355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Соболев » Кремлевский пасьянс » Текст книги (страница 18)
Кремлевский пасьянс
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:08

Текст книги "Кремлевский пасьянс"


Автор книги: Сергей Соболев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава вторая

– Полежите-ка несколько минут спокойно, – произнес профессор, откладывая шприц в сторону. – Я ввел антидот, через четверть часа мы повторим укол, и вы будете в полном порядке. Я очень надеюсь на это.

Ермаков пришел в себя, но каждое движение доставляло ему нестерпимую боль. Он испытывал сильное головокружение, его сотрясали приступы тошноты. От профессора не скрылось его состояние, и он произнес успокаивающим тоном:

– Потерпите, Ермаков. Скоро вы почувствуете себя лучше.

Он положил на лоб Ермакова ладонь и в такой позе просидел несколько минут. Тело Ермакова сотрясала крупная дрожь, но постепенно она стала стихать, состояние его явно улучшалось.

– Не вставайте, я сейчас вернусь.

Профессор направился в угол, где зашевелился один из врачей. Он осмотрел его, покачал головой и взял со стола упаковку шприцев и ампулы. Затем занялся остальными, сделал им уколы и разложил тела вдоль стены. Ненадолго вышел в коридор, а когда вернулся, обнаружил Ермакова сидящим на краю кровати.

– Г-где я?

Профессор уложил его обратно и сделал еще один укол антидота.

– Где я? – повторил вопрос Ермаков, с удивлением разглядывая незнакомого человека. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем несколько минут назад, но вдруг обнаружил, что совершенно не понимает, где находится и что с ним происходит. В памяти зияли дыры, тело испытывало ноющую боль, а язык напоминал кусок старого протектора.

– В спецклинике Комитета государственной безопасности, – наконец ответил профессор. – Вы вспомнили, как попали сюда?

– Нет, не помню, – после паузы ответил Ермаков. Он помолчал, пытаясь найти сколько-нибудь логичное объяснение его пребыванию в клинике КГБ, но всплывали обрывки воспоминаний: голубой тоннель, Ангел, женщина с красивым и грустным лицом… Все это размывалось, таяло, как легкая дымка, наплывом шли другие картины, раскрашенные и озвученные, сначала блеклые, затем все более резкие и яркие – ночь, всполохи выстрелов и громкие хлопки гранат, Фомин и его собственный крик…

– Спокойно, Ермаков.

Профессор опять положил ему руку на лоб.

– Расслабьтесь. Вам уже полегчало? У нас есть немного времени. До смены почти час, а раньше сюда никто не придет, если только не заявятся Ремезов или Кондрашов.

Он убрал руку и помог Ермакову сесть.

– Спасибо, мне уже лучше. Как вас зовут?

– Профессор Арзамасцев. Вениамин Юрьевич Арзамасцев.

– Скажите, профессор, как я здесь оказался? Какое сегодня число?

Когда Арзамасцев назвал дату, Ермаков изумленно покачал головой.

– Ничего не помню! Две с лишним недели как лезвием вырезаны из памяти.

– Мы можем попытаться восстановить часть событий, – мягко заметил профессор. – Но сначала ответьте на такой вопрос: вы преступник, Ермаков?

Ермаков вздрогнул и опустил голову. Профессор выждал время и повторил вопрос.

– Да, я преступник, – поднял глаза Ермаков. Их глаза встретились, и профессор едва не отшатнулся. Глаза Ермакова были наполнены гневом и болью.

– Очень жаль, – вздохнул Арзамасцев. – Значит, эти негодяи говорили правду.

– О чем вы? – с недоумением посмотрел на него Ермаков.

– Вы ведь военный преступник, не так ли? Постойте, постойте… Скажите, Ермаков, вас судили? Или как это у вас называется, заседание военного трибунала?

Ермаков покачал головой.

– Нет, под судом я не был.

Он помолчал и добавил:

– В моих воспоминаниях этого нет.

– Тогда я перестаю что-либо понимать.

Арзамасцев бросил взгляд на часы и кивнул:

– Рассказывайте свою историю.

Ермаков скупо, особо не вдаваясь в подробности, поведал ему о трагедии в Кашране и поделился своими подозрениями по поводу майора Фомина.

– Фомин? Постойте…

Профессор нахмурил брови, пытаясь вспомнить, где он слышал эту фамилию.

– Ну конечно же, Фомин! Этот человек здесь был совсем недавно, еще и суток не прошло. Он приходил вместе с генералом Ремезовым. Это от него я и узнал ваше имя. У вас был кризис, сначала аритмия, затем полная остановка сердца. Если бы мы не ввели антидот, так называют в медицине противоядие, или препарат, нейтрализующий действие другого препарата, то вас уже не было бы в живых. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати или чуть больше. Это он?

– Да.

Ермаков с трудом справился с приступом ярости, и это обстоятельство не скрылось от внимания профессора.

– А вы здорово его ненавидите! Очевидно, есть за что. Может показаться странным, но именно он вызвал вас из небытия. Он произнес примерно следующие слова: «Ермаков, это я – Фомин. Возвращайтесь».

– Вот я и вернулся, – мрачно сказал Ермаков.

– Выходит, эти подлецы обманывали меня?

Профессор сокрушенно покачал головой.

– Это страшное место, Ермаков. Здесь производят опыты над людьми. И никого из тех, кто прошел через эту палату, я в живых больше не видел. А вас они хотели превратить в некое подобие живого робота. Зачем это им понадобилось, я не знаю, но, судя по всему, они задумали какую-то подлость.

– Как вы здесь оказались? – спросил Ермаков. – Вы не похожи на этих людей. Кстати, что это с ними?

Он только сейчас обратил внимание на распростертые тела. Нахмурился и опустил глаза на свои плотно сжатые кулаки.

– Профессор, это я их убил?

– Убил?

Профессор тихо засмеялся.

– Упаси Боже! Они все живы, хотя поколотили вы их изрядно, у троих довольно серьезные травмы и даже переломы. Я ввел им свой препарат, у него многоцелевое назначение, в том числе и болеутоляющее. Не могу сказать, чтобы мне было их жаль, но, когда я увидел, как вы разделались с охранниками и врачами, у меня самого душа в пятки ушла. Это было зрелище не для слабонервных. Как вам такое удается, Ермаков?

– Обучен, – пожал плечами тот. – Но вы не ответили на мой вопрос.

Арзамасцев вновь бросил взгляд на часы.

– По расписанию смена будет в восемь часов утра. В нашем распоряжении сорок пять минут. За это время мы должны принять какое-то решение…

Он многозначительно посмотрел на распростертые тела, но Ермаков мрачно улыбнулся.

– Пусть это вас не беспокоит, профессор. Я вас слушаю.

Арзамасцев присел на краешек постели и начал свой рассказ.

– Последние пятнадцать лет я трудился в Институте мозга. Это академический институт, и существует он под эгидой Центра психического здоровья. Мой научный профиль – исследования биохимических процессов в человеческом мозге. В конце семидесятых удалось добиться серьезных успехов, мне дали лабораторию и штат сотрудников. В это время я еще не знал, что аналогичными исследованиями занимается секретная лаборатория КГБ, куда поступали сведения о наших работах. Примерно два года назад нам удалось выйти на новый, более высокий уровень познаний о процессах, происходящих в человеческом мозге. Ермаков, вы представляете себе строение мозга?

Ермаков пожал плечами.

– На уровне школьных познаний, да и те я успел подзабыть.

– Тогда я объясню вам на пальцах.

Арзамасцев прикоснулся пальцами к своему черепу, обращая внимание Ермакова на точки, расположенные чуть выше и в стороне от надбровных дуг.

– Примерно в этих местах, в височных долях мозга, находятся микроскопические шрамы. При объемной рентгеноскопии они напоминают утолщения, которые возникают при заболевании эпилепсией. Вам приходилось слышать о раздвоении личности, «одержимых дьяволом» и прочих подобных вещах?

Ермаков утвердительно кивнул.

– Хорошо, тогда вам проще будет меня понять. Уже с начала этого века в среде ученых бытует мнение, что человеческий мозг в повседневной жизни использует лишь незначительную часть своего истинного потенциала.

– Да, мне приходилось об этом слышать. Мы даже в школе это проходили. Обычный человек использует два-три процента потенциала, тогда как гении – от десяти до двадцати.

Профессор Арзамасцев едва заметно улыбнулся.

– Это неправда, Ермаков, хотя вы воспроизвели цифры, заложенные в вашу голову еще в школе. О том, что это неправда, ученые знали уже в шестидесятых годах, а с начала семидесятых все более или менее серьезные исследования этой проблемы носят закрытый характер. Об этом позаботились правительства всех стран, где уровень таких исследований достиг определенной черты.

– Зачем понадобилось засекречивать исследования? – с недоумением поинтересовался Ермаков.

– Вы еще очень молоды и наивны, – грустно улыбнулся профессор. – К сожалению, у нас мало времени, иначе я мог бы прочитать на эту тему цикл лекций. Ограничусь самым простым и понятным объяснением. Человеческий мозг – это самый сложный из всех существующих биологических механизмов. Ни о каких двух-трех процентах и речи быть не может. Эта цифра на несколько порядков ниже. Если провести аналогию с компьютерами, наш мозг находится в состоянии «STEND BY», другими словами, в режиме подогрева. По сути, он еще не включен, но даже этой микроскопической по масштабам его истинного потенциала энергии вполне достаточно, чтобы обслужить минимальные потребности человеческого механизма. Речь идет даже не о количественных показателях, Ермаков. Мы ведь не сравниваем солнечные блики с самим светилом, хотя что-то общее в них, безусловно, есть.

– Я не могу поверить, – покачал головой Ермаков. – Это смахивает на фантастику.

– Фантастика, говорите? – мрачно переспросил профессор. Он взял со стола ампулу и показал Ермакову. – А этот препарат тоже фантастика? И вся эта клиника фантастика? Поймите, Ермаков, все это уже давно превратилось в реальность, другое дело, что большей части человечества об этом ничего не известно. Хорошо, я несколько преувеличил, утверждая, что мы разгадали загадку человеческого мозга. Нет, до этого еще далеко. Принято считать, что над этой задачей будут трудиться еще многие поколения ученых и не одну сотню лет. Последней тайной, которую разгадает человечество, будет тайна человеческого мозга. Ее скрывает от нас множество замков, и к каждому надо подобрать свой ключ. Поисками такого ключа сейчас заняты ученые всего мира. Вы понимаете, какие преимущества сможет извлечь для себя тот, кто первым его найдет?

– Понимаю. Можно привести в пример Хиросиму и Нагасаки. Американцы первыми нашли ключ к тайне ядерной энергии и поспешили распахнуть дверь нараспашку.

– Удачная аналогия, – одобрительно кивнул профессор. – Теперь вы понимаете, почему во всем мире засекретили подобные исследования? Нам удалось первыми найти ключ. Мы еще толком не знаем, как им воспользоваться, но последствия вы уже успели испытать на себе.

– Профессор, кому и зачем понадобилось создавать столь совершенный белковый механизм?

– Вы правильно ставите вопрос, – улыбнулся Арзамасцев. – Если принять на веру факт существования некоего Демиурга, то надо признать, что в своих творениях он отличается крайней степенью практичности. Каждый из существующих в природе организмов получил ровно столько, сколько требуется для его нормального функционирования. А вот с человеком вышла неувязка. Уязвимым телесным формам придан аппарат с колоссальным потенциалом, если суметь его, конечно, правильно использовать. Нет, даже речи быть не может, чтобы человеческий мозг возник в результате слепой игры случая. На ваш вопрос трудно ответить, Ермаков. Наши современные познания здесь бессильны. Возможно, люди в незапамятные времена были совсем другими и по своему могуществу равнялись богам. А затем произошла какая-то катастрофа, скорее всего, вселенского масштаба, и наш мозг видоизменился, деградировал до его нынешнего состояния.

– А что за открытие вам удалось сделать? – поинтересовался Ермаков.

– Мы нашли матрицу, которая способна управлять биохимическими процессами. Находится она в районе шрамов, о которых я вам говорил. Мы обратили внимание на весьма специфические качественные и количественные характеристики ферментов в этом районе человеческого мозга. Он потребляет кислорода и глюкозы на порядок больше, чем остальные участки. У обычного человека эта матрица бездействует, она отключена.

– Вы сумели ее подключить?

– Не совсем. Удалось восстановить лишь незначительную часть связей матрицы с остальными частями мозга. Но и этого оказалось достаточно, чтобы нами вплотную заинтересовались. Надо сказать, что наши исследования и так носили закрытый характер, но после создания на базе новейших психотропных средств прототипа препарата «Зеро» меня и еще несколько сотрудников перевели в другую лабораторию, объяснив это необходимостью повысить уровень секретности работ. Я в те дни вообще плохо понимал, что вокруг меня происходит, настолько сильно был увлечен своим открытием. За что и поплатился впоследствии.

– Они заставили вас испытывать препарат на людях, – нахмурился Ермаков.

– Нет, не сразу. Мы жили в каком-то закрытом городке вместе со своими семьями, всякая связь с внешним миром отсутствовала. Надо признать, коллеги из секретной лаборатории также достигли больших успехов, и, соединив свои усилия, мы сделали еще один шаг к созданию препарата «Зеро».

– Для чего предназначен этот препарат?

– Он стимулирует работу матрицы, восстанавливая часть из утраченных функций головного мозга. Совсем мизерную, к слову, часть, но и этого оказалось достаточно, чтобы добиться поразительных успехов. КГБ тут же наложил лапу на препарат, но использовать его они решили в свойственной им манере. А ведь наше открытие может кардинально изменить лицо мира, если ему найти лучшее применение. Знаете, что их так заинтересовало в этом открытии? Препарат открыл перед ними возможность манипулировать людьми, делать их легко внушаемыми.

– Это их самое любимое занятие, – заметил Ермаков. – Дай им волю, они весь мир превратят в театр марионеток.

– Полгода назад, – продолжил свой рассказ профессор, – нас перевели в эту клинику. Поначалу я даже не догадывался, что здесь производят опыты над людьми. Нам пообещали, что как только удастся довести препарат до нужной кондиции, нам дадут возможность вернуться на свое прежнее место работы. Мы были глупы и наивны, но что взять с ученых, которые убеждены, что их открытию суждено стать величайшим в истории цивилизации.

Профессор горестно покачал головой.

– Клиника размещена в небольшом здании, площадью не более двухсот метров. Вы уже частично знакомы с расположением помещений. Из коридора можно попасть в другое крыло, там еще четыре комнаты, по две для врачей и охраны. Под землей находится небольшая лаборатория, где мы продолжили работу над препаратом. Примерно два месяца назад четверых моих сотрудников увезли в неизвестном направлении. Объяснение было простым – работа закончена, можно возвращаться в свой институт, а вас, профессор, просим остаться еще на две-три недели…

– Очевидно, их убили, – тихо сказал Ермаков.

– Позже и я пришел к такому выводу, – кивнул Арзамасцев. – Когда меня в первый раз привели в эту палату, я испытал шок. Это был миг прозрения, Ермаков, и я сразу же многое понял. Например, что благодаря мне в руках КГБ оказалось ужасное оружие, которым они воспользуются без зазрения совести.

– Вы пытались им помешать?

– Да, – глухо ответил профессор. – Я попытался уничтожить документацию, но они не позволили мне этого сделать. После той попытки Ремезов приставил ко мне двоих людей, и они постоянно контролируют все мои действия. Они и сейчас находятся внизу, в лаборатории. Тогда я отказался на них работать, перестал изготавливать новые партии препарата. Поначалу они прибегли к мерам психологического характера: исследования ведутся с разрешения АМН и правительства, в опытах участвуют добровольцы, в основном приговоренные к смертной казни преступники и так далее. Ремезов показал мне соответствующие документы. Теперь я понимаю, что все эти бумаги были сфабрикованы сотрудниками КГБ. Я все равно наотрез отказался участвовать в их сатанинских делах, и тогда они пригрозили, что убьют жену или дочь.

Арзамасцев замолчал и опустил голову. Ермаков осторожно коснулся его плеча.

– Мне очень жаль, профессор…

– Я сам виноват, – Арзамасцев поднял на него помутневшие от боли глаза. – Три недели назад они убили мою жену. В их руках моя дочь. Если я не буду изготавливать препарат в достаточном количестве, они убьют и ее. Они бы рады от меня избавиться, но изготовить «Зеро» не так просто. Те двое, которых они приставили ко мне, – опытные биохимики, но пока у них ничего не получается. Как только они научатся изготавливать препарат нужной степени чистоты, меня сразу убьют. Меня и мою дочь.

Ермаков посмотрел на него долгим взглядом. Он не мог бы с точностью сказать, почему, но он верил этому человеку и ни в чем его не винил. Будь проклята страна, в которой возможно подобное!

– Но не это послужило причиной моему решению возобновить сотрудничество с чекистами. Я надеялся, что мне удастся как-то воспрепятствовать их планам. Это страшные люди, Ермаков, и я не хочу, чтобы мое открытие оставалось в их руках.

– Кто здесь главный? – спросил Ермаков.

– Эти двое, – показал на психиатров профессор. – А самый главный из всех генерал Ремезов, начальник Второго главного управления КГБ. Это он приходил сюда вместе с Фоминым.

– Генерал Ремезов, – тихо повторил Ермаков, и профессор заметил, как сузились его глаза. – Я запомню это имя. У меня будут вопросы к генералу Ремезову.

– Вы еще надеетесь отсюда выбраться? – с сомнением посмотрел на него Арзамасцев.

– Это именно то, чем я собираюсь заняться, – твердо заявил Ермаков, поднимаясь с кровати. – Сколько времени осталось до смены?

– Пятнадцать минут, – ответил профессор, взглянув на часы. – Ну хорошо, допустим, вам удастся выбраться из клиники. Что дальше?

Профессор натолкнулся на острый взгляд Ермакова.

– Отслужу панихиду по невинно убиенным. И заставлю поучаствовать в ней генерала Ремезова и майора Фомина. А возможно, и других, если они этого заслужили.

Он нагнулся и поднял с пола пистолет. Выщелкнул обойму и с удивлением посмотрел на профессора.

– Это капсулы с парализующей начинкой, – пояснил тот. – Срок действия не менее двух часов.

– Как раз то, что нужно, – улыбнулся краешком губ Ермаков. – Профессор, в углу очнулся человек.

– Ага, зашевелились, голубчики…

Профессор нагнулся к психиатру, который, придя в себя, крутил головой во все стороны, и приказным тоном сказал:

– Лежать! Всем лежать!

Он заметил реакцию Ермакова и пояснил свои действия:

– Прошло достаточно времени, чтобы препарат начал действовать. Сейчас эти мерзавцы находятся в легкой стадии внушения, они способны реагировать на простые команды.

Ермаков внезапно застыл посреди комнаты.

– Как вы сказали, профессор? Они находятся в легкой стадии внушения? Я вас правильно понял?

– Смотрите внимательно, Ермаков.

Профессор подошел к одному из врачей и громко сказал:

– Встать!

Тот беспрекословно подчинился и застыл, как соляной столп.

– Встать! Всем встать! К стене!

Трое врачей и охранник со сломанной рукой быстро поднялись и встали у стены. В коридоре послышался шум, и профессор выглянул в дверь.

– Встать лицом к стене! Так стоять!

– А что, хорошая идея! – задумчиво произнес Ермаков.

Если бы начальнику Второго главка КГБ генерал-полковнику Ремезову довелось увидеть выражение лица Ермакова, возможно, он предпочел бы сразу застрелиться.

Глава третья

– За парком сворачивай направо, – скомандовал Вельяминов водителю. – Сбавь обороты. Теперь шпарь по Лонгиновской, на пересечении с Ухтомской свернешь к Госпитальному валу и обратно на Красноказарменную.

Он обернулся к Савельеву, который вместе с техником колдовал над приборами, занимавшими почти весь объем микроавтобуса.

– Приготовьтесь, сейчас будем проезжать.

Темно-синий микроавтобус проехал мимо высокой бетонной стены, обогнул жилой дом и свернул на Ухтомскую. Через несколько минут они припарковались на площади у входа в парк Окружного Дома офицеров. Вельяминов отвинтил крышку термоса, налил в стаканчик горячий кофе и протянул Савельеву.

– Ну и ночка сегодня выдалась, – пожаловался Савельев, благодарно кивнув. – Когда вся эта лабуда закончится, я для начала напьюсь вусмерть, а потом завалюсь спать. Устрою себе реабилитацию по полной программе.

– Это ты своему психиатру расскажешь, – сухо произнес Вельяминов. – Не тяни резину.

Савельев допил кофе и вытащил из смятой пачки сигарету.

– Нашли.

– Уверен? – с сомнением спросил Вельяминов.

– Сто процентов. Как раз то, что мы ищем.

– С виду обычный объект, – задумчиво произнес Вельяминов. – Двухэтажное здание, на крыше полно антенн, да и народа, похоже, там до черта…

– Нет, Иваныч, ты меня не понял, – пыхнул дымом Савельев. – Мы этот объект хорошенько просветили, ничего в нем необычного нет. Шарашкина контора, одним словом. Скорее всего, числится на балансе Четвертого главка. Там за стеной есть проулочек, заметил? Рядом с жилым домом.

– Заметил. Небольшое одноэтажное здание из красного кирпича. Ты о нем говоришь?

– Так точно, шеф. Это зданьице «шумит» так, как-будто внутри работает мощная турбина. На нашу сторону выходят два окна. Мы попытались с Палычем пощупать их лазером, да куда там! Стекла-то непростые. Во-первых, армированные, во-вторых, непроницаемые и, скорее всего, пуленепробиваемые. Один вид только, что стекла, а на самом деле они больше служат для украшения. Внизу расположен еще один этаж, тоже шумит. Ты уж извини меня, мы ни черта не смогли разобрать. Плотно они прикрылись.

– Это совсем другой расклад, – оживился Вельяминов. – Мы так и прикидывали с тобой, что объект должен быть относительно небольшим и располагаться в неприметном месте.

– Да уж куда неприметнее, – засмеялся Савельев. – Тут тебе и тюрьма рядышком, опять же до кладбища рукой подать. Полный набор в духе наших дружков-комитетчиков. Приличный человек сюда носа не сунет.

Вельяминов повернулся к водителю.

– Ваши впечатления?

– Когда проезжали мимо объекта, следом за нами тронулся серый «рафик». Проводил до Госпитального и развернулся обратно.

– Молодец! – похвалил его Вельяминов. – Я этих типов тоже заметил.

Они обменялись с Савельевым многозначительными взглядами.

– Ты прав, дорогой, это то, что мы ищем.

Он потянулся к рации.

– Третий, сделай один круг по Лонгиновской и Ухтомской. Внимательно посмотри по сторонам, там могут быть чужие.

Мимо их микроавтобуса неторопливо проехал красно-белый «москвич» с надписью «Мосгаз», и спустя некоторое время мужской голос произнес:

– Проезжаем вдоль стены объекта. За нами движется серый «РАФ». Поворачиваем на Ухтомскую… «Рафик» развернулся и следует в обратную сторону. Еще один такой же микроавтобус стоит во дворе. Все, мы выезжаем на площадь, сейчас вы нас увидите.

По Красноказарменной промчался «москвич», вслед за ним желтое такси. Таксомотор спустя минуту вернулся и направился к Госпитальному валу.

– Похоже, эту контору стережет целая свора, – резюмировал свои впечатления Вельяминов и снял трубку радиотелефона.

– Иван Никифорович, нашли. На углу Лонгиновской и Ухтомской, возле Введенского кладбища. Одноэтажное кирпичное здание примыкает к стене объекта Четвертого управления. Рядом находится жилой пятиэтажный дом. В районе объекта пасутся чужие, мы засекли как минимум три машины.

– Добро, я вас понял, – послышался в трубке голос Кобозева. – Обложите их со всех сторон, но действуйте аккуратно. Обеспечьте визуальный контроль за объектом. Без моего приказа активных действий не предпринимать.

– Ну что, Иваныч, похоже, на сегодня намечается небольшая заварушка?

– Наше дело маленькое, – флегматично заметил Вельяминов. – Если прикажут, разберем весь этот хлев по кирпичикам.

Он включил рацию и принялся отдавать распоряжения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю