Текст книги "Беспокойные дали"

Автор книги: Сергей Аксентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

До отхода поезда оставалось ещё около двух часов.

– Пойдем ко мне, – как-то очень буднично сказала Лена, – надо собираться в дорогу…

4

К предстоящим работам Пятница отнесся очень щепетильно:

– Испытания планируйте на вечернее время. Лучше всего часов на двадцать– двадцать один.

– Что ж так поздно?– удивился Андрей.

Тот объяснил:

– Во-первых, у курсантов закончится вечерняя самоподготовка и на территории кафедры не будет посторонних людей. Во-вторых, новый суточный наряд поужинает и приступит к выполнению своих обязанностей. Это касается, прежде всего, пожарного подразделения и врача.

– А врач-то зачем?– начал сходу заводиться от вечной перестраховки начальника Платонов.

Пятница недовольно поморщился:

– Вы, Андрей Семенович, – не знаете правил и порядка проведения работ на огневых стендах.

Он порылся у себя в столе и извлек на свет божий книгу «Испытания авиационных воздушно-реактивных двигателей». Протянул её Платонову:

– Пожалуйста, внимательно проработайте последнюю главу «Основные мероприятия по охране труда и промышленной санитарии на установках для испытания ВРД, их узлов и агрегатов». А потом представите мне в трех экземплярах подробный план работ. Он должен включать: цель и задачи экспериментов; перечень отрабатываемых вопросов; место и время проведения опытов; состав участников с точным указанием функциональных обязанностей каждого. К плану сделайте упрощенную схему стенда с обозначением мест расположения постов. В конце плана и в нижнем левом углу схемы должна быть ваша подпись как руководителя работ, а на первой странице в правом верхнем углу «Утверждаю» и моя подпись, а в левом верхнем углу «Согласен» и подпись заместителя начальника училища по учебной и научной работе.

Платонов не выдержал и съязвил:

– А без писанины никак нельзя?

– Нельзя,– сухо оборвал его Пятница. – Придет время, и вы поймете, что создавать действующие экспериментальные установки и стенды это лишь часть дела, а другая, может быть, более важная часть – уметь безаварийно эксплуатировать опытную технику, не подвергая людей опасностям от непродуманной организации работ. Особенно при проведении не стандартных работ и испытаний.

– Ну, все, – с нарастающей тоской подумал Андрей, – теперь придется целую неделю бумаги сочинять.

А Пятница, не обращая внимания на кислое выражение лица своего подчиненного, ровным голосом продолжал:

– Не забудьте расписать пожарный расчет и организацию оцепления, а также размещение личного состава на постах стенда и систему связи с постами. И ещё, – он сделал пометку в своей записной книжке, – заведите тетрадь инструктажа личного состава. Перед каждым началом работ вы, как руководитель, будете проводить инструктаж участвующего в данном испытании личного состава по мерам безопасности с обязательной росписью каждого. А я этот момент возьму на контроль. – И тоном, не допускающим ни каких возражений, закончил: – Все, действуйте.

Платонов поднялся, обреченно спросил:

– И к какому же сроку исполнить всю эту гору бумаг?

– Ну, с горой вы явно преувеличиваете, – невозмутимо отреагировал Ренат Константинович. – План в трех экземплярах и тетрадь инструктажа личного состава завтра в семнадцать ноль-ноль мне на стол. Вечером я буду на докладе у зама по учебной и научной работе и подпишу план.

Неожиданно для себя Андрей вскорости убедился, что написать толковый план проведения испытаний совсем не пустячное дело. Перепробовав несколько вариантов, он психанул, разорвал написанное, забросил книжку в стол и ушел на стенд. Там шли последние приготовления. Подошел Иван Кузьмич:

– Андрей Семенович, а ведь во время работы двигателя в боксе невозможно будет разговаривать. Надо бы какую–нибудь связь между постами соорудить.

– Правильно, – поддержал его Дима Полухин, – я буду в бункере с самописцем, надо же как-то обмениваться командами когда его включать, когда выключать.

Платонов задумался.

– Неплохо бы ларингофоны. Да где их взять?

– Как где, – встрял Иван Кузьмич, – у авиаторов.

– Зачем так далеко, – возразил Полухин, – когда они есть на кафедре механиков. Во время практических запусков дизеля курсанты связь держат через ларинги.

– Точно, – подхватил Иван Кузьмич, – я сейчас прямо и смотаюсь к Гусеву, он у них заведует дизельной.

Пока Иван Кузьмич отсутствовал, Платонов с Полухиным пошли в огневой дворик. И первое, на что обратил Андрей внимание – возле самых ворот стоял красный ящик с песком. На нем было аккуратно свернутое асбестовое покрывало, а рядом стояли два огнетушителя.

Перехватив удивленный взгляд Платонова, Дима, походя, бросил:

– Как говорят: береженого Бог бережет. Черт знает, как она, – он кивнул в сторону установки, – себя поведет!

Возле установки мичман Игорь Сазонов и начальник лаборатории старший лейтенант Станислав Кураев монтировали новенькую, только что полученную со склада скоростную кинокамеру СКС-1М и осветитель.

– Станислав, – обратился к начлабу Платонов, – кинопленку получил?

– Всё нормально, получил, – улыбнулся тот. – Киношники как узнали, что для моряков, так чуть полкиностудии не отдали. Даже шило не взяли.

– Ну, какое же это нормально, – рассмеялся Андрей. – Надо же было чем-нибудь скомпенсировать.

– Не волнуйтесь, – хитро подмигнул Игорь, – скомпенсировали. Там такие азербайджаночки, что голову потерять можно. Мы им цветы и коробку конфет. Так они нас ещё и на чай затащили к себе.

– Смотри, Игорек, – погрозил пальцем Платонов, – как бы твоя Светлана протест не заявила. Во будет скандал!

– Не будет, – отмахнулся Игорь, – она у меня женщина понятливая и ради дела готова пострадать.

Вернулся Иван Кузьмич.

–После занятий ларингофоны можно забирать. Дали на неделю. А вообще-то, раз такие работы разворачиваются, надо обзаводиться собственной аппаратурой.

Тут вклинился Иван Кузьмич:

– Андрей Семенович, надо бы оцепление вдоль забора выставить! А то ведь как заревет двигатель, да ещё ночью, курсанты полезут глядеть, что там такое. Не ровен час, вдруг где-то, что-то отлетит…

Перед началом работ Пятница в сопровождении Платонова и Кураева, внимательно осмотрел стенд. Проверил связь и средства пожарной защиты, а в огневом дворике даже подергал газоотводную трубу из жаропрочного материала, к которой крепился рабочий участок – сердцевина всей установки.

– Внушительная конструкция.

Зашел в агрегатную. На пульте управления выслушал доклад Платонова. Расспросил о предстоящем эксперименте. Ответами и пояснениями остался доволен:

– Ну, что ж, как говорится, с Богом! Выставляйте оцепление, вызывайте пожарную машину и доктора и докладывайте дежурному по училищу о готовности к началу работ. И помните, – уже с порога потребовал он, – никакой самодеятельности. Всё в рамках утвержденного плана. При отклонениях параметров двигателя от нормы опыты немедленно прекратить!

…Платонов нажал кнопку «Пуск». Двигатель, как бы просыпаясь, глубоко вздохнул, на мгновение задержал дыхание и с нарастающим свистом выплюнул из сопла оранжевый сноп пламени и начал быстро набирать обороты. Пробуя свой голос, прошелся по звукоряду от звенящего дисканта до вибрирующего баса. Наконец, выйдя на расчетный режим, огласил окружающий мир могучей устойчивой октавой.

Андрей окинул взглядом приборы. Все показания в норме. Выдержав пару минут, подал команду: «Приготовиться к записи!». Получив подтверждения с постов, откинул красную блокировочную крышку «Камера» и перевел тумблер в рабочее положение. Стальная газоотводная труба мелко задрожала в упругой подвеске. В могучий бас основной струи органично влился мягкий альт струи экспериментального участка. Образовавшийся контрапункт создавал живое многоголосие двух технических творений, созданных умом, фантазией и изобретательностью людей, которые сейчас напряженно вглядывались, вслушивались, осязали все происходящее. И для которых грохочущая, переливающаяся тонами музыка раскаленных газовых струй была в этот незабываемый миг дороже и понятнее любых торжественных ораторий и кантат…

Когда грохот оборвался и его отголоски растворились в густой февральской ночи, в пультовой появился начальник кафедры. Он улыбался:

– Молодцы! С почином! Я наблюдал из окна своего кабинета – впечатляющая картина!

Пятница каждому тепло пожал руку и обратился к Платонову:

– Андрей Семенович, надо людей поощрить. Такой стенд не стыдно кому угодно показать. Завтра после занятий зайдите ко мне, мы всё обсудим. А пока приводите всё в исходное и – отдыхать. Дежурному по училищу об окончании работ я доложу сам. Он ещё раз крепко всем пожал руки и ушел.

…Настроение у всех было приподнятым. Участники испытаний шутили, бойко приводя в исходное состояние материальную часть. В пультовую вошли начлаб Кураев и мичман Малахов.

– Командир! – нерешительно начал начлаб.

Платонов обернулся:

– Какие проблемы, Станислав?

– Андрей Семенович… – взял инициативу в свои руки Иван Кузьмич, – по народному обычаю, всякое начало серьезного дела, чтобы оно спорилось, следует, нам думается, того… Ну, сами понимаете… – Он сделал короткую паузу и, хитро подмигнув, продолжил: – Мы тут с мужиками посовещались и решили: – надо бы и нам не пренебрегать народной мудростью

– Что, прямо сегодня? – удивился Платонов.

– А почему бы и нет! – в один голос ответили ходоки.

– Ну, «поляну» допустим, мы найдем. Можно здесь в пультовой, поближе к виновнице торжества. А что будем пить? – Платонов глянул на часы, – уже двадцать два. Магазин за территорией закрыт… Да и закусь ведь нужна какая-нибудь.

– Ну, это не проблема, – возразил Малахов, – харч у нас есть. Мы ещё вчера договорились, что каждый чего-нибудь прихватит из дома. Посуда тоже. Даже горячее будет. Сегодня по камбузу дежурит наш мичман Соловей. Он ждет только команды.

– А что ж меня-то из игры вывели? – недовольно заметил Платонов.

– Да вы не обижайтесь, – вставил Дима Полухин. – Мы ж технари, сами знаете, народ суеверный. Чтоб не испытывать судьбу, заранее ничего не планировали. Решили так: сработает все штатно, быстренько определимся, что к чему. Да и у вас в эти дни было полно хлопот. Зачем грузить ещё этой мелочевкой?

– Вот теперь в самый раз – подхватил Малахов, – нужно только ваше «Добро!» на мероприятие.

– А пить–то, что будем?

– Тут есть «нюанс», – хитро улыбнулся Полухин.

– Какой?

– Я принес домашнего вина, однако народ ввиду торжественного случая намекает на «шило».

Андрей улыбнулся:

– Всё, хитрецы, предусмотрели! Станислав, ты получил на эксперименты?

– Ага, Андрей Семенович, все тридцать два кэ гэ.

– Ну, тридцать два я вам не дам, а вот для праздничного стола выделю энное количество! – рассмеялся Платонов.

…Утром Пятница, встретив Платонова, в своей вкрадчиво– иронической манере поинтересовался:

– Ну как вчера посидели, Андрей Семенович?

– Отлично!

– Зайдите–ка на минутку ко мне.

Пропустив вперед Платонова, Ренат Константинович плотно прикрыл за собой дверь и доверительно поделился:

– Запомните, Андрей Семенович, все, что происходит на кафедре в любое время суток, в любых обстоятельствах, немедленно становится достоянием всех. Не стала исключением и ваша ночная вечеря. Я ещё не пересек КПП, как от разных людей узнал о ваших вчерашних посиделках на стенде. Поэтому делайте выводы сами. А то мне как-то не очень хочется с утра предоставлять свою физиономию для вытирания столешницы полированного адмиральского стола.

– Н-да! – осмыслив услышанное, протянул Платонов. – Уж точно: злые языки страшнее пистолета. Сделаю выводы. А за этот случай прошу меня извинить. Никто и не собирался, что-то скрывать. Всё сложилось как-то само собой.

– Понимаю – сказал Пятница. – Просто вы должны знать: не все, я бы даже сказал, далеко не все радуются вашей научной целеустремленности. Для некоторых это, что чирей на одном интересном месте: ни пойти, ни сесть. А стенд получился отличный. Желаю теперь, чтобы вы на нем скорее получили ощутимые результаты!..

5

Из академии пришел положительный отзыв. В выводах отмечалась актуальность работы и принципиальное согласие кафедры на научное руководство. Но были и серьёзные вопросы. В частности, армейцев интересовала акустика газовой струи при вводе в неё жидкости. Прилагался и ориентировочный перечень веществ, которые представляют интерес. Это требовало создания новых систем и устройств, разработки методики проведения таких опытов, нужна была специальная аппаратура и малогабаритные микрофоны.

Платонов помчался на республиканский телецентр. Там его внимательно выслушали. Обещали помочь. Через пару недель его вызвал заместитель начальника училища по технической части и сообщил, что звонил главный инженер республиканского телецентра. Нужные микрофоны и аппаратуру нашли. Требуется официальное письмо–ходатайство об оказании училищу технической помощи. Начальнику училища об этом доложено, и он дал «Добро» на такое обращение.

Пока Андрей улаживал бумажные дела, его помощники в огневом дворике сооружали специальную установку, которая могла работать автономно, без запуска основного двигателя. Громоздили звукоизолированную камеру с системой акустических измерений. Стенд становился многофункциональным и от этих нововведений всё больше обретал солидный вид.

Ренат Константинович, понимая серьёзность и объем предстоящих работ, огромную физическую и психологическую нагрузку, которая свалилась на Платонова, распорядился передать часть его классных занятий прибывшему два года назад на кафедру капитану 3 ранга Эдуарду Соловейкину. На что тот отреагировал бурей негодования. Бесцеремонно ворвавшись в кабинет начальника кафедры, он с порога пошел в яростную атаку:

– Я, между прочим, товарищ капитан 1 ранга, тоже соискатель. И мне по закону положена уменьшенная учебная нагрузка. Тем более, что в отличие от некоторых, я работаю над темой на благо Военно-морского флота, а не на дядю.

Пятница, плотно сжав губы, молча слушал.

Почувствовав, что с наскока бреши в решении начальника пробить не удалось, Соловейкин обратился к своим главным «убойным» аргументам:

– Я должен вам от имени всего преподавательского коллектива официально заявить, что платоновские гигантские технические проекты всем давным-давно надоели и очень смахивают на широкомасштабную авантюру, в которую он втянул вас и всю кафедру. Мечется со своей бредовой идеей из НИИ в НИИ. Уже все академии на уши поставил, а результатов ноль. Всем пудрит мозги. Учебной работой не занимается. Практические занятия за него проводят лаборанты, а лекции читает шаляй-валяй. А вы всему этому безобразию молча потворствуете!

– Хватит! – трахнул ладонью по столу Пятница

– Что, хватит? – взвился Соловейкин. – Почему вы мне затыкаете рот?

Губы у него посинели от гнева, а рот перекосила гримаса:

– Я не позволю вам, – истерически закричал Соловейкин, – прикрывать технического шулера и проходимца. Я пойду к начальнику политического отдела, и тогда посмотрим: хватит или не хватит!

Сдерживая себя, чтобы не взорваться, Ренат Константинович глухо выдавил:

– Вы мерзавец, Соловейкин! Можете это тоже передать начальнику политического отдела. Я не хочу вам отвечать и не позволю разговаривать со мной таким тоном. Вы находитесь в кабинете начальника кафедры, а не на коммунальной кухне. Попрошу здесь истерик не закатывать! Все свои претензии изложите письменно, в рапорте, как положено военнослужащему. Но, при этом не забудьте в этом же рапорте отметить и свои результаты научной работы за последние два года.

Он преднамеренно выждал паузу и с расстановкой объявил:

– Сегодня получена выписка из протокола заседания Ученого совета факультета военно-морской академии об отчислении вас из адъюнктов за невыполнение плана написания диссертационной работы и как не сдавшего экзамен по специальности. Документ в настоящее время находится у начальника училища. Завтра вас с ним ознакомят в отделе кадров под расписку. У меня всё. Вы свободны!

Лицо Соловейкина сделалось алебасторво-серым. В его маленьких остекленевших глазах застыли страх и ненависть.

– Ну, что ж, – угрожающе бросил он, – мы ещё посмотрим, что это за документ и кто его сочинил! И вообще всё ещё впереди!

Он выскочил из кабинета, с остервенением хлопнув дверью.

Пятница встал из-за стола, выглянул в коридор и вдогонку почти убегавшему Соловейкину громко скомандовал:

– Капитан 3 ранга Соловейкин, ко мне!

Едва тот вошел в кабинет, Ренат Константинович объявил:

– За нетактичное поведение с начальником кафедры, объявляю вам товарищ капитан 3 ранга выговор. Идите!

– Есть выговор! – вытянулся по стойке «смирно» Соловейкин, повернулся как механический солдатик кругом и, со злостью чеканя шаг, вышел из кабинета…

На следующий день было офицерское собрание кафедры. На нем присутствовали начальник факультета, замполит и зам начальника политического отдела. Собрание было бурным. Говорили много и обо всём.

Большинство поддерживало работу Платонова. Приводились даже такие аргументы: последние полтора года, благодаря экспериментальному стенду, который создан под его руководством, кафедра занимает первое место по изобретательской и рационализаторской работе в училище. За эти полтора года Платонов получил два авторских свидетельства на изобретение и опубликовал несколько научных статей. Две из них в солидном журнале союзного значения.

Но были и упреки, в общем-то, справедливые. Платонов на кафедре держится особняком. В свои дела и проблемы никого не посвящает. А ведь коллеги могли бы что-то толковое подсказать, посоветовать, в чём-то помочь. Да хотя бы взять часть его учебной нагрузки. Все же понимают, что затеял он трудное и сложное дело, которое требует массу времени, нервов и сил.

О Соловейкине говорили с нескрываемой неприязнью. Всем давно надоели его хамские выходки как по отношению к мичманам, так и по отношению к коллегам – преподавателям. Все отмечали, что его научная работа сводится лишь к выбиванию командировок, обещаниям завалить кафедру научными статьями и вечному брюзжанию: то ему подавай персональную программистку в вычислительном центре, то суперскоростную ЭВМ, то доступ к закрытым фондам Главного штаба ВМФ. Особенно возмутили всех его грубость в разговоре с начальником кафедры и оскорбительные высказывания о работе Платонова.

Происшедшее Андрей переживал тяжело. Трудно объяснимая обида невесть на кого, злость на свой сволочной характер, яростное отторжение не только самого Соловейкина, но даже его голоса, держали его в подавленном состоянии, не позволяя ни сосредоточиться, ни просто нормально жить. Временами ему казалось, что он где-то рядом с краем пропасти, что ещё одно движение, один шаг и крах неминуем. От этого цепенело внутри, становилось страшно и невыносимо хотелось куда-нибудь убежать. Но куда? Хотелось кому-нибудь высказаться. Но кому выскажешься, если у каждого свои проблемы?..

…В тот субботний вечер Платонов сидел за столом в своей холостяцкой комнате и бесцельно перебирал черновики будущего научного отчета. На душе у него было тоскливо и муторно. Таким и застал его нагрянувший в гости без приглашения Ренат Константинович Пятница. Андрей воспринял этот визит настороженно. Сухо поздоровался. Смахнув со стола бумаги и книги, включил настольную лампу, пододвинул гостю стул и пригласил сесть.

Долго молчали. Ренат Константинович рассматривал книжные стеллажи. Андрей отрешенно перелистывал журнал «Наука и жизнь».

– Будете чай?– чтобы как-то разрядить обстановку, спросил Платонов.

– Можно!

Андрей отбросил журнал, с облегчением юркнул на кухню.

– Там, в прихожей, – услышал он, – захвати пакет. Я на всякий случай кое-что для душевной беседы припас.

…Они проговорили тогда до утра.

На кафедре обстановка входила в нормальное русло. Та ночная беседа неожиданным образом на многое открыла ему глаза. Окружающие уже не казались ему враждебными злопыхателями, готовыми в любую минуту, сделать что-то неприятное, подкузьмить, насолить по мелочам. Он вдруг обнаружил, что его коллеги нормальные отзывчивые люди. Правда, живут они повседневными заботами, не имея ни желания, ни тяги к подвижническому научному труду, но этого им и не надо. И хотя, не скрывая, считают Андрея чудаком, но понимают серьезность его намерений. И если иногда и иронизируют над его фанатичностью, то без всякого зла. Он стал чаще делиться на кафедре своими проблемами и его охотно выслушивали, советовали или рекомендовали подходящую книгу или журнальную статью. Некоторые с интересом захаживали на стенд и там, не оставаясь экскурсантами, походя «выдавали» интересные идеи и дельные предложения. После этих посещений Платонов со своими помощниками реализовали в железе много технических новинок.

Только Соловейкин демонстративно не замечал Андрея и даже не здоровался с ним. Он вообще перестал общаться с кем-либо на кафедре. После занятий куда-то исчезал. Несколько раз Платонов видел его в административном корпусе – то выходящим из кабинета начальника политического отдела, то в строевой части. На кафедре поговаривали, что пробивает он себе перевод. Тесть у него в Таганроге секретарём горкома партии работает и наверняка зятю помогает. Вскоре эти слухи подтвердились. Пришел приказ о переводе Соловейкина в Таганрог, в военную приемку номерного завода.

В середине дня на стенд прибежал дежурный по кафедре:

– Андрей Семенович, вас срочно просят к телефону!

– Кто?

– Не знаю, – замялся дежурный.

Отложив паяльник, Андрей пошел в дежурку, бурча, взял трубку:

– Майор Платонов!

В трубке послышалось:

– Андрей Семенович, здравствуйте! Это вас беспокоит капитан-лейтенант Соломин из двадцать шестой комнаты. Вы не могли бы к нам минут через пять подойти?

Платонов насторожился: «Им–то я зачем понадобился?»

– Хорошо, буду.

Молодой человек в костюме спортивного покроя очень смахивающий на вышколенного официанта, приветливо махнул, издалека указывая на приоткрытую дверь. Его провели в небольшую, уютную комнату, окна которой были плотно задрапированы шелковыми золотистыми портьерами. Яркий солнечный свет с улицы гасился в них, создавая внутри помещения рассеянное освещение. За небольшим полированным письменным столом сидел другой молодой человек с правильными, но невыразительными чертами, что делало его похожим сразу на многих других людей его возраста.

– Извините за беспокойство, – мягко улыбаясь, сказал он.– Прошу садиться, – и указал на кресло, возле стены разделенное с точно таким же креслом изящным торшером с маленьким столиком подставкой. Он вышел из-за стола и сел в него. Представился:

– Старший уполномоченный майор Веденеев Константин Юрьевич.

Платонов молча кивнул.

– Мы давно знаем о ваших работах, Андрей Семенович, – дружески заговорил собеседник, – а вот познакомиться с вами лично всё как-то не складывалось. То вы очень заняты, то мы, а время летит. Курите?

И, не дожидаясь ответа, протянул пачку «Космоса».

– Что ж вас так во мне заинтересовало? – спросил Платонов. – Я не генеральный конструктор, не научное светило…

– Ну, это у вас впереди, – улыбнулся майор. – Поэтому надо уже сейчас заводить с вами знакомство. А потом, на старости лет можно будет с гордостью рассказывать внукам, что был лично знаком с ракетной знаменитостью академиком Платоновым. Вы не допускаете такой возможности?

Этот пассаж старшему уполномоченному, видимо, очень понравился и он беззвучно рассмеялся.

Андрей неопределенно пожал плечами.

– Как идут испытания?

– Да пока собственно к ним мы ещё не приступали, – ответил Андрей. – Идет наладка, подготовка. Думаю, через недельку приступим.

– Есть проблемы? Может быть, нужна какая-нибудь помощь?

– Да, вроде бы все у нас есть. Работы идут по плану.

– А как отношения с коллегами? Не суют палки в колеса? Там у вас был один такой воинственный.

– Был, а теперь нашел себе место теплее.

– Да, да, – закивал головой Веденеев, – тесть посодействовал в переводе в Таганрог…– А как иностранцы относятся к вашим работам. Наверное, интересуются? Такую работу в портфель не спрячешь. Мне тут как-то Ренат Константинович показывал ваш стенд. Впечатляет!

Платонов удивленно округлил глаза. Это не осталось незамеченным.

– Извините, что знакомился с вашим стендом без вас, – сказал майор, – но так получилось. Вы в тот день были в поездке в Насосную, а я на следующий день убывал в длительную командировку. Вот наши пути и не пересеклись. Понимаю, без хозяина в его доме гостям делать нечего, но…

– Ничего, все нормально. Да и прятать нам установку нет никакого резона. Двигатель со старой, давно снятой с вооружения и списанной ракеты. Что же касается экспериментального участка и систем измерений, то и тут нет никаких секретов. А потом на стенде столько наворочено всяких трубок, шлангов, проводов, что мы иногда и сами то едва разбираемся что где и для чего, а уж посторонний человек, будь он хоть самый наикрупнейший специалист, без схем не разберется. А иностранцы интересуются, конечно. Спрашивают и у меня, и у мичманов, и у преподавателей. Мы им объясняем, что это будет действующий огневой стенд для проведения лабораторных работ по курсу ракетных двигателей, а также для выполнения научных исследований, в том числе и курсантами. И это действительно, правда. Мы обсуждали с начальником кафедры возможности использования стенда в учебном процессе и военно-научной работе курсантов. Особенно старших курсов. Например, по ресурсным и климатическим испытаниям

Веденеев слушал внимательно и заинтересованно.

– Что же касается предстоящей работы,– продолжал Андрей, – то в детали посвящены только начальник кафедры и непосредственные участники. Все они люди опытные и со сведениями для служебного пользования обращаться умеют.

– Да, да, – кивнул собеседник, – список ваших помощников у нас есть. Это действительно достойные люди и отличные специалисты.

– А насчет интереса курсантов, – никак не отреагировав на сообщение о списках, продолжил Платонов, – он вполне объясним: двигатель ревёт. Тут уж никуда не денешься – шумная работа…

Константин Юрьевич встал, предупредительно махнув рукой, чтобы Платонов не воспринял это как окончание разговора, прошел к своему столу, выдвинул верхний ящик, что-то пробежал глазами и вернулся в кресло.

– В вашей работе, – сказал он, – вскоре появится ещё один нюанс, – и многозначительно посмотрел на Платонова:

–Приватно, так сказать, могу сообщить, что в академии подписан приказ о прикреплении вас соискателем на кафедру ракетных двигателей. Причем, должен признаться, это редчайший случай. Обычно они со стороны никого не берут. Такова уж специфика у них. Но ваши работы специалистов очень заинтересовали.

Платонов ожидал чего угодно, но только не этого сообщения.

– С чем я вас Андрей Семенович от души и поздравляю, – Веденеев протянул и пожал Платонову руку.– Официально вам сообщат, как только в училище придет выписка. Я думаю, это произойдет дней через пять, а пока об этом знаем я и вы. Естественно, об этом узнают и иностранцы. Как говорится, шила в мешке не утаишь. Поэтому мы совместно должны организовать вашу работу так, чтобы и польза была и никакой утечки не произошло. Вы понимаете, что я имею ввиду?

– Ваше приватное сообщение о зачислении меня соискателем в академию, это что некий задаток за откровенность? – сухо поинтересовался Платонов.

– Ну, зачем же вы уж прямо так, – разочарованно протянул Веденеев, – просто я хотел сделать вам приятное. И всё! – он пристально посмотрел на Платонова, – а вы уж сразу делаете далеко идущие выводы. Мы служим одному государству и интересы у нас общие. Не так ли?

Андрей утвердительно кивнул.

– Продумайте, как лучше построить свою работу. Шарахаться не надо. Туману напускать и отгораживаться ото всех и вся, тоже не следует. Всё должно идти естественным путем: преподавание, наука, курсанты, общение с ними. Может быть, со временем будет резон кого-то из них привлечь к работе. Взять толкового парня. Дать ему на самостоятельную разработку какую–нибудь тему. Пусть дерзает, да и вам помощь. Короче, здесь надо подойти творчески. Мы ничего вам навязывать не собираемся. Наш долг предупредить, а вы сами решите, как сделать лучше…

Веденеев встал, глянул на часы:

– О, через полчаса начало офицерской физподготовки. Пойду, погоняю в волейбольчик. А вы, насколько я знаю, отдаете предпочтение большому теннису и плаванию?

Платонов тоже встал:

– Рад был познакомиться, – протянул он руку.

– Ну, насчет радости – не знаю, можно ли верить. Встрече с нами обычно мало кто радуется, – улыбнулся Веденеев. – Хотя мы обычные военные люди и, как и все военные, исполняем свой гражданский долг. Я вас провожу…

Испытания проходили гладко. Каждый опыт давал интересные результаты, которые сразу и не успевали осмысливать, но прерываться не хотелось, уж больно информативной была эта серия. Правда, в душе появилась нарастающая тревога: уж больно гладко все идет, не к добру такое везение…

…Было около девяти вечера. Дневную программу работ выполнили. Отсняли кучу осциллограмм, но распутывать хитросплетения линий и импульсов было некогда.

«Потом, потом – думал Платонов, – в субботу и в воскресенье спокойно во всем разберусь, а сейчас, пока всё на мази, надо бы попробовать на сверхкритическом режиме. Только бы выдержала конструкция!..»

– Дима, – обратился он к Полухину, – а что если мы сделаем ещё один запуск и выведем установку на максимум? Надо же когда-то это сделать.

Дима молчал.

– Ну, чего, в самом деле? Все основные опыты мы провели. Новую серию начинать рано, да и для этого нужно кое-что перемонтировать в системе измерений. Так что даже если что-то получится не так – есть время обдумать. Понимаешь, – убеждал Андрей больше себя, чем Полухина, – на этом режиме никто никогда опытов не проводил. А в реальных условиях он–то и является основным.

– Раз надо, значит надо, – как всегда немногословно ответил Полухин. – Пойду скажу, чтобы снова зарядили кинокамеру и можно начинать.

…Привычный рокот двигателя на мгновение прервал мощный, раскатистый хлопок. Истерично задергалась в подвеске, газоотводная труба. Стрелки приборов шарахнулись к предельным отметкам. В пультовой что-то с треском разлетелось.

– Разорвало батарейный манометр! – заорал Дима, силясь перекрыть вибрирующий грохот газовых струй.

Платонов нажал «Аварийный стоп!» Грохот оборвался. Звенящая тишина заложила уши. В волосах, в складках одежды, на стеклах приборов, на стене и даже на потолке блестели капли ртути.

– В пультовую никому не входить! – заорал Платонов участникам экспериментов. – Стенд привести в исходное. – И уже обращаясь к Полухину: – Дима, уходим. Пультовую я опечатаю своей печатью. Без меня – не вскрывать! Иван Кузьмич, проконтролируйте порядок на стенде, опечатайте дворик своей печатью и уводите всех отсюда.