Текст книги "Москва - 36 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

–Конечно-конечно, Алексей Сергеевич, сегодня же всё приготовлю,– не верит своему счастью Новак.– второй аппарат возьму в МУРе. Спасибо вам, если честно, не решался сам попросить. А насчёт ключей не беспокойтесь, дам распоряжение дежурному по отделу. Дежурство круглосуточное: он вам выдаст всё что потребуется и нужную дверь откроет.

–Товарищ Чаганов,– после стука в двери показалась Катина головка.– вас к телефону, секретарь товарища Кирова звонит.

Москва, ул. Большая Татарская д. 35., ОКБ спецотдела ГУГБ.

Тот же день, позже.

Всю дорогу от Управления до ОКБ ноги то и дело переходили на бег, вызывая недоумённые взгляды прохожих, так что к дверям заветного особнячка я подходил раскрасневшимся с учащённым дыханием.

'Надо возобновить пешие прогулки из дома на работу и обратно, отжимания от пола в кабинете тоже, иначе через десяток лет превратишься в полную развалину'.

Тревожные выражения лиц, как и тогда в отделе, обернувшихся на шум распахнувшейся двери, облегчённые выдохи, радостные мужские объятия (начальник вернулся целым домой) и сбивчивые рассказы о том, как мы провели зиму. Завод Орджоникидзе помещения для нас не освободил, наоборот расширяет в них производство 'БеБо', беззастенчиво отрывая Лосева и Авдеева от своей работы, ради каких-то мелочных согласований и уточнений.

–Ну давай показывай, Валентин, свой пентод.– Закругляю я вводную часть: все живы, здоровы, чего ещё желать...

Авдеев ('Сколько ему двадцать лет'?), покраснев от удовольствия, ведет нас с Олегом к своему уголку, отгороженному от остальной комнаты шторой, как фокусник картинно отдёргивает её в сторону, открывая длинный стол, больше похожий на верстак, заставленный измерительными приборами, окруживших большой чёрный сундук осциллографа. Мы с Лосевым с завистью посмотрели на идеальный порядок, царящий у коллеги повсюду.

Он щёлкает выключателем настольной лампы и на арене в лучах прожектора появляются две электронные лампы: одна– массивный стальной цилиндр с октальным цоколем ('диаметр сантиметра четыре, высота как бы не пятнадцать'), новейшая продукция завода 'Светлана' и маленький на этом фоне стеклянный цилиндрик ('а тут диаметр миллиметров восемь при четырёхсантиметровой высоте') с гибкикими выводами.

'Давид и Голиаф'...

Оба впились в меня глазами, пытаясь понять какой эффект произвела на меня эта презентация.

–Впечатляет, слов нет!– Улыбаюсь я.– Какое анодное напряжение у твоей лампы?

–У стержневой? Шестьдесят вольт! Накал– один и две десятых вольта.

'Потреблять будет раз в десять меньше, чем эта в стальном корпусе, лицензионный пентол от 'Радиокорпорэйшн''.

–Максимальная частота?– Для ответа на мой вопрос Авдеев тянятся к пухлому лабораторному журналу, стояшему на полке над столом.

–Мы тут на ней приёмник спаяли,– опережает его Лосев.– так на УКВ в начале метрового диапазона работает хорошо.

'А если 'Север' собрать на таких лампах? В кармане такую радиостанцию можно будет носить! В большом кармане... и анодную батарею ещё в килограмм весом'.

–Приёмник– это, конечно, хорошая мысль,– подъёмная сила, носящихся в воздухе идей, поднимает меня со стула.– Но военному человеку ближе носимая одним бойцом миниатюрная рация. Представляете что будет, если положить такую рядом с такой, что клепает завод Орджоникидзе? Товарищ Ворошилов снимет последнюю гимнастёрку, но деньги тебе, Валентин, на покупку оборудования для опытного электровакуумного заводика найдёт.

* * *

-Ну рассказывай, Олег,– дверь за двумя симпатичными лаборантками закрылась.– какие успехи у нас фронте покорения недопроводников?

'Тесновато здесь'...

Окидываю взглядом 'малую' лабораторию, в которой собраны устройства, приборы и материалы для полупроводникового производства: высокая башня бестигельной зонной плавки, рядом массивный цилиндр йодидного реактора, дальше устройство для вытягивания стержней из расплава, стеллаж с установкой для ориентации слитка по кристаллографическим осям, съёмная четырёхзондовая головка для измерения удельного сопротивления, прибор для измерения времени жизни и так далее. Хорошо, ещё что есть у нас в наличии большой склад, под завязку забитый пузатыми стеклянными бутылями с щелочами, кислотами, деионизированной водой и сверхчистыми материалами. Само собой наша гордость, прецизионный токарный станок, стоит в большой комнате и лабораторию не захламляет.

'Нахмурился, да понимаю я, что это– от силы половина оборудования, необходимого для производства обычного полупроводникого диода, но что делать'?

–Успехи, говоришь?– Лосев открывает лабораторный журнал с надписью 'Кремний'.– Их есть у меня, как говорит Аркадий, наш новый практикант из Бауманки. Вот последняя партия дюймовых пластин толщиной четверь миллиметра: среднее удельное сопротивление равно 10 ом*см, что на четыре порядка меньше собственного кремния, но всё ж таки говорит, что чистота кремния не хуже 99.9%. Кстати, получил на прошлой неделе письмо от НИИ-9, они собрали точечно-контактный диод на наших пластинах осенних одноомных пластинах и пищат от восторга– чувствительность приёмника увеличилась на тридцать процентов.

'Ну, тут не столько чистота материала, я думаю, сколько, то что удалось получить монокристал'...

–Время жизни и на новых пластинах нашим осциллографом измерить не удалось...

'Значит меньше одной микросекунды, тогда, скорее всего, никакого монокристалла не получилось и дело, действительно в лучшей очистке материала'.

–Перехожу к германию,– Олег охотно тянется к журналу с надписью 'Германий'.– тут всё неплохо: зонная плавка за сорок– пятьдесят проходов чистит материал до удельного сопротивления 40 ом*см, что лишь на треть меньше собственного. Из литра 45% раствора двуокиси германия вышло двести грамм чистого матриала или после плавки, резки, шлифовкии травления тридцать дюймовых пластин. Половину потратили на отработку операции вплавления индия. Итак, получено около ста работающих диодов, можешь посмотреть вольт-амперные характеристики в журнале, но работали они хорошо на пластине и сразу после разрезки на кристаллы. Как только мы припаяли контакты, выпрямляющий эффект пропал: вместо диода получился кусок полупроводника.

'Не ожидал такой прыти..., думал что к середине года только подойдем к сплавному диоду. Не успел, а точнее, не захотел заранее вываливать на Олега всю информацию'.

–Понятно,– киваю головой.– германий при нагревании поглащает медь. Ты ведь медный провод паял, так? Измерь сейчас время жизни, наверняка упала с одной милисекунды раз в сто, а то и тысячу. Медь создаёт в германии центры рекомбинации, которые поглащают носители.

–И что делать?– Повесил голову Олег.– Осталось всего пять пластин.

–Нужно нагреть контакт градусов до семисот, приложив золото. Оно хорошо вытягивает медь, должно помочь.

–Вытягивает?– Сомневается он.

–Именно, градиент концентрации для этой пары большой и, следовательно, вектор диффузионного потока тоже, поэтому диффузия меди в германий происходит быстро. Но диффузия меди в золото будет проходить ещё быстрее...

–Ничего не хочешь мне рассказать?– Лосев внимательно смотрит мне в глаза.

–Лучше тебе не знать,– не отвожу взгляда.– но учти, подсказки из-за кордона почти на исходе. Скоро придётся полагаться исключительно на себя.

Москва, Докучаев переулок, 12.

Позднее, тот же вечер.

Закончили втроём обсуждать возможные схемы радиостанций уже к одиннадцати вечера. Пока осталось два варианта: 'Север-бис' с кварцевой стабилизацией и 'хэнди-токи' аналог американской SCR-536, первой радиостанции, помещённой в телефонную трубку, работающую на дальность до полутора километров. Я был категорически против второго варианта, так как мне было очевидно, что наладить массовый выпуск стержневых ламп будет невозможно и поэтому и предлагать надо модели для ограниченного применения, для разведки, штабов дивизий и выше, но никак не для взвода, танка или самолёта, для которых потребуются миллионы таких ламп. Посопротивлялся, а потом махнул рукой, решив, что эффектная презентация возможностей стержневых ламп– дело самоценное, и пусть военные решают что им и как выпускать.

Домой с работы поехал на метро, на 'Комсомольской' прошёл мимо колонны 'для объявлений'. Судя по месту отметки, сообщение от Оли ждёт меня на Озерковской набережной у пешеходного Зверева моста через Водоотводнй канал, недалеко от ОКБ.

'Очень кстати, туда я смогу попасть через дворы, минуя проходную. Взялись за меня плотно, вот и сейчас сзади метрах в десяти, не особо скрываясь, маячит топтун в бушлате и заячьей шапке. Плевать, всё равно зайду к Паше! Пусть Ежов знает, что я от своих людей не отступлюсь'. Захожу в подъезд, сопроводающий остаётся снаружи, вытягивает шею, пытаясь в темноте разглядеть номер дома.

'Что-то долго не открывает, заснул'?

Бросив крутить бабочку механического звонка, стучу в дверь кулаком. Наконец внутри что-то грохочет и слышится скрежет снимаемой цепочки.

–Чего надо?!– Заряд водочного перегара бьёт мне в нос.– Алексей! Живой!

–Не дождутся!– Закрываю за собой дверь на засов, знаками показываю Паше чтобы шёл на кухню.

–Хорош!– Открываю на кухне водопроводный кран.– Профессор кислых щей!

В галифе на босу ногу, в нижней рубахе, небритый, со всклоченными седеющими волосами, он был похож, скорее, на извозчика после долгого трудового дня.

–Алексей! Живой!– громко кричит он и затем тихо и совершенно трезвым голосом.– Где Аня?

–Я её спрятал, с ней всё в порядке.– Шепчу ему на ухо.– Как ты? -Отстранили от службы, КБ закрыли, мне предъявили обвинение в финансовых нарушениях.– Частит Ощепков глупо улыбаясь.– Алексей!

–Живой!– Отвечаю первое, что приходит на ум.– Приходи завтра вечером ко мне в ОКБ, поговорим.

Москва, площадь Дзержинского. НКВД.

29 марта 1937 года. 15:15.

'У-уф, всех вроде бы приставил к месту'...

Отсюда и до после обеда вёл беседы с каждым из сотрудников спецотдела: обнаружил двух совершеннейших психов– ясновидящих. Прошедших этот первый фильтр, под строгим присмотром Кати усадил писать контрольную.

'Пора ставить процесс дешифровки сообщений на научную основу, без всякого там ясновидения, мистики и прочей чертовщины, как оно было при прежнем руководстве'! Конечно, с наиболее одиозными представителями старой школы я расстался ещё полгода назад при вступлении в должность, но, как выяснилось, некоторые пробрались в спецотдел 'нового строя', то ли по блату через Язева, то ли по моему недосмотру. Спешил сегодня утром в темноте в управление и пришла мне в голову мысль как отобрать к себе в команду самых достойных.

Читал когда-то книжку по определению IQ, так вот несколько примеров тестовых заданий, приведённых в приложении, пришлись очень кстати. Смесь задачек на логическое и пространственное мышление, проверка памяти, способности сопоставлять и обобщать известные факты, всё это идеально подходит для отбора кандидатов в спецотдел 'новейшего строя', который должен уместиться в двух комнатах оставшихся у меня в наличии как результат выхода нового штатного расписания, где число сотрудников и помещений должно быть сокращено вдвое.

'А что делать'?

Пытался вчера весь день пробиться на приём к Ежову, но тщетно: 'Нарком не принимает, пишите докладную'... Подумал, подумал и решил (тем более Киров в Киеве на пленуме ЦК КпбУ, да и не набегаешься по пустякам к своей 'крыше'), что 'Нет худа без добра'. Ну и объявил спецотдельный кастинг, где на каждое вакантное место будет два кандидата или даже больше, так как всех сотрудников ОКБ в количестве десяти человек я посчитал успешно прошедшими испытание. Тайно гордясь своим творческим продходом, соединил два бильдаппарата (быстро Егор Кузьмич подсуетился) куском телефонного провода, размножил варианты анкет на импровизированном копировальном аппарате, оставил народ писать тест, а сам быстренько набросал принципиальную схему доработки фототелеграфа и вызвал техника из ОКБ, воплотить задуманное в стекле и металле.

–Разрешите, Алексей Сергеевич?– В кабинет вплывает Катя и, волнуясь всем телом, плывёт к столу держа в руках свежеотпечатанные листки со списком сотрудников, расположенных в порядке убывания свежерассчитаных коэффициентов интеллекта.

'Неожиданно... А у меня в отделе-то башковитый народ работает! Десять человек попали в группу с АйКью более 130 баллов. В среднем таких должно быть лишь два процента, а у меня– целых десять'!

Беру в руки красный карандаш и провожу черту, безжалостно отделяя 'зёрна от плевел' на уровне 110 баллов.

–Эх, жалко, наш Макар не прошёл...– искренне вздыхает Катя.

'Распустил её, из-за спины в мои бумаги заглядывает'.

–Какой Макар?

–Певец наш,– тычет в последнюю строчку списка.– он выступал на последнем дне чекиста со своей песней. Очень понравился товарищу Ежову...

'Единственный в группе меньше восемидесяти баллов! Это ж в в нижних двадцати процентах, в среднем по планете,... не в нашем отделе. Может оставить? Вдруг из него потом Юрий Никулин получится, выйдет, что я душил будущее нашего искусства'...

–Нет, справедливость превыше всего,– размашисто расписываюсь в углу на первой странице.– пусть поёт в ВОХРе, там сейчас людей не хватает.

Глухо похрюкивая, завонил внутренний телефон, поднимаю трубку.

–Товарищ Чаганов,– взволнованно дышит в трубку сам Шапиро.– у шестого подъезда вас ждёт автомобиль наркома. Быстрее, вас ждут в Кремле.

Хватаю с вешалки шинель и бегу к лестнице, прыгая через две ступеньки через минуту оказываюсь во внутреннем дворе, где порученец распахивает передо мной высокую дверь наркомовского 'Паккарда', перегородившего выезд на Малую Лубянку. В обитой чёрной кожей салоне автомобиля пусто. Шлёпаюсь на широкий диван, с металическим лязгом, как затвор пушки, закрывается дверь и махина авто плавно стартует на пустой улице. Постовой милиционер перекрывает движение на выезде на площадь Дзержинского.

'Ежов– всё'?

Мелькает шальная догадка, но короткий путь в Кремль не позволяет обдумать эту сладкую мысль,... в плане моих перспектив. Не останавливаясь, лишь чуть притормозив, проезжаем ворота Спасской башни, пролетаем по пустым дорожкам вокруг Сенатского дворца и тормозим у того незаметного подъезда, через который в прошлом году Киров выводил из своего кабинета. По узкой каменной лестнице мы с порученцем поднимаемся на второй этаж, где небольшом пятачке лестничной клетки нас останавливает охранник, сержант ГБ, проверяет наши удостоверения и пропускает на этаж. По длинному безлюдному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, мимо высоких кабинетов с высокими дверями, спешу за шагающим впереди порученцем. Он открывает одну из них и мы попадаем в просторную приёмную с тремя письменными столами, один из которых был заставлен телефонами, второй бумагами, а третий совершенно пуст.

–Алексей!– Громко кричит Власик на весь зал, поднимается из мягкого кресла, стоящего у третьего стола, и идёт ко мне, растопырив руки.– Дружище!

Секретарь, сидящий за столом с бумагами, испуганно оборачивается на дверь, ведущую в кабинет Сталина, нервно обмакивает перо в чернильницу и что-то записывает в лежащую перед ним тетрадь.

Повелитель телефонов, невысокий коренастый, наголо стриженный, мужчина средних лет в кителе защитного цвета без знаков различия, снисходительно улыбается одними губами, наблюдая за сценой братания майора и капитана госбезопасности.

–Мы с тобой даже не выпили тогда,– гремит на всю приёмную бас начальника охраны.– а я тебя должен до смерти водкой поить, закон такой!

–Вы же знаете, Николай Сидорович,– пытаюсь освободиться из его крепких объятий.– мне до смерти одной бутылки и хватит, не выносит её организм.

–Товарищи, тише,– слышится тихий и бесстрастный голос повелителя телефонов, когда смолкает приступ смеха Власика.– товарищ Сталин ждёт вас, товарищ Чаганов. Сдайте, пожалуйста, оружие.

Спохватившийся начальник охраны принимает у меня наган и запирает его в ящике своего стола, а передо мной распахивается сначала первая, а затем вторая дверь в первый кабинет страны.

–Проходите, товарищ Чаганов,– слышится негромкий, с лёгким кавказским акцентом, голос.– ждём вас.

Хозяин кабинета, стоящий в центре комнаты, коротко жмёт мне руку и гостеприимно машет рукой, с зажатой в ней трубкой, в сторону стола, за которым расположились Ворошилов, знакомый по портретам начальник генштаба маршал Егоров, малознакомый комкор и, нахмурившийся при моём появлении, Ежов.

–Присаживайтесь...– Сталин поворачивается и неспеша идёт в сторону своего стола. На 'ватных' ногах бреду к столу заседаний и опускаюсь на ближайший свободный стул напротив Ежова и рядом с комкором.

–Товарищ Урицкий, начальник Разведупра,– Сталин чиркает спичкой и раскуривает потухшую трубку, мой сосед .– предлагает создать при Генеральном штабе группу по дешифровке радиограмм с вами, товарищ Чаганов, во главе. Скажите, это правда, что вам удалось в Испании подобрать ключ к германской шифровальной машине?

Дверь в кабинет открывается, в комнату заходит Молотов, кивает головой хозяину и молча занимает место рядом с Ворошиловым. Поворачиваю голову назад и пытаюсь подняться на ноги, но подошедший Сталин кладёт руки мне на плечи.

–Сидите, товарищ Чаганов, в ногах правды нет.– Ароматный табак из трубки бьёт мне в нос и вызывает приступ кашля, давая время собраться с мыслями. Насмешливые взгляды следят за каждым моим движением пока я наливаю воду из графина, стоящего на столе и пью её мелкими глотками.

'Начали обсуждать вопрос с Урицкого, самого младшего. Значит ещё ничего не решено, хотя Ежов, похоже, не против от меня избавиться'.

–Да, товарищ Сталин, это так,– выбираю себе точку на дубовой панели, которыми отделаны стены, поверх головы Ежова.– но чтобы всем собравшимся было понятно, нужно сделать некоторые пояснения. Эта расшифровка стала возможной ввиду грубой ошибки германцев в порядке обмена ключами во время сеанса связи. После героической операции отряда товарища Мамсурова в аэропорту Севильи (Ворошилов закрутил головой, пытаясь уловить реакцию собравшихся на эти мои слова), в результате которой была добыта 'Энигма', и на фоне общих неудач испанских националистов на фронте, они усложнили процедуру связи и исправили эту ошибку.

–Выходит, расшифровывать новые радиограммы вы не можете?– Нервно спросил Егоров, Ежов насмешливо ухмыльнулся, Урицкий опасливо поёжился.

–Я считаю,– меня не так-то легко спровоцировать на резкость.– что Генеральный штаб и Разведупр РККА очень своевременно подняли вопрос о создании специального дешифровального центра. Количество радиограмм, требующих расшифровки будет расти: сейчас их сотни в день, а во время войны их будут многие тысячи. Они будут содержать не только военные, но и дипломатические тайны, промышленные секреты. Для того, чтобы разгадать этот вал шифровок возможностей даже большой группы людей недостаточно. Нужно создать специальную технику для автоматизации процесса дешифровки, подобрать и обучить людей и главное– удержать эти мероприятия в полном секрете, чтобы ударить по врагу этим нашим знанием в решающий момент. (В комнате установилась полная тишина, так что стало слышно шуршание кожаных сажек Сталина по мягкому ковру).

–Понятно,– заспешил я, почувствовав момент,– что работу большой организации скрыть будет трудно, поэтому одновременно с её созданием, надо будет организовать компанию по обману противника, по вводу его в заблуждение. В этом, пожалуй, и без меня разберутся, а вот что касается технической части, тут я готов дать подробные разъяснения, так как много об этом думал в Испании.

–Это что же выходит,– поворачивает ко мне свою голову, с мясистым сизым носом, Егоров и неприязненным взглядом изучает меня.– наша радиослужба тоже уходит в этот, с позволения сказать, Центр? Не много ли на себя берёшь, капитан?

–Радиослужбу лучше оставить в НКО,– пропускаю мимо ушей последний вопрос маршала, такими наездами меня уже не напугать.– а Центр будет получать от неё перехваты радиограмм. Ещё одно, в связи с развитием коротковолновой связи и направленных антенн, службу радиоразведки надо укрепить: увеличить число пунктов радиоперехвата, вынести их в море, приблизив к границам предполагаемых противников.

–Это как,– всё более раздражается Егоров.– выходит, мы на дядю работать будем, а он будет решать, что нам положено знать, а что нет?

'Дядя' молча теребит луч большой нарукавной звезды Генерального комиссара госбезопасностии не спешит вступать в дискуссию.

–Центр можно создать при Совете Народных Комиссаров,– поднимает голову, молчавший до сих пор Молотов,– а НКВД и НКО будут получать расшифровки через своих представителей.

'А что логично, никто не хочет зависеть от 'дяди'. Быть при СНК очень даже неплохо, ведь неизвестно сколько денег не дойдёт до Центра, если получать финансирование через НКВД'.

–Как при СНК?– Ежов и Егоров синхронно повернулись к Молотову.– Вы что же свою разведку хотите...

–Спасибо, товарищ Чаганов, можете быть свободны,– раздается сзади тихий сталинский голос.– попрошу вас к завтрашнему дню предостовить в ЦК свои предложения касательно Центра. Вы, товарищ Урицкий, тоже свободны.

Взмокший выхожу в приёмную, машинально получаю от Власика наган, ко мне подходит порученец наркома.

–Будете ожидать товарища Ежова?

–Нет, я в ОКБ, здесь неподалёку.

–Хорошо, тогда пройдёмте я выведу вас из Кремля.

* * *

'Пятая, шестая,... десятая балясина ограждения Озерковской набережной, если считать от Зверева моста'.

Останавливаюсь, поворачиваюсь к каналу, достаю из кармана специально купленную пачку 'Беломора' и осторожно оглядываюсь по сторонам. Сумерки.

'Никого, лишь на другом берегу у проходной ткацкой фабрики какое-то оживление'. Достаю папиросу, закусываю мундштук и чиркаю спичкой. Коробок летит вниз в воду, наклоняюсь вниз, шарю левой рукой под балясиной и нащупываю закладку.

'Есть'!

Выпрямляюсь, оборачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с невесть откуда взявшимся высоким парнем.

–Папироской угостишь?– Дышит он на меня тыквенными семечками.

–...

Киваю головой и лезу в карман за 'Беломором'. 'Стрелок' ловко щелчком по донышку пачки выбивает папиросу, как фокусник одной рукой открывает коробок, достаёт спичку, зажигает её, даёт мне прикурить и закуривает сам. Заворожённо смотрю на мельканием пальцев.

–Бывай, покедова.– Легко хлопает меня по боку и, подмигнув, исчезает в темноте.

Продолжаю судорожно сжимать в левом кулаке закладку.

'Как из-под земли вырос, ниндзя блин,... да это же– карманник'...

Так и есть, из левого кармана шинели пропала сдача с десятки, оставшаяся после покупки в ларьке папирос.

'Когда успел? Неужели за то время, что я сидел на корточках? Удостоверение и наган на месте, ну и слава богу'.

Сворачиваю на Большой Татарский, освещённый лучше других и двигаю в направлении проходной завода Орджоникидзе. 'Будка' этого 'стрелка' показалась мне знакомой... 'Надо будет покопаться в памяти'.

Хочу срезать путь к заводу через скверик, но сразу после поворота под тусклым фонарём, едва освещающим вход в подворотню, чья-то сильная рука тянет меня под арку. 'Стрелок', это был он, прикладывает палец к губам и закрывает ворота на засов. Затем осторожно вылядывает в щель в воротах, знаком приглашая меня сделать то же самое. Через несколько секунд в свете фонаря на повороте к Малой Татарской появляются две фигуры.

–Куда он делся?– спрашивает первая.

–А чёрт его знает.– Отвечает 'заячья шапка', мой вчерашний 'хвост'.

–Давай, ты– к проходной завода, а я– на Малую.

И рванули в разные стороны, как ошпаренные.

–Гвоздь!– Осеняет меня.– это ты?

–Я, Лёха, я...– Цыкает зубом тот.

Обнимаю своего старого друга– беспризорника, перед глазами, как в кино, мелькают сценки из прошлого: вот мы с ним в угольном ящике под вагоном, как щенки, жмёмся друг другу пытаяс согреться, вот, под голодными взглядами других ребят, делим натянутой суровой ниткой краюху чёрного хлеба, украденную на рынке, вот устраиваемся на ночлег в огромных асфальтовых чанах, стоящих вдоль улиц. Наши пути с ним разошлись в двадцать шестом в Самаре недалеко от пристани, когда убегая от облавы сотрудников ОГПУ, я зацепился полами своего длинного зимнего пальто, в котором ходил и летом, за деревянный забор, а Гвоздь с ребятами, благополучно перемахнув через него, нырнули в проходной двор.

'Благополучно... а, ведь, по сути это малозначительное событие послужило жизненным водоразделом: и сейчас перед вором-карманником стоит капитан ГБ'.

Гвоздь виду не показывает, но чувствуется, что он тоже рад встрече.

–А чо это легавые тебя пасут? Ты ж у них в авторитете?

–Как видишь и так бывает...

–Ну да, по нонешним временам обычное дело.– Понимающе кивает головой Гвоздь.– Лёха, ты-ы. А мы с корешами гадали: твоя афиша, али нет. Ты куда? На завод? Пойдём провожу. Гвоздь уверенно, несмотря на наступившую темноту ведёт меня вдоль заводской ограды ко второй проходной, той что со стороны водоотводного канала.

'Эта нежданная встреча– часть дьявольской игры Ежова или произошёл тот случай, который известен каждому сотруднику Лубянки и который бывает только раз в жизни. Со мной, впрочем, чаще. Если это игра, то почему Гвоздь? Его я вообще мог не вспомнить... Логичнее подвести кого-нибудь бывшего студента из нашей ленинградской коммуны или лучше студентку, Любу, например'. Мой проводник останавливается метрах сорока от проходной.

'Плотно обложил меня Ежов, не вырваться из-под его колпака. Я даже ответить Оле не смогу на её послание. Надо решаться. Не должен он меня продать, или я совсем не разбираюсь в людях. Может быть на это и расчёт'?

–Помощь мне нужна твоя, Гвоздь.– Кладу ему руку на плечо.– Подруга у меня была в Подмосковье, в Чурилково. Найти её надо, денег передать.

Лезу по карманам, нахожу потерянную сдачу на прежнем месте.

–Вот, тут восемьсот рублей,– сую деньги другу.– на словах передай чтоб не писала больше, что если хочет меня увидеть, то пусть сама приезжает в Москву. Только ты осторожно там, зовут её Маша, невысокая, русые волосы, красивая, работала в местной школе уборщицей. Но имя лучше не называй, не знаю по какому паспорту она там прописана.

–Не боись, сделаю,– Гвоздь явно удивлён услышанным и польщён моим доверием.– я добро помню. Это же тогда в Самаре легавых задержал, с меня причитается.

'Не благодари лучше'.

–Ты прости, Николай,– вспомнил настоящее имя Гвоздя.– что я к тебе с просьбой, как отобьюсь от своих врагов, тогда и ты ко мне за помощью обращайся, помогу. Обычно каждый день часа в три-четыре я пешком иду на завод Орджоникидзе с Лубянки. А сейчас прощай, спешить мне надо.

* * *

'Крепко Ежов взялся за нашего брата'.

Смотрю на бледное осунувшееся лицо Ощепкова, перечисляющего в чём его обвиняют и холодок пробегает по коже: нецелевое расходование средств, хищения в крупном размере в составе группы неустановленных лиц, самоуправство. Хорошо, конечно, что статьи не политические, но светит ему вполне реальный срок, до восьми лет.

'Кстати, это и удивительно, ведь в 'прошлой жизни' Паше сразу впаяли пяьдесят восьмую и полетел он белым лебедем в солнечный Магадан, а сечас его мурыжат уже третий месяц, убеждают выдать сообщников... По понятиям, ведь, мы делили пашино кабэ, а не по закону: вывели активы из НКО, с ведома врага народа Ягоды. Хотя как раз ничего удивительного в этом нет: Ежов собирает компромат на меня, зачем ему скальп Паши? Тут игра идёт с куда как большими ставками. Или это у меня паранойя'?

Авдеев, вернувшийся недавно со 'Светланы', где в заводском КБ изготовили первую партию стержневых ламп, рассказал, что директора Векшинского вызывали в НКВД. В Большом Доме он встретил Акселя Берга, также пришедшего на допрос. Оба приглашались для дачи показаний по делу руководства морского отделения Остехбюро, арестованного в феврале. Та же судьба, похоже, ждёт и московское руководство: уже объявлено, что бюро переходит из ведения НКО в наркомат оборонной промышленности.

'Может и 'дело Ощепкова' связано с этим'?

–Пойдём, пройдёмся...

Выходим на воздух из лаборатории и неспеша бредём по заводским дорожкам.

–Вот что, Паша, в обиду я тебя не дам.– Уверенность так и пышит из меня.– Завтра же пойду к Ежову просить за тебя. Но и ты не раскисай. Бросай пить. А чтобы отвлечь тебя от грустных мыслей, прошу тебя помочь мне в одном деле.

Это дело, а именно, рассчёт параметров феррит-диодных ячеек давно лежит тяжёлым камнем на моей душе.

–Ты, ведь, инженер– электрик, правда?– присаживаемся на деревянную лавочку перед заводской столовой.– Энергетический институт. Короче, имеются некие ячейки, состоящие из сердечников, обмоток и диодов. Электрическая схема прилагается, как и вольтамперные характеристики диодов, данные петли гистерезиса тороидальных сердечников. Твоя задача, рассчитать оптимальные параметры этих ячеек: количество витков обмоток, данные намоточного провода, напряжение питания, рабочую частоту.

–А для чего эти твои ячейки?– Живо интересуется Павел.

–Хочу заменить ими реле в вычислительной машине, это позволит поднять частоту работы вычислителя, не будет износа контактов.

–Интересно,– протягивает в раздумье Ощепков.– только какого же размера будет эта ячейка? Ты только представь сердечник трансформатора. Да и по частоте выигрыш будет небольшой: ну в десять– двадцать раз. Зато потребление энергии возрастёт тысячекратно. Ты представь себе потери в сердечнике от вихревых токов.

–Сердечники будут из нового материала– феррита, с большим сопротивлением. Так что потерями в сердечнике можно будет пренебречь.

–Тогда другое дело,– веселеет мой собеседник.– не слыхал о таком, что-то новое, наверное. Покажи мне его.

–Пока ещё не готов, получили только габаритно-весовой макет. 'Ну а как назвать эти первые образцы, которые Авдеев привёз из Ленинграда из лаборатории постоянных магнитов ВНИИ токов высокой частоты, заказанные ещё год назад? И подробную рецептуру расписал, и техпроцесс разжевал. А поди ж ты, повторяемости электрических параметров нет от слова совсем'.

–Ты прямо кладезь знаний,– грустно, но по доброму улыбается мой друг.– как Аня. Ночи напролёт за книжкой.

Отрицательно качаю головой на его вопросительный взгляд, мол, нет никаких новостей от неё. Закладка продолжает жечь правый карман галифе. Провожаю Пашу до проходной и беру там ключ от красной комнаты. Подшивать старые центральные газеты, ключая 'Известия', с некоторых пор стали по моему предложению. Действительно, не бежать же в Ленинскую библиотеку, когда возникнет нужда расшифровать очередное Олино послание.

Москва, Государственная плановая комиссия, пл. Куйбышева, 1.

31 марта 1937 года. 09:00.

Столь ранний посетитель в форме капитана госбезопасности вызвал в секретариате Госплана СССР лёгкую панику. Его председателя, т. Смирнова Г.И., назначенного на эту должность месяц назад вместо пошедшего наверх т. Межлаука В.И., на месте не оказалось, никого из заместителей тоже, поэтому секретарь председателя товарищ Бомбин, обзванивая начальников отделов и не находя никого из них, потихоньку закипал и вскоре был готов взорваться.