Текст книги "Кремлевский пасьянс"
Автор книги: Сергей Соболев
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Глава пятая
– Ты не сбежишь, пока я буду плавать? – спросил Ермаков, когда они вышли на пологий песчаный берег. Река была достаточно широкой, противоположный берег едва просматривался в легкой дымке. Ветер улегся, вокруг была непривычная для его уха тишина. Он подумал, что в этом странном мире без теней, похоже, нет ни птиц, ни животных, и вполне возможно, что он и девушка были здесь единственными живыми существами.
– В воду! В воду, Ермаков! – звонко засмеялась незнакомка и толкнула его в реку. Он все же успел схватить ее за руку и увлечь за собой.
Они долго плавали, и хотя Ермаков считал себя неплохим пловцом, девушка ни в чем ему не уступала. Несколько раз их тела соприкасались в воде, и тогда он чувствовал, как по нему пробегает электрический ток. Затем принялись дурачиться, Ермаков пытался поймать девушку в воде, но она все время ускользала из его рук, и над берегом звучал их громкий смех. Неожиданно для себя он обнаружил ее в своих объятиях и едва не захлебнулся от счастья.
– На первый раз достаточно, – авторитетно заявила девушка и первой выбралась на берег. Ермаков только сейчас заметил, что под ее короткой полупрозрачной туникой больше ничего нет, у него перехватило дыхание.
– Ермаков, ты мне просверлишь дырку в спине, – с легкой иронией сказала девушка и опустилась на теплый чистый песок. Она похлопала ладонью по песку.
– Садись рядом. Я так понимаю, у тебя накопилось множество вопросов.
Ермаков безропотно подчинился. Его глаза невольно скосились на высокую упругую грудь, облепленную мокрой прозрачной тканью. Голова вновь закружилась, и он очнулся от мягкого грудного смеха.
– Ермаков, только не вздумай умирать.
Она придвинулась к нему вплотную, так что он почувствовал плечом ее упругое тело, и заглянула ему в глаза.
– Прежде чем ты начнешь спрашивать, я хочу сказать одну важную вещь.
Ермаков молча кивнул, не в силах оторваться от ее глаз.
– Ты не должен меня бояться, понимаешь?
– А кто тебе сказал, что я боюсь тебя? – не слишком уверенно спросил Ермаков. – Что в тебе такого страшного, чего я мог бы испугаться?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – в глазах незнакомки вспыхнули золотистые искорки. – Но это пройдет. И очень скоро.
Она помолчала и вдруг неожиданно спросила:
– Я тебе нравлюсь?
Ермаков попытался найти нужные слова, но, кроме обычных банальностей, в голову ничего не приходило.
– Нет?
– Я не могу сказать, что ты мне нравишься, – тихо произнес Ермаков. Увидев, как на ее лице появилась легкая тень, он поспешил с объяснениями: – Понимаешь… То, что я вижу, когда смотрю на тебя, и то, что я чувствую в этот момент… – Он опять запнулся. – Это нельзя выразить никакими словами. Не-воз-мож-но! Любое слово, любое сравнение будет здесь слишком слабым. Когда я тебя увидел, я понял одну вещь…
Он задумался, и девушка легким прикосновением дотронулась до его плеча.
– Ну что же ты? Продолжай…
– Я понял одну вещь, – после небольшой паузы продолжил Ермаков. – Что жить без тебя не смогу. Я говорю банальные вещи, но это так. Если ты исчезнешь, даже на одну секунду, я умру. Я не выдержу разлуки. Вот почему я боюсь. И это единственный страх, который я сейчас испытываю. – Он помолчал и добавил: – Я не имел права так говорить. Я не хочу выглядеть в твоих глазах эгоистом или самовлюбленным болваном. И я не могу все время держать тебя за руку. Но ты должна знать, что я… я люблю тебя.
Глаза ее широко распахнулись, затем она отвернулась, и Ермаков почувствовал, как по ее телу пробежала легкая дрожь. Ему показалось, что девушка плачет.
– Ну вот, – обреченно вздохнул он. – Я тебя обидел. – Он осторожно погладил ее по вздрагивающей спине и прошептал: – Не плачь. Я прошу тебя, не нужно плакать.
Девушка вдруг обернулась, и Ермаков увидел, как в ее глазах дрожат слезинки.
– Глупый, – улыбнулась она сквозь слезы. – И слепой вдобавок. Неужели ты не видишь, что и я люблю тебя!
Она всхлипнула и положила ему голову на плечо. Он опять почувствовал этот головокружительный запах диких степных трав и лесной земляники.
– Ты ждала меня?
Ермаков внезапно все понял, и от пришедшей догадки у него пересохло в горле. Он осторожно приподнял за подбородок лицо женщины.
– Ты ждала именно меня?
– Да, – тихо сказала девушка. Ее глаза блестели от счастья. – Тебя.
– И как долго ты меня ждала? – выдохнул Ермаков.
– Какая разница, – с легкой грустью улыбнулась она. – Может, год, а может, и тысячи лет. Это все не имеет значения. Я готова была ждать тебя целую вечность.
– И ты любишь меня… любишь, так же, как я? – спросил Ермаков, продолжая сжимать ее лицо в своих ладонях.
– Да, – прошептала она, приближая к нему свои губы.
Их поцелуй длился вечность. Теперь им предстояло узнать, как рождаются миры и с чего начинается вселенная.
Глава шестая
– Ермаков, когда ты начнешь задавать свои вопросы? – спросила женщина, поглаживая рукой его волосы. Они потеряли счет времени, то неистово занимаясь любовью, то охлаждая свои тела в прохладных водах реки. Сейчас они лежали на теплом песке, и лучи солнца, по-прежнему находящегося в зените, ласкали их обнаженные тела.
Ермаков приподнялся на локте и нежно погладил ее по щеке, затем его рука опустилась на ее грудь и двинулась дальше, на крутой изгиб бедра. Ее тело мгновенно отозвалось на ласку, соски набухли и затвердели, чуть приоткрылись губы, между которыми влажно замерцала полоска белоснежных зубов. Женщина вздрогнула, открыла глаза и шутливо погрозила ему пальцем.
– Ермаков, ты настоящий зверь! Давай немного поговорим, тебе нужно остыть. Спрашивай.
Он сел, обхватил колени руками и задумчиво произнес:
– Я не хочу ни о чем спрашивать. Разве что…
Он запнулся и с недоумением посмотрел на нее.
– Послушай… Я даже не знаю, как тебя зовут.
Женщина покачала головой и весело рассмеялась.
– Ермаков, такими вещами нужно интересоваться в первую очередь, особенно когда знакомишься.
– Извини, я вел себя как последний кретин, – виновато признался Ермаков.
– Мне нравится, как ты себя вел, – мягко заметила она, сопровождая свои слова счастливой улыбкой. – Кстати, а как тебя зовут?
– Меня зовут Ермаков, и тебе это хорошо известно.
– Нет, у тебя должно быть и другое имя.
Ермаков задумался и неуверенно сказал:
– Евгений. Я вспомнил, меня зовут Евгений Ермаков. Но ты не ответила на мой вопрос.
– Евгений, – повторила она. – А как будет звучать близкое к нему женское имя?
– Наверное, Евгения, – пожал плечами Ермаков.
– Называй меня Евгенией. Можешь сам выбрать другое имя. В любом случае я буду знать, что ты обращаешься ко мне.
Она поцеловала его в губы, но, заметив, что его руки пытаются ее обнять, отстранилась гибким, грациозным движением.
– Подожди, Евгений Ермаков. Мы еще не закончили. Спрашивай.
– Сколько тебе лет?
– У женщины не принято спрашивать о ее возрасте…
Она едва заметно покраснела и тихо добавила:
– Я хотела сказать, у девушки. А тебе сколько?
– Мне? – рука Ермакова потянулась к затылку. – Двадцать четыре.
– Тогда и мне двадцать четыре, – весело заявила женщина. – Тебя устраивает?
– Меня все устраивает, – признался он. – Особенно, если речь идет о тебе.
Она взяла в руки его большую ладонь и прижала к губам.
– Тебе известно, что мне приходилось убивать? – неожиданно для себя спросил Ермаков.
Она ничего не ответила, продолжая водить губами по его ладони.
– Я убийца, – жестко сказал он. – Я почти ничего не помню, кажется, я потерял память, но знаю, что убил многих. Я мог бы сказать, что мне очень жаль, что сейчас я сожалею об этом, но уже поздно что-либо говорить. Ты знала об этом?
– Да, – едва слышно сказала женщина.
– И ты все еще любишь меня? – затаив дыхание, спросил Ермаков.
– Да.
– Но я не заслуживаю тебя, – с горечью произнес Ермаков. – Я не заслуживаю счастья, которое ты мне даришь. Я чувствую себя вором, подло обокравшим другого человека, того, кто, действительно, нужен тебе и которого ты заслужила. Я очень боюсь, что ты допустила ошибку, спутав меня с кем-то другим… Мне очень жаль, но я недостоин твоей любви.
Он осторожно высвободил руку и опустил голову.
– Я опасалась, что может случиться нечто подобное, – грустно произнесла женщина. Она прижалась грудью к спине Ермакова и обхватила его плечи руками.
– Видишь, теперь я боюсь, что ты можешь исчезнуть. Нам нужно было сразу обо всем поговорить, но я опасалась, что после этого ты не захочешь здесь оставаться.
Ермаков хотел повернуться, но она с неожиданной для нее силой удержала его.
– Это я во всем виновата. Я не должна была звать тебя. Еще слишком рано. Но я так люблю тебя и я так устала ждать, что не смогла пересилить свое желание.
– Я умер? – глухо спросил Ермаков.
– Нет, – грустно покачала головой женщина. – Ты не умер. Смерти не существует, хотя тебе рано об этом знать. Ты обратил внимание на этот мир?
– Мне показалось, что я попал в чистилище… Я прав?
– Отчасти. Этот мир создала я, и существует он только для нас с тобой. Когда-нибудь и ты сможешь делать подобные вещи, поверь, в этом нет ничего сложного.
– Ты сказала, отчасти…
– Да, потому что ты уже прошел чистилище. Правда, при этом я немного помогла тебе, хотя это и против правил. Но я слишком люблю тебя, чтобы обращать внимание на какие-то правила.
– Ты хочешь сказать, что весь наш мир, тот мир, откуда я пришел, это одно большое чистилище?
– Можно сказать и так, – кивнула она. – Я могла бы многое тебе рассказать, но боюсь, что эти знания только повредят.
– Я должен вернуться?
– Все зависит от тебя. Ты можешь остаться, и я покажу тебе наш мир. Но я боюсь, что ты сам не захочешь этого.
– Я должен вернуться, – ровным голосом сказал Ермаков.
– Посмотри туда, – женщина показала рукой на противоположный берег, где сплошной сизой стеной клубился туман. Сквозь клубы проступали очертания гор, яркие трассы очередей чертили ночное небо, над низкими глиняными строениями полыхали языки пламени.
– Ты из-за этого хочешь вернуться?
– Да, – глухо сказал Ермаков. Он увидел, как из тумана медленно наплывают на него лица людей, он вспомнил, кто эти люди, и скрипнул зубами.
– Смотри, Евгений Ермаков. Это еще не все.
Звуки стрельбы внезапно затихли. Туман скрыл от глаз горящий кишлак и лица его погибших друзей. По берегу медленно шла женщина, одетая во все черное. Ее глаза были полны скорби, она прошла мимо них, так и не заметив своего сына.
– Мама, – тихо позвал Ермаков. – Мама, они и тебя убили…
Образ матери бесследно растаял в дрожащем воздухе, а женщина тем временем показала на небо.
– Посмотри туда, Ермаков. Может, передумаешь?
Ермаков поднял голову. Вместо неба он увидел лицо человека, чьи немигающие холодные глаза смотрели ему прямо в душу. Губы человека едва заметно шевелились, и он скорее угадал, чем услышал его слова:
– Ермаков, вы слышите меня? Возвращайтесь!
– Я вернусь, – хриплым от ярости голосом сказал Ермаков. – Я обязательно вернусь. И я найду тебя, Фомин, где бы ты ни прятался от меня.
Он повернулся к женщине и мягко привлек ее к себе, целуя в мокрую от слез щеку.
– Милая, ты не должна себя ни в чем винить. Я благодарен тебе за каждое мгновение счастья, которое ты мне подарила. Я люблю тебя так, что у меня сердце разрывается на части.
Он отстранился и, не отпуская ее плечи, с грустью сказал:
– Я возвращаюсь. У меня нет иного выхода. Я еще должен заслужить такое счастье: любить тебя и быть любимым. А потом я вернусь, и ты мне покажешь наш мир, в котором мы будем жить вечно.
Он готов был отдать жизнь, лишь бы она не плакала. И женщина, почувствовав это, улыбнулась сквозь слезы и взяла его за руку.
– Пора, милый. Тебе нельзя больше здесь оставаться, иначе я не смогу вернуть тебя. Нет, идти никуда не нужно. Просто держи меня за руку. Когда я ее отпущу, ты вернешься в свой мир.
– В чистилище, – тихо сказал Ермаков.
– Да, в чистилище, – грустно кивнула женщина. – И запомни, ты больше не должен никого убивать. И забудь меня. На время, так нужно. Будь осторожен, мой любимый.
– Я знаю. Иначе я не смогу больше увидеть тебя. Это так?
– Да, – тихо сказала женщина. – К сожалению, это правда.
– Ты будешь ждать меня? – спросил он с надеждой.
– Сколько потребуется, – ответила она, глядя на него с любовью. – Пусть даже целую вечность.
– Я люблю тебя. И я вернусь…
– Я люблю тебя. И я буду ждать…
Они в последний раз посмотрели друг другу в глаза, и женщина отпустила его руку.
По длинному голубому тоннелю шел человек. Его поступь была мерной и уверенной, на обнаженном теле играли отблески голубого зарева, кисти рук сжимались и разжимались в такт движению.
Человека звали Ангел Смерти. Так назвал его Господь. И теперь Ангел ждал, когда Господь вложит ему в руки оружие.
АНГЕЛ! ВЕРНИСЬ!!
Человек развернулся и направился в обратную сторону. Он всегда выполнял волю Господа.
Глава седьмая
Генерал Ремезов стащил с себя белый халат и бросил кобуру с пистолетом в ящик стола.
– Мы едва не потеряли его!
Он развернулся к Фомину и с неодобрением посмотрел на него.
– Зачем нужно было называть его по имени? Не ожидал я от тебя такой глупости.
Фомин стоял у прозрачной стены, наблюдая, как врачи возятся с Ермаковым. Непосредственная опасность миновала. Лицо Ермакова заметно порозовело, широко раскрытые глаза смотрели в потолок. Он так и не закрыл их с тех пор, как Фомин неожиданно даже для самого себя произнес эти слова. Он до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке. Фомин вспомнил, как резко открылись глаза Ермакова и их невидящий взгляд остановился на нем. Что-то промелькнуло в них, словно Ермаков заглянул ему в душу и зачитал приговор. Это длилось ничтожные доли секунды, затем взгляд Ермакова опять стал пустым и неподвижным, и Фомин с тайным облегчением подумал, что стал жертвой собственного воображения. Он много работал в последние дни, события принимали лавинообразный характер, отсчет шел уже не на дни, а на часы. Он расходовал колоссальную энергию, дабы обезопасить свою жизнь. Он не мог допустить просчетов, ибо времени для их исправления уже не будет. Вполне возможно, что расшатавшиеся нервы сыграли с ним злую шутку. Но Фомин до сих пор не мог забыть животный ужас, который он испытал в тот момент. Он даже не подозревал, что способен так бояться.
Ноги и руки Ермакова были пропущены в специальные петли на двух широких и прочных лентах, пересекавших кровать. Это сделали после того, как Ремезов приказал усилить меры безопасности. Ермаков вновь находился в начальной стадии внушения и мог самым неожиданным образом среагировать на любое слово, достигшее его ушей. Впрочем, технология была отлажена и врачи готовили препараты для нового сеанса, который они собирались начать примерно через двенадцать часов, когда их пациент восстановится после этого странного и труднообъяснимого случая. Они гарантировали, что в течение последующих трех суток им удастся вывести своего пациента на должный уровень готовности.
Генерал Ремезов несколько успокоился. Правда, он перекроил распорядок дня, сократив количество прогулок до двух получасовых. Человеку, которого генерал называл профессором, было предписано все это время дежурить вместе с врачами в палате.
– Какого черта ты назвал его по имени? – повторил вопрос генерал.
– Насколько я понимаю, это уже не имеет никакого значения.
Фомин с иронией посмотрел на генерала Ремезова и продолжил:
– Как только все закончится, вы уберете этих людей. Или я ошибаюсь?
Генерал как-то странно посмотрел на Фомина и покачал головой.
– Ты сумасшедший, Фомин! Кровожадный ублюдок с психологией и повадками садиста.
– Я всего лишь ваш достойный ученик, – холодно парировал Фомин. – А этот профессор… Вы мне ничего о нем не говорили.
– Не твоего ума дело! – вспылил генерал. – Опять норовишь свой нос засунуть куда не просят!
– Насколько я понял, – спокойно продолжил Фомин, – именно он изобрел препарат?
– Да, – неохотно буркнул Ремезов. – То, что ты видел, на девяносто процентов стало возможным благодаря его открытию.
– А у вас с ним не очень теплые отношения.
– Пошел он к черту! – грубо произнес генерал. – Будет делать все, что я скажу. У меня есть способ заставить его выполнять мои приказы.
– Да, вы умеете сажать людей на крючок, – согласился Фомин.
– Послушай, Фомин, – поморщился Ремезов. – О чем мы говорим? Давай лучше перейдем к делу. Сам видишь, с Ермаковым у нас вышла небольшая накладка. Хорошо, если подобное не повторится. Одним словом, будем отрабатывать резервный вариант.
– Мне нужны подробности, – посмотрел на него Фомин.
– Я же говорил, Фомин, полной определенности пока нет. Все решится в ближайшие несколько часов, возможно, в самый последний момент. Но мы не должны терять времени даром. Сколько ты сможешь привлечь к этому делу своих людей?
– Четырнадцать.
– Включая инструкторов? Или возьмешь кого-нибудь из «мокрушников»?
– Нет, – покачал головой Фомин. – Из «подразделения Л» я никого брать не собираюсь. Они до сих пор не пришли в себя после бойни в Кашране. Деморализованные люди мне не нужны. Кстати, неплохо бы решить эту проблему…
– Тебе лишь бы убивать, – неодобрительно заметил генерал. – Может, ты сам позаботишься о них?
– Нет, мои люди должны быть чисты. Кроме того, у меня и без этого хватает забот.
– Ну хорошо, не буду тебя отвлекать, – вздохнул Ремезов. – Сами что-нибудь придумаем. Теперь слушай меня внимательно. Разделишь людей на две части. Одна группа будет работать в Шереметьево-2. Завтра проведешь с ними инструктаж прямо на месте. Мои люди встретят вас в аэропорту и обеспечат всем необходимым. Соблюдай осторожность, Фомин. Учти, люди из «девятки» не в курсе наших замыслов.
– У моих людей есть крыша в Девятом главке, – напомнил ему Фомин.
– Я знаю, – кивнул генерал, – но лишний раз светиться ни к чему. Завтра будете работать по нашим документам. Посмотри все своими глазами, где удобнее людей расставить…
Он наткнулся на ироничный взгляд Фомина и рассмеялся.
– Ладно, извини. Совсем забыл, с кем имею дело. Главное, чтобы шума не было, понял? Один выстрел, и все… Больше никакой пальбы. Остальные прикрывают снайпера и дают ему уйти.
– Я все понял, – сухо сказал Фомин. – А если он не прилетит?
– Тогда нужно будет убить того, кто прилетит вместо него.
Фомин неодобрительно покачал головой.
– Не понимаю я наших заказчиков. С американцами шутки плохи. Да они просто взбесятся после такой акции!
– Есть люди, которых устроит именно такой вариант. В этом случае уже будет не так важно, кто придет к власти, обратного хода все равно не будет. Ты не должен забывать об одном важном обстоятельстве…
Генерал Ремезов показал на прозрачную стену.
– Вот он, главный исполнитель, а ваш вариант носит страховочный характер. Почему бы не отдать его тем же американцам? После акции он еще проживет сутки-двое, если, конечно, его не прикончат прямо на месте. Если американцы выпотрошат его, знаешь, с чем им придется столкнуться?
– Догадываюсь, – хмыкнул Фомин. – Для них это будет головная боль на последующие десять-двадцать лет. Как в случае с Кеннеди.
– Вот-вот, – зловещим голосом произнес генерал Ремезов. – У нас на руках несколько козырей, и мы можем пойти с любого из них.
– Насколько я понял, высокий иностранный гость не единственная кандидатура в покойники?
– Да, и мы об этом уже не раз говорили, так что не нужно задавать глупых вопросов. Вторая группа будет работать в ходе похорон или еще раньше, во время церемонии прощания. Позже я сообщу тебе подробности. У меня все. Вопросы?
Фомин искоса посмотрел на генерала, и на его лице появилась едва уловимая улыбка.
– На какую награду вы рассчитываете, генерал? Хотите заполучить пост председателя КГБ?
– А почему бы и нет? – пожал плечами Ремезов.
– А что получу я? – тихо спросил Фомин.
– А ты уже получил известную сумму, не так ли?
Генерал Ремезов натянуто улыбнулся.
– До чего же ты любишь деньги, Фомин! Ладно, не темни. Я знаю, что тебе наплевать на те должности и звания, которые я тебе могу предложить. Говори, чего хочешь? Денег, конечно?
– Вы правы, мой генерал, ваши должности мне не нужны. Ордена, очередные звания и похвальные грамоты меня возбуждают еще меньше. Деньги? А почему бы и нет? Мне стоило больших трудов подготовить этих людей.
– Сколько? – отрывисто спросил начальник Второго главка.
– По сто тысяч за каждого. Отборные парни. Прошу учесть, они слушаются только меня. Любого другого разорвут на части. Итого, с вас миллион четыреста тысяч. Так и быть, мои услуги обойдутся вам бесплатно. И не рублей, генерал, а долларов.
– Фомин, не помню, я уже говорил, что ты мерзавец? – с ненавистью посмотрел на него Ремезов. Он пожевал губами, прикидывая что-то в уме, и недовольно проворчал:
– Хорошо. Где и когда?
– Завтра, Цюрих, местный филиал Лионского банка. Процедура открытия счета остается неизменной, как и в прошлый раз. И не говорите, что я даю вам слишком мало времени. Я знаю ваши истинные возможности.
– Зачем тебе столько денег? – с недоумением посмотрел на него генерал. – Что ты собираешься с ними делать?
– Построю на все деньги монастырь, – без тени улыбки ответил Фомин, – и буду до конца жизни отмаливать свои грехи. Такой ответ вас устроит?
– Все шутишь, – мрачно улыбнулся генерал. – Хрен ты уйдешь в монастырь, я тебя знаю. Можешь молиться сколько угодно, а место в преисподней ты себе уже обеспечил.
Он невесело рассмеялся и добавил:
– Будем рядышком там париться. Небось присмотрел себе виллу в укромном месте? Парагвай или Новая Зеландия какая-нибудь? Ты там еще одно местечко застолби. У меня такое предчувствие, что и я здесь долго не задержусь. Здешний климат вреден для моего здоровья.
– Я вижу, и вы зря времени не теряли, – хмыкнул Фомин. – Не думаю, что вас так легко отпустят. У таких, как вы, только один путь – умереть на боевом посту.
Генерал первый раз услышал, как смеется Фомин, и от ужаса у него зашевелились волосы на голове.
– Ладно, Фомин, какого черта пугаешь?! Ну что, теперь ты доволен? Надеюсь, все?
– Нет, мой генерал, не все, – сухо сказал Фомин. – После этой акции я выхожу из игры. Я не хочу умереть на боевом посту, это слишком скучно и банально для такого человека, как я.
Генерал нахмурился и процедил сквозь зубы:
– Ну и чего же ты хочешь от меня? Гарантий?
– Нет, мне не нужны ваши гарантии. Я не хочу вас обижать, – Фомин подумал немного и сделал неопределенный жест, – но ваши гарантии – это вроде прошлогоднего снега. Я обращаюсь напрямую к вашему разуму.
Он многозначительно посмотрел на Ремезова.
– Да, я грешник, генерал Ремезов, но в отличие от вас я никогда не скрывал своего истинного лица. Я никогда не говорил, что выполняю приказы партии, что мои действия продиктованы интересами Советского государства. Моя мораль не имеет ничего общего с кодексом строителя коммунизма, марксистско-ленинскую идеологию я всегда считал параноидальным бредом, тяжелым психическим заболеванием в острой клинической форме. Да, я грешник, но в отличие от вас и вам подобным я всегда действовал осознанно, от своего имени, и выполнял при этом не распоряжения начальника Второго главка, а приказы конкретных людей, фамилии которых Чернов и Ремезов. И если я грешник, то кто же вы в таком случае?
Ремезов растерянно смотрел на него и не мог поверить своим ушам. Он всегда думал об этом человеке, как о послушном исполнителе его воли. Да, у Фомина непростой характер, иногда в общении с ним возникали сложности, но все эти недостатки сполна компенсировались услугами, которые оказывал ему этот человек. Генерал всегда был уверен, что он держит Фомина в крепкой узде. И тем неприятнее для него было открытие, которое он сделал только сейчас. У него практически не осталось возможности манипулировать этим человеком.
– Я не буду читать вам мораль, – сухо продолжил Фомин, – в силу абсолютной бессмысленности этого занятия. Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе следующее: не нужно ставить меня в один ряд с такими людьми, как вы или Чернов. Вам меня все равно не понять. А теперь слушайте и постарайтесь не пропустить ни единого слова.
Мрачная улыбка сделала лицо Фомина еще более страшным.
– Для вас будет лучше, если вы поймете меня с первого раза. После проведения акции я выхожу из игры. От вас требуется только одно – ни в чем не препятствовать моему желанию.
Он сделал паузу, давая Ремезову время лучше понять смысл его слов.
– Поймите, генерал, меня уже давно нет. Я фикция, нечто абсурдное и немыслимое в реальном мире, я плод вашего больного воображения. Заровского и Авадона больше нет, они умерли в один день, и мне очень жаль, что вы так и не удосужились побывать на скромной могилке людей, которые так много сделали для вас. Фомин? Это всего лишь пять букв в удостоверении офицера Генштаба, такого человека в природе не существует, так же, как и многих других. Нет никакого смысла меня убивать, да и не так-то просто убить фикцию. Но…
Фомин сделал паузу и с откровенной угрозой посмотрел на начальника Второго главка.
– Но если вы все же решитесь на это, если вы дадите мне хоть малейший повод заподозрить вас в чем-то подобном… Тогда ждите неприятностей. И запомните, генерал Ремезов, я слов на ветер не бросаю.
После этого его лицо стало дружелюбным, и он добавил совсем мирным тоном:
– Я рад, что вы правильно меня поняли. И благодарю вас за экскурсию, сопровождавшуюся столь откровенными пояснениями.
Он кивнул в сторону больничной палаты.
– В какой-то момент, правда, у меня закралось подозрение, что вы неспроста поделились со мной вашими секретами. Так что пардон, извините, если чем-то обидел. Нервы, господин Ремезов, нервы. А в завершение нашей интересной и содержательной беседы я хочу дать вам еще один совет, на этот раз последний. Стерегите этого парня, – он кивком показал на Ермакова. – Если ему удастся каким-то образом вырваться, боюсь, он сможет доставить вам даже больше неприятностей, чем если бы этим делом занялся я.
Человек с множеством имен и несколькими прожитыми жизнями всегда и во всем полагался на собственную интуицию. Это чувство было в нем крайне обострено благодаря многолетним изнурительным тренировкам и весьма специфическому образу жизни. И сейчас интуиция подсказывала Фомину, что ему еще предстоит встретиться с человеком, прикованным к больничной койке. И он понимал, что для одного из них день встречи станет последним.