355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Соболев » Кремлевский пасьянс » Текст книги (страница 10)
Кремлевский пасьянс
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:08

Текст книги "Кремлевский пасьянс"


Автор книги: Сергей Соболев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава седьмая

Двое суток, двадцать четвертого и двадцать пятого февраля, персонал центрального аппарата ЦРУ трясло и колотило, как в кошмарные дни Карибского кризиса. В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое директор ЦРУ Уильям Кейнс позволил себе небольшой отдых – шесть часов на кожаном диване в собственном кабинете. Он чувствовал себя старой развалиной. Сон немного освежил его, но тупая ноющая боль в затылке не проходила. Кейнс без особого аппетита съел свой обычный завтрак – яйцо всмятку, пару тостов и стакан кипяченой воды, разбавленной лимонным соком. Кофе и прочие стимулирующие напитки он не признавал.

В шесть сорок пять состоялось пятнадцатиминутное совещание с начальниками всех управлений. В семь ноль пять Кейнс коротко побеседовал с двумя экспертами по Советскому Союзу, которых сменили сотрудники советского отдела. Затем он вновь вызвал к себе Макмиллана и Джексона, и те пробыли у него до половины девятого.

Покончив с текущими делами, Кейнс как никогда тщательно привел себя в порядок, надел лучший костюм, сверху светлый плащ и серую шляпу. Затем он отправился вниз, где его уже ждал лимузин. Водитель, его звали Кевин Эллист, предупредительно открыл дверцу, и Кейнс, кряхтя от боли в пояснице, уселся на заднее сиденье.

Черный правительственный «олдсмобил» с ходу набрал приличную скорость, выехал на федеральное шоссе № 123 и втерся в утренний поток машин. На переднем сиденье сидел вооруженный охранник, на коленях у него лежала винтовка М-16. Еще трое сотрудников отдела охраны ЦРУ ехали в другой машине, их глаза обшаривали дорогу и окружающий пейзаж. Правительственный лимузин был оборудован по высшему классу безопасности: бронированный кузов, пуленепробиваемые стекла и многослойное противоминное днище.

Кейнс с отвращением посмотрел на груду папок, сложенных на заднем сиденье. У него не было никакого желания тратить на них оставшееся время и, смежив тяжелые веки, он погрузился в размышления.

События последних суток носили динамический характер. Настроение самого Кейнса несколько раз менялось, а его нервы испытали запредельную нагрузку. В первую очередь это было связано с новыми экстренными сообщениями Игрока и Блаженного. Оба передали информацию через московскую резидентуру, причем и на этот раз действовали настолько нестандартно, что вычислить их не удалось. Еще одна важная деталь. Игрок впервые воспользовался московским каналом, что косвенно подтверждает мнение Кейнса о том, что этот человек сейчас находится в Москве, в самой гуще событий. Эти самые события развиваются настолько стремительно, что Игрок уже не имеет возможности подготовить надежный закордонный контакт. Он вынужден идти на риск, используя непроверенный канал.

В сообщении Блаженного, на первый взгляд, не было ничего нового. Он еще раз напоминает о необходимости заранее подготовить почву для быстрых и решительных изменений американской внешней политики. Именно так, не больше и не меньше! Этот человек и в самом деле смахивает на Блаженного. Но в его сообщении есть одна любопытная деталь. Инициатор утверждает, что в самом скором времени он передаст американцам пакет сведений, которые при правильном их использовании позволят двум сверхдержавам сэкономить колоссальные средства, расходующиеся на гонку вооружений. Он убежден, что в самом ближайшем времени в мире может сложиться благоприятная конъюнктура для прекращения конфронтации и холодной войны со всеми вытекающими последствиями. Его информация поможет американцам выбрать правильную линию поведения в отношениях с Советским Союзом и свести до минимума время, необходимое для резкого изменения курса. Каждый отвоеванный у холодной войны день, это миллиарды долларов, которые можно использовать в мирных целях.

Инициатор сообщает, что его информация будет готова к третьему, максимум, к пятому марта. Канал для отхода на Запал ему не нужен, в деньгах он не нуждается. Блаженный не считает себя предателем, и его сведения не причинят какого-либо ущерба безопасности Советского Союза или Соединенных Штатов.

У Макмиллана, который помогал Кейнсу анализировать сообщение, возникла одна любопытная идея. Он высказал предположение, что Блаженный может быть человеком Сергеева и таким способом сам Сергеев пытается довести до сведения администрации США свою позицию по целому ряду стратегических вопросов. Кейнс признал факт наличия у своего заместителя нестандартного мышления, похвалил его за это и тут же опроверг эту оригинальную гипотезу. Человек такого масштаба, как Сергеев, подобными вещами никогда не будет заниматься. У него большие шансы на победу в схватке за кремлевский трон и ему незачем идти на такой риск. Даже если Сергеев решится на откровенный разговор с американцами, он будет действовать другими, хорошо апробированными методами. А то, что он умеет это делать, Сергеев уже не раз доказывал во время своих зарубежных поездок. Весь персонал госдепа во главе с Шлиманом только тем и занимается, что с карандашом в руках исследует каждое слово, вылетевшее из уст Сергеева. Его коронный стиль – многословные и достаточно громкие заявления – хорошо изучен и самим Кейнсом. Если отбросить словесную мишуру, полунамеки и призрачные обещания, то надо признать, что в его выступлениях нет ничего стоящего. Да, они кажутся достаточно смелыми, особенно в сравнении с речами других вождей, прошлых и настоящих, но объясняется это просто. Сергеев первым из советских политиков стал насыщать свои речи такими терминами, как «демократия», «гуманизм», «гласность» и «реформы». Нет, Блаженного с Сергеевым ничего не связывает. Блаженный действует по собственной инициативе, он идеалист высшей пробы и ради лучшего будущего своей родины готов пойти на любой риск. Сможет ли он когда-нибудь понять этого человека? Кейнс подумал, что найти ответ на этот вопрос он сможет после пятого марта.

Послание от Игрока было более конкретным и достаточно тревожным. В нем содержались подробные сведения о конфликте, вспыхнувшем между военными и госбезопасностью. Он также подтвердил свое предыдущее сообщение о том, что КГБ готовит проведение тайной операции. Среди конкретных целей этой акции, по словам Игрока, есть и такая – организация покушения, другими словами, теракт. Он располагает полной информацией о приготовлениях русских спецслужб, включая имя человека, намеченного в качестве жертвы. Игрок готов предоставить эти сведения Кейнсу, но в связи с резким ухудшением обстановки в Москве и возникновением смертельной угрозы для жизни инициатора, условия сделки меняются. Вместо десяти миллионов долларов, Игрок запросил вдвое большую сумму. Деньги должны быть переведены в один из швейцарских банков до конца суток двадцать восьмого февраля. Посредник в этом деле – адвокат из Цюриха, услугами которого Игрок уже однажды воспользовался. Название банка, порядок открытия счета и прочие условия сообщит посредник. Как только деньги будут переведены на счет, в московскую резидентуру поступят обещанные сведения.

Кейнс понимал, что эти деньги он должен выбить во что бы то ни стало. Дело даже не в деньгах. Он должен получить «добро» от президента на проведение в России тайной операции и добиться ее финансирования из внебюджетных источников. Он уже думал о будущем, об открывающихся перед американской разведкой новых горизонтах. Предстоят большие расходы, в сравнении с которыми двадцать миллионов, запрошенных Игроком, все равно что капля в море. И чтобы получить сегодня такое «добро», он должен сделать почти невозможное – заставить поверить президента и его окружение в скорые перемены внутри Империи зла.

Кейнс достал из папки фотографию, где был запечатлен человек, стоящий у края пропасти, и принялся внимательно ее рассматривать. Ему уже были известны имя и должность этого человека: полковник Кобозев, военная разведка, заместитель начальника оперативного отдела. Его опознал один из перебежчиков, доставленный вчера в Лэнгли британскими коллегами. По словам перебежчика, этот человек фактически руководит оперативным отделом, поскольку его непосредственный начальник типичный назначенец из крупных армейских политработников, явление, кстати, чрезвычайно редкое для ГРУ, где преимущественно работают опытные профессионалы. И то обстоятельство, что этот крупный военный разведчик оказался в глухом заброшенном районе Афганистана, говорило Кейнсу о многом. И косвенным образом подтверждало мнение Игрока о конфликте между военными и КГБ.

В руке Кейнса появился еще один снимок. Экспертам не составило труда установить, что за предмет находится в руках Кобозева. Капсула с парализующей начинкой, изготовлена в США. Такими капсулами можно стрелять только из модернизированной винтовки М-16 образца 1981 года. Находится на вооружении спецподразделений армии США, используется также охранными службами Министерства финансов. Несколько сотен таких винтовок были проданы за рубеж и проследить их дальнейший путь не представляется возможным.

Первой реакцией на сообщение экспертов была мысль о возможной провокации со стороны русских. Сами русские стреляют в своих людей, имитируют побоище, затем обвиняют американцев в прямом военном вмешательстве в конфликт в Афганистане. По зрелом размышлении он отбросил эту версию. Для этого достаточно было видеть, с каким выражением лица смотрит на эту капсулу полковник Кобозев, на его лице четко просматривается не только удивление, но и возмущение. К тому же, источники из Кабула сообщили, что в столице Афганистана наблюдается небывалое скопление сотрудников КГБ и ГРУ и они явно что-то не поделили между собой.

Кейнс с улыбкой подумал, что неплохо бы заиметь такого человека в роли контролируемого агента. Полковник Кобозев, учитывая его вес в ГРУ и министерстве обороны, должен иметь практически неограниченный доступ к государственным секретам. И если бы директор ЦРУ еще раз внимательно посмотрел на выражение лица Кобозева, когда он стоит у края пропасти, то вполне возможно, что его мозг озарила бы внезапная догадка, но он отложил фотографии в сторону и принялся размышлять о некоторых неприятных аспектах своего нынешнего положения.

У Кейнса не было полной уверенности, что он не стал жертвой коварных происков русских спецслужб. У него не было достаточного времени, чтобы проверить поступающую к нему из Москвы информацию. Вся его нынешняя позиция основывалась на сообщениях двух неконтролируемых агентов, или, как говорят разведчики, инициаторов, и на собственных предчувствиях. Это обстоятельство серьезно беспокоило Кейнса. Он был далек от того, чтобы недооценивать возможности русских. Директор ЦРУ уже давно пришел к выводу, что когда речь идет о Советах, трудно утверждать что-либо наверняка, любой исследуемый вопрос требует привлечения метода аналогий. Многие вещи, составляющие основу западного общества, напрочь отсутствуют в Советском Союзе и наоборот. Также трудно зачастую судить об эффективности работы советских спецслужб. Он часто делал такие сравнения, и не всегда в пользу американской разведки. А один из эпизодов он считал просто хрестоматийным и часто напоминал о нем тем сотрудникам, которые позволяли себе недооценивать возможности русских.

А случай этот имел место в Бейруте, в марте прошлого года, когда мусульманские террористы похитили Уильяма Бекета, резидента ЦРУ, имевшего в Ливане легальную крышу советника посольства США по политическим вопросам. Кейнс делал все возможное и невозможное, чтобы освободить Бекета, оказавшегося в заложниках. Он предпринял ряд энергичных мер, призванных доказать всем оперативникам ЦРУ, работающим за рубежом, что Агентство никогда не оставит их в беде и ради их спасения готово использовать любые средства, в том числе и не вполне законные. Кейнс предпринял чрезвычайные меры: создал специальное подразделение, занимающееся поиском заложников, все это время велась энергичная работа по перехвату линий связи, выделялись огромные суммы денег потенциальным информаторам. Он постоянно держал этот вопрос на своем личном контроле.

Результат? Только через восемь месяцев стало известно, кто причастен к похищению – исламская экстремистская организация «Хизболла». Ни самого Бекета, ни его следов обнаружить не удалось.

Попав в аналогичную ситуацию, русские действовали более решительно. Три советских дипломата, похищенные осенью того же года, были освобождены всего через месяц. Успех русских объясняется достаточно просто. Агенты КГБ захватили в Ливане близкого родственника одного из лидеров «Хизболла»: убили его, а тело подбросили к дверям штаб-квартиры организации в Бейруте. В кармане убитого была найдена записка, в которой в достаточно энергичных выражениях высказывалась просьба освободить советских дипломатов. В противном случае все руководство «Хизболла» ждет та же участь. Поскольку мусульмане не слишком торопились на свидание с Аллахом, дипломаты были немедленно доставлены к советскому посольству и отпущены с миром. Да, в чем нельзя отказать Советам, так это в умении разговаривать с позиции силы.

Следует признать, что советская разведка действует достаточно эффективно, в ее работе чувствуется хорошая школа. Немалую роль в этом сыграла личность Андропова, который сумел поднять престиж и качество подготовки сотрудников спецслужб. Среди офицеров внешней разведки было немало людей с достаточно высоким уровнем интеллекта, хорошим знанием языков, истории и культуры, своими широкими взглядами во многом напоминавшими главу Лубянки. Впрочем, все это не мешало их основному занятию – шпионить в пользу Советского государства, скорее даже наоборот. Но с уходом Андропова из КГБ легкость в действиях противника исчезла, русские действовали менее удачливо, чем обычно, их операции стали какими-то тяжеловесными и зачастую легко читались аналитиками ЦРУ.

Когда Кейнс размышлял о Советском Союзе, в его сознании возникал образ холодной монолитной стены, за которой происходят странные, непонятные даже для него, главы американской разведки, события. В последнее время в стене появилась мелкая сеть трещин, она уже не выглядит такой монолитной и холодной, как прежде. Там, за железным занавесом, кипят бурные страсти, хотя никто в Америке не верит, что Россия, этот давно потухший вулкан, опять пробудится к жизни.

Кейнс был далек от мистики, но в одну религиозную истину он слепо верил – в наличие Антихриста. Советский Союз в его сознании всегда ассоциировался с образом Зверя, которому сопутствуют четыре всадника Апокалипсиса: глады, мор, болезни и войны. Это именно то, что Советы принесли в мир. Такого же мнения придерживался и президент США, но Уильям Кейнс готов был сегодня сделать все возможное, чтобы это мнение изменить. Зверь умирает, и Кейнс должен первым сообщить эту весть президенту.

Сквозь рваные полосы тумана промелькнуло солнце, впереди показались деревья Лафайет-парка. Машина приближалась к Белому дому и нужно было что-то решать, вернее, на что-то решиться.

Кейнс открыл портфель из крокодиловой кожи, который он всегда брал с собой на заседание Совета безопасности, и достал из него две одинаковые папки с голубыми поперечными полосками. Он подержал их в руках, словно взвешивая, и отложил одну в сторону.

Директор центральной разведки США Уильям Кейнс совершил тяжкое преступление против народа США, но он сделал это сознательно. В этих двух папках хранились сведения, полученные от инициаторов Игрока и Блаженного, а также критический анализ этих сведений, подготовленный советским отделом. Внешне эти два варианта ничем не отличались, но во второй папке, которую выбрал для доклада Кейнс, было на два листа больше. Директор ЦРУ напечатал эти листы собственноручно. Таким образом, в папке оказалось еще одно донесение от инициативного информатора, носящего агентурную кличку Блаженный. Кейнс не мог дожидаться пятого марта, следовало действовать решительно и без промедления.

В этой же папке хранилась информация, полученная от агента-инициатора по прозвищу Игрок. Кейнсу, начавшему собственную игру во имя президента, американского народа и всеобщего мира, не понадобилось придумывать что-либо за своего агента. Он оставил все, как есть, дополнив последнее сообщение лишь одной фразой: НАИБОЛЕЕ ВЕРОЯТНОЙ ЦЕЛЬЮ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО АКТА ЯВЛЯЕТСЯ УБИЙСТВО ПРЕЗИДЕНТА США.

Кейнс тяжело поднимался по лестнице Белого дома, и у него был вид человека, только что поставившего на кон все свое состояние. Он играл втемную, и ему оставалось лишь надеяться, что когда придет время открывать карты, на стол лягут четыре туза.


Глава восьмая

– Николай Андреевич, вам приходилось отступать? Насколько мне известно, вы на Отечественной с первого дня?

Министр обороны пожал плечами.

– И отступал и наступал, всякое было. Но я первым задал вопрос и хотел бы получить на него прямой ответ.

Разговор происходил на госдаче Сергеева, в живописном уголке Подмосковья. Кроме хозяина дачи и министра, в гостиной находился Якимов. Маршал хотел поговорить с Сергеевым наедине, но тот настоял на своем, дав понять, что от Якимова у него секретов нет. На улице завывал ветер, швырял горстями мокрый снег в оконные стекла, но внутри было тепло и уютно. В камине горели дрова, на покрытом вышитой скатертью столе чай, малиновое варенье, горка бисквитов с абрикосовой начинкой. От угощения гость отказался, впрочем, Сергеев особо и не настаивал. Сам он «употреблял» не часто, только по необходимости.

– Я неспроста задал вам свой вопрос, – мягко улыбнулся Сергеев. – Вот вы спрашиваете меня, насколько хорошо я знаком с ситуацией в армии и оборонной промышленности. И представляю ли я себе истинные масштабы нашего отставания от Запада. Какой ответ вы хотите от меня услышать, Николай Андреевич? Да или нет? Если речь идет о знакомстве с этой проблемой, то я скажу «да». Как член Политбюро и секретарь ЦК я обладаю всей полнотой знаний. Но правдива ли та картина, которую я вижу перед собой? Это вопрос и к вам, министру обороны, ведь львиная доля недобросовестной, а зачастую и лживой информации идет из вашего ведомства.

Маршал нахмурился, но опротестовывать мнение Сергеева не стал.

– Да это и не картина вовсе, – вступил в разговор Якимов. – Скорее мозаика, какие-то разрозненные фрагменты. К сожалению, приписки и очковтирательство проникли даже в армейскую среду и оборонные отрасли.

– А если говорить о реальном знании ситуации, – продолжил Сергеев, – то я вынужден сказать «нет». Я ее не знаю и думаю, ее не знает никто, в том числе и вы, маршал.

– Спасибо за прямой ответ. Именно это я и хотел услышать от вас. Я рад, что вы понимаете, с какими трудностями нам приходится сталкиваться.

– Нам, – жестко сказал Сергеев. – Нам приходится сталкиваться. Армия и оборонные отрасли пожирают до сорока процентов всего бюджета. Мы находимся на краю пропасти, нам грозит ступор. Вы знаете, что такое ступор, маршал?

Маршал пожал плечами.

– Загляните в любой психиатрический справочник. Убежден, вы сразу поймете мою мысль. Понимаете, Николай Андреевич, любой организм, в том числе и общественный, рассчитан на определенные нагрузки. Эту грань переходить крайне опасно, ибо организм в таком случае может не выдержать перегрузок, начнутся флуктуации, процесс саморазрушения. Так вот, дорогой мой маршал, считайте, что одной ногой мы уже заступили за эту грань. Я не знаю, может быть, уже поздно что-либо предпринимать…

Сергеев отпил глоток чая и задумчиво посмотрел на маршала.

– А если страна окажется в ступоре, никто из нас, ни я, ни Лычев, ни кто-либо другой не сможет ни-че-го предпринять. Уже сейчас чувствуется колоссальная инерция народнохозяйственного механизма, он уже почти неуправляем, другими словами, существует и развивается по каким-то своим внутренним законам.

– Я бы сказал, не развивается, а деградирует, – вставил реплику Якимов.

Сергеев кивком поблагодарил его и продолжил:

– Апатия в обществе достигла критической отметки. Помните, у Маяковского: «Нам, мол, с вами думать неча, если думают вожди».

На губах Якимова в это время появилась ироничная улыбка.

– Вот какова цена, уплаченная нами за статус сверхдержавы, – веско сказал Сергеев. – Такова цена паритета. Я не берусь утверждать, что во всех наших бедах виноваты военные, но оборонный комплекс вот где у нас сидит…

Сергеев весьма красноречивым жестом похлопал себя по шее.

– Наш хребет уже не выдерживает таких нагрузок.

– Но американцы продолжают наращивать свои усилия, – попытался оправдаться маршал, но Якимов не дал договорить ему.

– А что Америка? Америка богатая страна. Она может позволить себе такие расходы, а мы нет. И где гарантия, что и Америке это когда-нибудь не аукнется? В будущем, лет, скажем, через десять?

– Поскольку вы сами просили, чтобы разговор остался между нами, я буду предельно откровенен.

Сергеев взглянул на серьезное лицо маршала и невесело рассмеялся.

– Видите, до чего мы докатились, Николай Андреевич?! Боимся даже откровенно высказывать свои мысли. В окружающих видим не коллег и товарищей, а потенциальных конкурентов, если не сказать сильнее. Но разговор нужный, и я рад, что вы сами изъявили желание открыто побеседовать с нами.

Сергеев сознательно употребил слово «нами», тем самым объединяя в глазах маршала себя с Якимовым, которого министр обороны не слишком жаловал, считая его человеком опасным лично для себя и для возглавляемого им ведомства.

– Посмотрите на карту мира, маршал. На первый взгляд, дела обстоят не так уж плохо. За последних несколько лет нам удалось перетащить на свою сторону добрый десяток стран. В Азии это Кампучия, Лаос, Южный Йемен и Афганистан, в Африке Эфиопия, Мозамбик и Ангола, в Америке Никарагуа и, возможно, Сальводор и Гранада. Спрашивается, чего мы достигли с помощью наших новых приобретений?

– Почти двадцать миллиардов долларов ежегодных субсидий, если добавить сюда Кубу и Вьетнам, – уточнил Якимов.

– Мы повесили себе на шею лишнюю сотню миллионов дармоедов, – угрюмо заметил Сергеев. – И расходуем на них колоссальные средства, как будто нам денег девать некуда, как будто наши собственные люди хорошо одеты и обуты. Мы ведем себя, как последние кретины!

Сергеев не удержался и зло выругался.

– Весь Запад смеется над нами! Теперь уже не им, а нам приходится заботиться о самых бедных странах мира. Какого черта мы туда влезли? Как будто внутри соцлагеря у нас проблем не хватает! С идеологической точки зрения эта идиотская авантюра также не принесла нам ощутимых дивидендов, скорее наоборот. Теперь консерваторы и правые говорят своему населению, показывая пальцем на эти страны: «Хотите строить социализм? Хотите жить как они? Хотите войны, голода и болезней? Тогда идите и голосуйте за левых!» Вот чего мы достигли такой ценой, дорогой мой маршал.

Сергеев встал с кресла, подбросил в огонь несколько поленьев и вернулся за стол.

– В первую голову виноваты мы, политики. Но скажите мне вы, министр обороны, почему вся страна работает на оборону? У нас что, война на носу? Почему, когда я пытался поднять этот вопрос на Политбюро, меня никто не поддержал, в том числе и вы, маршал?

– Потому что, кроме армии, балета и космоса, нам уже нечем гордиться, – сухо заметил Якимов. – Армия – это единственное, что заставляет остальную половину человечества относиться к нам если не с уважением, то со страхом. Все остальное загажено и порушено.

– А так ли уж хороша наша армия? – спросил Сергеев. Заметив, что министр обороны вскинул голову, он сделал предупреждающий жест.

– Не спешите возмущаться, маршал. Никто здесь не собирается очернять армию и ее командование. Но давайте смотреть правде в лицо. С технической точки зрения, мы далеко отстали от тех же американцев. С тех пор, как они перекрыли большую часть каналов, по которым мы закупали передовые западные технологии, наше отставание увеличивается с каждым днем. Наши самолеты имеют лучшие в мире летные качества, но электронная начинка соответствует временам царя Гороха. Они быстро летают, но с такой же быстротой их обнаруживают американские радары, чего нельзя сказать о наших. Мы имеем грозный атомный флот, но стоимость каждой подлодки равняется годовому бюджету средней союзной республики. И при всем этом они шумят, как самовары, и американцам не представляет труда обнаружить их в открытом океане.

– Вы не во всем правы…

– Ладно, – махнул рукой Сергеев. – Я не собираюсь перечислять все наши технические недостатки. Но то, что в армии не все ладно, это видно и невооруженным взглядом. Дедовщина, коррупция среди высших военных чинов…

– Гораздо меньшая, чем среди партийных и государственных чиновников, – обиженно заметил маршал.

– И слава Богу, – улыбнулся Якимов. – У партаппарата и чиновников нет ядерного оружия. Оно в ваших руках, маршал.

Министр покачал головой, но ничего не сказал.

– Будем отступать, Николай Андреевич, – твердо сказал Сергеев. – Речь идет не о паническом бегстве, а о планомерном и продуманном маневре. Но отступать придется на всех фронтах, в том числе и на вашем. Другими словами, придется заморозить военные расходы на нынешнем уровне. А возможно, даже сократить.

– Но… Вы же должны понимать, что на оборону работают миллионы людей, почти треть населения страны…

Лицо министра обороны покрылось бурыми пятнами, а от возмущения он начал слегка заикаться – последствие контузии, полученной им в сорок четвертом в боях за правобережную Украину.

– В конце концов, это передовые технологии, лучшие трудовые коллективы страны.

– Я понимаю вашу озабоченность, – мягко произнес Сергеев. – Мы не ставим перед собой цель разрушить оборонный потенциал страны. Речь идет о коренной перестройке, и это касается не только военно-промышленного комплекса и армейских структур, но и всего общества в целом. К сожалению, мы ограничены в своих возможностях. Если нам понадобятся средства на проведение реформ, не исключено, что в таком случае придется несколько сократить траты на армию и оборонку. Если появится нужда, перепрофилируем некоторые заводы на выпуск мирной продукции. Я убежден, от намеченных реформ выиграет не только общество, но и армия. Наша армия станет более мобильной, повысится техническая оснащенность войск.

Сергеев понял, что его слова звучат не слишком убедительно, поэтому повторил еще раз, более уверенно:

– Именно так, маршал. Реформы будут армии только на пользу. Как видите, я не стал вам лгать, подобно Лычеву, а предпочел сказать правду, пусть даже эта правда носит привкус горечи. А теперь я надеюсь на откровенность с вашей стороны.

Сергеев обменялся с Якимовым многозначительными взглядами и продолжил:

– Николай Андреевич, для вас не секрет, что в самом ближайшем времени будет решаться вопрос о генеральном секретаре нашей партии. Сами понимаете, на карту поставлено многое, возможно, будущее страны. Если к власти придет Лычев, ступор неизбежен. Через пять лет заниматься реформами будет уже поздно. Если к власти придем мы, – Сергеев выразительно посмотрел на маршала, – такой шанс у страны появится. Я хочу знать вашу позицию. Не скрою, если вы меня поддержите на Политбюро, а ваши коллеги-военные на Пленуме ЦК, то мне удастся победить без особых проблем.

Он сделал паузу, внимательно наблюдая за реакцией маршала. Министр обороны сидел безучастно, его глаза, скрытые толстыми стеклами очков, смотрели мимо Сергеева в сторону камина, где огонь жадно пожирал березовые поленья.

– Я понимаю, – негромко сказал Сергеев, – вы сейчас находитесь в непростом положении. Все мы находимся в трудном положении. Нужно сделать выбор. Если вы поставите на Лычева, это будет ошибкой. Все равно вы этим ничего не добьетесь. Мы не дадим Лычеву и его компании взять власть в стране в свои руки.

В этот момент у Сергеева было такое выражение лица, что маршал едва не отшатнулся от него.

– Делайте свой выбор, маршал, – жестко произнес Сергеев. – Я знаю, мы вам не нравимся, но мы меньшее из двух зол. Лично для вас и вашего ведомства.

«Змеи, – подумал про себя маршал. – Скользкие рептилии с холодными пустыми глазами и смертоносным жалом. Но эти две, по крайней мере, не выглядят так отвратительно, как другие».

– Я хотел бы получить гарантии, что при проведении реформ мнение военных будет учтено, – ровным голосом сказал маршал, понимая, что его слова звучат наивно. Но сдавать позиции слишком быстро было не в его правилах.

– Вы получите такие гарантии, – легко согласился Сергеев. – Считайте, что вы их уже получили. Все вопросы по армии и оборонной промышленности будем решать совместно. Не бойтесь, маршал, – Сергеев дружелюбно улыбнулся, – я вас не обижу.

– Я уже слишком стар, чтобы бояться, – буркнул министр, понимая, что говорит чистую неправду. – Добро. Я поддержу вашу кандидатуру на Политбюро и, если понадобится, проявлю в этом вопросе активность и настойчивость.

Он со значением посмотрел на Сергеева.

– И с другими военными я побеседую. Думаю, вас уже можно заранее поздравить…

– Ваши слова да Богу в уши, – вздохнул Сергеев. – Николай Андреевич, когда вы звонили мне утром, у вас был очень встревоженный голос. Что-нибудь случилось? Помимо тех вещей, которые мы уже обсудили?

Лицо маршала заметно побледнело.

– Нет, ничего не случилось…

Он сделал небольшую паузу и тут же опроверг свои слова.

– Скажите, у вас надежная охрана?

– Надежная. Но при чем тут моя охрана?

Сергеев с недоумением уставился на министра обороны.

– Да нет, – пожал плечами маршал, заметно нервничая. – Просто поинтересовался… Время сейчас смутное. Может, армейских офицеров подключить?

– Что? – опешил Сергеев. – Это еще зачем?

– Для вашей же пользы, – едва слышно произнес маршал. Он уже не раз пожалел, что затеял этот разговор. Собственные недавние подозрения вдруг показались ему нелепыми и ужасными, а аргументация подчиненных слабой и неубедительной. Он уже почти не сомневался, что вся эта история с покушением на Сергеева абсурдна, просто немыслима, а сам он едва не стал жертвой чудовищной мистификации или какого-то трагичного стечения случайных обстоятельств. Хорош бы он был, если бы вздумал рассказать эту историю Сергееву и его дружку Якимову!

– Для какой еще пользы? – недовольно посмотрел на него хозяин. – Вы что-то скрываете от нас. Выкладывайте, маршал, не темните.

– Да не о чем говорить, – нахмурился министр, не зная, как выкрутиться из неприятной ситуации. – Просто проявил заботу о вашей безопасности…

Понимая, что ляпнул очередную глупость, маршал раздраженно махнул и поднялся с кресла.

– Мне пора.

– Останьтесь, Николай Андреевич, сейчас ужин подадут, – принялся уговаривать его хозяин, не проявляя, правда, при этом особой настойчивости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю