Текст книги "Дети гарнизона"

Автор книги: Сергей Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

«Мудрено», – задумался Нат, самостоятельно перевернул страничку тетради, открыл

новую, озаглавленную неожиданно округлым, ровным почерком. В иллюминаторе над морем

предрассветно светлело. «Будет день, будет и пища», – не без тени иронии подумал – и

посерьезнел: на желтой сморщенной странице крупные рукописные синие буковки зажирнели

сочно-кроваво: «Семейные хроники. Хвостатый закуток». Когда вчитался в налитой тревожно-

алыми оттенками заголовок, то подумал: «Тарханкут в переводе с тюркского – чертов угол. В

названии топонима корни фантазий: Хвостатый – так у славян принято называть нечистую силу.

«Закуток» – что-то ускользающее, такое размытое, ветвящееся, пророческое…»

– «…Было это давно. Много опустошающих войн прокатились по этим безлюдным

берегам. Кунан, Кармыш, Кипчак, Кастель, Караджа – многие поселения Тарханкутского края

были оставлены людьми, и только бродяга-ветер, извечный повелитель этих мест, со свистом

задувая в пустые глазницы окон...», – Нат прочитал, остановился.

– Легенда семейная, про замок, корону шаманскую, бриллианты графские, – смотрела на

реакцию собеседника.

– Про бриллианты графские? – невольно задержал в руках тетрадку.

– Давайте вам почитаю. Не против? – она забрала тетрадку из растерянных Натовых рук.

– Опустевшие земли по повелению князя Потемкина-Таврического пожаловали генералу, графу

Василию Попову за службу усердную и происхождение знатное. «Дача Тарханская» —

именовалось дарение в царевом указе. Ожила округа! Генерал возмечтал, чтобы расцвел край

Тарханский, чтобы росли и плодоносили виноград, хурма, лимон, чтобы вновь клубили пыль

стада по бескрайней равнине. Но вот беда: некому было исполнять волю генерала. И решили

вопрос просто, на манер английский, – переселить сюда каторжников. И побрели под звон

кандальный длинные цепи…

…Попутчица перечитывала старые строки своим мягким голосом. Нат не заметил, как

«дреманул». Сказывались перипетии последних дней. Волны убаюкали. Ему снилось, что он в

толпе бредущих колодников. А Эно, давешний кучерявый знакомец, в старинном генеральском

кителе сидит в деревянной клетке, рвет тряпочки, поет заунывные песни...

Нат встряхивался от качки, просыпался, и видел напротив красивую, полную сил молодуху, к

которой сам же начал подбивать клинья. И успокаивался. А она зачитывал что-то, спросонья не

упомнишь…

– ...Весной пропал Петр, – приятным материнским голосом рассказывала предание Лена.

– Сгинул в каменоломнях, ни жив, ни мертв. Летом пропала Оленка. Штормило, волны бились о

берег вдребезги, накрывая брызгами камни Кара-Буруна. Сказывали, что бросилась в море, и

словно облачко, отлетела ее душа в высокие небеса, а вместо тела утоплого вынырнула будто

русалка…

И снова ему мерещились Вася Рыба и его «архангелы», сильные, безжалостные. «Где

бриллианты графские, где доляшка?» – склонялась жуткая рожа Васи. Кто-то хватал его,

перекошенные злобой морды, пистолеты, дубинки, щас будут добивать…

Нат в страхе встрепенулся. Это попутчица дергала за рукав:

– Эй, мужчинка, вы что, потерялись?

– Нет, что вы, я здесь, слушаю... – откликнулся.

– Так, в общем-то, и все... – пытаясь быть грустной, закончила она.

Нат спросонья взглянул на сияющую Лену. Блин, все прослушал!.. Хвостатый закуток... А

может действительно, это ей важно? Скидывает на этом корабле, в это время года таким образом в

прошлое семейный негативизм?

– Но все же я не пойму, что следует из вашей легенды? В чем, как говорят, соль? Что зло

безнаказанно? Слушайте, а на меня ваша кака семейная не перейдет? Ни жив, ни мертв... —

повторил немногие засевшие слова.

– Не думайте о злом, а мечтайте о добром. О любви. Ведь что спасет весь мир, моего сына,

нас с Вами, если не любовь?

– Ну, с этим можно поспорить! Древняя героиня, с вашим именем Елена, послужила

причиной Троянской войны, чем погубила целый народ, между прочим. И все из-за чего?

Баловалась любовью. Сначала с тем, потом с этим… Я лично за серьезность отношений, —

слукавил, наблюдая за реакцией. – Хотя извините, что перебил. Давайте выпьем за красивое

древнее предание… Хотя все это басни, оттачиваемые поколениями. Как и сама ваша легенда.

Сборный образ молдавских сказок.

Они чокнулись, он пригубил, крякнул, встряхнулся.

– Вот вы смеетесь... – продолжила Лена. – Просто «пронафталиненная» басня?

Смотрите, те самые обереги, – она показала тесемочки на своей прекрасной шейке. – Этот —

мангупский медальон, который обрел другую половинку в Стамбуле, а этот крестик – от

Оленки…

– Короче, настаиваете, что все это – и оберег, и крестик, по которому узнала вас другая

старушка, там, в Стамбуле, – правда? – Он рассматривал обереги, вдыхая зовущий запах, и

снова безумно захотел обладать ею.

– Безусловно, звенья одной цепи. Сами посмотрите, только аккуратнее, матросик, штучки

древние. И наверняка несут в себе какую-то силу. Настолько была сильна любовь их обладателей

друг к другу.

– Зачем ломать голову над заклятиями несчастной любви, тайнами Хвостатого закутка, как

несколько выспренно выразилась бабушка, когда нужно спешить наслаждаться любовью?

– Так хотелось когда-то, в юности, быть счастливой, уверенной в себе! Самой жить, ни с

кем не советуясь. И уж тем более не грузиться родовыми заклятиями. Я тогда просто сгорала от

желания показать заветную рукопись Севику, вот и прочла ее…

– Севику? – недоумевал Нат.

– Одному учителю из школы. Молодому. Моя первая любовь. Ему, историку, как никому

другому, был бы интересен мой архивный матерьалец, – похлопала благодарно по портфелю. —

Мечталось: будем сидеть рядышком, я буду вслух читать ему бабушкину легенду, он и разомлеет,

а я его, размякшего, в это время – цап! И в моих руках, как миленький! Разбередила химеры!

Господи, вот дура была… Вот вы попали на исповеди доверчивой провинциалки. Сами

навязались!

Лена ушла чисто по-английски, не прощаясь. Вернется? Нат долго ворочался, сидя на узком

корабельном диване, осмысливая шансы сегодняшней ночи. Ночь на Риздздво. Может и правда

этой бурной ночью закончится все старое, тяготящее?

Неожиданно что-то захрипело на стенке каюты. Динамик внутренней связи выплюнул со

скрипом:

– Доброе утро, господа пассажиры! Дорогие сограждане, ровно в восемь в кают-компании

открывается избирательный участок. Хотя до выборов есть время, но мы решили по

телефонограмме из Киева потренироваться. Так сказать, для будущих экзитполов. Проверить, так

сказать, показатели голосов избирателей. Тренируемся, так что всем пассажирам с паспортом

Украины просьба прийти для проявления гражданского волеизъявления, – голос невнятно

коверкал буквы. Репродуктор крякнул еще пару раз и замолк.

«Вот бесы, и тут не дают покоя, – в сердцах сплюнул Нат. – Тренировка выборов

президента на корабле? Пьяный маразм капитана…»

Приоткрыл принесенный попутчицей альбомчик. С пожелтевшей фотокарточки на него

смотрела с веселым укором молодая женщина, очень похожая на его собеседницу. Но почему

попутчица так озабочена содержанием бабушкиной полумифической тетради, едва ли не

назначила старушечьи каракули себе в проводники по жизни. Что означают сии намеки?

У нее хорошая порода. Нат с интересом рассматривал пожелтевшие картинки. Ленина

бабушка на фото выглядела красивой, артистичной! В Москве на кремлевском концерте

познакомилась и по любви вышла замуж за народного героя, сталинского сокола. Красавец-муж

пропал на льдине вместе с самолетом. И вся страна скорбела, – так пишет. А как было на самом

деле? Нат раскрыл шелестящую папиросную бумагу на фотокарточке: гордый и благородный

мужчина в белом морском кителе, с кортиком, – другая половинка семьи, в Стамбуле. Скитанья

неприкаянного деда, душа всю жизнь на разрыв. Взял в руки другую, современную и цветную, на

которой седенькая старушка обнимала внучку, – несчастная бабулька, которая прождала

неизвестно чего всю жизнь. И дождалась. Это Лена так утверждает. А как было в реальной

жизни?

«Да, – подумал про себя Нат, – за какую ниточку ни потяни из биографии красавицы, ни

одна до конца не разматывается, обрывается… Бал в царском дворце, Графский замок, шаманская

корона, мангупский медальон... Разбитые судьбы, сломанные роком… Ух, – поежился он, – не

висит ли над ней самой таинственное родовое заклятие? – поморщился. – Напускаю на себя

такую тоску, а ты же с женщиной, с дамой эффектной общаешься, а женщинам – пустить пыль в

глаза – первейшее дело!»

Нат ворочался, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, оставленными ночной

собеседницей. Налил виски. Мысль обладать ею занимала все больше. Связать с ней судьбу?

Начать новую жизнь? Интересно, а он смог бы сделать ее счастливой?

Нат заснул успокоенный, умиротворенный.

Тигры Бенгалора

Спросонку воющая сирена корабельного ревуна больно ударила по барабанным перепонкам.

– Внимание! Всем пассажирам не выходить из своих кают! – по громкой связи треснуло,

как обухом по голове, резким приказанием капитана.

Грохот окончательно пробудил Ната Берлина. Ох, чуяло его сердце, чуяло: быть беде, коль

безоглядно так куролесит третьи сутки напролет. Выглянул в иллюминатор: по веревочным

лестницам с юркого катерка на палубу карабкались вооруженные люди. Надев «мариманский»

пыльник, Нат выскочил наружу.

В клубах утреннего черноморского тумана виднелись неподалеку серые остовы кораблей. На

мгновение солнечные лучи прорвались, разглядел на мачте подплывшего облезлого военного

эсминца флаг с ощерившейся тигровой пастью на фоне скрещенных русских автоматов.

«Господи, помилуй, наваждение какое– то! Мои вспыли эсминцы, проданные индусикам. Это же

«Тигры Бенгалора»!» – узнал, схватился за голову, машинально отмечая новую команду по

громкой связи: «Внимание! Всех, кто владеет английским языком, просьба подойти в кают-

компанию!»

Маеты бессонной ночи как и не бывало. Нат стремглав вернулся в свою каюту и резво

закрыл защелку. «Продолжение кошмара!» Первое желание было забыться. Рука сама потянулась

к раскупоренному джину. «Нет! – остановил первый порыв. – Я другой, я смелый, я сильный. И

потом, все мы, и эта славная молодая женщина Елена, и ее мальчишка-сын – в опасности!

Наверняка у безбашенных бенгалорцев еще и крышу снесло, пиратствовать начали в открытом

море. Я один на собственном свежем опыте знаю, как водятся с этими «тиграми»«.

Решительно прошел в кают-компанию и увидел, что сборище было в разгаре. Капитан

объяснялся с несколькими темнокожими вооруженными «калашами» бенгалорцами. Те кивали, не

соглашаясь, и жестами показывали: «Бух», и еще «Ням-ням». Все понимали так, что говорят о еде

и взрыве пассажирского теплохода. Капитан едва не рыдал, пытаясь объяснить на ломаном

английском, что «Григорий Сковорода» – мирное судно под флагом страны, которая не имеет

никакого отношения к тиграм, львам и крокодилам, а также и к их освободительным движениям.

В обвешанную кандидатскими постерами кают-компанию юркнула Лена.

– Женщина, вы куда? – рассердился старпом. – Все пассажиры уже проголосовали… за

кого надо…

– Я на выборы, за свободным волеизъявлением, – гордо ответила Хелен.

– Какие выборы! Корабль захватили террористы!..

На англоязычном термине «террористы» бенгалорцы занервничали, передернули затворы

автоматов и со страхом и ненавистью навели мушки на всех белых людей. Нат стремительно

соображал: с таким о серьезных вещах не договариваются. Лена тут, почему бы ему и не блеснуть

перед ней?

– Я вообще-то переводчик. Транслейтер. Переводчика вызывали? – сообщила

скороговоркой Лена.

– Да-да, проходите, – подозрительно щурился капитан. – Девушка, объясните им, что у

нас ничего нет. Новый год на носу, и трюмы загружены всякой мурой, несъедобными подарками.

Конечно, по стаканчику нальем, за праздник, президентские перегоны! По сто грамм нальем, но

не более того…

– Этого мало, – переводила Елена. – Вообще им не до ваших выборов. Они очень

обозлены и измучены. Говорят, что долго уже в море, эсминцы дали течь, у буксира топливо на

исходе, очень холодно, а капиталисты в Стамбуле споили их лидеров, и это происки их врагов, и

поэтому готовы на все, даже стать мучениками. Бедненькие…

Нат вышел вперед, удивляясь своей смелости:

– Донт ворри, спокойно, разберемся, – начал уверенно, по-милицейски. – У меня есть

опыт общения с этим людом. – Почувствовал превосходство, привлек из своего арсенала

«вешания лапши на уши» лучшие уловки: – Пусть объявят свои условия, и мы постараемся что-

нибудь для них сделать…

– Это я должен говорить, – приревновал усатый капитан «Григория Сковороды».

– Пожалуйста, сделайте милость, – парировал Нат. – Венок за вас в море сбросит

начальство…

– Ничего не дам. Это срыв государственного мероприятия. Ага, поить их, кормить... Чтобы

недостачу на меня навесили? – бурчал капитан, поеживая задом о табурет от внезапно

разыгравшегося геморроя, подозрительно косясь на Ната.

Елена не стала ждать, заговорила по-английски с бенгалорцами. Те, как малые дети,

общались, наперебой крича. «Окей, окей», – успокаивала.

– Так, господа-товарищи...– обратилась она.– Случай сложный, но не смертельный.

Первое – могут взорвать нас и пустить ко дну. Но готовы этого не делать, если дадим газолина и

продуктов, – переводила.

– У нас на борту практически весь газолин на исходе. Мертвый запас. Импосибл, —

неосторожно закончил капитан английским «невозможно».

Услышав «импосибл», маленькие бедовые бенгалорцы ощерились автоматами и быстро

залопотали по-своему:

– Эмансипейшл! Эмансипейшн!

– Посибл, посибл! Возможно! Давайте ни в чем им не отказывать, – занервничал Нат.

– Да откуда ты взялся такой добренький? – засопел капитан. – У нас ремонт скоро, что,

последнее отдать?

– У меня есть практический опыт общения с этим гордым народом, – повторил Нат,

поймав на себе удивленный взгляд Елены. – Давайте их примем как полагается, накормим,

нальем? Неужели из мертвого запаса не найдется топлива для бедных страждущих мореходов?

– Интересно, откуда в Черном море бенгалорцы? – удивлялся капитан. – Непонятно.

– Через черную дыру, прорванную ночным штормом, задуло бедолаг, через пространство и

время, – сострил Нат.

– Ага, на старых эсминцах, списанных уже несколько лет с Черноморского флота? Просто

какие-то гады «втулили» им эти развалюхи, – грустно нахмурился кэп, представил, как

«Сковороду» буксируют «за ноздрю, на гвозди» вместо ремонта.

– Вот бы сейчас отдать негодяев на суд этим разъяренным малышам, – злился вислоусый

помощник.

– Не в этом дело, – покраснел Нат, явно причастный к авантюре. Кто, как не он, знал всю

подноготную? Кто принимал лидеров, повез полулегально боевиков поездом из Москвы, селил в

металлоломные эсминцы. А борцы за независимость Бенгалора ловко загружали по ночам в чрево

эсминцев кучи автоматов, пулеметов и других боеприпасов, собранных по складам с бескрайних

просторов бывшей советской Родины. «Фу», – выдохнул Нат, и решительно вскричал:

– Поможем! Я плачу! Кэш, по тысяче долларов за тонну топлива. Что-нибудь найдется? —

он зашел в разгоревшемся споре с другой, более эффективной, чем моральная, экономической

стороны.

«Да этот пассажир просто набит деньгами», – подивился капитан.

– Другой разговор, – обрадовался.

Бенгалорцы лепетали непонятно и загибали пальцы, что-то считая.

– Итак, их требования, – объявила Елена. – Первое – это двадцать тонн топлива и

провиант. Второе – отдохнуть душой и телом во время бункеровки. И третье – они говорят, что

вы, Джокер, очень похожи на мистера из Берлина, и из-за него у них эти неприятности. Требуют

выдать, для жертвоприношения.

Нат всерьез струхнул, и не за штуки баксов, которые придется выложить, – за жизнь свою.

– Нет-нет, какой я Берлин из Берлина? Я Соколов, Анатолий Соколов. Из Керчи я, с

Украины. Капитан, ну покажите же им мой паспорт…

Но капитан уже исчез из кают-компании.

– Успокойтесь, это я пошутила по поводу принесения в жертву, – ехидно заулыбалась

Елена. – Но этот, их маленький предводитель, действительно очень зол на того человека,

твердит, что будет мстить Берлину. . Если поймает. . Еще говорят, что приготовились к смерти, что

им нечего терять в этом чужом и холодном море – готовы погибнуть за свободу Бенгалора.

При последних словах бенгалорец направил как бы в шутку свой автомат в сторону Ната и

произнес:

– Пух-пух!

– Внимание, не курить на палубе! Началась бункеровка, – из иллюминатора донеслась

капитанская команда по «матюгальнику».

Елена успокоила этим известием взвинченных «тигров».

«Вот бывает в жизни, – со страхом подумал Нат, – ведь решил, что ушел уже от старых

проблем, а они, на тебе, – догнали в открытом море…»

– Переведите им, что мы солидарны с ними в их борьбе за независимость. Рот-фронт, но

пасаран! – Нат поднял над головой сжатую в кулак ладонь. – Переведите, что мы сейчас будем

пить, то есть дринк – за Тигров Бенгалора!

Кому как не ему было знать слабое место бенгалорцев!

– Пожалуйте к столу, господа хорошие! Сало, свинина, водка…

– Ноу, ноу, – запротестовали вооруженные человечки. – Йок, зяло, йок!

– Вера им не велит, – прокомментировала бурный протест Лена.

– Ха! – обрадовался повороту событий Нат. – Елена, переводите. В Суре Корана

говорится, что Аллах разрешает путешественникам и воинам все это есть в путешествии или в

походе, если нет ничего более подходящего. Тем более, что без сала и водки далеко не уедут.

Проверено: позамерзают, как бананы на морозе. Да, вино запрещается, а про водку в Сурах ничего

не сказано, – он вспомнил, как спаивал их предводителей в Стамбуле. – Капитан, найдется на

борту рис, овощи?

– Не найдем, даже для такого случая. Ничего не брали на борт. Пить команде на борту

строго запрещено. Последний рейс ведь в этом году! – сердился вернувшийся капитан.

– Ну что же, тогда командовать банкетом буду я! – Нат начальственно обвел аудиторию. —

Пьем за незалежность, индепенденс, о’кей ?!

И началось чествование «незалежного» Бенгалора. Нат распорядился бармену раскрыть

перед гостями собственные и корабельные запасы питья и съестного. За все платил налом.

Бенгалорцы притащили со списанных эсминцев свою музыку. Все повторилось, как несколько

дней назад в Стамбуле. Выпили за свободу сначала по одной, потом по второй, потом пошла

водка, тайгер-милк, подтянулись к застолью изумленные пассажиры-оптовики. И, так сказать, с

барского плеча жаловали несчастным продрогшим террористам кто ящик шоколада, кто пару

паков оранджата, кто турецкие овощные консервы, дубленку с собственного плеча…

Публика «колбасилась»! Провожали борцов за независимость с борта всем теплоходом,

пели дружно и многоязычно песню «Варяг». Моряки несли некоторых бойцов на руках и

осторожно спускали в шлюпку. Пьяные человечки скандировали «Эмансипейшн, посибл,

посибл!» и волочили за собой автоматы. «Калаши» гулко стучали по палубному металлу, и из

подсумков высыпались, щелкая, патроны…

– Все? – спросил капитан. – Всех сняли с судна, нарушителей госграницы? Семерых?

Добре. Семеро смелых! – капитан подозрительно всхлипнул: бенгалорцев жалко было

просоленной морской душе – как же, такие же скитальцы по белу свету, как и он, морской волк с

«Григория Сковороды»!

После непродолжительной схватки с морскими пиратами, пассажирское судно миролюбиво

бороздило бурные черноморские просторы. Капитан все же довел до конца третий тур

президентского марафона. «Сколько за голос дают? – озадаченно размышлял. – Эти, по

двадцать, «зелеными», или те, по сто, но «нашими». Проблема!» Вздохнул отважный «мариман»,

почувствовал неожиданно остро свою историческую причастность к народному выбору, и отдал

предпочтение «зеленым», вписав данные пассажиров из судовой роли в предвыборные бюллетени

самого богатого кандидата. «Проголосовали единогласно», – радист отбил с борта телеграмму.

Ужин накрыли в кают-компании. Патрик поковырял угощенья, выпил полбутылки кока-

колы, потом примостился рядом на диване, открыл ноутбук и углубился в игрушки.

– Выбирают колу и компьютер, а там хоть мир остановись! – вздохнула по матерински

Елена.

Первым откланялся капитан, побежал на мостик. Старший помощник выпил две рюмки,

юркнул вслед капитану, проверять «фаер-план». Попутчики остались наедине в кают-компании.

Нат был доволен собой, уже не сожалел о потраченных деньгах.

– Ну вы, Натик, и фрукт, – улыбалась довольная Елена, когда все разошлись из кают-

компании. – У меня было подозрение, что вы не сценаристик, вы – аферистик? Сами

придумали такой мощный аттракцион в открытом море? Не прибедняйтесь только, умоляю, не

прибедняйтесь, мой милый Черный корсар, наш освободитель из пиратского плена…

– Никакого обмана. Все, что хотели – они получили, – здраво рассудил Нат. – Сколько я

лиха с ними хлебнул! Моя была только загрузка, оформление документов и отправка. Подцепили

эсминцы за ноздрю, вышли в море – все, бай-бай! А обратная дорога до Бенгалора не входила в

условия контракта. Китайский буксир за их счет, ну а турки и арабы на Суэце пропустят без

лишних проблем. Единоверцы же! А так, честно говоря, сначала было страшно. Потом

наладилось… Предлагаю по маленькой за успешное завершение дела! – предложил тост Нат

Берлин. Похоже, нашел то, что искал. Его завидная легкомысленность и ее мистическая

углубленность, как говорится, два сапога – пара, сошлись два одиночества, альтруист и

альтруистка в плотной массе совершенно «правильных» эгоистов…

– Уговорили, – согласилась она, поднимая бокал с крепким напитком, – а знаете, меня

уже давно оставили мысли о Родине. Наверное, свыклась, что жить буду до конца своих дней по

ту сторону моря. Как-то несколько лет назад посетила Крым. Честно – без особого желания.

– Почему же? Дайте догадаюсь. Слишком силен был контраст с заграницей. Ну да, к

хорошему быстро привыкаешь. Но наелись этим самым закордоном, и теперь снова отправились

на Родину. Посмотреть, как там у нас. Революционный порыв, время перемен. Понимаю.

– Может быть, и так... – грустно проговорила Хелена..

Южнобережье. Телеграмма Тарика Дениза

Как не вспомнить, как Ялта встречала теплоход с телегруппой солнечно и шумно. Бархатный

сезон баловал. У трапа на причале творческую группу поджидал плотный моложавый мужичок в

шортах и гавайке, залихватски вертя пальцами автомобильный брелок.

– Вы, что ли, с «Полонеза»? Турецкие телевизионщики? Добро пожаловать! Кто толмачить

будет? Вы? – взял Хелену под руку и продолжал говорить велеречиво. – Я уполномоченный,

буду сопровождать группу на протяжении всего вашего маршрута и помогать осматривать

памятники истории и культуры. Моя фамилия Самсоненко. Андестенд? Можно звать просто

мистер Самсон, как называли на баварском Октоберфесте, – гордо докладывал уполномоченный.

– Ваша программа, в двух экземплярах, от Минкульт-туризма, ознакомьтесь, плиз!

– Какого культуризма? – рассмеялась Хелена, невольно вспомнив своего первого мужа-

качка.

– Министерства культуры и туризма. Это депутаты наши так порешили. Два в одном.

Чтобы бюрократию не разводить. Ага, было в двух министерствах сто человек, а сейчас в одном

триста. Как говорит Босс, насрать! Босс – это мой непосредственный начальник, очень

уважаемый в республике человек. Ну, это вы своим не переводите. Я сам культработник,

заслуженный баянист. И переведите: безмерно рад знакомству с таким великим коллегой, певцом,

как его…

– Слушай, мадам, ты русская? – спросил, осматривая переводчицу поверх темных очков,

Самсон.

– Бабушка моя эмигрантка. Еще с гражданской. Бежала от красного террора...

– Андестенд, понимаю. У нас сейчас хорошо. Как убрали этих «сталинистов» – легче

стало, в натуре.

– Кому легче?

– Ну, тем, кто в теме, в движении. Правда, опять напирают. Эти, со звериными фамилиями.

Спросишь, кто теперь министры? Лапкис, Жучкин, Рыбка. И примазавшиеся к ним тоже —

Горобец, Лисицын. И в парламенте тоже их стая —Грач, Волколан, Голубенко, И смотрящие за

ними – Харончик, Гнобилин, Вертяга! – бравировал известными фамилиями. – Но, в общем

ладим. С волками жить – по-волчьи выть, – подытожил встречающий.

Со слов разговорчивого Самсона она узнала, что бандитские войны и беспредел на улицах

городов полуострова поутихли. Казалось, период первоначального накопления капитала

завершался. Уличная торговля и мелкое производство успешно поделены между местными

депутатами и милицией. Стихийная торговля пресечена в принципе и торговцев загнали в

отстроенные на месте стихийных рынков бутики. Пансионаты, фабрики, заводы заимели новых

хозяев. Все платили по горизонтальной вертикали. Сборщики снимали «сливки» по горизонтали,

а «пенки» передавали дальше, по вертикали. Но это не мешало стране развиваться. Теперь, наряду

с зыбкой, как медуза, «маржой», главенствовать начала «такса»– конкретная оплата за все, за

крышу – крутым и ментам, за многочисленные согласования – чиновникам и проверяющим.

Система быстро выстроилась сверху, и с каждым месяцем согласований становилось все

больше. Борьба за основные финансовые сферы влияния переместилась в парламент, где

выстроились новые модели хозяйствования по откатной схеме.

Верхушка изредка включала гребенку, газетки гундели, ублажая служителей порядка, чтобы

прощали за многое. А одепутатившиеся «боссы» умело сливали через «органы», для милиции,

конкурентов – «конкретных беспредельщиков».

«Все со звериными фамилиями? – задумалась Хелен. – И пирамиду выстраивают по-

своему. А отношения, как в стае. Почему так произошло? И когда этому конец? Или все

продолжается, развиваясь по «спирали «? А ведь и Вик, и Севик, и Бесараб причастны к

рождению этой системы, где во главе угла Кумовство по стайному принципу. Как папа называл

их? Серо-красные сущности, носители разрушающего созидания?»

– Похожий вариант социального устройства и в Турции, – будто подслушал Тарик. —

Ваше разнится от нашего немногим, не сложилось семейных бизнес-элит. Но процессы идут. —

Чиф присел на каменное ограждение фонтана у входа в Морвокзал, дотошно высматривая из

представленного мистером Самсоном министерского списка рекомендованные объекты для

съемок. Присвистывал от радостного удивления: – Гузель тревел лист, со найс! Дворец русского

царя Александра в Массандре – о’кей, Ливадийский дворец, передел мира после Второй

мировой, дворец великого Воронцова – супер! Сюжеты полновесные, но сенсационное что-

нибудь, вот что нам нужно!

– О’кей, о’кей...

Самсон, следом за ходом его рассуждений, отмечал важное красным карандашом по списку.

– Так, это на первый день. Вечером пройтись по дансклубам, для контраста с нашими. А

завтра – Чембало, Фуна, Кафа, – выверяя график, Тарик сверялся с географической картой

полуострова. – Судакская крепость, все по маршруту. Дальше Коктебель Волошина, Дворец —

галерея Айвазовского – супер, то, что надо. Третий день – Мангуп, Эски-Кермен. Четвертый —

Солхат – первая татарская столица... – везде по списку ставил штрихи и знаки, корректируя

время маршрута.

– Послушайте, Хелена, вы что, хотите везде побывать, еще и отснять? И всего за недельку?

– беспокоился Самсон. – У нас так: тише едешь – дальше будешь.

– Есть сомнения? – переспросила переводчица.

– Нет, но где взять время на отдых, обеды, дегустации, наконец! А после дегустаций по

традиции мало кто из ваших гостей продолжит работу. От работы кони дохнут.

– Не сомневаюсь, но Чиф... – Хелена указала пальцем на Тарика. – Пока сто кассет не

наснимает – не успокоится!

Потрясая седой длинной шевелюрой, сняв темные очки, Тарик уставился на Самсоненко,

разглядывая того пронзительно колдовскими глазами.

– Обсудим финансовую сторону вопроса. Хелен, ознакомьте мистера Сэмсона с условиями

контракта, чтобы не сомневался в серьезности наших намерений.

– Со мной, контракт? О’кей!– обрадовался Самсон.

Хелен зачитала проформу: «Оплата комишн, во всех музеях, заказ вертолета на 3 дня,

оплата за помощь в проведении съемок, итого примерно двести долларов за сутки...»

– Мне лично? Двести в день? – глаза загорелись огнем при упоминании таких сумм.

– Плюс транспортные, бензин и оргвопросы. Около трех тысяч долларов, все, —

подправила себя она. – Устраивает наша такса?

– Такса ничего себе... – Самсон поежился, оглянулся, не подсматривают ли враги за так

нежданно свалившимся счастьем. – Только не сбрехните никому, мало ли? Между нами, тет-а-

тет! О’кей?

– О’кей, – глядя на изменившегося в лице Самсона, засмеялся Тарик.

– А можно сотню сейчас?

Тарик распорядился, Нилуфер выдала мистеру Самсону 200 юэс аванса.

Нилуфер была казначеем экспедиции и выполняла множество административных функций.

Чернявая полноватая Нилу скрупулезно вела график и расходы экспедиции, требовала чеки за

наличную оплату. И конечно влюблена была в Тарика, ревновала к Хелен.

– Дениз, пока нет нашего транспорта, я «постреляю» натуру, – предложил оператор

Шахин, маленький, плотный, быстрый. Чувствовал Тарика много лет, работал без подсказки.

– Первое интервью, – напомнила Нилу, просматривая съемочный план.

– О’кей, приступим, – оживился Тарик.

Попросили Самсоненко найти несколько людей, чтобы снять первое интервью с

«аборигенами». Тот обрадовался, и вернулся в сопровождении двух коротко стриженых молодцов

в золотых шейных цепях. ««Мишки Гами», боевики грузового отдела Аргимпасы!» – Хелен

вздрогнула, узнала, но не подала вида, что знакомы. С плотно заколотой буклей волос и в очках с

дымчатыми стеклами, с блокнотом и ручкой на тесемке на шее, ведущая заморского канала была

неузнаваемо желанным гостем. Предположила: «Мишки» возле порта несут мздоимскую службу:

собирают дань с товара транзитных бизнесменов. Совсем не изменились за эти несколько лет.

Роскошные тупые персонажи, представители неформальной власти на полуострове. Откуда-то

изнутри сознания, из-под скорлупы, сковавшей душу за эти несколько лет на чужбине, вырвалось

чувство радости. «Господи, неужели наконец-то дома?!» Фонтан Морвокзала, обшарпанный

фасад гостиницы напротив, несколько тентованных ларьков с пирожками и напитками – как

будто время повернулось вспять. Сколько лет сдерживала себя, заставляя на чужбине забыть о

домашнем… А сердечко защемило при взгляде на этих двух идиотов из прошлого...

Их поставили на фоне мощных дверей сталинского Морвокзала. Минуту назад уверенные в

себе парняги при виде «волшебного глаза» объектива стушевались и покраснели.

– Ну, смелее! – приободрила их переводчица – Что бы вы хотели сказать людям, таким

как вы, простым, на турецком берегу?

– Это чего, кино? Короче, привет всем! – рявкнули со страху на распальцовке. – Салют!

А чо? У нас нормалек все. Живем лучше всех!

– Я хочу передать привет турецкой братве, – оборвал товарища старший подельник,

волнуясь. – Братва, давайте, в натуре! Вместе всех загрузим! Все барыги и коммерсы чтобы