Текст книги "Бог и человек"

Автор книги: Сергей Верховской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

За этим стоит еще более глубокий вопрос: что лучше – отбросить и осудить все, что не подходит под какую–либо идеальную мерку или общий закон, или стремиться дать даже ничтожному, больному и виновному все положительное, что только можно ему дать? Первое решение было бы утверждением, что только совершенное имеет право на существование: остальное ненужно и вредно; такое решение было бы противно любви. Второе решение соответствует прямому требованию совершенной любви, которая благодетельствует всех, кого может, и спасает всех, хотящих спастись. Однако, справедливость все же не поглощается любовью, потому что делать добро можно каждому только в зависимости от его природы и состояния и спасти можно не каждого и не всегда. Добро, которое можно сделать растению, животному или человеку, очевидно различно, и человек в разном состоянии нуждается и способен воспринимать разное. Спасти можно только того, кто хочет быть спасен… Таким образом мы приходим к другому виду справедливости: относится ко всему соответственно его природе и качествам («каждому свое»). Такая справедливость достойна Бога и святых, и без нее добро обратилось бы в бессмыслицу или бесплодные попытки делать невозможное (например, проповедовать истину людям, которые, зная ее, ненавидят ее или неспособны ее понять).

Такая справедливость существует и в самом Божественном бытии, ибо каждое лицо Преев. Троицы относится к другим соответственно Их личным свойствам: есть особенность в отношении Отца к Сыну и к Духу, и к каждому свойству или совершенству Своему Бог относится соответственно его качеству. Тем более Бог различно относится к каждой твари, справедливо оценивая ее свойства и жизнь.

Наказания Божии большей частью имеют исправительный характер. Если же они окончательны, то означают не желание Бога причинить грешнику страдания за его нераскаянность, а отвержение грешника от Бога и от людей, избравших добро, потому что в силу своей нераскаянности и сознательной укорененности во зле такой грешник не может быть в единений ни с Богом, ни с чем либо благим.

«Бог прославляется, как Правда, – говорит Дионисий Ареопагит, – потому что Он распределяет между всеми, по их заслугам, – соразмерность, красоту, порядок, гармонию и доброе расположение; потому что Он определяет для каждого порядок, соответствующий самому справедливому определению о нем, потому что Он причина всех способностей действия каждого существа. Божественная Правда все располагает и определяет, все охраняет от смешения друг с другом во всеобщем смешении. Она дарует всем существам блага, которые подходят им по заслугам каждого». Дионисий говорит, что иные хотят, чтобы тварь была по природе вечна, бессмертна, могущественна, неизменна и т. п., но все это справедливо невозможно, ибо тварь не может обладать такими свойствами… Нет несправедливости и в том, что Бог часто не дает святым земных благ: земное отвлекает от небесного, и святые справедливо награждаются Божественными благами… Дионисий Ареопагит особенно настаивает на том, что бессконечное многообразие сущего и неравенство его совершенства не противоречит правде: важно, чтобы каждый предмет был «равен сам себе», т. е. соответствовал своему идеалу, хотя бы и ограниченному. Правда Божия проявляется не только в сохранении всего, каким оно должно быть, но и в восстановлении падшего… Правду Божию можно назвать Спасением, а также и Искуплением, потому что «Она не позволяет действительно сущему обратиться в ничто; если кому–нибудь случится впасть в беспечность или беспорядочность и претерпеть потому умаление свойственных ему совершенств, Она искупает их страсти, распущенность и недостатки, восполняет их ущербленность, отечески укрепляет их слабость и исправляет пороки. Лучше сказать, Она утверждает их в сердце Блага, Которое возвращает им полноту потерянных ими благ, приводит в порядок их беспорядок, приводит в гармонию их дисгармонию, дает им полноту их совершенств и избавляет от их грехов». Таким образом искупление состоит в том, что Правда Божия Сама восстанавливает тварь в ее идеальном совершенстве, несмотря на то, что тварь, в порочности своей, неспособна сама ни сохранить, ни восстановить себя такой, какой она должна быть.

Бог – Любовь.

Мы уже много говорили о любви Божией и еще вернемся к ней в связи с учением о Преев. Троице. Сейчас мы остановимся на некоторых общих соображениях, связанных с Божественной любовью, как совершеннейшей формой жизни Божией.

Любовь есть сама жизнь. Не любить значит отвергать, любить – принимать. Первая любовь есть любовь к бытию, его приятие. Для личного Существа быть значит любить: принимать Свое бытие, желать его как благо. Любить Себя – хотеть быть во всей полноте Своего существа. Любить Других – желать обладать Ими в совершенном единстве. Если жизнь есть единение, то сила и воля этого единения есть любовь.

Ап. Иоанн возвестил, что Бог есть Любовь. «Он воистину прославил любовь, говоря: Любовь есть Бог; еще более, сказав: Бог есть Любовь. Что мог он сказать большего, братья? Если бы ничего более не было сказано во славу любви в этом Послании, ни в остальном Писании, и если бы только это мы услышали из уст Святого Духа – «Бог есть Любовь!» – нам не надо было бы искать ничего большего!» (бл. Августин).

Любовь есть абсолютная воля к единству со всем сущим или со всем благим. Бытие и благо в подлинном смысле – одно и то же; зло есть уничтожение или искажение бытия. Цель любви в единении с любимым и смысл ее в том, что в любви любящий живет любимым, делает его содержанием своего бытия, приобретает его, как сокровище.

В Боге каждое Лицо Преев. Троицы любит другие, т. е. всецело живет Ими, как Собой. Все Ипостаси «находятся» друг в друге; абсолютно ничто не разделяет их. Каждая всецело обладает каждой.

Это единство не есть, однако, тождество личностей, ибо тогда была бы одна личность, а не три и любовь между Ними не была бы возможна. Единство любви есть совершенное общение, т. е. такое глубочайшее единение, в котором одна Личность всецело обращена к Другой, все отдает Ей и хочет принять всю Ее жизнь в себя. При этом любовь не есть отношение только между двумя: вся Троица соединена единым взаимообщением любви. Преев. Троица одновременно любит и тварь, но любовь к твари не входит необходимо и непосредственно в троическое общение любви: она лишь исходит из него к твари. Качества любви определяются не только любящим, но и любимым. Если Любящий совершен, то и любовь Его всегда совершенна, но и совершенная любовь различается в зависимости от того, к кому она обращена. Взаимная любовь Отца, Сына и Св. Духа не может быть тождественна любви Их к материальным вещам, животным и даже к человеку или ангелу, но и пылинку Бог любит так, что большей и лучшей любви к ней не может быть, ибо Он дает ей все, что ей нужно, и творит ее и промышляет о ней и созерцает ее и принимает ее в Себе.

Совершенная любовь предполагает единство сущности любящих. Как говорит блаженный Августин, «в простой и высочайшей Природе не иное что есть сущность, а иное любовь, но сущность есть вместе и любовь, а любовь вместе и сущность, одинаково в Отце, в Сыне и Св. Духе». В самом деле, если любовь достигает совершенного единства Любящих, если принадлежащее одному принадлежит и другому, если Они имеют тождественно те же желания, мысли и переживания, те же свойства Божества, то все общее у Любящих тождественно, и у Них все – общее, кроме самых Их Ипостасей, Которые тоже пребывают друг в друге.

Всемогущая любовь не только любит благое, но и дает ему бытие. Бог Отец не только любит Себя в Своем Божественном совершенстве, но рождает Сына и изводит Св. Духа, любя совершенную благость Своего Сына и Духа. Только потому, что существуют три равно–божественных, всеблагих Ипостаси, возможна в Боге, как в Троице, совершенная любовь и в ней полнота жизни. Бог есть Троица, потому что Он есть Любовь и любовь, потому что Троица. Без любви никто, никогда не дал бы бытия другому, разве что против воли и с ненавистью… Св. Афанасий Великий и другие отцы учили, что Отец не обдумывает и не решается рождать Сына и изводить Духа: Они происходят от него естественно. Но предварительное решение, вообще, связано со временем [53] ): во внутренней жизни Бога нет ничего предыдущего и последующего. Самая любовь вечна и естественна в Боге и никто не скажет, что Отец рождает Сына и изводит Св. Духа без любви, по причине безличной необходимости: внутренняя необходимость рождать и изводить и есть любовь: любовь к полноте бытия, любовь к Своему Сыну и Духу… Любовь дарует любимому не одно только личное существование, но и все Свое существо. В этом великое различие между рождением и творением, потому что Бог, творя нас, дает нам лишь ограни–ченное, тварное бытие вне Своего существа, хотя и соединяет нас с Собой, сколько возможно; рождая, Бог дает Сыну все Свое существо, ибо абсолютная любовь есть абсолютное самоотдание: «все, что имеет Отец, есть Мое», говорит Сам Сын Божий (Ио., XVI, 15). Но и Сын Божий всецело отдает Себя Отцу и Св. Дух пребывает в Сыне, как Любовь Отчая.

Любовь Божия есть причина творения. Тварь ничего не прибавляет к существу Божию, но одно прибавляется Богу в творении мира – возможность любить и благодетельствовать новые существа, и в этой любви к твари и великих благодеяниях, даже до крест–ной смерти, Сына Божия, проявляется слава Божия слава Его любви [54] ).

Бог не дает твари все Свое существо, потому что 'Тварь по ограниченности своей природы не могла бы всецело вместить Бога, но невозможно сказать, что Бог недостаточно любит тварь. Во–первых, Бог не пощадил ради нас и Своего Сына и ниспослал нам Своего Духа и Сам вселяется в нас с Сыном и Духом («творит в нас Свое жилище)». Во–вторых, Бог не скрывается от любящих Его, но дает им возможность приобщиться Его любви и самому Его естеству в бесконечном восхождении к Нему, уводящем нас выше нашей природы. Следовательно, не Бог умаляет Свою любовь к нам, но мы не могли бы вместить всю полноту Его любви.

Св. Иоанн Златоуст говорит, что Бог сотворил людей из любви («любовь есть источник всех благ»). Когда они пали, «их следовало наказать – Бог не сделал этого. Люди должны были погибнуть – Он отдал Сына Своего вместо них». Несмотря на все наши злодеяния, «Бог не сказал: примирите Бога с собой; но примиритесь с Богом (2 Кор., V, 20), потому что не Бог враждует против нас, но мы против Бога. Бог же никогда не враждует». «Чего не делал Бог, чтобы заставить любить Его?! Сам спешил к нам, Сам останавливал убегающих (от Него). Однако, мы вырывались из рук Его и предавались диаволу». Бог посылал к нам ангелов, пророков, святых, но «мы оскорбляли приходивших, и после всего этого Бог не отверг нас, но подобно страстному и презираемому любовнику, всюду ходил и жаловался – небу, земле, Иеремии, Михею [55] ) – не для нашего обвинения, но для Своего оправдания… посколько были мы ко всему глухи, завлекал Он нас в беседы с Собой… Убит и Сын, пришедший на землю, но любовь не угасла, – напротив, воспылала сильнее; Господь по убиении Своем не перестает просить, молить, употребляет все меры, чтобы мы только обратились к Нему… Он продолжает то угрожать гееной, то обещать Царство, чтобы хоть этим привлечь нас, а мы все остаемся в нашей бесчувственности…» Итак, Бог не только любит нас, но жаждет нашей любви и не перестает привлекать нас к Себе, несмотря на то, что встречает в нас вражду и равнодушие. Бог в любви Своей к нам идет до последнего предела возможности. Бог хочет, чтобы мы были не рабами Его, а детьми: «для того Он не пощадил и Сына Своего единородного, чтобы мы получили усыновление, чтобы мы возлюбили Его не столько, как Владыку, сколько, как Отца». В Боге и «правосудное негодование блистает человеколюбием». Правда Божия не противоречит любви, но включена в нее. И суд Божий и даже ад связаны с благостью Бога… «Бога делает милосердие!» От него происходит решительно все. «Чего бы вы ни искали причину, всегда в глубине вы найдете милосердие Божие!»

Дидим (один из великих богословов четвертого века), говорил, что мы становимся мудрыми, праведными и святыми, потому что Христос стал для нас мудростью, праведностью и святостью. «Таким же образом причина нашей любви друг ко другу в том, что Бог есть любовь. Будучи причастны Богу, Который есть Любовь, мы имеем от Него любовь и любим друг друга. И далее нам явлено, что и Спаситель есть любовь. В самом деле, апостол Иоанн говорит, что любовь Божия – в Сыне, Которого Он послал для нашего спасения: «в Нем любовь!». «Подобно тому, как Сын Единородный есть Бог от Бога, так Он есть и Любовь от Любви!»

«В величии Божием мы не можем познать Бога, потому что невозможно измерить Отца. Но в любви Его, которая ведет нас через Слово к Богу, если мы только будем послушны Ему, мы будем все больше познавать, что Бог так велик и объемлет собой все! – пишет св. Ириней Лионский. – Бог может все и в Своей любви и доброжелательстве Он дает Себя увидеть любящим Его, как то возвещено пророкам. Ибо невозможное для людей возможно Богу. Сам по себе человек не видит Бога, но когда Он хочет, Он видим людьми – кем Он хочет, когда и как Он хочет».

Делающий добро любимому, делает его себе, потому что он един с тем, кого любит. Естественно любить полноту жизни, но жизнь любящего и любимого – одна. Истинная любовь поэтому не требует благодарности: она сама есть награда. Бог заботится о мире, как о Своем творении, о людях, как о Своих детях. Мы принадлежим Богу и потому можем молить Его о всяком милосердии; это право по существу теряется нами, когда мы сами отвергаем Бога и «ходим путями своими». Но Сам Бог не лишает нас, несмотря ни на что, этого права: во Христе мы опять можем обращаться к Богу, как к Отцу, даже из последней бездны греха, ибо Христос сошел к нам и в эту бездну, чтобы взять на себя наши грехи. Мы «свои Богу», и любовь Божия к нам не иссякает. Бог любит и грешников, как блудных детей.

Если любовь есть духовное обладание, она есть и совершенное познание: невозможно не знать того, с кем любящий духовно един. Созерцать можно издалека, но в любви само познаваемое живет в нас: мы живем им и не можем не знать его… Любовь Божия к Себе, любовь между лицами Преев. Троицы, есть совершенное познание, открывающееся Отцу, Сыну и Св. Духу о друг друге и всем существе Божием… По–сколько Бог любит мир, Он знает Его таким же живым знанием. Мы видели, что и для людей познание Бога совершеннее и доступнее в любви, чем в созерцании, которое неизбежно отстает от любви, хотя по первоначалу само побуждает и располагает нас к ней. Если наша любовь к людям и миру духовна, она дает нам и знание о них; если любовь слепа, значит она и не духовна.

Бог чист, потому и любовь Его совершенна. Всякое извращение, извращает и любовь… Чистота любви есть и гармония ее – прекрасная, прозрачная ясность. Прекрасное привлекает любовь, потому что оно само есть явление любви: как согласие возможно без любви? Любовь все любовно располагает в согласии, ибо любовь ценит все благое и ко всему справедлива. Где любовь, там все соединяется в совершенном, живом и мудром единстве. Любить красоту значит любить любовь – переживать и созерцать уже осуществленную, идущую навстречу нам любовь… В Боге все прекрасно, потому что все от любви, и все вызывает любовь, потому что прекрасно… Красота вселенной, природы или человеческой души есть лучшее доказательство любви Бога к твари. Но мы видим Бога в красоте твари только тогда, когда она чиста, иногда ослепительно чиста. Если мир прекрасен, кто–то с любовью устраивал его… Нельзя не любить красоту. В нашем мире она бывает иногда только возможностью любви, которую так легко испортить. Недаром Христос говорит о небесной чистоте детей, которых легко погубить соблазном, а ап. Петр – о «немощных сосудах», христианках, «сокровенное сердце» которых исполнено «нетленной красоты кроткого и молчаливого духа» (I Пет., III, 1–7)… Люди стали грязны и любовь их грязна. «Древо нашей жизни, этот дар Божий, покрыто позором до корня; корень его покрыт грязью и помоями. Очистим же его!» говорит св. Иоанн Златоуст о браке.

Если Бог есть Любовь, то в Нем нет никакой гор* дыни, ибо «любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится» (I Кор., XIII, 4). Гордость отсекает себя от всего. Любовь соединяется и с малейшим благом. Бог превознесен над всем, но не превозносится. Отец есть Начало всего, Он – Первый даже в Троице, но Он равен Своему Сыну и Духу. Сын Божий и Св. Дух происходят от Отца и исполняют волю Его, но равноценны Ему в равнобожественной любви… Тварь бесконечно ниже Бога, но Бог не презирает ее. Люди развратились в грехах, но Христос сделался ради нас грехом (И Кор., V, 21)… Поэтому так важно в христианстве избежать гнушения низшим, даже зараженным злом, и вместе с тем не потерять знание истинной меры высокого и низкого. Если св. Григорий Нисский говорит, что восхождение к Богу есть в то же время и неподвижность в добре, то можно сказать и то, что восхождение к Богу есть вместе с тем и снисхождение с Ним к малейшему Его творению.

Любовь есть святость, потому что она есть «исполнение закона», т. е. исполнение всего, что может требовать добро: приятие всего благого, жизнь в единении с ним и в стремлении умножить добро в себе и во всех. Любовь изгоняет зло, потому что оно нарушает единство и ущербляет бытие. Любовь, есть свершение святости. Бог есть Святыня, Бог есть и Любовь и Дух Святой есть и Дух Любви… Освящение невозможно без любви: нелюбящий не освящен. Благодать Божия есть Любовь Божия, которая «изливается в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим., V, 5). Когда Церковь освящает нас, а мы остаемся эгоистами (если не человеконенавистниками), то значит сила святости дана нам, но мы не пользуемся ею. Имея ее, но не живя ею, мы осуждаем сами себя: «Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме» (I Ио., II, 9); во тьме, т. е. во зле, во лжи и небытии… Вера – начало святости; смирение и чистота – необходимые ее условия и проявления; любовь ее завершение.

Любовь есть мир. Это абсолютно очевидно, так как любовь есть начало согласия. В любви – предельное напряжение жизни, но осуществленная любовь – предельный покой, исполнение жизни. Поэтому Бог есть мир и покой, и с этим в свою очередь связано то, что Бог есть красота, ибо мир есть пережитая личностью гармония… В Боге царит мир, потому что все соединено в нем любовью… Любовь дает мир, но во встрече своей со злом она становится борьбой; однако, борьбой не ради борьбы и раздора, но ради мира; если борется любовь, то она ищет мира и справедливости в победе над злом. Без справедливости не может быть мира, ибо согласие достигается там, где каждый живет соответственно своей природе и назначению… Христос принес «не мир, но меч» (Мт., X, 34), но меч ради мира. Можно сказать также, что меч Христов отсекает неспособное к истинной любви и к истинному согласию. По словам Христа этот меч направлен прежде всего против себялюбия и привязанности к людям больше чем к Богу. Истинная любовь ко всему совершается в Боге, ибо только в Боге наша любовь совершается в истине, а не в произволе и страстях, и имеет силу побеждать зло.

Любовь есть блаженство, ибо она есть обладание всем благим в совершенном единении с ним. Обладание насилием есть путь унижения и уничтожения того, чем мы обладаем; оно может дать злое наслаждение, но не подлинное счастие. В любви соединение и взаимное обладание свободно желанно всеми; все благое само открывается друг другу, проникая друг друга… Бог блажен в единении Преев. Троицы, в единой, общей жизни Трех Совершенных, в свободной полноте Своего бытия… В добре любовь не связана с жертвой. Если любовь в самом Божественном бытии есть жертва, т. е. лишение себя, то она ведет к страданию и смерти, ибо совершенная жертва есть смерть. Мысль о Боге, Который вечно страдает и вечно умирает в самомучительстве, потому что каждое Лицо Божие умерщвляет Себя ради других Лиц из любви к Ним, мысль чудовищная и абсурдная. Она чудовищна, потому что бытие Божие превращается в своего рода самоубийство. Она абсурдна, ибо отдание себя в любви не есть самоуничтожение, но совершенное соединение с любимым, жизнь в нем, приятие его в себя, следовательно полнота бытия, а не умаление его; не лишение, а восполнение… Мы настолько закоренели в эгоизме, что всякая мысль об отдании себя другому, хотя бы и в любви, кажется нам уже лишением себя; как будто мы обладаем собой только, если мы принадлежим исключительно самим себе, ревниво отделив себя от других, как свою исключительную собственность. Но это злой самообман: замкнувшись в самих себе, мы только обедняем себя, в конце концов остаемся в пустоте. Открыть себя другим значит, отдав себя всем, приобрести всех. Только в безличном пантеизме соединение есть потеря своей личности, исчезновение в Едином. Но соединение в* любви есть личное соединение в полноте свободы и взаимности; в нем нет потери, но абсолютное приобретение. Если мы хотим понять слова Христа о необходимости потерять свою душу, чтобы приобрести ее, .в свете вечности, а не земной жизни, мы должны понимать «потерю», как абсолютную готовность все наше и нас самих сделать достоянием другого, но любящий нас, когда мы отдаем ему себя и свое, не уничтожает ни нас, ни наше, но с радостью, любовью и благоговением принимает нас в себя, чтобы жить вместе с нами единой жизнью. Христос находит пропавшую, даже виновную перед Ним овцу, отдающую себя Ему, не для того, чтобы ее съесть. И Отец, приняв блудного сына, не делает его рабом, но Сам отдает ему все Свое и радуется о нем… Как же в Боге можно допустить мысль об общем страдании Троицы во взаимной жертве? Поистине к этому может привести только испорченное воображение.

Любовь приводит к жертве только перед лицом зла, ибо зло не приемлет любви и на любовь отвечает ненавистью, ибо в падшем мире, в его бедности и испорченности, делать добро часто значит лишать себя чего–то. Бороться со злом во имя любви значит подвергать себя страданию, боремся ли мы со злом внутри себя (самораспятие) или боремся с окружающим злом, которое всегда и необходимо гонит добро и прежде всего ненавидит любовь. Поэтому совершенно справедливо, что в падшем мире любовь необходимо ведет к жертве. Сам Сын Божий пострадал на кресте из любви к нам, но не добро распяло Его, а зло, и страдания и смерть Его не были страданиями и смертью Бога в самом существе Его, но смертью Сына Божия, ставшего человеком, в человеческой Его природе. Нельзя забывать слов ап. Павла: «Христос, воскресши из мертвых, [56] ) уже не умирает, смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо что Он умер, то умер однажды для греха, а что живет, то живет для Бога» (Рим., VI, 9*10). Смерть Христова имеет вечное значение, но не вечна; Христос умер однажды и «для греха», а живет вечно.

И для человека подлинное счастие в любви, ибо любовь дает нам полноту бытия и освобождает нас от страха перед другими и даже перед Богом. Самые страдания переживаются в любви, как временная жертва для вечной жизни. «Временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас!» (Рим., VIII, 18).

Закончим замечания о любви Божией учением о ней Дионисия Ареопагита. Дионисий говорит, что часто не только различают, но противопоставляют два понятия любви: любовь (эрос), стремящуюся к единению со всем Прекрасным и Благим [57] ), и любовь (агапе), стремящуюся делать добро; первую многие считают даже неприличным относить к Богу, как страстную и нечистую влюбленность. «Но обращаясь к тем, кто способен понять истинный смысл слов Божиих, святые богословы, желая открыть им Божественные тайны, приписывают тот же смысл обоим выражениям любви, ибо оба выражают одну и ту же силу соединения и сочетания и еще более сохранения, которая принадлежит извечно Прекрасному и Благому благодаря Красоте и Благости. Она соединяет друг с другом существа одного достоинства, побуждает высших заботиться о низших, обращает низших и привязывает их к вые–шим»… «По преизбытку богатства благости всеобщая Причина (Бог) любовно хочет всякое бытие, производит все, завершает всякое совершенство, сохраняет и обращает к Себе все сущее; эрос в Боге есть совершенная благость благого Существа, Которое осуществляет Себя в самом Благе. Этот эрос, производящий во всем добро и предсуществующий в превосходной степени в самом сердце Блага, не мог позволить Ему (Богу) быть бесплодным и замкнуться в Самом Себе, но он, напротив, подвигает Его к тому, чтобы Он действовал в Своей великой производительной мощи». «Все стремится к Прекрасному и Благому; Оно предмет и любовного желания (эроса) и милосердной любви (агапе). По причине Прекрасного и Благого и через Него все существа взаимно любят друг друга». «В Боге любовь–эрос экстатична. Благодаря ей Любящие не принадлежат себе, но тем, кого они люб–бят». Ап. Павел дает нам образ такой совершенной любви, говоря, что не он живет, но Христос живет в нем (Гал., И, 20): «он не живет более своей жизнью, но жизнью Того, Кого Он любит». Так и Бог «в Своей прекрасной и благой любви–эросе… выходит из Себя, когда Он осуществляет Свой Промысл в отношении всего сущего». Бог запределен всему, но в любви Он во всем. Вся тварь «заворожена» Его благостью и любовью. Бог даже «ревнив» ко всем и возбуждает ревнивую любовь к Себе… «Кратко говоря, мы имеем право сказать, что Бог есть предмет любовного желания (эроса) и что Он Сам – Любовь Эрос». «Любовь двигает Бога, и, потому что Он достоин любви, Он двигает других, так что – вместе и от Себя и к Себе Он есть и начало движения и Двигатель. Поэтому Его называют и Любимым и Желанным, потому что Он прекрасен и благ, Желанием и Любовью, потому что Он Мощь, двигающая и влекущая к Себе». «Божественная Любовь–Желание сама в себе не имеет ни конца, ни начала, как вечный круг, который благодаря Благу, исходя из Блага в недрах Самого Блага и ради Блага, проходит совершенный круг (орбиту), оставаясь тождественным Себе». В то же время Бог есть простая Мощь, «Которая от Блага (т. е. Самого Бога) до последнего из существ и от него опять к Благу, пробегает круговым движением через все ступени бытия всю вселенную, начиная с Себя, через Себя и к Себе»… Любовь всех существ происходит от любви Божией и в ней едина.

Истина и знание в Боге.

Бог есть Истина, Знание, Премудрость. Быть истиной значит быть светом, т. е, всецело явленной действительностью. Бог есть Истина, потому что Он совершенно открыт Себе; в Нем нет ничего неопределенного или неясного, изменчивого. Бытие Его вечно, определенно, совершенно, внутренно целостно, а потому для каждого Лица Божия все существо Божие очевидно, ясно, прозрачно, как Свет… Для твари истина не вполне совпадает с действительностью, потому что действительность в тварном мире изменчива, частич–на, искажена злом. Когда мы наблюдаем какое–либо отдельное явление, мы только частично схватываем его смысл; чтобы совершенно постичь его, нам надо было бы знать не только весь данный предмет, но все предметы данного рода; во всяком случае, – самую сущность предмета и всю возможную полноту его форм; например, не только этот камень, но самую природу камня и все возможные свойства камней; только тогда мы поймем и этот камень. Посколько камень – только частица земли, то надо знать, что такое земля, но и земля лишь часть вселенной; поэтому совершенное знание каждого предмета требует знания всего сущего. Кроме того, нам необходимо знать не только случайное или искаженное, но норму и идеал всего. Такого совершенного знания нет в тварном мире: совершенная истина о твари, как мы говорили, не в самих тварных существах, но в Боге.

Для Бога нет никаких препятствий в самопознании, посколько существо Его всецело, едино, просто, а действительное и должное в Нем тождественны. Знание есть восприятие истины познающей личностью. Личность в Боге неотделима от Его существа; она есть лишь начало или образ Его бытия, поэтому она естественно обнимает существо Божие… Так же и Божественные Ипостаси пребывают друг в друге… Мы можем различать непосредственное знание, когда личность находится в непосредственном общении с познаваемым, от знания опосредственного (знания о чем–то), когда познающий обладает только некиим отображением предмета в своей мысли, не находясь с ним в прямом отношении… Бог знает Себя, очевидно, совершенным, непосредственным знанием… Мудрость есть то же знание, но имеющее жизненный характер, открывающее смысл жизни и то, как нужно жить и действовать. В Боге не может быть различия между мудростью и знанием: жить и знать для Бога одно и то же; жизнь Божия проникнута смыслом.

Бог знает не только Самого Себя Своим абсолютным сверхзнанием: Он знает и все сущее. Православное богословие различает самопознание Бога от Его знания мира: первое бесконечно превознесено над всяким образом мышления; оно есть как бы абсолютное самообладание, жизнь Собой; живя, Бог знает Себя всесовершенным знанием; познание мира, даже Богом, неизбежно раскрывается, как бесконечный мир идей о всем сущем; эти идеи, конечно, не отделены друг от друга, – они составляют одно целое, внутрен–но единое, ибо если сама вселенная есть целое, то тем более идея ее нераздельна; и наука не отрицает, что мысль о каждом явлении должна быть связана со всем знанием. Однако, если мир состоит из бесчисленного множества явлений и предметов, между которыми нет не только тождества или единосущия, но даже и настоящего единения, то и мысль о нем не может быть единым простым образом, но должна быть необходимо множественна, отражая в себе все множество сущего.

Знает ли Бог тварный мир непосредственным знанием или только Сам в Себе? Последнее мнение разделялось многими богословами, например, Дионисием Ареопагитом и св. Максимом Исповедником. Первый из них пишет: «Строго говоря, Божественный Ум содержит все в трансцендентном знании [58] ), потому что в ту меру, в какую Он есть всеобщая Причина, Он содержит наперед понятия всего…, зная все сущее изнутри, так сказать, в самых началах их бытия, и сообщая им таким образом достоинство сущностей… Божественный Ум знает другие существа не исходя от них (т. е. не воспринимая их в общении с ними), но исходя из Самого Себя, в Себе, в качестве Причины, Он изначально имеет и, предвосхищая действительность, собирает в Себе знание и сущность всего… Бог, следовательно, не обладает особым знанием Себя и другим знанием, содержащим все другие существа: зная Себя, Причина всего не могла бы не знать того, что происходит от Нее и чему Она является Причиной. Таким образом, Бог знает все существа, зная не их, а Себя…» Утверждение, что в Боге самопознание и знание твари совпадают, противоречит основным началам богословия самого Дионисия, ибо он всегда различает запредельное для твари, внутреннее сверхбытие Божие от Бога, как Причины всего. Разумеется, Бог Творец есть Тот же Бог, что и Бог Сверх–Сущий, но «Божественная причинность», исходя из сверх–сущности Бо–жией, не сливается с ней. Бесспорно, что Бог знает мир, исходя из знания абсолютной Истины, Которая есть Он Сам, но сама Божественная идея мира не может не быть отлична от идеи Бога… Справедливо, что как говорит Дионисий Ареопагит – Бог знает «материальное нематериально (т. е. духовно), нераздельно делимое, в единстве – многое, потому что Он все знает и производит единым актом». Но если акт самопознания и акт познания мира в Боге целостны, они все же останутся различными, ибо очевидно, что единство Бога, как Познаваемого, совершенно отлично от множественности твари… По учению Дионисия Бог знает мир еще прежде его творения, как мы знаем вперед то, что хотим творить или делать; наш замысел не зависит от нашего произведения, но – наоборот произведение зависит от нашего замысла о нем. Мысль эта вполне правильная, но она упускает из виду два факта. Во–первых, тварь и ее Божественная идея по существу различны [59] ). Во–вторых, тварь никогда не может быть совершенно адэкватна своему замыслу, потому что замысел Божественен, а тварь – тварна! Более того, при наличии в мире зла, тварь часто противоположна своему замыслу. Следовательно, идеи Бо–жии о мире не совпадают с самой тварью. Если Бог предопределяет все бытие твари и в добре и во зле, то легко объяснить, как он может сам в себе знать все наперед, потому что все от Него абсолютно зависит: существует только то, что Он хочет. Но такое предопределение противно и благости Божией и свободе твари. Однако, богословие исповедует, что Бог знает не только то, что произойдет от свободы тварей, но и то, что могло бы произойти из нашей свободы, при других обстоятельствах, хотя фактически и не произошло. Мы не находим удовлетворительного объяснения этому Божественному предвидению действительного и возможного будущего, если Бог знает все только Сам в Себе и если нет абсолютного предопределения бытия твари и в добре и во зле.