: Антония поступит так, как хочет ее левая нога, – вот и все. Все зависит от ее настроения. В эйфории она может позвонить Тизи, а если будет не в духе, то пройдет мимо телефонной кабинки не задерживаясь.

Увы, даже если информация дойдет до старика, нет ни малейшей уверенности в том, что он согласится покинуть свой сарай ради спасения приемной дочери.

«Он сказал, что мы ничего для него не значим, – припомнила Сара. – Что он не желает больше ничего слышать о нас… »

Может, он положит телефонную трубку на рычаг и установит в проектор одну из бобин «Юдифи из семи замков»? Как только лицо Лиззи Кац появится на экране, он забудет обо всем на свете и погрузится в созерцание своей единственной любви, Сара готова была биться об заклад.

Теплый комок шерсти снова потерся о ее лодыжку, она наугад ткнула ногой в надежде размозжить грызуну голову.

Надо было поберечь батарейку фонарика. Пока она не чувствовала настоящей опасности. Крысы еще не решались атаковать все вместе, но рано или поздно это произойдет. В какой-то момент они перестанут ее бояться, и вот тогда-то начнутся настоящие проблемы.

24

Антония не смогла покинуть поместье в тот же вечер, как она рассчитывала, потому что на швейцарских рейсах не осталось свободных мест. Ей пришлось провести ночь в огромном здании, дрожа от нетерпения. Она была так возбуждена, что не сомкнула глаз. Она забыла о самом существовании Сары. Каждые десять минут она открывала сумочку, вынимала ключ от швейцарского сейфа, крутила его в руках, так что металл разогревался от жара ее тела. Она даже подносила его к губам и целовала или пристраивала на груди, как золотую подвеску. Она еле сдерживалась, чтобы не испустить торжествующий крик, рычание волчицы.

И – вот редкость! – ей даже хотелось заняться любовью. Уже много лет она из принципа вела целомудренную жизнь. Два неудачных опыта – в шестнадцать и двадцать лет – оставили ее девственницей, испытывающей отвращение к сексуальным приключениям. И хотя в пустыне она делала вид, что совокупляется с Тошем и Ван Диком, но только для того, чтобы придать достоверность своей роли разгульной взбалмошной девицы. На самом деле парни были гомосексуалистами, они охотно согласились разыграть комедию, чтобы позлить Сару, казавшуюся им слишком скованной. Что же касается Антонии, то она испытывал огромное удовольствие, строя из себе битницу, жаждущую свободной любви и искусственного рая, хотя на самом деле оставалась настороже, следя за малейшим движением сестры. Только раз Антония поддалась наркотическим глюкам, когда Сара уехала в ЛосАнджелес, чтобы показать врачу свое порезанное запястье. Оставшись одна с Тошем и Ван Диком, Антония дала убедить себя и решила поучаствовать в опыте расширения поля сознания. Это чуть не стоило ей жизни, потому что Гвеннола Маэль воспользовалась этим, чтобы убить парней.

«Какая же она чокнутая! – вздрогнула Антония, вспоминая происшедшее. – Я готова поспорить, что она даже не узнала меня, когда проскользнула в ангар. А я была настолько под кайфом, что даже не смогла бы защититься, попытайся она меня придушить, как остальных».

Да, это было неприятное воспоминание, одна из немногих ошибок. Антонии было стыдно. После отъезда Сары у нее началась депрессия, она не понимала, в чем дело. Внезапно ее обуяло непреодолимое желание послать все к черту. Ее переполняло отвращение ко всему миру, до самых дальних галактик. Одна из тех черных дыр, которые иногда угрожали поглотить ее в свои колодцы антиматерии. Тош и Ван Дик, догадавшись, что она раскачивается над бездной, неожиданно вытащили пакетик мексиканских грибов, которые приберегали для мгновений самой черной депрессии.

– Ну же, детка, – прошептал Тош с мальчишеской озорной улыбкой. – Это тебя подбодрит! Мы сварганим отличный супчик с витаминами счастья!

Антония окунулась в бред. Гвеннола Маэль воспользовалась этим, чтобы проникнуть в сарай в наряде Лиззи Кац, цитируя обрывки диалогов из фильмов старлетки, у которой она позаимствовала внешность. Она склонилась над молодыми людьми, сраженными наркотой, и погладила их по лицу кончиками пальцев, затянутых в белые перчатки.

«Я чуть не умерла со страху! – вспоминала Антония. – На секунду я действительно поверила, что это призрак Лиззи. Потом она подошла ко мне, чтобы прочесть мне нотацию. Она говорила что-то вроде: "Ты не должна нападать на свою сестру, это нехорошо. Я видела, как ты пыталась вскрыть ей вены. Если будешь продолжать в том же духе, мне придется вмешаться и наказать тебя. Мне будет тяжело это сделать, потому что ты ведь тоже моя дочь. Вы обе мои маленькие доченьки, и я вас очень люблю"».

Каша, сваренная из слов любви и угроз. Бесконечная материнская болтовня – такая, какой представляла ее себе Антония. На три секунды ее охватила настоящая паника. Мочевой пузырь не выдержал, когда призрак погладил ее по лбу, а потом… потом она заметила плохо натянутый парик, пот под слоем грима, влажные полукружья под мышками и наконец узнала Гвеннолу… Эту чокнутую Гвеннолу Маэль. Очарование ушло, и, несмотря на наркотический туман, Антония прыснула со смеху.

Ошибка, конечно. Единственная ошибка в плане, которому она неукоснительно следовала в течение трех лет.

Иногда, вспоминая, что она провела половину жизни, ожидая восстановления справедливости, надеясь на гипотетическое изменение ситуации, Антонии хотелось разрыдаться от жалости к себе.

Во сне она видела себя женщиной, запертой в зале ожидания со старыми журналами и пепельницами, полными окурков.

Сколько раз за последние десять лет, как только наступала ночь, она следила за Сарой, намереваясь убить ее? Двадцать? Тридцать? И всегда в последнюю минуту Антония сдавалась – не хватало смелости. Только однажды она пошла до конца. Она все еще помнила бутылку с бензином, которую бросила в полуоткрытое окно, заблокированный замок, чтобы сестра не смогла сбежать. И главное – сумасшедшую радость, которую испытала, услышав мычание пожарных сирен! В эту секунду ей захотелось захлопать в ладоши, как маленькой девочке накануне Рождества, и прокричать прохожим: «Все кончено! Наконец-то я вышла из зала ожидания! Теперь моя очередь, меня только что позвали!»

Да, в ту ночь ей казалось, что она вправе думать именно так: «Все кончено. Эта сволочь не выкарабкается. Уэсту и его приспешникам придется отдать мне наследство».

Увы, Сара выкарабкалась, еле-еле, но выкарабкалась. Обожженная, изуродованная, но все еще живая, она не сдвинулась с места и так и стояла на пути к свободе и богатству.

«Ну что ж, – вздохнула Джейн Харлок на следующий день после неудачного покушения. – Я ничем не могу вам помочь, моя дорогая Антония. Будем надеяться, что в следующий раз вам повезет больше… Вы ведь знаете правила игры? Они были установлены вашим отцом. Должна остаться только одна».

«Следующего раза» не произошло. Пожар показал Антонии, что она не обладает необходимой для убийцы смелостью. Конечно, она могла организовать преступление, срежиссировать, спланировать его, но она была не способна перейти к действию. Нажать на курок или вонзить нож оказалось выше ее сил. И хотя Антония была дочерью Рекса Фейниса, она не унаследовала его безумия убийцы.

Так что она решила приблизиться к Саре – ради удобства, конечно, но и по непреодолимому влечению. Став якобы Сариной подругой, Антония надеялась обнаружить ее слабые места.

Сестра жила почти затворницей, и Антонии не составило труда привязать ее к себе. Встреча во время праздника на площадке предоставила возможность познакомиться. Остальное было просто – Антония умела быть пленительной, незаменимой, забавной, взбалмошной. Рекс передал ей свои актерские гены. У нее было множество лиц, за секунду она могла измениться полностью, если появлялась необходимость.

У нее были все задатки, чтобы стать актрисой, но это ее не интересовало.

Антония возложила на свою сестру ответственность за те годы, что она перемещалась от кормилиц в приемные семьи, из пансионов в частные-заведения. Одна, всегда одна. Только изредка раздавался телефонный звонок от сдержанного Тимоти Зейна, который хотел убедиться, «что все хорошо и она ни в чем не нуждается».

В темноте дортуаров, где Антония изнывала от ненависти, она создала райский образ Сариного детства. Образ столь же наивный, сколь и неизгладимый. Даже став взрослой женщиной, Антония не смогла избавиться от своей детской ненависти. В ее мыслях Сара осталась пленницей иллюстраций Нормана Рокуэлла[11]11
  Норман Рокуэлл (1894 – 1978) – американский художник и иллюстратор.


[Закрыть] – ее окружали улыбающиеся люди, которые любили и баловали ее, в гостеприимном доме с белоснежными скатертями, блестящим столовым серебром и новогодней елкой.

«Ей досталось все самое лучшее, – однажды вечером объясняла Антония Адриану Уэсту. – Ее баловали, а меня запирали в мрачных пансионах на другом конце страны».

В этих пансионах за порядком следили деспотичные воспитательницы, исполненные презрения к сироте, которая вынуждена была все каникулы и праздники проводить в заведении.

Антония поступила в университет, училась упорно – но не для того, чтобы преуспеть, нет – для того, чтобы подавить бурливший в ней гнев. Но и тут она сумела ввести всех в заблуждение: ее считали своей в доску, классной девчонкой, отличной соседкой по комнате, серьезной студенткой.

«Корнуэльский университет был моей первой стартовой площадкой, – охотно признавала Антония. – Там я отточила свое оружие и технику. Я научилась охмурять людей».

Когда она получила диплом, к ней обратился Совет. Именно так Адриан Уэст называл маленькую секту, объединенную культом Рекса Фейниса. Совет призвал Антонию под тем предлогом, что у них есть для нее работа.

«Я очутилась лицом к лицу с этим инвалидом в кресле на колесиках, – писала Антония в дневнике. – Еще там были Харлок, адвокатша, и Гвеннола Маэль… Я была очень удивлена, когда Уэст сообщил мне, что эта блондиночка – бывшая принцесса с глазами-незабудками из фильмов, которые нам показывали в пансионе, когда мне было десять лет! Боже мой, как же она постарела!»

В тот день Совет сообщил ей имя ее отца – Рекс Фейнис. Имя, которое Антония никогда до этого не слышала. До недавнего времени она считала, что ее родителем является Тимоти Зейн. Стыдливым родителем, у которого имеется официальная семья и который присматривает за своими незаконными дочерьми издалека… из дальнего далека. Двумя дочерьми – любимицей Сарой, которую все холили и лелеяли, и за ней, Антонией, которую по непонятным причинам отправили подальше.

Адриан Уэст честно выложил карты на стол. За полчаса он рассказал ей все – о преступлениях Рекса, о наследстве.

Потом, почувствовав доверие, он чуть ослабил защиту, и Антония поняла, что этот человек сумасшедший. Ее это позабавило и одновременно успокоило. Эти слишком серьезные взрослые больше не производили на нее впечатления. Она осознала, что их легко будет заставить плясать под свою дудку.

И хотя она никогда не верила в возрождение Рекса и во все эти байки о целлулоидных призраках, ей хватало ума это скрывать. Несмотря на юный возраст, она привыкла составлять сложные стратегические планы. Не она ли проводила долгие зимние вечера, придумывая тысячу и один способ убить собственную сестру?

Совет объяснил ей, что они сделали на нее ставку, что она их «чемпионка» в средневековом смысле слова. Они дали ей денег, помогли стать реставратором. Поначалу это занятие должно было служить лишь прикрытием, но Антонии понравилось, у нее открылся настоящий талант, что позволило ей вполне сносно зарабатывать себе на жизнь.

Они рассказали ей о контейнерах, местонахождение которых в то время еще не было известно Уэсту, и о «Филко». Они частенько приглашали ее на ужины, во время которых мусолили свои воспоминания и фантазии. Антонии иногда казалось, что она сидит за столом с бывшими нацистами, рассеявшимися по Калифорнии под чужими именами. Они словно бы жили во временных скобках, обреченные воспроизводить те же жесты, повторять те же фразы. Она не принимала всерьез ничего, за исключением того, что касалось наследства.

Они предоставили ей всю информацию о Саре: ее работе, знакомствах, месте жительства. В тот раз Антония с яростью узнала, что ее сестру воспитал Тимоти Зейн и что она никогда не знала мрачной атмосферы пансионов Восточного побережья.

Уэст объяснил Антонии, что она имеет полное право общаться с Тизи, старик ее не выдаст. Описывая его, инвалид употребил странное выражение: «Он тоже в машине… » – словно все они крутились внутри одной центрифуги.

Антония поехала к реквизитору. Они поняли друг друга с первого взгляда. Старик был всего лишь преданным рабом духа Рекса Фейниса. Кроме того, он испытывал мальчишескую страсть к Лиззи Кац. Антония решила, что он не представляет для нее интереса. Она пригрозила жестоко отомстить ему, если он расскажет о ней Саре. Старик убедил ее в том, что и не собирался этого делать. С момента смерти Рекса он скрупулезно выполнял условия завещания.

«Он боится, – поняла Антония. – Наверняка он верит в то, что призрак Рекса присматривает за ним свысока и оторвет ему ноги при первом же нарушении правил!»

– Мы свяжемся с вами, когда придет время, – повторял красавец Адриан вовремя неизбежных ужинов. – Когда час пробьет, мы расскажем вам, где находится «Филко». И тогда свершится обряд. Вы сможете забрать свое наследство и духовную энергию Рекса. Вы станете Рексом!

«Болтай-болтай!» – думала Антония, не подавая виду.

А потом.. , а потом ничего не произошло. В конце концов она поняла, что не смогла убедить Совет в том, что ее интересует превращение, возрождение и прочие глупости. Они ее выбросили. В очередной раз ее выбросили во мрак.

– Время пришло! – объявил Уиспер, встряхивая ее за плечо. – Ты опоздаешь на самолет.

Антония поняла, что в конце концов уснула, и рывком поднялась.

– Делаем все, как договаривались, – тихим голосом подвел итог мажордом. – Я отвезу тебя в аэропорт, и мы сядем в один самолет. Мой чемодан уже в багажнике, я переоденусь на парковке. Я не могу вернуться к этим чокнутым. Их истории плохо кончатся.

Антония согласилась. Эта часть плана вызывала у нее гораздо меньше энтузиазма, но приходилось признать, что без помощи Уиспера ей не обойтись.

Она наскоро умылась, натянула костюм, в тысячный раз проверила волшебный ключ и документ, открывающие доступ к швейцарскому сейфу.

С Адрианом Уэстом она распрощалась в невменяемом состоянии. Инвалид повторил ей то, что говорил уже множество раз: она не должна задерживаться в Европе из-за превращения и возможного изменения пола. Антония пообещала ему все, что он хотел, и вскочила на заднее сиденье автомобиля, дверцу которого, прежде чем сесть за руль, придержал для нее Уиспер.

Пока они ехали к калитке, рыжая пристально всматривалась в бритый затылок мажордома. Она была неглупа и понимала, что Уиспер представляет для нее реальную угрозу. Это был старый солдат, положивший немало народу в Корее. Он обещал, что, как только получит свою долю камешков (двадцать процентов от общей суммы), она больше о нем не услышит. Возможно, так, возможно, нет.

Как бы то ни было, ей надо оставаться начеку. Она еще не выработала четкого плана. В какой-то момент она думала остаться в Швейцарии, но испугалась реакции Адриана Уэста, когда, не дождавшись ее возвращения, он поймет, что его верный мажордом тоже сделал ноги.

«Этот псих вполне может приказать убрать меня», – подумала она. В этом не было ничего невозможного. Превращение стало для инвалида идефиксом. Антония не питала ни малейших иллюзий: как только Уэст будет уверен, что она не станет новым воплощением Рекса Фейниса, он тут же избавится от нее. Так что главное было не попасться ему в руки.

Теперь, когда «мерседес» ехал в направлении аэропорта, Антония ощутила покалывание в желудке. Вернется ли она в Америку? Сможет ли прижиться в Европе? Говорят, французы самодовольные, нечистоплотные, грубые, одержимые едой и вином; швейцарцы скучные, едят только «грюйер» и коллекционируют ювелирные часы.

«С деньгами меня везде примут с распростертыми объятиями, – повторяла себе Антония. – Я смогу путешествовать».

Внезапно она вспомнила, что Сара так и ждет, прикованная к стене в подвале, полном крыс. Надо не забыть позвонить Тимоти Зейну из телефонной кабинки в аэропорту и объяснить ему ситуацию. Поймет ли он, во что его снова пытаются втянуть? Он сильно сдал в последнее время. Похоже, его память стала совсем дырявой.

Минут десять она наслаждалась, смакуя эту мысль. Позвонит она или нет?

Если она сядет в самолет, забыв, что Сара в подземной тюрьме, проблема будет решена. Через сорок восемь часов запасы еды и воды у сестры кончатся, и начнется длительная агония среди полчищ крыс.

Некоторое время назад эта идея пришлась бы ей по вкусу, но сегодня она чувствовала прилив великодушия по отношению к бывшей узурпаторше.

«В конце концов что с ней станет? – подумала она. – Она без денег, без семьи, изуродованная… Ей придется покинуть Штаты, как воровке. Воровке без гроша за душой!»

Она прыснула со смеху при мысли об этом, представив Сару в Канаде, официанткой в каком-нибудь дешевом кабаке, куда заглядывают только охотники на тюленей, которые бесстыдно лапают ее, и как она, отчаявшись, становится проституткой.

Эта перспектива сделала Антонию великодушной. Не будет ли это для бывшей любимицы худшим наказанием, чем смерть?

Несмотря ни на что, ненависть тлела, оживая при малейшем воспоминании. И Антония чувствовала, что в ней нарастает желание «забыть» позвонить Тизи.

«Если немного повезет, – подумала она, – мы будем опаздывать и придется как можно быстрее бежать на регистрацию. У меня просто не будет времени сделать этот чертов звонок. Или я позвоню позже, оказавшись в Женеве».

Антония привыкла подолгу анализировать свои эмоции. Ей случалось проводить целые дни напролет, вспоминая «зло, которое ей причинили». И эти погружения в себя отрывали ее от реальности также, как выключается свет, если опустить рубильник. Когда она совершала эти «подземные исследования», то переставала обращать внимание на то, что ее окружало. Она не слышала вопросов, которые ей задавали. Те, кто смотрел на нее в эти мгновения, принимали ее за сомнамбулу.

В таком состоянии она пересекла зал аэропорта, вспоминая мрачную зиму 1940 года, проведенную в пансионе, где завывали сквозняки и где мисс Снизон-Чепмэн, главная надзирательница, бранила ее за вялость.

Уисперу пришлось встряхнуть Антонию, чтобы вернуть ее на землю.

– Ты должна позвонить старикану, – напомнил он. – Вон там есть кабинка.

Антония смотрела на него, не понимая.

– Иди звони! – прикрикнул мажордом. – Не хватало нам еще одного трупа на руках.

– Ладно, ладно, – обиженно процедила Антония.

Она ненавидела, когда ей приказывали. Когда она сняла трубку, ей захотелось лишь сделать вид, что она разговаривает. Просто так, чтобы наказать Уиспера за то, что тот осмелился говорить с ней подобным тоном. Хорошая вышла бы шутка!

И таким образом мажордом стал бы ответственен за смерть Сары! Так ему и надо!

Антонию немного позабавила эта мысль, когда она стояла, поглаживая диск с цифрами. Сделает ли она это? Да? Нет?

Она обернулась и увидела, что Уиспер наблюдает за ней. Она поймала его взгляд – злой и нетерпеливый – и поняла, что он не любит ее. Она уже видела это выражение у Адриана Уэста, Джейн Харлок и Тизи… Гвен – это совсем другое дело. Она наполовину безумна и узнает своих собеседников через раз.

Антония сомневалась, балансируя на краю бездны безнадежности. Как на страдающую маниакально-депрессивным психозом, на нее иногда накатывали внезапные приступы хандры. Это происходило внезапно, обычно после долгого периода сильного возбуждения. В течение трех секунд ей не хотелось совсем ничего – ни Швейцарии, ни бриллиантов. Все заранее утомляло ее. Ей захотелось броситься на пол, свернуться клубочком и заснуть.

Но так как надо было действовать, она набрала номер Тимоти Зейна в надежде, что старик не поднимет трубку.

«Я подожду шесть гудков, – решила она. – Потом повешу трубку».

Она начала считать: «Раз. Лцва… три… четыре… »

Если старик оглох, тем лучше для него и тем хуже для Сары! После пятого гудка в трубке послышался голос Тизи:

– Да?..

Недовольная, Антония объяснила ему, во что его опять втянули. Она говорила быстро, чтобы запутать старика. Она цеплялась за мысль, что он не поймет, ошибется зданием или приедет слишком поздно. Она также сообщила ему, что улетает в Швейцарию за сокровищами Рекса Фейниса. Она добавила это, чтобы ранить его побольнее, зная, что он никогда не делал ставку на нее.

– Вот видишь, – закончила она. – Я обошла твою фаворитку на финише. Приз получу я.

Старик ничего не сказал. Антония слышала только его хриплое дыхание, словно он был здесь – лежал на ней и дышал ей в шею. Она вдруг ощутила какую-то гадливость и повесила трубку.

– С этим покончено? – спросил ее Уиспер.

– Покончено, – вздохнула Антония, потирая ухо.

Ей казалось, что зловонное влажное дыхание старика пропитало ее кожу.

Одержимая этой новой идеей, она направилась на посадку.