Текст книги "Кремлевский пасьянс"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава вторая

– Симпатичная клиника, да? – спросил Ремезов у Фомина.

В небольшой комнате, куда они только что вошли, находились двое людей в белых комбинезонах и шапочках. Ремезов произнес, обращаясь к этим двоим:

– Пройдите в комнату отдыха, мы здесь за вас подежурим.

– Симпатичное местечко, – согласился Фомин, когда они остались наедине. – Особенно если учесть, что оно рассчитано на одного пациента.

Они опустились в кресла, стоявшие возле полукруглого пульта, и Ремезов нажал на одну из кнопок. Стена из белого пластика стала прозрачной, и Ремезов, приподнявшись, постучал по стеклу.

– Вот так, Фомин, техника… Кстати, можешь полюбоваться на своего Ермакова.

Помещение за стеклом напоминало обычную больничную палату. Стены из светлого пластика, молочно-белый пол, на кровати под белоснежной простыней лежит человек. В этом стерильном белом царстве цветными пятнами выделялись лишь панели приборов и жгуты датчиков и шлангов. Да еще лица двух врачей. Один сидел у изголовья Ермакова, и по движущимся губам было видно, что о чем-то говорит. Второй занял место у консоли с приборами и делал записи в толстом журнале.

– Эти двое… Кто они?

– Врачи, психиатры высочайшего класса. К тому же универсалы: каждый из них обладает несколькими медицинскими специальностями.

– А нельзя ли сделать звук? – спросил Фомин. – Я хотел бы послушать, о чем они там говорят?

Ремезов откинулся в кресле и долгим взглядом посмотрел на Фомина.

– Нельзя. И не потому, что я тебе не доверяю. Просто такой возможности не предусмотрено. При строительстве объекта был учтен целый ряд требований. Знаешь, какое из них самое главное?

– Догадываюсь, – хмыкнул Фомин. – Никто не должен знать, о чем говорят эти люди.

– Вот видишь, – генерал развел руками, – какой ты догадливый. Те двое, что дежурят здесь, всего лишь охранники, так сказать, на всякий случай. На пульте есть сигнализация, – генерал показал на красную лампу на панели, – если врачам понадобится помощь, они могут из палаты вызвать охрану. Уверен, такой необходимости не возникнет.

– А если не успеют?

– Исключено, – покачал головой Ремезов и, подумав, добавил: – Ну хорошо, представим себе такой случай… Ермаков вышел из-под влияния, замочил врачей… И что дальше?

Он пожевал губами и продолжил:

– Процесс отлично организован. Все расписано по минутам, и каждый знает, как ему действовать в той или иной ситуации.

Он бросил взгляд на часы.

– Через двадцать шесть минут они закончат сеанс, и их сменит другой врач, который будет дежурить следующие четыре часа. Дверь в палату открывается нажатием кнопки на пульте. Изнутри ее открыть невозможно. Если произойдет нечто чрезвычайное, охранники заблокируют вход и вызовут подмогу. Всего охранников девять человек, они дежурят посменно. Смена три человека – два здесь и один на входе.

– Оружие?

– Все вооружены пистолетами, стреляющими парализующими капсулами. Боевое оружие имеют только те охранники, что контролируют вход. У врачей, естественно, оружия нет.

– Сколько врачей работает с Ермаковым?

– Четверо, – ответил Ремезов. – Кроме психиатров, есть еще два, они дежурят посменно. Сеансы проводятся два раза в сутки.

– Вы произнесли фразу «если Ермаков выйдет из-под влияния». Он что, находится в данный момент под внушением? Наркотики, гипноз, что-нибудь еще?

Генерал искоса посмотрел на Фомина и проигнорировал его вопрос.

– Вы обещали, – напомнил ему Фомин.

– Ох и доиграешься когда-нибудь! – мрачно произнес Ремезов. – Любопытство тебя до добра не доведет. И чего я тебя не пристрелил два года назад?

– Поздно об этом говорить, – бесстрастно заметил Фомин. – Время упущено. Сейчас я не советовал бы вам задумываться о таких вещах.

– Ты мне угрожаешь? – процедил сквозь зубы генерал, но наткнулся на холодный взгляд Фомина.

– Нет, конечно, нет. Просто констатирую очевидный факт. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Генерал отвел глаза и вполголоса выругался.

– Больно много на себя берешь, Фомин. Ладно, кое-что я тебе расскажу, но если информация будет неполной, не обессудь. Я тоже, знаешь ли, не такой уж большой спец по этим делам.

Он помолчал, наблюдая за работой врачей, и вполголоса стал рассказывать:

– Ты верно подметил, Ермаков действительно находится под внушением, хотя это слово не совсем точно выражает смысл происходящего. Образно выражаясь, нам удалось создать совершенно новую личность. Так что там в палате, – он постучал пальцем по стеклу, – уже не Ермаков.

Фомин недоверчиво покачал головой.

– Не веришь? – хмыкнул Ремезов. – Я и сам не верил. Этот объект существует сравнительно недавно, седьмой месяц. Когда я стал начальником главка, среди его структур и подразделений числилось с десяток секретных лабораторий. Большая часть из них занималась исследованиями такого рода. Были кое-какие результаты, поэтому когда возникла идея создать подобный объект, нужные люди нашлись быстро. А научную часть проекта разработали эти двое, – он кивнул на врачей. – Насколько я понимаю, используется комбинированный метод: психотропные средства плюс наркогипноз. Нужно признать, что новый метод дает впечатляющие результаты. Они испытали его на двух десятках человек, и ни одного сбоя, представляешь?

– А те двое? – спросил Фомин. – Предшественники Ермакова. Почему они не подошли?

– Понимаешь, Фомин, внушение внушению рознь. Проблема заключается не в том, чтобы непременно сломать волю и заставить человека повиноваться своим приказам. Это уже пройденный этап. Нет, вопрос ставится по-другому. В процессе внушения мы полностью перестраиваем личность пациента со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты спросишь, зачем это нужно. Во-первых, если вдруг случится провал, мы ничем не рискуем. Даже с помощью самых изощренных методов дознания, включая психотропные средства, до прежней сущности прошедшего полную подготовку пациента добраться не удастся. А его новая, нынешняя сущность… О, здесь все в наших руках. Мы можем начитать на кору головного мозга любые сведения, можем превратить его, к примеру, в инопланетянина или сотрудника американских спецслужб.

Глава третья

– Я хорошо помню историю, случившуюся в Далласе в шестьдесят третьем году…

Фомин многозначительно посмотрел на генерала.

– Это ты уж чересчур загнул, – расхохотался Ремезов. – В то время ни у нас, ни у американцев подобных вещей и в помине не было. Собственно, то, чем мы сейчас занимаемся, стало возможно благодаря стечению разного рода случайностей. Стоит убрать один, причем – любой из компонентов, и наш метод сразу потеряет всю свою эффективность. Уверен, американцы не располагают ничем подобным до сих пор. В сравнении с нашими аппаратами «сыворотка правды» и детекторы лжи всего лишь детские игрушки.

– Вы сказали во-первых, – напомнил ему Фомин. – А что во-вторых?

– Все тебе неймется! – язвительно заметил Ремезов. – Хочешь выпотрошить меня до самого донышка.

– Зачем мне прерывать историю на самом интересном месте, – улыбнулся Фомин.

– Хрен с тобой, – ворчливо сказал Ремезов. – Слушай дальше. Перестройка личности для нас не является самоцелью. Нам нужно, чтобы эта личность обладала определенными качествами…

– Например, умела убивать людей, – дополнил его Фомин.

– А ты думаешь, мы здесь в гольф его учим играть? – со смешком спросил генерал. – Ты неправильно ставишь вопрос. Эти люди  уже умеют убивать, мы лишь снимаем все ограничители, которые могут помешать им воспользоваться своим умением. Но и это не все. Нам удалось значительно расширить диапазон их возможностей. Взять, к примеру, того же Ермакова. Сейчас весь его организм подчинен единой цели: убивать! Энергия, которая расходуется у обычного человека на различные цели, например, на борьбу с разного рода недугами и болезнями, на нейтрализацию воздействия внешней среды и так далее, у Ермакова направлена в одно русло: обеспечить максимально эффективное выполнение приказа. Подобное состояние полной отмобилизованности иногда возникает у людей, оказавшихся в экстремальной ситуации, хотя и данное сравнение будет слишком слабым. Но даже всего этого может оказаться недостаточно. Если мы решимся использовать такого человека в деле, он должен быть достаточно самостоятелен в своих действиях, ведь мы не можем со стопроцентной точностью смоделировать ситуацию, в которой он может оказаться.

– Речь идет о его способности принимать наиболее оптимальные решения?

– Совершенно верно, – кивнул Ремезов. – Согласитесь, мы не можем использовать «зомби» с заторможенными движениями и пустыми глазами.

– Это выглядело бы забавно, – улыбнулся Фомин. – Особенно если за этим «зомби» будет бегать парочка ассистентов и командовать ему на ухо: «поверни направо», «иди прямо»… Как вы решили эту проблему?

– Я вижу, ты уже ухватил суть, – одобрительно заметил Ремезов. – Да, эта задача оказалась самой трудной. Как ты понял, одного внушения мало. Нужно еще найти правильную мотивировку…

Он заметил недоумение в глазах собеседника и пожал плечами.

– Извини, друг, я не психиатр, и мои объяснения могут показаться тебе корявыми. Что я имел в виду, когда употребил термин «мотивировка»? Возьмем, к примеру, Ермакова. Процесс реконструкции личности занял примерно две недели. Ему вводятся специальные препараты, причем дозы увеличиваются с каждым сеансом. Как выражаются сами психиатры, увеличивается степень погруженности, или, что то же самое, степень внушаемости. На первых порах он подчинялся только простым приказам, затем программа усложнялась, пока, наконец, не удалось смоделировать новую личность. Опытным путем удалось установить, что при правильно подобранной мотивировке эффективность действия пациента заметно увеличивается.

– И какую мотивировку вы подобрали для Ермакова?

– На первый взгляд может показаться странным, – задумчиво произнес Ремезов, – но мотивировка, подобранная нашими психиатрами для Ермакова, носит религиозную окраску. Представь себе, Ермаков религиозен. Поначалу врачи столкнулись с большими трудностями. Они никак не могли заставить Ермакова убивать.

Он показал пальцем на приборы, возле которых колдовал один из врачей.

– С помощью этих приборов врачи контролируют действия пациента. Приведу простой пример. Сейчас он находится в гипнотическом сне. Когда ему дают команду «иди», в соответствующих мыщцах появляются слабые импульсы, улавливаемые датчиками, хотя сам он, как видите, остается неподвижен. Приборы регистрируют импульсы, и врач видит, как выполняется его команда. Методика отлажена, и они научились прочитывать по приборам действия пациента, точнее, видеть, как выполняется программа, заложенная в него. Образно выражаясь, во время гипнотического сна он проходит полевые испытания. С каждым сеансом они усложняются. Сам понимаешь, мы не можем здесь устроить полигон, где он будет стрелять по живым мишеням. Да и нет в этом никакого смысла, для него сон и реальность уже давно составляют одно целое. Так вот, Ермакова очень долго не могли заставить убивать. Даже когда он прошел среднюю степень погруженности, в которой большая часть пациентов подчинялась командам, Ермаков по-прежнему отказывался убивать. Остальным командам он подчинялся, а этой нет. Психиатры перебрали самые разные варианты мотивировки. Напирали на чувство долга, обязанности исполнять воинскую присягу, защищать от врагов Отечество и так далее. Они даже попытались смоделировать ситуацию, когда жизни его матери грозила смертельная опасность, но даже в этом случае он не подчинился. К счастью, одному из психиатров пришла в голову мысль использовать при внушении религиозные мотивы. Пусть не сразу, но сопротивление удалось сломить.

– А кто он сейчас? Архангел Гавриил?

– Нечто в таком роде. Ермакова больше нет. Есть ангел. Ангел Смерти. И он подчиняется воле Господа, он искореняет, карает зло.

Фомин поежился, почувствовав, как по его спине пробежал легкий озноб.

– Ваши психиатры всего лишь жалкие дилетанты.

– Не понял? – На лице генерала появилось недоумение.

– Я говорю, лопухи ваши психиатры, – повторил Фомин. – Им нужно было спросить у самого Ермакова, кого он ненавидит больше всех. Ткните в нужного вам человека пальцем, скажите Ермакову, что перед ним майор Фомин, и он убьет этого человека, не задумываясь.

– А что, это неплохая мысль, – оживился Ремезов. – Жаль, сам я до этого не додумался. А теперь уже поздно, у нас нет времени что-либо менять.

– А что с теми двумя? Вы так и не ответили.

– Не получилось у нас с ними, – признался генерал. – По целому ряду причин. Главное, отсутствие должного уровня мотивировки. Все, кажется, перепробовали, а стопроцентной гарантии получить не удалось. Сеанс за сеансом все идет нормально, а потом раз… и сбой. Палец на курок не нажимает. Мы не можем позволить себе таких вещей. И потом, мы тогда еще не знали, что нельзя держать человека в состоянии полной погруженности дольше определенного срока. Сердце не выдерживает.

– Какой же срок? Сколько дней? – поинтересовался Фомин. – Или речь идет о часах.

– От пяти до семи дней. Оба умерли на седьмой день.

– Ясно, – задумчиво произнес Фомин. – Да, фактор времени играет очень важную роль. А вы не боитесь, что Ермаков потеряет кондицию? Вот уже две недели, как он лежит без движения, могут атрофироваться мыщцы.

– А кто вам сказал, что он лежит без движения? Три часовые прогулки в день, легкая разминка, все как положено.

Фомин удивленно посмотрел на генерала.

– А вы не боитесь?

– Чего? Что выйдет из-под контроля? Нет, Фомин, это исключено. Ты думал, мы тут в бирюльки играем? Я же говорил – у нас отлаженный процесс. Никаких сбоев нет и быть не может.

Фомин многозначительно кивнул в сторону палаты.

– У вас в руках грозное оружие. Если удастся отладить процесс и поставить дело на конвейер…

– А ты думал, – довольным тоном произнес генерал. – Дай только срок, мы быстро порядок в стране наведем. И не только в стране. Сам видишь, какие перед нами возможности открываются.

– Где он гуляет?

– Да здесь же, в коридоре, – генерал показал на дверь. – Двенадцать метров в одну сторону и столько же в другую. Я считаю, вполне достаточно.

– Меры предосторожности надежные?

Генерал поморщился.

– Он постоянно находится под внушением. Во время прогулок его действия контролируют один из психиатров и двое охранников.

– Те, что обычно сидят здесь, в этой комнате?

– Да. Они вооружены парализаторами.

– А не может ли возникнуть ситуация, когда кто-либо непредумышленно произнесет слово или фразу, которая будет истолкована пациентом как команда? Например, «бей!» или «беги»?

– Исключено! – авторитетно заявил генерал. – Опасности такого рода существовали ранее, на начальной стадии, когда он реагировал на любую команду. Сейчас он пребывает в высокой степени погруженности и может действовать только в пределах заложенной в него программы. Он не реагирует на простые команды, и это вполне понятно. В ситуации, в которой ему придется действовать, он может нарваться на окрик или приказ, к примеру «Стой!»… И что тогда? Ученые все предусмотрели и исключили подобные неувязки.

– Он уже готов? Вы точно просчитали время?

– Сегодня вечером последний сеанс. После этого, выражаясь казенным языком, объект будет сдаваться комиссии.

– То есть вам, – улыбнулся Фомин. – Из всего этого можно сделать вывод, что событий следует ждать уже в самом ближайшем времени.

– Совершенно верно. Ко мне из «Кремлевки» поступает самая точная информация. Этот… – генерал непристойно выругался, – доживает последние часы. И тогда настанет черед Ангела.

– Вы уже определились с ответами на вопросы «кого?», «где?» и «когда?»?

– Это не от меня зависит, – пожал плечами генерал. – Решение будет принято в самый последний момент. Возможно, придется отрабатывать сразу два варианта. В этом случае понадобится помощь твоих людей. И не прикидывайся слабоумным, Фомин. Тебе прекрасно известен ответ на первый из заданных тобою вопросов.

Фомин пропустил последние слова Ремезова мимо ушей. Он уже несколько секунд внимательно вглядывался в действия врачей. Его лицо заметно побледнело, и он показал рукой на стекло.

– Генерал, взгляните, там что-то не в порядке…

На пульте загорелась красная лампа, и тишину разорвал истошный вой ревуна.

– Черт, только этого не хватало!

Генерал нажал одну из кнопок и прорычал в микрофон:

– Профессор, срочно в палату! Бегом!!

Он выдвинул ящик из нижней части пульта и извлек две кобуры с пистолетами. Одну он протянул Фомину.

– Держи! Это парализаторы. Знаешь, как пользоваться?

– Разберусь, – хмыкнул Фомин, ставя пистолет на боевой взвод. – Не забудьте разблокировать дверь.

Когда они ворвались в палату, оружие им не понадобилось. Ермаков лежал бездыханный, белое как мел лицо было покрыто мелкими блестками пота. Рядом суетились врачи, один из них выкрикивал над ухом Ермакова команды на английском языке. Второй дрожащими руками пытался набрать в шприц жидкость из ампулы.

– Что здесь происходит, черт подери? – рявкнул генерал. – Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Врач, который пытался вывести Ермакова из транса, устало разогнулся и кивнул в сторону самописца, чертившего прерывистые линии.

– Аритмия. Периодические остановки сердца.

Он взглянул на таймер и добавил:

– Это длится уже полторы минуты.

В палату вбежал еще один человек в белом халате, и генерал повернулся к нему.

– В чем дело, профессор? Это уже третий случай…

– После, – махнул рукой профессор, – после поговорим.

Он оттеснил генерала Ремезова в сторону и склонился над Ермаковым. Какое-то время он неподвижно смотрел ему в лицо, затем бросил взгляд на приборы.

– Пульс? – отрывисто бросил он.

– Нитевидный, слабого наполнения, – ответил один из врачей. – Давление падает. Сейчас сорок на семьдесят.

– Введите антидот, – приказал профессор. – Восемь кубиков в сердечную мышцу. Быстро!

Врач, которому наконец удалось наполнить шприц, неуверенно посмотрел в сторону генерала Ремезова.

– Это опасно. Слишком большая доза. Мы можем потерять контроль.

– Контроль сохранится, – уверенно сказал профессор. – Но уровень внушаемости значительно снизится. Чего же мы ждем?

– Вы гарантируете, что он останется управляемым? – с недоверием спросил генерал.

– Господи! – тяжело вздохнул профессор. – Что за торги! Тут человек умирает…

– Вы не ответили на вопрос, – настойчиво произнес Ремезов. – И не забывайте, профессор…

– Я ничего не забываю! – вспыхнул тот. – И не нужно меня пугать. Хорошо, я гарантирую… А теперь нужно ввести антидот, иначе мы потеряем этого человека. Если уже не потеряли.

– Добро, – наконец произнес генерал и кивнул врачу. – Что же вы стоите? Сделайте ему укол!

Фомин медленно обошел кровать, остановился у изголовья и поправил сползшую набок подушку. В сутолоке никто не заметил, что из пальцев Фомина при этом выскользнул крохотный, размером с булавочную головку, предмет.

А затем Фомин сделал нечто совершенно неожиданное, и в первую очередь для самого себя. Он наклонился к Ермакову и вполголоса произнес:

– Ермаков, вы слышите меня? Это я, Фомин! Майор Фомин, помните? Возвращайтесь!

Глава четвертая

– Меня зовут Ермаков.

– Ты повторяешь эту фразу уже десятый раз, – произнес мелодичный женский голос. – Придумай что-нибудь новое. И отпусти руку, мне больно!

Ермаков только сейчас заметил, что рядом с ним стоит девушка, чью руку он сжимает своей огромной пятерней, словно опасаясь, что она вырвется и убежит. В голове у него был полный хаос, в ушах что-то непрерывно стреляло и взрывалось, но самочувствие быстро улучшалось. В памяти промелькнули обрывки воспоминаний о голубом тоннеле, оранжевом зареве и протянутой навстречу женской руке.

– Ермаков, отпусти руку! Ты мне ее сломать можешь!

– Стой тихо, – вполголоса произнес Ермаков. Он ослабил хватку, не выпуская при этом женской руки из своей ладони.

Он осмотрелся вокруг. Местность выглядела незнакомой. Они стояли посреди зеленого луга, трава была мягкой и шелковистой и едва заметно колыхалась под легким дуновением ветра. Слева от них, на опушке леса, деревья росли очень плотно, сплошная сине-зеленая стена. Еще дальше, за верхушками лесных исполинов, в легкой дымке угадывались заснеженные вершины гор. Справа в нескольких десятках метров густели заросли тростника, и оттуда на них повеяло свежестью. Небо было безоблачным, солнце находилось в зените, но особой жары не ощущалось. Воздух очень чистый, с едва уловимыми запахами степных трав и земляники. Но что-то в этом мире было не так, и Ермаков не сразу разобрался, в чем тут дело.

– Любопытно. Мир без теней. Ничего не понимаю. И абсолютно ничего не помню.

Он немного помолчал и добавил:

– Мне нужно подумать.

– Наконец-то! – насмешливо произнес грудной женский голос. – Я уж было решила, что ты не наделен такой способностью.

Ермаков взял девушку за плечи и развернул ее лицом к себе.

Его руки сжимали хрупкие девичьи плечи, на него глядели синие огромные глаза. Они смотрели на него очень серьезно, но в их глубине время от времени вспыхивали золотистые огоньки. Ее симпатичный носик был слегка наморщен, словно она старалась не рассмеяться в голос. На вид ей не больше шестнадцати, но она хорошо сложена для своего возраста и красива особой девичьей красотой. Затем в ее облике что-то стало меняться, девушка словно сразу повзрослела на несколько лет, ее красота стала более зрелой, и Ермаков ощутил под своими пальцами тугие налитые плечи молодой женщины. В одежде этой странной незнакомки также происходили непрерывные изменения. Одежда при этом меняла не только форму и цвет, но даже фактуру ткани, временами из плотной превращалась в полупрозрачную. И хотя эти изменения происходили очень быстро, едва заметно для обычного глаза, Ермаков успел рассмотреть высокую, идеальной формы грудь, узкую талию и длинные стройные ноги.

– Стой тихо, – повторил Ермаков. – У меня мельтешит от тебя в глазах.

– Так будет хорошо? – спросила женщина, приняв первоначальный вид.

У Ермакова пересохло в горле, и он нашел в себе силы лишь кивнуть ей. Господи, до чего же она красива! Он неотрывно смотрел в ее глаза, тонул в них, умирал и снова рождался. Он испытывал в эти мгновения нечто совершенно немыслимое, непередаваемое, от чего можно было умереть. В нем жили одновременно страх и восторг, ведь он держал ее в руках, его пальцы ощущали ее гладкую кожу, от нее пахло травами и лесной земляникой, и он мог так стоять целую вечность, пока не остановится сердце. Одновременно ему было страшно, невыразимо страшно, что это всего лишь фантом, мираж, мимолетный сон, и стоит попытаться прижать эту девушку к себе, как она тут же исчезнет, растает бесследно, ведь в этом странном мире нет даже теней. И он не хотел просыпаться, зачем ему жизнь, в которой нет этой женщины?

– Я сейчас умру, – пробормотал Ермаков и с большим усилием отвел взгляд в сторону. – Ты слишком красива. Я и не представлял, что такое бывает. Даже в кино таких не видел.

Он попытался вспомнить, что такое кино, но это ему так и не удалось.

– А ты тоже ничего, – с мягкой улыбкой произнесла молодая женщина. Она провела пальцем по его щеке, затем опустила руку на плечо. – Я уже думала, что таких, как ты, там больше нет.

Ее взгляд остановился на его широкой груди, затем скользнул вниз, и на щеках вспыхнул густой румянец.

– А, черт! – выругался Ермаков, прикрывая наготу ладонями. – Извини, совсем забыл. Кстати, нет ли здесь поблизости магазина? Надо как-то решить проблему с одеждой.

– Для начала неплохо бы решить другую проблему, – многозначительно произнесла девушка, показывая на лес, откуда стремглав неслись всадники. Их было немного, пять или шесть, и они направлялись прямо к ним.

– А это что еще за клоуны? – спросил Ермаков.

Всадники быстро приближались, уже хорошо видны были оскаленные морды лошадей и фигуры наездников. В руках у них были кривые сабли, за спиной луки и колчаны со стрелами.

– Похожи на монголов. Какого черта они здесь делают?

– Наверное, прорвались за тобой.

– Что будем делать? – спросил Ермаков. Он обеспокоенно посмотрел на девушку и поразился ее легкомысленному виду.

– Придумай что-нибудь, – пожала она плечами. – Ведь это по твоей части?

Ермаков хмыкнул, но спорить не стал.

– Прячься за моей спиной, – приказал он. – Отойди чуть дальше. Хорошо, так и стой.

Первый всадник был уже совсем близко, остальные немного поотстали. Наездник и впрямь был похож на монгола. Он размахивал над головой кривой саблей и подбадривал себя истошными воплями.

– Не надрывайся так, парень, – посоветовал ему Ермаков. – Инфаркт схлопочешь!

Он стоял в расслабленной позе, аккумулируя энергию для предстоящей схватки. «Макаров» сейчас пришелся бы весьма кстати, но приходилось рассчитывать на свои силы. Ермаков вдруг почувствовал себя неловко и бросил через плечо:

– Отвернись! Не смотри на меня.

Разговоры вести было некогда, всадник вздыбил лошадь и занес над Ермаковым саблю. Он не подозревал, с каким противником ему довелось столкнуться, и действовал недостаточно быстро. Ермаков уклонился от сверкающей стали, перехватил руку нападавшего, да так, что у того хрустнули кости, другой рукой схватил его за пояс и стащил с лошади. Затем слегка придушил его, овладел саблей и попытался сесть на низкорослую степную лошадь. В этот момент он услышал звонкий женский смех.

– Ермаков, пожалей животное! Ты ей хребет сломаешь!

К немалому удивлению Ермакова, остальные всадники исчезли, и он спрыгнул с лошади, которая с трудом выдерживала его вес.

– Веселишься! – мрачно посмотрел он на женщину. – Ну, ну…

Он поднял стонущего от боли монгола с земли, наградил его парой подзатыльников и отпустил восвояси. Тот прохромал с десяток метров и также испарился.

– Я же просил не смотреть на меня! Эй, это, случаем, не твои фокусы?

Он с подозрением посмотрел на девушку.

– Нет, нет, – успокоила она его. – Я здесь ни при чем. Такое, действительно, бывает. Ты правильно сделал, что отпустил этого беднягу. А ты молодец, умеешь постоять за себя.

Ермаков пренебрежительно махнул рукой и спросил:

– Так как насчет одежды?

– С одеждой нет проблем. Если бы мы были в другом месте…

Она немного подумала и решительно произнесла:

– Что об этом говорить. Отвернись, Ермаков!

Ермаков выполнил приказ и услышал за спиной треск разрываемой материи.

– Теперь можешь повернуться.

Она протянула ему лоскут. Ее одежда теперь чем-то напоминала греческую тунику, верхний край которой едва доходил до середины бедер. На ногах девушки были золотистые сандалии, волосы на голове собраны в высокий узел.

– Ну что, так и будем стоять с открытым ртом?

Ермаков очнулся, перевел дыхание и взял протянутый кусок ткани. Он обернул ее вокруг бедер и задумался над тем, как закрепить. На помощь опять пришла незнакомка. Она вытащила из волос заколку и собственноручно закрепила ткань. Затем отошла в сторону и критическим взглядом осмотрела Ермакова с головы до ног.

– Неплохо. Похож на туземца. Впрочем, ты таковым и являешься.

– Я сейчас умру, – жалобно произнес Ермаков. Он все еще поражался той удивительной легкости, с которой эта девушка, или молодая женщина, меняет свой облик. С каждым разом она становилась еще красивее, хотя Ермаков готов был поклясться, что такое просто невозможно, поскольку противоречит всем его знаниям о женской красоте.

– Я это уже слышала, – с легким смехом сказала она. – Ты какой-то заторможенный, Ермаков. Здесь рядом река, тебе нужно освежиться.

– Хорошая идея, – согласился с ней Ермаков. – Ты пойдешь впереди, будешь показывать дорогу.

– Боишься, что убегу?

– Шагай, шагай, – проворчал Ермаков и тихо добавил: – Красотка.