Текст книги "Бог и человек"

Автор книги: Сергей Верховской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Движение вперед, к Богу, не означает неустойчивой текучести или вечно бессильных порывов ввысь. Напротив, двигающийся к Богу стоит, ибо он утверждается в вере и в добре на камне – Христе. Каждая ступень к Богу есть твердыня. Чем более крепко мы стоим в добре, тем быстрее двигаемся. Мы не должны уподобляться человеку, подымающемуся на дюну, когда, делая шаг вперед, мы сползаем назад вместе с песком… Невеста Христова есть и глубочайший колодец и неиссякающий поток воды.

Восходя к Богу, сам человек возрастает и становится более способным воспринять Его, становится сообразнее и ближе Ему. «Таково причастие Божественному благу, что оно делает большим и более вместительным того, в кого оно входит, так что оно никогда не перестает расти. Не прекращает бить Источник благ и бытие причастного Ему увеличивается, принимая в себя все, что течет к нему, поэтому и вместимость его возрастает с изобилием благ». Так и праведность Христова возрастает в нас вместе с нашей праведностью; силы наши увеличиваются силой Божьей. Чем более мы наслаждаемся Богом, тем более хотим наслаждаться Им. «Есть обмен между обоими: Бог приходит в душу и душа вновь переселяется в Бога». Ибо все, что исходит от Бога, не проходит сквозь нас бесплодно, но усваивается нами и потому совершенствует нас. Когда же мы становимся более совершенными, то мы становимся и более способны воспринять Бога. Поэтому наше возрастание в Боге и вселение Бога в нас могут совместно бесконечно увеличиваться. Дух наш на пути к добру и к Богу непрестанно творится Богом, ибо он не остается в том же состоянии, но получает своим причастием Богу все новые и новые совершенства.

Подобно тому, как камень, падая вниз, летит все быстрее, так и душа, чем более она совершенна и чем более подымается к Богу, тем скорее она воз–летает к Нему. Каждое достижение может быть использовано для большего. Если бы человек был способен всецело и сразу «овладеть» Богом и всецело соединиться с Ним, движение было бы ненужно. Но мы способны только открывать в Боге все большие блага, все большую любовь и красоту, все большее блаженство, и потому соединение с Богом вечно; оно не перестанет возрастать и в будущей жизни: возрастание его станет там еще более интенсивным. Эта истина, провозглашенная с такой силой св. Григорием, имеет огромное значение, так как она показывает нам, что и в будущем мире мы не будем просто «пребывать», но что «вечный покой» наш будет лишь состоянием мира и гармонии, никак не исключающим бесконечного напряжения всех наших духовных сил, не только в отношении преображенного тварного мира, но и в отношении к Богу. Для человека полнота жизни есть полнота жизнедеятельности, одушевленной любовью, истиной и Духом Божиим.

Только в материальных предметах совершенство так же ограничено, как они сами. Но духовное сопри–родно Богу и потому безгранично. Так, добро и всякая добродетель безграничны, потому что Божественны. «Знающие Благо хотят быть причастными Ему, но поскольку Оно безгранично, и наше желание быть причастным Ему равно бесконечно и никогда не успокоится». Непрестанное стремление к совершенству есть совершенство человека… Бог сокрытый от нас океан, воды которого вечно текут к нам из одного источника… С одной стороны всякое богообщение и богопознание возбуждает в нас еще большую жажду его; с другой стороны – мы потому и не можем удовлетвориться и успокоиться, что жаждем Всесо–вершенного и Абсолютного и ограниченное обладание даже Богом недостаточно для нас. Как говорит Григорий Нисский, страстно влюбленный в Красоту Божию не удовлетворится лишь одним Ее образом: он хочет исполнится всем Первообразом и созерцать Его лицом к лицу. В связи с этим святой отец дает своеобразное толкование словам Писания, что невозможно видеть Бога и не умереть. Он говорит, что Бог есть по существу жизнь и потому видящий Бога приобщается Жизни. Но, кто отождествляет Бога с чем–то одним определенным, Бесконечного делая ограниченным, тот видит не Бога, а свое собственное создание, в котором нет жизни. В истинных явлениях Бога, в Божественных истинах, образах, благодатных действиях всегда есть начало бесконечности. В луче проявляется все Солнце. Смертельная опасность для человека – заменить Бога ограниченным – тварью и созданием нашего ума. Некоторые думают, что человеку достаточно иметь идею Бога, ибо она, как образ совершенного бытия, достаточна, чтобы направлять всю нашу жизнедеятельность. Но даже правильная идея о Боге есть еще только наша мысль, а не сама Божественная реальность. Истина должна быть и жизнью, а это возможно только в живом Существе.

Сущность Божия нам недоступна. Мы соединяемся с Богом, посколько Он исходит из Своей сущности, приближаясь к нам по образу Своего бытия. Различение сущности и проявлений или энергий Божиих вполне ясно у Григория Нисского, но все учение его об эпектазе (бесконечном стремлении к Богу) показывает нам, что между сущностью Божьей и ее проявлениями нет и тени разделения – есть только различие. Ибо во всех Божественных проявлениях, нам доступных, мы воспринимаем, хотя и в особом образе бытия, единого, всесовершенного Бога, Его жаждем и Им живем.

«Само Слово Божие отдало Себя нашему желанию под именем Правды и Истины; Он Тот, Кто сделал Себя Премудростью, освящением, искуплением, даже хлебом, сшедшим с небес, и живой водою. О Нем говорит Давид, что он жаждет Его; представляя Богу эту блаженную страсть, он восклицает: жаждет душа моя Бога живого! Он истинное добро и добродетель, благо без примеси зла, Сам Логос, и справедливо, что те, кто жаждут правду Божию, блаженны. Кто действительно вкусил Бога, как говорит Псалом, т. е. кто имеет Бога в себе, тот исполнен Того, Кого он алкал и жаждал: Я и Отец прийдем и поселимся у него; Святой же Дух вселится в него еще прежде».

«Воистину блаженное Существо есть Бог… В Нем блаженство обнимает нетление, неизреченное благо, несказанную красоту, саму благость, всемогущество, вечную радость. Но так как Создавший человека сотворил его по образу Божию, человек как бы вторично блажен, посколько заслужил причастие сущего блаженства». «Природа человека, как образ надмирного блаженства, имеет те же черты красоты и благости, что в самой Красоте и Благости, когда она отражает Ее блаженные свойства».

Глава шестая. ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ О ПУТЯХ БОГООБЩЕНИЯ И БОГОПОЗНАНИЯ

Мы постарались привести некоторые свидетельства Св. Писания и святых отцов о богопознании и богообщении. Нам бы хотелось подвести теперь общий итог сказанному.

Автор книги Премудрости Соломона и ап. Павел настаивают, что богопознание доступно всем. Большинство отцов Церкви настаивают на том же и указывают, что фактически все народы имеют веру в Бога и всякий человек естественно приходит к вере, если сознательно не разрушает ее в себе.

На чем основано это естественное внутреннее стремление человека к Богу? Оно основано на неустранимом в человеке стремлении к подлинно совершенному, которому соответствует призыв Христа: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мт., V, 48). Бог не требует от людей ни невозможного, ни противоестественного, следовательно по меньшей мере стремление к божественному совершенству необходимо в человеке. Тварь сама по себе, вне отношения к Богу, не обладает и не может обладать совершенством в строгом смысле: если даже в твари нет зла, то она всегда во всех отношениях ограничена; это очевидно уже из одного того, что даже высочайшие достижения человеческого духа могут быть превзойдены, и все в мире может быть лучшим, чем оно есть. Св. Григорий Нисский глубочайшим образом прав, утверждая, что совершенство человека в бесконечном совершенствовании. Иначе нельзя понимать и приведенных выше слов Христа: кто может притязать иметь совершенство Бога Отца? Не говорит ли Сам Христос: «когда исполните, все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего нестоящие, потому что сделали, что должно было сделать» (Лк., XVII, 10). Должно стремиться к совершенству Божию, но как бы много ни сделал человек, если он и чудеса будет совершать и возлюбит Бога всем существом своим, он все же останется тварью и слугой Божиим, усыновленным Богом по одному лишь Божественному милосердию.

Все истинно совершенное, т. е. лишенное каких бы то ни было недостатков или ограничений, всегда Божественно. Поэтому дух человека в своем бесконечном и ненасытимом стремлении к совершенному необходимо обращен к Богу, даже если он не сознает этого… Бог сотворил человека для рая, т. е. для блаженства, но блаженство возможно только в обладании истинным Благом. «Никто не благ – только один Бог» (Мт., XIX, 17). Блаженны те, кто узрят Бога и станут сынами Божиими, чьей «частью» будет Бог. У многих отцов мы находим учение о природном стремлении человека к блаженству и тем самым к истинному благу. Это учение замечательно развито, например, блаженным Августином, который утверждал, что мы настолько же хотим быть счастливыми, насколько хотим жить: блаженство, идея которого запечатлена в духе каждого человека, заключается в единстве всех благ; все блага возводят нас к единому Благу, т. е. Богу. Для нашего счастья необходимо, чтобы мы обладали всем желанным нами, но желать должно только благое: прежде всего нравственное добро и познание истины; блаженство, вообще, предполагает его осознание. Земные блага ограничены и непостоянны; человек же ищет безграничного и постоянного, ибо все ограниченное может лишь частично удовлетворить нас, а все непостоянное удовлетворяет нас лишь на время. Поэтому и на земле высшее для нас благо в нашем духе, в нашей духовной и нравственной активности и в познании. Человек переходит от меньших благ к большим, от временных к вечным, ибо нравственное развитие, любовь и знание открывают человеку мир и людей в их подлинной и неизменной сущности. Но жизнь в добре и знании невозможна без Бога. Бог есть Свет Истины и Источник добра. Даже желание добра невозможно без Бога; Бог «приготовляет нашу волю» (любимое выражение бл. Августина), т. е. располагает нашу волю не только к добру, вообще, но и к каждому доброму решению и действию. При этом Бог побуждает нас к добру, внутренне показывая нам его привлекательность и ценность. Бл. Августин подчеркивает, что каждого человека и в каждом данном случае Бог привлекает к добру особым образом, но воздействие Божие, посколько Бог прибегает не ко внешним средствам, благодатно, т. е. Божественно. На низших ступенях религиозной жизни Бог незаметно влечет нас лишь к простейшим духовным ценностям, но в конце концов благодать Божия дает пережить нам то, что даже и высочайшие ценности, связанные с тварным бытием, лишь подводят нас к истинному, абсолютному Благу – Самому Богу. Благодатью Бо–жией открывается нам вечный Божественный закон добра. Бог открывается нам во всяком добре и всякое добро ведет к Богу, но только Сам Бог есть совершенное Добро. Поэтому только обладание Богом (иначе говоря – совершенная любовь к Богу) есть истинное блаженство. Если же Бог будет «всё во всем», то в Нем мы любим и все благое и наших ближних… Так и Василий Великий и Григорий Нисский учат о природном устремлении человека к благу и красоте и о том, что конечное, высшее Благо и Красота есть Бог, а у Григория Нисского так сильно развито учение о Божественном происхождении всех добродетелей.

Еще более ясно бл. Августин учит о необходимой связи нашего духа с Богом в познании. Достаточно привести несколько текстов. «Бог есть умный (т. е. умопостигаемый, разумный) Свет, и в Нем и Им разумно сияет все, что познаваемо». «Сперва нужно познать Истину, чтобы было возможно познать все остальное». «Открывать не значит ни рождать, ни творить: иначе дух, открывая что–либо во времени, порождал бы вечное, потому что он часто открывает вечное. Что, например, может быть более вечного, чем сущность круга?» То есть идеальные нормы сущего – совершенные и неизменные – открываются нам Богом. «Разум, воспринимая вечное или неподвижное, узнает в нем своего Бога». В таком восприятии разум духовно и сверхчувственно соединяется с познаваемым. «Вы не можете отрицать, что существует неподвижная Истина (Бог), содержащая все неизменные истины и сияющая, как тайный и общедоступный Свет, в разуме всех, кто видит эти истины». «Дух постигает в ту меру, в какую он может приблизиться к неподвижной Истине и соединиться с Ней». Во всяком подлинном процессе познания Бог непрестанно внутренно просвещает наш разум, открывая нам истины, в свете которых мы постигаем и оцениваем все познаваемое нами. Бог есть истинный, незримый Учитель, присутствие Которого в нашем духе мы большей частью даже не сознаем, хотя и живем Им. «Всякое творчество и искусство имеет незыблемые законы, но человеческий дух, которому дано постигать эти законы, подвержен изменчивости и ошибкам. Поэтому очевидно, что выше нашего разума есть Закон, который мы называем Истиной. Но невозможно отрицать, что неизменная Природа, превышающая разумные души, есть Сам Бог». «Мы судим обо всем соответственно Божественной Истине». Совершенные истины или идеи всего – Божественны, ибо, хотя наш разум причастен им в познании, мы не находим их во внешнем мире и не создаем их мышлением. Например, совершенного единства нет в мире, и мы не выдумываем его, а находим его в нашем созерцании, хотя бы мы и не могли совершенно постичь, что есть абсолютное единство, ибо начало единства есть Единый и мы можем только быть более или менее причастными Единому нашим познанием и самым бытием. «Идеи суть формы (т. е. идеальные образы) и незыблемые смыслы сущего; эти смыслы, будучи несотворенными, тем самым вечны, самотож–дественны и находятся в уме Божьем». «Знание истины находится в человеческом духе, потому что он соединен с Истиной без посредства чего–либо тварно–го». Это относится и к самому богопознанию: «то, что постигает Бога, соединено с Богом; но разумная душа знает Бога, потому что она знает то, что всегда тождественно себе (т. е. абсолютные начала всего). Если же она постигает самотождественное, очевидно, что она постигает Бога, Бога, Который есть Истина, к Которой она приобщается познавая». Истина соприсуща познающему. Только благодаря единству Божественной Истины люди могут быть согласны в истине… Все было сотворено соответственно вечным идеям, содержащимся в Божественной Истине. Надо различать наши мысли, как таковые, от Божественных истин; когда мы созерцаем последние, мы сознаем немощь нашего разума и, вместе с тем, только благодаря им мы познаем все. Всякая истина познается нами лишь приблизительно, но именно истина освещает путь нашего познания. «Если человек сотворен так, что тем, что в нем есть наиболее превосходного (т. е. умом), он касается Того, Кто возвышается над всем, без Кого не существует никакая тварь, не научает никакое учение и всякое действие оказывается бесполезно, то мы должны искать Того, в Ком все утверждено, созерцать Того, в Ком все достоверно, и любить Того, в Ком все праведно…» И незадолго перед смертью бл. Августин повторяет, что душа наша познает, потому что обращена к Божественным истинам. Она с ними соединена и подчинена им, созерцая их в духовном свете. В Боге мы познаем и совершенную вечную истину о человеке и идею правды. Познание в свете Божественных истин не есть исключительное преимущество христиан: оно необходимо и доступно всем людям, но грех препятствует видеть свет истины; наш умственный взор затуманивается грехом… Бог «над нами Своим совершенством, но в нас присутствием Своего света». «Я видел над моим духом неподвижный Свет. Знающий Истину знает Его. О, вечная Истина! – Ты мой Бог».

Не только христианство, но и другие религии и философские учения исповедуют бытие Бога, как Все–совершенного Существа. Однако, множество религий и учений искажают или недопустимо упрощают идею Бога. Искажения являются очевидным последствием извращенного злом воображения: люди приписывают Богу недостатки и пороки, которыми обладают сами. Упрощение идеи Бога может заключаться или в том, что Бог мыслится односторонне (например, как безличная, отрешенная от мира Сущность, равнодушная ко всему кроме Себя, или только как миротворческая Сила), или в том, что Бог принижается до уровня твари (языческие боги или отожествление с Богом человеческого – государства, науки, богатства, нации и т. д.). Односторонность – неизбежное следствие человеческой ограниченности. Однако, человек виновен, если он не только не замечает полноты, но сознательно отвергает ее: например, отвергает, что Бог есть личность или что Он имеет постоянное действенное отношение к миру и т. п… Принижение Бога до уровня твари объясняется низостью духовной жизни тех, кто это делают: они обожествляют то, что им самим кажется высшим и наиболее ценным. В древ–нем и современном язычестве (обожествлении земного) проявляется обычно не только низость духа или плотянность людей, но и одержимость страстью к тому, что обожествляется – человеческому могуществу, наслаждениям, полу, государству, культуре, расе и т. д.

Мы уже говорили, что атеизм основан или на недоразумении (т. е. на ложных идеях и умозаключениях) или на более или менее сознательном нежелании, чтобы Бог был: крайняя степень одержимости самим собой или чем–либо земным ведет к тому, что человек предпочитает, чтобы Бога не было; он чувствует тогда себя развязанным в своем произволе, страстях, лжеучениях, релятивизме, земных привязанностях, личном или коллективном эгоизме и гордыне. Чем низменнее человек, тем ему легче отказаться от веры в Бога, потому что ему кажется, что Бог ему ненужен.

Все духовное устроение человека и правильно осознанный жизненный опыт приводят нас к вере, вера же открывает перед нами все богатство религиозной жизни, заключенной в богообщении, особенно же в Церкви Христовой, в которой сокрыто и явлено Царство Божие. В Церкви – Царстве Божием пре–быает Бог в неразлучном соединении с возрожденным человечеством. Царство Божие есть Царство истины, любви и святости, Царство святых и спасающихся, просвещенных светом Божиим… Вера сама по себе предвосхищает действительность и действительное созерцание высшей реальности, но она открывает нам его возможность, открывает царство духа и путь истинной жизни. Поэтому вера прямо ведет к высшему истинному знанию, к сознательному усвоению откровения Самого Бога не только в тех его формах, которые доступны и нехристианам, но во всей полноте откровения во Христе и Духе Св.

Вера, как и живое знание, целостны: они требуют целостности и чистоты нашего духа; иначе они остаются лишь односторонним актом нашего разума; мы приобретаем знание о чем–то, но не можем воспринять саму духовную действительность, ибо она не вмещается в нашу душу, посколько она обеднена и искажена злом [36] ). «Подобное познается подобным; только подобное сообщается с подобным» – одна из истин, глубоко усвоенных христианским богословием. Поэтому ни Бог, ни истинно духовная жизнь недоступны человеку, погрязшему в грехах. Отсюда идеал безгрешности, как условия богообщения и бого–познания; безгрешность есть в то же время и их плод… Безгрешность или бесстрастие очевидно невозможны без борьбы со злом, и эта борьба имеет тысячи форм и требует непрестанной бдительности и подвига. В частности, аскетический подвиг необходим для очищения по свидетельству и Нового Завета и древней Церкви и всей многовековой монашеской традиции.

Посколько зло связано с личной виной, оно очищается покаянием. В покаянии мы ставим себя на суд не только нашей совести, т. е. естественного нравственного сознания, но и на суд того высочайшего идеала богочеловеческой жизни, который явлен и осуществлен Христом. Этот суд есть не только осуждение себя за грехи, но и внутреннее самораспятие, изъятие из себя зла, как бы глубоко оно ни проникло в нашу душу, как бы ни срослось оно с нашей жизнью… Человек виновен за свои грехи перед законом Правды, но он виновен еще более перед Богом и людьми, как живыми личностями. Вина должна быть искуплена. Нет другого способа искупить вину перед Богом и людьми, как отдать им себя с готовностью пожертвовать собой и по возможности изгладить причиненное зло.

Полное очищение себя, совершенное покаяние и искупление для нас невозможно, потому именно, что мы порочны. Христос очистил и искупил нас, духовно соединив нас в Себя и совершив вместо нас весь подвиг преодоления зла. Таким образом, наше искупление и святость достигаются не только нашими усилиями и помощью благодати, но более всего – приобщением Христу: если мы стараемся жить Им и следовать Ему в нашей жизни, мы усвояем Его жизнь, плоды Его подвига и смерти, приобретаем обновленную в нем человеческую природу и входим в Его Царство.

Чистота есть и праведность и святость и восстановление первозданной природы и образа Божия. Если мы сотворены по образу Божию, быть совершенными для нас то же, что быть богоподобными. Но важнейшее учение Писания и отцов заключается в том, что святость, совершенство и богоподобие для нас одинаково невозможны без нашего напряженного стремления к ним и без снисхождения к нам Бога. Существо духовной жизни человека есть богообщение: даже когда мы не сознаем этого, все добро, которое осуществляется в нас, совершается благодаря соединению наших усилий с действием в нас силы Божией. Следовательно путь чистоты и святости есть уже путь к Богу, но мы можем, конечно, и сознательно добиваться внутренней праведности с целью достичь Бога, уподобляясь Ему.

Мы указывали, что у отцов идеал бесстрастия часто сближается с «нетлением», т. е. целостностью и бессмертием. Где цельность, там нет места разложению и распаду (и в духовном и в физическом смысле), следовательно, там царствует единство, согласие, гармония и бессмертие, ибо смерть есть распад. Собранность, вообще, имеет огромное значение в духовной жизни… Бесстрастие надо различать от безразличия. Абсолютное безразличие ко всему проповедуют только скептики; в христианстве и религиозной философии не может быть такого идеала. Но как мы видели, часто встает вопрос, не законно ли безразличие ко всему, кроме Бога, или ко всему, кроме духовной жизни. Крайний спиритуализм отвечает утвердительно. В Писании и средней линии Св. Предания мы не находим этой крайности. Христианин не обращает бесстрастия в безразличие. Всецелая поглощенность духовной жизнью и – на вершинах ее – богосозерца–нием есть лишь психологически неизбежный этап восхождения к Богу: от Бога человек возвращается в мир, воспринимая его уже в Боге и не покидая Бога. Совершенное соединение твари и Бога – вот, идеал христианства.

Начало добра в человеке есть вера и смирение. Смирение, может быть, даже духовно первичнее веры и всякого истинного знания, ибо смирение обосновывает объективность знания и преклонение перед Божественным откровением. Гордость утверждает личное мнение выше истины; гордость несогласна принимать во внимание чужое мнение и даже откровение Божие для нее необязательно… Сущность смирения в признании своей всесторонней зависимости от Бога, людей и таких объективных ценностей, как истина, правда, красота, добро и т. д… Наше благо–бытие (положительная жизнь) зависит от положительного единства с Богом, тварью и всеми подлинными благами. Смирение есть также всецелое подчинение себя единой Правде, Ее закону и суду. Смирение проявляется и в остром сознании своего недостоинства и греховности, в готовности, подобно Сыну Божию, снизойти без презрения к каждому человеку, даже самому грешному, и к каждой твари.

В богообщении и богопознании смирение имеет совершенно исключительное значение по единогласному учению Писания и отцов. Мы уже приводили многие тексты. Вот еще несколько… Руфин приводит слова одного старца: «как гордость, желая подняться на небо, падает в ад, так смирение, желая унизиться до ада и до самого небытия, подымается на небо…»

Св. Макарий Египетский учил, что смирение должно стать нашей природой. Приближаясь к Богу, мы еще больше ощущаем нашу духовную нищету… Преп. Нил Синайский считал, что величие человека в Боге – сами по себе мы нищи. Смирение особенно нужно, «когда восходишь на высоту», потому что «упадший с высоты подвергается опасности умереть»: «на великую высоту восходит душа гордого и оттуда низвергается в бездну; болеет гордостью тот, кто стал отступником от Бога». Даже «добродетель гордого непотребна Богу». Гордость, следовательно, исключает возможность положительных отношений с Богом, потому что в гордости человек противопоставляет себя Богу или отвергает само Его бытие; во всяком случае, гордец страдает самодовольством, которое исключает для него необходимость Бога. И гордость и эгоизм толкают нас замкнуться в себе и в том ограниченном мире, который мы считаем «своим». Смирение, напротив, открывает нас Богу и всему благому: мы ощущаем нужду в других и в Другом.

«Я знаю кого–то, – свидетельствует Диадох, епископ Фотикейский, – кто так любит Бога (хотя и стенает, что не любит Его так, как хотел бы), что душа его непрестанно желает видеть Бога прославленным в ней, а самого себя – как бы несуществующим». Он пишет, что смирение приобретается подвигом, но высшая его форма даруется благодатью; тогда оно становится нашей второй природой и не покидает нас: мы приобщаемся Божественной справедливости и в свете ее видим свое ничтожество. Богосозерцание требует величайшего смирения нашего разума, потому, очевидно, что оно требует абсолютного принятия откровения Божия нам.

Некоторые отцы учили, что смирение есть древо жизни (т. е. корень добра в нас) и врата к Богу… Св. Климент Римский заявляет, что смирение могущественно у Бога, и Христос, величайший пример смирения, Сам принадлежит смиренным. Смирение каждого ставит на свое место во имя всеобщей гармонии и мира… Св. Иоанн Златоуст думал, что гордость происходит от незнания Бога и Христа: гордец не видит, что Сам Бог показывает смирение, становясь человеком. «Нет ничего более возвышенного, чем смирение». Недаром, Христос устанавливает общий закон: «кто возвышает себя, тот будет унижен, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мт., XXIII, 12).

Прекрасное учение о смирении мы находим у бл. Августина, который прямо говорил о смирении Божием, о «праведном и смиренном Боге», о «смирении, которое есть Христос». Боговоплощение было актом смирения. Бог стал человеком, «чтобы смирением Божиим обличить и исцелить человеческую гордость и показать человеку, как далеко он ушел от Бога». Для бл. Августина смирение Сына Божия имело великое искупительное значение, так как им преодолена гордость, которая есть начало зла и причина отрыва от Бога. «Смиряйся в меру величия твоего и обретешь благодать у Господа» (Прем. Сол., III, 18). Приводя этот текст, бл. Августин говорит, что смирение дается каждому по мере его «величия» (т. е. духовного совершенства). Диавол стал диаволом из–за гордости и зависти. Смирение уничтожает оба порока и делается источником и хранителем любви. «Смирение… обращено к истинно вечному и достигает его не собственными силами, но с помощью Божьей…» Путь Христов есть, «во–первых, смирение, во–вторых, смирение и, в–третьих, смирение… потому что, если оно не предшествует всякому добру, не сопровождает его и не следует из него», то приходит гордость и вырывает из наших рук все, что бы мы ни сделали доброго. Если мы гордимся добром, гордость убивает добро, ибо оно от Бога, а не от нас. Подлинное добро, вообще, невозможно в гордости, которая отрывает нас от Бога… «Будь всегда недоволен собой, если хочешь достичь большего совершенства, ибо, когда ты доволен собой, ты останавливаешься. Если ты скажешь: довольно, – я достиг совершенства, – ты все потеряешь». «Свойство совершенства (для человека) – сознавать себя несовершенным». Смирение открывает нам, кто мы и каковы мы, и вместе с любовью более всего приближает нас к Богу.

Вера, праведность, чистота, смирение ведут нас к Богу. Но самое духовное обладание Богом совершается в созерцании и любви: любовь есть единение; созерцание – внутреннее восприятие того, чем мы обладаем в любви… Где можно найти Бога? – В мире, в нашем духе, в Самом Боге, во Христе и Церкви, ибо Христос и Церковь и есть самое соединение Божественного и человеческого.

Встреча с Богом в мире может иметь две различные формы: мир свидетельствует о Боге; Сам Бог пребывает в мире. Свидетельство мира о Боге в свою очередь может быть двояко: мир не может существовать без Бога; смысл его существования от Бога и в Боге… Все имеет свою причину, но во внешнем мире (материальном и органическом) ничто не имеет всецелой причины своего существования в самом себе; это относится, как к отдельным вещам и организмам, так и к их свойствам. Если все зависит от чего–то другого, то благодаря течению времени цепь причин всякого явления оказывается бесконечной, потому что ни одна причина не может, в свою очередь, существовать сама по себе, без того, чтобы какое–то другое явление или сила не были ее обоснованием. Наука и техника удовлетворяются знанием ограниченного ряда причин: для техники, хозяйства и практической жизни этого достаточно; добросовестная наука признает свою ограниченность, оправдываясь обычно тем, что в данное время наука еще не смогла пойти дальше. Но дело не в том, сколько членов причинного ряда, уходящего в прошлое, мы сейчас знаем, ибо если бы мы знали и миллион причин, действовавших одна за другой в течение миллионов лет, все равно остался бы тот же вопрос, как могло существовать явление, бывшее хотя бы миллиард лет назад. Вопрос этот связан не только со знанием, но и с самым бытием, т. е. не с тем только, как мы можем объяснить вещи и их свойства, но как они могут существовать. Как бы длинен ни был ряд причин, очевидно, что, если все они не самодостаточны, то и весь ряд не самодостаточен (миллион больных не составляет одного здорового); как бы ни была длинна цепь, она не может висеть без крюка; следовательно, даже и бесконечный ряд причин не мог бы существовать, если каждая причина существует только благодаря другой, столь же несамостоятельной. Отсюда прямой вывод, что всякий ряд причин требует Первопричины для своего существования. Первопричина должна иметь Сама в Себе Свое основание, т. е. быть абсолютным, вечным Сущим или Богом… К этому надо прибавить, что даже если мы оставим в стороне вопрос о причинности во времени (вопрос о происхождении явлений и действии одного явления на другое), то остается факт невозможности объяснить бытие каждой данной вещи, организма или явления, потому что все тварное, особенно же низшая природа, подчинены началу разделения и распада и внутренно полны небытием. Если нет абсолютно целостного, чистого Бытия, Которое бы могло все соединять и животворить Своей силой, природа не могла бы существовать. Потому отцы и говорят так часто о «тленности» твари и необходимости для нее быть приобщенной к «нетленному», единому и неизменному бытию Божию.