Текст книги "Дети гарнизона"

Автор книги: Сергей Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

сбагрить роковую корону кому-нибудь, куда-нибудь, далеко-далеко…

Серебристый джип генерала Гнилуши довез бывшего Референта «Лунного оффшора» почти

до ступеней в апартаменты вип-зала аэропорта. Сергей Викторович внес впереди себя синюю

картонную коробку.

– «Корона волхва Ермолая»! – пафосно объявил и открыл крышку. На бархатной подушке

возлежал обломок тусклого белого метала.

– Це шо, не золото? – смешно просипел губой Главнокомандующий.

– Галактическая платина, – не моргнув глазом, проговорил Севик, – обладает свойством

системного блуждания в пространстве и времени, механизм исполнения желаний. Очень древний

артефакт. Есть версия, что со времен Гипербореев еще... Да вы накиньте, – историк осторожно

вынул корону из коробки. – Примерьте! – он дрожал от мысли, что, наконец, посбудется ее

навсегда! Бубенчики раритета загадочно зазвенели.

– Цикаво! – главнокомандующий церемонно вытягивал шею, подставляя макушку.

– Ну вот, ваш размерчик. Не жмет?

– В самый раз – важничал сановный – Я багато чув про цей артефакт. И что, як воно

працюе?

– А очень просто. Только и говорите: «А ну, корона, гони…»

– Це ж не на мове…

– Так воно звучит однаково, – успокаивал Севик, – тут главное очень захотеть. Мощный

энергетический посыл. И пальцами по бубенчикам.

– Ти бубенчики, кажите, что мне напоминают?

– Триполье? – низко поклонившись, расшаркался главный секретарь.

– Польский наймит… – шептал Севику генерал Гнилуша. – Схронщик-западенец с

голубым уклоном. Нам надо поближе к нему. Нынче большой человек!

– Так-так, чем не национальна идея? – рассуждал «Вельмешановный». – Ни тебе

москалей с их попами, ни татар, ни червонных. Великая подяка вам, друже, – он крепко и тряско

жал Севику руку.

– К ней бы бубен с колотушкой. Хотя можно и под гром барабанов,– уговаривал бывший

Референт.

Служба безпеки уже готовила для артефакта цинковый ящик. Секретарь-администратор

недоверчиво разглядывал описание на потемневшей бумаге.

– А расписку? – вдруг проговорил Севик. – Корона на «Лунном оффшоре» числится.

– Какую расписку? Переходит в «управление делами» вместе с вашим «Лунным

оффшором», – цепко ухватив за покалеченную руку, зашикал генерал Гнилуша. – И вы, Сергей

Викторович, поедете в Главную столицу, консультантом до Самого! Поздравляю, пан майор!

– Нет, спасибо, с меня хватит, и ордена мне вашего не надо, и погонов. Я в школу вернусь,

детей истории учить буду.

Генерал и все окружение смотрели на неудачника с укором, сразу потеряв к нему всякий

интерес.

– Дайте ему ознаку. Наипочетнейшую, – проговорил Главнокомандующий, нервно потирая

от нетерпения руки.

Охрана подхватила бывшего Референта под «микитки» и бесцеремонно поволокла к выходу

из вип-зала.

– Ну, корона, слухай меня… – Новый хозяин короны, закатив глазки, колыхнул длинными

пальцами бубенчик. Тот завораживающе зазвенел.

Тогда историк подумал напоследок: «Интересно сложилось. Шлем-маска Осилеса,

посмертный атрибут великого воина, как ни искали – не нашли! А шаманская корона – на тебе,

сама, как на заказ, явилась. Время воинов прошло, время шаманов наступило?»

Лена безмятежно, счастливо улыбалась, слушая полумифические истории Сергея

Викторовича вперемешку с байками старого Рачибо. После стольких лет всего пережитого

каждая, любая минута в отчем краю доставляла радость. А хромающий Севик беззлобно

хмурился. Какие-то мазки в характере старого рыбака так и оставались неясными для него: может,

дед – демон тарханкутских мест? Или блаженный юродивый Николка. А скорее – и то, и

другое. Свободный от борьбы за материальные блага, без дома и семьи, свободный говорить

правду, дед Рачибо действительно смахивал на вечного бродягу. Агасфер новейших времен!

– Сам зэк был скиталец, – будто подслушав мысли Севика, рассказывал старый моряк.—

Прошел через войны. При Цусиме в корабле горел, тонул, у японца в плену сидел. Прошел

Первую мировую, Гражданскую, попал на каторгу турецкую, бежал, потом в Африке за

союзников воевал, – разговорился, воспоминая давние истории, – но молодцом до последнего

держался. А выправка, а взгляд!.. Посмотрит – обрежет. Колдуном местные звали. Выходил на

самые высокие обрывы. Показать свет мореходам. Как возникал, так и исчезал. Бесследно. —

Сделал паузу, продолжил: – А живо предание, что ветреными вечерами, когда заходит солнце,

появляется на мысу загадочная фигура в плаще с капюшоном. Стоит на самом краю опасной

кручи и машет фонарем в дальние морские дали, будто пританцовывая.

– Враки все, – отмахнулся Севик. – Дед, твои байки все враки, без конца и начала!

– Чиста правда, – подтвердил свои слова Рачибо, остановился. – Тоды электричество

подвели, – махнул клешней на темнеющую маячную башню. – А той будто светил своим

дорогу обратно на родину.

– Тут ты, Сергей Викторович, не прав, – вступался за старика Лешка, не понаслышке

знакомый со скитаниями по жизни. – В этом что-то есть, – задумывался, сопоставляя невольно

свои несчастья с услышанным...

Неудавшийся «апостол»

Лешка возвращался тогда из Стамбула на Родину, в неизвестность, на слабый маячок

надежды. Всюду чужой – и у своих, и у басурман. На корабле кутался в купленный ему Ленкой

теплый кожушок, курил на верхней палубе, раздумывал, наблюдая рассекаемые носом корабля

бурные зимние волны. Чего достиг? Хвастать нечем. Один, ослабевший и больной, достойный

жалости и сострадания. Но кому сейчас нужен? К богу обратиться – самое время.

По приезду перебрался к тетке, в богатый степной район. Помогал ей по хозяйству, но все

чаще понимал, что работа в огороде и со свиньями – не его. Зачастил на электричке в город.

Пытался снова, как в молодости, наперстками баловать по вагонам. Но менты загрузили, однажды

вывели в тамбур, отходили резиновыми палками, хотели посадить, еле откупился, занял деньги у

тетки. В вагоне наткнулся на оставленный кем-то на «сидушке» цветной буклет новой церкви где-

то в столице. На него смотрел, щерясь во весь свой белозубый рот, хитрый негр в блестящем

костюме. Прочитал цветную надпись: «Ваш путь к процветанию… Церковь света и огня пастора

Фрайдея Фарадея! Жертвуйте и процветайте».

– Фрайдей – это Пятница, что ли? Сектанты? Или реальные?

Собрав последние деньги, рванул перекладными наудачу. В припорошенной снегом столице

приняли как родного. Дали денег на первое время, записали на бесплатные обеды. «Церковь света

и огня» – называлось новое братство. «Точно, секта!» – обреченно подумал голодный Лешка,

наворачивая теплую похлебку с хлебом в перерыве между тренингами, которые вели иезуиты в

штатском, подспудно понимая, что не тот путь снова увлекает его. «Благими намерениями

выстлана дорога»... Но вид молодых и успешных прихожан, делавших друг перед другом богатые

жертвы, подбадривал.

В столице пошло дело. Вот где снова пригодилась его прыть и умение убеждать! Обученный

тренингерами Лешка вербовал новую паству, раздавая буклеты в метро и маршрутках, вера в

новое правое дело прибавляла его увещеваниям и уговорам убедительности. За каждого

приведенного в лоно секты получал свою долю. По рейтингам приобщения вышел на первые

места, получил сан «апостола». Приоделся в черный костюм и блестящие туфли, купил

подержанную вазовскую восьмерку.

– Кем я был? – с надрывом вопрошал с подиума выбившийся в проповедники Лешка. —

Обманывал, грабил торговцев, грузил коммерсантов. Думал, все мне можно. Но отвернулось

счастье. К наркотикам пристрастился, в тюрьму попал, когда вышел – не образумился,

продолжил грешить. В один момент получилось так, что хуже некуда. Все рухнуло, думал,

похоронят на чужбине. Решил покончить с собой. Но Учитель остановил. В руки попала

брошюрка. И я понял, что нужно двигаться к его свету. Теперь у меня есть все: акции холдинга,

отличная машина, квартира в столице! – Лешка вещал это завороженной толпе, невольно

гиперболизируя. Чувствовал себя посвященным первопроходцем нового движения. Ведь почти

все – правда: пачка акций на кругленькую сумму, старая машинка вполне ездила изредка, и угол

снимал неплохой в Жулянах недорого, – успокаивал себя. «А дальше – лучше будет!» Сильно,

однако, сомневался реальности акций. Ведь если бы разводил сам кого-нибудь – лучшего хода,

чем акции, и не придумать! «Все ясно, типа «Лунного оффшора», – неожиданно для себя сделал

вывод Лешка.

Темнокожий Пастор Фарадей был доброжелательно – ушлый. Косил под дядю Тома. Лихо

заводил толпу, вещал, прощая прошлые грехи и декларируя для всех клиентов красоты новой

жизни. Собирая паству по Дворцам спорта, стриг купоны на всем – на литературе,

пожертвованиях, добровольных взносах. Тут же «апостолы» вербовали посвященных пастором в

«христианский холдинг», на примере собственной жизни. Как мотыльки, слетались к

призрачному свету…

Новое поприще захлестнуло. Летом устроили религиозный фестиваль на берегу моря. На

«сэйшен» прибыли тысячи, заполнив загодя приготовленные палатки вокруг помоста со светом и

аппаратурой. С утра все молились, били поклоны, повторяя как мантру наговоренные постулаты,

днем появлялся Фрайдей с проповедью: «Не пожалей, не утаи, не зажимай! Отдай, что есть, от

души – и придет к тебе сторицей!» Расчехлялись верующие на индульгенцию – под звуки

молитвы в стиле рок выкладывали в прозрачные ящики купюры взносов в лучшую жизнь.

Лешка вел на берегу мастер-классы, унавоженный вниманием полуголых мирянок,

уговаривал еще сильнее, изредка виновато понимая, что к истинной вере это не имеет отношения.

Психологическая разводка. Но народу нравилось, пожертвования были значительными. По

прикидкам, речь шла о миллионах! Снова сработала Лешкина матрица, и не совладал,

приспособился, почувствовал азарт.

Черный псевдопастырь поделил страну на «епархии». Лешке досталась Южная Столица.

Открыл представительство, набрал волонтеров, и работал по пасторским схемам, развивая

пирамидку обмана. Ездил по районам, втягивая местную знать в псевдо-духовный холдинг,

радовался: жизнь налаживается! Умилялся нежданно накатившему счастью и достатку,

подсчитывая дивиденды. Кормил паству химерами, приправленными постулатами. Но всему

приходит конец. Кризис – как божье очищение. Химерный холдинг лопнул, сданные туда деньги

выпучились зловонными информационными бульбами по телевиденью и в газетах. Фарадея

срочно отозвали на родину, в Центральную Африку.

Официальной версии не было, только слухи. Кто-то прочитал в Нете, что пастор был съеден

соплеменниками во время одного из сборищ. Потом Лешка сам видел клип в Сети: блестящего от

забытой жары симпатягу Фрайдея, убедительно толковавшего пастве, примитивные

соплеменники разорвали на части от восторга. Причастились всем племенем, обожествляя

обглоданные его кости.

Но в конце все выяснилось по-другому. Пастор оказался сыном чернокожей сомалийской

иудейки и скрылся в местах обетованных. А оттуда, известное дело, своих не выдают.

«Беда всегда приходит вслед за счастьем? – думал Лешка, когда его прихватил УБЭП. —

Что это, карма, преследующая по жизни? Опять не с теми, и не в том месте?» Сразу пошел в

признанку, помогал следствию. По делу о религиозно-финансовом мошенничестве проходили в

основном кустовые и бухгалтер. Учредители вовремя отмахнулись и ушли в парламент,

чертыхаясь. Лешка отдал все, что «нажировал» за это счастливое время, и получил пару лет за

мошенничество. Отсидел, вернулся к тетке, занялся извозом на своей старой девятке, которую не

забрали в обмен на свободу, уж больно жалкой и дряхлой смотрелась. Прознал про детский дом,

приехал на Тарханкут, пристроился потихоньку возле Ленки. Старался сдерживать себя, остро

почувствовав усталость и возраст – ведь не мальчик уже! Смирился и обрел желанный покой,

приобщенный к благородному делу воспитания беспризорных детей. Пока так. Кто знает, как

дальше будет?

…Мальчишки помогали бережно снять одежду с больного, почти обезноженного товарища,

осторожно свезли на коляске в воду. Тот, кто обезножен, на суше приговорен, тот хорошо поймет

это состояние погружения, – думала, глядя на радостные вскрики больного ребенка – когда в

водной стихии невесомо парит тело, а точки опоры вовсе не нужны, когда возвращается к

человеку чувство свободы – свободы от своих неподвижных членов. В воде, в морской стихии,

возвращаемся к своей первооснове – живая жизнь вышла из воды. Русланчик в маске парил в

подводном царстве в компании Дениса и Петрика, рядышком ныряла, переливаясь мокрым

русалочьим телом, Лена, и счастье ее было почти беспредельно. Почти...

Дети барахтались в теплой прозрачной воде, она загорала, подставляя стройное тело

горячему летнему солнышку, изредка посматривая за резвящейся «молодежью». Задумалась,

вспомнила везунчика Ната, его оригинальное исчезновение из той жизни, уход подлодкой в

неведомые морские дали. По-киношному картинно, смешно, романтично. И печально. Хороший

Толя Соколов, симпатичный. С ним тогда почувствовала нужной, желанной. Но не свершилось…

Вздыхала, всматриваясь в море, вспоминая, как одела Толе Соколову на прощанье семейный

оберег.

– Ждешь? – вырвал из раздумий голос.

Повернулась, сняла солнцезащитные очки, увидела маленькую, под старым бамбуковым

зонтиком, женщину. И маленькие крылышки за спиной, крылья Аргимпасы, затрепетали.

– Жду, – простодушно ответила. – И ничего не ожидаю!

– Жди, скоро уже.

Неожиданно пришло понимание: посланница! Чего-то хорошего? Старушка удивительно

напоминала Елене кого-то. В ней было что-то от папы и немного от бабушки Веры. Хотя в

старости все становятся похожими. А может, это и есть бабушка Надя? – осенила догадка. Не

умерла тогда в тоскливом одиночестве, а бросила все, уехала далеко-далеко, в женский

монастырь? К своим – писала в тетрадке. Сколько может быть ей сейчас? Девяносто с лишним?

Но этой загорелой и жилистой старушке в шортах и примятой шляпке из вьетнамской соломки не

более шестидесяти пяти!

– Молодец, сделала много добра, – произнесла бодрая старушка, оглядывая купавшихся

детишек. – Твой-то есть среди них?

– Нет, – грустно ответила Лена.

– Еще будет, обязательно. Ну, счастья тебе, внучка, – несмотря на годы, проворно

взобралась на камни крутого берега, помахала рукой. – Прощай, дочка, все будет хорошо! – и

скрылась за срезом утеса.

Задумчиво глядя на языки пламени атлешского костра, отставной капитан Александр

Иванович произнес:

– Меня ребята, казаки украинские надоумили. Тоже надоел им этот бедлам в стране,

вообще хотят, границу по Хортицу объявить, кордоны поставить. Я принципиально подписался

под посланием как наследный князь Готии, Приднестровья и Побужья, как потомок Палеологов-

Комнинов! Не верите? От медальона все идет семейного. И Денис Тархан-Маревич, урожденный

Небоженко, – мой сын!

– Это еще перепроверить надо, и ваши, как вы говорите, царственные корни, и с Денисом,

– отозвался критически настроенный Сергей Викторович, подкидывая в костерок порубленные

ветки, – сейчас, знаете, в Интернете можно все найти. Хоть кал этих самых Комнинов, можно

что хочешь проверить на генетическом уровне.

– Чувствовал родословную, с детства. Ноосфера помогала. Ленка моя все

конкретизировала. Про фамильные корни, даже генеалогию, по Интернету. Так что «Я»

уполномочен заявить, вместо «ТАСС». Как порядок навести? Клин клином вышибают. И если

депутаты не смогут привести к порядку такое богатое государство, я думаю, в этом помогут

Галактические Сущности, – контактер гордо осматривал слушавших.

– Вот Александр Иванович гонит! – восторгался Юрочка. – Вся надежда и осталась для

страны, что на зеленых лупоглазых. Эти помогут!

– Составили челобитную на очищение? – ехидно улыбался Сергей Викторович.

– Ничего, воспрянет Родина, из большей халепы поднималась, – азартно продолжил

контактер. – Будет еще более обольстительная в страдании своем. И она еще поблагодарит вас за

то, что вы ниспровергли ее, разрушители. Дайте ниспровергнуть себя, и вы снова вернетесь к

жизни, а добродетель вернется к вам.

– Потому, пока вы разбираться будете, кто там что наведет, за обществом контроль нужен.

Видите, какой разгул преступности? – вступил в разговор плотный мужчина в выцветшем

камуфляже. – Их душишь, а они все равно лезут.

– Правильно говорит полковник, – вставился Юрочка. – Как вспомню ваши «маски-шоу»,

как «крутых перцев» прямо здесь молотили!..

– Да, чего только на Атлеше не було!.. – согласно мотал головой Рачибо.

– Они только силу и понимают. Мордой в землю, чтобы помнили! – отозвался Шульга.

– Говорю вам, очищение грядет! – пророчески предрекал контактер. – Последний срок,

если не изменимся – конец цивилизации. А там уже новый календарь, новые отношения,

очищение от скверны духовного прелюбодеяния!

– Какое вам еще большее очищение? – вопрошал Севик, – Нет, в самом деле, что вы

предлагаете? Анархию? Хаос? Или «новый переход»? Все само собой крутится. Выборы на носу.

– Мне эти выборы перманентные надоели. Нам подскажут по ящику, и будем голосовать за

кого надо. Без разницы Я лично против всех голосовать буду. Не сотворю себе кумира.

– А как же гражданская позиция? – пытался подковырнуть капитана Севик.

Юрочка подлил в стаканы «беленькую», предложил примирительно:

– Ну, будем!

Мужчины потянулись к стаканам, выпили: кто, морщась, кто, закусывая хрустким луком с

солью:

– Эх, да не последняя…

– О, аккурат ушичка поспела, – лыбился Рачибо. – Щас подивимся, что оно и как. —

Поднялся, попробовал ложкой варево, плеснул в котелок немного водки и снял ушицу с огня,

зажмурился от удовольствия: – Ах! Всяк выпьет – не всяк крякнет! Вот вы, пан учитель, не

верите в силу Тарханкута! Одних принимает, других пугает, а третьих ховает. Тарханкут людей

чует! – Сергей Викторович критически наблюдал рассказчика, в готовности оппонировать. —

Прикатился на джипе, як лыхо. Бесарабом кликали. Ваш знакомец, пан учитель! Всех запугал,

пригнобил – что твое крепостное право! Раскопки делал древностей, все курганы разрыл, многое

отнял у могил. Бизнесмен то такий, що не кажить. Как увяжется кто с ним в бизнес – то со скалы

упадет, то утонет на мелководье. Казалы люди, и контрабандою баловал, и земельки багато

«прихватизировал». То у военных прикупит оставленные батареи и зачухану казарму задарма, то

еще щось. Не брезговал ничем. Агенцию держал, и все шло у него как по маслу, килька рокив,

при любой власти.

– Амфибию мою арестовал, негодяй, – вставил отставной капитан, подбрасывая палочки в

костер,

– Отож! А тут последнюю кошару присмотрел. Думал «отелю» построить. В таком

распадочке, с выходом к бухте. Ждал, когда сама кошара развалится, да еще народ подбивал —

разнести на части. Чтобы потом прикупить за копейки. Приехал той Бессараб в распадочек,

когось дожидается. А тут ветер с моря – шквал! Как дунул, тай гудить, не переставая. А

прикатил ветер цистерну бесхозную бродячую. Кубов на сорок, ржавая, от ракетного топлива, еще

военные загубили на Тарханкуте, при развале Союза. То в один распадок ветер ее закатит, то

вновь на осень выймет и гоняет по степу аж до весны. Так вот, зьявылась. И стоит на гребне, а

ветер держит ее, колышет, не переваливает. И только той Бессараб на джипе пидъихав, вылез,

лыбится на самозахват, та ветрюганище як дунет, и ця цистерна сверху на Бессараба грюкнула.

Мокрого места не осталось. И покатила дальше по степу шаленичать. Потим бомжы на металл

разнесли. – Старик сделал паузу, пододвинул стакан ближе к бутылке. – Ото и кажуть в народе,

что цистерна та была – кара для него. Мелет млын Господень медленно, та верно, – и ткнул

клешней в небо.

– Да, тому, кого сверху метят, не отвертеться. – произнес Юрочка.

– То-то же, метят сверху – и правильно! – снова включился Контактер, осматривая

собеседников чистыми детским взглядом, – А как по-другому? Вот вам наглядный пример,

Бессараба. Что творил? Как колобок был, не ухватишь. От всех ушел безнаказанным. А нашлась

сила, прихлопнула!

– Только сказывали знающие люди, что заховал перед тем Бессараб в подводном гроте все

награбленное, а вход, кажуть, фугасом заминировал, – взмахнул «клешней» в сторону обрывов

Рачибо.

– Брехня! – отозвались из окружения костра.

– Сами-то вы, что предлагаете? – не выдержав, встрял в разговор Сергей Викторович,

обращаясь к сопернику» по жизни», первому мужу своей неудавшейся жены Светы, законному

отцу ребенка.

– А что всегда ценилось выше всего? – спросил, оглядывая собеседников, отставной

капитан, и ответил: – Дружба бескорыстная, семья, любовь. По-человечески жить, никому на

пятки не наступая. Не гнаться за уходящим, но думать о вечном. Зачем снова куда-то идти? Дома

надо порядок наводить!

– Права наша доця, – влез вездесущий Рачибо. – Возделывай свой сад. И воздастся по

плодам его!

– Вы же сами только что говорили: воспрянет Родина. А все потому, что развитие

государства есть перманентный процесс, – втолковывал деклассированным собеседникам Севик.

– Нужны были отравленные источники, зловонные костры, грязные сны и черви в хлебе жизни.

Мир так устроен. Чтобы потом началось возрождение!

– Эк вы загнули, дружище – улыбнулся Шульга. – А кому убирать все это? Снова

простому человеку? Ох-ма!

– С Бессарабовым партнером, со всесильным Мудасом, знаете что произошло? – спросил

общество бригадир Юра.

– Ни, – вздохнул дед.

– Газеты надо читать, – важно изрек Шульга, подливая в стаканы «по-маленькой». – И

никакой не Мудас, а Мидасов, тот самый, что партию «лунатиков» спроворил. Да так

партстроительством увлекся, что по лунным ночам на балкон лазить стал в чем мать родила. В

лунатика, так сказать, превратился. А следующая за лунатизмом какая, знаете, стадия?

– Та ни, – простодушно крякнул дед.

– Ясно какая – летаргия. Впадение в летаргический сон. На всю жизнь засыпают.

– Карточка депутатская голосует, – вставил Шульга, – а кормят через трубочку,

вдавливают. Корешки боссу отовсюду ободряющие телеграммы шлют: «Спи спокойно, дорогой

товарищ, дело твое живо!»

– А серет як? Пид себе? Отож, одна вонища однопартийцам, – подытожил дед.

– Гнилой век, – поддакнул Юрочка.

– Вот народ! – вскричал Сергей Викторович. – Опять все извратили своими байками!

В небе зародился шум, отвлекший собеседников. Над Атлешем кружил вертолет, выбирая

место для посадки. Приземлился поодаль от ворот рыбачьего стана.

– Это что-то новенькое, – радовался Юрочка, хлебосол и деляга. – Олигархи к нам в

гости?

– Тянет на Тарханкут, в аккурат на уху поспели, – лыбился Рачибо. – Щас подивимся.

Внимательно наблюдали за посадкой. Из открывшейся вертолетной дверцы по выпавшей

наружу лесенке выскочили маленькие, одинаковые в камуфляже люди и вынесли на руках из

кабины отбивавшегося от них крупного молодцеватого мужчину в дорогом черном,похожем на

пасторское, одеянии.

– Хто таки?– спрашивал небеса Рачибо. – Мабуть, бусурмане якись!

– Милости просим! – радушно встречал новых клиентов Юрочка, поигрывая загорелыми

плечами, блестя черными хищными глазами плута и разбойника.

– Здравствуйте, люди добрые! – обратился по-русски облаченный в модный сюртук. —

Позвольте к вашему огоньку? – вежливо наклонил голову, и белоснежный подворотничок

примял загорелый его подбородок.

– Заходьте, заходьте! С нас закуска, с вас – бутылка, святой батька, – забалагурил дед,

смачно облизывая с ложки юшку.

Отстранив рукой поспешившую расставлять складные стульчики диковинную обслугу,

гость щелкнул пальцами. Из-за спины передали большую, фигурную запотевшую бутылку.

– О, беленькая! Це по-нашему. – Локтем Рачибо расчистил от рыбьих очисток угол стола,

водрузил бутыль. – Будь ласочка! – развел перед гостем руками.

Тот присел на струганную скамью, любуясь, как энергично дедок принялся подрезать на

вкопанном столе серый хлеб, лук, помидор, сало с прослоечками. Представился:

– Соколов, Анатолий, – и радостно жмурился, разглядывая озаглавленный бутылкой

простецкий натюрморт. – Вот оно, долгожданное угощение родной земли!

Бежав на желтой субмарине в далекий экзотический Бенгалор, Нат спроворил

головокружительную карьеру – сделавшись первым советником вождя, отвоевавшего

независимость. Натова разворотливость, не чуждое ему чувство справедливости вознесли до

масштабной роли. Вот когда маленькому свободолюбивому народцу так пригодился его талант

находить выходы из самых запутаннейших ситуаций. Дважды успел слетать в Нью-Йорк членом

бенгалорской делегации на Генеральные Ассамблеи… Потому большой плут и дипломат, Нат,

этот поистине небесный – для тарханкутцев – гость, тут без обиняков спросил:

– Скажите, люди добрые, а где мне здесь отыскать некую Елену, фамилию вот запамятовал,

а внешне описать готов… – и представил развернутый словесный портрет, полный искренних

комплиментов.

– То, мабуть, вот его доця, – Рачибо подтолкнул ближе к гостю Ленкиного отца.

– Вы, гражданин, кто будете? – строго глядел на новоявленного гостя полковник Шульга.

– Документики имеются? Пограничная зона!

Незваный пришелец счастливо улыбался, протягивая представителю власти

дипломатический паспорт.

– Так, где же Елена?

– Будет скоро, – откликнулся отставной капитан.

– Елена Александровна – красавица, аккуратненькая, все при ней. Шахиня! Потому

сильная порода. Из нескольких народов слеплена, ну, как все мы тут… – поддержал бригадир

Юра.

– А промежду прочим, Сашок, ты мне – племяш, и слушаться меня должен. По

старшинству, – разливал в пластмассовые стаканчики водку из фигурной бутыли Рачибо. – А

Ленка мне как двоюродная… это… доця… Я родословную проследил, все вспомнил, что прадед

ее рассказывал …

Нат внимательно вслушивался в треп, выпил чарку со всеми вместе, хрустнул, закусывая

присоленным луком. И не удержался.

– А проклятье родовое, легенда? – вырвалось у него.

– А нет проклятья. Жидовские байки, – хитро загорелись глазки старого «маримана». —

Проклятие состряпал Хацкевич, воспитатель в интернате, бывшем генеральском доме. Свел все к

классовой борьбе. Симу потом НКВД в район увезло. Без права переписки. Доця с моих слов

узнала той рассказ, Надюша, ее бабушка, от Хачика про проклятье записала в свою тетрадку… —

понурился старый рыбак. – Кабы заранее все знала доця, что это все Хачикова выдумка, не

всерьез…

– А графский замок? – не удержался Нат.

– Детская артель там, еврейского общества. Благодийный Фонд Ильи Шлецкина, терапевта-

травматолога. Ленка трохи пожурилася, но оставила как есть. И меня не материла, с пониманием

к старому дурню отнеслась… Кажуть, между нами, с турагенцией ей той помог, Белан. И школу

для деток помог открыть, и каждый год экспедиции оплачивает. Никто его не бачил. Був один,

дуже похожий на него, в наших краях память оставил. Так це другая баечка. А промежду прочим,

я Белановы конвертики тогда припрятал. Тогда, говорят, досталось ему лихо. И стреляли в него, и

убивали. Одно слово – бандитские времена. А вы, звиняюсь, по какой части будете – по

коммерческой или религиозной? – вопрошал Ната Рачибо.

– Да чего пристал к человеку, дед? – остановил его Юрочка. – Знаешь же, на Атлеше с

расспросами не принято, – и хитро подмигнул строгому полковнику.

С Еленой уже связались по мобильной связи, приехала к рыбачьему стану с детьми. За

рулем микроавтобуса покорно горбился располневший Леший. Вышел из машины, взглянул

понуро. От ухваток бывалого краснобая мало что осталось. Да, сильно пообтерла его жизнь.

Лена сдержанно приветствовала неожиданного гостя. Нет, ни как влитой сидевший на нем

дорогой черный сюртук, ни камуфляжная его обслуга никак ее не смутили. Для выдумщика-

попутчика это все было так естественно. Насторожило: зачем прилетел? Что потерял на диком

мысу? То прошлое, что так ненадолго связало их в том плавании?

– Если вы, мужики, хотите еще продолжить возлияния – так и скажите прямо, —

распорядилась она. – Кто там у нас на раздаче? А где Алексей опять, не вижу его…

– Бабки считает. Туристам рыбку с вечернего улова продал, – пояснил Юрочка. —

Деловой. У меня весь улов по десятке забрал – и тут же туристам-палаточникам по двадцатке

отдал. Шустрый Леший.

– Той Лешка – точно, что Леший! – хитро шептал Нату Рачибо. – Дивись, ухо востро, а

то обнесет медальки!

– Звали, Елена Санна? – вынырнул из-за спин заросший Леха.

– Леша, выдай мужчинам спиртного под ушицу. Еще чего-нибудь посмотри, из нашего

рациона.

Тот игриво скривился:

– Какой рацион у нас, в детском доме? Сгущенка, бычки в томате.

– Ладно, не прибедняйся! И давайте, пожарьте побольше. У нас гости,– посмотрела она в

глаза Нату. И смутилась, как девочка. – Пить будете? Как тогда, на корабле?

– Нет-нет, столько уже не выпью, – отмахнулся. – Во-первых, я с гостинцами, накрою не

хуже, чем на «Сковороде», помните? – повеселевшими глазами взглянул, хлопнул в ладони,

проворковал по-птичьи что-то на незнакомом наречье, и два бодигарда, сухонькие смуглые

бенгалорцы, побежали к вертолету, вытягивать из него разные картонные коробки.

– Во-вторых, я к вам надолго, – а глаза говорили: навсегда. – У нас там одна нефть и

пески. Ваше правительство пошло навстречу, отдало тут в аренду земли сельскохозяйственные.

Пшеничку будем выращивать, то да се, возделывать, как вы тогда и говорили. Опять же,

демографию в стране надо поднимать, рождаемость. Социум омолодить. Нагоним бенгалорцев,

обещаю сельскохозяйственное чудо!

– Опять чудо? Нат, вы неисправимы, – смеялась от души Елена. – А в-третьих?

– В-третьих, я уполномочен вручить медаль президента, Бен-Трамадора. Это, так сказать,

официальная часть моего правительственного визита к… на… да, на мыс Тарханкут. От

бенгалорского народа лично Вам, Леночка! Медаль – чистое золото, освящена на Тибете, самим

ламой! И племя неплохое, – по привычной келейной, дипломатической линии понесло

«полпреда гордого народа». – Доверчиво и честно, как все, кто вступил в электронный век из

каменного. Гонорары, правда, платят так себе, но… крутимся, – заскромничал.

– Вся официальная часть – на потом, – умилилась Лена, обернувшись к приехавшим

вместе с ней маленьким сынишке и племяннику. – Патрик и Деня, вы же хотели крабов

половить? Ступайте с ребятами, только осторожно.

Мальчишки, весело перепрыгивая, обгоняя друг друга, спустились к кромке воды,

завозились на мелководье.

– И еще, – торжественно провозгласил Нат. – Лично перечисляю на счет вашей школы

грант в двести тысяч бангов. Да-да, бангов! Бенгалорские банги конвертируются. Мы страна

маленькая, но зажиточная. Как говорит наш президент, «когда кончится наша нефть, тогда и я

умру». Я ждал встречи с вами, с тобой, Леночка, – сердечно, тихо зашептал Нат, – и выжил, и

добился всего благодаря тебе... – Он расстегнул воротник, вытащил ленточку с половинкой

медальона. – Тянул сюда, теперь твой, вопреки всем легендам и заклятьям…

– Заклятья пропали. Есть только старая семейная история. И закончилась добром. Все